Глава четырнадцатая
НОЧЬ ОТКРОВЕНИЙ

Маленький рыбацкий ботик с округлыми боками, шлепая единственным колесом, взбирался на крутую волну, а затем, перевалив через ее вершину, словно детские санки, скатывался вниз, зарываясь носом в воду и опасно раскачиваясь.

Несмотря на плащ, Лавиани вымокла до нитки и сильно замерзла. Ей все время приходилось следить за переливающейся через борт водой и вычерпывать ее. Шерон взяла на себя заботу о хрюле, который безропотно крутил колесо. Подбадривала пыхтящего зверя, а тот отвечал ей гортанным и дружелюбным хрюканьем. Порой она поглядывала вперед, туда, где за валами волн скрывалась безлюдная земля. До нее было еще очень и очень далеко.

Акробат, сгорбившись, сидел на кормовой банке, крепко удерживая румпель.

Голова его была словно после пробуждения от кошмара, тяжелая и медленно соображавшая. Когда он резко перемещал взгляд, все вокруг на несколько секунд раздваивалось, принимая странные образы.

— Ты стал белым как мел. — Цепкий взгляд Лавиани, от которой ничего нельзя скрыть, задержался на его лице. — Дыхание поверхностное, зрачки сужены, на лбу испарина. Все так хреново?

— Если скажу «да», ты сможешь это как-то исправить?

Сойка отложила черпак, перешагнула через лежавшие на дне ящики с едой для хрюля, села перед акробатом на корточки, взяла за руку. Кончиками пальцев едва притронулась к пульсу и что есть сил надавила на только ей известную точку под запястьем.

Он вскрикнул от неожиданности, выпустил руль, и ботик вильнул, ударившись бортом о волну. Хрюль возмущенно замычал, сбиваясь с ритма.

— Ну как? Проясняется сознание? — Лавиани с усмешкой щелкнула пальцами перед лицом Пружины, проверяя реакцию. — От знака той стороны это не спасет, но ты хотя бы не будешь выглядеть как придурок, нажевавшийся листьев нефритовой ромашки. Запомнил или еще раз показать?

— Запомнил. Спасибо.

Она увидела, как в его золотистые глаза возвращается жизнь, и сказала:

— Пожалуйста.

— Сами Шестеро мне вас послали, — устало перевела дух Шерон. — Не знаю, как бы я справилась с лодкой. Рулить, вычерпывать воду и командовать хрюлем одному человеку практически невозможно.

— Шестеро? Они здесь ни при чем. Это был шаутт, если ты забыла. — Лавиани с ненавистью посмотрела на воду у себя под ногами. — Гребаный шаутт, засунь Скованный его себе в задницу! Ну я понимаю — вы. Один вот-вот станет пустым, у другой приступ заботы о чужих детях. Но на себя я поражаюсь до сих пор. Я-то что тут забыла?

Она знала что. Свою жизнь, которую она потеряла в Нимаде. Ей обязательно надо двигаться к какой-то цели. Ну и конечно же Борг. Не довела дело до конца и теперь в бегах. Кто, спрашивается, в этом виноват?

— О чем задумалась? — Тэо прервал ее мысли.

Лавиани мрачно посмотрела на него:

— О том, закапывать вас или нет, если выживу только я.

— Ну лично мне будет уже все равно, — ответил Пружина, сделав вид, что не замечает ее язвительности. — Я буду где-то на той стороне. Так что можешь не утруждаться. А ты, Шерон?

— Никогда не думала, что будет со мной после смерти.

— А как же воскурения, молитвы Шестерым, погребальные обряды и прочее? — подначила ее сойка.

— Мы не на материке. Здесь, на островах, все суровее и проще. Люди умирают, и их зарывают в землю. И не устраивают вокруг этого события ритуалов, которые считаются правильными на юге. Смерть — часть жизни. Не важно, как ты умрешь и как тебя похоронят. Важно, чтобы это случилось не ночью.

Справа раздался всплеск, и в бот впились светло-зеленые, очень длинные, похожие на барабанные палочки пальцы с узловатыми суставами, перепонками и синюшными ногтями. Лавиани выругалась, выхватила нож, но Шерон, от которой не укрылся этот жест, быстро сказала:

— Не надо!

Над бортом появилась голова с мокрыми, бесцветными волосами, которые липли к впалым щекам и низкому лбу. Рыбьи глаза с интересом уставились на Тэо, затем она заметила Шерон, и ее лиловые губы растянулись в глупой усмешке:

— Вдова! Я вижу это.

Указывающая побледнела, но ее лицо осталось холодным. Она сказала гостье резко:

— Пошла прочь!

Но та лишь хихикнула и прошелестела:

Лавиани, потеряв терпение, ударила ножом по вцепившимся в борт пальцам, и те, будто щупальца осьминогов, упали на дно лодки. Шерон вскрикнула, словно это ее покалечили, а уина скрылась под водой.

— Зачем ты это сделала?! — В ее голосе слышалась ярость.

— С детства не переношу это племя! — с яростью произнесла сойка, брезгливо вытирая нож от нечеловеческой крови. — Не знаю, как насчет гвинов, но с уинами асторэ точно ошиблись.

Голова морской жительницы появилась далеко от ботика и крикнула:

— Скоро ты умрешь! Как и все другие, кто туда пошел! А я отнесу твой череп в свою перламутровую раковину, и в твоих глазницах будут жить рыбы!

— Тварь! — Лавиани покидала отрубленные фаланги пальцев в море. — Чтоб ты подавилась.

— Ты понимаешь, что сделала? — Лицо указывающей пылало от гнева.

— Заткнула ее? Ага. Именно. Но спасибо от тебя я, кажется, не дождусь.

— Она может привести других, и они нападут на нас. Перевернут лодку…

— Успокойся, девочка. Уины охотятся на людей только во время штормов.

— Если их не задевать!

— Ни одна из этих мокрых куриц не тронет нас, пока рядом акробат.

— Причем здесь я? — По виду Тэо было понятно, что он, как и Шерон, далек от одобрения спутницы.

— У тебя метка. Они чувствуют ее. Иначе бы не вытащили из воды. Так что никто не станет нас топить. А твой муж, значит, попал в загребущие лапы этого племени, девочка?

— Не хочу об этом говорить, — ровным голосом произнесла Шерон и отвернулась.

— И, как погляжу, даже не собираешься мстить? Ну что же. Дело твое.

Она не видела то, что видел акробат. По щеке указывающей пробежала лишь одна слезинка, которую та украдкой вытерла.

Берег не выглядел зловещим. Почти пологий, с широкой полоской пляжа, засыпанного песком графитового цвета. За ним начинались серые скалы с красными прожилками в камне. Везде росли кривые сосны.

Выныривая из воды, к утесам тянулась чудом уцелевшая, очень высокая, ослепительно-белая стена с бойницами. Она заканчивалась оборонительной башней, над которой в бесчисленном количестве кружили чайки.

— Это ведь Сенлен? Лунный бастион, южный оплот на подступах к Талорису, в котором убили Нейси? — ошеломленно спросил Тэо.

Лавиани, не понимавшая, о чем тот говорит, только пожала плечами. Сейчас ей не были интересны легендарные покойницы, которые оставались мертвыми вот уже тысячу лет. Она выискивала опасность и не видела ее. Земля как земля. Чудовища явно не собрались здесь загодя, чтобы отведать мясо непрошеных гостей.

— Возможно, это и он, — ответила акробату Шерон. — Если уцелела башня Войса, то почему бы не остаться и крепости, во время штурма которой погиб Голиб Предавший Род.

— Что за дурацкое имя? — проронила Лавиани. — Бери правее, мальчик! Вон отличное место!

Но Тэо уже и сам повернул румпель, направляя ботик в маленькую бухточку по соседству с укреплением, в которой вода была гораздо спокойнее.

— Медленнее, мой хороший. Медленнее, — ласково попросила указывающая, и уставший хрюль с радостью сбавил ход.

Ботик тяжело покачивался на волнах, его колесо крутилось все реже. Пока не ткнулся носом в песок.

Лавиани спрыгнула первой, зорко поглядывая по сторонам, пока Тэо с Шерон выводили зверя из бегового колеса, надевали упряжь и привязывали к лодке. Общими усилиями они выволокли ботик на сушу, туда, где случайные волны и прилив не унесут его в открытое море.

— Я осмотрюсь, — сказала сойка.

— Лучше, чтобы я тебя видела. Это не приказ и не пожелание, а просьба, — добавила Шерон, заметив, как в уголках рта спутницы залегли складки. — Я смогу помочь, только если ты будешь недалеко и я узнаю об опасности.

Та, понимая правоту слов девушки, кивнула.

Сойка прошлась вдоль скал до крепости, пока двое ее попутчиков кормили хрюля и вытирали его лиловую шкуру. При ближайшем изучении стены оказались не такими уж и целыми. Время здорово подточило камни, а ползучие растения, сейчас уже высохшие, вгрызались в них, точно миноги в тела своих жертв.

Быстро темнело, и Лавиани, посмотрев на внезапно ставшие мрачными сосны, поспешила назад, к воде, то и дело оглядываясь. Хрюль наелся и теперь, сопя и чихая, довольный жизнью, начал рыть во влажном песке яму для ночевки.

Тэо с интересом смотрел на зверя. На материке он таких не встречал.

— Он не сбежит?

— Нет. Пока есть еда. Потом может уплыть домой. Не волнуйся за него, он сможет о себе позаботиться. — Шерон пригляделась к акробату. — Ты дрожишь.

— Водица бодрит. — Тот указал на ноги, насквозь мокрые после того, как спрыгнул в воду, чтобы выпустить хрюля из бегового колеса.

— Крепость — старье. Но нас переживет, — вмешалась в разговор Лавиани, подходя к ним. — Поблизости вход я не нашла, а до сторожевой башни не добралась, раз уж мне велели быть на виду. Но что-то меня и не тянет искать там убежище. Скованный знает, что прячется во мраке.

— Нам надо переждать… пережить ночь. В скалах есть расселины, сверху нас будет не видно. И необходимо разжечь огонь. — Указывающая пошла прочь от берега.

— Если здесь кто-то есть, они могут почуять дым, — заметил Тэо.

— Дыма не будет, но пламя мне нужно, — настойчиво повторила Шерон. — Чтобы я могла знать, если нечто окажется рядом.

Возле скал был сухой песок и почти не гулял холодный ветер. Тэо начал собирать сосновые ветки, но Шерон его остановила:

— Это ни к чему.

Она вытащила из сумки два маленьких плоских камешка стального цвета, стукнула ими друг о друга, бросила на землю, произнесла наговор, да так быстро, что даже ухо Лавиани не разобрало слов. В следующую секунду сойка вздрогнула, а акробат отшатнулся назад, прикрыв глаза рукой, таким ярким было пламя.

— Шаутты вам в горло! — буркнула Лавиани, злясь на себя за секундный испуг. — И после всего этого еще кто-то смеет говорить, что Тион уничтожил волшебство.

— Грейтесь, — улыбнулась Шерон. — А мне надо еще кое-что сделать.

Тэо не следовало просить дважды. Он протянул руки к белому ревущему огню, от которого шел сильный жар, пробормотав:

— Что еще надо для счастья…

Лавиани для счастья надо было, чтобы Шрев навсегда забыл о ее существовании. Он смотрела, как указывающая стальным стилосом рисует на песке странные знаки, окружая их стоянку.

— Полагаешь, это поможет?

— Надеюсь, да. — Она не поднимала глаз от рисунка на земле и не прерывала работу. — Заблудившихся точно остановит.

— А других? — Тэо снял мокрые ботинки, вытянул ноги к огню.

— Нет. Пожалуйста, не отвлекайте меня. Я не хочу допустить ошибку. Надо успеть закончить с этим до наступления ночи.

Небо почти погасло, и светлая бело-желтая полоса, след от уже исчезнувшего солнца, осталась лишь у горизонта. Тени расползлись, встали на дыбы, распахнули крылья, обратились в ночь. Еще несколько минут, и закатная полоса сжалась в тонкую нитку, а затем и вовсе пропала.

Шерон вернулась в круг огня, села на теплый песок, блаженно потянулась, чувствуя, как ноет поясница. Акробат развязал вещмешок, доставая продукты, которые им дали на ферме, и девушка почувствовала, как голодна.

— Ты согрелся?

— Да, спасибо. Ты разожгла странный костер.

Она улыбнулась и сунула руку прямо в огонь:

— Он греет, но людей не обжигает. Очень удобно в походах.

Лавиани потянулась, чтобы удостовериться в ее словах, но тут пламя мигнуло и начало наливаться алым, точно кровь, цветом. Указывающая, мгновенно оказавшись рядом, крепко вцепилась ей в запястье, отдергивая назад. Заставляя алое вновь стать белым.

— Что за шутки?!! — У сойки не получилось сдержать гнев.

— Спасаю тебя.

— Ты же сказала…

— Не могу поручиться, как на тебе отзовется такой огонь. Теперь я знаю, кто ты, Лавиани.

Она прищурилась, чувствуя, что Тэо весь обратился во внимание.

— И кто же я, по-твоему, девочка?

— Таувин.

Смех ее был как стук полых костей друг об друга.

— Ты ошибаешься. Я не таувин. Великих воинов, блюстителей света, нет со времен Войны Гнева и случившегося за ней Катаклизма. Паладинов перебили. Скованный — ту их часть, которая сражалась на стороне Тиона, и Тион — ту, которая встала на сторону Скованного.

— Выходит, ты все же знаешь некоторые из легенд.

— Лишь эту.

— Помнишь стишок из детства?

— Никогда не слышала, — пожала та плечами. — Глупые детские стишки. Их напридумывали, похоже, без счета.

— Я наблюдала за тобой. — Девушка с благодарностью кивнула, когда Тэо протянул ей мясо и хлеб. — Ты мало ешь. Точнее, почти не нуждаешься в пище. Как таувины. Они считали, что еда ослабляет способности и магию. Поэтому питались только тогда, когда знали, что нет угрозы или не надо сражаться. Единственное, что им не мешало сохранять силы, — куриные яйца. Позавчера ты выпила дюжину.

— Быть может, я их просто люблю, — улыбнулась Лавиани.

— Быть может. Говорят, таувины вообще не чувствовали вкус еды. Как у тебя с этим?

— Сейчас достану зеркальный доспех и свой верный меч и посоветуюсь с ними, стоит ли делиться с тобой такими тайнами.

Девушку не смутила язвительность собеседницы, и она продолжила, даже не сбившись:

— Также таувины мало спали. Им, как и тебе, практически не требовался сон.

— Старость приводит к бессоннице. Вот поживешь с мое, узнаешь, что это такое.

— Ты быстра и вынослива. Для своего возраста особенно.

— Хорошая кровь. У меня все предки были такими, — невозмутимо произнесла сойка.

— Ты прекрасно видишь в темноте. Как я, а может быть, даже и лучше.

— Ну, это, конечно, делает меня рыцарем света.

— Твои познания в лечении. — Девушка приводила все новые факты. — Я замечала, как ты быстро определяешь его состояние и как ловко избавляешь от боли. Те травы, что ты собирала по пути. Таувины обладали уникальными знаниями и могли вылечить раны, от которых в наше время не спасут даже лучшие доктора герцога.

— Может, дураки, сражавшиеся когда-то с шауттами, и владели чем-то подобным, но это исчезло вместе с ними. Тут я, пожалуй, даже немного пожалею о подобной потере. Затягивать раны взглядом, дарить прикосновением бодрость и прочие чудеса — я бы от такого не отказалась.

— Если сложить все сказанное, то получается интересная картина.

— Но ничего не доказывающая, — скучным голосом возразила ей Лавиани.

— Возможно. Если бы не сегодняшний костер.

— Да дался тебе этот дурацкий огонь, девочка! — поморщилась та.

— Пламя не врет. Его нельзя обмануть. Ты ведь родилась здесь и должна знать.

— Когда оно горит синим — жди беды, — кивнула сойка, не собираясь спорить с очевидными фактами. — Но белое и алое… сегодня я их увидела впервые.

Тэо прислушивался к их негромкому разговору, неспешно ужиная, и даже забыл на несколько минут о том, где они находятся.

— Кстати, я тоже никогда такого не встречал. И стишок не слышал. Можешь рассказать подробнее, в чем тут соль? Я знаю, что пламя горит синим, если рядом заблудившиеся, шаутты или асторэ. Но белый цвет? О ком говорится в этой строчке?

Шерон улыбнулась:

— Об указывающих. Наш дар белый.

— Белый — цвет смерти. И старый символ некромантов. Потому что раньше дар их проявлялся именно так. Замки Белого огня прежде принадлежали им, пока их не отбили таувины, — задумчиво произнес Пружина. — Указывающие — потомки темных колдунов. Тех, которые раньше поднимали целые кладбища и отправляли мертвых драться с таувинами.

— Вот мы и подошли к алому цвету, — подхватила девушка. — Считалось, когда рядом с белым пламенем находится таувин, оно становится ярко-алым. Что сейчас и случилось на наших глазах.

Тэо посмотрел на двух женщин, пытаясь представить те времена, когда рыцарь света в тяжелой сверкающей броне встречался с чудовищем в человеческом обличье, управлявшим силами той стороны. Ни Лавиани, ни Шерон не слишком-то походили на таувина и некроманта.

Совсем не походили.

— Ну, если ты хочешь считать меня сказочным борцом с тьмой, упуская тот факт, что их давно уже нет, считай. Я последняя, кто будет возражать, девочка.

— Спасибо, Шерон, — проникновенно сказал акробат. — Ты все поставила на свои места. Ведь я собственными глазами видел, что случилось на том постоялом дворе. Ты двигалась очень быстро, Лавиани. Быстрее многих мастеров, которых я узнал за время работы в цирках. Сойка. Не таувин. Вот ты кто. Я прав?

Женщина с раздражением уставилась на Пружину и, к своему удивлению, произнесла:

— Говорила же я, ты умный мальчик.

— Просто невероятно. — Он смотрел на нее во все глаза, словно видел впервые. — Вы существуете. Не верю.

— Мне отвесить тебе оплеуху, чтобы укрепить веру? — любезно предложила та. — Готова в любой момент оказать тебе такую услугу.

— Не стоит.

— Сойка? — Шерон хмурила красивые брови, и в ее глазах был вопрос. — При чем здесь птица?

Лавиани фыркнула и, потянувшись, встала:

— Пойду прогуляюсь.

— За пределы круга…

— Расслабься, указывающая. Огонек не синий. Я успею вернуться. Проверю, что там с нашим зверем. А то парень во мне дырку прожжет.

Она вышла из круга и пропала во мраке.

— Так о чем был разговор? — спросила Шерон. — Кто такие сойки?

— Неудивительно, что ты не знаешь. До вас они не добираются. — Он не знал, слушает ли его сейчас Лавиани, скрываясь во мраке. Но не видел ничего плохого в том, чтобы рассказать девушке об их спутнице. — О них ходят такие же легенды, как об эйвах. Вроде бы существуют, но никто не встречал. Ну, ты понимаешь, как это бывает. Друг друга соседа конечно же с ними сталкивался, но не помнит когда, где, и вообще это историю не портит. Лишь разговоры да ничем не подтвержденные слухи. Ты знаешь, как появились таувины?

— После Битвы Теней. Когда ученики Шестерых начали планомерную охоту на уцелевших асторэ, боясь, что те снова устроят нечто подобное. Один из великих волшебников, Рыжий Оглен, основал орден рыцарей света, которых на старом языке называли таувинами.

— Верно. Они, как и волшебники, обладали магией, но несколько иной. Рыцари выискивали асторэ и уничтожали их. А также шауттов и появившихся много позже мэлгов и некромантов. Всех тех, кого считали злом с той стороны. Им приписывают разные таланты — умение дышать под водой, пропускать сквозь себя стрелы и копья, которые не причиняли им вреда. Они были образцом мужества и доблести. Воины без страха и упрека, с незапятнанной честью. Их клинки были сотканы из алого пламени, а способности к лечению других людей считались чуть ли не божественными. Лучше с этим справлялись только маги, которые, по слухам, могли возвращать жизнь даже мертвым. Таувины существовали почти две тысячи лет. Они были щитом и мечом, выступавшим против тьмы, и их силы были таковы, что даже великие волшебники лишь могли просить их помощи и не имели права приказывать. Но эпоха рыцарей подошла к концу в Войну Гнева. Многие погибли. Те, кто уцелел, застали Катаклизм. Их крепость Анил-Вилат была уничтожена проснувшимся ветром. Теперь земли, где она находилась, называются Южным смерчем.

Тэо посмотрел на огонь:

— После Катаклизма, когда Тион отказался от своего дара, магия стала уходить из мира, как вода уходит в песок. Таувины потеряли большую часть своих способностей. Те из них, кто не мыслил себя без волшебства, заключили союз с шауттами, своими извечными врагами, — и они дали им силу другого мира. Которая изменила их, превратила даже не в пустых, а в куда более страшных, опасных и безжалостных существ. Несколько раз они появлялись на Рубеже, и для защитников это были воистину черные дни.

— Искари. Вот как звучит их имя на древнем языке. Ткущие мрак. Я слышала о них. Но не все же стали тьмой, Тэо?

— Не все. Понимая, что они теряют способности и через какое-то время превратятся в жалкое подобие себя, последний отряд таувинов двинулся в Пустынь, чтобы принять бой в землях шауттов. Все они погибли в следующие годы. Но один из рыцарей отказался идти. На его щите был герб — сойка.

Шерон напряженно слушала. В детстве она обожала истории о таувинах. О Виле Серебряный Гнев, сразившем повелителя шауттов. О Катрин Золотая Искра, нашедшей город асторэ и убившей их короля, и конечно же о Джеве Пламенное Слово, самом веселом и неунывающем таувине в истории, в одиночку совершившем тысячу подвигов и побывавшем на той стороне.

— Он передал свои знания людям с особым даром. И их стали называть сойками, по гербу того, кто научил их всему. Говорят, людей с подобными способностями появляется не больше десятка человек в поколение. Обычно меньше. И они в какой-то степени обладают наследием таувинов.

— Хорошо. Значит, с нами человек, у которого есть наследие…

— Ты не понимаешь! — прервал он ее. — Есть одно серьезное «но». Сойки — не рыцари света. Тот таувин поделился умением с людьми, которых теперь слишком многие боятся. Ночной Клан Пубира. О них-то ты должна знать.

Она не сразу осознала смысл его слов и даже переспросила:

— Город преступников?

— Верно.

— Но… — Шерон была потрясена. — Но как он мог?! Он же обещал поддерживать свет и разгонять тьму?

Тэо провел рукой по темным, отросшим за время путешествия волосам, которые начинали виться:

— В мире только что произошел Катаклизм, большинство тех, кого он знал, погибли. Что им двигало, сейчас уже не важно. Но появились сойки. Якобы появились. Потому как подтверждения этому факту не было до сих пор. Они не более чем призраки. Ведь те, кто встречался с ними, обычно уже не могли никому ничего рассказать.

В круге света появилась Лавиани, и он замолчал, вопросительно посмотрев на нее.

— Там что-то есть, — сказала та. — В крепости. Я видела тень на вершине стены.

— Огонь не меняет цвет.

— Тем лучше для нас.

Они сидели, вслушиваясь в непокорный грохот разгулявшегося моря. По небу ползли тяжелые облака, закрывающие луну и звезды.

— Значит, Ты убиваешь людей? За деньги? — Шерон не скрывала неодобрения в голосе.

— Хочешь поговорить об этом? — охотно откликнулась Лавиани. — Изволь. Но давай играть по правилам. Откровение за откровение, девочка. Ответ за ответ.

Та помедлила и решительно кивнула.

— Я убиваю людей. Но гораздо реже, чем ты можешь себе представить. Куда реже банды грабителей, ночью поджидающих припозднившихся горожан в темных переулках Туреса или Рионы. И делаю это бесплатно. Меня нельзя нанять или купить. О сойках много чего говорят, но из нас воспитывают не наемных убийц. Подобной швали и без того достаточно в каждом герцогстве. Мы — защитники. Таувины берегли людей от шауттов, мы бережем Ночной Клан от посягательств извне. — Она заметила усмешку Тэо. — Ты прав, мальчик. Довольно пафосно звучит, и слишком низкое падение идеалов за последнюю тысячу лет.

— Бережете воров и убийц?

— Это еще один вопрос, но я отвечу, девочка. Ты всю жизнь заперта на этих унылых островах. Среди людей, которые преклоняются перед твоим даром. Ты спасительница для них, как я спасительница привычной жизни Пубира. Здесь суровый мир, где появляются выходцы с той стороны, и люди зажаты в определенные рамки. Поэтому они гораздо добрее и честнее тех, кто живет на материке. Поверь, указывающая. Ты даже не знаешь, что такое жестокость. Неоправданная, неразумная. Жестокость ради жестокости. Кровь ради крови, и смерть исключительно ради удовольствия. Здесь благодаря Катаклизму этого никогда не случится. Ночной Клан велик и давно уже расползся по материку. В нем есть разные люди. Порой излишне кровожадные и глупые.

— Разве среди преступников бывают иные?

— Клану не меньше лет, чем некоторым герцогствам. И он давно превратился в государство, сообщество, главной целью которого являются деньги. А зарабатывать их можно и нужно, не привлекая к себе внимания. Тигра можно дергать за ус. Время от времени, но не за хвост, уши и все четыре лапы разом. Иначе это повлечет за собой неприятности и уничтожит заработок. Тот, кто управляет ночными псами из Пубира, не желает этого. А подобное может произойти, если глупцы пускают кровь влиятельным людям без веской причины, когда надо отступить, и залазят под обеденный стол герцога, чтобы стянуть с его светлости сапоги. Все дело в том, девочка, что даже преступникам требуется управление. Потому что, если оно исчезнет, мир забурлит так, что все сделанное Ночным Кланом ранее покажется детскими играми. — Она помолчала. — Мы те, кто решает такие проблемы. Остужаем варево в кастрюле, прежде чем то перельется через край. И все в Пубире и там, куда протянули свои руки Соучастники, знают — если ты натворил глупостей, если зарвался, если сделал что-то без одобрения, привлек внимание сильных мира сего, излишне жаден и жесток, не соблюдаешь законов ночных людей, тебя навестит сойка. И не спасут ни двери, ни замки, ни охрана из двух сотен мордоворотов. Такой, как я, придет и покажет всем остальным, что будет, если вызвать неудовольствие Соучастников. Я егерь, девочка. И слежу за тем, чтобы звери вели себя по правилам нашего леса.

— И тебе это нравится? — тихо спросила Шерон. — Дрессировать волков?

Лавиани задумалась на мгновение и ответила предельно честно:

— Нравится? Я не знаю другой жизни. Меня забрали из дома, когда мне было шесть, если не пять, учили больше десятилетия, заботились, внушали, что Пубир это мой мир, а Соучастники мои друзья, моя семья, мои боги. Я делала то, на что меня натаскали. Для этого я была предназначена выбором человека, который нашел меня. А насчет волков… Знаешь, я недалеко от них ушла.

— И…

— Хватит вопросов! А то наша игра слишком однобока. Моя очередь. Это морское отродье назвало тебя вдовой. Расскажи о своем муже и что случилось.

— Тебе не кажется, что это довольно личное? — Тэо посмотрел на тут же сжавшуюся девушку.

— Да неужели? Ты уже стал ее защитником, попрыгун? Игра есть игра. Честные ответы за честные ответы. И я хочу знать. Для чего? Чтобы понять человека, надо видеть, что им движет. Прошлое помогает осознать настоящее. И заглянуть в будущее.

— Уины порой излишне недобры, — негромко произнесла Шерон, когда молчание стало невыносимым. — Асторэ наградили их способностью видеть нити судьбы человека. Но морское племя обычно обожает копаться в наших бедах и бередить старые раны.

Тэо, слушая ее, подумал, что бы о нем могла бы рассказать уина. Смерть Квио? Гибель Ардженто, не удержавшегося на канате пять лет назад? Превращение Хенрина в чудовище? Расставание с чудесной Моникой, променявшей дорогу и трясущийся фургон на золотую клетку Треттинского герцога? Или смерть Эрбета, которого он сбросил с крыши?

— В моей истории нет ничего необычного, Лавиани. Он жил в соседнем доме, мы выросли вместе, и Димитр не был указывающим. У нас не могло быть детей, поэтому однажды он привез Найли, девочку, единственную выжившую зимой на отдаленной ферме. Он утонул весной, во время ловли, далеко в море. Короткая и не слишком радостная сказка.

— И из-за него ты отправилась в Талорис? Девица ведь его выбор, не твой. Ты рискуешь своей шеей в память о мертвом мужчине, желавшем ребенка и не способном получить его. Даже если ты спасешь свою Найли, это не вернет тебе мужа, девочка. Мертвые уходят на ту сторону окончательно.

— Это вернет мне спокойный сон, Лавиани. И знание, что я поступила правильно.

— Смотрите! — внезапно сказал Тэо, оказываясь на ногах.

Пламя на их глазах меняло цвет.

По краям языков огня появился голубоватый контур, темно-синяя краска начала заливать костер, окрашивая все вокруг ужасающим светом, и сойка выругалась, а затем обнажила свой узкий рыбацкий нож.

— Без паники! — Шерон сделала несколько шагов от костра, глядя, как нарисованные ею линии горят белым светом, а над ними в медленном, плавном, величавом хороводе плывут снежные огоньки, каждый из которых был величиной не больше рыбьей икринки.

— Заблудившиеся? — Пружина, как и его спутницы, смотрел во мрак, но единственный из троих ничего не видел.

— Берег пуст. Но кто бы это ни был, он близко. Возможно, на скалах. Пожалуйста, не выходите за эти огоньки и, даже если вас что-то испугает, не бегите. Я могу не успеть прийти на помощь сразу двоим. Помните, что со мной безопаснее, чем без меня.

— Я не побегу, — улыбнулся акробат, но улыбка у него вышла кривой.

Шерон так некстати вспомнила высоченного широкоплечего кузнеца, как-то оказавшегося с ней на одной дороге к далекой ферме, где разводили овец. Парень похвалялся своими подвигами, рассказывал, как он силен и храбр, пытаясь произвести на девушку впечатление. Все изменилось, когда из укрытия выпрыгнул заблудившийся, ради которого она сюда и ехала. Ее спутник, тонко визжа от ужаса, бросился прочь, через ежевичные кусты, оставив невысокую, тогда еще семнадцатилетнюю девчонку в одиночестве. И сейчас она была рада, что ее спутники сделаны из совсем иного теста.

Они простояли больше часа. Но кроме грохота разбушевавшегося моря, больше не смогли различить никаких звуков. Огонь все так же горел синим. Наконец, устав, Шерон села.

— Почему они не нападают? — Лавиани не спешила убирать нож, хотя и понимала, что толку от него мало.

— Не знаю, но я рада этому.

— Надеюсь, с хрюлем все будет в порядке и его не сожрут, — пробормотал Пружина, глядя на синий огонь.

— Я тоже, — ответила Шерон.

Указывающая думала о том, что не будь рядом Талориса — и она бы не испугалась выйти за пределы стоянки, чтобы разобраться с проблемой. Но здесь, на безлюдной, незнакомой, странной земле любой опрометчивый шаг мог привести ее к гибели. А с ее смертью двое других не выживут.

Ночь тянулась бесконечно долго, и становилось все холоднее. Они до рези в уставших глазах вглядывались во мрак.

— Вам надо поспать, — наконец сказала Шерон.

— Спать, когда в нескольких ярдах тот, кто заставляет пламя гореть синим? Ну уж нет! — возмутился Тэо. — Эй! Что ты делаешь?

Лавиани расстелила свое видавшее виды одеяло:

— Завтра трудный день. Я хочу быть к нему готовой. Огонь смущает меня куда меньше, чем скорая встреча с шауттом.

Акробат, признав правоту ее слов, тоже лег. Шерон осталась сидеть, собираясь сторожить их покой весь остаток ночи.