Глава девятнадцатая
Комедианты
Вторая ночь в уже привычном сарае прошла буднично и без приключений. С вечера все тот же здоровенный молодой слуга принес очередную корзину со снедью, немало подивившись прожорливости новых рабов и бегло поделившись последними новостями:
— Завтра с утра герцогиня уезжает, — кажется, говорил он об этом с явным облегчением. — И как мне удалось подслушать, для вас уже тоже определила место работы.
На что Уракбай со всей возможной лестью воскликнул:
— Вот что значить быть сильным и красивым! Все знаешь, все тебя уважают.
— А то! — подбоченился слуга. — Но сразу придал себе вид хитрого и опытного пройдохи: — Но это не значит, что я буду трепаться об известных мне секретах на каждом углу.
— Ну что ты, что ты! Кто бы мог сомневаться в твоей преданности! Нам ведь только и интересно, что о нашем ближайшем будущем узнать. Тебе ведь это ничего не стоит…
— Вообще-то да, — признался здоровяк. — Про это и так все дворовые знают и, честно говоря, даже вам немного завидуют.
— А чего нам завидовать, — артистично пригорюнился Уракбай. — Я ничего делать толком не умею, разве что мой приятель на хорошее место в конюшню попадет.
— Вот и не угадал! Только недавно герцогиня со смехом восклицала: «Да этот урод мне всех лошадок своим видом распугает! Пусть и дальше продолжает работать в своем привычном ам… ампилуа!»
Слуга явно запнулся на незнакомом для него слове. Пришлось его поправить:
— Может: «амплуа»?
— Верно! Так и сказала. А потом добавила: «С его рожей только и служить комедиантом».
От такого определения молодой ордынец немного растерялся:
— То есть ты хочешь сказать, что нас хотят продать в какой-то театр?
— Еще чего! Ее сиятельство и сама умеет деньги зарабатывать. Поэтому решила сделать из вас передвижную группу артистов, которые будут ездить по всей Менсалонии, рассказывать о сражении с Титанами и собирать после представления деньги.
— Э-э-э…? Сами будем ездить?
— Ну, дурачком то не притворяйся! — рассмеялся слуга. — И так для побега, небось, половину харчей припрятали?
Уракбай покачал головой с явным укором, а потом указал на своего сослуживца, который к тому времени уже приговорил пол корзины:
— Разве с ним что-нибудь припрячешь?
Слуга и сам присмотрелся к исчезающей, словно по волшебству пище и с уважением крякнул:
— Да-а! Начнешь у такого корзину забирать, так он и руку по локоть откусит.
— Так что там с театром, — смиренным голосом напомнил молодой ордынец.
— Да ничего. Выделят вам крытую повозку с бойким возницей и дадут покровителем целого Эль-Митолана. Он будет пересчитывать собранные вами денежки, и сдавать их в каждом городе в очередной банк. Это чтобы не ограбили вас по дороге, потому как разбойников развелось — просто жуть страшная.
— Так чему же тут завидовать? — посерел лицом Уракбай. — Если наши шеи ежедневно собой рисковать будут! Под топорами татей ничего хорошего нет.
— Да вообще-то про разбойников больше сказки рассказывают, — пошел на попятную постельничий графа. — Так что переживать вам нечего. А вот работать вы совсем не будете. Только и делов, что перед публикой выступить, да с подносом пройтись. Мечта любого раба! Так что вам однозначно повезло. Глядишь с вашими талантами и до выступлений в Долине Развлечений дойдете. Граф очень хохотал, когда такую идею выдвинул.
— Только этого нам не хватало, — без всякого притворства позеленел будущий комедиант. — Говорят оттуда никто живым не уходит.
— Полная чушь! И нищие туда ходят попрошайничать и все цирковые и театральные труппы стараются завернуть в Долину как можно чаще. Ты себе не представляешь, какие там богатства вращаются, и какие деньжищи порой счастливчики на ставках выигрывают. По этой причине и артисты там отменно зарабатывают. Хорошие, конечно, потому как Хозяева плохих к Долине и на арбалетный выстрел не подпускают. Так что если прославитесь в малых городках или в столице, то вас обязательно и на арену Гладиаторов пригласят.
— Так ведь столица в другом конце Менсалонии, — стал припоминать Уракбай.
— Ха! Мали ли у вас как судьбы сложится. Глядь, а через пару недель уже и до Граданы доберетесь. Ну а если после этого и в Поднебесном Саду удастся побывать, то и в Долину Развлечений вас обязательно пригласят.
— Не понял, разве Садовники тоже представления любят? Туда ведь простым смертных хода нет.
— Кто тебе такое сказал? Ха! Какие только сказки в вашей дикой Орде не выдумают безграмотные людишки. Чтобы ты знал: горы с Поднебесным Садом вообще считаются у нас отдельным государством, но тамошние обитатели имеют своих представителей во всех остальных городах Менсалонии и приглашают к себе всех, кого им заблагорассудится. В том числе и великих артистов, поэтов, певцов и трубадуров. Выступить там — считается, чуть ли не престижнее, чем во дворце короля. Так что у вас — большое будущее.
После этих слов слуга убежал, а пленники, после очередного переедания улеглись на свои лежбища. Заринат уснул сразу, а вот его молодой коллега еще некоторое время ворочался, размышляя и о новом повороте в судьбе и о новых шансах к побегу, которые обязательно могут появиться во время гастролей. Хоть как бы тут им сыто и вольготно не жилось, оставаться в рабах до конца своих дней бывший вор и мошенник не собирался.
Утром ордынец проснулся в момент, когда Заринат с кряхтением встал на пол ногами и словно сомнамбула отправился к отхожему месту. Выйдя из-за ширмочки, он точно с таким же глупым выражением лица отправился к двери. Уракбай открыл было рот для предупредительного крика, но вспомнил о вчерашних дополнительных мерах заточения и решил посмотреть до конца: что же будет. Оказалось довольно интересно и забавно со стороны.
Когда бывший десятник приблизился к двери и стал толкать ее рукой, невидимая сила сразу отшвырнула его вглубь сарая. Лишенный каких-либо эмоций, изуродованный сослуживец встал на ноги и в прежнем темпе отправился на выход. Толчок двери — ответный толчок невидимой магической силы, и очередное падение. И так много десятков раз. Уже и опекуну надоело созерцать словно в зеркале повторяющуюся сценку и он решил криками успокоить своего подопечного и пригласить на завтрак. Да вдруг выражение лица у Зарината изменилось. Видимо частые сотрясения при падении опять пробудили некие испорченные участки мозга к более активному действию. Этого вполне хватило для осознания себя как личности.
Кремон вдруг очнулся поднимающимся на ноги, присмотрелся к своей одежде и стал отряхивать обильную пыль. После этого он с явным недоумением осмотрелся по сторонам и остановил свой взгляд на знакомом, хитром лице. Лицо не замедлило по-дружески подморгнуть и улыбнуться:
— Ну что, Заринат, пора нам позавтракать перед дальней дорогой?
Теперь Невменяемый вполне здраво разглядывал накрытую чистым полотенцем корзину. Потом согласно и осознанно кивнул и произнес:
— Можно и позавтракать. Только вот что нам за дальняя дорога предстоит?
От услышанного Уракбай обрадовался так сильно, что его настроение отлично читалось на довольном лице:
— Дружище! Да ты никак опять пришел в сознание?! Неужели вспомнил все о своем прошлом?
— Хм… да нет, помню только события многолетней давности да то, как тебя зовут. Может ты мне, Уракбай, расскажешь, где мы находимся и что тут делаем? А то боюсь, опять на меня падет провал сознания.
Опекун подскочил к бывшему десятнику, осторожно подхватил под локоток и бережно усадил за стол:
— Та главное не падай и под молнии не попадай, а то опять полоумным станешь. Но вот из самых последних событий что помнишь?
— Родное стойбище помню, — обожженный лоб покрылся некрасивыми складками. — Корову помню… много молока… Потом сразу этого квадратного графа и мои команды гнедому красавцу…
— А Титан помнишь? — с трепетным вожделением спросил молодой ордынец, и увидел в глазах своего старшего приятеля искреннее недоумение:
— Кого? А кто это такой?
— Понятно. Значит, здорово тебя приложило, — сочувственно зацокал языком опекун. Но сразу радостно заулыбался вновь: — Но уже только твои первые проблески сознания, говорят, что ты начал выздоравливать. И ты знает, я этому очень рад! Честное слово, рад.
Кремон сразу поверил в искренность этого молодого парня. Ну и в то, что тот пожалуй здесь для него единственный друг или по крайней мере доброжелатель. А значит следовало мягко настоять на пересказе подробностей их нынешнего существования:
— Так что со мной случилось? Граф поговаривал, что меня ударили пираты мечом по голове и поэтому я лишился памяти. Это правда?
— Действительно — правда! — Уракбай тяжело вздохнул и поспешно оглянулся на дверь: — Но если бы только пираты. Тебе досталось, чуть ли не больше всех… Хотя те, кому досталось еще больше — все померли. Так что слушай внимательно.
Умение выступать перед любой публикой и здесь пригодилось опекуну. Он сжато и четко обрисовал всю последовательность событий как во время гибели обоих Титанов, так и про события после. Разве что немного прикрыл истинную сущность своего стремления обладать таким уродливым сослуживцем. Обрисовал кратко их путешествие на фелюге, стычку с контрабандистами и гибельное купание в бескрайнем ночном море. Потом свое пробуждение в трюме пиратского корабля и попытку к побегу. Неудачу, ночевку перед продажей и саму продажу. А потом еще несколькими беглыми фразами о том кто их купил, кто здесь командует и что из себя представляет. Финалом послужило объявление. Что отныне они комедианты и им под присмотром Эль-Митолана предназначено выступать по всей Менсалонии.
Заринат сидел с округлившимися глазами, отвисшей челюстью и почти не дышал при прослушивании. Словно опять превратился в дебила. Потому что никак не мог понять и вспомнить: когда это он нанялся на службу десятником в войско Фаррати и с чего это он вообще оказался в Кремниевой Орде. Описания Детищ Древних всколыхнули какие-то смутные образы в сознании, но вслед за ними ударили такие волны боли, что пришлось поспешно отступить от неприятных воспоминаний. Известие о пребывании в Менсалонии вообще ввело в недоверчивую прострацию, а финальное заявление, что они отныне комедианты — повергло во внутренний гомерический хохот. Причем чем дольше продолжалась зависшая пауза после всего пересказа, тем все больше и больше хохот пробивался наружу. Вначале задрожали губы, потом конвульсивно задергался кадык, глаза начали слезиться, а на обезображенных ожогами щеках появились, тем не менее, хорошо заметные ямочки.
Уракбай с некоторым страхом и в полном безмолвии наблюдал за преображением приятеля и на его прерывистые, икающие вопросы: «Мы?! Комедианты?!» только и смог, что утвердительно кивнуть головой. После этого бывшего десятника прорвало и он захохотал во весь голос. Да так расхохотался, что напоследок рухнул на колени, потом завалился на бок, поджимая коленки к животу, а из его глаз хлынули обильные слезы. Опекуну ничего больше не оставалось делать, как терпеливо дожидаться окончания этого истерического выражения эмоций. При этом он вполне логично рассуждал:
«Кажется, его сознание начинает интенсивно излечиваться. Такое неадекватное выражение эмоций скорей всего можно считать очистительным и благотворным. Хотя с другой стороны: чего это он так удивляется своему нынешнему положению? Чем оно его рассмешило? Если посмотреть со стороны, то должность десятника не настолько солидней или привилегированней, чем профессия артиста. Как только он немного успокоится, надо будет ему это доходчиво пояснить. А также и то, чтобы он не вздумал в нашем положении возражать, спорить или вообще противиться приказам. Вдруг он вздумает грубо или со смехом ответить графу? Или самой герцогине Вилейме? Кошмар! Только этого нам не хватает…!»
Когда смех стал утихать, снаружи сарая послышали торопливые шаги и вскоре внутрь вошел тот самый приближенный к герцогине Эль-Митолан, который распоряжался новыми рабами в первые часы. Сейчас его сопровождал еще один Эль-Митолан, отличительные знаки и одежды которого бросались в глаза за несколько километров. При взгляде не него сразу складывалось впечатление: великий колдун снизошел полюбоваться на своих подданных. Ну, или другая подобная картина маслом. Хотя вообще-то такие одеяния встречались среди колдунов довольно редко или по особому случаю. Данный носитель магической энергии выглядел упитанным и лощеным молодым мужчиной тридцатилетнего возраста, среднего роста и небрежно на нем смотрелся, пожалуй, лишь торчащий из-под шляпы хвост волос. То ли его не мыли давненько, то ли буквально час назад подметали пыль на проезжей части.
Оба вошедших в явным непониманием уставились на лежащего на земле Зарината. Тот продолжал всхлипывать от затухающего смеха, но уже вытянул сжатые до того коленки. Но самое интересное: на его лице опять появилось выражение полного недоумка. Видимо истерический смех, как и молнии, тоже не пошел ему на пользу.
— Что это с ним?
— Да вот, — стал отчитываться вскочивший на ноги Уракбай. — На короткое время пришел в сознание и так обрадовался, что долго смеялся. А сейчас опять… — он развел руки в стороны, словно извиняясь. — В детство впал.
— Но ты его хоть продолжаешь контролировать? — Строго спросил помощник герцогини, и получив в ответ утвердительный кивок, похлопал по плечу своего «цветастого» коллегу:
— Вот, он отныне и надолго ваш хозяин, бог и попечитель. Зовут его господин Ранек, он всегда принадлежал к великому искусству театра, так что и вам найдет должное применение. Можете обращаться к нему господин мэтр, потому что более великого театрального деятеля в округе не существует. Твое выступление на балу у графа он видел лично, так что пообещал и дальше развивать скрытые в вас возможности к выступлениям на сценических подмостках. Советую его слушаться и повиноваться каждому слову. Иначе герцогиня отыщет для вас совершенно иную работу. Вернее даже не работу, а краткое, но эффектное развлечение: отправит на арену сражаться с дикими зверями. Там тоже бывают зрители, только вот в отличии от театральных они ничего не слушают, а сами орут и свистят изо всех сил. Все понятно?
— Так точно!
— Вот, пожалуй, и все… Ранек, принимай артистов! Вот тебе, кстати, тот самый амулет, настроенный на тело умственно лишенного. Знаешь, как пользоваться?
— Без проблем!
— Потом тебе придется вернуть медальон графу. Не забудь!
— Верну, склерозом пока еще не страдаю.
Эль-Митоланы коротко распрощались, и помощник герцогини умчался по своим делам, тогда как служитель муз без всякого жеманства или заносчивости обратился к молодому ордынцу:
— Ну что, коллега, поработаем вместе? Да и вообще не тушуйся, мэтр — это я для посторонних. Обращайся ко мне просто по имени, нам ведь работать на одной сцене.
— Да я всегда готов, — немного растерялся Уракбай от такого обращения. — Но о выступлениях на большой сцене — и мечтать не смел.
— Да все это ерунда, — радостно заулыбался Ранек, беззаботно отмахиваясь ладошкой и усаживаясь прямо на стол. По ходу дела он деловито заглянул в почти пустую корзину и указал подбородком за затихшего на земле бывшего десятника: — Меня больше твой товарищ беспокоит. Сможешь ты им всегда и везде руководить с прежней сноровкой?
— Вроде до сих пор у нас еще ни одного сбоя не было в выступлениях. Помимо этого он стал понемногу, хоть и изредка в сознание возвращаться. И когда мы ему его роль до конца растолкуем, думаю, он еще лучше справляться будет. Да и вообще, роль у него самая легкая.
— Думаешь? Ха-ха! — самодовольно и многозначительно засмеялся директор новообразованного театра. — Как по мне, то он еще и не такие роли может сыграть, вот увидишь. Планы у нас грандиозные! Мы можем закатить такое представление, что народ будет рыдать сквозь смех на наших представлениях, биться в экстазе головами о кресла и отдавать нам все до последней медной монеты! Вот послушай, что я придумал…
Глядя, с каким жаром и неистовством в глазах рассказывает о ближайшем будущем красиво наряженный «хозяин, бог и попечитель», Уракбай с некоторой тревогой подумал:
«Да он не иначе как одержимый или сумасшедший! Только двоих неуравновешенных мужиков на мою шею не хватало! А если еще и возница — псих конченый, то неизвестно отчего это мне графские дворовые позавидовали!»
К некоторому успокоению, возница оказался вполне нормальным, хозяйственным и предусмотрительным человеком. Хоть и молодо смотрящимся, но степенным, крепким и не по годам солидным. Только по одному снаряжению крытой, добротной повозки можно было догадаться, что в дороге с путниками происшествий не случится. По крайней мере, по вине отвалившегося колеса, потерянной подковы или лопнувшей оси.
Грузились недолго, по причине полного отсутствия багажа у рабов и полной комплектности приготовленной в дорогу повозки. Пока главенствующий колдун куда-то бегал за последними инструкциями от герцогини, сослуживцы познакомились с возницей, который оказался выходцем из самого крайнего Южного княжества на западе, и стали рассаживаться на приготовленных под тентом местах. При этом молодого ордынца интересовала в первую очередь безопасность предстоящего путешествия. Немного дивясь странному имени своего нового попутчика, он поинтересовался:
— Слушай, Цай, а это правда, что поговаривают о разбойниках?
— Что именно тебе удалось про это услышать? — конкретно поинтересовался тот, в последний раз обходя похасов и заботливо поправляя элементы упряжи.
— Ну, что они все дороги заполонили и никому проходу не дают?
— Полное вранье напуганных обывателей, последовал категорический ответ. — Во-первых, разбойники грабят только большие караваны, а до таких путников как мы им совершенно дела нет. А во-вторых, они нападают на второстепенных дорогах, по которым купцы следуют только из жадности, пытаясь сэкономить на дорожной пошлине. Ни первое, ни второе нам не грозит. Потому что мы будем передвигаться только по главному тракту, причем совершенно бесплатно, как и все артисты кочующие по Менсалонии.
Бывший вор и аферист с некоторым недоумением припомнил о жутких россказнях прочих рабов, сидящих с ними в одном трюме, про порядки на просторах этой пиратской страны и явно не поверил:
— Как же так? Пираты воруют детей в других государствах, устраивают беспредел на морских просторах, значит и у себя дома они будут вести себя как им заблагорассудится. Разве не так?
— Конечно не так, — возразил Цай, основательно и удобно усаживаясь на козлы. — Это в море пираты могут творить, что им заблагорассудится, а внутри страны действуют законы защищающие в первую очередь знать, дворянство, их близких, родственников и их дворовых. Попробовали бы пирату заняться грабежом на собственном берегу — их бы вырезали даже не жалуясь королю.
— Ничего не понял, — растерялся Уракбай. — Откуда тогда такие страхи про разбойников и кого они в таком случае грабят?
Возница обернулся и со всей серьезностью всмотрелся в лицо молодого ордынца. Словно проверяя, можно ли с ним откровенничать. Скорей всего увиденное его не разочаровало, потому что стал терпеливо объяснять, как младшему брату:
— Дело в том, Уракбай, что некоторые в нашей стране сильно завидуют купеческому сословию. Те не принадлежат ни к знати, ни к дворянам, ни к Садовникам и даже не к Хозяевам Долины Развлечений. Но так получилось, что обслуживают купцы всех и всем. Через них уходят чудодейственные фрукты из Поднебесного Сада в Большой мир, они поставляют рабов для пополнения гладиаторских когорт, и они же занимаются поставкой продуктов, тканей, оружия и всего, всего, всего. У них в руках сосредоточена огромная масса денежных средств и они для собственной защиты порой нанимают целые армии, но именно поэтому разбойный люд и мечтает поживиться за их счет. Тогда как слуги и даже рабы местных господ для любого татя — неприкосновенны. Понял?
— Слова то я понял, а вот суть осознать не могу до сих пор, — признался ордынец. — Так у вас тут чуть ли благословенная Менсалония получается? Никто никого не грабит и не убивает? И ваше дворянство бессмертно?
— О! Еще как смертно! — развеселился непонятно отчего Цай. — Но вот убивать их могут только им подобные. Так что порой бароны или князья между собой такую резню устраивают, что получаются внушительные сражения. Да и целые семейные кланы в это дело втягиваются. Но! Король никогда в эти свары не вмешивается. А дело таких рабов как ты, и таких возниц как я, потом вывозить трупы павших с поля боя и торжественно хоронить на фамильных кладбищах. Ну и само собой стараться не попасть под крутую раздачу во время непосредственных стычек.
И опять Уракбай не мог поверить до конца в такое счастье:
— Выходит рабы могут жить до глубокой старости в благости и покое? Откуда же тогда берутся рассказы про диких зверей на арене и прочие жуткие напасти?
Казалось, что вознице уже надоели такие настырные расспросы и он бы давно тронулся в любимую дорогу, но делать все равно было нечего, приходилось хоть как-то скрашивать ожидание. И он, покрутивши головой во все стороны ответил:
— Конечно, и арены еще в некоторых местах есть, и звери дикие, кровожадные, но для того чтобы туда попасть надо так провиниться, что действительно наказание поделом будет.
— Ну это взрослые рабы, а вот что с детьми? Почему их стараются скупить по всему миру?
— Потому что в глабиаторы годятся только девяти, максимум десятилетние дети. Более старшие непригодны. Поэтому в Менсалонии детям главное — пережить этот опасный возрастной период, а дальше жизнь становится размеренной и предсказуемой.
— Однако… — ордынец задумался и тяжело вздохнул: — У нас на родине тоже много чего случалось, но такого откровенного рабства не было.
— Как же! — презрительно скривился Цай. — Ваш самозванец обещал каждому ордынцу по двадцать рабов после завоевания всего мира. Или это неправда?
— Правда. Но именно поэтому его никто и не поддержал в самый последний, решительный момент. Рабство — это плохо.
Теперь в откровенности ордынца засомневался возница:
— Все вы так говорите, когда сами рабский ошейник на шее носить начинаете.
Дальнейший разговор прервало появление бегущего Ранека, который еще не добежав до повозки скомандовал:
— Трогай, Цай! — ловко подпрыгнув, он с помощью левитации преодолел последние два метра и залихватски грохнулся на козлы. — Давай, давай, шевели вожжами!
Возница с болью взглянул на деревянную лавку под сидением и с укором мотнул головой. Мол, нельзя же так относиться к имуществу, но похасы уже тронулись, сразу переходя на довольно быстрый аллюр.
Сразу за воротами располагалась развилка, но пытавшемуся свернуть направо Цаю, колдун приказным жестом указал налево:
— Поворачивай туда. Отправляемся прямиком к Поднебесным Садам, а выступления будем проводить по городкам вдоль королевского тракта.
Королевский тракт пересекал наискосок всю Менсалонию и почти ровной стрелой соединял крупнейший порт Ассарию, через Гонгат со столицей Граданой. Видимо раньше намечался немного иной путь, потому что возница после короткого молчания поинтересовался:
— Чем озеро Любви не понравилось?
— Да там и денег ни у кого нет, и скука зеленая, — беззаботно отмахнулся покровитель и владелец передвижного театра. Лицо его при этом сразу стало мечтательным: — А вот если мы вдоль тракта пару удачных выступлений сделаем, то нас обязательно Садовники к себе позовут. Вот там то мы точно заработаем!
— Ага, — буркнул возница себе под нос. — И фруктов волшебных поедим.
— Почему бы и нет? — прекрасно его расслышал колдун. — Мне уже пару раз повезло в этом деле, так потом три ночи подряд Сонный мир снился. Красота! Есть что вспомнить! — он резко повернулся в сторону рабов: — А ты, коллега, едал волшебные плоды из Поднебесного сада?
— Да я про них вообще только сказки слышал, — признался Уракбай.
— Ну а ты, Заринат, ел волшебные плоды?
Опекун хотел ответить вместо глупо улыбающегося подопечного, но тот вдруг заговорил сам:
— Ел… кажется…
— Вот так вот! — многозначительно констатировал Ранек, оглядывая своих умственно полноценных путников. — Учитесь на любой вопрос отвечать с правдивым оптимизмом и вас если и не станут уважать, то завистью обеспечат сполна.
— Да нет, — заступился за приятеля Уракбай. — Он не врет, он просто не помнит. Или не понял о чем идет речь.
— Ты так думаешь? — продолжал веселиться колдун, радостно поглядывая по сторонам дороги. — А вот давай еще раз у него спросим. Эй, Заринат, ты вот когда ел волшебные плоды и тебе потом снился Сонный мир, то кого и что ты там видел?
Про крылатых обитателей даже Уракбай не знал, поэтому пожал плечами и закатил глаза под веки, показывая, что на такие вопросы нет ответов. Тогда как голос бывшего десятника, с некоторой натугой и хрипотой стал перечислять:
— Там эти, дуниты… да, и дунитки… И деревья с медовыми стручками… да. И поляна… огромная, с большими цветами.
Теперь проняло всех троих. Даже возница повернулся назад, совершенно игнорируя вожжи в руках и несущихся с приличной скоростью похасов, и в упор уставился на умалишенного раба. Что в его, что в глазах колдуна читалось открытое восклицание: «Да этот тип над нами издевается!» По крайней мере, именно это прочиталось для молодого ордынца, и он опять попытался заступиться за своего подопечного:
— Он вообще-то такой выдумщик. Не обращайте на его лепет внимания.
— Ты уверен? — сузил глаза Ранек, сразу неожиданно превращаясь из добрейшего и увлеченного человека во все подозревающего разбойника. — А ведь он сказал чистую правду. Так оно и есть в Сонном мире. Откуда он это знает?
— Насколько я проинформирован, — без всякой запинки принялся врать прямо на ходу бывший аферист. — Мой сослуживец в прошлом принадлежал к очень богатому роду. Но в результате кровавой междоусобицы остался совершенно один и в знак скорби поступил в армию Фаррати. Так, по крайней мере, мне один десятник по пьянке разболтал. Даже не мне лично, а я подобный разговор за соседним столом подслушал. Вот именно поэтому Заринат и с чистокровными скакунами обращаться умеет, и в бою силен как пять драконов, да и выжил при сражении с Титаном благодаря своей сноровке и ловкости.
— М-да? — теперь колдун смотрел на рабов с явным сарказмом: — Что-то ты, коллега темнишь и явно чего-то недоговариваешь.
— Да чтоб меня шейтар загрыз! — натурально обиделся Уракбай. — Он ведь все-таки десятник, а я рядовой пехотинец. Когда же ему было со мной откровенничать на службе? Только в госпитале можно сказать, и сдружились, жалко мне его стало, калеку одинокого. Вот я его и забрал в свой родной Эмран. Не пропадать же человеку.
После этого возница многозначительно посмотрел в глаза колдуна, пожал плечами и только затем вернулся к управлению похасами. Тогда как Эль-Митолан с некоторым раздражением почесал затылок под своим пыльным хвостов и пригрозил:
— Ладно, на ближайшем привале я вас обязательно на ложь проверю. Найдутся средства и без Сонного Покрывала.
— Нам скрывать нечего! — гордо ответил Уракбай, но сразу непроизвольно скосил глаза на своего бывшего сослуживца и добавил: — По крайней мере, мне — точно!
Но сам, в который раз мысленно воскликнул: «И откуда он все знает?! Вон даже волшебные фрукты едал. Правда и сам помнит об этом скорей неосознанно. Может его тряска опять в чувство приведет? Буду посматривать…»
