Глава тридцать первая
Вольные комедианты
Повозка пострадала только в одном месте: возле щели, откуда стрелял Уракбай из арбалетов, оказалась прожжена дырка в толстом борту да рядом с дырой рассыпалось в прах несгораемое покрытие тента. Видимо, какой-то вражеский колдун в начале боя заметил летящие в его воинов болты и ударил в ответ огненным шаром. Потом он наверняка уже не мог отвлечься от магической дуэли основных сил, но тем не менее толстенные доски ложного борта, используемого для импровизированных театральных подмостков, спасли молодому ордынцу жизнь. Именно поэтому он вечером при сиянии подвешенного магического светляка с таким усердием и помогал Цаю в несложном ремонте. Правда, все усердие заключалось в подаче мелких предметов для починки одной левой рукой, потому что правая оставалась на перевязи. Основную помощь вознице оказывал его коллега из крестьян.
Дело происходило уже после ужина, когда герцогиня уединилась с Ранеком возле очередного большого валуна, укрылась пологом тишины и о чем-то переговаривалась с недовольным мэтром. При этом они частенько посматривали на расположившийся возле большого костра общий круг крестьян, в котором сидел довольно улыбающийся Заринат. А довольный он был по своей извечной причине: его со всех сторон подкармливали то куском мяса с хлебом, то куском сыра с каким-либо овощем, а то и сладким манскатом. Без лишних церемоний уродливый воин принимал угощения и вполне ловко отправлял в свой безразмерный желудок. Кажется, крестьяне вошли в азарт и даже стали спорить, когда же этот воин наестся. Но пока остановки не наблюдалось.
В конце концов даже Вилейма возмутилась, отвлекшись от нравоучений и раздачи инструкций на предстоящую ночь:
— Ну сколько он может жрать? Лопнет ведь!
— Да мне самому интересно. — Ранек рад был смене темы в разговоре. — Вдруг он и в самом деле рухнет от заворота кишок? Ведь не соображает…
— Точно! — вспомнила хозяйка. — Не пора ли его «подстегнуть»?! Я уже немного восстановилась.
Сказано — сделано. На этот раз получилось. А вот картина осознания осталась прежней: бывший десятник замер, быстро осматриваясь и оценивая обстановку. Из темноты наблюдать за его превращениями было еще интересней. Вот он встал, несколько раз вздохнул, поглаживая отяжелевший живот и с напряжением вглядываясь в темноту. Повернулся, рассмотрел копошащихся с починкой людей возле повозки и шагнул в их сторону.
Еще мгновение назад Кремон отчетливо помнил всю круговерть отчаянной схватки, изнемогал от огненного жара и отчаянно избегал смертельных ударов, и вдруг…
Тихая ночь, костер, добрые лица сидящих рядом крестьян, отяжелевший желудок вместо отсутствующей магической силы и, как всегда, битком набитый рот.
«Это надо мной издеваются или как? — Он с трудом встал, всматриваясь в темноту. — Вот незадача, ничего не вижу! Где все остальные? Неужели погибли? — И только повернувшись назад, рассмотрел и повозку комедиантов, и крестьянские телеги, и своего опекуна за работой. — Надо расспросить про итоги сражения, а то ничего в голове не осталось. То эта дура меня за невинный вопрос душить начала, то сразу в гущу схватки прыгать довелось! Как я вообще от огненных молний не пострадал? Видимо, в моем теле молоко Топианской коровы чего-то натворило. А вот что бы было, если бы они в меня ледяной стрелой запустили? Кажется мне — замороженная тушка. Хорошо, что здешние маги такие удары не практикуют…»
Так и не заметив сидящую в темноте пару, Невменяемый приблизился к работающим:
— Все наши живы?
— Все! — откликнулся первым его сослуживец.
— О! Никак опять в полном здравии? — обрадовался возница.
— Ну ты и молодец! — Подающий одной рукой гвозди Уракбай оставил их на подножке и с чувством похлопал своего подопечного по плечу: — Лихо ты пятерых на капусту порубал! А если учесть, что двое из них были колдуны…
Кремон нахмурился, восстанавливая в памяти более детально все перипетии яростной схватки, и сам с удивлением помотал головой:
— Действительно, кажется, я двоих и в самом деле успел достать. Зато вот третий так мне наподдал… что… ничего больше не помню.
— Зато главное — ты живой остался, — восхищенно протянул Цай. — Да и тот, третий, на тебя весь резерв угробил. Его потом, как жабу, порезали. Так что, господин десятник, можно сказать, мы вам все собственной жизнью обязаны.
— Да я уже давно не десятник…
— Хорошо, будем обращаться: господин Заринат! — с готовностью согласился возница. — К таким воинам надо вообще обращаться на «вы» и шепотом.
— Да ладно тебе, — отмахнулся Кремон, глядя прямо в глаза хитро улыбающемуся мужчине и припоминая замеченное во время сражения оборонное построение троицы попутчиков. — Сам-то тоже…
Но сразу осекся, заметив скошенный на крестьянина взгляд и короткое подмигивание. Понял, что свою магическую суть неприметный возница старается скрывать. Поэтому еще раз осмотрел расположенный прямо в поле лагерь, попутно ощупывая на себе оружие. Вынул меч из ножен, проверил заточку:
— Хороший! Откуда он у меня?
— Да ты после боя словно не в себе был, — с готовностью стал рассказывать молодой ордынец. — Так и ходил неприкаянный, словно тебя последним ударом опять наизнанку вывернуло. Жаловался на свой прежний зазубренный меч. Потом помылся и стал на поле боя трофейное оружие высматривать. Самое лучшее нашел, Ранек только губами потом чмокал от восхищения.
— А где же он?
— Да вон там, под валуном, вместе со своим другом сидит, — многозначительно пояснил Цай, сразу обозначая прячущуюся под маской герцогиню принадлежностью к замаскированному якобы мужчине.
— Не ранены?
— Целехоньки! — заверил Уракбай и делано вздохнул: — Это вот только мне так повезло. Видимо, ничему в армии научиться не успел.
— Да ты не прибедняйся! — подбодрил его возница. — Считай, сам пятерых разбойников из боя вывел. Рука не дрогнула, и глаз не подвел.
— Да это я больше со страха, — признался молодой ордынец, но Невменяемый тоже протянул с уважением:
— Представляю, если бы ты еще и рассердился! Всех бы, наверное, положил!
Все трое дружно засмеялись, да и крестьянин, жадно прислушивающийся к разговору, их поддержал. Но нежданное веселье вдруг прервал ворчливый голос мэтра:
— Молодцы ребята, повоевали хорошо. — Он вышел из темноты на свет в одиночестве и деловито приблизился к беседующим комедиантам. — Да вот только времени у нас на безделье совсем не осталось. Наши гастроли никто не отменял, а здесь сегодня полдня потеряли. Если хотим попасть на праздник Перевязи в Поднебесном саду, то придется поторопиться изо всех сил. Я тут прикинул, что даже ночевать нам теперь полные ночи не придется. А в этом месте — тем более. Как только закончите починку — сразу в дорогу. — И почти равнодушным тоном спросил Уракбая: — Тебя раны во время движения не побеспокоят?
— Не знаю, — пожал тот одним плечом. — Сейчас вроде не болят, да и не чувствую ничего.
— Значит, срастутся скоро. — Ранек изо всех сил отводил глаза в сторону, пытаясь себя подать могучим и непререкаемым авторитетом. Хотя, наверное, и сам был крайне против вот именно такой ночной гонки по дорогам. — Похасы отлично отдохнули, трофейных коней прихватим на запас. Так что нас здесь ничего больше не задерживает. Пошевеливайтесь, скоро отправимся.
Затем потоптался на месте, словно извиняясь, повернулся и отправился к крестьянам у костра оговаривать окончательно передачу другого трофейного имущества.
— Помочь? — потер руками Кремон, прекрасно понимая, что и в дороге можно выспаться.
— Да мы уже почти закончили, — засуетился возница, вновь подхватывая молоток. — Вот только парочку гвоздей заколотим да их острия с другой стороны завернем. Разве что для удобства, вот здесь комлем бревна подопри.
Починку завершили быстро. Как и впрягли без задержки похасов. Затем накрепко привязали к тыльному выступу повозки двух самых лучших лошадей и стали поспешно укладывать разложенные рядом вещи.
Все это время Невменяемый главным образом прислушивался к ощущениям собственного организма и с неприятной нервозностью ждал очередного своего ухода в бессознательное состояние. Как он уже догадался, долго при своей памяти он еще ни разу не оставался. Хотя если припомнить, то каждый «уход» предварялся каким-то экстренным событием: то истерическим смехом, то молнией охранной структуры, то удушением и ударами головы о борт, а то и вообще убийственным ударом огромной магической мощи. Разве что вот только после первого представления он как-то «погас» без видимой на то причины. Но если сейчас попробовать не напрягаться и не нарываться на неприятности, как долго продлится сознательное существование? Удастся ли при этом хоть что-то вспомнить? И стоит ли попросить о помощи своих колдунов-попутчиков? Пока он только четко помнил, как те довольно грубо пытались ему «помочь» при воспоминаниях, усиливая желание пооткровенничать. Такое избирательное «лекарство» явно не годилось, все-таки секретов своего королевства Кремон знал предостаточно. Но ведь существовала и масса других, положительных в оздоровлении процессов, которые даже далекий от медицины Эль-Митолан мог попробовать применить в его случае. Мало того, Невменяемый сам с ясной четкостью помнил многие из них и мог бы рассказать о них чисто теоретически. Потому что для практики так ни одной крохи магической силы у него и не скопилось.
«Тоже основополагающий вопрос! Почему я стал совсем простым человеком?
Неужели после сражения с Титаном? Может, и так. Но вдруг я в том сражении потерял только память, а до этого находился в армии Фаррати с каким-то определенным заданием? И моя легенда подразумевала сокрытие магической сущности? И это задание осталось актуальным до сих пор? Да нет! — сам себя разубеждал, усаживаясь внутрь повозки, воин. — Наверняка свой долг я уже выполнил. Скорей всего, задание мое и было связано с уничтожением того самого Детища. Ведь Уракбай рассказывает о массированной атаке на Титан целого отряда диверсантов. А кем они могли оказаться? Только энормианами; по сути… Но если людей и боларов еще можно отнести к подданным моего родного королевства, то что там делали драконы? Что-то тут не сходится… Надо будет у этого сослуживца выспросить все мельчайшие подробности — как о моей прежней жизни в его тысяче, так и о самом бое с Детищем. Все-таки чуть ли не три года прошло с момента моего выхода из Топей. Опять же если верить словам моего опекуна. Но как может такой большой отрывок времени почти ничем не запомниться? Только парочка смутных картинок да несколько странных имен. Так что расспрашивать придется, и очень много. Только вот как это сделать? Слишком уж дотошными, странными и подозрительными выглядят как сама герцогиня, так и два ее подчиненных. А если припомнить, что я вообще являюсь ее бесправным рабом, то стоит десять раз подумать о каждом слове, прежде чем сказать его вслух. Все-таки я не лома, а в Менсалонии! А порядки здесь самые что ни на есть терские. Вон что на дорогах делается… Хотя крестьяне выглядят слишком удивленными и совсем непугаными. Неужели для них такие схватки и сражения с разбойниками в диковинку? М-да! Еще одна загадка…»
Комедианты распрощались со своими новыми знакомыми и под их доброжелательные выкрики выбрались аккуратно на тракт. Вначале ехали вполне тихо и пристойно, но, как только костры превратились в маленькие точки, Цай стал погонять похасов со всем усердием. Вследствие чего тряска и вибрация сразу же сказались на состоянии некоторых пассажиров. Неприятные покалывания на месте ран появились у молодого ордынца, и болезненные ощущения, словно тиски, сжали голову Невменяемого. Герцогиня, видимо, присматривала за выражением их лиц ночным зрением, потому что заметила гримасы и высказалась с некоторым сочувствием:
— Ничего, ребята, надо эту ночь потерпеть. К утру нам обязательно надо успеть в один городок и нанять еще одного человека в нашу труппу. Ну а дальше видно будет. — Но, видя, что раненый продолжает морщиться, посоветовала: — Ляг и расслабься! Сейчас я тебя малость обезболю…
После нескольких магических манипуляций Уракбаю действительно стало легче, и он облегченно выдохнул, засыпая. После чего Вилейма обратилась к держащемуся за голову старшему ордынцу:
— Давай и тебе помогу.
— А что, есть средство? — с явным недоверием отозвался он.
— У меня любое найдется! — грубовато повысила голос женщина, придвигаясь ближе. — Только мне надо руку на голову тебе положить для лучшего воздействия.
Делать было нечего. Невменяемый с тяжелым вздохом наклонил голову, почувствовал прикосновение к затылку и в следующий момент… провалился в омут бессознательности.
А герцогиня с некоторым запозданием отдернула руку: на нее опять смотрели пустые, бездумные глаза умственно неполноценного человека.
— Эх! Перестаралась!
— Что там у вас? — откинул полог Ранек, заглядывая внутрь.
— Уракбая усыпила, хотела и этому помочь, снять головную боль, так он опять впал в прострацию. И вроде бы совсем слабенький импульс на излечение дала…
— Ну ничего, не расстраивайся. Мужик он крепкий, да и выспится заодно. Потом утром опять попробуешь.
— А может, вообще не стоит влезать с экспериментами под его черепушку? Может, его надо опытному медику сдать?
— Когда? И где? — воскликнул старший комедиант. — А нам он все-таки при сознании гораздо больше пригодится. Да и вообще, следует тебе им обоим как можно скорей про их вольную сказать. А то как бы они сдуру бежать не надумали.
— Думаешь? Хм… ну ладно. Может, ты и прав. Хотя мне почему-то так и хочется от всей души их помучить. Особенно этого, старшего. Так и взрывается во мне какая-то антипатия, стоит ему только на глаза мне показаться.
— Только антипатия? А раздражение со злостью?
— И все-то ты знаешь! — воскликнула с деланным гневом Вилейма. Затем прогнулась и несильно стукнула мэтра кулачком по спине. — Ненавижу, когда мне перечат!
— Ну тогда и спи вместе с рабами! — презрительно возразил Ранек и тут же просительно добавил: — А потом меня часика через три сменишь.
Так и мчалась повозка по ночному тракту, на ходу сменяя возниц. Проскочили два городка, но ход сбавили только на подъезде к третьему, когда почти рассвело. Проехали ворота крепостной стены и отправились к центральной площади. И кажется, успели вовремя: передвижной цирк упаковывал последние вещи на громадные повозки и был вот-вот готов тронуться в дальнюю дорогу.
Цай остался обихаживать и задавать корм животным, герцогиня прикрылась просторным плащом с капюшоном, скрывшим почти все лицо, и осталась сидеть на переднем сиденье. А вот Ранек быстро затесался среди копошащихся аргистов цирка. Проснувшийся Уракбай, приоткрыв полог, долго и с некоторым удивлением рассматривал незнакомые по архитектуре здания, царящую вокруг суету, но потом не выдержал:
— Будем здесь давать выступление?
— Сомневаюсь… — после некоторого молчания отозвалась его хозяйка. — В этом городе только вчера закончилась местная ярмарка, так что вряд ли сегодня отыщутся желающие нас послушать. Пресытились за три дня…
— А куда этот цирк дальше отправляется?
— Вроде как его ангажировали для Долины Развлечений. Там как раз через десять дней должен начаться наивысший по рангу турнир года. Забавы хватит на всех.
Видя, что ему отвечают вполне благожелательно, молодой ордынец продолжил свои расспросы:
— Мэтр поговаривал насчет нового артиста, это он за ним побежал?
— За ним. Но вся проблема в одном: отпустят ли нужного нам человека.
— Он и в самом деле такой знаменитый?
— Ну можно сказать не только знаменитый, но и самый уникальный. Потом сам увидишь, чего он вытворяет. — После этого Вилейма повернулась вполоборота, продолжая время от времени внимательно осматривать площадь: — А как твое самочувствие?
— Да ничего, спасибо. — Уракбай осторожно пошевелил пальцами раненой руки. — Намного лучше, чем вчера вечером.
— Все равно постарайся пару дней не делать резких движений, — тихим голосом сказала женщина. — Да и вообще, хочу тебя спросить: тебе служба у меня нравится?
Строгий взгляд заставил ордынца непроизвольно сжаться, и он даже растерялся, не зная, что отвечать. Если сравнивать с рабской участью, то жилось превосходно. Но кто по доброй воле хочет оставаться рабом? Поэтому он и ответил довольно обтекаемо:
— Не жалуюсь! Кормят отлично, скучно тоже не бывает. Да и товарищ мой рядом, нигде не потерялся, выздоравливать начинает.
— Похвально, что о своем подопечном не забываешь. Признаюсь, меня это в тебе больше всего и удивляет. Да и вчера в бою ты проявил очень полезные качества настоящего воина. Подобное поведение всегда заслуживает поощрения. Ты готов к утренней порции радости?
Прекрасно зная склочный и нервозный характер своей хозяйки, Уракбай и сейчас заподозрил какую-то очередную пакость с ее стороны. Но как ни присматривался, как ни заглядывал под капюшон собеседницы, ничего не мог рассмотреть на прекрасном, но совершенно равнодушном лице. Поэтому обеспокоился еще больше и ответил со всей возможной деликатностью:
— Смотря что за радость.
— Осторожный! — заулыбалась герцогиня. — Глядя на тебя, мне сразу один случай припомнился, когда один из наших дворян просто плакал от радости, после того как ему виселицу заменили отсечением головы. Так что ты верно рассуждаешь. Но все равно, деваться тебе некуда — готовься.
От таких намеков бывший вор покрылся холодной испариной, лихорадочно перебирая в уме все возможные варианты своего будущего. Картинки рисовались одна хуже другой, но ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и промямлить:
— Всегда готов…
— Только не надо так грустно! Где твой оптимизм и врожденная смекалка? Хотя… не хочешь радоваться — не надо. Но я вот что хочу тебе рассказать. У нас в Менсалонии издревле существует один суровый закон, нарушать который считается великим неуважением как к себе, так и к своему роду. Хотя порой он идет вразрез с желаниями некоторых, но выполнять его стараются все без исключения.
«Хочет меня заикой сделать от страха! — негодовал про себя Уракбай. — Вот уж любительница поиздеваться над рабами! Да и не только над ними: вон она как над другими колдунами порой свою власть показывает. А они ее… — Вору на память пришло поведение часто дыбящегося мэтра и деловитое равнодушие возницы, и до бывшего вора стала доходить одна простая истина: не все так страшно, как может показаться с первого взгляда. — Однако… Если эта красавица просто такой характер показывает для прикрытия? Словно вторая одежда? Но тогда получается, что вести себя с ней надо просто и естественно. Ведь если захочет дырку во лбу прожечь, то и так это сделает по первой своей прихоти…»
Все-таки молодой ордынец считался по праву отличным психологом и превосходно разбирался в людях. Поэтому перестал дрожать и потеть, широко улыбнулся и с облегченным вздохом выдал:
— Ну раз все стараются этот закон соблюдать, то я уже начал радоваться.
От такой разительной перемены в поведении раба даже отлично владеющая своим лицом колдунья не сдержала откровенного удивления:
— Ты о чем?
— Без понятия! Но раз моя законная хозяйка приказала радоваться, значит, повод будет.
— Ха-ха! Вот ты какой! Ну ладно, слушай. Так вот, если в какой-либо ситуации раб… — Она громко и явственно выделила последнее слово. При этом нахмурила бровки, но раненый совершенно проигнорировал все намеки на возможные ужасы и продолжал улыбаться. Пришлось продолжить: — …Своими решительными действиями предотвратит смерть своего хозяина, то ему даруется вольная.
Кажется, вначале Уракбай не совсем въехал в услышанное. Потому что согласно кивнул и глубокомысленно изрек:
— Оригинальный закон.
Но как только герцогиня продолжила торжественным тоном, челюсть у парня стала непроизвольно отвисать:
— Именно поэтому вы оба с сегодняшнего дня считаетесь свободными гражданами Менсалонии. Разве что по моей настоятельной просьбе останетесь в числе нашей труппы еще парочку недель. Но теперь вам будет идти солидная доля с заработка, которую вы вправе потом потратить на какие угодно цели. Хоть на наем корабля для возвращения в Кремневую Орду.
Раненый выглядел полностью ошарашенным, чем опять не преминула воспользоваться вреднющая герцогиня:
— Да не расстраивайся ты так! Слезами горю не поможешь! Конечно, рабом жить проще: накормили, напоили, спать уложили. Чуток поработал — и опять подкрепился. Твой друг, наверное, еще больше расстроится…
— Да нет! — послышался решительный, уверенный голос из глубины повозки. — Я-то как раз очень рад!
Второй край полога тоже завернулся внутрь, и показалось хоть и изуродованное, но различимо счастливое лицо бывшего десятника ордынского войска. Глаза смотрели с хитринкой, а трепетные ноздри жадно втягивали запахи большого города.
— И давно ты нас подслушиваешь? — опять нахмурилась герцогиня.
— С самого начала разговора, — признался Кремон, аккуратно дотрагиваясь до своего лба ладонью. — Проснулся и лежал, пытался новые воспоминания в голове нащупать. Но разве вы таким интересным разговором дадите сосредоточиться?
— И что нового вспомнил?
— Пока ни одного кусочка. Но теперь у меня новые вопросы возникли. Раз мы с другом теперь свободные люди, то как нам к вам всем обращаться?
— К остальным — как и раньше. А ко мне, раз я стараюсь маскироваться под мужчину, — тоже по имени. И обращайтесь запросто: Вилли. По крайней мере — до окончания наших совместных гастролей.
Сослуживцы переглянулись, и старший согласно кивнул:
— Хорошо. Только вот нас весьма интересует маршрут наших гастролей и его продолжительность.
— Вначале мы выступим в Поднебесном саду, а потом сразу поспешим в Долину Развлечений. Пять дней главного турнира года — и вы вольны отправляться, куда вам хочется.
От услышанного Невменяемый почувствовал неожиданное головокружение. Что такое Долина и вся ее подноготная суть, он прекрасно помнил по рассказам своей давно погибшей любовницы, с которой они общались в Кихонском полку. Но не это отуманило ему мозги. Прилив крови и голову вызвало странное словосочетание «Поднебесный сад». Болью ударило по вискам, в ушах зашумело, на глазах выступили непроизвольные слезы. Более минуты он осоловело пытался проморгать пелену, ожидая в любой момент очередного провала в сознании. После чего и сам удивился:
— Выдержал… Неужели иду на поправку? — Две пары глаз продолжали на него смотреть со всем вниманием, поэтому он признался: — Что-то меня этот Сад так сильно взволновал, явно о чем-то важном раньше знал, а вот вспомнить не могу.
— Ранек рассказывал, что ты когда-то мог есть волшебные плоды, — поведал Уракбай. — А о них такие сказки рассказывают…
— Почему сказки? — Фигура в громоздком плаще качнулась. — Вот побываем там — сами много чего увидите и услышите. Мало того, и плоды попробуете. Их там в определенном месте по доступной цене подают.
— В каком месте? — не удержался от вопроса молодой ордынец.
— В термальных купальнях для Садовников.
— И они там эти плоды едят?
— Вот как раз Садовникам эти плоды есть и нельзя. Подают их только гостям и посетителям этих самых купален. Очень важно: съесть надо сразу же, как принесли, на глазах у Садовника. Причем хоть сотню лопай, лишь бы денег хватило да желания — потом три, четыре ночи подряд будешь всякие кошмары смотреть.
— Ранек говорил о сладостных снах.
— Кому как. — Голос Вилеймы стал насмешливым. — Хотя и поговаривают об особой живительной силе волшебных плодов. Кстати, Зар, может, твою голову там и подлечим. Но потому и скармливают гостям плоды по дешевке, что за пределами Поднебесного сада они стоят в тысячи раз дороже. А вот привыкание и желание еще раз посетить Сонный Мир остается у человека на всю жизнь. И порой многие богачи изводят на это удовольствие все свое состояние.
Уже некоторое время рядом с повозкой стоял возница и прислушивался к разговору. Но теперь он решительно встал на подножку и перебрался мимо Кремона под тент:
— Интересный у вас разговор, но мне бы часик вздремнуть.
— Да-да, располагайся.
— Кстати, поздравляю вас с новым положением. — Он с чувством пожал руки недавним рабам, поощрительно им при этом подмигивая. — Такие орлы на вес золота. И я рад, что мы некоторое время будем работать вместе. А ваши рабские кольца я сниму в мгновение ока.
Действительно, несколько магических прикосновений — и от колец остались лишь воспоминания.
Пока Цай укладывался, Невменяемый опять потрогал свою голову и решил проверить на всякий случай степень предоставленной им свободы:
— Послушай, Вилли, ты вот говоришь про оплату нашего труда. Но хотелось бы знать конкретнее: сколько?
Уракбай смешно расширил глаза и выставил зубы в радостной улыбке. Посмотрел на своего подопечного, а потом точно с таким же выражением взглянул на недавнюю хозяйку. Мол, что теперь будет! Но та отнеслась к наглым поползновениям на собственный кошелек на удивление спокойно:
— Вам двоим достанется одна седьмая часть от общих сборов.
Молодой ордынец чуть не подавился слюной от счастья, но вот его старший товарищ оказался не прочь поторговаться:
— Нет! Это несерьезно! А вот… на пятую часть для начала согласимся.
Его официальный опекун перестал дышать. Цай удивленно хрюкнул, а сидящая на козлах герцогиня пугающе наклонилась вперед:
— Забываетесь, господин Заринат! — После чего повисла напряженная пауза, во время которой изуродованный ожогами воин смешно шевелил носом и морщился. Потом протяжно вздохнул и, словно в большом сомнении, покрутил головой:
— Ладно, раз вы не согласны на наши начальные условия, го мы говорим последнее слово: четверть от всех сборов.
На этот раз возница даже привстал, чтобы рассмотреть лицо бывшего десятника и удостовериться, что тот не шутит. Уракбай, наоборот, задышал полной грудью и с некоторым фатализмом осознал, что им вообще больше ничего не светит. Если и не вернут в рабство, то уж точно прямо сейчас на каменную брусчатку из повозки выгонят.
Как оказалось, прекрасная Вилейма может не только убить, но и удивить кого угодно. После минуты молчания из-под капюшона послышалось приглушенное рычание, которое совсем неожиданно переросло в ехидное хихиканье. И только после того как смех неожиданно оборвался, сердитый голос произнес:
— Договорились! Но жалованье начну начислять с последующих сборов. Прошлые выступления в счет не принимаются.
— Да мы не жадные, — пожал плечами Заринат, поглядывая при этом на площадь. — О! Никак у нас пополнение?
Чуть ли не бегом к ним спешил Ранек в компании с точно таким же разукрашенным человеком, в котором издалека можно уже было признать артиста. Когда они приблизились, артист, буркнув короткое приветствие, вместе со своим маленьким чемоданчиком бесцеремонно стал забираться под тент. Тогда как мэтр уселся на сиденье рядом с Вилеймой и, разбирая вожжи, вспомнил о правилах хорошего тона:
— Рад вам представить знаменитого Пасхалини! Но между собой уже знакомьтесь сами. Трогаемся! Но, мохнатые! Шевелите копытами!
Повозка тронулась с места и живо покатила к выезду их города. Начинались очередные гонки на выносливость.
