Книга: Пощады не будет
Назад: 1
Дальше: 3

2

— Здравствуй, милая, как ты? — ласково сказал Грон, входя в спальню.
Мельсиль сидела в кресле недалеко от открытого окна и читала. Услышав вопрос Грона, она подняла голову и улыбнулась.
— Сегодня почти хорошо. Даже съела немного фруктов. Он, — она положила руку себе на живот, — уже стучит пяточкой. Хочет в наш мир.
Грон, улыбаясь, кивнул. Мельсиль была уверена, что носит сына. Хотя в этом мире пока еще никто не мог определить пол будущего ребенка с достаточной точностью. Нет, и мастре Камилион, и леди Жалези, один по форме живота, а другая по количеству и форме пятен пигментации, также подтвердили, что ожидается мальчик. А когда Грон, выбрав момент, спросил у Мельсиль, на чем же основывается ее уверенность, она внезапно зябко охватила руками плечи и, передернув ими, тихо произнесла:
— Этот мир не для женщин-властителей. Хватит того, что пережила я.
И Грон почувствовал, как намертво стискиваются его челюсти, чтобы не выпустить наружу глухой, но яростный рык пробуждающегося внутри него зверя…
— А как прошел твой день?
— Нормально, — отозвался Грон, стягивая с плеч камзол и стаскивая через голову нижнюю рубашку. — Сегодня из Геноба приехал барон Экарт. Мы с ним очень славно поговорили.
— Да уж знаю, — усмехнулась королева. — Он забегал ко мне после аудиенции у графа Эгерита. Пел тебе дифирамбы. Все-таки ты умеешь влюблять в себя людей, моя радость.
— Куда уж мне до тебя, — рассмеялся в ответ Грон, направляясь в ванную комнату.
Хотя обычно в семьях знати муж и жена имели собственные апартаменты, вплоть до спальни, и муж посещал спальню жены лишь время от времени, они с Мельсиль продолжали делить общую. Даже несмотря на уже большой срок ее беременности. Мельсиль нравилось чувствовать его рядом с собой, и, поскольку сейчас она спала плохо, Грон часто просыпался оттого, что она легонько гладит его по спине или прижимается щекой к его плечу либо кладет его руку себе на живот и шепчет: «Сынок, это твой папка. Он сильный и умный. Сильнее и умнее всех в этом мире. Ты тоже станешь таким, когда подрастешь». И млел от этого. К тому же он считал себя как бы последней линией обороны, если кому-то удастся прорваться сквозь все созданные им и маркизом Агюеном концентрические круги охраны. И хотя пока удавалось нейтрализовать угрозу на дальних подступах, но кто знает…
Помывшись, Грон вышел из ванной комнаты, которую оборудовали по его собственным вкусам, изготовив и установив первый в этом мире душ, подошел к Мельсиль и, подхватив на руки ее отяжелевшее из-за беременности тело, отнес ее в соседнюю залу, где им уже накрыли ужин. Несмотря на то что Мельсиль из-за токсикоза ела совсем мало, ужинали они всегда вместе. Королева говорила, что в этот момент ощущает себя добропорядочной хозяйкой усадьбы, кормящей мужа-добытчика, вернувшегося с поля. И это ощущение ей очень нравилось. Вообще, за прошедшее время у них все как-то устоялось, выровнялось. Таких всплесков, пожаров страсти, как ранее, практически уже и не случалось. Но взамен взрыву, буйному пожару пришло ровное и теплое пламя. Грону нравилось смотреть на ее лицо, нравилось чувствовать ее тепло рядом, нравились ее взгляды, которые она бросала на него украдкой, когда ей казалось, что он не видит. А ей… ей нравилось в нем все — его сила, его уверенность в себе, его готовность рвануться вперед, снося вековые деревья и скалы, едва только ему казалось, что кто-то или что-то готовится нанести ей вред или даже просто обиду… ну и терпение, с которым он принимал ее чисто женские смены настроения, всплески раздражения и просто внезапно накатившую меланхолию. Правда, до поры до времени. Если ей случалось перегнуть палку, то он мгновенно каменел, его лицо превращалось в безжизненную маску, и тогда уже она вскидывалась и начинала ластиться к нему, вновь вызывая на его лице такую теплую и ласковую улыбку. Мужчина, особенно ее мужчина, — это сильный и яростный зверь, раздражать которого просто глупо.
— Нам снова предстоит война? — спросила Мельсиль, когда Грон покончил с кабаньей ногой.
Он замер.
— С чего ты взяла? — спросил он спустя некоторое время, поражаясь ее интуиции.
— Не знаю. — Мельсиль зябко повела плечами. Когда срок беременности достиг семи месяцев, она сильно сократила аудиенции. Но при этом старалась все равно держать руку на пульсе жизни своего королевства. — Не знаю, — повторила она. — Просто все вокруг стараются делать вид, что все идет просто отлично. А так обычно бывает, только если близятся какие-нибудь сильные неприятности. К тому же барон сказал, что ты собираешься в Загулем.
— Но я же граф Загулема, милая. Я и так провожу в своем графстве дай бог один месяц в году. Да меня впору лишать домена за столь явное небрежение его интересами.
— Но в этом году ты там уже был, — возразила ему Мельсиль, — к тому же с такими управляющими, как Пург и мастре Эмилон, дела там просто не могут идти плохо. Значит, дело в чем-то другом… Например, тебе необходимо проинспектировать свою оноту и коронные полки, стоящие в городе гарнизоном.
Грон восхищенно покачал головой. Его всегда удивлял редкий синтез способностей жены. Она не только умела, как могут не слишком многие, но лучшие из женщин, вычислять подоплеку событий по реакции на них окружающих, но и была способна выстроить сложную логическую цепочку. Каковую были способны выстроить очень немногие из мужчин. А ведь логика считается епархией мужчин просто потому, что использует приемы и методы, считающиеся принадлежностью мужского типа мышления… Нет, что бы там ни говорили, Агбер все-таки основной своей тяжестью лежал на хрупких плечиках королевы, а не на могучих плечах принца-консорта. Да, возможно, он принял на себя намного большую долю власти, чем до этого позволяли себе… а вернее, позволялось принцам-консортам, но королева все равно оставалась королевой.
— Ну… кое в чем ты права, милая, — несколько смягченно отозвался Грон. — Но ведь нам никто и не обещал легкой жизни.
— А почему ты просто не убьешь его, Грон? — внезапно спросила Мельсиль.
И ему не надо было объяснять, кого она имеет в виду.
— Это не так-то просто сделать, Мельсиль, — посерьезнев, сказал Грон. — Он очень силен у себя. И мне пока до него не дотянуться.
— А если просто захватить Насию?
— Сейчас это будет очень кровавая война, моя дорогая. Которая будет вестись не только где-то там, далеко, только лишь королевскими армиями, но и полыхнет здесь, в Агбер-порте и других провинциях. В ней, начни мы ее сейчас, сгорит половина Агбера. И не только Агбера. Ты готова зажечь такую войну, моя любовь?
— Нет! — Мельсиль вздрогнула и обеими руками обняла свой живот. — Нет, не надо.
— И я — нет, — кивнул Грон. — К тому же, захватив Насию, я могу вовсе и не покончить с ним. Он очень хитер и опытен. И, я уверен, заранее подготовил себе тайные логова, причем, весьма возможно, не только в Насии и даже вообще не в Шести королевствах. Поэтому я должен сначала обложить его, как… крысу. Перекрыть ему все пути, по которым он попытается ускользнуть, и лишь затем ударить. И я работаю над этим. Но это очень долгий процесс. Поэтому он еще многие годы будет исподтишка гадить нам, иногда по мелочам, иногда по-крупному. И будут гибнуть люди и пылать дома. С этим ничего не поделаешь. Надо набраться терпения, чтобы когда-нибудь, когда мы будем полностью готовы, все это прекратить. Раз и навсегда. — Он замолчал, будучи не слишком уверенным в том, что это действительно удастся сделать.
Уж очень велика была разница в классе между бароном и теми, кого он пошлет его ловить. А на то, что им придется столкнуться лицом к лицу, надежды было мало. Владетель никогда не даст ему столь много удачи. Но как цель, как задачу он ставил себе именно это. К тому же чем лучше они смогут выявить всю структуру и всех людей барона, тем более сильный удар сумеют нанести. А на это тоже требовалось время.
Мельсиль некоторое время молчала, размышляя над его словами, а затем тихонько вздохнула:
— Я поняла, любимый, но… жалко. Сколько людей, которые могли бы жить, погибнут за это время.
— Все имеет свою цену, — тихо отозвался Грон. — И если есть возможность заплатить деньгами, то это самое выгодное коммерческое предложение, которое только можно себе представить. К сожалению, жизнь — не воскресный базар на храмовой площади, и торгуются здесь не за пучок зелени. Поэтому часто приходится платить жизнями, своими и жизнями подданных, которые тоже наши, в гораздо большей степени, чем… тем, кто получает власть на время. — Он хотел сказать, чем любому президенту или премьер-министру, но вовремя вспомнил, что здесь эти слова не только ничего не значат, но даже еще неизвестны. — И мы можем отказаться платить так, только вообще отказавшись от права решать и править. А ты готова взвалить это бремя на кого-то еще, способного нести его лучше нас с тобой? Потому что каждая ошибка властвующего — это… переплата. Голодом, кровью виновных и невинных, смертью…
— Прости, Грон, — покаянно произнесла Мельсиль, — я знаю, сколько всего ты тащишь на себе. А тут еще я со своими женскими соплями. Просто… когда он появился, — она погладила свой живот, — мне вдруг страстно захотелось мира и покоя. И я не могла не попытаться уговорить тебя совершить чудо. Ты же способен на чудо, я ведь не раз убеждалась в этом, вот и теперь мне хотелось… Прости меня, любимый.
Грон встал и, молча обойдя разделявший их стол, обнял жену. Она прижалась к нему и затихла…

 

На следующее утро Грон выехал в Загулем. Он взял с собой небольшой конвой из числа королевских латников и шестерых спецов из школы, которую он создал в рамках службы охраны королевы. Отбор людей в эту школу они вели постоянно, причем почти половина выпускников не оставались в структуре службы охраны, а уходили служить в другие места. Вот и сейчас четверо из шести не должны были вернуться вместе с Гроном в Агбер-порт. Двое передавались в подчинение Бровану, сидевшему в Загулеме, будто паук, раскинув свои сети на север Агбера, Насию, а также на Брект и Шалуб. А еще двое должны были продолжить свой путь, чтобы в конце концов очутиться на обширных складах мастре Тилима, уважаемого и богатого купца из Дагабера, торгующего льном, маслом и солью, бывшего ученика мастре Эмилона, а ныне главы только зарождающейся разведывательной сети Грона в столице Насии. Для них это путешествие было чем-то вроде послевыпускной практики, ибо на самом деле они только числились в отряде. Пределы королевского дворца Грон покинул только лишь в сопровождении латников и с этим же эскортом выехал из ворот Агбер-порта. Где и как будут передвигаться эти шестеро, никто не должен был видеть. И только в Загулеме они должны были явиться пред светлые очи принца-консорта и доложить ему, как и в каком порядке двигался его отряд, где и какие остановки делал, что на них происходило, ну и так далее… Так что для передвижения по мирным и спокойным землям Агбера охрана была вполне достаточная, если не избыточная. Но так только казалось…
Первая неделя путешествия пролетела довольно быстро. И в общем спокойно. А вот вторая… До Авенлеба Грон добрался только на девятый день, поскольку по пути заехал в пару гарнизонов, один из которых располагался неподалеку от небольшого городка, в дне пути от Агбер-порта, а второй в бывшем разбойничьем замке почти на границе с графством Авенлеб. И если в первом гарнизоне все было в порядке — своим чередом шли занятия, а расположение полка потихоньку обустраивалось, то, когда он въехал в бывшее разбойничье гнездо, ему в глаза немедленно бросились распахнутые ворота и трое пьяненьких солдат, сидящих на поленнице с бутылками вина в руках. Все трое были в отличнейшем расположении духа и во все горло орали похабную песенку по ловкого солдата и дочку трактирщика. Грон натянул поводья и некоторое время рассматривал эту картину, а затем чуть повернул голову, ловя в поле зрения старшего своего конвоя, и едва заметно повел подбородком.
Спустя несколько мгновений трое весельчаков рысили в сторону Грона, повизгивая от звучных ударов хлыстами по спинам. В любом ином случае Грон бы не допустил подобного обращения в отношении собственных солдат, но уж коли ты ведешь себя как быдло, будь готов к тому, что и с тобой будут поступать как с быдлом.
— Кто такие? — негромко спросил Грон.
Все три мгновенно протрезвевших весельчака оторопело пялились на внезапно возникшее перед ними привидение коннетабля Агбера.
— Во попали-то… — потерянно пробормотал один из них.
Грон легонько кивнул, и возвышавшийся за ними латник от души перетянул хлыстом одного из троицы, с нашивками капрала. Тот по-бабьи взвизгнул, но тут же опомнился и, приняв строевую стойку, отрапортовал:
— Караул шестого линейного пехотного полка, ваше высочество, как есть охраняем арестованного.
Грон удивленно вскинул бровь:
— Арестованного? Какого арестованного?
— Капитана Дежеуса, ваше высокопревосходительство.
— Капитана? И что же он такого натворил?
— Так это… — Капрал замялся. — Командир полка его светлость маркиз Когелен заарестовали. — Он замолчал.
Грон подождал еще пару минут, а затем снова кивнул латнику.
— Вайу! — взвизгнул капрал.
А латник пояснил:
— Когда его высочество спрашивает, следует отвечать, причем полностью, либо, если не знаешь, сказать, что не знаешь. И не дай Владетель тебе соврать!
Вразумление подействовало. Капрал поспешно заговорил:
— За непочтительность, ваше высочество. Маркиз Когелен заарестовали капитана Дежеуса за непочтительность. Капитан Дежеус изволили перечить и даже ругаться с маркизом.
— И это из-за чего же? — спросил Грон, уже зная ответ. Он отметил эти «заарестовали», «изволили», будто холоп говорит о барине. Это уже объясняло все.
Капрал замялся:
— Так ведь… это… капитан из бывших сержантов… еще под вашим началом в арженской кампании лейтенанта получили, а недавно и капитана. Они, маленько того, к службе ревнивые. А маркиз тут порядки завели, ну как в собственном замке. Выезды, охота… давеча вот тоже на охоту к графу Авенлеба ускакали с господами офицерами. А капитан тут порядок как во время переучивания хотели устроить. Ну и маркиз того, осерчали…
Грон помрачнел. Этот мир находился где-то на переходе от полностью феодального к более современному строю. И дворянские титулы тут временами еще означали земли, которыми эти бароны, графы и герцоги управляли, а не просто названия собственных поместий или вообще лишь цветистые приставки к имени. Но уже появилась и солидная прослойка тех, у кого за душой не было ничего, кроме титула и череды благородных предков. Многие из таковых честно старались быть достойными своих предков, в свою очередь множа славу своего родового имени, ну и собственный достаток тоже. Но многие хотели всего и сразу, да еще желательно побольше, побольше… считая, что все это должно принадлежать им по праву крови, и не собираясь ничего зарабатывать собственным трудом и служением, то есть тем, чем это и заработали их предки. Мол, предки постарались, так что теперь уж, пожалуйста, вынь да положь. А если никто не бросался со всех ног вынимать и класть, то они ничтоже сумняшеся подгребали под себя все, до чего могли дотянуться, и устраивались в соответствии со своими представлениями о правах и привилегиях. Именно из-за такого вырождения служилого сословия, начавшего избегать службы, то есть того бремени, которое и делало его служилым, и случались потом, через поколение-два, когда подобное отношение становилось повсеместным, всякие революции и гражданские войны. Либо подобные державы просто исчезали под напором других, более молодых, в которых таковое сословие еще знало свое место и свои обязанности.
Вот и этот маркиз, похоже, также считал себя обделенным тем, что принадлежало ему «по праву». И потому наградил этим себя сам, превратив гарнизон в собственный замок, а солдат в личную дворню и гауптвахтой затыкая рот офицерам, не согласным с подобным положением дел.
— Выпустить! — коротко приказал Грон.
Спустя две минуты к нему подвели высокого, могучего мужчину с начавшей седеть головой и роскошными, по моде всей королевской армии, усами.
— Капитан Дежеус?
Тот склонился в глубоком поклоне.
— Так точно, ваше высочество.
— Что творится в полку? Тот замялся:
— Ваше высочество, я некоторое время… не мог лично принимать участие в жизни полка… но… полагаю… командир дал личному составу выходной… поэтому все несколько…
Хм, не наушник и готов защищать даже такого командира. Этот капитан нравился Грону все больше и больше. Он окинул взглядом двор бывшего разбойничьего гнезда. Около сотни солдат повылезали из всяких щелей и теперь настороженно пялились на него.
— Хорошо, — кивнул Грон, — постройте полк.
Через полчаса во дворе замка выстроился прямоугольник из слегка покачивающихся шеренг. Большинство солдат оказались изрядно пьяны, хотя чему удивляться, если на ногах не держался даже караул.
Грон спрыгнул с коня, жестом показав, что латникам не требуется повторять это, и, чуть возвысив голос, приказал:
— Напра-во!
Колонна нестройно повернулась.
— Бего-ом марш!
Колонна, глухо бурча, разнобойно затопала по дороге. Грон побежал рядом, по обочине. Капитан Дежеус топал рядом.
Первые три сотни шагов в глубине колонны еще слышалось ворчание, но затем все затихло. Грон крутанул рукой, отправляя латников в конец колонны, и вскоре оттуда послышались хлесткие удары хлыстов.
Грон остановил колонну только через пять миль, добежав до подножия крутого холма. Несмотря на все усилия латников, полк растянулся почти на милю, так что, когда первые успели уже успокоить дыхание, последние еще только подтягивались к холму, едва переставляя ноги. Грон дождался последних, а затем легко взбежал вверх по склону на десяток шагов, чтобы быть видным всем — от первой до последней шеренги.
— Быдло! — негромко, но так, что это слово отчего-то было хорошо слышно всем, произнес Грон. — Тупое, пьяное и распоясавшееся быдло — вот вы кто, а не солдаты Агбера. Вы — хуже предателей, потому что из грозных воинов, при воспоминании о которых трепещут в страхе сердца насинцев, генобцев и всех, кто хоть раз в жизни посмел бросить вызов непобедимой армии королевства Агбер, вы превратились в бесполезное стадо свиней. Потому что от предателей и так все ждут подлости и трусости, а на вас… на вас бы надеялись те, кто вместе с вами держал бы линию, почитая ее несокрушимой. А вы? — В его голосе прозвучало столько презрения, что ближние к нему даже отшатнулись. — На что вы оказались бы способны? На бегство? На истошные вопли, в тот момент когда вас просто резали бы как свиней? Вы — дырка, вы — смерть ваших соратников, вы — позор своих семей и всего своего рода!
Колонна глухо молчала. Коннетабль говорил страшные, обидные слова, но за эти пять миль большинство успело протрезветь, так что они уже понимали, что все, что говорит коннетабль королевства, пусть горькая, противная, даже ненавистная, но правда. Вот только не вся правда…
Но это понимал и сам Грон. Он повернулся к капитану, с угрюмым видом стоявшему в строю вместе с солдатами:
— Капитан Дежеус!
— Я, ваше высочество!
Грон жестом подозвал его к себе, а когда тот вытянулся перед ним, громко, твердо произнес:
— Вручаю вам этот полк. Отныне вы — его командир.
Глаза капитана изумленно расширились, но затем он вытянулся еще больше и глухим от волнения голосом произнес:
— Слушаюсь, ваше высочество.
А Грон повернулся в сторону полка и добавил:
— А вы станете единственным в королевской армии полком, которым командует капитан. Понятно?
Это было очень серьезно. Ибо по положению о денежном довольствии финансы на подразделение или часть выделялись исходя из звания его командира, который потом и распределял их в соответствии со штатным расписанием. Так что этим решением весь полк садился на голодный паек и обрекался на денежное довольствие, обычно выделяемое на роту. Поэтому ответом Грону был тихий тоскливый всхлип. На большее никто не решился.
— И что-то для вас изменится, — продолжил между тем Грон, — только тогда, когда вы докажете мне, что снова стали настоящими солдатами. И учтите, я буду весьма пристрастным.
На этот раз ответом ему была тишина…
Маркиз Когелен изволил явиться в свой замок только через полтора дня. К тому моменту полк уже успел изрядно измениться. Двор был чисто выметен, на воротах стоял молодцеватый караул, а выделенные команды солдат усердно белили казарменные здания.
Маркиз, одетый в довольно шикарный камзол, правда не имеющий никакого отношения к военному мундиру, въехал в ворота и остановил коня.
— Хм, — недоуменно произнес он, — кто это тут так постарался?
— Сержант Леглен, вероятно, — наклонился к нему виконт Бевеньи, его самый близкий друг и прихлебатель, давно уже совершенно забивший на собственную роту, но зато неизменный соратник маркиза во всех его делишках и развлечениях. — Я вам докладывал, ваша светлость, чрезвычайно продувная бестия…
— Что ж, такое рвение следует поощ… — Маркиз запнулся и вытаращил глаза. — А кто это выпустил эту деревенщину?! — изумленно выпалил он, уставившись на капитана Дежеуса, который в идеально сидящем на нем мундире стоял на пороге полковой канцелярии и, сложив руки на груди, смотрел на маркиза и окружавших его офицеров.
— Действительно, — пробормотал виконт. — Что за наглость?!
Остальные офицеры, живописной кавалькадой столпившиеся за спиной маркиза, загомонили. Впрочем, не все. Где-то с десяток, наоборот, радостно переглянулись и слегка тронули коней, как бы отделяясь от этой толпы пышно разодетых бездельников.
— Да я сейчас!.. — наливаясь гневом, зарычал маркиз. — О-о, вот это кстати! — радостно воскликнул он, заметив белевшую свежим деревом виселицу, неизвестно откуда появившуюся в дальнем конце двора. — Я вижу, пора навести в моем замке порядок! — грозно вскричал он, трогая коня.
— Непременно, полковник, — внезапно послышался сбоку холодный голос. — Только не в замке, а в полку.
— Что это за наглая свинья смеет перечить мне в мо… — грозно начал маркиз, разворачиваясь в ту сторону, откуда раздался голос, и… осекся. Потому что прямо перед ним в окружении королевских латников стоял коннетабль Агбера и принц-консорт, его высочество Грон.
Немая сцена длилась почти минуту, а затем Грон молча кивнул в сторону маркиза. Четверо латников двинули коней и, вклинившись в ошарашенную кавалькаду, отсекли маркиза от остальных, после чего один из латников перегнулся через седло и, подхватив поводья, потянул лошадь маркиза за собой.
Маркиз опомнился только у самого подножия виселицы.
— Ваше высочество, — пискляво завопил он, — очень рад видеть вас! В моем полку…
— Уже не в вашем, — холодно отозвался Грон.
— Как?.. Почему?.. — изумленно заблеял маркиз, но в этот момент дюжий латник сдернул его с седла.
Маркиз не упал только потому, что еще двое подхватили его под мышки и, выдернув из богато украшенных ножен шпагу, поволокли на помост. В то же мгновение со стороны казарм послышался дробный рокот полковых барабанов, быстро приближающийся к виселице. Не успевшие отойти от изумления офицеры суматошно завертели головами. К виселице со всех сторон бежали солдаты в полном вооружении, быстро выстраиваясь в ровные шеренги. Те десять офицеров, что отделились от кавалькады маркиза, сообразили раньше остальных и, быстро спрыгнув с лошадей, заняли свои места во главе подразделений. Прихлебатели маркиза сбились в кучку, но по-прежнему сидели в седлах.
Грон твердым шагом поднялся по ступенькам на помост и, развернувшись в сторону построившегося полка, громко и четко произнес:
— Маркиз Когелен, бывший полковник и командир шестого линейного пехотного полка, за небрежение долгом и обязанностью дворянина, предательство интересов короны и народа Агбера властью, данной мне королевой, объявляется лишенным дворянского достоинства…
Глухо взрыкнули барабаны, и над головой скорчившегося и совершенно не понимающего, что происходит, маркиза дюжий латник сломал его собственную шпагу.
— …а также по совокупности всех этих преступлений и как лицо, не принадлежащее к служилому сословию, приговаривается к смертной казни через повешение.
— Ик!.. — икнул впавший в прострацию маркиз. Нет, все это было невозможно! Такого с ним, благороднейшим и знатнейшим, наследником долгих поколений знатнейших предков, обладателем чистой, незамутненной голубой крови, просто не могло быть! Это сон, только сон, пусть кошмарный, но всего лишь сон!.. — Ик!.. ик!.. ик!..
Вновь зазвучали барабаны. На шею маркиза набросили петлю, а затем все тот же дюжий латник мощным ударом ноги вышиб у него из-под ног колоду. Маркиз захрипел, засучил ногами, задергался… вздрогнул и замер. Его украшенные искусной вышивкой панталоны намокли и изрядно отяжелели, приняв в себя все то, во что превратились те элитные вина и тонкие блюда, которые маркиз вкушал еще только сегодня утром. Грон брезгливо поморщился и повернулся к капитану Дежеусу:
— Капитан, кто еще из офицеров полка требует примерного наказания?
Тот твердо встретил взгляд Грона. Затем медленно перевел свой взгляд на толпу окаменевших от ужаса разодетых в пух и прах офицеров, а потом вновь твердо посмотрел в глаза Грону.
— В моем полку, ваше высочество, таковых более нет.
— Что ж, — Грон позволил себе некое подобие улыбки, — в таком случае я и так уже слишком задержался в вашем полку, капитан. Так что до не слишком далекой встречи. — С этими словами Грон спустился с помоста виселицы, вскочил на коня, подведенного ему одним из латников, и спустя пару минут выехал за ворота.
В Авенлебе Грон задержался ненадолго. Объехал городскую стену, вспоминая дела дней не столь уж далеких, вытерпел торжественный ужин, организованный местным графом, ни словом не упомянув о судьбе его предыдущего гостя, но внимательно поглядывая по сторонам и делая кое-какие далеко идущие выводы, и на следующий день двинулся дальше.

 

Грона разбудил неясный шум. Они только дня два как выехали из Авенлеба и теперь двигались по землям соседнего с Загулемом баронства Перген. Завтра Грон собирался добраться до его столицы — Ругберта. Эта ночевка в придорожной таверне была совершенно обыденной. Хозяин, опознав самого принца-консорта, весь вечер метался с кухни в зал и обратно, вытаращив глаза и едва не теряя сознание от ощущения собственной важности и беспримерного рвения. Тем более что, кроме принца-консорта с эскортом, постояльцев в его таверне этим вечером больше не было.
Грон остановился в этой таверне в первый раз. В прошлые разы он передвигался с гораздо большим отрядом, поэтому перегоны были чуть поменьше. К тому же они часто ночевали в поле, поскольку трактиров и таверн, конюшни которых способны вместить сотню лошадей разом, на этом тракте пока встречалось не так-то много. Но после войсковой операции, которую Грон провел в прошлом году, заодно, кстати, проинспектировав состояние всех торговых трактов и обязав местных властителей привести в порядок мосты и переправы, многие купцы, ранее предпочитавшие везти товары через другие королевства, переориентировались на Агбер. Так что поток людей и грузов, передвигающихся по торговым трактам Агбера, заметно возрос. Посему многие придорожные таверны начали активно надстраиваться и расширять свои конюшни. Да и число таверн начало быстро расти. Но на этот раз в его отряде было не более тридцати человек, поэтому они не только двигались заметно быстрее, но и гораздо больше таверн устраивало их с точки зрения удобства размещения. Так они и попали в эту таверну.
Грон некоторое время лежал, прислушиваясь, а затем рывком отбросил одеяло и соскользнул с кровати. Шум стих, но ощущение опасности, которое в очередной раз разбудило его, никуда не исчезло. Грон быстро натянул на себя брюки и сапоги и, бросив взгляд на приоткрытое окно, осторожно свернул камзол и плащ и затолкал их под легкое лоскутное одеяло, которым укрывался. При первом взгляде казалось, что на кровати по-прежнему кто-то лежит. Затем он вытащил из ножен ангилот, пристроив их так, чтобы ножны были по-прежнему видны, но вот есть ли в них клинок, было неясно, и встал слева от двери. Несмотря на то, что из коридора ничего не было слышно и, скорее всего, все его приготовления выглядели глупо, Грон всегда исповедовал принцип, что лучше какое-то время побыть глупо выглядящим, чем, не сделав этого, внезапно оказаться мертвым.
Некоторое время ничего не происходило, а затем сквозь тонкую щель между дверью и косяком внутрь комнаты проникло узкое лезвие ножа. Грон зло ощерился. Вот тот неясный шум и получил свое объяснение. Похоже, латника, стоящего на часах у лестницы на второй этаж, тихонько придушили удавкой. И шум издавали его ноги, сучащие по полу в момент агонии. Между тем лезвие ножа зашевелилось, по миллиметру двигаясь туда-сюда и аккуратно сдвигая засов. Грон вжался в стену. Внутренние стены тут были довольно тонкие, из досок, так что хороший удар мечом должен был бы пробить ее насквозь.
Наконец засов едва слышно скребанул и выскочил из запорного кольца. Дверь оказалась открытой. Несколько мгновений ничего не происходило, потом лезвие ножа исчезло, и почти сразу же дверь начала тихо открываться. Приоткрывшись на ширину ладони, она замерла, а затем из-за ее обреза высунулось жало арбалетного болта, уютно устроившееся в ложе.
Гунц! Арбалетный болт пробил одеяло и завибрировал, воткнувшись в массивную боковину кровати.
— Ну что, готов? — послышался хрипловатый шепот.
— Вроде… даже не пикнул.
— Тогда пошли резать остальных.
— Погоди, Сосед говорил, что этот гад шибко живучий. Дай-ка я его еще и ножичком… для верности.
Дверь открылась чуть сильнее, и в комнату проскользнула гибкая тень. Грон выждал еще мгновение и с силой ударил ногой по двери. Та с размаху захлопнулась, судя во вскрику в коридоре заехав кому-то там по сопатке.
— Агбер и королева! — взревел Грон, делая выпад. — К оружию!
Тень оказалась чрезвычайно верткой, так что в плечо, как Грон собирался, он не попал. Пришлось довольствоваться резаной раной бедра, которую он нанес обратным движением ангилота. Уж больно мало места для маневра было у этого шустрого типа в столь небольшом пространстве комнаты, центр которой к тому же занимали массивный стол и стул.
— Ксаг, режь его! — заорал тот. — Он прямо перед дверью!
Грон поспешно качнулся влево и ударом ноги загнал засов обратно на свое место. Вовремя! Потому что сразу после этого дверь вздрогнула, как будто кто-то снаружи попытался распахнуть ее одним ударом.
— Придержи язык, гаденыш, — едва слышно прошипел Грон, а потом сделал еще один выпад ангилотом.
Противник снова уклонился, но оказалось, что этот выпад был только способом отвлечь внимание. Потому что когда тот качнулся в сторону, Грон от души врезал ему подъемом стопы прямо по раненой ноге. Тот взвыл и рухнул на пол. Грон быстро пришпилил его правое плечо к полу ангилотом, после чего метнулся к кровати и, с грохотом опрокинув ее, придвинул вплотную к двери. Он помнил, что арбалет остался снаружи, а для него тонкие внутренние стены что бумага. Но болт прилетел не оттуда, откуда он ожидал. Едва Грон склонился над глухо матерящимся убийцей и собрался выключить его, надавив на сонную артерию, как над его затылком повеяло ветерком. И в следующее мгновений в массивную спинку кровати вонзился арбалетный болт, прилетевший со стороны окна. Грон пригнулся и глухо выругался, чем тут же воспользовался распластанный под ним убийца, довольно ловко попытавшись вонзить нож ему в бок левой рукой. Возможно, он успел перекинуть нож из раненой правой руки в левую, а может, и вообще был левшой. Грону некогда было разбираться. Он просто выбил нож, а затем от души приложил убийцу в солнечное сплетение и, пока тот, хрипя и разевая рот, приходил в себя, наконец-то нащупал на его шее сонную артерию.
Схватка закончилась довольно быстро. Всего в составе напавшего на них отряда было почти сорок налетчиков. Семнадцать из них зарубили проснувшиеся и вступившие в бой латники, потеряв при этом восьмерых своих, еще пятнадцать прикончили шестеро выпускников школы, которым к тому же удалось еще шестерых захватить живьем. К сожалению, они также потеряли одного своего. Один из захваченных, оставшийся при лошадях под охраной троих рядовых налетчиков, оказался чрезвычайно ловким малым. И едва не выскользнул, пырнув одного из выпускников кинжалом в печень и едва не достав второго. Его удалось утихомирить только после третьего ранения, все они, к счастью, были неопасными для его жизни. Так что у Грона возникла прекрасная возможность позадавать ему всякие интересные вопросы. Ну и одного, оказавшегося первым подручным главаря, захватил Грон. Еще в подвале был обнаружен перепуганный хозяин таверны со всем семейством.
— Этого и моего — связать, — приказал Грон, осмотрев пленников, — в рот кляп и привязать получше. Остальных давай сюда по одному…
Первым он выбрал могучего детину с туповатым выражением лица. Задав несколько вопросов, на которые детина, морща лоб, добросовестно попытался ответить, Грон, ни слова не говоря, вытащил ангилот и резким ударом развалил ему живот. А когда тот, заревев, начал хватать руками вываливающиеся кишки, спокойно снес ему голову и отошел на шаг, дав хлынувшей из обрубка шеи крови хорошенько замочить пол.
— Давай сюда следующего. Ну того, с синяком, — приказал Грон, когда струйка, до которой истончился фонтан, бивший из шеи, наконец стала почти незаметной.
Следующий, едва переступив порог, побледнел и принялся блевать. Грон подождал, пока тот закончит опорожнять желудок, и очень спокойным тоном произнес:
— Первый меня разочаровал. Посмотрим, что знаешь ты.
— Я? — Бледный налетчик, дрожа, пялился на него. — Да я же ничего…
Грон неторопливо поднялся на ноги и встряхнул ангилот, с которого прямо на лицо допрашиваемому упали капли крови. Тот вздрогнул, ноги его подогнулись, и он рухнул на колени прямо в лужу своей блевотины.
— Ваша милость! — завопил он. — Не убивайте! Клянусь Владетелем, все, все скажу, все, не убивайте…

 

До Загулема они добрались через четыре дня. Из семерых захваченных до Загулема доехали четверо, остальных пришлось пустить в расход не только вследствие того, что они оказались слишком упрямыми, сколько для того, чтобы их более знающие собратья стали гораздо покладистее. Так что когда Грон передавал Бровану эти «посылки», расколоть предстояло только одного, того, который прирезал одного из выпускников. Остальные уже пели во все горло. Теперь дело было только за обстоятельным, под запись с последующим вдумчивым анализом, обычным допросом. О чем он и сообщил Бровану, первым делом завернув к нему в уютно оборудованный особнячок в верхнем квартале. Стража у ворот уже явно послала посыльного к Батилею и Пургу, являвшемуся его управляющим, и сейчас по всему Загулему суматошно готовились к встрече своего графа и онотъера. Но с полчасика у Грона было.
— Чего же это у тебя на заднем дворе бродят целые банды, а ты ни сном ни духом… — усмехнувшись, попрекнул он Брована, закончив рассказ о происшедшем.
Тот виновато понурился:
— Онотьер, я…
— Ладно, это мы еще обсудим. А пока подумай, как заинтересовать старост деревень сообщать тебе обо всех увиденных подозрительных чужаках или их следах. Ни за что не поверю, чтобы никто не видел такой крупный отряд, проникнувший сюда, как напела мне одна из этих пташек, с территории захваченного насинцами Бректа, что, сам понимаешь, можно было сделать, только пройдя через мое графство.
— Понял, сделаю, онотьер…
Онота встретила его восторженно. Батилей, ныне утвержденный капитан отноты, выстроил ее на центральной площади Загулема вместе с городским ополчением и двумя коронными полками, составлявшими гарнизон Загулема. И едва Грон в сопровождении конвоя королевских латников выехал на площадь, как от дикого рева суматошно взмыли в воздух птицы, облюбовавшие деревья в графском парке. Хотя многие понимали, что их онотьер прибыл сюда отнюдь не чаи распивать. И так при каждом своем прибытии онотьер гонял оноту до седьмого пота, а тут он приезжает уже второй раз за несколько месяцев. Но та слава (и, прямо скажем, неплохой и стабильный доход), которую они обрели под его командованием, стучала в простом солдатском сердце подобно праздничным литаврам. К тому же оноте изрядно льстило, что их онотьер возвысился столь высоко. Принц-консорт, куда уж выше? К тому же не просто мало что значащий супруг королевы, а еще и коннетабль королевства, к тому же уже успевший завоевать славу и на этом посту. Ну у кого еще есть подобный онотьер?..
Грон приподнялся в стременах, вскинул руки в приветственном жесте и широко улыбнулся. Его путешествие окончилось. Что бы там ни происходило, все-таки в Загулеме он дома…
Назад: 1
Дальше: 3