Глава одиннадцатая
ПУТЬ В АРАНТ
Они летали на белых львах. И не было ничего прекраснее этого зрелища. Цветущие, молодые, полные жизни и надежд. Магия была их кровью, и ничто не должно было сбросить их вниз. Так думали все мы, боготворя великих волшебников ничуть не меньше, чем Шестерых. А потом началась Война Гнева, и мы возненавидели их за ту боль, потери и тени, что пришли в наш мир. Их давно нет, а я все еще жив. И помню… Они летали на белых львах. И это было прекрасно.
Из рассказа пережившего Катаклизм
Пол в коридоре скрипел нещадно, и в темноте Тэо двигался едва ли не на ощупь. Было холодно, как и всегда на Летосе, и облачка пара вырывались из его рта.
Он не спал всю ночь, хотя хозяин предоставил спутникам указывающей отличные комнаты. Стоило задремать, как появлялся шаутт с зеркальным глазами, сдирающий кожу с живого Хенрина. Пружина просыпался от страшной боли, словно демон молотом забивал ему под лопатку стальной клин.
С этим что-то надо было делать, и он решил больше не оттягивать неизбежное.
Постучав в хлипкую, рассохшуюся дверь, которая держалась на слабых старых петлях, он прислонился спиной к стене и, закрыв глаза, стал ждать, чувствуя, как едва заметно печет кожу под странной меткой. Тэо слышал, что босые ноги коснулись холодных досок пола, остановились с той стороны преграды.
— Кто? — тихо спросила Шерон.
— Это Тэо.
Он почувствовал ее мимолетное колебание.
— Сейчас.
Указывающая открыла дверь, впустила его в маленькую комнатку, кутаясь в тонкую шаль. На столе мирно и ровно горел огарок свечи.
— Что случилось?
— Нам надо поговорить.
Девушка указала ему на единственный стул. Сама села на кровать, поджав под себя босые ноги.
— Во-первых, я так и не сказал тебе спасибо за то, что ты выручила меня в Нимаде.
— Это не стоит благодарности. У нас не бросают людей в беде.
— Во-вторых… ты, наверное, сочтешь меня ненормальным после того, что я тебе расскажу. Но… В общем, вчера мы встретились с тобой не просто так. Я и Лавиани искали тебя.
— Зачем? — тихо спросила та.
— Только не смейся. Но я столкнулся с шауттом. — Пружина увидел, как ее красивые брови поползли вверх. — Он поставил меня перед выбором. Или умереть, или выполнить его приказ.
Девушка прошептала:
— Значит, и к тебе эта тварь приходила.
Он удивился ее словам, но прежде, чем успел что-то сказать, указывающая спросила:
— Что хочет демон от тебя?
— Чтобы и я и Лавиани пошли с тобой.
— Ты не ошибся?
— Если только в Нимаде нет других указывающих по имени Шерон.
— А ты знаешь, куда я направляюсь, Тэо?
— На Талорис.
Он видел, как на мгновение прищурилась сероглазая девушка, как сжались ее губы.
— Демон оставил мне это. Не знаю зачем. Сказал отдать тебе. — Акробат вытащил из кармана костяной медальон на кожаном шнурке, протянул Шерон.
Это была небольшая фигурка дельфина. Димитр привез ее много лет назад из Варена. Амулет, хранящий от зла. Когда он погиб в море, указывающая повесила вещицу на кровать Найли.
— Послушай, — сказал Тэо мягко. — Я не понимаю, что происходит. Демон вселился в моего мертвого друга. Шаутт выглядел именно так, как говорили легенды. Лавиани тоже видела его, и у нее тоже нет выбора. Мы хотим пойти с тобой. Для меня это важно.
Она справилась с собой, хотя в голове все еще царил полный сумбур.
— Важно? — ровным голосом произнесла Шерон, убирая дельфина в сумку.
— Мне проще показать, — ответил он и быстро снял свитер.
— Эй, слушай… — попыталась остановить его вскочившая девушка и задохнулась от ужаса и отвращения, когда он стянул рубаху и повернулся к ней спиной. — Шестеро храни нас!
От черного, впитавшегося в кожу маслянистого рисунка, покрывающего всю левую лопатку, веяло недружелюбной силой. Он уже заполз на плечо, но здесь был пока еще бледным и не слишком заметным. Кожа в некоторых местах стала прозрачной, и под ней, словно через стекло, были видны сосуды, мышцы и сухожилия.
— Это знак той стороны?!
— Да.
Она впервые видела такое.
— Выходит, рядом со мной настоящий меченый?
— Прости? — не понял он.
— Так у нас называют пустых.
— Ты можешь избавить меня от него?
На ее ошеломленном лице отразился ужас:
— Я?!
— Ты указывающая.
— Но я не одна из Шестерых. И не великая волшебница. Метка водоворота и пустые — всего лишь легенда.
— Ну тогда обе легенды сейчас перед тобой.
— Это проявление магии асторэ. Темной силы, которую принес в мир Наездник. Могу я посмотреть поближе?
— Пожалуйста.
— Больно? — Она осторожно коснулась израненной кожи подушечками теплых пальцев.
— Немного, — неохотно признал тот. — Лавиани остановила это на время, но сказала, что указывающие справятся лучше. Именно поэтому я приехал в ваше герцогство.
Ее левая рука загорелась светом, Шерон ощупывала каждый дюйм рисунка.
— Кто она такая, раз смогла справиться с подобным?
— Я не знаю. Откровенность не входит в ее добродетели.
Девушка хмыкнула, закрыла глаза, глядя на все это иным зрением, потянулась… и ее буквально отбросило в сторону. Она очутилась на полу, тряся головой, а Тэо оказался рядом, с тревогой заглядывая в глаза.
— Ты в порядке?
— Дай мне минуту.
Стараясь не показывать, как дрожат пальцы, она вытащила из сумки плоскую кедровую коробочку, сняла крышку и вытащила одну из четырех тонких, но длинных игл.
— Ты знаешь, что в тебе есть магия?
— Во мне есть боль и ночные кошмары. Что ты намерена делать с этим орудием пыток? — В его голосе проскользнула настороженность.
— Я не смогу тебя избавить от того, что на спине, Тэо. Но уберу боль. Ты знаешь, откуда появилась метка?
Акробат хмыкнул.
— Долгая история. Ай! Скованный тебя забери! — Он дернулся, и в ушах странно зазвенело, когда Шерон ловко воткнула первую иглу прямо в центр водоворота.
Указывающая посмотрела на него неодобрительно, но ничего не сказала, и следующая игла вошла под кожу чуть ниже, теперь уже безболезненно.
— Это должно помочь.
— Зачем ты шаутту? Почему идешь на Талорис?
— Он украл у меня кое-что. Ребенка. Девочку.
Пружина помолчал, осознавая услышанное.
— Сколько лет твоей дочери?
— У указывающих не может быть детей. Она не моя в полном смысле этого слова. Найденыш. Мой муж привез ее с северных ферм. Единственная, кто выжил после зимней лихорадки. Эта болезнь в тот год убила многих.
— Мне жаль.
— Поверь, мне тоже.
Паром плыл, опережая рассвет.
Шлепал большими колесами по воде, обходил мели и острые, на мгновение показывающиеся из волн камни. Хрюли, недовольные тем, что их разбудили раньше времени и выгнали на холод из теплого хлева, сердито сопели и неохотно перебирали лапами в беговом круге, благодаря которому вращались водяные колеса. Иногда один или другой зверь тяжело вздыхал, почти как человек, уставший от жизни, и тогда на них покрикивала паромщица.
Тэо смог наконец-то заснуть. Он забылся на весь день и часть ночи, до тех пор пока они не пристали к берегу. Иглы Шерон сделали свое дело, прогнали кошмары. Акробат воспользовался подвернувшейся возможностью отдохнуть и грезил на палубе корабля, завернувшись в теплое серо-коричневое шерстяное одеяло, которое добыла для него указывающая на одной из остановок.
Сейчас он сидел не шевелясь, глядя на только-только появившееся, бледное холодное солнце. Лавиани, как обычно, торчала на носу и, судя по ее виду, пребывала в мрачной меланхолии. Шерон все еще спала, накрывшись алым плащом и положив под щеку ладошку. Пружина осторожно накрыл ее своим одеялом, отошел в сторону. Они были единственными пассажирами на борту.
Паромщица, ее звали Скела, совсем еще молодая девушка с двумя коротенькими косичками и треугольным личиком, на котором выделялись большущие светло-серые глаза, стояла у штурвала и отдавала приказы двум помощникам, присматривающим за хрюлями.
Утро выдалось очень холодным и туманным. Поначалу тот полз над удивительно спокойной водой фьорда, скользя над ней, словно конькобежец по льду, затем внезапно встал на дыбы, как дикий конь из просторных степей Лоскутного королевства.
Лоснящиеся хрюли в беговом круге, слушаясь команд, пошли медленнее, скорость упала. Помощник забрался на нос и выпустил в небо ручного альбатроса. Дымчатая птица распахнула огромные крылья и растворилась в молоке. Спустя минуту раздался ее крик справа, и девушка тут же крутанула штурвал в ту сторону.
Теперь они двигались, полагаясь лишь на дрессированную птицу, обходя невидимые в тумане скалы и опасные мели.
Через час проснулась Шерон, вымученно улыбнулась акробату, ежась от утренней свежести. Ее окликнула паромщица:
— Выпейте кипятка, госпожа! — Лицо у нее было задорное и смешливое. Было видно, что девчонка обожает свою работу.
Указывающей налили кружку горячей воды, бросили туда сухой малины, положили немного меда, и, грея о нее руки, та с удовольствием пила быстро остывающий напиток. Тэо также получил свою порцию, а Лавиани отказалась, отрицательно мотнув головой.
Она предпочитала помалкивать и на все расспросы указывающей о шаутте отвечала односложно, а затем и вовсе сказала, что не на допросе и, если ту что-то интересует, пусть пристает к акробату.
Туман начал подниматься и менее чем за полчаса превратился в низкие, капризные облака, грозящие в любой момент прорваться дождем. День сразу же стал серым и унылым, таким же, как и десятки других его осенних братьев.
— О чем думаешь? — спросил Тэо у Шерон, когда та стояла, опираясь на перила, и смотрела в воду.
— О юге. Ты много путешествуешь, Тэо?
— Приходится. Цирк — это дорога.
— Когда я была маленькой девочкой, то мечтала повидать мир. Яркий и цветущий. О нем так много писали в книгах, что мне давал отец. И я решила, что когда вырасту, то отправлюсь в путешествие.
Он внимательно посмотрел на нее, слушая, как кричат в небе чайки-поморники.
— Что же тебя остановило?
— Дар указывающей. Он проявился у меня в девять лет, и о путешествиях пришлось забыть навсегда. В тот день я стала взрослой.
— Дар навсегда привязал тебя к Нимаду. — Пружина все прекрасно понял.
Шерон улыбнулась:
— Мне нравилась эта жизнь. Я для нее создана. Но детские мечты никуда не делись…
— А твой муж сейчас остался в городе?
— Он умер.
— Извини.
Разговор затих сам собой.
Паром неспешно плюхал колесами, полз в широких морских протоках меж многочисленных скалистых островов, лежавших на воде, словно горсть хаотично рассыпанных семян гречихи. Большие и маленькие, поросшие лесом и мхом, с тихими бухтами и обломками того, что в другую эпоху, много-много лет назад, было городами — они оказывались перед Тэо, безмолвные и равнодушные, а затем исчезали за кормой.
Корабль плыл целый день, трижды заходя в поселки по берегам фьорда, чтобы сменить уставших хрюлей на свежих. Последний участок пути перед ночевкой преодолели уже в кромешном мраке, и дорогу снова указывал альбатрос.
— Не помешаю? — спросила Шерон у Лавиани.
Та, мрачная и раздраженная, что ее побеспокоили, дернула плечом:
— Сколько плыть до Аранта?
— Четыре дня. Если море будет таким же спокойным.
— Единственная дорога в Талорис — через столицу? — Сойке не нравился долгий путь.
— Арант ближе к этому острову, чем мы сейчас. Так что, хочешь ты этого или нет, нам придется ехать через него.
— А как мы переплывем пролив Проклятых?
— Я решу эту проблему.
— Нас отвезут?
— На Талорис? Сомневаюсь, что кто-нибудь согласится. Я умею управлять лодкой. И ботом, — неохотно призналась она, вспоминая, как Димитр учил ее.
— Но лодку еще надо найти.
— Указывающей не откажут. На чем переплыть пролив, мы найдем. Не сомневайся.
Лавиани кивнула, показывая, что вопрос исчерпан, и посмотрела на стоявшего в отдалении Тэо:
— Кстати, я все еще озадачена, как ты спокойно восприняла рисунок на спине нашего общего друга. Ну, и то, что согласилась взять нас на Талорис. Думала, тебя придется уговаривать.
— Трое могут выжить там, где погибнет один. Я не против вашей компании.
— Ты странная, девочка. Готова рисковать жизнью ради чужого ребенка.
— У тебя есть дети?
Лавиани долго молчала, слушая плеск ходовых колес. И ответила, удивляясь сама себе:
— Был когда-то сын. Он давно уже мертв.
— Мне жаль.
Вновь движение плечом:
— Это не относится к нашей ситуации, девочка. Просто забудем.
Но Шерон предпочла не заметить намек, что Лавиани хочет завершить беседу.
— Тогда ты должна понимать, почему я готова к путешествию на Талорис.
Холодные глаза обратились к указывающей:
— Не понимаю. Будь это твой ребенок, у меня не возникло бы вопросов.
Губы Шерон сжались в одну линию.
— У меня такое впечатление, что мы живем в разных мирах.
— Ну по сути так и есть, девочка. В моем не спасают чужих детей. Впрочем, собственных порой тоже. Но не будем об этом. Я вижу, что ты не отступишь. Для меня это самое главное.
— А почему согласилась ты? — Шерон говорила чуть более резко, чем хотела бы. — Тэо обещали помочь с его болезнью. Что предложил шаутт тебе?
— У нас не ночь откровений. Я и так рассказала тебе больше, чем многим другим. — В ее словах указывающей почудилась усталость. — Если мы закончили…
Шерон внезапно бросила в собеседницу стилос, и та, выставив руку, поймала его.
— Ты видишь в темноте не хуже меня, — произнесла девушка. — Но ты не одна из нас. Кто ты, Лавиани? У меня есть дар, у акробата метка. Шаутт не выбирает простых людей.
Пальцы сойки ощупали острый стержень, который можно было использовать как оружие.
— Я это я. А ты это ты. И даже акробат всего лишь акробат. Мы вместе, но не друзья, а потому не обязаны раскрывать друг перед другом душу. Если у нас все получится, мы расстанемся и разойдемся в разные стороны. Этого достаточно для того, чтобы сосуществовать рядом. — Она вернула девушке принадлежащее ей, и та с удивлением увидела на лице женщины легкую улыбку. — Что ты знаешь о Талорисе?
Ветер взъерошил короткие волосы девушки, и она сказала, прислушиваясь к плеску воды:
— Рыбаки обходят остров стороной. Люди туда не плавают уже много сотен лет. Его считают проклятым местом. Раньше, до Катаклизма, Талорис был самым большим городом севера, столицей Летоса. Прекраснейшая жемчужина Единого королевства. Там находился дворец великих волшебников и их школа. И один из трех крупнейших бастионов таувинов в обитаемом мире — Сенлен, называемый Лунным. И… много чего еще. После того как началась Война Гнева, когда Тион и его сподвижники выступили против Скованного, Талорис сильно потерял в своем величии. Затем случился Катаклизм. С тех пор город считается проклятым. Все, кто туда отправлялся, никогда не возвращались. В прошлые века из Талориса на другие острова, в особенно долгие зимние ночи, приползало зло. Указывающие отбрасывали его назад. Теперь эта земля словно погрузилась в спячку. Уже давно нет никаких нападений, и многие считают, что беда навсегда забыла дорогу в обжитые земли. Мы больше не дежурим на берегу, и фермеры перестали страшиться опасного соседа.
— А есть ли вообще опасность? Кроме легенд и мифов из прошлого?
Девушка вздохнула:
— Когда мой учитель был молод, несколько старших указывающих уплыли туда. С тех пор от них нет вестей. Если зло не беспокоит тебя, это не значит, что его нет.
— А мы туда премся. По приглашению шаутта. — Лавиани сплюнула за борт. — Не зря ведь существует пословица, почему не стоит доверять твари той стороны.
— Не зря, — эхом отозвалась Шерон. — Но мы приняли решение.
Сойка вместо ответа вновь плюнула в воду.
В последний день пути паром покинул царство фьордов, перестал двигаться вдоль скалистых берегов и вышел в открытое море, скользя по зеркальной воде, точно огромная водомерка.
Тэо, перегнувшись через борт, смотрел на свое отражение, на облака, проплывающие внизу, и бледный шар солнца, то и дело сверкающий в разбегающихся волнах.
— Что ты там увидел? — спросила Шерон, подходя к нему.
— Ничего, — широко улыбнулся он ей. — Просто мне сложно поверить, что сейчас под нами то, что раньше было землей Летоса. Остается лишь смотреть на эти камни, — последовал кивок в сторону острова, к которому приближался паром, — и пытаться воссоздать у себя в голове картину прошлого величия.
— Получается?
— Нет, — рассмеялся Пружина. — Воображения не хватает, чтобы представить, что было на самом деле. Нам от истории достались лишь развалины. Я видел их во многих герцогствах.
Девушка согласно кивнула.
— Ты прав. Людям нашей эпохи приходится довольствоваться лишь осколками. Но я благодарна судьбе даже за них. Кое-что смогло пережить Катаклизм, и оно воистину прекрасно, хотя, приходится признать, не так совершенно, как в былые годы. — Она увидела, что он морщится во время движения и поводит левым плечом. — Как ты себя чувствуешь?
— Твои иголки помогают, — подумав, ответил тот. — Во всяком случае, я способен спокойно спать и не бояться, что криком переполошу весь паром. Шаутт, появляющийся в кошмарах, — не самая приятная вещь. А скажи, его вообще можно убить обычному человеку?
Вопрос ее удивил:
— Тебе в детстве разве не рассказывали считалочку?
— Какую?
Она прочитала по памяти:
Зеркало разбитое,
Олово разлитое,
Щепку дуба, козью кровь
Злому демону готовь!
— Этим их не убьешь, — не выдержала Лавиани, прислушивающаяся к разговору. — Поверь моему опыту.
— Ты пробовала? — рассмеявшись, спросил Тэо, но по ее лицу понял, что она и не думала шутить. — Серьезно?! И осталась жива?
— Как видишь, мальчик, — сухо сказала та.
Она замолчала, и Шерон с некоторой доли печали спросила:
— Подробностей мы не дождемся? Они бы нам пригодились.
— Подробностей? Вот тебе подробности, указывающая. Лучше не связываться с этим существом. Сделать, как оно просит, и уж точно не стоит поливать его козьей кровью. Это случилось в Нейкской марке. Я была молода. Гостила у… друга. Пустынь от тех мест довольно далеко, но я встретила лунного человека… Скажем так, в не самый приятный момент моей жизни. Он вселился в моего… товарища. Довольно неприятный получился тип. Зеркальные глаза, как и у этого, кровь, похожая на ртуть, которая превращается в темный дым.
— Постой! — оборвал ее Тэо. — «Как и у этого»?! Ты что же, смогла его ранить?
— Это даже ранением нельзя назвать! — фыркнула Лавиани. — Поцарапала его, да и то чудом. Короче. В тот раз у меня не было дубовой доски и козьей крови, но я разбила рукой зеркало, всадила осколок ему в шею. Потому что тоже слушала глупые детские считалочки. Надо сказать, шаутт был довольно резв для того, кто должен умереть от касания зеркалом.
Она нехорошо улыбнулась, вспоминая ужас, нахлынувший на нее, когда тварь с легкостью убила сойку, с которым она работала, и собиралась разобраться с ней.
— И как же тебе удалось выжить?
Лавиани не стала говорить, что для этого потребовались все четыре ее бабочки, вся храбрость и все проворство, отчаяние, ужас и желание вернуться назад, к сыну.
— А как выживают воины, сражающиеся на границе с Пустынью?
— После столкновений с демонами, которые, по слухам, довольно редки, целыми остаются лишь единицы.
— Дам простой рецепт. Я била, рубила, колола и резала. А после сожгла все, что осталось. Существа, живущие в вечном мраке той стороны, не любят огонь.
После того случая она почти два месяца провалялась в горячке, и лекари не сомневались, что девушка, которой Лавиани тогда была, уже не выкарабкается. Но она совершила невозможное и осталась жить. В отличие от шаутта. Если честно, тогда сойка считала, что больше уже никогда не встретится ни с чем подобным.
Она не хотела продолжать этот разговор и решила напомнить акробату их прошлую беседу:
— Не пришла ли пора следующей части истории? Раз уж мы снова вместе.
— Истории о чем? — не поняла Шерон.
— Я рассказываю Лавиани легенды, — улыбнулся Пружина. — О том, кто такие асторэ и как они потеряли волшебство.
— Но ведь это всем известно, — недоуменно приподняла брови указывающая.
— Кроме меня, — не слишком благосклонно буркнула в ответ сойка.
— Насколько я помню, мы остановились на том, что Шестеро обманом забрали у асторэ магию и выбросили их на ту сторону.
— Угу.
Тэо на мгновение задумался:
— Это привело к печальным последствиям. Шестеро не предусмотрели их. Отбросы магии и совершенно другой мир, чуждый всему живому, начали менять бывших хозяев нашего мира. К тому же вокруг витало то, что они когда-то создали своими руками, — гвины, их вторые, порочные и опасные дети. Эта накипь, истинная суть зла, слилась со своими родителями, а измененная магия довершила остальное. Почти все асторэ исчезли, и появились новые существа. Тени. Горький дым. Дыхание мрака. Демоны тьмы. Лунные люди. Те, кого мы называем шауттами. Ими правила ненависть и смерть.
— Так это я Шестерых должна благодарить за то, что тащусь в Талорис, — скривилась Лавиани. — Вот тупоумные ублюдки. Жаль, что я не вижу их рожи. Это все равно что запереться в доме, в котором полыхает пожар, и проглотить ключ. Незавидная судьба у тех, кто нас создал. Из богов в чудовища.
— Не все асторэ стали шауттами, — тихо сказала Шерон.
— Верно, — кивнул Тэо. — Среди них были те, кто мог сопротивляться той стороне, кто не потерял себя. Они держали оборону во мраке, на острове света сражались с шауттами. Пытались отправить весть Шестерым о том, какая беда вскоре ждет все живое. Старались найти выход из мира, куда попали благодаря лжи и обману. И гибли. И вот когда их осталось совсем мало, один из них нашел способ вырваться из узилища. Он и еще несколько его друзей прошли все слои темного мира и вернулись обратно, но этот переход дорого обошелся им. Асторэ стали людьми.
— Смешно, — сухо сказала Лавиани, даже не собираясь смеяться. — Ниже пасть просто некуда.
— Немного не так, Тэо, — поправила его указывающая. — Внешне они были похожи на людей. Такие же, как мы. Но в них текла прежняя кровь, кровь тех, кто обуздал магию и создал нас. Сменялись поколения, и они стали забывать, кем являются, пока не появился Вэйрэн.
— Вэйрэн Темный Наездник. Под таким именем его теперь знают, — произнес акробат. — Он не мог пользоваться волшебством, которое отобрали у его народа Шестеро, но обладал способностью проходить на ту сторону. Там он учился, узнал новую магию, перенял то, что было у шауттов.
— Демоны поделились с ним просто так? — хмыкнула Лавиани.
— Конечно же нет. Они поняли, что этот асторэ для них настоящий подарок. Шанс причинить много зла. И они начали дарить знания, исподволь затягивая своего нового «друга» во мрак. Сперва он не сообразил, чем это грозит, а затем было уже слишком поздно. Он сам в какой-то степени стал злом, у которого появилось новое волшебство. Магия, связанная с той стороной. Темный Наездник пустил шауттов в наш мир, и они убивали, насылали мор, жгли города и отравляли водоемы. Демоны окончательно отравили разум Вэйрэна, рассказали ему о том, что сделали Шестеро, и он захотел отомстить убийцам своего народа. Шаутты сковали ему из тьмы черные доспехи, ключи к их миру, способные призвать легионы из мрака. И Темный Наездник поднял асторэ на войну, а также сторонников-людей, поверивших ему. И вот состоялась Битва Теней. На бледных равнинах Даула, колыбели человечества, которая теперь скрыта под водами Жемчужного моря, произошло грандиозное сражение. Вэйрэн и его сподвижники оказались так сильны, что убили Мальта и ранили Моратана. Но оставшиеся четверо смогли победить его.
— Горькая была победа, — произнесла Шерон, и взгляд ее серых глаз стал печален. — В той битве погибло множество людей с обеих сторон. Сотни тысяч остались на равнине, и мир опустел. Пал Темный Наездник и почти все асторэ. Из семнадцати семей уцелели лишь две. Разбитые армии шауттов были выброшены обратно на ту сторону. Эпоха Света закончилась в тот час. Моратан умер на следующий день от ран.
— А я думала, боги умереть не могут. — Лавиани не скрывала ехидства.
— Они никогда не были богами, хоть и стали равными им. Мы почитаем их как тех, кто спас мир от шауттов, — произнесла указывающая.
— Временно, прошу заметить. К тому же с учетом того, что благодаря им появились демоны, заслуга Шестерых явно переоценена.
— И все же они осознали свою ошибку и попытались ее исправить.
Лавиани на этот аргумент Шерон лишь фыркнула, но решила не спорить.
— Чтобы победить Вэйрэна, пробить его черные латы, Шестерым пришлось драться его же оружием, используя магию той стороны. Магию демонов, — произнес Тэо. — Они коснулись ее и оказались отравлены. Понимая, что рано или поздно та сторона захватит их, обратит во мрак, как это случилось с Наездником, они решили уйти. И покинули наш мир, чтобы не подвергать его риску. Ну а Вэйрэну не удалось вернуть потомкам асторэ то, что принадлежало им по праву.
— Учеником Шестерых был Скованный?
— До появления Скованного должно было пройти еще две тысячи лет, — объяснила ей Шерон. — И он обладал лишь толикой той мощи, что была доступна магам прошлого.
— Но вполне достаточной, чтобы у нас случился Катаклизм, последствия которого мы расхлебываем до сих пор.
Тэо кивнул, соглашаясь со словами сойки, и добавил:
— Зато теперь ты можешь представить, на что способны были Шестеро и Вэйрэн.
— Вы сказали, что после битвы часть асторэ уцелели?
— Да. Они поняли, как заблуждались, заключив сделку с шауттами. Увидели, кто на самом деле враг этого мира — демоны. Они пытались договориться с людьми вместе сражаться с темными сущностями, вырывающимися в наш мир, но после Битвы Теней им уже никто не доверял. Великие волшебники находили их и убивали, опасаясь, что среди этого народа появится новый Темный Наездник и все начнется по новой.
— Ну да. Потомки асторэ, судя по вашему рассказу, слишком похожи на нас, чтобы не совершать глупости. — Лавиани откровенно зевнула, показывая всем, что беседа ей наскучила. — Есть над чем подумать.
Низкие облака наконец-то поднялись, обнажив скалистые вершины неприветливых островов, походивших на серых медведей. На берегу самого большого из них, среди огромных расколотых валунов виднелись черно-зеленые крыши маленькой деревушки. Скела, ежащаяся от холода, направила паром в ту сторону, гортанно крикнув подуставшим хрюлям, и звери тут же сбавили ход, а затем и вовсе остановились.
Тэо следил, как паром медленно скользит к причалу, преодолевая последние ярды, как мужчины кидают ожидающим толстые, просмоленные тросы, темные от времени, как крепят концы, и поднимаются вверх водные колеса.
— Пассажиры есть? — спросила девушка у столпившихся на пирсе.
— Только грузы.
— Размещайте вдоль бортов. Да крепите понадежнее. К вечеру будет волна.
Следующие полчаса местные таскали ящики, катили бочки, обвязывали веревками, накрывали парусиной.
Шерон ненадолго сошла на землю, спросив у первого же прохожего:
— У вас все спокойно в деревне?
— Да, госпожа. Ни больных, ни тех, кто при смерти, в этом месяце нет, и, надеюсь, не будет.
После погрузки случилась задержка — новые хрюли не желали вылезать из теплого хлева и работать. Протяжно стонали и норовили плюнуть. Только щелканье кнута заставило их залезть в беговое колесо. Но наконец паром отчалил и, набирая ход, начал отползать от берега.
Сквозь разрывы свинцовых облаков впервые проглянуло солнце, и мир на какое-то время расцвел красками, словно невидимый художник перестал лениться и взялся за дело, проведя яркой кистью по серому цвету. В воде появились темно-синие блики, земля стала золотисто-оранжевой, вспыхнула слюда в пурпурных скалах, а деревья больше не казались такими мрачными, окрасившись желтым туманом увядающей листвы.
Но внезапно облака вновь сомкнулись, перерубив копья солнечных лучей и вернув настоящую действительность, блеклую и унылую.
— Скованный вас всех, — буркнула Лавиани. — Погода меняется. Скоро начнется болтанка.
Тэо, слышавший ее слова, некстати вспомнил прошлый шторм, в котором выжил лишь благодаря уинам. Впереди, под низким осенним небом, между двумя горбатыми островами из воды торчало нечто. Акробат прищурился, пытаясь разглядеть.
— Клянусь Шестерыми, — прошептал он, когда корабль подошел поближе и дымка рассеялась.
Это оказалась огромная кисть руки, величиной, наверное, с дом. Указующий перст, украшенный мраморной печаткой, был направлен в сторону недружелюбного неба. Девушка-паромщица крутанула штурвал, обходя препятствие слева.
— Шерон, что это?! — крикнул он, завороженно глядя на проплывающую мимо длань и думая о том, какого же размера статуя, скрытая под толщей воды.
— Памятник, посвященный таувинам, защитникам людей, — подойдя, ответила та. — Их называют солнцеяркими, хотя теперь никто не знает за что. Они стояли здесь еще до Катаклизма, во времена Единого королевства. Интересно… какое у него лицо? Каждый раз я представляю его себе по-разному. Уцелела лишь одна статуя. На Рубеже, в Пустыни. Говорят, ее видно из замков Белого огня.
— Бесполезная груда камней, — скривилась Лавиани, занимавшаяся тем, что неспешно точила нож на выпрошенном у одного из паромщиков маленьком точильном камушке. — Видала я обломки этой штуки в Соланке. Остались лишь пальцы да куски сандалий. Из остального построили несколько кварталов домов. А вон еще какая-то дрянь торчит. Мы, кажется, плывем над древним городом.
«Дрянь» была так далеко, что в первые минуты Тэо никак не мог понять, что же это такое.
Из моря вырастали шесть колоссальных угольно-черных колонн, которые удерживали огромный купол. На нем уже давно не было позолоты, а небесная краска выцвела, сползла, осталась лишь на краях темными пятнами. Многочисленные выдолбленные в камне звезды тоже были черными и спиралью уходили к вершине, возможно раньше увенчанной каким-нибудь символом, а теперь совершенно голой, словно лысина великана.
— Клянусь Шестерыми, многое бы я дал, чтобы прогуляться по этому городу, — прошептал Тэо.
— Ну так ныряй, — хмыкнула Лавиани, услышав его. — Уверена, там полно уин, которые тебя обожают. Покажут, что к чему.
— Глупо так шутить, — нахмурилась Шерон.
— Почему? — невинно поинтересовалась та.
Указывающая не ответила. Резко отвернулась. И сойка небрежно пожала плечами.
Строение приближалось, Тэо уже видел сложный орнамент. Множество сцен, от которых разбегались глаза. Храбрые люди, ошеломительные красавицы, великие короли и легендарные герои. События, которые когда-то были реальностью, затем стали историей, позже превратились в легенду, после в сказку, а потом и вовсе забылись, не оставив после себя даже памяти.
Тэо было жаль этого. Жаль тех судеб, что потеряны. Того опыта, тех историй, что никогда не будут переданы и рассказаны. Тех людей, которые жили, любили, сражались, интриговали и были примером для подражания поколениям, кости которых давно покоятся там, где теперь морское дно.
Скела направила нос судна прямо между колоннами, приказав хрюлям замедлить бег. Здание времен Единого королевства надвинулось на них, накрыло густой холодной тенью.
— Лихачит девчонка, — ухмыльнулась Лавиани и крикнула неожиданно звонко, увидев, что одно из колес вот-вот попадет на препятствие: — Правее бери!
— Не волнуйтесь, госпожа! Я плавала так много раз! — беспечно ответила та, тронув штурвал.
Вблизи стало еще сильнее заметно, насколько сильно каждую из мощных колонн подточило море. Серо-зеленые волны с шумом, хлестко били по камням, вода бурлила, пенилась, сердито шипела, впиваясь невидимыми зубами. Акробат понимал, что пройдет несколько веков и опоры не выдержат давящего на них веса, подломятся, и вся конструкция отправится на дно, к уинам.
Паром вплыл под строение. Здесь было еще темнее и холоднее, резко и крепко пахло соленой водой, а также водорослями и ракушками, плотно облепившими камни. Пружина поднял взгляд вверх, туда, где на высоте сорок с лишним ярдов раскинулся, словно огромный зонт, мрачный купол. Не будь наверху продолговатых окон, отсюда казавшихся совсем маленькими, он вряд ли смог бы рассмотреть детали.
Но тусклый свет, проникая внутрь, разгоняя густые тени, предоставив возможность любоваться прекрасно сохранившимися фресками белокрылых львов, на спинах которых, пригибаясь к пушистым гривам, мчались молодые люди в черных свободных одеждах. Они неслись сквозь огненный дождь вперед, к только им известной цели, разрубая сияющими мечами тени, оказавшиеся на пути, закрываясь золотыми круглыми щитами от алых молний.
— Забери меня Скованный! — произнес он. — Это же…
— Ученики того, кого ты сейчас назвал. — Шерон смотрела в том же направлении. — Тион, Арила, Нейси, Гвинт, Лавьенда, Кам, Марид, Нэко, Войс и многие другие. Очень красиво. За тысячу лет эта фреска наверняка растеряла большинство своих красок, но до сих пор выглядит потрясающе. Я видела ее трижды и каждый раз не устаю поражаться мастерству художников. А ты что думаешь, Лавиани?
Та с неохотой подняла голову:
— Мне нет дела до мертвецов, указывающая. Ни до тех, кто рисовал. Ни до тех, кто здесь нарисован. Они давно уже обратились в прах.
— Люди, быть может, и стали прахом, но не то, что они создали.
— Ну… это вопрос времени. Все исчезает… — Сойка уже смотрела вперед. — А я так и вовсе вижу ее в первый и в последний раз. И забуду уже к вечеру.
Шерон переглянулась с Тэо, и тот печально покачал головой. Лично он жалел, что полутьма не позволяет рассмотреть все детали огромного изображения.
— Как называется это место? — спросил акробат, когда паром выплыл из-под купола.
— Герои.
— Странно.
— Почему? Они все герои. Те, кто сражался с асторэ. Усмирял шауттов, делил один костер с великанами и дружил с эйвами. Они — наша последняя легенда. Те, кто завершил Эпоху Процветания. Не согласен?
— Что легенда — да. Конечно. Но за каждым из них тянется мрачный след. Кровавая история. Можно ли таких людей называть героями?
Вновь подала голос Лавиани:
— Ты беспросветный романтик, циркач. Героем не становятся, рубя мечом ромашки на поле. Обычно за теми, кто превращается в легенду, горы трупов, реки крови и целый воз предательств, измен и насилия.
— В нашей компании хоть кто-то должен быть романтиком, — улыбнулся он. — Я просто обязан разбавлять твой мрачный взгляд на жизнь.
— Поживешь с мое, посмотрим. Так что, пока есть такая возможность, наслаждайся видами. — Сойка широким взмахом руки, словно благодетель, делающий подарок, указала на море.
Прямо по курсу из воды поднимались шпили, очень похожие на усы чудовищного лангуста. Такие же длинные, украшенные наростами, острые, темно-зеленые. А за ними из пены морской выползала на остров порядком разрушенная, зубчатая стена, заканчивающаяся плоской пузатой сторожевой башней, на крыше которой бесцеремонно росло хлипкое деревце, уже успевшее растерять все листья. Справа торчал каркас древней постройки, где морские птицы свили множество гнезд.
— Как назывался этот город?
— Никто не помнит.
Паром стал обходить торчащие из воды препятствия по дуге, и вскоре они пропали в осенней дымке.
Погода ухудшалась, путешественники здоровались с крепким ветром и волнами. Следующий час море бросало их из стороны в сторону, подбрасывало и с насмешкой роняло вниз. Колеса крутились как бешеные, хрюли шипели и выбивались из сил, дымчатый альбатрос парил впереди, играя с ветром и не боясь его, девчонке-паромщице пришел на помощь один из двух мужчин. Он встал за ней и взял штурвал в крепкие руки, до тех пор пока суденышко не оказалось среди бесчисленных островов, в бесконечных проливах, в которых не знающему этих вод человеку ничего не стоило заблудиться.
Когда солнце уже было в зените, они подплыли к маленькому городку. Дома с ярко-белыми стенами поднимались вверх по каскадным ступеням скал. Чуть дальше, за городом, в начинающемся ущелье, находились развалины огромной круглой постройки. Даже разрушенная, эта башня оказалась выше всех домов поселения.
Большую часть неглубокой гавани с тихой водой занимал мост, начинавшийся от правого берега и обрывавшийся прямо в воду, — от него уцелело лишь два первых пролета. Он был такой древний, сглаженный дождями и ветром, что, казалось, серо-зеленый камень раскрошится, стоит только его коснуться.
На самом краю обрушения, свесив ноги в пустоту, сидел человек и небрежно бросал в небо бумажных голубей. Самодельные птички, выпущенные умелой рукой, подхватывал ветер, и они долго-долго держались в воздухе, стремясь к далекому берегу, но в конце концов все до одной падали в море.
Заметив паром, он отправил в полет последнюю птицу, подхватил лежавший рядом с ним узкий меч-ублюдок и поспешил по древнему мосту в сторону причала.
Когда корабль пришвартовался, моряки вывели уставших хрюлей из бегового колеса, накинули на складчатые шеи крепкие ошейники и повели зверей прочь. Те не сопротивлялись, предчувствуя вкусную еду и долгий отдых.
Грузчики скатили с палубы бочки и стали заносить грубо сколоченные ящики. Тщедушный торговец спорил со Скелой за каждый улт, но та была непреклонна, и мужчине пришлось выплатить все до единой монеты, хмурясь и бормоча мясистыми губами неслышные ругательства.
— Далеко еще до Аранта? — спросил у Шерон Тэо.
— Чуть больше часа.
Вернулись паромщики, привели новых хрюлей взамен прежних. Сытые звери с лоснящейся лиловой шкурой охотно залезли в беговое колесо, просовывали сквозь прутья длинные изогнутые морды с мягкими влажными носами, клянчили яблоки или какое-нибудь другое лакомство.
Появились новые пассажиры: уже немолодая женщина, держащая за руку пятилетнего мальчугана; двое плечистых мужчин в плотных кожаных куртках и рыбацких парусиновых шляпах; купец, товар которого успели загрузить; девушка, судя по сопровождавшим ее слугам, из благородных, и мечник, запускавший бумажных птах.
Лавиани по привычке изучала каждого из них, расслабленно сидя на борту парома, чуть прикрыв глаза. Заинтересовал ее лишь последний пассажир. Молодой парень возраста Тэо.
Статный и крепкий, с открытым, располагающим к себе, спокойным лицом, мужественным подбородком, высокими южными скулами и красивым, аристократичным носом с ровной переносицей. Волосы незнакомца оказались длинными, волнистыми, собранными в хвост, перетянутый черной атласной лентой. Удивительно светлыми, как и брови с ресницами.
Лавиани сперва решила, что он дариец, уж больно похож, но ее смутила золотистая кожа, редкая в северных герцогствах, которым вечно недостает солнца. Но больше сойку заинтересовало другое. Руки, точнее, пальцы. Крепкие, цепкие, сильные. То, как он держал спину и ставил ноги. Да и вообще двигался. Опытному глазу становилось понятно, что странный бастард, сейчас для удобства переброшенный за спину с помощью широкого ремня, носится отнюдь не для украшения.
Она еще раз обратила внимание на оружие. Клинок длинный и узкий, шириной всего лишь в пол-ладони. С широким простым перекрестьем, очень ухватистой, длиннее стандартной, рукоятью, что было удобно при сложном фехтовании, когда руки могут ложиться на гарду, постоянно менять свое положение, быстро и стремительно, как это предпочитают делать в южных школах, где-нибудь в Треттини или Соланке.
Ножны выглядели убого — выцветшие, старые, поцарапанные и совершенно невзрачные. Но она готова была поклясться, что с лезвием, скрытым под ними, все в порядке.
Парень приветливо улыбнулся молоденькой Скеле, отдал ей монетку, не споря, как многие другие, о цене, и бросил тяжелую сумку на носу, недалеко от того места, где сидела Лавиани.
На нем была плотная бледно-голубая рубаха с закрытым воротом, короткая кожаная куртка рыжеватого цвета, со стальными заклепками и двумя рядами крупных медных пуговиц. Штаны заправлены в высокие, с узкими голенищами сапоги, грязные, повидавшие на своем веку множество троп и дорог. На штанах заплата, левый рукав на куртке надорван и зашит несколько неумело, да и вообще она истрепалась от ветра, дождя, пыли и солнца и давно уже требовала замены.
Он заметил, что женщина наблюдает за ним, посмотрел вопросительно. Глаза у него были ярко-зеленые, ярче, чем листва Туманного леса, проворные, все примечающие.
Сойка демонстративно отвернулась, но незнакомец сам решил начать разговор:
— Ты не спускала взгляда с моего меча, сиора. — Акцент у него был легкий, а речь певучей, словно у соловья.
Треттинец? Или все же ириастец?
— Да ну? — Сойка даже не обернулась. — Тебе показалось. Ступай себе мимо.
Тот не смутился:
— Обычно женщины так на оружие не смотрят.
— Просто подумала, насколько ржавой должна быть эта старая железка.
— У тебя довольно наметанный глаз. Фэнико и впрямь нельзя назвать новым.
— Фэнико. Это ведь старый соланский? Краснокрыл? — заинтересовалась она. — Фламинго, что ли?
— О! Сиора знает языки.
— Сиора много чего знает. Какой дурак называет меч Фламинго?
Незнакомец отвесил шутливый полупоклон, взмахнув несуществующей шляпой.
— Он перед тобой.
— Встречала я напыщенных идиотов, у которых были Громовержцы, Мстители, Разрушители и Стремительные, но Фламинго… — Она покачала головой. — Ты, мальчик, их всех переплюнул.
— Приятно слышать комплимент от столь сведущей сиоры.
Она громко фыркнула, показывая тем самым, что это ни в коей мере не комплимент.
— Ты плывешь в Арант? — спросил он.
— Эй, мальчик. Я хочу побыть одна. Неужели это непонятно?
Он принял ее грубость без обиды, пожелал доброго дня, но далеко уходить не стал, сел прямо на доски, в паре ярдов от нее, положив меч себе на колени.
Паром вновь вышел на неспокойную воду, еще более бурную, свирепую, чем раньше. Ветер засвистел в ушах, ледяные брызги волн то и дело дождем падали на палубу. Порой судно кренилось то на один борт, то на другой, и колеса с лопастями черпали не воду, а воздух.
Скелу у штурвала это не слишком смущало. Она, как и прежде, держала его вместе с мужчиной и целилась на только ей видимые в море ориентиры, а еще на парящего далеко впереди дымчатого альбатроса.
— Скоро конец плаванию! — весело прокричала паромщица. — Погода портится! Через три недели ни один корабль не покинет порт Аранта! Шторма идут! Ура!
— Чему она радуется? — удивился Тэо.
— Зимовке в Аранте. Это лучше, чем торчать в заваленной снегом деревушке. — Шерон неспешно зашивала порвавшийся алый плащ. — Но нам шторма не нужны. Я хотела бы вернуться в Нимад до их начала.
— Считаешь это возможным?
Девушка серьезно посмотрела на акробата.
— Мы должны верить в хорошее. Отчаиваться — значит проиграть. Мой учитель говорит: отчаяние и страх — это каменные башмаки, которые утянут тебя на ту сторону. А там нет ничего, кроме шауттов и смерти.
— Твой учитель прав. Но мы все рано или поздно попадем на ту сторону. Этого не избежать никому. Так какой смысл страшиться того, что тебе предначертано?
В ее серых глазах появилось задумчивое выражение, но, несмотря на это, Шерон улыбнулась:
— А ты необычный человек, Тэо по прозвищу Пружина. Разве неизбежность не должна страшить так же, как и неопределенность? К тому же смерть — понятие растяжимое. Да, мы все умрем, но такая неприятность может случиться завтра, а может и через сто лет.
Он вернул ей улыбку:
— В неопределенности все же есть неоспоримое преимущество — надежда. А за нее следует цепляться. Так что давай пока просто посчитаем. Сколько от Аранта до Талориса?
Она задумалась, ведя пальцем по темным доскам палубы.
— Я могу только предполагать. От столицы до северного берега дня три. Может, четыре. Затем через Проклятый пролив. Его можно пересечь часов за двенадцать. Если, конечно, с погодой повезет.
Он потер кулаком скулу, краем сознания отмечая, что под левой лопаткой вновь просыпается холодный комок шевелящихся дождевых червей, которые начинают покусывать кожу.
— Шторма действительно такие сильные? — тихо спросил он у нее.
— Сейчас они далеко в царстве снега и льда. Там, где даже спустя тысячу лет магия, оставшаяся после Катаклизма, бушует постоянно. Скоро ветра переступят невидимую границу, ринутся на юг, к материку, круша и погружая на дно не успевшие спрятаться в гаванях корабли. Это море Мертвецов, Тэо. И оно очень жестоко.
Акробат кинул взгляд в сторону волнующегося моря и увидел, что его разглядывает светловолосый мечник.
— Простите, что прерываю вашу беседу. Меня зовут Мильвио де Ровери, — представился тот и произнес обычную для дворян юга фразу: — Моя рука, сердце и меч к вашим услугам.
— Я Шерон, указывающая из Нимада. А это Тэо.
Следующий вопрос застал акробата врасплох:
— Не тебя ли называют Пружиной? Ведь ты циркач? Я прав?
Канатоходец увидел, как напряглись плечи Лавиани, а ее пальцы вцепились в перила.
Тэо подумал, что, возможно, перед ним один из охотников Эрбета.
— Я сразу тебя узнал. Ты тот самый акробат, что плясал над Брюллендефоссеном! Человек, повторивший подвиг Тиона! Я помню, как кричали люди на стенах Калав-имтарка! Позволь пожать твою руку! Мое восхищение!
Рукопожатие у него было крепким, а ладонь и пальцы точно отлиты из стали.
— Подвиг Тиона? — Шерон вопросительно посмотрела на Тэо.
— Вы не знаете, сиора? О нем много говорили лет десять назад. Акробат, прошедший по канату над пропастью на свадьбе правителя Горного герцогства.
Указывающая с сожалением покачала головой:
— Новости часто обходят Летос стороной.
— Я видел это чудо собственными глазами. Был счастливым зрителем. Где же твой цирк?
— Временно расстались.
— Понимаю. — Мильвио цокнул языком. — Ну а вы, сиора? Я не думал, что люди вашей профессии так молоды и прекрасны. На материке вас представляют едва ли не чудовищами. Хотите апельсин?
Его вопрос был неожиданным и поставил девушку в тупик. Мильвио расценил ее замешательство несколько иначе:
— Это такой фрукт. У вас на Летосе он не растет. А у меня как раз завалялась в сумке пара штук. Вам интересно попробовать?
Она знала, что такое апельсин. Отец, вернувшийся из путешествия в герцогство Варен, привез ей однажды маленький, бледно-оранжевый шарик. Вкусно пахнущий, ароматный и кислый.
— Почему бы и нет? — легко согласилась она.
Мильвио расстегнул деревянные пуговицы на своей сумке, ослабил кожаные тесемки и достал пару апельсинов. Каждый из них оказался в три раза больше того, что привозил ее отец. Ярко-оранжевая, казалось, излучающая тепло кожица, рельефная, необычная, притягивала взгляд. Светловолосый пассажир чуть выдвинул меч из ножен, разделил о клинок первый плод на две неравные части. Большую протянул девушке, меньшую акробату.
— Угощайтесь.
Запах брызнувшего во все стороны сока долетел до Тэо, и тот почувствовал, как желудок скручивается от боли и к горлу подступает тошнота. Мильвио посмотрел на него странным взглядом, спросив негромко:
— Что такое? Тебе нехорошо?
— Все нормально, — соврал тот. — Немного укачало. Я пройдусь.
Пружина быстро отошел в сторону, как можно дальше, оставив Шерон и мечника вдвоем. Канатоходец был озадачен, что привычный аромат вызывает столь неприятные чувства.
Стараясь дышать глубоко, он благодарил холодный ветер, бьющий в лицо, и ощущал, как по спине стекают ледяные капли пота и дрожат пальцы. Лавиани покосилась на него:
— Если собираешься опустошить желудок, делай это подальше от меня, мальчик.
— Со мной что-то не так.
— Ну да. Не так. У тебя метка той стороны размером с мою ладонь, и тобой заинтересовался шаутт. Это явно нельзя назвать нормальным.
— Апельсин. Мне так дурно никогда не было. Я едва не потерял сознание от запаха.
Та посмотрела на него недоверчиво:
— Смешно.
— А мне, как видишь, не очень. Это из-за отметины?
Сойка нахмурилась:
— Не имею ни малейшего понятия, при чем здесь солнечные шары? Если тебя так перекосило от запаха, то что будет, если ты сожрешь его?
К горлу вновь подкатила предательская тошнота.
— Даже думать не хочу!
Лавиани наклонилась к нему:
— Ну тогда радуйся, что так легко отделался, не став его пробовать. К тому же отказ от апельсинов куда лучше, чем отказ от мяса или, например, воды. Если этим все и ограничится, можешь плясать.
— Ну и как вам? — с искренним интересом спросил мечник.
— Кажется… я люблю апельсины.
Тот расхохотался. Но не обидно и не зло:
— Я рад. Этот плод вырос в Треттини и проделал путь через половину мира, чтобы вы смогли оценить его по достоинству.
— Вы путешествуете?
— О да. Я люблю познавать мир, сиора. Немного сражался, немного писал стихи, беседовал с интересными людьми. Вы удивитесь, но таких гораздо больше, чем мы с вами думаем. Я постоянно встречаю их на своем пути. Вот вы, например.
Она не удержалась и ответила на улыбку:
— У вас очень насыщенная жизнь, господин де Ровери.
— Прошу вас, называйте меня просто Мильвио. Официальное обращение оставим для врагов и спесивых глупцов. Думаю, ваша жизнь ничуть не менее насыщенна, чем моя, сиора Шерон. Уверен, у указывающей много интересных историй.
Она вздохнула:
— Возможно, для жителей материка это и так. Для нас же это рутина и выживание.
Его зеленые глаза лукаво блеснули:
— Многие отдали бы все за ваш дар.
— Неужели?
— Никогда не задумывались над этим? Магия ушла из нашего мира, остались жалкие крохи, которые и найти-то непросто. Асторэ уничтожены, эйвы сгинули в своих лесах, шаутты и мэлги, на наше счастье, лишь изредка появляются на Рубеже. Больше нет великих волшебников. Тион был последним из них. Все стало иным. Многие историки считают, что слишком уж обычным и пресным. Указывающие — одно из редких явлений, в которых живет старое волшебство.
— Указывающие и Летос. А также умершие ночью и синее пламя. Как я понимаю, эти историки живут прошлым, Мильвио. И совсем не думают о том, какая долгая цепь тысячелетних событий привела нас к такому существованию. Катаклизм был финальной точкой, и его присутствие до сих пор эхом отдается по миру. Интересно, они задумывались над тем, что совершили? — Ее голос прозвучал грустно.
— Они? — не понял Мильвио.
— Великие волшебники. Скованный. Тион. Все остальные. Игры с магией, непонимание, амбиции, нетерпимость, нежелание услышать друг друга. Их давно уже нет в живых, а мы до сих пор расхлебываем последствия их ошибок.
Слыша ее тон, собеседник стал серьезен и сказал негромко, но все так же певуче:
— Все началось еще до Тиона и Скованного. Вы правы. Но мы уже ничего не можем изменить. Это наше прошлое.
Она слушала его, хмурясь, глядя на свои башмаки:
— Все так, Мильвио. Но я бы с радостью обменяла свой дар на обычную жизнь для моих соотечественников. Чтобы никто не прятался по домам с наступлением сумерек, чтобы тот, кто умер ночью, не бродил среди живых и чтобы никогда больше не видеть, как огонь становится синим. Вы тоже из тех людей, кто отдал бы все за такие способности, как у меня?
Светловолосый путник рассмеялся, и она подумала, что ей нравится, как звучит его смех.
— Я, сиора? О нет. Я из таких, кто никогда не хотел стать волшебником. От магии одни неприятности. Конечно, не всегда она зло. Указывающие тому примером, но… Хорошо, что волшебства осталось так мало.
Здесь она была с ним совершенно согласна.
