Глава 25
ГРЕЗЫ О ГАЛАДЕ

Вместо того чтобы вернуться в свое тело, Эгвейн будто плыла в темноте. Ей казалось, она сама стала темнотой, совершенно в ней растворившись. Она не знала, где находится ее тело, выше, ниже или сбоку — она лишилась чувства пространства. Но девушка знала, что оно где-то рядом, что в любое мгновение она может вернуться в него. Повсюду вокруг мигали во мраке светлячки неисчислимый рой, постепенно исчезавший в невообразимой дали. Это были сны — сны айильцев в лагере, сны мужчин и женщин по всему Кайриэну, сны людей, разбросанных по всему миру, мерцали перед ней.

Теперь Эгвейн могла различить ближайшие огоньки и назвать имена тех, кому эти сны принадлежали. Искорки очень напоминали светлячков — именно это обстоятельство доставило ей в самом начале столько волнений и трудностей, но теперь они стали для нее такими же индивидуальными, как и лица. Сны Ранда и Морейн выглядели тусклее, их сияние приглушали выставленные охранные стражи. Сны Эмис и Бэйр были яркими и мерно пульсировали; по-видимому, Хранительницы поступили именно так, как советовали Эгвейн. Не увидев огоньков-снов Хранительниц, она тотчас юркнула бы в свое тело. Эмис с Бэйр умели странствовать по этой темноте намного лучше Эгвейн — об их присутствии она узнала бы не раньше, чем они с упреками набросились бы на нее. Научись Эгвейн опознавать и сны Илэйн с Найнив, она имела бы возможность отыскать их в этом громадном созвездии, в каком бы отдаленном уголке мира те ни находились. Но сегодня ночью в ее намерения не входило наблюдать за чьими бы то ни было снами.

Эгвейн прилежно выстроила перед мысленным взором четко запечатлевшийся в памяти образ и вновь очутилась в Тел'аран'риоде — в маленькой, лишенной окон комнатушке в Башне, в той самой келье, где жила, будучи послушницей. К выкрашенной в белый цвет стене примыкала узкая кровать. Напротив двери стояли умывальник и трехногий табурет; на вбитых в стену колышках рядом с белым плащом висели платья и сорочки из белой шерсти — одежда нынешней обитательницы кельи. С той же вероятностью комнатка могла быть и свободной уже многие годы Башне не удавалось заселить все отведенные послушницам помещения. Пол был таким же светлым, как стены и одежда. Несомненно, каждый день живущая тут послушница на четвереньках скребет пол до белизны. В свое время тем же занималась и Эгвейн, и жившая в соседней келье Илэйн. Если на обучение в Башню приедет королева, и ее жизнь здесь начнется в келье вроде этой и с непременного мытья полов.

Когда взор Эгвейн вновь скользнул по одежде, она висела уже несколько по-иному, но девушка не обратила на это внимания. Готовая в один миг обнять саидар, Эгвейн приоткрыла дверь и высунулась в коридор. И облегченно перевела дыхание, увидев, что из соседней двери, точь-в-точь как она сама, выглядывает Илэйн. Эгвейн тешила себя надеждой, что у нее не такой неуверенный вид и не такие большие глаза, как у подруги. Девушка замахала рукой, и Илэйн поспешно юркнула в келью к Эгвейн; белое послушническое платье превратилось в светло-серое шелковое для верховой езды. Эгвейн же ненавидела серые платья — такие носили дамани.

Эгвейн еще мгновение постояла, обводя взором обнесенные балюстрадой галереи, где разместились послушницы. Галереи уходили вверх ряд за рядом и этаж за этажом тянулись вниз, до самого Двора Послушниц. Не то чтобы Эгвейн и в самом деле ожидала, что где-то там притаилась Лиандрин или что-то пострашнее, но осторожность никогда не повредит.

— Я подумала, что ты именно это и хотела сказать, — промолвила Илэйн, когда подруга закрыла дверь. — Ты себе не представляешь, как трудно не забыть, кому и что я могу сказать. Иногда мне хочется все рассказать Хранительницам Мудрости. Пусть они знают, что мы всего-навсего Принятые, и покончим с этим.

— Ты-то с этим покончила бы, — твердо заявила Эгвейн. — А мне приходится спать от них не далее чем в двадцати шагах.

Илэйн передернулась:

— Эта Бэйр... Она мне Лини напоминает — у той всегда такой же вид был, когда я ломала какую-то вещь, которую мне строго-настрого запретили трогать.

— Погоди, я тебя еще с Сорилеей познакомлю, — пообещала Эгвейн. Илэйн с сомнением посмотрела на нее. М-да, пожалуй, Эгвейн и сама относилась к Сорилее скептически, пока не встретилась с ней. Правда, не так-то просто познакомить Илэйн с Сорилеей. Эгвейн поправила шаль. — Расскажи мне о встрече с Бергитте. Это ведь Бергитте была? Да?

Илэйн отшатнулась, точно от удара в живот. На миг она прикрыла глаза, потом вздохнула — будто ее до пят наполнило воздухом.

— Я не могу об этом говорить.

— Что значит — не можешь говорить? Язык-то у тебя есть. Это была Бергитте?

— Эгвейн, я не могу. Поверь мне. Я бы рассказала, но не могу. Вот если... я попробую спросить... — Будь Илэйн из тех женщин, которые в отчаянии ломают руки, сейчас она делала бы именно это. Она открывала и закрывала рот, но не издавала ни звука; взор ее бегал по комнатке, словно в поисках подмоги или наития. Глубоко вздохнув, Илэйн вперила настойчивый взгляд в глаза Эгвейн: — Что бы я ни сказала, любое мое слово неминуемо нарушит обещание, которое я поклялась сдержать. Даже этим я преступаю доверие. Пожалуйста, Эгвейн!.. Ты должна мне поверить. И ты никому не должна говорить о том, что ты... как тебе показалось, видела.

Эгвейн согнала с лица хмурое, непреклонное выражение.

— Я тебе верю. — По крайней мере теперь она уверена, что ей ничего не померещилось. Бергитте! О Свет! — Надеюсь, когда-нибудь ты поверишь мне настолько, чтобы рассказать.

— Да я тебе верю, но... — Покачивая головой, Илэйн присела на краешек аккуратно заправленной кровати. — Мы слишком часто храним секреты, Эгвейн, но порой на то есть причина.

Чуть погодя Эгвейн кивнула и села рядом.

— Когда сможешь, тогда и скажешь. — Вот и все, что сказала Эгвейн, но Илэйн с облегчением обняла подругу.

— Эгвейн, я твердила себе, что не стану об этом спрашивать. Просто наконец перестану забивать себе этим голову. — Серое дорожное платье сделалось блестящим зеленым нарядом; наверное, Илэйн не осознала, как глубоко вдруг опустился вырез ее платья. — Но... с Рандом все в порядке?

— Он жив и здоров, если ты об этом спрашиваешь. В Тире я посчитала, что он жесток, но сегодня я слыхала, как он угрожал повесить того, кто пойдет против его приказов. Нет, приказы его не дурны... Он запретил отбирать еду без оплаты и убивать людей, но все же... Они первыми провозгласили его Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом, они без колебаний последовали за ним из Пустыни. И он угрожал им — безжалостный, как холодная сталь.

— Это не угроза, Эгвейн. Он — король, что бы кто ни говорил — ты, он сам, кто-то еще. А король или королева должны отправлять правосудие без страха перед врагами и не делать скидок друзьям. Любой в роли судьи обязан быть суровым и твердым. Иногда по сравнению с матушкой городские стены казались мягкими и податливыми.

— Он не должен быть таким высокомерным, — ровным голосом произнесла Эгвейн. — Найнив сказала, чтоб я напомнила ему, что он всего лишь человек, но как это сделать — ума не приложу.

— Да, ему нужно напоминать, что он всего лишь человек. Но он вправе ожидать подчинения. — В голосе Илэйн звучали высокомерные нотки, пока она не опустила взгляд. Тогда она залилась румянцем, а зеленое платье вдруг обрело кружевной ворот, подпирающий подбородок. — Ты не ошибаешься, он и вправду настолько надменен? Точно? — сдавленно договорила она.

— Он самодоволен, точно боров на гороховом поле. — Эгвейн поерзала на кровати. Она помнила, что постель жесткая, но тонкий матрас казался куда мягче одеял, на каких она спала в палатке. О Ранде Эгвейн беседовать не хотелось. — Ты уверена, что та драка не вызовет неприятностей? — Вражда с Лателле вряд ли сделает дорогу подруг легче.

— Не знаю, что и будет. Лателле ведь затаила злобу на Найнив. Раньше-то все неженатые мужчины всецело были ее, она выбирала кого хотела, перебирала их, как свои игрушки. Думаю, не одна она так себя ведет — встречаются такие женщины. Алудра держится наособицу, а Керандин и гуся отпугнуть не могла бы, пока я ее не научила за себя постоять. Кларин же замужем за Петрой. Однако Найнив ясно дала понять, что оборвет уши всякому, кто даже помыслит с ней пофлиртовать. Вдобавок она извинилась перед Лателле, поэтому я надеюсь, что все уладится.

— Она извинилась?

Илэйн кивнула, на лице ее отразились не меньшие изумление и озадаченность, чем на лице Эгвейн.

— Мне показалось, она отколотит Люка, когда тот заявил, что она должна попросить прощения. Кстати, по-видимому, к себе он ее предостережение не относит. Так вот, Найнив извинилась, хоть целый час ходила туча тучей. Как ни странно, что-то о тебе бурчала. — Илэйн помешкала, искоса кинув на Эгвейн испытующий взгляд. — Ты ей в последнюю встречу что-то сказала? С той поры ее... точно подменили. И иногда она сама с собой разговаривает. Точнее, спорит. Судя по той малости, что я услышала, с тобой спорит.

— Я не сказала ничего, чего не стоило говорить. — Итак, что бы ни произошло между ней и Найнив, это еще действует. Либо так, либо Найнив копит гнев и выплеснет его при следующей встрече. Нет, Эгвейн больше не станет мириться со вспыльчивостью Найнив. Тем более теперь, когда она поняла, что это вовсе не обязательно. — Передай ей от меня, что ей слишком много лет, чтобы в драке по земле кататься. Если она снова ввяжется, у меня найдутся для нее слова похлеще. Дословно передай: «Хуже будет».

Пусть Найнив переваривает ее слова до следующего раза. Либо она будет кроткой, как ягненок... Либо Эгвейн придется исполнить свою угрозу, довести ее до логического конца. В обращении с Силой Найнив, может, и лучше — когда сумеет направить, но здесь сильнее Эгвейн. Так или иначе, с раздражительностью Найнив надо покончить.

— Я ей скажу, — сказала Илэйн. — Ты тоже изменилась. Кажется, и тебе передалось что-то от Рандовой заносчивости.

Эгвейн не сразу сообразила, что имеет в виду подруга; помогла легкая, но довольная улыбка Илэйн.

— Не говори ерунды, — промолвила Эгвейн.

Илэйн рассмеялась и обняла подругу:

— Ох, Эгвейн, придет день, и ты взойдешь на Престол Амерлин, а я стану Королевой Андора.

— Если Башня уцелеет, — рассудительно заметила Эгвейн, и смех Илэйн оборвался.

— Эгвейн, Элайде не уничтожить Белую Башню. Что бы она ни делала, Башня устоит. Скорей она не удержится на Престоле Амерлин. Как только Найнив припомнит название того городка, готова поспорить, что там мы найдем Башню в изгнании. Там будут все Айя, кроме Красной.

— Надеюсь. — Эгвейн поймала себя на том, что не скрывает печали. Она хотела, чтобы Айз Седай поддержали Ранда и пошли наперекор Элайде, но это наверняка приведет к расколу в Башне, которая, может статься, никогда более не будет единой.

— Мне пора возвращаться, — сказала Илэйн. — Найнив настояла, чтобы та из нас, которая не отправилась в Тел'аран'риод, бодрствовала. А у нее голова просто раскалывается — ей надо бы выпить какого-нибудь из своих настоев и лечь. Не понимаю, почему она так настаивала... Допустим, одна из нас не спит, ведь помочь она ничем не сумеет! А знаем мы обе достаточно, чтобы на рожон не лезть. — Зеленое платье Илэйн на миг превратилось в белую куртку и мешковатые желтые шаровары Бергитте, потом вновь обрело прежний вид. — Она сказала, чтобы я тебе не говорила, но ей кажется, будто Могидин пытается найти нас. Ее и меня.

Напрашивающегося вопроса Эгвейн задавать не стала. Не приходится сомневаться: это как-то связано с тем, что подругам сказала Бергитте. Почему Илэйн так упорствует, стремясь сохранить этот секрет? Потому что обещала. Илэйн никогда в жизни не нарушит данного ею обещания.

— Передай ей, пусть поостережется. — Маловероятно, чтобы Найнив сидела сложа руки, подозревая, что за ней охотится одна из Отрекшихся. Несомненно, она вспомнит, как однажды уже одолела эту женщину, а храбрости у Найнив всегда было больше, чем здравого смысла. — К Отрекшимся нельзя относиться беспечно. Как, кстати, и к Шончан, пусть они даже считаются дрессировщиками зверей. Так ей и скажи.

— Думаю, если я попрошу тебя быть осторожной, ты тоже не послушаешься.

Эгвейн удивленно взглянула на подругу:

— Я всегда осторожна. Тебе это известно.

— Ну конечно. — Последнее, что увидела Эгвейн, когда Илэйн медленно растаяла в воздухе, была очень довольная улыбка.

Сама Эгвейн уходить не торопилась. Если Найнив не вспомнит, где назначен сбор Голубых, то, может, Эгвейн сама все выяснит. Идея была не нова — со времени последней встречи с Найнив она уже не раз совершала вылазки в Башню. Эгвейн превратила свое лицо в лицо Энайлы, обзавелась огненно-рыжими волосами до плеч, на ней оказалось платье Принятой с цветными полосами по подолу. Потом девушка представила себе вычурно обставленный кабинет Элайды.

Кабинет был таким же, каким она видела его в прежние посещения, только с каждым разом все меньше становилось украшенных резьбой в виде виноградных лоз табуретов, широкой дугой выстроившихся перед обширным письменным столом. Над камином висели те же картины. Эгвейн направилась прямиком к столу, отодвинула в сторону троноподобный стул с выложенным драгоценной костью Пламенем Тар Валона, потянулась к лакированной шкатулке для бумаг. Приподняв крышку, украшенную бьющимися в облаках соколами, девушка как могла быстро принялась просматривать пергаменты. И все равно некоторые исчезали, не успевала она и до середины дочитать, другие изменялись на глазах. И заранее сказать, какой документ важен, а какой пустяк, было невозможно.

Большая часть бумаг казалась донесениями о неудачах. По-прежнему неизвестно, куда увел свое войско лорд Башир, — об этом сообщалось с оттенком беспокойства и огорчения. Это имя затронуло какие-то струны в глубинах памяти Эгвейн, но, не имея времени на раздумья, она решительно отодвинула пергамент в сторону и взялась за следующий лист. Раболепный доклад, преисполненный панических настроений, извещал: нет никаких сведений о местонахождении Ранда. Хорошая новость, ради нее одной стоило отправиться на разведку в Башню. Последние вести из Танчико поступили больше месяца назад, а тамошние глаза и уши всех Айя, так же как и во всем Тарабоне, продолжают молчать; доносительница во всем винила царящую в стране анархию. Слухи о том, что кто-то захватил Танчико, подтвердить не представлялось возможным, но в докладе выражалось предположение, что без Ранда дело не обошлось. Еще лучше — пусть Элайда ищет его не там, где он есть, а в тысячах лиг. Смятенное сообщение гласило, что Красная сестра в Кэймлине утверждает, будто видела Моргейз на приеме, хотя агенты различных Айя доносят из Кэймлина, что она целые дни проводит затворницей. Стычки в Пограничных Землях, вероятно, мелкие восстания в Шайнаре и Арафеле; пергамент пропал из рук Эгвейн раньше, чем она успела узнать о причинах подобного состояния дел. Пейдрон Найол созывает Белоплащников в Амадицию, возможно, с целью двинуться против Алтары. Хорошо, что Илэйн с Найнив самое позднее через три дня уберутся оттуда.

Следующий пергамент касался Илэйн и Найнив. Вначале автор донесения настойчиво советовала не наказывать упустившую их агентку — Элайда вычеркнула эти строки уверенным росчерком и написала на полях: «Наказать в назидание!» Затем, когда последовало подробное описание мер, направленных на поиски этой пары в Амадиции, одиночный лист превратился в целую пачку, еле помещавшуюся в руках, оказавшуюся, похоже, сметами на работу каменщиков и строителей для возведения во владениях Башни личной резиденции Амерлин. Судя по числу страниц, скромный домик больше походил на дворец.

Эгвейн выпустила страницы, и они исчезли, не успев разлететься по столешнице. Лакированная шкатулка вновь была закрыта. Девушка знала: тут можно всю жизнь провести, роясь в документах, — в ларце их всякий раз лежало все больше, и они всегда оказывались разными. Чем недолговечнее было нечто в мире яви — письмо, обрывок полотна, чаша, которую то и дело переставляли с места на место, — тем менее устойчиво оказывалось его отражение в Тел'аран'риоде. Да и нельзя задерживаться здесь: когда спишь и находишься в Мире Снов, ни тело, ни разум не отдыхают, как в обычном, ничем не тревожимом сне.

Поспешно выйдя в приемную, Эгвейн подошла к письменному столу Хранительницы Летописей и потянулась было к аккуратной горке свитков и к стопке пергаментов, некоторые из которых оказались снабжены печатями, как комната вдруг будто замерцала. Не успела девушка даже задуматься, что все это означает, как дверь открылась и через порог шагнул улыбающийся Галад. Камзол из голубой парчи обтягивал широкие плечи, штаны в обтяжку подчеркивали форму мускулистых ног.

Эгвейн глубоко вздохнула — внутри у нее все задрожало. Нет, нечестно, чтобы мужчина был так хорош собой.

Галад подошел ближе, его темные глаза сверкали, он провел кончиками пальцев по щеке девушки.

— Не хочешь ли погулять со мной в Водном садике? — негромко спросил он.

— Если вам ласкаться да обниматься вздумалось, — раздался бодрый женский голос, — могли бы и другое место найти.

Эгвейн, точно ужаленная, повернулась и вытаращила глаза на сидящую за столом Лиане — с палантином Хранительницы Летописей на плечах и доброй улыбкой на меднокожем лице. Дверь в кабинет Амерлин была распахнута, внутри, возле простого, без вычурных украшений, отполированного до блеска письменного стола стояла Суан. Она читала длинный пергамент, на плечах ее красовалась полосатая накидка — знак высокого положения. Безумие!

Эгвейн кинулась прочь, даже не сообразив, что за образ сложился у нее, и обнаружила себя, тяжело дышащую, на Лужайке, в Эмондовом Луге — вокруг дома с соломенными крышами, из нагромождения камней на краю просторной, поросшей зеленой травой площади журча бьет Винный Ручей. Возле стремительного, раздавшегося вширь потока стоит небольшая гостиница отца Эгвейн — первый этаж сложен из камня, нависающий над ним второй белеет штукатуркой. «Единственная такая крыша во всем Двуречье» — частенько говаривал Бран ал'Вир о своей красной черепице. Возле гостиницы «Винный Ручей» виднелся большой каменный фундамент, в центре его раскинул ветви громадный дуб. Фундамент этот был много старше гостиницы Брана, но кое-кто утверждал, что тут, рядом с Винной Рекой, какая-то гостиница давала путникам приют более двух тысяч лет.

Дура, выругала себя Эгвейн. Надо же, сама так упорно вдалбливала Найнив о снах в Тел'аран'риоде и чуть не угодила в один из собственных снов. Едва сама себя в него не поймала! Впрочем, странно, почему Галад? Да, иногда он ей снился. Щеки Эгвейн стали пунцовыми — она его не любила, нельзя даже сказать, что он ей очень нравится, но он красив, и в тех грезах было много больше, чем она желала от него. Куда чаще Эгвейн грезила о его брате Гавине, но и эти сны так же глупы. Что бы ни твердила Илэйн, Гавин никогда не намекал Эгвейн о своих чувствах.

Все дело в той дурацкой книге, со всеми этими сказаниями о влюбленных парах. Эгвейн решила: утром, сразу как проснется, отдаст книгу Авиенде. И надо обязательно сказать подруге, что та читает ее вовсе не из-за приключений.

Но уходить Эгвейн не хотелось. Милый сердцу край. Эмондов Луг. Родной дом. Последнее место, где она чувствовала себя в безопасности. Минуло больше полутора лет с тех пор, как она видела Эмондов Луг в последний раз, однако все казалось таким же, как она помнила. Впрочем, не все. На Лужайке на высоких шестах развевались два больших знамени: одно — с красным орлом, другое — с такой же красной волчьей головой. Интересно, Перрин имеет какое-то отношение к флагам? Эгвейн не могла представить, при чем тут он. Однако, как сказал Ранд, Перрин отправился домой, и девушка не раз видела его во сне вместе с волками.

Ладно, хватит попусту стоять. Пора и...

Из гостиницы вышла ее мать, седеющая коса перекинута на плечо. Несмотря на годы, Марин ал'Вир оставалась по-прежнему привлекательной, стройной женщиной, и все Двуречье знало ее как непревзойденную мастерицу по части всяких вкусностей. Эгвейн слышала, как в общем зале смеется отец — там он заседал вместе с остальными членами Совета Деревни.

— Ты все еще тут, дитя мое? — обратилась к Эгвейн мать — добродушно ворча, но довольная. — Ты ведь уже не первый день замужем и должна понимать, что мужу ни к чему знать, как ты тоскуешь без него. — Качнув головой, она рассмеялась: — Ну вот, уже поздно. Вот и он!

Снедаемая нетерпением, Эгвейн повернулась, взор метнулся мимо играющих на Лужайке ребятишек. Под копытами скачущего галопом коня дробно простучали балки низкого Фургонного Моста, и перед Эгвейн спрыгнул с седла Гавин. Высокий и широкоплечий, он был в шитой золотом красной куртке. Такие же золотисто-рыжие локоны, как у сестры, и изумительные темно-голубые глаза. Конечно, Гавин не отличался чарующей красотой своего единокровного брата, но сердечко Эгвейн забилось куда чаще, чем при виде Галада — Галада? Что? — и она приложила ладони к животу в тщетной попытке утихомирить гигантских бабочек.

— Ты скучала по мне? — улыбаясь, спросил Гавин.

— Капельку. — Почему я подумала о Галаде? Как будто я видела его несколько секунд назад. — Так, изредка, когда ничего занятного на глаза не попадалось. А ты по мне скучал?

Вместо ответа Гавин подхватил ее, оторвал от земли и поцеловал. Эгвейн больше ни о чем и не думала, пока он не поставил ее обратно на ватные ноги. Знамена исчезли. Какие знамена?

— Вот он, — промолвила мать, подходя к ним с младенцем на руках. — Вот ваш сыночек. Хороший мальчик! Никогда не плачет.

Гавин со смехом взял ребенка, поднял его на вытянутых руках:

— Эгвейн, у него твои глаза. Ох и повздыхают же о нем девчонки!

Эгвейн попятилась, замотав головой. Были же знамена! Красный орел и красная волчья голова. И она в самом деле видела Галада! В Башне.

— НЕЕЕЕЕЕТ!

И Эгвейн бросилась прочь, выскочив вон из Тел'аран'риода в свое тело. Она еще успела подумать, какой же глупой оказалась, позволив собственным фантазиям едва не поймать себя в ловушку, прежде чем погрузилась в свой, ничем не угрожающий ей сон. Гавин галопом промчался по Фургонному Мосту, соскочил с седла...

Выйдя из-за крытого соломой домика, Могидин с ленцой принялась гадать, в какой же глухомани находится эта маленькая деревушка. Обычно в таком захолустье не ожидаешь увидеть развевающиеся знамена. Девушка оказалась сильнее, чем предполагала Могидин, и спаслась из сплетенной ею паутины Тел'аран'риода. А ведь даже Ланфир, сколь бы кичливо о том ни заявляла, не сумела бы здесь добиться большего. Тем не менее девчонка представляет интерес лишь постольку, поскольку разговаривала с Илэйн Траканд, которая может привести к Найнив ал'Мира. Единственная причина, почему Могидин захотела избавиться от девушки, поймав ее в ловушку, заключалась в том, что Отрекшаяся не желала, чтобы кто-то свободно разгуливал по Тел'аран'риоду. И без того плохо, что приходится вынужденно делить его с Ланфир, а тут еще эта приблуда...

Но Найнив ал'Мира... Эту женщину она заставит умолять о позволении служить себе. Ее Могидин намеревалась захватить во плоти. Может, даже попросит Великого Повелителя даровать мерзавке бессмертие, чтобы эта Найнив вечно терзалась и сожалела, что посмела перейти дорогу Могидин. И выходит, она вместе с Илэйн стакнулась с Бергитте? Вот и еще одна причина примерно наказать ее. Давным-давно, еще в Эпоху Легенд, Бергитте даже не ведала, кто такая Могидин, но сорвала столь превосходно задуманный Могидин план. А какой был великолепный замысел — захватить не кого-нибудь, а Льюса Тэрина! Но Могидин узнала ее. Да вот жалость, Бергитте — тогда ее звали Тиадра — умерла раньше, чем ее настигла месть Могидин. Не успела она тогда разобраться с дерзкой лучницей. Но смерть — не наказание и не конец, особенно если она означает жизнь тут.

Найнив ал'Мира, Илэйн Траканд и Бергитте. Этих трех она отыщет обязательно и непременно с ними разделается. И действовать будет из теней, так, что они ни о чем не догадаются, пока не окажется слишком поздно. Она покончит со всеми тремя, без исключения.

Могидин исчезла, а знамена все плескались под слабым ветерком Тел'аран'риода.