Глава 13
Плохо одетые пожилые люди с самодельными плакатами стояли у ограды губернаторской резиденции. Их лица покраснели от холода, губы сердито двигались, у некоторых блестели на щеках слезы. Что они говорят, не было слышно — вместо их речи звучал хорошо поставленный, полный сдержанной иронии голос закадрового комментатора:
— Итак, воинственно настроенные дедушки и бабушки, жертвы знаменитого паркуанского утопления, опять атакуют нашего губернатора! Сегодня состоялся их сто первый поход на Венеду. Увы, требования паркуанских старичков банальны: они просят денег. Мы будем держать вас в курсе дальнейших баталий, а сейчас переходим к зубоскрежетательному и кроволеденящему!
Далее показали сюжеты: о рабочем, сорвавшемся с крыши десятиэтажного дома (крупным планом — скрюченное тело на тротуаре, забрызганный кровью и мозгами снег); о поножовщине между двумя пьяными дворниками на Центаврийской улице. «Вечерние новости Мишеля Перкоиса» подошли к концу, губернатор выключил стереовизор. Гениальная находка!.. У него были основания гордиться своей изобретательностью: ведь именно он, Харо Костангериос, около года назад выпустил Перкоиса в эфир. Раньше были официальные новости, серьезные и скучные, а также программы частных телекомпаний, по большей части оппозиционные — в силу железной необходимости: иначе их никто не стал бы смотреть. Но губернатор Чантеомы нашел такой вот третий вариант.
Программа Перкоиса была якобы независимой (губернатор ее тайно спонсировал) и якобы оппозиционной (много шокирующих сенсаций, криминала, крови, черного юмора). Она в рекордные сроки завоевала популярность. Перкоис обо всем говорил отстраненно, с убийственной холодной иронией, и скоро за ним утвердилась репутация журналиста, который не подчиняется никому. На самом деле у него был хозяин — Харо Костангериос.
Смещение акцентов — вот что стало главным в работе Перкоиса. Взять хотя бы сюжет с бывшими жителями затопленного Паркуана. В течение полутора лет старики осаждали губернатора, требуя денежной компенсации за ущерб, которую он пообещал им после наводнения. Официальная программа эти факты, естественно, замалчивала, частные программы со свойственной им бестактностью утверждали, что губернатор должен заплатить, раз обещал. А что делал Перкоис? Он показывал все акции паркуанцев — и насмехался над ними, не позволяя себе никаких неделикатных комментариев в адрес губернатора. Так и надо работать с общественным мнением!
Дела в Чантеоме обстояли не блестяще: наладить туристический бизнес не удалось, поскольку главная приманка для состоятельных инопланетян — Малая Императорская Резиденция — до сих пор находилась под водой (хм… теперь уже, наверное, подо льдом). Большинство частных предпринимателей либо обанкротились, либо уехали, а те, кто остались, проворачивали дела нелегально, и люди губернатора никак не могли поймать их с поличным. Мошенники цинично заявляли, что власти сами виноваты: восемьдесят пять процентов с оборота — это, мол, слишком много! (Работать надо как следует, тогда не покажется много!) Единственным стабильным источником дохода оставался Чантеомский Тренажер, в недрах которого исчезла маленькая дрянь Илси. Но девять десятых от выручки забирал Соледад! Бюджет Чантеомы находился в состоянии хронического дефицита.
Между тем Премьер-Губернатор серьезно занемог — это означало, что грядут всепланетные выборы, и у Харо Костангериоса тоже будет шанс… Хорошо бы на этот случай иметь своих детей под рукой, а не черт знает где: кандидат на пост верховного правителя должен быть образцовым семьянином. Поэтому, когда секретарь доложил, что Норберт вернулся, и вроде бы при деньгах, губернатор обрадовался: по крайней мере, сына — образованного, красивого, преуспевающего молодого человека — он сможет предъявить валенийской общественности.
Незаметно пролетела неделя. Норберт узнал, что Илси все еще не вышла из Тренажера, а тетка по-прежнему живет вместе с отцом в губернаторской резиденции. Однажды вечером те пригласили его в гости. Лионелла выглядела больной и постаревшей, что не мешало ей отпускать едкие замечания в адрес Норберта. Отец держался покровительственно; обронил с усмешкой, что его отпрыск постранствовал по Галактике — и хватит, теперь пора взяться за ум, поступить на государственную службу. Норберт слушал их со скучающей миной: оба нисколько не изменились.
Он купил серый с сине-зелеными блестками электромобиль марки «Риэра» лидонского производства (последняя модель) и каждый день гонял на нем по Венеде, обычно не один, а с кем-нибудь из знакомых девчонок. Олег целыми днями сидел за компьютером «Антираспада», который перекочевал к нему домой: признался, что хочет написать программу вроде древнебекрийских, но неизвестно, потянет ли машина. Аманда сокрушалась, что частный бизнес в Чантеоме совсем захирел, и пыталась наладить новые деловые контакты — ей не терпелось вложить свои деньги в какое-нибудь прогарное предприятие.
Над Венедой нависало низкое ватное небо, снегопад усилился. Норберт довез Линду до бара, где та по вечерам танцевала, и повернул домой. В такую погоду кружить в одиночку по городу не хотелось. И в бар не хотелось, надоело. Запарковав машину на площадке, поглядел снизу вверх на дом: белые на красном фоне прямоугольники лоджий и равнобедренные треугольники подъездов радовали глаз геометрической четкостью линий; соседние здания поглотила снежная пелена, и дом Норберта казался единственным в мире островком упорядоченности и симметрии. В дверях столкнулся с соседкой по этажу.
— Здравствуйте! — Соседка зажмурилась от летящих в лицо снежинок. — А к вам тут девушка приходила. Сразу, как только вы с другой девушкой уехали!
— Какая девушка?
— Молоденькая, в куртке с капюшоном. Слишком легкая курточка для такой погоды. А вы, я смотрю, то с одной, то с другой… — Соседка покачала головой — образ жизни Норберта не вызывал у нее одобрения — и нырнула в белую круговерть.
Дома он сварил крепкий кофе. Мутно-белое окно портило ему кайф; поставив чашку на прозрачный столик, Норберт пересек гостиную, нажал на кнопку. Опустились жалюзи. Тревожную, взбаламученную белизну перечеркнуло множество параллельных друг другу, темных горизонтальных линий — вот уже несколько дней, как жалюзи заклинило в этом положении, но у него все не доходили руки вызвать мастера. Не то чтобы времени не хватало. Времени было сколько угодно. Он не знал, куда себя девать, болтался по барам, и жизнь не доставляла ему особого удовольствия. Почему? Хотел бы он это понять. Такое состояние духа не доставало его с тех пор, как он покинул Валену полтора года назад. А теперь вернулся — и все началось по новой.
Секс не мог вытащить его из этой засасывающей хандры, хоть и позволял отвлечься. С девчонками Норберт был дружелюбен и тактичен — те, как правило, это ценили, — но на долговременные отношения он не соглашался — ни с кем, ни разу. Во время учебы в Соледаде у него в числе прочих была женщина-психолог средних лет, и однажды она выдала анализ: он боится серьезных привязанностей после гибели матери, потому что боится новых потерь. Удалось ли ей угадать правду? По крайней мере, сам Норберт никакого страха не ощущал. Он просто не хотел серьезных привязанностей. Единственным исключением была Илси, но Илси — другое дело. Когда Норберту было тринадцать, а ей шесть, они помогли друг другу выжить и не сломаться — двое одиноких детей в окружении требовательных, бесцеремонных, погруженных в свои интриги взрослых. Помощь была взаимной: Норберт вышел из оцепенения только потому, что обнаружил рядом с собой существо, которое находилось в худшем положении, чем он, и при этом пыталось его поддержать вполне искренне, в отличие от старших.
Допив кофе, не глядя протянул руку, нащупал возле подлокотника дивана пульт стереовизора. Элитарное кино: герой смотрит то на дождь за окном, то на женскую туфельку на подоконнике; и мужчину, и туфельку показывают в разных ракурсах — сверху, снизу, справа, слева; его энцефалограмма, его кровеносная система в инфракрасных лучах, поверхность туфельки под микроскопом, сетчатка глаза героя, тоже под микроскопом… Приверженцы данного течения утверждали, что для настоящего кино главное не действие, а его философский подтекст, и надо показывать зрителю этот подтекст в очищенном виде. Хмыкнув, Норберт переключился на другой канал. В глубине экрана закружились сотканные из света концентрические круги и листья с пульсирующими прожилками, полилась тяжелая, тягучая синтезированная музыка — «древесный сок». Зародившись три года назад на Алзоне, этот стиль быстро завоевал популярность. Как раз что-нибудь такое ему сейчас и нужно. Усилив громкость, Норберт откинулся на спинку дивана; «древесный сок» молотом бил по мозгам, и он не сразу уловил, что в дверь звонят. Девушка в куртке с капюшоном? Что ж, он не откажется от приятной компании!
Он открыл дверь, не задавая вопросов, и увидел перед собой коренастого мужчину с пистолетом. Рефлекторно выбросил вперед правую руку (преподанные Стеллой уроки не прошли даром!), одновременно ощутил болезненный укол в шею и то, как его распрямленные пальцы врезались в мягкое…
…Очнулся на полу в гостиной. Во рту пересохло, шея болела. Запястья и щиколотки были связаны и успели занеметь. Потолочные панели неярко светились, за окном — чернота. Часы показывали без четверти девять. Посетитель сидел на диване, прижимая к лицу окровавленный платок. Заметив, что Норберт на него смотрит, сипло сообщил:
— Ты мне глаз повредил, ублюдок!
— Не стоит приходить в гости с пистолетом.
Мужчина выругался, вскочил и пнул Норберта по ребрам. У него перехватило дыхание от боли.
— Он предупреждал, что ты опасный. Дерьмо! Заплатишь за глаз!
— Кто предупреждал? — с трудом выговорил Норберт.
— Старик, у которого ты деньги украл. Деньги отдашь, понял? Где они?
Кое-что прояснилось: этого типа нанял Зеруат. Надо попробовать заговорить ему зубы, потянуть время. А дальше что? Освободиться от веревок вряд ли удастся. Норберт не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Не здесь. В банке.
— Я не пришил тебя сразу только потому, что мне нужны деньги, которые ты прикарманил. — Киллер не то зловеще оскалился, не то поморщился. Он по-прежнему держал у левого глаза платок. — Я тебя самого без глаз оставлю!
— Надо связаться с банком, снять деньги со счета. На это потребуется время.
Звонок. Киллер замер. В дверь громко постучали, потом опять позвонили. Киллер крадучись вышел в коридор, напоследок предупредив:
— Тихо, или тебе конец!
Норберт напряг мышцы, пытаясь разорвать веревки. Без толку! Оглядел комнату: диван, мягкие кресла, стеклянный столик на витой металлической ножке… Ничего такого, чем можно воспользоваться. Ну и влип… Из коридора доносился глуховатый голос киллера:
— Нету его здесь! Нет дома, да! Я его дядя, в гости приехал. Не знаю, когда будет. Говорю же, куда-то ушел! А чего дверь открывать, и так поговорили, до свидания!
Тяжелые шаги.
— Тебя спрашивала шлюха с нежным голоском, я ее спровадил. Ублюдок! Мне теперь нужны деньги, чтобы глаз вылечить!
Та девушка! Вдруг она заподозрит неладное и сообщит в полицию? Да нет, вряд ли стоит рассчитывать на чудо. Он влип по-крупному, и ни одна из его девушек ему не поможет… если, конечно, это не Стелла Вирс Акуон. Но Стелла сейчас далеко. На Деноре…
— Я из тебя дерьмо вытрясу, если не получу денег!
— Давай подождем до завтра, — предложил Норберт. — Завтра поедем в банк и все устроим.
— Подождем?! У, гад! У тебя есть аптечка?
Норберт объяснил, где лежит аптечка. Киллер вышел, напоследок грязно выругавшись. Скрип. Плеск воды. Кроме позорного животного страха Норберт ощущал жгучую досаду: и надо же было так по-дурацки влипнуть! Еще раз в отчаянном усилии напряг мышцы — ни черта не получилось. Бандит вернулся, его левый глаз был залеплен пористым антисептическим пластырем. С ходу пнув Норберта, процедил:
— Ублюдок жадный, хороших медикаментов дома не держишь! У тебя в аптечке одно барахло! Таких, как ты…
Дальше Норберт не слушал, его внимание приковало окно: там, за стеклом, что-то мелькнуло.
Заметив, куда он смотрит, киллер резко обернулся, выхватил из-за пазухи пистолет. Несколько секунд стоял, вглядываясь во тьму, потом попытался закрыть жалюзи вручную — те жалобно заскрипели, но не поддались.
— Гад! — Киллер опять отвесил Норберту пинка. — Ни хрена у тебя дома не починено!
«Начинаю галлюцинировать», — с тоской подумал Норберт. Его квартира находилась на втором этаже, под окном карниз — узкий, наверняка обледенелый. Вероятно, кто-нибудь хорошо натренированный, вроде Стеллы или Тайсемура, и мог туда забраться — заглянуть в освещенную комнату, увидеть на полу связанного Норберта, поскорей вызвать полицию. Но это же только теоретически!
— Сволочь, еще голову морочит! Все отдашь, понял? Только сначала я тебе глаз выдавлю! — Киллер присел около него на корточки.
— Спорим, что в этом случае никаких денег не будет?
— Такие, как ты, всем житья не дают! — Уцелевший мутный глаз яростно сверкал на широком красноватом лице киллера. — Я вас всех ненавижу, я уже много таких убил! И еще убью!
— За что ненавидишь?
— За то, что все вы подонки!
— Ты уверен? — Норберт решил, пока есть возможность, поддерживать диалог: это лучше, чем постоянно получать пинки или сразу остаться без глаза.
— Уверен! — прошипел собеседник. — Вы у меня поперек горла стоите.
В следующее мгновение наступила почти полная темнота. Киллер замолчал, потом растерянно произнес:
— Ублюдок, теперь я из-за тебя совсем ослеп. Ни хрена не вижу!
Норберт не стал разрушать его иллюзию. Вырубили электричество, только и всего. На металлическом корпусе настенных часов дрожали слабые блики, поблескивал возле черной глыбы дивана стеклянный столик. С улицы, сквозь метель и жалюзи, сочился зыбкий свет фонарей.
— А-а… Твой … потолок погас, — с облегчением выдохнул киллер. — Вот подонок! — Поднявшись, он ударил Норберта, носком ботинка в бок. — Такие, как ты, всем мешают жить! Ты ограбил старика и выбил мне глаз! Я пошурую в твоей квартире и что-нибудь да найду, и все деньги мне отдашь! Понял, ты? Все вы …!
Совсем рядом — как будто в одной из соседних комнат — раздался странный звенящий всплеск: звук осыпающихся осколков. Окно, сообразил Норберт. Его глаза успели привыкнуть к темноте, и он увидел, что киллер повернулся в сторону дверного проема, а навстречу ему бесшумно метнулась другая тень. Полиция так не действует! Норберт не знал, можно ли считать новоприбывшего союзником, но на всякий случай предупредил:
— Осторожно, здесь убийца!
Топот, пляска размытых темных пятен. Тяжелый стук упавшего тела, приглушенный толстым ковром. Затем хруст костей, замирающий хрип — победитель добивал побежденного.
Ноль — один… Норберт приподнял голову, пытаясь разглядеть, кто одержал верх.
— Нор, ты жив? — спросил тихий, испуганный голос.
— Илси?!
— Нор? — Пятно придвинулось, он ощутил осторожное прикосновение. — Что с тобой? Ты можешь встать?
— Не могу. Поищи на кухне нож. Свет вырубили, только что.
— Нор, пожалуйста, не умирай!
На лицо Норберта упала капля. За ней — вторая, третья…
— Илси, я не собираюсь умирать! Я связан, но жив и здоров. Принеси нож, надо веревки разрезать. Пока не очнулся киллер.
— Так я же его убила! — все тем же испуганным голосом сообщила сестра. — Сейчас принесу. Пожалуйста, потерпи…
Она выскользнула из комнаты бесшумно, зато с кухни чуть погодя донесся лязг сыплющихся на пол столовых приборов. Вскоре девочка вернулась.
— Сейчас…
Норберт перекатился на бок и через секунду почувствовал, что руки свободны. С трудом сел, попробовал пошевелить пальцами.
— Спасибо, Илси. Как ты догадалась, что у меня неприятности?
— Этот тип очень грубо разговаривал, тогда я начала беспокоиться и решила заглянуть в окно. Свет тоже я выключила, на щитке в подъезде. Это же вполне естественно в такой ситуации!
— Вполне естественно? — тупо переспросил Норберт.
— Ну да! В книгах всегда так. Извини, что я разбила окно в комнате с лоджией.
— Ничего. Очень хорошо, что разбила.
Он понял, в чем дело: до пятнадцати лет запертая в четырех стенах губернаторской резиденции (выпускали ее только в школу, причем и туда и обратно возили на машине), Илси о реальной жизни имела опосредованное представление, черпая информацию из книг и фильмов. Человек, обладающий стандартным жизненным опытом, на ее месте так не поступил бы. Глубоко вздохнув, Норберт спросил:
— Давно из Тренажера?
— Сегодня. Я сразу пришла сюда, но тебя не было дома. Так интересно одной гулять по городу! А почему на тебя напал киллер?
— Долгая история.
Вспыхнул свет, Норберт зажмурился. Спустя несколько секунд глаза привыкли, и он увидел треугольное личико сестры, теперь уже не бледное, а покрытое легким ровным загаром. На ней была все та же синяя куртка с капюшоном, только рукава стали коротковаты: в Тренажере Илси немного подросла. Стеклянный столик лежал на боку, рядом скорчилось на винно-красном ковре тело киллера. В углу валялся пистолет.
Звонок… Илси мгновенно распрямилась, как сжатая и отпущенная пружина.
— Сейчас выясню. — Норберт поднялся, ухватившись за подлокотник кресла. — Надеюсь, не полиция.
В этот раз он, подойдя к двери, спросил:
— Кто там?
— Господин Ларре? — раздался голос соседки, жившей на первом этаже. — Я слышала звон стекла и стук, словно упало что-то тяжелое. Это из вашей квартиры?
— Да. Погас свет, я впотьмах врезался в окно и потом еще споткнулся. Извините за шум!
— Кто-то повернул переключатель на щитке. Вам не нужен врач?
— Спасибо, со мной все в порядке.
Соседка ушла.
— Ты не порезалась? — спохватился Норберт, повернувшись к сестре.
— Нет. А с ним что делать? — Она покосилась на прикрытую дверь гостиной, в темно-синих глазах мелькнул испуг.
— С ним?.. — Да, подумал он, эту проблему следовало решить, и побыстрее. — В Чанте утоплю. Позже, когда соседи успокоятся.
— Я с тобой.
Норберт не хотел, чтобы она с ним ехала, но Илси жалобно повторяла: «Вдруг на тебя опять нападут, а меня рядом не будет?» — и в конце концов расплакалась. Тогда он сдался. В маминой спальне (там все оставалось нетронутым со дня ее смерти) достал из шкафа пушистую белую шубу. Илси шуба оказалась велика, подол волочился по полу.
Тело киллера Норберт завернул в простыню, перед этим обшарив его карманы. Блокнот (обычный, не электронный); фотографии — он сам, Олег и Аманда; солидная сумма денег; пистолет, заряженный парализующими капсулами (одна из них и вонзилась ему в шею — кожа в этом месте до сих пор оставалась нечувствительной, а по краям побаливала, как при ожоге); нож; набор отмычек; электронный фонендоскоп; документы на имя Джагеля Веоча с Алзоны; билет на гиперкорабль до Цимлы с непроставленной датой (другой пистолет, импульсный, Илси выбила у киллера во время драки). Вероятно, Зеруат сейчас на Цимле. Норберт позвонил Олегу, потом Аманде: порядок, оба живы! Проверил, нет ли кого на лестнице, затем взвалил труп на плечо и, сгибаясь под тяжестью, вытащил из квартиры.
Снаружи бушевала метель, по лицу хлестали снежные хлопья. Дома растворились в мутном хаосе, слабо мерцали словно повисшие в воздухе окна. «Риэра» превратилась в сугроб, очертаниями напоминающий автомобиль.
— Какая странная погода, — пробормотала позади Илси. (Нуда, раньше ее в такую погоду не выпускали на улицу!)
— Откроешь багажник?
Она справилась. Машина медленно выехала со двора: свет фар не мог пробить кипящую снежную кашу, и Норберт опасался невзначай кого-нибудь зацепить. Или нарваться на полицейский патруль. «Дети губернатора задержаны с трупом в багажнике», — представив себе такие комментарии, он криво усмехнулся.
Он неплохо знал Венеду — и все же чуть не миновал нужный поворот. Въехав на мост, затормозил. Ни правого, ни левого берега не видно, зато и с берега ни черта не разглядишь! Вспыхнуло слабое сияние, оно приближалось, наконец мимо них смутной громадой проплыл двухэтажный автобус. Норберт немного выждал — нет ли других машин на подходе? — и вытащил труп. Доволок его до края моста, перебросил через перила. Далеко внизу треснул тонкий лед, тяжело плеснула вода.
— Все! — Норберт вернулся в машину. — Поехали домой.
— Это был очень скверный тип, раз он напал на тебя, — сказала Илси, перед этим всю дорогу молчавшая.
— Киллер, одно слово. Его нанял мой бывший клиент. — Держа одну руку на руле, Норберт потер противно ноющую шею и спросил: — Как там было, в Тренажере?
— Трудней, чем я думала. — Илси выглядывала из пушистой шубы, как мультипликационный зверек. — Вначале я плакала. Одно дело читать или слушать об этом, и совсем другое — когда попадаешь туда. Карен… Кстати, я ее убью, если встречу! Она тоже была в Тренажере, только не в нашем, а в другом, она мне рассказывала.
— В Денорском. Карен — олигарх с Денора.
— Понятно тогда… Она говорила, что Денор — замечательный мир.
— Для олигархов — наверняка. Но я сомневаюсь, что у них там все в порядке с социальной справедливостью.
— Я ее убью!
— Выбрось это из головы! Виновата не Карен, а старый проходимец, мой клиент. Он не должен был отдавать тебе предмет, за которым охотилось столько народу. Карен поступила настолько прилично, насколько это возможно для человека в ее положении. Лишних свидетелей обычно убивают — она вместо этого отправила тебя в Тренажер, выложив, между прочим, полтора миллиона империалов. Посмотри на вещи объективно, Илси!
— Для того чтобы смотреть объективно, надо знать все, — прошептала девочка. — Ты просто не знаешь…
— Узнаю, если расскажешь.
Илси молча глядела на пляску снежинок за лобовым стеклом. Потом, уже когда автомобиль въезжал во двор, тихо произнесла:
— Кое-что Карен все-таки не получила! Так ей и надо. Хотя непонятно, была эта штука нужная или нет.
— Что за штука?
— Квадратик такой пластмассовый. Я уронила железную коробку, и он оттуда выпал. Он до сих пор у меня в кармане лежит, за подкладку провалился; на нем какой-то узор с точками нарисован.
(Схема? Та самая, которую пытался воспроизвести по памяти Зеруат? Значит, схема все это время была у Илси?)
— Если хочешь, я отдам его тебе, — уловив заинтересованность брата, добавила девочка. — Ты — единственный взрослый, которому можно доверять.
— Не единственный! — запарковав машину между двумя сугробами, возразил Норберт. — Во-первых, до сих пор ты близко знала только нашего отца и тетку. Таких, как они, на самом деле немного. Сама увидишь. А во-вторых, ты тоже почти взрослая. Ты провела в Тренажере полтора года, сейчас тебе шестнадцать.
— Да. Кроме папы и тети Лионеллы, я еще знала Карен. Она вела себя не так, как другие взрослые, а потом забрала эту проклятую коробку и заперла меня в Тренажере. — Илси шмыгнула носом, уткнувшись в воротник шубы.
— А что она, по-твоему, должна была сделать? Если учесть, что в коробке лежал предмет, из-за которого чуть не передрались представители нескольких миров?
Девочка что-то пробормотала — еле слышно, Норберт не разобрал ни слова.
— Что-что? Не понял.
— Взять меня с собой, — чуть громче повторила Илси.
— Н-да… — Редко бывало, чтобы Норберт не мог сообразить, что ответить. Так и не решив эту задачку, он распахнул дверцу автомобиля: — Пойдем!
К дому он двинулся первым, протаптывая тропинку в снегу. Сестра шла следом, но возле самой двери вдруг выскочила вперед, сбросила шубу ему на руки и юркнула в подъезд.
— Ты что? — Норберт догнал ее на площадке второго этажа.
— Я хотела проверить, нет ли тут еще киллеров. Нету!
В квартире было холодно; в комнату, где прошлой весной жил Зеруат, сквозь разбитое окно намело снега. Норберт опустил жалюзи — они сразу начали колыхаться и стучать о стенку. Поплотнее закрыл дверь. Илси тем временем сбросила куртку, закатала рукав отделанной кружевами шелковой кофточки. Выше локтя серебрилась татуировка.
— Нор, смотри — у меня эмблема Тренажера!
— Здорово! — Он улыбнулся. — А ты прямо в этом тренировалась?
— Нет, Тренажер выдает другую одежду. Свою я только сегодня назад получила, кружева там не уцелели бы. У тебя нет мороженого?
— Завтра купим.
Назавтра примчалась тетка. Долго охала и причитала, уговаривая Илси вернуться домой, но та твердо заявила, что останется жить у брата (еще одно изменение, отметил Норберт, раньше ее на это не хватило бы!). Вечером приехал отец, чем-то озабоченный, раздраженный. Потребовал, чтоб Илси хотя бы ночевала дома — «иначе из-за ваших фокусов на меня начнут пальцем показывать». Брат и сестра решили, что на такой компромисс можно согласиться.
Теперь Илси проводила ночи в губернаторской резиденции, по утрам отправлялась в школу, оттуда — к Норберту, а возвращалась в резиденцию только поздно вечером.
— Я думала, папа теперь будет лучше ко мне относиться, — разочарованно призналась она как-то Норберту. — Я ведь стала сильной, ничем не болею. Но они с тетей почему-то совсем не обрадовались!
Норберт познакомил ее с Олегом и Амандой. Олег, понятно, был в восторге. В свободное время он в офисе возился с дешифровкой схемы, жалуясь на то, что их фирменный компьютер не настолько мощный и быстрый, как машина Зеруата на Раглоссе.
— Эта схема трехслойная, но все три слоя помещены в одной плоскости, — объяснял он Норберту, Илси и Аманде. — Первый слой — изображение сектора звездного неба, наблюдаемого с Алзоны, из центра Империи. Причем не сегодня, а тысячу лет назад. Второй — планетная система. Третий — поверхность планеты. Все это зашифровано в точечном коде Ларгелиуса, знаменитого математика и программиста ранней Империи. Зеруат воспроизвел схему с ошибками. Видимо, когда-то в прошлом он специально тренировал память для запоминания сложных структур, но с годами растерял навыки.
— А когда ты расшифруешь, мы полетим туда все вместе? — с надеждой спросила Илси.
— Не раньше лета, — вместо Олега ответил Норберт. — Тебе надо школу закончить.
— Но ты ведь не улетишь без меня, Нор? — В ее взгляде появилась тревога.
— Нет. Без тебя не улечу.
Он хотел поскорее адаптировать сестру к нормальной жизни, исправить то, что сделали с ней тетка и отец. Тренажер дал Илси многое, но не научил ее общаться с другими людьми. Там, в Тренажере, у нее и не было никакого общения — только бесконечные сверхинтенсивные тренировки; теперь она знала, как поступить, наткнувшись на киллера в темной квартире, зато терялась в простейших повседневных ситуациях. Ничего, решил Норберт, через два-три месяца это пройдет. Илси легко усваивает новое.
Губернатор прохаживался взад-вперед по галерее, облицованной алзонскими светящимися панелями. Импортная новинка. Днем панели накапливали энергию, ночью отдавали. Тут было светло и уютно, и ему почти удалось расслабиться, но вот послышались торопливые семенящие шаги; в тусклом проеме, который вел на лестничную площадку, возникла Лионелла. Губернатор сдержанно поморщился: он запретил кому бы то ни было тревожить его здесь. Если б все они знали, как он нуждается в отдыхе!
— Харо, сделай что-нибудь! — мутно глядя на него, простонала Лионелла. — Она опять вернулась поздно и ничего не хочет слушать! Я скоро заболею. Я сказала ей, что надо съездить в клинику пластической хирургии, чтоб убрать эту гадость — татуировку, а она заявила, что не хочет! Ты понял, Харо? Твоя дочь научилась перечить старшим! А раньше была такая тихая, послушная — все знакомые завидовали. Харо, я за нее боюсь! Ее в Тренажере изуродовали. Когда она сгибает руку, у нее там мускулы аж вздуваются! Это же некрасиво, у девочки не должно быть мускулов. Ты слышишь, Харо? Если это будет продолжаться, я повешусь! Ты хочешь, чтобы я повесилась?
«Хорошо бы…» — с тоской подумал губернатор. Впрочем, он знал, что Лионелла никогда этого не сделает, только грозится. Высказавшись, она повернулась и ушла, с лестницы донеслись всхлипывания. Губернатор опустился на мягкий диванчик в простенке между окнами. Кремовые жалюзи отлично гармонировали с серебристо-серым ковровым покрытием на полу и полупрозрачными, изливающими мягкое сияние алзонскими панелями — оформлявший галерею молодой дизайнер постарался на славу. Если б еще и денег не просил! Аванс он в свое время получил (двадцать процентов от стоимости работы, вполне достаточная сумма для такого молодого человека), а теперь ежедневно звонил секретарю и спрашивал насчет остального. Губернатор помассировал виски, коротко вздохнул. Ну когда все эти бездельники поймут, что у него нет лишних денег!
В подавленном состоянии он находился не из-за настырного дизайнера (этот парень не первый и не последний; Харо Костангериос умел осаживать тех, кто пытался нажиться за его счет), а из-за Илси. Лионелла была права, дальше так продолжаться не может. Если раньше девчонка его просто раздражала — бледная, хилая, неловкая, до противного похожая на свою мать, — то теперь, украдкой наблюдая за ней, губернатор испытывал страх. Маленькое синеглазое чудовище двигалось грациозно и стремительно, улыбалось, когда хотело, и ни в грош не ставило авторитет старших. В первый же вечер, когда Илси приехала в резиденцию, губернатор попробовал добиться от нее прежнего послушания. Брр!.. При воспоминании об этом его до сих пор передергивало!
…Они ужинали в столовой на втором этаже. Губернатор искоса поглядывал на Илси, отмечая тревожные изменения: та подросла на несколько сантиметров и загорела под искусственным солнцем Тренажера; в глазах появился упрямый блеск — не импульсивный, как раньше, а постоянный; движения стали точными, уверенными — теперь она ничего не роняла на скатерть или под стол; загрубевшие костяшки пальцев неприятно контрастировали с многослойными кружевными манжетами. Решив, что надо поскорей поставить ее на место, он властно произнес:
— Жить будешь дома, а не у этого безмозглого шалопая, поняла?
Илси вскинула голову:
— Мой брат — не безмозглый шалопай. Это самый умный и порядочный человек среди всех, кого я знаю!
Гм… среди всех, кого она знает? Значит, отец для нее на втором месте?
— Деточка, да что ты говоришь! — всплеснула руками Лионелла. — Что про нас люди подумают! Я знаю, кто тебя научил таким плохим мыслям. Эта самая, как ее…
— Дрянная шлюха с Шелконы, — исподлобья глядя на дочь, подсказал губернатор. — Если она еще раз прилетит на Валену, я засажу ее в тюрьму! Паршивая проститутка.
Девчонка сидела, прижавшись к спинке стула, и молчала. Потом он услышал ее тонкий, напряженный голос:
— Пожалуйста, не говорите так про Карен! Она все равно лучше вас!
Взбешенный губернатор вскочил, опрокинув коллекционный императорский стул. Илси уже стояла в боевой стойке. Он вовремя вспомнил, что она прошла Тренажер, и опустил поднятую для пощечины руку.
— Ты всегда хотел, чтобы я умерла, но я не умру! — глядя ему в глаза, бросила Илси. — Больше ты никогда меня не ударишь!
Губернатор в бессильной ярости скрипнул зубами. «Ты хочешь, чтобы я умерла», — так сказала проклятая сука Наоми, и сейчас ее чертово отродье вновь повторяет эти слова. Как будто Наоми мстит ему из могилы!
Резко повернувшись, девчонка вышла.
— Харо, да что с ней такое? — прошептала Лионелла.
— Ничего! — рявкнул губернатор, пиная стол. — Надо было присматривать за ней, не оставлять ее с кем попало! А ты позволила ей дружить с проституткой! И зачем я тебя здесь держу?!
— Я позволила?! — взвизгнула Лионелла.
— Заткнись, убью! — предупредил губернатор.
Та поглядела на него и съежилась. Впервые в жизни ему удалось одержать над ней верх. На шум прибежала прислуга.
— Убрать, — процедил губернатор, кивнув на перевернутый стол, осколки посуды и остатки ужина на полу.
Он долго не мог успокоиться: спасовал перед собственной дочерью, шестнадцатилетней соплячкой! А теперь еще надо терпеть ее присутствие в доме. Будь его воля, он бы с радостью ее вышвырнул: пусть катится хоть к Норберту, хоть ко всем чертям, но старый Премьер-Губернатор долго не протянет, а если поползут слухи о том, что Харо Костангериос — плохой отец, его шансы занять высший пост будут невелики. Поэтому приходилось мириться с тем, что Илси ночует в резиденции. Порой у губернатора возникало ощущение, будто он живет под одной крышей с каким-то монстром в человеческом облике. Да, есть такие фильмы, а для него это стало явью! И он не видел ни одного способа избавиться от Илси, не уронив свой рейтинг. Разве что его выручит какой-нибудь несчастный случай? Но тот, кто прошел Тренажер, просто так не погибает…
Он откинулся на мягкую спинку диванчика. Главное — дождаться утра. Утром девчонка уйдет в школу и вернется только поздно вечером. Опять послышались шаги. Лионелла шла нетвердо, хватаясь за светящуюся стенку, но в ее глазах сверкало торжество.
— Харо, я поняла, что надо сделать! — Она остановилась, от нее пахнуло лекарствами и приторными духами. — Психушка, вот где спасение!
— Ты хочешь подлечиться в психушке? — оживился губернатор (давно пора!), но Лионелла сердито проворчала:
— В отличие от тебя, я нормальная. Это Илси надо отправить в психиатрическую клинику. Там всех буйных делают тихими, и она там успокоится. Харо, я хочу нашей девочке только добра! Пусть она опять станет такой, как раньше. Психушка — единственный выход!
Подумав, губернатор понял, что Лионелла нашла идеальное решение. Да, все будет выглядеть вполне пристойно: выйдя из Тренажера, Илси вернулась в школу, приступила к занятиям, и от переутомления (отвыкла от учебы) с ней произошел нервный срыв; ее ненадолго поместили в загородную клинику профессора Улервака. Отлично! Утром он вызвал Улервака для беседы с глазу на глаз; объяснил, что Илси — дегенератка по материнской линии, с детства закомплексованная, неуравновешенная, истеричная. Психиатр слушал, нервно гримасничая, потом заметил:
— У меня уже были такие пациенты, господин Костангериос.
— Я хочу, чтобы вы управились побыстрее. Она должна стать тихой, покладистой, понимаете? Сколько времени на это уйдет?
— Вы сможете взять ее домой через две недели, господин Костангериос.
Илси забрали прямо из школы: Лионелла договорилась с директором, и девчонке сказали, что она должна пройти медосмотр, который все ее одноклассники уже прошли в начале учебного года. На «медосмотр» ее отвезли в клинику профессора Улервака.
— Харо, она там! — сообщила Лионелла, вернувшись после полудня. — Как я за нее рада! Я ведь только добра ей желаю.
Наконец-то губернатор вздохнул с облегчением.
Погода стояла безветренная и не слишком холодная, поэтому, когда сестра не пришла вовремя из школы, Норберт не почувствовал особого беспокойства. Наверное, захотела прогуляться. Правда, раньше она всегда звонила, если задерживалась, — такой у них был уговор.
Трель видеофона… Это оказалась не Илси, а Лера, с которой он на днях познакомился в баре. Он предложил ей встретиться вечером; потом, после недолгого раздумья, набрал номер школы.
Секретарша сообщила:
— Илси Костангериос после уроков отправили на медосмотр, обязательный для всех учащихся, и там у нее выявили грипп Никорьяна в начальной стадии: эта новая разновидность дает серьезные осложнения, и девочку на две недели поместили в больницу.
— В какую?
— Ее близкие знают.
Норберт позвонил в резиденцию. Тетка сказала то же самое, добавив, что в больнице карантин, посторонних не пускают, но через две недели Илси выпишут, не надо за нее волноваться. (При этом Лионелла сладко улыбалась и говорила с нелюбимым племянником преувеличенно ласково.) …Больница загородная, частная, там прекрасный уход, Илси лежит в отдельном боксе. Это и директор школы может подтвердить.
Не слишком доверяя Лионелле, Норберт еще раз позвонил в школу. Директор подтвердил.
Ну что ж, две недели — это недолго. Жалко, что сестра подцепила именно грипп Никорьяна, но сейчас такой сезон, многие болеют. Аманда вот тоже простудилась. Норберт надеялся, что после Тренажера Илси перенесет грипп легко, без осложнений.
Губернатор и Лионелла сидели в холле на третьем этаже, перед стереоэкраном в полстены, и пили кофе с ликилой. Оба находились в приподнятом настроении: губернатор испытывал несказанное облегчение оттого, что рядом нет изменившейся Илси, и наслаждался покоем; Лионелла счастливо ворковала, умолкая только затем, чтоб отхлебнуть из своей чашки.
— Харо, когда она вернется из клиники, она опять станет хорошей девочкой. Тихой, милой, послушной… Никому не будет перечить! Профессор Улервак показывал мне своих пациентов — милейшие люди, все такие тихие! Ты обязательно должен поддерживать психиатрию, это очень полезная наука.
— Помолчи! — поморщился губернатор.
Лионелла заглушала голос ведущего «Столичных новостей», а тот как раз говорил о состоянии здоровья Премьер-Губернатора на сегодняшний день. Приукрашивает! Харо Костангериос получал информацию из Соледада по своим каналам и знал, что старик при смерти.
— А что мне молчать-то? Это ведь не я развалила экономику Чантеомы! — Последнюю фразу Лионелла произнесла ехидным многозначительным тоном, словно на что-то намекала.
— Конечно, не ты, — раздраженно буркнул губернатор. — Тебя к экономике даже близко никто не подпустит!
Взглянув на часы, спохватился: «Вечерние новости Мишеля Перкоиса» уже начались! — и переключился на местный канал. Стиль Перкоиса ему нравился, он всегда получал удовольствие от этой смелой, оригинальной передачи. Особенно губернатора восхищали изобретенные Мишелем новые слова: тот говорил «автоубитие» вместо «автодорожное происшествие со смертельным исходом», «огнебезобразие» вместо «пожар», «налогозлодеяние» вместо «неуплата налогов».
Шикнув на Лионеллу, которая снова попыталась что-то сказать, он уставился на экран. Показывали запятнанный снег, два покореженных электромобиля, алую лужу — очередное «автоубитие»: машины столкнулись лоб в лоб, а между ними еще и пешеход оказался. Перкоис сострил по поводу столь злополучного совпадения, тактично не упомянув о том, что светофора на этом перекрестке нет и никогда не было. «Неплохо я его вышколил», — усмехнулся про себя губернатор. Драка между уличными торговками, не поделившими прибыльное место. Крупным планом — разбитые физиономии, растерзанная одежда. Обмороженный бездомный алкоголик в контейнере для мусора. Опять крупный план. «Огнебезобразие» — остатки сгоревшей деревянной скамьи в Омунсонском парке. Потом на экране появилось молодое энергичное лицо самого Мишеля Перкоиса.
— Итак, дорогие венедийцы, жизнь в нашем городе бьет ключом! Если вы заметите нечто, достойное внимания, — звоните, сообщайте, съемочная бригада немедленно приедет. На прошлой неделе мы объявили конкурс на самую шокирующую новость от телезрителей. Конкурс продолжается, победителей ждут призы! А сейчас — блеснем культурой…
Пошли новости культурной жизни: выставки, премьеры, интервью с белтийским писателем, прилетевшим на Валену в поисках материала для исторического романа, реставрация уникального древнего небоскреба на набережной Чанта. Когда показали облепленный лесами небоскреб, у губернатора испортилось настроение: здание стояло у въезда на мост, построенный взамен того самого, десять лет назад обвалившегося… Если бы Петра осталась жива! Но Харо Костангериос в ее смерти не виноват, он ее предупреждал. Плеснул в чашку из-под кофе неразбавленной ликилы. Торопливо, в несколько глотков, выпил. Отпустило!..
— Хлещешь спиртное, как последний алкаш! — фыркнула Лионелла.
Он промолчал. В горле жгло и першило, голова кружилась.
— Теперь поговорим о медицине! — На экране вновь появился Перкоис. — Как заметили еще наши предки, умопомрачения бывают всякие, или всяк сходит с ума по-своему!
Шоссе, заснеженный лесопарк, окруженное высокой оградой двухэтажное здание. Губернатор узнал загородную клинику профессора Улервака.
— Итак, во всех смыслах умопомрачительная новость. — Перкоис сделал паузу. — Увы, слететь с катушек может не только простой смертный, которому не выдали вовремя зарплату, но даже губернаторская дочка! Именно это с ней сегодня и произошло — ее привезли отдохнуть сюда, в это тихое местечко. Говорят, девочка повредилась в уме прямо в школе, во время урока, не дождавшись звонка на перемену. Переутомилась, бедняжка! Увы, все мы от ошизения не застрахованы. Кстати, по Венеде гуляет грипп Никорьяна, и он еще хуже безумия. Есть мнение, что это не вирус гриппа, а инопланетная чума, которая унесет в ближайшие годы больше половины нашего многострадального населения…
Дальше губернатор не слушал, слова просто не доходили до его сознания.
— Харо, да что он такое сказал? — испуганно вымолвила Лионелла. — Люди могут подумать, что Илси сошла с ума!
Не ответив, губернатор вытащил из кармана передатчик, с силой надавил на кнопку. Ясно одно: Мишель зарвался. Забыл, кто в Чантеоме хозяин. Что ж, придется ему напомнить!
— Да, господин Костангериос? — отозвался начальник охраны.
— Перкоиса ко мне! — приказал губернатор. — Немедленно! Найдите его, где бы он ни был, и притащите в резиденцию!
— Понял, господин Костангериос.
Приближенные знали: если губернатор говорит таким тоном, лучше не возражать.
Норберт собирался ехать за Лерой, когда прозвучала трель видеофона. Включив прием, он услышал взволнованный голос Аманды:
— Нор, здравствуй! Как могло случиться такое несчастье?
Экран оставался пустым — у нее дома стоял обычный телефон, без видео.
— Какое несчастье?
— Разве ты не в курсе? Илси забрали в психиатрическую клинику!
— Что? Откуда вы знаете?
— Ты не смотришь «Новости Мишеля Перкоиса»? Я каждый вечер смотрю — и плююсь! Смотрю — и плююсь! Там было сообщение, что ее прямо из школы увезли.
— Я разберусь.
В школе ему объяснили насчет гриппа, тетка повторила то же самое, но никто не захотел сказать, в какой больнице лежит Илси. С другой стороны, тележурналисты далеко не всегда выдают правду… Отыскав в справочнике студию Перкоиса, Норберт заблокировал видеосвязь, набрал номер. Ответили почти сразу:
— Да? У вас есть новость?
— Я из администрации губернатора. — Он говорил сухо и властно. — В вашей сегодняшней передаче была информация о том, что дочь господина Костангериоса поместили в психиатрическую клинику. Вы понимаете, что вас ждет за фальсификацию такого рода?
— Это не фальсификация! — Невидимая женщина повысила голос— Она действительно там, в клинике профессора Улервака! Этот факт пытались замолчать, но существует закон о свободе слова, а мы сообщаем народу свежие новости! Мы действуем в рамках закона!
Связь прервалась. Он набрал номер Олега — тот, как всегда по вечерам, сидел за компьютером. Обрисовав ситуацию, Норберт спросил, нельзя ли поискать данные в сети.
— Какие данные?
— Ну, здорова она или нет. Там ведь есть медицинская статистика.
— Она здорова, это я тебе и так могу сказать. Тренажер не принимает душевнобольных и постоянно следит за состоянием каждого человека внутри. Раз Илси вышла из Тренажера, с ее психикой все в порядке. Слушай, я к тебе сейчас приеду!
Связавшись с Лерой, Норберт отменил свидание. Потом отыскал в шкафу старую трикотажную шапочку, прорезал в ней три дыры — для глаз, носа и рта. Сменил модный выходной костюм на спортивный, сунул в карман заряженный парализующими капсулами пистолет (наследие убитого киллера), надел кобуру с бластером, сверху — неброскую темную куртку… Вскоре появился Олег.
— Я еду в клинику и на месте все выясню.
— А тебя туда пустят?
— Пустят! — Норберт распахнул куртку, показав кобуру.
— Давай тогда вместе. Я слышал, санитары там здоровые.
Норберт отдал ему импульсный пистолет (тоже оставшийся от киллера) и еще одну шапочку с прорезями. Поехали на машине Олега — она не привлекала такого внимания, как лимузин Норберта.
— Если ее успеют обработать, это конец.
Олег кивнул и прибавил скорость. Машина мчалась мимо призрачно мерцающих торговых павильонов, возле которых роились расплывчатые темные фигуры — представители ночной жизни Венеды. Норберт угрюмо рассматривал фрагменты зданий, на мгновения выхватываемые из тьмы голубоватым светом древоподобных фонарей. Честно говоря, он не был уверен, что они уже не опоздали.
— Кто мог это устроить, если с ней все в порядке? — вполголоса пробормотал Олег.
— Отец и тетка. Они пятнадцать лет ее ломали, почти прикончили. Зачем — это ты у них спроси. Теперь не могут справиться с ней сами, позвали на помощь психиатров.
— Думаешь, мы сможем ее спасти?
— Да. Помнишь, как было на Раглоссе? Тайсемур и Стелла сразу бросились в атаку, угнали звездолет — и мы благополучно оттуда удрали.
— Мы с тобой — не денорские олигархи, — в раздумье заметил Олег.
— Ничего. Раз один человек что-то сумел, сумеет и другой. Если понадобится, я всю психушку разнесу. Илси ждет, что я приду за ней, это я знаю точно.
На выезде из города они чуть не столкнулись с вылетевшим из-за угла фургоном. Олег едва успел отвернуть. Вильнув, электромобиль почти уткнулся в сугроб, но в последний момент выровнялся.
— Видал эмблему? — спросил Норберт, натягивая на лицо шапочку с прорезями. — Оттуда, из клиники. За новой жертвой поехали.
— Или за пивом. Зря они так гоняют.
Затормозив у обочины, Олег тоже надел свою шапочку, потом вышел из машины и снял флюоресцирующие в темноте номера.
— А автоотзыв? — напомнил Норберт.
— Сейчас— Он достал отвертку, убрал панель и минуты две что-то делал с компьютером электромобиля, пока Норберт с нетерпением смотрел на дорогу. Наконец поставил панель на место. — Поехали.
— Индикатор горит, — ткнул пальцем Норберт. — Ты его не заблокировал.
— Я заменил чип. Теперь он выдает сигнал, но другой. Машина без автоотзыва сразу привлечет внимание, так делают дела только в кино.
Замена чипа — три года тюрьмы, машинально отметил Норберт. Но для них это мелочь, ведь они собираются совершить куда более тяжкое преступление.
У развилки мерцал указатель. Свернули направо. Вскоре впереди выросла высокая глухая стена. Съехав с дороги, Олег запарковал машину в кустах, погасил фары. Было очень тихо, только поскрипывал под ногами снег. Деревья сливались в однородную темную массу, сверкали сугробы.
— Ворота должны быть за углом, — вытащив пистолет, шепнул Норберт.
Ворота были открыты. Озираясь, вошли во двор. Мягко светились зарешеченные окна клиники, сияли укрепленные на ограде фонари в виде многогранных призм. Много света — и нигде ни малейшего движения.
— Что-то здесь не так! — Олег опередил Норберта, который как раз собирался сказать то же самое.
Входная дверь была распахнута настежь. Они поднялись по ступенькам и оказались в аквариумно-голубом вестибюле. В кресле за стойкой полулежала женщина в халате с эмблемой клиники Улервака. Видимо, регистратор — вот у кого можно узнать, здесь ли Илси. Но регистратор не то спала, не то находилась в обмороке. Взяв вялую пухлую руку, Норберт нащупал слабый пульс.
— Смотри! — показал Олег.
К сиреневой от пудры щеке прилипла крохотная стеклянная бусинка. Парализующая капсула! Они переглянулись.
— Тем лучше, — прошептал Норберт. — Идем скорее!
Шагнув под арку, которая вела во внутренний коридор, он обо что-то запнулся.
— А санитары тут и правда здоровые, — поглядев вниз, заметил Олег.
На полу растянулся санитар — двухметровый верзила, тоже без сознания.
— Что ты об этом думаешь?
— На клинику напали, — вполголоса ответил компьютерщик. — Наверное, из-за наркотиков. Но сейчас посторонних здесь нет, слишком тихо.
— Ага. Давай найдем ее. Импульсным пистолетом можно выбить замок — знаешь, да?
На первом этаже Илси не оказалось. Они обнаружили еще двух санитаров, медсестру — все были парализованы — и нескольких душевнобольных, неспособных вразумительно отвечать на вопросы. В коридоре второго этажа лежал труп санитара: из горла торчит шприц, лужица крови растеклась на полу. Голова неестественно свернута набок.
— Кто-то засадил ему шприц в сонную артерию и сломал шею. — Норберт достал из кобуры бластер, внимательно оглядывая пустой коридор. — Мне все это не нравится.
Медперсонал в бессознательном состоянии, слабоумные пациенты… Дверь очередной палаты была приоткрыта, он пинком распахнул ее. Обитые поролоном стены, койка с захватами для рук и ног. На полу сидит, уткнувшись лицом в ладони, женщина в белом форменном халате, рядом валяется эмалированный лоток.
— Леди, вы меня слышите? — окликнул Норберт. — Вы здесь работаете?
— Да, — глухо простонала та.
— К вам в клинику привезли сегодня девушку, Илси Костангериос. Среднего роста, светловолосая, на левой руке — татуировка Тренажера. Где она?
Медсестра всхлипнула.
— Вы знаете, где она?
— Плохая… Обидела… — размазывая по лицу слезы и макияж, прохныкала женщина. — Я буду хорошей, не сердитесь!
— Да это здешняя пациентка, — шепнул Олег.
— Переодетая медсестрой? — возразил Норберт, но тут же засомневался: та определенно вела себя как больная.
Они обшарили весь второй этаж. Никаких следов Илси. И компьютеров в клинике нет: профессор Улервак считал, что последние разрушительно влияют на человеческую психику; он постоянно проталкивал эту гипотезу в своих научных трудах и интервью, подчеркивая, что его сотрудники ведут записи на бумаге, по старинке, благодаря чему никто из них до сих пор не свихнулся. Ищи теперь эти бумажки.
— Может, в подвале тоже есть палаты? — предположил Норберт.
Спустившись в вестибюль, они наткнулись на мужчину лет тридцати, худощавого, рыжеватого, с пистолетом. Норберт успел нажать на спуск первым. Луч бластера искривил ствол чужого оружия и прожег дыру в стене за спиной у незнакомца, помещение наполнилось удушливым запахом горелого пластика.
— Кто вы такие? — закашлявшись, выдавил мужчина.
— Наркоманы мы, — объяснил Норберт. — За химертонином пришли.
— Не стреляйте… — Новый приступ кашля. — Лекарство в сейфе… Покажу вам где…
— В какой палате Илси Костангериос?
— В двадцать третьей. Не трогайте ее, это же дочь губернатора! Идемте, я отдам вам химертонин. — Пошатываясь, он направился к арке.
Двадцать третья на втором этаже, припомнил Норберт. Но ведь Илси там нет! Вдруг у него зародилось новое подозрение: бандиты, которые побывали здесь до них и убили санитара, могли забрать ее с собой — чтобы потребовать сгубернатора выкуп или для политического шантажа.
— Едем обратно, — позвал он Олега.
— Вы же не взяли химертонин! — растерянно крикнул им вслед служащий клиники.
— Хорошо, что напомнил. — Развернувшись, Норберт выхватил пистолет, заряженный парализующими капсулами, и уложил свидетеля.
— В чем дело? — спросил Олег. Норберт объяснил.
— Да, похоже на правду. Надо искать тот фургон.
Подъехав к развилке, они сняли маски, приладили на место номера. Олег заменил чип в компьютере электромобиля.
— Лучше ко мне! — предложил он, сосредоточенно глядя на дорогу. — Может, в сети что-нибудь всплывет, на полицейской линии. Не забывай, твоя сестра побывала в Тренажере. Возможно, она сумеет сбежать от бандитов.
— Если психиатры не накачали ее своими лекарствами, — мрачно заметил Норберт.
Благополучно миновав полицейский пост, машина въехала в пригород.
На Мишеле Перкоисе был все тот же костюм, в котором он ранее выходил в прямой эфир: флюоресцирующий пиджак, усыпанное бриллиантовым крошевом черное жабо «млечный путь», облегающие белые штаны ивысокие сапоги со сложной системой застежек (если верить рекламе, «космические», хотя космонавты никогда таких не носили). Он пересек холл уверенной развязной походкой и остановился перед губернатором. На лице ведущего застыло хорошо знакомое миллионам телезрителей холодновато-ироничное выражение. Доставившие его в резиденцию охранники остановились у него за спиной.
— Как дела, Мишель? — вкрадчиво осведомился губернатор (головокружение после неразбавленной ликилы прошло, сейчас он был собран и полон бешенства). — Как твоя сегодняшняя передача?
— На обычном уровне. Вы не видели?
— Видел, как же, — мягко подтвердил Харо Костангериос. И вдруг сорвался на крик: — Ты что себе позволил, подлец?!
Один из охранников вздрогнул. Лионелла, сидевшая со скорбным видом на диванчике в углу, несколько раз нервно моргнула. Перкоис отшатнулся.
— Значит, моя дочка повредилась в уме?! И ты, …, будешь по этому поводу острить? — Голос губернатора гремел, заставляя вибрировать коллекционные бокалы в стеклянной витринке. — Илси — паршивая, сопливая дрянь, но она родная дочь твоего босса! Забыл, кто тебе платит?! Отвечай, забыл?!
— У нас независимая передача, господин Костангериос! — Телеведущий слегка побледнел, но говорил назидательным тоном. — Зрители хотят сенсаций, и мы поставляем сенсации. Вы же сами поддержали.
— Ты выставил на посмешище меня! — рявкнул губернатор. — Меня — твоего хозяина!
— Свобода слова требует жертв, господин Костангериос.
— Сейчас ей будет жертва!
Он наотмашь ударил Перкоиса по лицу. Тот попытался заслониться, но охранники схватили его за руки. Губернатор опять ударил — на «млечный путь» брызнула кровь.
— Вы что? — Мишель ошеломленно мотал головой. — Это же незаконно, телесные побои!
— Еще раз такой номер выкинешь — и я тебя финансировать перестану! — прорычал губернатор. — Найду замену! Много вас тут бегает без работы.
Вот теперь в глазах у Перкоиса появился страх! Губернатор удовлетворенно кивнул.
— Завтра же дашь опровержение! Мол, Илси Костангериос психически здорова, а в клинику ее поместили для кратковременного отдыха, из-за нервного срыва на почве трудностей в учебе. Все понял?! — Он снова повысил голос. — Если этого сообщения не будет — твоей программы тоже больше не будет!
— Мы сделаем, господин Костангериос. Устраним неточность.
— А насчет свободы слова ты зря возомнил. Она не для тебя, а для инопланетной общественности. Нам нужны внешнеэкономические связи, кредиты, туристы и Гипортал — и умные люди, у которых мозги не в заднице, это понимают! Триста лет назад земляне закрыли Гипортал на Слаке — из-за того, что там рабовладельческая система. Мы — демократы, потому что не хотим бойкота. Понял? Понял, я спрашиваю?!
— Понял, — с опаской глядя на губернатора, подтвердил Перкоис.
— Умойте его и вышвырните отсюда! — распорядился Харо Костангериос.
Он умеет держать людей в кулаке, этого у него не отнимешь! Когда посторонние удалились, губернатор налил себе еще ликилы.
— Ты не губернатор, а зверь! — заметила из угла Лионелла, наблюдавшая за экзекуцией с явным удовольствием. — Прошлой весной дверь выломал, теперь драться приучился, как бандит.
Напоминание о двери, которую выломал вовсе не он, вызвало у губернатора новую вспышку злости:
— Тоже захотела получить?
Лионелла поднялась и поспешно вышла из холла, проворчав напоследок:
— Я всегда говорила, что ты станешь бандитом.
— Не бандитом, а Премьер-Губернатором, — тихонько возразил Харо Костангериос.
Усевшись в кресло, глотнул ликилы и зажмурился. Злость сменилась торжеством: все будет так, как он запланировал. Илси после клиники вновь станет тихой и пугливой, Перкоис никогда больше не позволит себе лишнего, недотепа Норберт возьмется за ум и поступит на государственную службу. И если Карен Мьян еще раз прилетит на Валену, он отомстит ей и за выломанную дверь, и за все остальные унижения! Хорошо бы она прилетела уже после того, как он займет пост Премьер-Губернатора… Харо Костангериос рассмеялся в тишине и осушил бокал.
На полицейских линиях не нашлось никакой информации о нападении на клинику профессора Улервака.
— Придется ждать, — сказал Олег. — Видимо, никто из парализованных до сих пор не очнулся.
Норберт молча кивнул и присел на край подоконника, отодвинув чашку с остатками кофе. Его переполняло напряжение, хотелось немедленно что-то предпринять. Бездействие угнетало. Вероятно, Олег испытывал то же самое.
Зазвонил телефон. Перегнувшись через стол, Норберт снял трубку.
— Да?
— Нор? — Это была Аманда. — Хорошо, что ты у Олега. Приезжайте оба ко мне, и поскорее! Есть важное дело.
— Аманда, мы заняты.
— Я говорю, приезжайте ко мне! Нор, до тебя когда-нибудь доходит с первого раза?! Бросайте все, я жду!
— Мы не можем.
— Да чтоб вас обоих! — крикнула Аманда. — А? Что?.. Это я не тебе, погоди минутку. Ага… Нор, ты помнишь, как доставал туфлю из Ванаирского пруда? Приезжайте сейчас же, мне надо обсудить с вами одну сделку!
Связь прервалась. Норберт сидел на подоконнике, сжимая трубку и пытаясь собраться с мыслями. Он доставал из Ванаирского пруда в Омунсонском парке туфельку Илси. Ему тогда было четырнадцать, а сестре — семь. Он увел ее в парк тайком от тетки. Усевшись на мраморный бортик, Илси начала болтать ногами, и туфелька слетела, а Норберт ее выловил. Потом они поставили ее на солнцепек, чтобы поскорее высушить. Об этом никто, кроме них, не знал.
— Поехали к Аманде! — Он рывком поднялся. — Если я правильно понял, Илси там.
Аманда жила в одном из древнейших районов Венеды. Там стояли добротно построенные дома, облепленные наружными галереями, мини-балкончиками, извилистыми лестницами, с большими аркообразными окнами, утопленными в толстых стенах. Эпоха ранней Империи дала взрыв причудливых архитектурных стилей, и это был впечатляющий образчик дизайна той поры. Сейчас облитые лунным светом массивные белые здания казались загадочными и величественными, в то время как днем они поражали взор своей обшарпанностью. Перешагивая через две ступеньки, Норберт взбежал по боковой лестнице на третий этаж, свернул в галерею и, остановившись перед крайней дверью, нажал на кнопку звонка.
— Кто там? — спросила Аманда. — У меня наружная видеокамера барахлит!
— Это мы.
Дверь приоткрылась. Норберт протиснулся в прихожую, следом за ним — запыхавшийся Олег.
— Она здесь, — шепнула Аманда. — Без обуви и верхней одежды. Так ведь можно грипп Никорьяна схватить!
Они прошли в загроможденную мебелью комнату с вишневыми драпировками и множеством картин, объемных фотографий, голограмм, сувениров, стеклянных полочек с инопланетными камнями. За спинами у них лязгнули оба замка — механический и электронный — и стальной засов. Илси сидела на диване, закутанная в одеяло, на ногах — толстые шерстяные носки. Рядом лежал небольшой пистолет из тех, что стреляют парализующими капсулами.
— Нор? — Она подалась вперед. — Меня увезли из школы в ужасное место, но я оттуда сбежала. Директор меня обманул — сказал, что надо пройти медосмотр. Я не застала дома ни тебя, ни Олега и пришла сюда. Как, по-твоему, догадается кто-нибудь, что я здесь?
— Вряд ли. — Норберт присел перед ней на корточки. — А если даже догадаются, мы тебя никому не отдадим. Расскажи по порядку, что случилось?
— Тетя Лионелла отвезла меня туда на машине. Сказала, что там больница, но это, знаешь, очень странная больница… — Девочка поежилась. — Когда мы туда вошли, меня что-то кольнуло. — Она показала на шею, где краснело пятнышко. — До сих пор болит!
— Парализующая капсула, — кивнул Норберт. — Что было дальше?
— Дальше я очнулась на кровати, руки и ноги в захватах. Вначале испугалась, а потом решила, что главное — освободиться, тогда я им покажу. Ко мне пришла женщина, одетая как медсестра. Я не думаю, что она по правде была медсестрой, ведь медицина — гуманная профессия. Я начала проситься в туалет, сказала, что совсем не могу терпеть и мне не хочется, чтоб кому-то пришлось убирать. Она поверила. Как только захваты раскрылись, я ударила ее в солнечное сплетение. Она принесла с собой шприц, и я вколола ей то, что в нем было. После этой штуки она стала мычать и плакать, как слабоумная. Я спросила, что это за отрава, но она ничего не могла объяснить.
— Какой-то психотропный препарат, который считается лекарством.
— Они спрятали мои сапоги и шубу, вещи я так и не нашла. В коридоре я увидела парня — он целился в меня из пистолета, но я воткнула шприц ему в горло, а потом дала пяткой в челюсть. Совсем как в Тренажере. Я забрала его пистолет и стреляла во всех подряд. Я знала, что они потом очнутся. И вообще, они сами это устроили, я же ничего плохого им не сделала! Потом я разобралась, как открываются ворота, и уехала в фургоне, который стоял у них во дворе.
— Я не знал, что ты умеешь водить машину.
— Меня научила Карен.
— Ясно… Тебе стоит еще поупражняться. Ты ехала не по той полосе, и мы чуть не столкнулись на повороте. Мы с Олегом побывали в клинике. Где фургон?
— На набережной, где каменные часы. Ноги ужасно замерзли, Аманда дала мне теплые носки. Нор, я видела в этой клинике необычных людей. Они ничего не понимают и странно смотрят. В них я не стреляла, потому что они не пытались меня поймать. Я догадалась… — она понизила голос, испуганно глядя на брата. — Меня хотели сделать кем-то вроде них. Я не хочу такой становиться!
— Это были пациенты профессора Улервака, — объяснил Норберт. — Среди них есть настоящие душевнобольные, но не только, я думаю. Скорее всего, этот прохиндей не в первый раз взялся за грязную работу.
— Ребятки, что будем делать? — выдержав паузу, тихо спросила Аманда. — Мы ведь не сможем вечно прятать Илси. А что, если привлечь журналистов?
— Лучше не надо! — Норберт поглядел на нее снизу вверх. — Завтра я пойду к отцу и договорюсь с ним.
— Ты сможешь его уговорить? — Аманда прищурилась с явным сомнением.
— Ага. У меня есть аргументы. — Он сжал маленькую руку сестры. — Илси, я добьюсь, чтобы они с теткой оставили тебя в покое. Главное — продержаться до завтра. Сейчас мне нужно съездить домой, кое-что откопать…
— Нор, пожалуйста, дай мне бластер! — попросила девочка. — В пистолете почти не осталось капсул. Я туда не хочу… И всех поубиваю, если за мной придут.
— Лучше возьми импульсный! — Он оглянулся на Олега. — Отдай ей, ладно? Илси, ты сегодня переночуешь здесь. Аманда, вы не возражаете?
— Да, конечно, пусть остается, — вздохнула Аманда. — Совсем не понимаю вашего папу! Поступить так со своим ребенком. В голове не укладывается!
— Нор, мне надо кое-что сказать тебе… лично… — запинаясь, пробормотала Илси.
Они вышли в полутемный коридор, тоже тесно заставленный шкафами, шкафчиками, стеллажами из красноватого, под дерево, пластика.
— Что такое?
— Ну… Понимаешь… — Сестра замялась. — Аманда не будет вести себя со мной, как Карен? Мне бы не хотелось…
— Что значит — как Карен?
— Карен была очень добрая… И Аманда тоже добрая, она дала мне эти носки и горячее молоко, согласилась меня спрятать. — Илси начала теребить прядь своих светлых волос— В общем, мне сейчас не до интимных отношений, и Аманда мне в этом плане не нравится, а я не хочу ее обидеть.
К счастью, Аманда не слышала их диалог. Она как раз излагала Олегу план еще одной перспективной сделки: закупить на Лидоне партию пластиковой бумаги с радужным отливом, а потом, когда начнется предвыборная кампания, обменять по бартеру на руадианский лиловый жемчуг (кто-нибудь из кандидатов на пост Премьера наверняка заинтересуется), который, в свою очередь, можно выгодно сбыть белтийским ювелирам. Увлекшись, директор «Антираспада» полностью отключилась от окружающей обстановки. Норберт ногой прикрыл дверь.
— Не бойся, Аманда так себя вести не будет. А с Карен… У вас это в первый же день началось?
— Во второй, — грустно поправила Илси.
— И ты не протестовала?
— Нет… — Сестра посмотрела на него растерянно. — Нор, она была такая добрая… Она не говорила, как папа, что я неполноценная, или, как тетя, что я слабая и больная. Она считала меня красивой, понимаешь? Так здорово, когда кто-то считает тебя красивой и нормальной!
— Это факт, что ты красивая. Илси, у тебя превратное представление о доброте. Если кто-то хочет с тобой переспать — это еще не значит, что он добрый. Это значит только то, что он хочет с тобой переспать. А Аманда совсем не такая, как Карен, у нее другое воспитание, другая мораль. И доброта без всякой подоплеки, можешь мне поверить!
Девочка молча кивнула.
— Импульсный пистолет останется у тебя. Умеешь пользоваться?
— Да, — торопливо подтвердила Илси. — В Тренажере было всякое оружие.
— Не стреляй во всех подряд, убивай только для самообороны. Если что, встречаемся в Омунсонском парке. Но это на крайний случай, я не думаю, что тебя здесь найдут.
— Нор, я все буду делать, как ты скажешь. Ты самый хороший человек на свете, и я горжусь тем, что ты мой брат.
Норберт смутился… Хотел бы он оправдать ее доверие!
Накинув шубу, Аманда вышла проводить их с Олегом. С галереи открывался вид на заснеженные древние кварталы; ветер гнал по небу облака, порой набегавшие на ту или иную из трех серебряных лун, и отдельные участки панорамы то погружались во тьму, то вновь четко проступали, сверкая сахарной белизной.
— Ребятки, вы не напрасно дали ей оружие? Я боюсь, если за ней приедут санитары, она всех перестреляет!
— Пускай. То, что с ней задумали сделать, хуже смерти! — Поглядев на плотно прикрытую дверь ее квартиры, Норберт с кривой усмешкой добавил: — Отец поступил бы честнее, если бы просто нанял для нее киллера.
Фургон из клиники Улервака все еще стоял на пустынной набережной, в тени высеченных из лилового мрамора песочных часов — эта гигантская скульптура символизировала вечность Империи. Норберт вытащил бластер.
— Что хочешь сделать? — спросил Олег.
— Добавить путаницы.
Первым делом он сжег встроенный компьютер с автоотзывом и номера, потом, до конца израсходовав заряд, превратил машину в обугленную груду. Это собьет с толку полицейских, которые будут искать фургон. После этого они вернулись на стоянку, где оставили электромобиль Олега.
— Мне сейчас надо домой. Завтра заеду. У тебя далеко лежит передатчик — помнишь, мы их на Белте купили?
— В нижнем ящике рабочего стола, — на секунду задумавшись, ответил Олег.
— Ага. Достань его, завтра понадобится…