ГЛАВА 21

Враг тоже не дремал. Уколов и его команда, несколько дней не вылезавшие с завода, пришли к заключению, что Рыкова им пока не найти, надо подождать, когда он сам где-то проколется, и оставили Должанского и всю его администрацию в покое. На ФАЗМО стал восстанавливаться порядок, а с ним и прежний ритм работы. Чему немало способствовало то, что в дела Вадима Александровича перестал вмешиваться Зырянов. Зато очень «поднялся» Сериков. Став ближайшим помощником генерального директора, он развил бурную деятельность по организации охраны. Тем более что побитые и поломанные в драках боевики стали один за другим возвращаться в строй, а с ними в душе их шефа возрождалась прежняя уверенность в себе.

А ее Кокаколе требовалось ох как немало! Шутка сказать, стать вторым человеком на таком богатом и могущественном предприятии! Это вам не «Газпром» какой-то или скажем «Лукойл». Те недра грабят, а сами ничего не производят. А ФАЗМО на собственном товаре раскрутился! Национальный продукт, можно сказать, делает! Как «Форд» в свое время Америку поднял, так «Авиценна» Россию во всем мире представляет. А может, и более того, монополист как-никак! Так что любой, кто работает на «Шаталовке», может считать себя одним из тех, кто историю делает, а уж если ты заместитель генерального, да еще за безопасность завода отвечаешь, то уж точно есть чем гордиться! Так что основания для хорошего настроения у Николая Николаевича Серикова имелись.

Это если брать по-крупному и говорить в официальной обстановке. А если уж признаваться, как перед батюшкой на исповеди, то была еще одна причина для радости. Это унижение Кукловода! Теперь Зырянов ходил с унылым видом и ни в какие дела не вмешивался. Не совал свой небольшой, но мясистый нос, не выкачивал на всех свои круглые гляделки. Господи, просто трудно поверить, что удалось от него избавиться! Мобилизовать такого монстра — это вам не фунт изюма! Вадим Арамович мог сам кого угодно мобилизовать! Того гляди и самого Должанского схавал бы! Но Сериков свое дело знает, он Вадима Александровича в обиду не даст, пусть никто не рассчитывает!

Кокакола подошел к окну и посмотрел вниз, на свою новенькую «ауди». Красотка, шесть цилиндров, прет как зверь. Шеф расщедрился и купил своему заму такую же, как и у себя. Обещал за верную службу и квартиру на Рублевском… Да, хорошо бы, а то жить в Капотне просто обрыдло. По ночам спать невозможно, гул стоит, днем дышать нечем. Нет, с квартирой это Вадим Александрович хорошо придумал. Только не забыл бы про обещание. А уж Сериков про свое не забудет, найдет этого чертова Рыкова! Правда, тот в последнее время совсем на дно лег, нигде не объявляется, вон даже люди этого страшного Уколова найти беглеца не могут. Но то они, им-то что, нашел, не нашел… А он, Сериков, за квартиру да за «ауди» кого хочешь найдет! Тем более что появились некоторые наметки, как это сделать.

Во-первых, родители. Они хотя и переехали на новую хату, но на работу-то ходить не перестали! Так что где они теперь живут, Кокаколе известно. И хотя сам Рыков там не появляется, вместо себя пацана какого-то посылает, но рано или поздно все равно объявится.

Да и соплюшка эта, которую Зырянов мобилизовал… Панина… Видно, что беглец дышит к ней неровно. Она хоть и завела себе хахаля нового, а все одно Рыкова из головы не выбрасывает. А то чего бы она к родителям его так часто ездила? Да и пса его гулять выводит. Нет, такая если вцепится, то от своего не отступится, затащит паренька на себя. А мы его тут как тут, раз и в мешок! Вот тогда посмотрим, от кого толку больше, от него или от этого дикого Уколова.

Что ни говори, а тут есть возможность отличиться. Все-таки сила еще не все, бывают моменты, когда ум решает и опыт. А последний подсказывает Серикову, что слежку за обоими объектами необходимо продолжать. Тем более что ничего другого не остается.

Должанский его план одобрил. Он даже выделил для такого дела три автомобиля, на которых должны были перемещаться боевики Кокаколы, и разрешил принять на работу новых людей, это помимо тех, которые пришли на место выбывших.

Сериков еще раз обвел глазами заводской двор. Сейчас он чувствовал себя здесь хозяином как никогда прежде. Кто может сказать, что он плохо знает свое дело? Пусть тот, кто захочет это сделать, прежде посмотрит на то, как выметены дорожки, как подстрижены и побелены деревья.

Неожиданно в поле зрения Николая Николаевича попал бредущий по заводскому двору Зырянов. Бедолага, после мобилизации у него даже походка изменилась. Раньше, несмотря на тучность, начальник медицинской части ходить спокойно не мог, прямо летал из корпуса в корпус, и никто не мог сказать, где он появится в следующий момент — в своем кабинете с роскошной комнатой отдыха, в лазарете с его изолятором или еще в каком месте. Он успевал повсюду. Успевал… Черт любопытный! Совался вечно в чужие дела! Вот и досовался! Ходит теперь как старая развалина… Хотя и похудел, брюхо вон подтянулось. Ну, это не его заслуга, а «Авиценны». Жди от Кукловода, чтобы он сам стал сбавлять вес. Наоборот, только тем и занимался, что жрал и толстел. И зачем только Вадим Александрович его на прежнем месте держит? Пнул бы Зырянова в фасовочный цех, пусть пашет. Так хоть какой-то толк будет от Кукловода.

Все правильно было бы в рассуждениях начальника охраны и безопасности завода, да только не учел он одного — Зырянов вовсе не был таким забитым и несчастным, какими представлялся Кокаколе. Получив от Филипенко методику освобождения от зависимости, он по-прежнему усердно изображал «мобилизованного» и всем своим видом старался вызвать жалость к себе. Зырянов знал, что из его нынешнего положения есть два выхода. Или раскрыться и стать самовольщиком, за которым тут же начнет охоту Бронзовый со своими головорезами, или заслужить у того же Уколова программу глиняного. А для этого нужно доказать голему свою нужность и преданность. Зырянов знал, как это сделать.

Должанский. Единственный шанс Кукловода вернуться в среду активных игроков — это устранение генерального. Сбить с шахматного поля ферзя, пусть это будет даже физическое устранение. Или вот такая же мобилизация, какая была применена к нему самому… В общем, как — не важно, главное — вывести Вадима Александровича в пассив. А что нужно для этого? Пусть он почувствует себя неуязвимым, расслабится, потеряет бдительность… Вот тогда его и ударить! Ударить так, чтобы у Должанского в голове все перемешалось и он не мог бы сообразить, кто послал его в нокаут. А когда до него дойдет — а это обязательно, иначе месть будет не так сладка, — для Вадима Александровича все будет кончено. И для Кокаколы тоже. Этого тупицу можно даже не сразу. Но непременно! И пусть идет в фасовочный цех работать, хоть какая-то польза от него будет. А то набрал таких же идиотов, как он сам, и носится со своей новой машиной, как дурак с писаной торбой. И с таким таинственным видом, что смех берет. Любому дураку ясно, что он Рыкова хочет найти, нет, чтобы действовать по-тихому, такую секретность развел! Разве что собаки еще не догадались, чего он хочет. Да и то лишь потому, что собак на ФАЗМО отродясь не было.

Можно подумать, что Рыков такой дурак, что даст этим чудикам себя поймать. Нет, сам Владимир Арамович пацана по-другому бы нейтрализовал. Вместе с Филипенко! — Этих проклятых программеров, с которых все беды начались, он бы быстренько ликвидировал. Ну ничего, это от Зырянова никуда не уйдет, он даже способ уже знает. Главное, чтобы ни одна живая душа и краем глаза не заглянула в его мысли и планы. Случись такое, лучше сразу умереть!

Владимир Арамович пересек двор и зашел в медицинский блок. Черт побери, он даже здесь не может быть самим собой. Везде соглядатаи, сделай он хоть один неверный шаг — и все, не Должанский, так Бронзовый, а еще хуже, Золотой, узнает о его новых способностях. И что тогда? Участь самовольщика? Ну уж нет, спасибо!

Неуверенной походкой миновав приемную, Кукловод под прицелом привычно удивленных глаз секретарши Марины, — в те минуты, когда они остаются наедине, просто Машки, — вошел в свой кабинет. Казалось, что вот и все, он остался в одиночестве и можно распрямить плечи, посмотреть орлом, но нет, даже здесь, в своем кабинете, Зырянов не позволял себе расслабиться. Он очень хотел жить, причем жить как раньше, быть полновластным хозяином своей жизни и своих страстей. Ради этого стоило потерпеть, исключив любые случайности. Мало ли кто мог ворваться к нему? Тот же Сериков с проверкой, например. Или Чухнин, который так усердно помогал Кокаколе расправляться со своим шефом. А не дай бог приедет кто-то от големов! Или они сами заявятся! Ведь никто не поспешит предупредить Зырянова о визитерах. Кто он теперь? Жалкий «мобилизованный», лишенный всяких эмоций.

А Машка? Возьмет, по старой привычке влетит, а он маску надеть не успеет! В конце концов, он не актер на сцене, так быстро меняться не научился. А выдавать себя кому-либо в планы Владимира Арамовича абсолютно не входило. На этой проклятой «Шатадовке» все на всех доносят, все барабанят как могут и кому могут. Вот та же Машка… Из студенток голодных поднял, своей секретаршей сделал, зарплату выбил, премии регулярно давал, помог институт закончить, одевает, обувает. Два раза в год на курорты ездит! Одна! И еще неизвестно, с кем она там шашни водит! Казалось бы, сам бог велел быть преданной шефу, пылинки с него сдувать. А она что делает? Как она с Зыряновым высокомерно держится, так, будто не он начальник, а она. Смотрит свысока, словно на нерадивого подчиненного. Ну погоди, еще не вечер… И ты пойдешь в фасовочный… А может, и еще куда! Стерва похотливая!

Кукловод снял с полки стопу справочников и разложил их на столе. Это он делал всякий раз, заходя к себе. Можно было, конечно, просто не убирать их и, уходя, оставлять на столе, но Владимир Арамович предусмотрел и такой вариант: кто-то может войти в кабинет, когда его нет. Войдет раз, войдет второй, заметит, что книги не перекладываются с места на место, и может заподозрить, что начмед не так уж и трудолюбив, каким должен быть после мобилизации.

Раскрыв тяжелые книги, он включил компьютер. Мелькнула заставка с флагами «Майкрософт», появились окна. Владимир Арамович и здесь остался верен себе. Прежде всего он побывал в базе данных лазарета, затем проверил комплектность склада и аптеки, а уж после этого вошел в Интернет. Просмотрел сайты с профильной тематикой и погрузился в раздумья. А подумать было о чем. Все эти дни он напряженно искал способ, как ему заманить в ловушку Должанского. В отличие от Зырянова, тот практически никогда не показывал своих слабостей. Он не спал со своей секретаршей, не искал наложниц среди сотрудниц. Одно время Кукловод даже подозревал директора в нетрадиционной ориентации, но вскоре отказался от этой мысли. Оказалось, что у Должанского прекрасная семья и два сына — точная копия отца.

Выпивка тоже отпадала. Генеральный почти совсем не употреблял спиртного, а отсутствие пристрастия к наркотикам подтверждали результаты анализов, которые директор сдавал регулярно, как и все сотрудники ФАЗМО.

Оставалась еще слабая надежда на то, что Вадим Александрович проворуется. Через бухгалтерию предприятия проходили такие суммы, что кое-кто мог бы и соблазниться. Но и здесь Зырянова ждало разочарование. Вадим Александрович, если и имел какой-то грех, то Кукловоду не хватало экономических знаний, чтобы это вычислить. А подключать кого-то со стороны… Нет, не стоит! Потом живи и дрожи, предадут тебя или нет?

Не сработала пока и ловушка, которую Зырянов подстроил для Машки. А как он на нее рассчитывал! Раньше Кукловод никогда не забывал закрывать сейф и уносить ключи с собой. А теперь, после мобилизации, стал периодически допускать промашку. Сейф закрывал, но ключи оставлял в специальном мешочке и передавал их на хранение Марине. А в сейфе, среди всяких безобидных документов, он оставил докладную записку. Она была отпечатана на старой бумаге, — пачку такой бумаги, так же как и древнюю ленту для матричного принтера, он на всякий случай хранил на даче. В этой записке некий Доброжелатель оповещал Зырянова о том, что Должанский в нарушение всех правил провел перепрограммирование «мобилизованного» начальника отдела автоматизации и программирования Филипенко Анатолия Викторовича. В результате этого преступления Филипенко получил незаконный доступ к новым человеческим возможностям. Он, в свою очередь, передал эти знания программисту Рыкову, который теперь использует полученные способности во вред ФАЗМО. Должанский извещен о таком развитии событий, но не принимает никаких мер к прекращению настоящего безобразия. Наоборот, он всячески поощряет действия вышеозначенных граждан, о чем свидетельствует то, что он не принимает никаких мер в отношении Филипенко. Хотя можно заметить и невооруженным глазом, что Филипенко ведет себя совсем не так, как все остальные «мобилизованные».

В заключение Доброжелатель выражал надежду на то, что Владимир Арамович примет все меры, чтобы положить конец безобразию и навести порядок на заводе.

Кукловод специально подстроил текст под речь малограмотного и ограниченного, но весьма осведомленного человека. Он специально ввел туда несколько грамматических ошибок, а также неоднократные повторы одних и тех же аргументов. Он еще хотел сделать так, чтобы казалось, будто это написано женщиной, но потом передумал, побоялся переборщить.

Письмо преследовало несколько целей. Если Машка работает на Должанского, то начнется прессинг на Филипенко, а тот, в свою очередь, будет вынужден защищаться и атаковать своего шефа. К нему присоединится Рыков, и еще неизвестно, кто в этой борьбе выйдет победителем. Зырянов сам видел, на что способны эти ребята, весь завод вместе со своей охраной на ушах стоял, но ничего с программистами поделать не могли. Големам и тем нос натянули. Ну а если этого не произойдет, что поделаешь, значит, зря он Машку подозревает и у него есть человек, которому можно доверять.

Судя по тайной метке, оставленной хитрым начмедом, сейф открывали. Было такое ощущение, что и документы просматривали, но уверенности в этом не было, да и метка сдвинулась совсем чуть-чуть, так что оставалось неясным, то ли действительно дверцы открывали и ее сдвинуло дуновением воздуха, то ли ему это просто кажется. Хотя зачем открывать сейф, если не решаешься ознакомиться с его содержимым?

Реакции Должанского не последовало, но Владимир Арамович все еще не решался поверить в порядочность своей любовницы. Уж больно страшно было ошибиться. Да и ее любопытство тоже не слишком располагало к этому. Если ты такая честная, то зачем шпионишь? Ладно, если это просто бабская дурь и ревность, а если что-то другое? Но тогда к кому ушла информация? Кто схватил наживку?

Хотя, с другой стороны, вполне может быть и так, что Машка не при делах и всем заправляет Чухнин. Прикинулся овцой, ходит весь из себя такой робкий, затюканный, а на самом деле глаза и уши Должанского. Хотя почему именно Должанского? Бери выше! Золотого! Ведь тот сам признавался, что у него на заводе есть кто-то свой, но кто, Зырянов никогда не узнает. Черт, поди разберись в этом паучатнике, кто кого сдает.

В любом случае, кто бы ни кинулся проверять источник, Кукловод подстраховал себя и с этой стороны. Пару дней назад, прорабатывая план свержения ненавистного коротышки, Зырянов вспомнил о Валентине Старикове. Этого молодого программиста Кукловод знал, как пишут в старых романах, с младых ногтей. Насколько он силен как специалист, начмед оценить не мог, но тот факт, что молодой парень сумел выиграть Олимпиаду, о чем-то говорил. А вот его человеческие качества Зырянову были хорошо известны. За деньги он готов был на любой, подвиг. Впервые Владимир Арамович прибегнул к профессиональным знаниям Валентина три месяца назад, когда попросил его посмотреть программу, которая накладывалась на «мобилизованных». Кукловод, конечно, не сказал, зачем она, он лишь намекнул, что это нужно для одной японской безделушки. Дескать, прилетели партнеры из Японии и привезли игрушку-робота. Все охали, ахали… Ну а его словно злая муха укусила, за стаканом вискаря спорить начал: железяки, мол, вы делать умеете, но вот программы наши делают лучше! Те в смех, а Зырянов еще больше в клин пошел. Короче, забили они на штуку баксов, что в недельный срок наши Биллы Гейтсы обставят островитян как захотят. И вот теперь Валентин должен постоять за честь российской школы. И дело не в штуке зелени, ее Зырянов готов хоть сейчас юному дарованию отдать, просто за державу обидно. Что они, самые бездарные, что ли? Да и нужно-то всего ничего — простой программатор! А что туда будет закладываться, пусть японцы сами придумают.

Поверил Стариков или нет, неизвестно, но через пять дней принес дискету. Сказал, что это самый крутой программатор, какой только существует на современном этапе. Зырянов дискету показал Чухнину, тот покочевряжился, но Зырянова поддержал Семеныч, в ту пору возглавлявший отдел автоматизации. Авторитет, как ни крути! Тот же Филипенко у него простым администратором ходил! Ну, вдвоем они Чухнина и дожали! И, кстати, правильно сделали: после этого «мобилизованные» больше не «фанатели» так на работе и смертность среди них сократилась. Правда, Должанский бурчал, что увеличилось количество самовольщиков, ну так это скорее всего из ревности.

Теперь Валентин понадобился Кукловоду для того, чтобы создать файл, в котором тот якобы готовил докладную Золотому, но из-за мобилизации не смог дописать. Должанский, прознав, по всей видимости, что Владимир Арамович, верный долгу, намерен оповестить Бина, опередил его. Файл с сообщением Кукловод, естественно, написал сам, — долго ли это сделать в «Ворде»? А вот изменить дату создания файла он так и не смог. Ну не даются ему все эти компьютерные премудрости! Стариков же это сделал за одну минуту и получил еще двести гринов. Хорошо жук пристроился! Хотя… знал бы он, сколько надежд связано с этим документом, запросил бы тысяч десять! И получил бы! Зырянов даже сам не знал, сколько он готов был заплатить, чтобы его замысел удался.

Анатолий Викторович Филипенко находился в кабинете Вадима Александровича и как раз собирался уходить, когда туда вломились Уколов и два его опричника, Митяй и Георгий. Руслан молча прошагал в центр комнаты к большому столу, придвинул ногой стул с высокой резной спинкой и сел. Не произнося ни слова, он вытянул ноги и только теперь посмотрел на директора.

— Я давно говорил Бину… — начал он и вдруг, замолчав, уставился на Филипенко.

— Это кто? Какого хрена он тут делает? Должанский покраснел, ему было неловко перед подчиненным, Бронзовый вел себя как самый низкопробный бандит. Но что он мог поделать, при Уколове его директорство становилось чисто номинальным. Это был истинный хозяин завода, точнее, близкий помощник хозяина или младший компаньон, бог его знает! Кто поймет этих полукриминальных «бизнесменов»?

— Это наш сотрудник! — пересиливая себя, произнес директор ФАЗМО. — Идите, Анатолий Викторович, к себе. Мы с вами потом договорим.

Филипенко молча кивнул и, встав из-за стола, стал собирать принесенные им бумаги. Он видел, что гости — люди весьма опасные, и ему не хотелось оставлять наедине с ними Вадима Александровича, который относился к нему по-доброму. Вообще-то обеспечивать безопасность генерального входило в обязанности Серикова, но тот бог знает где. Нет, с такими визитерами лучше наедине не оставаться. Но ослушаться Вадима Александровича нельзя, нужно уходить.

— Стой! — резко произнес Уколов, поднимая руку. — Как фамилия?

Анатолий Викторович чуть не вздрогнул от неожиданности, но успел удержаться. Киборги не должны проявлять эмоций. Однако актер из системного администратора был не ахти какой, и он вместо того, чтобы смотреть перед собой, бросил взгляд на директора. В глазах Филипенко читался вопрос, должен ли он сносить хамство, или можно ответить так, как наглец этого заслуживает?

Должанский ответил едва заметным предостерегающим кивком — молчи, мол.

— Это наш начальник отдела автоматизации, — пробормотал он. — Идите, Анатолий…

— Я сказал стоять! — рявкнул Бронзовый и пристально посмотрел на системного администратора. — Я сам буду решать, кому и когда идти!

Уколов вскочил и стремительно шагнул к сидевшему в высоком кресле Должанскому. Стройный, широкоплечий и явно физически очень сильный, он наклонился к Вадиму Александровичу, так что их глаза оказались на одном уровне.

— Хитришь? — зловещим полушепотом произнес Бронзовый и, понимающе усмехнувшись, кивнул головой. — Хитришь, директор! Нехорошо! Очень нехорошо, ведь мы же доверяем тебе, а ты с нами неискренен! А хочешь, я угадаю, кто это такой?

Не дожидаясь ответа, голем одним мягким прыжком приблизился к системному администратору.

— Ведь ты Филипенко, я прав? — Глаза голема сверкнули. — Трансформер?

Анатолий Викторович гордо вскинул голову, ему не понравилось слово «трансформер», но он нашел в себе силы промолчать. Инстинкт подсказывал ему, что как бы он ни старался, с големом ему не справиться.

А Уколов и не ждал ответа на свои вопросы. Бронзовый притиснулся вплотную к Анатолию Викторовичу, так что слышно было его свистящее дыхание.

— Ну? Что скажешь? Так или нет?

Филипенко демонстративно молчал. Если он не в силах дать отпор наглецу, то уж реагировать на его выходки тем более не станет. Кем бы ни был этот человек, Анатолий Викторович не позволит ему так разговаривать с собой. Он посмотрел на визитера с холодным осуждением, как приличные люди смотрят обычно на невоспитанного хама, и повернулся к генеральному.

— Вадим Александрович, может, вызвать охрану? — спросил он, делая вид, что не замечает наглеца. — Вы скажите…

— Вызови! — оскалился Руслан. — Вызови… Хотя нет, не ты! Ты мне здесь нужен! Горик, вызови сюда этого козла… Пепси… нет, Кокаколу! Он мне тоже нужен! Я у него спрошу, как это он, пес, умудрился так службу поставить, что трансформеры у него по кабинетам… директоров разгуливают!

Бородач по-военному кивнул и вышел, а Уколов продолжал изливать желчь.

— Развели здесь бардак! — Большой кулак опустился на полированный стол. Казалось, и удара-то не было, просто человек оперся на костяшки пальцев, но глухой стук показал, какую колоссальную энергию выдержала столешница. — Гнездо самовольщиков устроили… и думали, что никто об этом не узнает? Считали, что вокруг одни дураки? Големы же идиоты… черти безмозглые! Да? Ведь ты так думаешь?

Филипенко даже не заметил, как говорящий вновь одним скользящим движением оказался возле директора ФАЗМО.

— Ну? Что скажешь, гаденыш? — Холодные, злые, как у акулы, глаза уставились на Должанского с такой ледяной ненавистью, что генеральному показалось, будто выпитый им недавно кофе в одно мгновение превратился в кусок льда, больно царапающий стенки желудка. — Меня хотел обмануть? Или, может, Бина? Мразь… Да я же тебя… на лоскуты порву! Собакам скормлю!

— Нет, я этого терпеть больше не могу! — Анатолий Викторович швырнул папку с бумагами на стол и решительно повернулся в сторону негодяя.

К его удивлению, тот уже стоял перед ним.

— Не можешь? — громким шепотом спросил Уколов. — Значит, не можешь? Ты, раб, не можешь? А как же твое воспитание? Как же дрессура?

Голем повернулся к Должанскому и не гладя ткнул пальцем в грудь Филипенко.

— Или он не мобилизован? — с вызовом спросил Бронзовый. — Ну чего молчишь, падаль?

В кабинете воцарилась тишина. Филипенко понял, что дикие посетители директорского кабинета прекрасно осведомлены о том, чем занимались здесь, на ФАЗМО. Ну еще бы, этот же сам назвался големом! Черт побери, как же все глупо получилось. Он же не должен был себя так с ними вести. Он «мобилизованный»! Господи, вот что значит гордыня, взял и выдал себя. Ведь раб, киборг не может проявлять эмоции и реагировать на происходящее так, как это сделал он.

Оставалась надежда только на одно — голем не знает, что его подвергли операции… киборгизации и просто блефует, но Анатолий Викторович тут же отбросил эту мысль. Не нужно тешить себя иллюзиями, големы прекрасно знают, что делается на заводе. Если хочешь в этом убедиться, вспомни, как он назвал твою фамилию. Он же прямо с порога знал, кто есть кто в кабинете Должанского. Так получается… Господи, да они же пришли именно по его душу! «Развели гнездо»… «трансформеры»… «мобилизован»… Слова хамоватого визитера словно бы в калейдоскопе пронеслись в голове системного администратора. Нет, отпираться бесполезно, големы знают все.

Должанский тоже молчал, он понял, что пропал, еще быстрее, чем Филипенко, но в начале внезапного визита не понимал причины. Однако когда Бронзовый обратил его внимание на несоответствие в поведении Анатолия Викторовича, он догадался, что проморгал самовольщика. Хотя… какой же Филипенко самовольщик, если даже не пытается покинуть завод? Просто у человека… у раба, сильно развито чувство долга, чувство… «Да какой черт долга! — оборвал сам себя Вадим Александрович. — Какое чувство долга может быть у программы?» А киборг — не что иное, как программа, имеющая возможность двигаться и работать.

— Молчите? — не унимался Уколов. — Да, ребятки, я смотрю, вы здесь спелись! Ну ничего, сейчас вы у меня запоете! Так запоете, что…

Договорить голем не успел. В кабинет влетел запыхавшийся Сериков.

— А-а, Русланчик! — заискивающе улыбнулся он. Увидев големов, он сразу же забыл о своем намерении защищать директора, чего бы это ему ни стоило. — Приветствую тебя! Давно не видел! Что не заходишь к нам?

— Да вот думал, что все у вас в порядке, — презрительно усмехнулся Уколов, — что тебе можно доверять. А ты здесь совсем мышей не ловишь! Трансфермеры уже в руководство завода пробрались, а ты об этом не знаешь. Ушами своими хлопаешь. Или знаешь? А, Кокакола? Может, знаешь? Знаешь и молчишь?

— Как трансформеры… — растерялся Николай Николаевич. — В руководстве? Кто?

Сериков обвел глазами присутствующих. В его глазах читалась такая напряженная работа мысли, что казалось, вот-вот из ушей пойдет дым. Наконец маленькие глазки остановились на Филипенко.

— Викторович… Ты?!!! Сука!!! — заорал он. — Так ты меня… Нас…

— Это ты… сука! — презрительно бросил в ответ Филипенко. — Я никого не предавал! А вы… Вы меня предали, когда Зырянову отдали! И ни один из вас не сказал ни слова против того, чтобы меня…

Договорить он не успел. Анатолий Викторович опять не заметил стремительного перемещения Бронзового. А тот подлетел к Филипенко и, схватив его волосы на затылке, резко потянул вниз. От неожиданности и боли Анатолий Викторович замолчал. Его голова запрокинулась назад и перед глазами был теперь только потолок директорского кабинета.

— Раб! Закрой! Рот! — раздельно произнес Уколов. — Твоя участь… молчать и ждать решения господина! Еще слово, и я тебе мозги выжгу! Я! Понял? Лично я! И если не хочешь, чтобы это произошло прямо сейчас, лучше заткнись!

Анатолий Викторович понял, что помощи ему ждать неоткуда, а сам он с таким противником не справится. Да еще с двумя помощниками… Наверняка и эта шестерка… Сериков в стороне от своих хозяев стоять не будет. Нет, силы явно неравны, сопротивление бесполезно, даже пытаться не стоит…

Оставалось одно, выжидать, а пока выказывать смирение. Хорошо еще, что в беду попал он, а не Рыков, тот бы обязательно начал свои превращения и тем самым навлек на свою голову еще большие беды. Более опытный Филипенко такие глупости отбросил сразу. Он из слов голема понял одно: если прокололся, то постарайся сделать так, чтобы противник не понял, насколько далеко удалось продвинуться обращенным. Спасение только в этом, иначе начнется такое, что даже трудно себе представить. Этот неандерталец не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего, уничтожить всех непокорных.

— Кто еще есть на «Шаталовке» из трансформеров? — вдруг спросил Уколов. — Кто?

Анатолий Викторович не видел, к кому был обращен вопрос, но догадался, что к Серикову. Иначе зачем бы этого козла тащили сюда. Но тому, видимо, ответить было нечего, и в кабинете на несколько секунд наступила тишина.

— Молчишь? — злорадно проговорил Бронзовый. — Да что с тебя, дурака, спрашивать, тебе не завод, тебе колхозный сад охранять… И то многовато будет! Нет бы подумать своей башкой, что не по Сеньке шапка, что не тянешь ты на эту должность… Что просто подставляют тебя! Понимаешь, элементарно подставляют! Должанскому выгодно иметь охранником такую бестолочь, ведь тогда можно втихую обделывать свои делишки. Удивляюсь только, как можно было подумать, что они не выплывут наружу? Неужели так голову вскружило, что могло хоть на миг показаться, что нас можно обмануть? Ну да ладно, это уже вопрос не к тебе, за это наш дорогой директор ответит. Сейчас меня волнует другое, как с тобой быть? При делах ты или, овца тупая, только ширмой служил? Ну что скажешь, кто еще на заводе в вашем заговоре участвовал?

— Русланчик! — завизжал Кокакола. — Да что ты такое говоришь? Кто при делах, при каких делах? Да я ни сном ни духом… Что приказывали, то и делал! Как верный пес…

— Ладно! Не верещи! — оборвал его толем. — Вижу, что пес… Хотя и на пса ты не тянешь, небось у того мозгов побольше будет! Вот только что теперь с тобой делать? Понимаешь теперь, как твой… Должанский тебя законтачил? Сам опустился и тебя зашкварил! Я же ни уволить тебя не могу, ни в работу взять! Для первого ты слишком много знаешь, для второго туп! Один выход, кончать тебя надо! Понял?

Филипенко, лишенный возможности видеть происходящее, услышал, как что-то тяжелое ударило в пол. Он подумал, что это Сериков упал в обморок, но слабое подвывание, пронесшееся по кабинету генерального, подсказало, что тот просто бухнулся на колени.

— Руслан, пощади, у меня же дети! — закричал Кокакола. — Богом прошу, пощади! Я отслужу, все, что скажешь, сделаю! Поверь, все! Хочешь, проверь! Я же никого не предавал, никого не обманывал! Я же честно делал свое дело!

— Честно, говоришь… — Бронзовый задумался.

Конечно, по идее, нужно этого бугая кончать. Не удержит он тайну, проболтается. Но ведь прав он, нет на нем вины. Глупость не проступок, глупость беда.

— Ладно, что касается тебя, я потом решу, — бросил Уколов. — Отойди туда, в угол, и стой. И чтобы я тебя не видел и не слышал! Может, я придумаю, как тебя использовать.

Быстрые шаги показали Филипенко, что Кокакола тут же выполнил приказание. «Смотри, — пронеслось в голове у системного администратора, — дурак-то дурак, а соображает, когда нужно молча приказание выполнить!»

— Теперь ты! — Анатолий Викторович думал, что настала очередь Должанского, но резкий удар по ногам, сбивший его на колени, показал, что он ошибся.

Голем решил, что пришла пора разбираться с ним. — Сам все расскажешь или потрошить придется?

— Я расскажу, но только скажи что? — спросил Анатолий Викторович. Теперь он старался не злить голема. Филипенко надеялся, что в процессе допроса сумеет выяснить, что известно противнику, тогда и сообразит, как подать полуправду таким образом, чтобы ее можно было принять за достоверную информацию.

— Хорошо! — Голем заглянул в глаза Филипенко. Он стоял прямо над ним и со стороны могло показаться, что это каннибал стоит, раздумывая, сейчас съесть свою жертву или оставить ее на завтра. На самом же деле Бронзовый думал совсем о другом: переходить к прямому извлечению информации или погодить, вдруг самовольщик решит сотрудничать? В это верилось с трудом, но очень не хотелось лишний раз пачкаться.

— Кто еще, кроме тебя, освободился от «Зова»? — приступил к делу Уколов.

— Рыков и Панина! — сообщил сисадмин. Он не питал иллюзий насчет того, что это могло остаться неизвестным голему. Тем более что ребята в безопасном месте, и раз их до сих пор не нашли, то не найдут и впредь.

— Как вы сумели… мутировать?

Филипенко, услышав слово «мутировать», удивился — откуда этот троглодит с замашками тюремного пахана таких понятий набрался?

— Я перед тем, как меня… мобилизовали, успел изменить программу, — cоврал Анатолий Викторович. Для него было очень важно умалить роль тезки и прикрыть его. — Я заметил, что Кукловод… Зырянов, активно ищет, как бы придраться ко мне, сообразил, чем это может кончиться, и принял меры. А Панина и Рыков, которые попали в обработку после меня, воспользовались этим.

— Что?!! — Глаза Бронзового округлились. — Ты что, гад, наделал! Так теперь все, кто был мобилизован…

Голем вскинул голову и посмотрел на Должанского.

— Кто после этого, — Уколов потянул Филипенко за волосы, — прошел обработку?

— Кроме тех, что ты знаешь, только Зырянов! — торопливо сообщил Вадим Александрович. — Только он, и все!

Бронзовый посмотрел на Горика и резко дернул головой. Тот молча кивнул, но не вышел, а обвел глазами присутствующих, как бы спрашивая: «А ты как здесь один? Справишься?»

Уколов скривился в презрительной улыбке и еще раз кивнул головой. Сартов и Сковородин вышли.

— Так, а где сейчас эти беглецы? — возобновил допрос Бронзовый. — Только не говори, что не знаешь! Я ведь все равно не поверю, а тебе от этого только хуже будет!

— Но я действительно не знаю, где они! — не испугался угрозы Филипенко. — Мы после того рассорились. Они не простили мне, что я остался работать на заводе, где их… нас искалечили… мобилизовали…

— Искалечили? — голем насмешливо усмехнулся. — Вас, козлов, сделали счастливыми людьми. Дали работу, еду, кров, хорошие деньги. Обеспечили нерушимое здоровье и вечную молодость. А вдобавок избавили от всех проблем. На черта вам всякая ерунда вроде любви, привязанности и тому подобное? Хлопоты одни да неприятности! Без них же лучше! Знай себе работай и получай свою пайку! Так нет, все вам мало! Искалечили… Да ты еще не знаешь значения этого слова! Но если будешь мне врать, узнаешь! И очень скоро! В последний раз спрашиваю, где парень и девка?

— Руслан… Я прав, вас же Руслан зовут? — Анатолий Викторович все еще надеялся выгадать время.

— Так, ну ладно, я понял, что по-хорошему от тебя ничего не добьешься! — Лицо Бронзового было бесстрастно-брезгливым. — Ну что ж, ты сам этого хотел!

Рука Уколова потянула голову системного администратора вперед и вниз. Филипенко почувствовал, как его подбородок прижался к груди. Он попытался сопротивляться, но голем ударил коленом в незащищенный подбородок, и в глазах Анатолия Викторовича поплыли круги. Он не видел того, за чем в ужасе наблюдали другие. Оба, и Должанский, и стоящий в углу, словно наказанный школьник, Кокакола, не отрывали взгляда от указательного пальца правой, свободной руки Бронзового. А смотреть было на что! Палец вдруг стал вытягиваться и утоньшаться. Это было просто нереально, но… было! Морфинг шел так быстро, что не успели наблюдатели понять, что происходит, как палец принял форму тонкого шила.

Но и это было не все. Не обращая ни малейшего внимания на потрясенных свидетелей, голем прижал кончик шила-пальца к выступающему позвоночнику согнутого в бараний рог Филипенко и резким движением проколол кожу несчастного. Палец, медленно нащупывая путь, двинулся дальше…

Анатолий Викторович почувствовал страшную боль, словно ему в спину воткнули раскаленный прут и выжигают все его внутренности. Филипенко хотел вскочить, вырваться, прекратить пытку, но к своему ужасу обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он даже не мог крикнуть, все мышцы отказывались ему повиноваться.

А огонь все шире разливался по телу. Боль уже не воспринималась как боль — у Анатолия Викторовича не осталось сил даже на то, чтобы что-то воспринимать. Единственное, что он ощущал, так это то, что кто-то копается в его мыслях… Филипенко сделал слабую попытку заблокировать свой разум, — сознание затухало медленно, и он успел понять, что тот, кто ковыряется в его памяти, пытается отыскать информацию о Рыкове, — но даже собственный мозг уже не подчинялся ему. Он только чувствовал, в какие разделы его мозга голем уже успел проникнуть, а в какие нет. Это было немыслимо страшное ощущение. Анатолий Викторович терял последнее и самое дорогое, что есть у человека, — разум, и только смерть могла спасти его. И смерть сжалилась над ним, она пришла и прекратила его муки.

Когда Уколов понял, что большего от системного администратора не получит, он выдернул палец и брезгливо вытер его об одежду убитого им человека. Бронзовый был зол. То, что удалось получить от Филипенко, привело его в смятение. Голем даже не подозревал, как много удалось сделать самовольщикам. А прозрев, понял, что на этот раз им грозит нешуточная опасность. Один только шаг отделял трансформеров от раскрытия тайны «Авиценны»! Еще бы чуть-чуть, еще бы немного фантазии — и правда, губительная для проекта и для самого Уколова правда стала бы достоянием тех, кого еще не удалось привести под мобилизацию. А это война, это такие потрясения, которые големам вовсе не нужны. Еще рано. Да что рано, этого вообще не должно быть! Рабы никогда не должны узнать, кто их хозяин. Они должны только работать и воспроизводить себе подобных. Единственное, что могло тревожить чистое, как белый лист бумаги, сознание этих созданий, это отсутствие работы! А уж работа у них будет всегда.

Этот негодяй Филипенко слишком о себе возомнил, решил, видите ли, что сможет что-то изменить. Глупец! Сегодня же будет восстановлена прежняя программа, сегодня же, самое позднее завтра, будут уничтожены Рыков и Панина. Благо теперь их адреса известны.