Глава тринадцатая
ОПОЗДАВШИЙ
Говорят, Тион так и не смог простить себе, что в тот день не был с Арилой. Он опоздал, и Гвинт улетел без него, забрав последнего летающего льва. У южан существует легенда, что призрак великого волшебника скитается по миру, стеная о том, что не предотвратил то убийство. И теперь ученик Скованного навсегда лишен посмертия. Ибо не ведает, что мертв, и хочет спасти Арилу. Но не может. Потому что прошлого не вернуть.
Старая легенда
Она откинула колючее одеяло и встала, ощущая, как холодный утренний воздух касается ее кожи. Квинт, проснувшийся несколько мгновений назад, приподнялся на локте, схватил ее за руку.
Схватил больно, до синяков.
Клеро повернула запястье, резко и с мстительным удовольствием, и он вскрикнул от боли, разжав пальцы за мгновение до того, как они оказались сломаны.
— Вернись ко мне, — попросил он.
Женщина лишь презрительно фыркнула, тогда Квинт дернул ее за голень, точно капризный ребенок, дотянувшийся до вожделенной игрушки.
Клеро, охнув, упала, и он, заухмылявшись, навалился на нее сверху лишь для того, чтобы пропустить быстрый, точно взмах крыльев стрекозы, удар обеих рук. Вспышка боли пронзила голову, ослепила, дезориентировала. Квинт ощутил, что она, словно угорь, выскальзывает из его объятий, попытался лбом попасть ей в лицо.
Не вышло.
Большой палец Клеро проворным хорьком юркнул во впадину ниже его гортани, и мужчина, зашипев от боли, откинулся назад, пытаясь восстановить дыхание.
Она, усмехаясь, встала, глядя на то, как ее партнер пытается восстановить зрение, и ударила его подъемом стопы в губы. Не так сильно, чтобы выбить зубы или сломать шейные позвонки, но достаточно для того, чтобы получить от этого действа удовольствие.
— Достаточно с тебя?
Он сплюнул кровь, улыбнулся так, что стали видны покрасневшие резцы:
— Вернись, я все прощу.
— Перетерпишь.
— Тварь! — сказал без злобы, с удовольствием и облизал соленые губы, наблюдая за тем, как она ищет разбросанную по полу одежду, ногой откидывая в сторону меч.
Кожа Клеро казалась молочно-белой и вместе с длинными черными, сейчас тускло блестящими волосами, доходящими ей до середины спины, делала ее похожей на Плачущую Эн, кровожадного призрака, в которого верили на его родине, в Фихшейзе.
Татуировка на ее спине — четыре серо-черные мухи с розоватыми прозрачными крылышками и зелеными глазами — заставила Квинта усмехнуться. На его спине было три паука, и он знал, как ее можно задеть:
— Тебе не нравится моя паутина?
Та резко обернулась:
— Не зли меня!
— А если разозлю? Накажешь меня?
Клеро лишь дернула плечом, натягивая на узкие бедра кожаные штаны с распущенными завязками.
— У нас нет времени на игры. След остывает, а до Нимада еще плыть и плыть. Мы можем застрять здесь на всю зиму.
— Мне бы этого не хотелось.
— Тогда вытаскивай свое жирное брюхо из-под одеяла и одевайся.
— Быть может, позже. — Квинт потянулся, вновь облизал разбитую губу.
— Шрев надеется на нас.
— Думаешь, он не приедет?
— На Летос? Учитель оставил ее нам. Это испытание. Я не хочу его подвести. Но с ней придется непросто.
Зеленые глаза толстяка прищурились:
— Мне показалось или у маленькой мухи в голосе проскользнуло сомнение?
— Маленькая муха, в отличие от прожорливого паука, сохраняет разум. Лавиани не мягкотелый крестьянин. — Клеро стояла с голым торсом, не ощущая холодного воздуха, разлитого по комнате.
— Ты никогда ее не боялась.
— Я никогда не сталкивалась с ней. Она была на стороне Ночного Клана, если помнишь. Не было повода опасаться.
— Лавиани всего лишь старуха.
— Эта старуха опасна. У нее есть опыт, она умна и хитра.
— А ты молода, сильна. И вообще, нас двое.
— Ага. Расскажешь ей это, когда она намотает твои кишки на столб.
— Мы убьем ее. Иначе Шрев не отправил бы нас. Мы убьем ее, положим седую голову в ящик, засыплем солью и привезем ее к Боргу.
— Хорошо бы. Где моя рубаха?
Квинт, ухмыльнувшись, показал ей тряпку:
— Тебе все же придется вернуться.
— Не дразни меня. — В ее голосе проступило раздражение, и она шагнула к нему, но внезапно остановилась.
Прислушалась и, когда Квинт хотел окликнуть ее, резко подняла руку, призывая помолчать. Кошкой прокралась к двери, мягко, не издавая ни единого звука, сняла засов. Квинт тем временем встал, подхватив лежавший под подушкой нож.
Сойка резко распахнула дверь, и человек, приложивший ухо к створке, не удержавшись, ввалился в комнату. Охнул, когда женщина встретила его ударом колена в солнечное сплетение, а затем оттолкнула от себя.
— Закрой, сквозит, — попросил Квинт, вновь садясь на ложе и убирая нож. — Да и мало ли кто увидит.
Та выполнила эту просьбу, поставив засов на место.
— Кто нам попался?
— Слуга, я полагаю. — Толстяк улыбался. — Видел этого щенка вчера вечером.
Молодой парень хватал ртом воздух и выглядел совершенно ошеломленным.
— Ты могла его убить, — укорил Квинт.
— Ну сейчас ведь утро, — беспечно пожала плечами Клеро. — Даже если бы я перестаралась, он не стал бы заблудившимся. Что ты забыл под моей дверью, мальчик?
Работник трактира отвел взгляд от ее обнаженного торса, сглотнул, сказал с испугом:
— Ничего, добрая госпожа. Я просто проходил мимо, и мне почудился шум…
— Шум. — Голос у сойки был обманчиво ласков. — Мы шумели, Квинт?
— Разве что чуть-чуть, — подумав, ответил тот. — Самую капельку. Не так, чтобы стоило прикладываться ухом к чужим дверям. Нарушать покой.
— Простите, — сказал слуга. — Я не хотел ничего дурного.
— Он не хотел. — Клеро, вопросительно подняв брови, повернулась к своему напарнику, и тот понимающе вздохнул, разведя пухлыми руками.
— Ну тогда нам стоит забыть этот досадный инцидент.
— Как тебя зовут, мальчик?
— Фелай, госпожа. Пожалуйста, не говорите хозяину, что я… — Он замолчал.
— Что ты подслушивал? — с любезной обходительностью продолжила сойка. — О, я даже не собиралась. Ну зачем ему знать о нашем маленьком недоразумении?
Она взяла со стола красивый серебряный гребень, украшенный зеленоватыми хризолитами, провела по своим волосам.
— Но прежде, чем ты оставишь нас, скажи — насколько у тебя чуткий слух? Понимаешь, мой друг считает, что в общем-то ничего страшного не случилось. Ему простительно. Мозги у Квинта с утра обычно похожи на переваренную капусту. Но я привыкла быть осторожной. Даже в такой дыре, как Арант.
— Я ничего не слышал, госпожа! — вскинул тот руки.
— Клянешься? — дружелюбно улыбнулась она.
— Клянусь!
— Вот и славно. — Клеро положила руку на плечо парню, подтолкнула к двери. — Ты уж прости, что я тебя ударила. Я сама очень сильно испугалась. Думала, ты вор или убийца.
— Что вы, госпожа. У нас таких здесь отродясь нет.
— Это ты зря так думаешь, — произнесла сойка.
Ее тонкая рука упала на затылок слуги, отклонив его голову в сторону, так что кожа на шее натянулась, и серебряный гребень мелькнул так быстро, что жертва даже не успела понять, что случилось.
Булькнуло, и горячая кровь попала ей на лицо, волосы, плечи, грудь и живот.
— Ш-ш-ш, — нежно сказала Клеро парню, ноги которого задергались в конвульсиях. — И совсем не больно. Не бойся. Просто закрой глаза.
Она удерживала его, пока тот не перестал дышать, а затем аккуратно положила на пол, выдернув заколку из раны, поцеловала мертвого в макушку.
— Думал, ты его отпустишь. — Ноздри у Квинта раздувались, запах крови возбуждал как никогда.
Женщина подняла руку, изучила окровавленное запястье, провела по нему языком, глядя на напарника.
— Ну… — произнесла она и, покачивая бедрами, направилась к нему. — Я передумала. Как и насчет твоего предложения. Думаю, полчаса я для тебя найду.
Получасом дело не ограничилось. А после они уснули. Клеро открыла глаза потому, что свет в комнате изменился. Он стал таким же тусклым, как и ранним утром, а глубокие тени лежали в углах, расползались по потолку.
Женщина толкнула Квинта в плечо:
— Проспали все к Скованному.
Толстяк тихо ругнулся, встал, начав быстро собираться. О чем-то жалеть не имело смысла. Как и обвинять друг друга. Они оба виноваты.
Пока Клеро смывала с себя остатки чужой засохшей крови, опуская руки в таз с водой, от которой сводило пальцы, такой холодной она была, Квинт занялся уже окоченевшим телом. Взял труп за лодыжку, отволок к кровати.
Когда они выходили из комнаты, он сказал:
— Если и был паром в Нимад, мы его упустили.
— Найдем выход.
— Угоним лодку?
— Лучше заставим паромщика нас везти. Еще я на веслах не работала. Заплати за комнату.
Она вышла на улицу, под накрапывающий дождь, предоставив напарнику разбираться с хозяином, который костерил пропавшего слугу. Они решили продлить проживание, чтобы к ним не лезли еще по крайней мере сутки. Никто из них не желал, чтобы нашли мертвеца раньше времени. До тех пор, пока не уедут в Нимад.
Когда с формальностями было покончено, они направились по улице в сторону пирсов. Идти было далеко, и Клеро остановилась возле какой-то лавчонки, купив хлеба, замешанного на воде. Отломила половину Квинту, но тот лишь скорчил рожу:
— Нет. Предпочитаю что-нибудь более существенное.
— Начинай привыкать. Если мы застрянем в этом царстве уныния, то всю зиму придется жрать сельдь. И баранину по большим праздникам.
— Если мы застрянем из-за штормов, то Лавиани лучше мне не попадаться. Я разорву ей лицо голыми руками.
Черноволосая сойка оценивающе посмотрела на своего напарника.
— Что? — улыбнулся тот. — Думаешь, не смогу?
— Ну пальцы, когда надо, у тебя стальные. Не спорю. Вот только в случае с Лавиани как бы не случилось наоборот.
— Опять ты об этом, — делано вздохнул тот. — Ты прямо ее боготворишь.
Клеро покосилась на него с пренебрежением:
— У тебя башка или кочан капусты? Не будь большим дураком, чем ты есть. Относиться к ней следует серьезно. Я ведь уже говорила.
— Да-да, — скучающе отмахнулся тот. — И не раз. Но кровь у нее такая же, как у всех. И сердце находится там же.
— Как и у тебя, между прочим. И Лавиани знает, как ее выпустить и как вырвать сердце. Шрев…
— Далеко, — перебил он ее. — Наверное, уже в Пубире. А мы здесь, в герцогстве Мертвецов. Если бы Лавиани была так сильна, как ты говоришь, она бы не бежала от нас через полмира в подобную дыру. Гадюка растеряла свой яд и превратилась в ужа.
— Ты и впрямь сегодня дурак! — Она начала злиться. — Вспомни, что она натворила в Пубире прежде, чем уйти! Вспомни, как два дня выл Борг и сколько трупов пришлось сбросить в каналы.
На его губах осталась улыбка:
— Будем честны хотя бы друг с другом, Клеро. Если верную собаку бить палкой и делать это довольно долго, она сбесится. И нападет. И загрызет. И Борг, и Шрев должны были предусмотреть такое развитие событий.
— Не нам судить о том, что было сделано.
— Чушь! Зуб за зуб. Хотя, надо признать, Лавиани взяла долг с процентами. Борг совершил ошибку. И поплатился за это. Вот и желает теперь прикончить взбесившегося зверя.
— Ты очень смел, мой друг. — Ее ухмылка вышла кривой.
— Пубир далеко, — пожал он покатыми плечами. — Здесь только я и ты.
— Мне льстит твое доверие. Но лучше бы ты выкинул эти мысли из своей головы. Не знаю, что двигало Боргом, но Лавиани не стоило так поступать.
Он посмотрел на нее вопросительно:
— Ты бы проглотила такое? Будь на ее месте?
— Я? Я не на ее месте. И ей придется ответить. Оставлять ее после подобного в покое — опасно. Для власти Борга уж точно.
Квинт скривился:
— Тебе он не надоел? Правит Ночным Кланом вот уже сорок лет. Король темных углов. А вместе с тем он обычный человек.
— Под обычным ты понимаешь…
— Не такой, как мы с тобой. Но Шрев служит ему, хотя мог бы свернуть старику шею и занять его место.
Клеро осмотрелась, увидела, что на улице никого нет, и одним движением впечатала толстяка в стену, несмотря на то что он был в два раза тяжелее ее, и, прижав его горло локтем, прошипела:
— Мы сойки. Мы служим Ночному Клану. Борг был выбран, а значит, он на своем месте!
— Пусти! — тихо сказал Квинт, и в его мягком голосе проскользнула угроза, а глаза стали колючими.
Она секунду еще помедлила, показывая, что не боится, и сделала шаг назад.
— Шрев бы уже убил тебя за такие слова.
— Выходит, мне повезло, что ты не он.
— Повезло, — согласилась она холодно. — Я убью тебя в следующий раз, если ты только заикнешься об этом.
— Я запомню, — сухо бросил тот, справляясь с гневом.
— Запомни, — милостиво разрешила Клеро. — Надеюсь, больше от тебя такого не услышу. Я становлюсь сентиментальной в этом раскисшем месте. Не заставляй меня отказываться от твоего общества из-за неуправляемого языка. Ночной Клан — наша семья. Мы служим ему. В этом наша цель. И если ее потеряем, то станем таким же пустым сосудом, в какой превратилась Лавиани.
Тот промолчал.
— Гниль разъедает. Мне бы не хотелось, чтобы Шрев разочаровался в тебе. Ты знаешь, к чему это может привести.
Он знал. Поэтому не спорил.
Их окликнули, когда они проходили мимо невысокой стены, выложенной замшелым, плохо отесанным камнем.
Клеро с удивлением обернулась, глядя на мужчину, жующего табак.
— Друзей не теряли? — спросил тот.
— Не понимаем, — ответил Квинт.
— Чего тут понимать? Вы же не местные. Пару дней назад патрульные нашли двух покойничков. Одного прирезали, второй вроде сам подох. Со страху, может быть. Такие же как вы. С материка.
— Ну а мы здесь при чем?
— Может, и ни при чем. Но обычно чужаки если приезжают, то компаниями. Вдруг знаете, кто это. Негоже хоронить людей безымянными.
Клеро покачала головой:
— Материк не Летос, добрый человек. Слишком много герцогств, слишком много людей. Мы, в отличие от вас, не знаем каждого в лицо.
— Вообще-то мы кое-кого искали, — внезапно произнес Квинт, чем сильно удивил ее. — Мертвецов еще не закопали?
— Как раз собираемся.
— Ну давай глянем. Чем Скованный не шутит.
Клеро посмотрела на напарника с раздражением, но не стала спорить при свидетеле.
Кладбище оказалось большим и очень старым. Было видно, что хоронили здесь уже много веков, и часть могил давно поглотила земля, сгладив их, засеяв сухой травой и дремучим шиповником.
Возле ямы, выкопанной рядом с оградой, среди дикой поросли кустарника, лежали два тела, накрытые светло-серой тканью. Смотритель кладбища, он же и могильщик, сидел поодаль, отбросив лопату, и все его внимание занимала полупустая бутылка.
— Стоит ли женщине смотреть на такое? — внезапно заволновался их провожатый.
Клеро пожала плечами:
— Мертвые меня не пугают.
— Ну как скажешь.
Он отдернул первое покрывало, показывая раздетого мертвеца. Разумеется, тот был им незнаком. Но от взгляда обеих соек не укрылась рана на шее покойника. Второго Квинт изучил сам, без приглашения, сразу обратив внимание на синяк под грудиной.
— Бедняги, — с сочувствием произнес он. — Кто же их так?
— Грабители. Хотя у нас такого отродясь не бывало. Герцогская стража весь город перерыла, но никого пока не нашла.
— Нам они незнакомы.
— Жаль. Придется оставлять могилы безымянными.
Они распрощались и, выйдя с кладбища, несколько минут шли в молчании.
— Мы идиоты, — наконец произнесла Клеро, и ее голос дрожал от концентрированной злости.
Злости на себя.
— Мы везучие идиоты, — поправил ее Квинт, останавливаясь возле закрытого колодца. — Корабль из Пограничного ушел в Нимад. Лавиани, судя по словам Шрева, родилась в том городе. Но она из Нимада пришла в Арант. А мы едва отсюда не уехали. Вот только зачем ей возвращаться?
— Спросишь у нее сам, если она будет склонна беседовать. Не знаю, Скованный ее забери. Быть может, она решила закончить дело с Боргом.
— Значит, мы обязаны ее найти. Сейчас она близко как никогда.
Клеро прищурилась:
— Если еще в городе. Надо проверить постоялые дворы. Мы даже не подумали об этом, решив, что она в столице. И начать с нашего. Спросим у хозяина, не видел ли он женщины с нужными нам приметами. Будет смешно, если сойка все это время жила в соседней комнате.
— Ты считаешь, она будет рассиживать в главном зале, попивать вино и жрать уток, запеченных в лимонах? Она скрывается. Вокруг полно брошенных зданий.
— Да. Но проверить стоит. Все гостиницы. А затем пирс, и поговорить с паромщиками. Ее могли видеть.
Квинт покачал головой:
— И не обратить внимания. Она местная. Не забывай этого.
— Ну, давай стоять тут и ждать, когда она сама к нам придет! — вспылила женщина. — Есть другие варианты? Так я и думала.
— Хорошо. — Он не стал спорить из-за такой мелочи, но по его тону становилось понятно, что они лишь зря потратят время. — Но я считаю, что возвращаться обратно глупо. Труп…
— Мы не съехали, — напомнила ему сойка. — И ты просил ничего не трогать, заплатив хозяину. И даже если они найдут мертвеца, то какая разница? Когда это мешало нам с тобой задать вопросы и получить ответы?
Квинт на это лишь ухмыльнулся.
Скела терпеть не могла приходить к Морвену. В эти мгновения она ощущала себя какой-то попрошайкой. Жалкой безродной нищенкой, которой не хватает ултов на миску холодной рыбьей похлебки, не говоря уже о куске вяленого палтуса.
Молодую паромщицу злило это, и она держала себя в руках из последних сил. Хозяин «Селедочного короля» владел не только лучшим в Аранте постоялым двором, но и западным пирсом. Самым крайним в столичной бухте и большую часть времени пустовавшим.
Иногда Морвен сдавал его заезжим торговцам или местным рыбакам для починки маленьких судов и лодок, но это случалось крайне редко. Лишь к началу сезона штормов появлялись желающие снять сараи, загоны для животных и место на спокойной воде, для того чтобы переждать ненастье.
Скела была среди них.
Она любила столицу и предпочитала проводить эти месяцы подальше от дома, любимого, но такого серого и унылого осенью и зимой. Работа заканчивалась, и парому требовалась стоянка, а ее хрюлям надежные, теплые стены и полная кормушка. Все это было у Морвена, и не за самую большую плату. Было лишь одно «но» — владельцу постоялого двора нравилось, чтобы его просили. Особенно если это симпатичная девчонка, на которой он с какого-то перепугу задумал жениться.
И вот уже третий год ей приходилось пересиливать себя, вести с ним спокойную беседу, не обращать внимания на заигрывания, намеки и сальные шуточки. Порой Скела хотела взять со стола что-нибудь потяжелее и стереть эту неприятную улыбку с лица старого дурака. Но каждый раз ей приходилось вспоминать, что она капитан, старшая Волн и Ветра, что от нее зависят не только ее люди, но и семейное наследие — паром. Отец, оставшийся на севере, не поймет ее несдержанность.
Несколько дней после прихода в столицу она откладывала свой визит, но, когда дальше оттягивать стало невозможно, собралась с силами и отправилась на поклон.
До начала ночи оставалось совсем немного, она шла по сумеречным улицам, выбирая центральные, хорошо освещенные теплым светом фонарей и факелов. Арант большой город, здесь много указывающих, а потому можно не бояться мрака. Знать о нем, уважать его и того, кто может появиться в это время, но не бояться. За сто с лишним лет мало какой заблудившийся протягивал больше одной ночи.
Во дворе гостиницы уже никого не было, но, к ее удивлению, дверь «Селедочного короля» осталась открытой. И, войдя в зал, она опешила.
Кроме растерянного, грузного Морвена, мнущего в руках фартук, а также двух заплаканных служанок, здесь были солдаты со знаком герцога, вышитым у них на куртках. Шестеро воинов во главе с молодым, бледным командиром.
На столе лежало тело.
Первым делом по привычке она посмотрела на свечи в зале и только после этого стала дышать. Слуга Морвена, а она помнила этого пронырливого, любопытного юношу, умер еще до наступления только что начавшейся ночи. И, судя по темной крови на его одежде и коже, умер не своей смертью.
На ее появление обернулись, и командир сказал неожиданно высоким, нервным голосом:
— Закрыто. Приходи позже!
Морвен посмотрел на Скелу с раздражением, вновь повернулся к солдату, с которым разговаривал.
— Да откуда я знаю, кто они такие?
О ней словно все забыли. И она, потоптавшись на пороге, поняла, что сегодня не имеет смысла договариваться об аренде.
Дверь за ее спиной распахнулась, и кто-то бесцеремонно шлепнул паромщицу по ягодицам. Мгновенно вспыхнув, та развернулась, чтобы оторвать грубияну руку, и, опешив, захлопала глазами.
Грубияном оказалась девица. Чужеземка с безучастными темно-карими глазами и кривой ухмылкой на тонких губах. Она была старше Скелы лет на восемь и, заметив замешательство, негромко сказала:
— Прости, милая. Ты была так соблазнительна, а мы, южане, всегда несдержанны…
Неискренняя улыбка незнакомки пропала, когда она увидела солдат и мертвеца на столе. Пришедшей вместе с ней медноволосый толстяк, огорченно цокнул языком:
— А я ведь говорил.
— Это все любопытство, — не оборачиваясь, небрежно бросила черноволосая. — Вечно некоторые лезут туда, куда их просили не заходить.
Морвен увидел вошедших, на секунду замер, не веря своим глазам, а затем ткнул в них пальцем, словно стрелял из арбалета:
— Это они, клянусь Шестерыми!
— Ну вот, — проворчал толстяк, отодвигая плечом оказавшуюся на его пути Скелу. — Вечно приходится расхлебывать всякую ерунду.
— Кто они? — не понял молодой командир, уставившись на вновь прибывших.
— Те, в чьих комнатах нашли покойника, — мрачно произнес гораздо быстрее соображавший усатый солдат. — Совесть заела? Решили вернуться?
— Мы вернулись потому, что сняли комнату еще на ночь, — холодно сказала ему южанка. — Чему ты так удивлен, воин? Или хозяин не сказал об этом?
— Я заплатил за еще одну ночь. И заплатил вперед, — процедил спутник женщины. — Неужели вы думаете, мы стали бы возвращаться, если бы убили человека, да еще и в месте, где планируем спать? Небось он сам это сделал, а свалил на нас.
— Я?! — возмутился Морвен, и Скела с удовлетворением увидела, как вытягивается его всегда надменное лицо. — Да они врут!
— Кто из вас врет, решит герцогский судья, — повысил и без того высокий голос командир. — Пойдете с нами. И ты, и вы.
Владелец «Селедочного короля» от изумления открыл рот, а толстяк, прищурившись, нарочито небрежно поинтересовался:
— Пойдем? Куда, позвольте узнать?
— В городскую тюрьму до утра.
— У нас нет на это времени!
— Лучше идите по-хорошему.
— Иначе что? — улыбнулась черноволосая, склонив голову набок, разглядывая суровых мужчин, державших руки на мечах. — Порубите нас? Советую выглянуть в окно, господа. На дворе ночь, а на вашей проклятой земле в это время появляются заблудившиеся. Неужели вам это нужно?
Солдаты переглянулись в замешательстве.
— Никто не станет вас убивать! — сообщил защитник правопорядка. — Но если вы будете артачиться, то мы применим силу.
— Силу, значит… — задумчиво произнес толстяк и обратился к усатому солдату: — Слушай, друг. Ты вроде поумнее этого щенка. Давай разойдемся по-хорошему. Ни вам, ни нам не нужны неприятности. А то и смерти. Нам с вами нечего делить.
— Щенка?! — взвился молодой командир. — Взять его!
— Предложение мира всегда расценивается как слабость, — вздохнула черноволосая чужеземка, сделала широкий шаг к воякам и ударом кулака разворотила гортань ближайшего из них.
Скела закрыла рот ладонями, чтобы никто не услышал ее крика, видя, как пламя свечей становится синим, а в следующую секунду бросилась бежать.
Исчезнувший паук со спины оставил на коже неприятное жжение. Квинт знал, что теперь оно продлится день или два, и это раздражало его. Клеро, из-за которой пришлось потратить одну из трех татуировок, раздражала куда больше.
Ведь он предупреждал ее. Чувствовал, как обернется дело, но она отмахнулась от его слов, точно они мертвые птицы.
Сейчас напарница держала за грудки выволоченного на улицу трактирщика, который, казалось, потерял всякое представление о реальности от происходящего. Он видел лишь синий огонь и беснующихся возле порога заблудившихся, силящихся добраться до них.
— Приди в себя, ублюдок! — Она сильно тряхнула его и, не церемонясь, ударила тыльной стороной запястья, рассекая кожу лба кольцом на безымянном пальце. — Сколько их там? Две служанки, семеро солдат и постояльцы, если их еще не убили. Хочешь, чтобы я бросила тебя к заблудившимся, или ответишь на мои вопросы?!
Она, несмотря на то что трактирщик был тяжелее ее, напрягла руки, подтолкнула его к дверям. Тот взвизгнул, вцепился сойке в плечи, едва ли не желая забраться на женщину с ногами, так чтобы не оторвали, лишь бы не оказаться внутри «Селедочного короля», где ночь принадлежит лишь мертвым и той стороне.
— Скованного ради, Квинт! Не мешкай! Разберись с девчонкой, пока она не подняла всю гвардию замка! Мы замучимся убивать каждого в этом дрянном городишке! Особенно если через минуту он будет опять вскакивать! — рявкнула Клеро напарнику.
Он совсем забыл о девке, которую они встретили у входа. Действительно, ее не было среди тех, кто погиб. Значит, сбежала. И поэтому ученик Шрева не стал спорить. Понимал, что из них двоих лишь у него есть способности найти беглеца по горячим следам, хотя ему и не очень-то хотелось использовать еще одну татуировку.
— Догоняй, — сказал Квинт на прощанье.
Сойка не сомневался, что женщина вытащит из трактирщика все, что им нужно. Конечно, при условии, что он хоть что-то знает. А в том, что будет позже, он тоже не сомневался. Она любила чужой страх, а поэтому владельца «Селедочного короля» ждет встреча с заблудившимися.
Он сосредоточился, и словно невидимые пальцы рванули кожу на его спине, обжигая мгновенной болью. Мир, и без того графитово-серый из-за зрения сойки, стал еще более темным, а на земле проступила бледно-голубая цепочка следов.
Квинт рванул с места, быстро оставив позади постоялый двор с фонарями, горевшими синими огнями. По пустым, слабо освещенным улицам он двигался ничуть не хуже герцогского бегуна, которые порой доставляли срочные письма в Нейкской марке.
Очень быстро, несмотря свою комплекцию. Дышал ровно и спокойно, поглядывал по сторонам, примечая все, что вокруг.
У девицы была фора. Минуты четыре. Но она оказалась резвой и прыткой. Хотя и не могла тягаться с ним в силе и выносливости. Он видел это по рисунку следов, расстояние между которыми постепенно сокращалось. Там, где беглянка, судя по всему, стала задыхаться и перешла на шаг.
Она была сильно напугана. В противном случае направилась бы прямиком к замку или в оживленные, ярко освещенные кварталы, чтобы встретить патрули и позвать на помощь. Ее же понесло в совсем ином направлении — к заброшенным складам возле старой гавани.
Но Квинт решил закончить начатое. Иначе зря была потрачена его татуировка. К тому же неизвестно, как обернется дело, когда девушка придет в себя.
Он нашел ее недалеко от разрушенных домов, в десяти шагах от воды, где рядами стояли высокие деревянные сушилки для рыбы, на которых висела треска, королевский палтус, люр и сайда. Сойка ненавидел рыбу, и запах вяленой неприятно бил в нос. Для него это было хуже, чем аромат мертвечины, но сейчас он даже не поморщился.
Улыбнулся тяжело дышавшей девчонке, сжимающей в кулаке нож. В свете яркой луны он видел, как блестят ее глаза, как бледно ее лицо и как растрепаны волосы. Право, Клеро не зря обратила на нее внимание. Даже жаль, что придется отправить на ту сторону. В других обстоятельствах можно было бы чудесно поиграть.
Возможно, к общему удовольствию.
— Не бойся, — попросил он. — Я не стану делать тебе больно. Ты ничего не почувствуешь. Просто уснешь.
— За что? Что я тебе сделала?
— Ничего. — Квинт с сожалением развел руками. — Просто ты оказалась не там, где надо, и можешь причинить нам неприятности.
Она выставила перед собой нож, одновременно отступив назад, прижавшись спиной к одной из рыбьих сушилок.
— Не глупи. Эта железка меня не остановит.
Они одновременно услышали легкое насвистывание и обернулись в ту сторону. Она — с надеждой, он — с раздраженным недовольством.
Человек появился из мрака разрушенного здания, и Квинт увидел, что тот младше его, высокий и плечистый, со светлыми, сейчас серебрящимися в лунном свете волосами, собранными в хвост. Над его правым плечом торчала длинная черная рукоятка полуторного меча.
Секунду он смотрел на них.
— У сиоры неприятности?
— Отнюдь, — улыбнулся ему Квинт, отмечая про себя южный акцент и понимая, что перед ним не летосец. — Небольшой семейный конфликт, не стоящий вашего внимания.
— Он хочет меня убить! — выпалила девчонка, глядя на случайного прохожего с отчаянной мольбой. — Вы ведь помните меня? Я управляла паромом. Помогите!
Сойка скрежетнул зубами, поминая дуру. Теперь вместо одного заблудившегося придется сделать двоих. А ведь она могла сохранить парню жизнь, если бы хоть немного подумала.
— Убить? — Молодой человек попробовал это слово на вкус, сокрушенно покачал головой. — Нет, сиора. Не думаю, что сегодня это случится. Сиор ведь пошутил, и он сейчас уйдет.
Квинт глянул на незнакомца, сделав кое-какие выводы:
— Ты не похож на купца.
— Я путешественник, сиор.
Это могло быть правдой. А возможно, что перед ним один из охотников за головами, которого нанял Эрбет. И парень еще не знает, что награда исчезла со смертью того, кто ее объявил. Впрочем, сейчас это уже не важно.
Сойка обнажил свой меч, куда более короткий, чем у вставшего у него на пути человека, закрывшего собой девушку. Впрочем, Квинта такое обстоятельство не смущало. Ему случалось драться и против более длинного или же тяжелого оружия.
— Доставай свою железяку, парень. — Он указал острием на меч противника. Вся эта ситуация его забавляла. Уже года четыре с ним никто не затевал драку. Да еще и из-за девок. Воистину, эта ночь стоила того, чтобы ее запомнить.
Тот расстегнул ремень, снимая со спины клинок, и по шелесту, раздавшемуся, когда бастард покидал ножны, Квинт заключил, что сталь отличная. Скорее всего мутская, выдержанная в холодном огне деревьев из джунглей. Лучше была лишь та, что ковали во времена таувинов.
Незнакомец без сожаления отбросил ножны в сторону, направив острие меча в землю, спросил с подчеркнутой любезностью:
— Это означает, что сиор не желает решить дело мирно?
— Сиор желает погонять тебя по двору, затем отрубить ноги, чтобы ты увидел, как я сверну этой курице шею. А затем она сожрет тебя.
Тот ничего не ответил, его правая рука опустилась к гарде, левая к навершию, широким хватом, но меч, смотрящий в землю, даже не шелохнулся.
«Глупец», как называли эту стойку на севере. Довольно невинно на первый взгляд.
— Надеюсь, что ты развлечешь меня хотя бы минуту, — сказал Квинт и прыгнул, легким ударом метя в открытое горло.
Бастард пришел в движение вместе с ногами противника, совершил полукруг, и сталь звонко ударила о сталь. Квинт оценил и движение, и встречу, и силу удара. Человек сделал шаг, продавливая защиту и метя концом подвижного клинка в незащищенный лоб сойки. Ученик Шрева легко поддался на эту грубую силовую атаку, развернулся на пятке в самый последний момент, и не ожидавший этого противник сделал лишнее движение, открывая левый бок.
Но Квинт не стал заканчивать слишком быстро. На его взгляд, это было скучно.
Допущенная незнакомцем ошибка была исправлена в следующую же секунду. Разворот корпуса, и кончик бастарда тускло сверкнул в лунном свете.
Он бы разворотил гортань любому другому, таким быстрым был удар, но не сойке. Квинт уже находился вне досягаемости.
— Неплохо для чревоугодника, — оценил его скорость защитник девицы.
Ученик Шрева принял эту похвалу как должное. Многие считали его слабым, медлительным толстяком. Их всех ждал сюрприз. Последний в жизни.
Квинт напал молча, фехтуя одной рукой, без труда сдерживая напор опасного клинка. Они обменивались быстрыми, сильными ударами, кружа на пустой каменистой, немного неровной площадке. Сойка сражался не во всю силу, оценивая человека, узнавая его слабые места.
Их практически не было.
Дурак использовал классическую северную школу. Хорошая, вполне работающая техника. Серьезная для большинства противников, с массой защитных высоких стоек и редкими перехватами. Без изысков, без нюансов, без перчика. Парень знал ее на отлично и, наверное, считал себя едва ли не воином Рубежа. Но он был недостаточно безупречен для того, чтобы противостоять одному из соек.
Тому хватило половины минуты, чтобы понять, что больше ничего интересного он не увидит. Защитничек оказался скучен, точно пустой куриный бульон.
— Подходим к финалу, — сообщил ему Квинт. — Запомни свою смерть.
Он уже все рассчитал. Пробить на шестом шаге «Срединную стальную дверь», так как незнакомец слишком высоко поднимает предплечья в этой стойке, принимая удар, если тот нацелен в правую щеку. Подвернуть запястья, ударить голенью по голени, пригнуться, когда бастард полетит в голову, и на обратном движении перерубить левое колено.
Все.
К неприятному удивлению Квинта, его план провалился. Парень словно разгадал его и, когда победа уже была близка, перехватил меч обратным хватом, поменяв стойку на правостороннюю, и клинку сойки, вместо того чтобы впиться в плоть, пришлось блокировать страшный нисходящий удар.
Он выругался, уже не скрываясь, атаковал в полную силу, со все возрастающим удивлением понимая, что противник не только не собирается сдаваться, но внезапно начинает сражаться с ним на равных.
С ним! На равных!
Северная школа фехтования внезапно превратилась в южную. Высокие стойки в низкие, больше не казавшиеся такими открытыми. Приземистые, текучие, с мягкими диагональными шагами, столь опасными, что приходилось быть очень внимательным. Бастард перестал быть жестким из-за постоянной пляски ладоней по рукояти, а иногда и по гарде и противовесу, мелькал, описывая круги и эллипсы.
Сила атак выросла вдвое, впрочем, как и скорость. И Квинт, в котором пробуждалась злость, понял, что не только он играл до поры до времени. Этот чертов светловолосый ублюдок провел его, точно мальчишку. Перед ним по меньшей мере был мастер меча. А возможно, и человек со знаком карпа.
Последняя атака незнакомца была потрясающей. Даже Квинт готов был это признать. Бастард исчез, превратившись в едва уловимую взглядом тень. Шесть последовательных ударов, два из которых были нанесены в прыжке, отчего их мощь увеличилась в несколько раз, и один финальный укол, быстрый, точно молния.
Конечно же сойка их все отразил, хотя для этого потребовалось применить весь свой опыт. Чтобы сбить в сторону жалящий укол, он так напряг руки, что едва не порвались сухожилия. Любому другому этот способ защиты выбил бы запястья.
Он отскочил назад, беря секундный перерыв и глядя на спокойное, открытое лицо противника. Ощутил резкую боль в правом ухе, понял, что кровь течет по его челюсти на шею, и грубо выругался. Отбить укол полностью все же не получилось, этот сукин сын умудрился его зацепить.
— Давно не видел таких, как ты, сиор, — с уважением произнес мечник.
— Таких, как я, ты никогда не видел! — прорычал Квинт.
Ярость застилала глаза, он мечтал разорвать ублюдка голыми руками. Игры кончились, тянуть больше нельзя. Сойка и так провозился с парнем дольше, чем собирался. Неизвестно, кто мог услышать звон мечей и появиться здесь. Пора заканчивать.
Он атаковал с отчаянной решимостью. Рубящий удар в челюсть, парирование, укол в грудь, избежать обратного движения, пропустить рукоять, набалдашник которой должен был сломать ему нос, попытаться подрезать бицепс и… наконец-то оказаться под мощным, вертикальным ударом.
Последний паук исчез, и Квинт стал нематериальным. Он увидел, как дымчатый клинок проходит через его голову, прямо между глазами, устремляется все ниже и ниже, и, сделав шаг в сторону, становясь вновь собой, нанес быстрый, решительный удар.
От него нельзя было увернуться. Не из той стойки и не после той атаки, которую завершил защитник девушки. Но у того получилось.
Почти получилось.
Хоть мечник и извернулся под совершенно неестественным углом, бросив бастард на свою защиту, но опередить сойку не смог. Острое полотно врезалось ему в грудь, и Квинт, не сдержавшись, вскрикнул.
Сперва победно, а затем с разочарованием.
Ловкая тварь носила под курткой и рубашкой кольчугу! В любом другом случае меч ученика Шрева уже бы все закончил, но из-за проворства противника и брони нанес лишь рану. И конечно же не смертельную.
— Грязная игра, парень! — оскалился Квинт, чувствуя, как порезанное ухо продолжает дергать.
— Будем считать это ответом на твои фокусы, сиор, — улыбнулся тот.
Толстяк, скрежеща зубами, напал и сам не понял, в какой момент его атака перешла в оборону. Это было невероятно, но он проигрывал обычному человеку. И конечно же ублюдочному полуторнику, благодаря длине и весу которого приходилось все время осторожничать.
Противник Квинта наседал. Даже спешил, явно опасаясь еще какой-то неожиданности. Сверкающий полукруг, сшибка, парирование, укол из низкой стойки, удар с разворота снизу вверх, и тут же мощный вход с блокировкой клинка и толканием его хозяину прямо в лицо.
Крестообразная гарда зацепилась за гарду, резкий провал локтей с проворотом, и меч Квинта, внезапно возомнивший себя птицей, вырвался из потной ладони, улетев куда-то в ночное небо.
Толстяк был так ошеломлен этим, что проследил за его полетом.
Стальной ветер прошелестел перед его лицом, и противник скрылся из поля зрения.
Кто-то сдавленно ахнул.
Сойка ощутил странную, нарастающую резь в животе, огненную боль, точно где-то внизу к нему прижали раскаленные угли. Чавкающий, противный звук принес внезапное облегчение. Что-то упало на землю, а затем он понял, что не чувствует ног, и рухнул прямо на собственные потроха, вывалившиеся из рассеченного живота.
Квинт постарался принять позу зародыша, чтобы хоть как-то облегчить расползающуюся боль, и думал о том, что это невозможно. Что все это сон. Что все это происходит не с ним. И что какая же сука Клеро, втравившая его в эту затею с трактирщиком и отправившая за никому не нужной девчонкой.
Скела и не думала бежать. Она не могла спасать свою жизнь, когда этот высокий, симпатичный чужеземец, понравившийся ей еще на пароме, сражается за нее. Девушка стала бы презирать себя за такое бегство и отдала свою судьбу Шестерым, рукам Мильвио и его мечу.
Она ничего не понимала в поединках, но видела — перед ее глазами разворачивается то, что язык не повернется назвать боем. Настоящий танец. Серый грациозный журавль сражался с необычайно проворным диким котом. Клинки плели узор, звенели и мелькали. На несколько мгновений ей показалось, что толстяк стал прозрачным. А потом все кончилось, и она сдавленно ахнула.
Мильвио оказался рядом, схватил ее за плечо, поволок за собой, и Скела, чтобы не упасть, едва ли не вприпрыжку поспешила за ним. Они остановились в густой тени, под прикрытием стены заброшенного дома. Отсюда она видела площадку, на которой проходила схватка, и мертвого.
Но толстяк оказался не так уж и мертв. Вот он поднял голову, а затем стал медленно подниматься. Паромщица не сразу поняла, что происходит, — поблизости не было ни одного огня. Вскрикнуть она не успела. Ладонь в перчатке зажала ей рот, и она почувствовала запах стали и кожи.
— Ни звука, — шепнули ей на ухо, и она, помедлив мгновение, кивнула.
Он убрал руку, и девушка стала смотреть, как заблудившийся, покачиваясь, оглядывается. Чудовище не видело их, нюхало воздух, но запах его собственной крови все перебивал, и оно никак не могло сориентироваться. Скела в ужасе думала, куда пойдет погибший вне дома, не скованный порогом. Вокруг целый город, на улицах есть патрули, и к утру заблудившихся может быть не один и не два. Надо было что-то делать, но она осознавала свою бесполезность.
На тыльную сторону ее запястья попало что-то горячее. Она поднесла руку к глазам, увидела, что это черная капля, с ужасом посмотрела на своего спасителя, раненного в бою. Тот, отвечая на ее невысказанный вопрос, легко покачал головой, показывая, что не так все страшно.
Девушка быстро нашла рану, сняв с шеи свой цветастый моряцкий платок, прижала его к порванным звеньям кольчуги, ощутив, как мужчина вздрогнул всем телом, но не издал ни звука.
Так они и стояли. Скела пыталась остановить кровь, а Мильвио, сжимая меч, наблюдал за заблудившимся. Тот, не видя перед собой никакой цели, лишь вертел головой.
Они оба пропустили мгновение, когда на освещенное луной место вышла женщина в кожаных штанах, с фальчионом в руке. Воин хотел сделать шаг, чтобы помочь ей, но паромщица, узнав черноволосую спутницу толстяка, осталась на пути чужестранца, встала на цыпочки, шепнув:
— Они заодно.
Тот посмотрел удивленно, даже неверяще, но, поколебавшись, опустил меч.
Секунду женщина разглядывала толстяка, который стоял к ней спиной, затем негромко окликнула. Заблудившийся пружинисто развернулся и резко прыгнул, но его ноги запутались в собственных кишках, и он грохнулся на землю.
Черноволосая грязно выругалась.
То, что происходило в следующую минуту, заставило Скелу поверить, что она оказалась в эпохе великих волшебников.
Заблудившийся был быстр, свиреп и силен. Но черноволосая… она просто превратилась в размытый вихрь. В прозрачный лед. В призрака. Она нападала со всех сторон, оказываясь то тут, то там. Фальчиона просто не было видно, и тот, кто совсем недавно был человеком, потерял руки, затем ноги, а после и голову.
Женщина постояла над шевелящимися останками, посмотрела на пустые глазницы, на открывающийся рот с волчьими зубами. Выругалась еще раз и побежала прочь.
Они выждали еще по меньшей мере минуты три, пока Мильвио не сказал:
— Думаю, что она ушла, сиора.
— Шестеро! — потрясенно произнесла Скела. — Что это было?
— Так ли это важно? Ночи Летоса темны. Не подходи к останкам. Они опасны, пока не придет указывающий.
— Я видела вас в гавани несколько дней назад. Разве вы не уплыли в Варен на «Морском коне», как собирались?
Чужеземец вытер меч, подобрал ножны, покосившись на отрубленную руку, валяющуюся неподалеку и все еще шевелящую пальцами.
— Я опоздал на него, сиора. Прощался с Шерон, и, когда вернулся, тот уже уплыл.
Скела тихо ответила:
— Я до конца своей жизни буду благодарить Шестерых за ваше опоздание. Вы спасли мне жизнь.
— Мне было приятно это сделать.
— Ваша рана, Мильвио, — опомнилась девушка. — Нужен лекарь.
Он приложил к боку руку в перчатке.
— Лучше сперва предупредим указывающих.
— Это мне решать! — сурово ответила Скела. — Вы только что спасли мне жизнь, и я не позволю вам истечь кровью!
Он не стал спорить:
— Как прикажешь, сиора. Ты очень добра.
— Это меньшее, что я могу для вас сделать.
Они ушли, а голова того, кто был сойкой, продолжала открывать и закрывать зубастую пасть.
