Глава 18

Вечером в Ревущем проходе опять разгулялся знаменитый местный ветер. До урагана далеко, но находиться на вышке сейчас было некомфортно – ветер до кожи доставал, несмотря на теплое пальто. Но черный человек не реагировал на погодные неурядицы – неспешно, без суеты делал свое дело.

Устройство, собранное с таким трудом, получилось далеко не компактным, да и весило изрядно – инженеры целый день потеряли, затаскивая его на эту высоту. В Хабрии, на тренировочном полигоне, где их четыре месяца тренировали монтировать эту вышку, все выходило гораздо быстрее. Но там не было этого проклятого ветра и этой сырости, царящей в вечной тени гор.

Если ветер и дальше будет усиливаться, как бы вообще вышку не завалило – даже сейчас раскачивается ощутимо, несмотря на туго натянутые тросы. Может, зря с ней вообще связались? Эффект, конечно, выйдет максимальный, но устройство-то всего одно – рисковать им нежелательно. У них имеется единственный шанс – и глупо будет его упустить из-за особенностей местной погоды.

В любом случае ничего уже не изменишь – утром имперцы пойдут в атаку. Ничего уже не переиграть. Принц Монк если что-то решит окончательно, то это действительно окончательно. Неудобный срок. Око может уйти за горизонт, и без наземной команды активацию не осуществить. В принципе выкрутиться можно, но вот как определить нужный момент? Ведь камеры спутника картинку демонстрировать не будут – можно опоздать или, наоборот, поспешить. Это существенно снизит ожидаемый эффект, а забывать про единственный шанс нельзя.

Активировать придется самостоятельно, наблюдая за приближением удобного момента своими глазами. Хотя если все случится в оптимальное время, под оптикой Ока, то он успеет укрыться. Если нет – то не успеет.

Да можно и не укрываться – от электромагнитного импульса здесь не спрятаться, а для него это будет похуже простой смерти. Ему не страшно – он ведь делает то, что должен делать. Целое будет довольно. Жаль, что, несмотря на подготовку, в финале всплывают многочисленные недочеты. Из-за этого придется пожертвовать частью Целого – шансы на спасение у него минимальны. Плохо, что все уповали на новое Око – кто же знал, что запуск окажется неудачным и спутник не сумеют вывести на расчетную орбиту. Надо было заранее подумать о запасном варианте. О нормальном запасном варианте – без смертника.

Он шел сюда собирать жертвы, а не жертвовать собой.

Пластина очередного предохранителя осталась в ладони. Это одиннадцатый – осталось еще три. Затем тест приемника, и только потом можно будет нажать на взрыватель, загоняя его в боевое положение. После этого он спустится вниз, а инженеры уберут лестницы и стянут лебедочный трос. Все – теперь никто не должен попасть на вершину вышки. Смерть, затаившаяся в пузатом цилиндре, будет дожидаться своего часа в одиночестве.

В ладони звякнула очередная пластина. Четырнадцатый предохранитель.

Последний предохранитель.

Этой ночью не спали многие. Не спал черный человек, занимаясь активацией страшнейшего устройства, размещенного на высоченной вышке посреди Ревущего прохода. Не спали дозорные двух армий, замерших друг напротив дружки в ожидании неминуемой развязки. Не спали многие солдаты – кого-то мучила бессонница, кто-то не мог успокоиться, терзаемый неприятными предчувствиями, другие под покровом темноты занимались незаконной деятельностью. Офицеры тоже спали далеко не все – кто-то предавался пьянству и разврату в лагере шлюх, другие, наоборот, выполняя свой долг, спешно заканчивали последние приготовления к утреннему бою.

Кетр Хабрии тоже не спал. Да и как здесь уснешь, если завтра решится все. Завтра он станет победителем. А если не победителем, то жалким изгоем. Он хорошо начал, но прекрасно понимал – сил для подавления военной мощи Империи и ее союзников у него нет. Они долго раскачиваются, но свой лимит времени и везения он уже выбрал – раскачались. И не поможет ему новое оружие – лишь замедлит крушение. При классическом развитии военной кампании у него судьба одна – поражение за поражением и бесславное бегство с захваченных позиций. А потом и дальше…

У него лишь один шанс, и этот шанс сыграет завтра.

Или не сыграет.

Фока не любил ситуаций, из которых был всего лишь один выход. Сейчас он оказался именно в такой – поражения он допустить не может, а выигрыш зависит не от него. Союзники до этого ни разу его не подводили, да и он не пытался их обмануть – слишком уж многое на них завязано. По идее, не должны подвести и сейчас. Но с другой стороны, все их расчеты и советы разбились о действительность войны. Порох, запасы которого создавались годами, улетучивался со столь дивной скоростью, что оторопь брала. Взрывчатая начинка для снарядов, ракет и мин диверсантов поставлялась с севера, через ушастых союзников. С этим каналом тоже не все ладно – объемы не уменьшились, вот только этого решительно не хватало, а старые запасы вышли. Так как изготавливать начинку мастера Хабрии не умели, становилось тоскливо. Нельзя сказать, что без нее воевать невозможно, но вот в плане удобства плюсов немало.

Фока уже начал сожалеть, что начал войну именно сейчас. Еще два-три года – и он бы наладил производство селитры и обязательно выбил бы из новых союзников немало лакомых секретов. Рецепт взрывчатки, конструкцию взрывателей для ракет и детонаторов для мин, отравляющие вещества, способные удушить целый полк одной ракетой, эффективные яды, пары капель которых хватало для отравления водопоя. Он не дурак – он понимал, что многие тайны ему попросту не хотели выдавать, но также понимал, что в его услугах нуждались, и ради выполнения договоренностей эти люди были готовы почти на все.

Или не люди?

Да какая, в сущности, разница – он готов был хоть со всеми демонами нижних миров сотрудничать, лишь бы они помогли ему сокрушить Империю. Раз им так нужна эта изуверская жертва, то никуда не делись бы – со временем выдали бы немало своих секретов. И так уже много чего успели выдать: отличные ружья – гладкоствольные и нарезные, пороховая артиллерия крупных калибров – корабельная и полевая, тактика массовых диверсий с применением мин, зажигательных веществ и ядов, ракеты и снаряды, начиненные взрывчаткой и удушающими газами, доктрина информационной борьбы, методики психологической и физической подготовки армии к войне. Немало полезного Фока почерпнул от новых союзников, очень немало.

Но хотелось большего.

Если союзники не подведут и завтра, он будет им очень обязан. Очень. Ведь если так, то завтра армия Империи потеряет свою силу. Лучшие части стянуты сейчас к Ревущему проходу, и если все пройдет как надо, то завтра они перестанут существовать.

А с союзниками Империи по Альянсу и разными ополченцами Хабрия расправится и без посторонней помощи. Главное – переломить хребет регулярной армии. Без этого надежды на победу нет. Не столь уж многочислен этот «хребет», но вот его качество и способность к консолидации сил превращают костяк имперской силы в главную проблему.

Сработает их замысел или нет? А если не сработает? Нет, лучше о таком варианте даже не думать – это конец всему. Оказаться под ударом Империи на чужой земле, имея в тылу неумиротворенные земли, населенные гнусными нурийцами…

Хуже не придумаешь…

Вот как можно уснуть, если голову забивают подобные мысли?

Люди, окружающие кетра, прекрасно знали обо всех нюансах его настроения – это ведь была часть их работы. Вот и сейчас он не удивился, когда, несмотря на поздний час, в шатер запросто вошел офицер и, коротко склонив голову, по предельно упрощенному армейскому церемониалу отрапортовал:

– Кетр, простите, что тревожу ваш покой в столь поздний час. Но у нас важный гость. И он просит немедленной встречи. Он настаивает именно на немедленной – утром для него будет слишком поздно. Он пришел из северных лесов – прибыл с обозом. Мы осмелились вам это сообщить. Простите.

– Не вините себя – вы поступили правильно. Я ведь все равно не сплю и не собираюсь спать. Северные гости – это желанные гости, ведите его сюда. Если он голоден, распорядитесь об ужине – я буду не против, если он поужинает в моем шатре, как приказывают законы хабрийского гостеприимства.

– Да, кетр, я узнаю у него и распоряжусь.

Ждать пришлось недолго – офицер завел в шатер гостя и встал правее выхода. Этого зайца Фока видел впервые, хотя, возможно, заблуждается. Слишком уж много среди них таких вот высоких стройных мужчин неопределенного возраста, с затуманившимися зелеными глазами. Хотя нет – этого он бы точно запомнил. Высокомерие из них так и прет, а здесь к нему примешивается нечто странное – гость явно сильно обеспокоен.

Кетр впервые видел взволнованного зайца – обычно они непроницаемы, будто мраморные изваяния.

Заяц представился:

– Я Малькатиллен, эйларис Изумрудной рощи, отец всех ее домов и сын всех ее родов.

Фока с трудом сдержался, чтобы не присвистнуть. Насколько он понял, его посетил очень непростой заяц – практически император этих древних созданий. Это, конечно, утрированно – в их чрезвычайно запутанной иерархии места для лица с полномочиями императора попросту не существовало. В любом случае особа невероятно серьезная – даже для заключения договоров зайцы присылали представителей на несколько порядков попроще.

Что ему здесь понадобилось? И почему он явился без подобающей ему свиты, будто последний из зайцев?

– Я рад приветствовать вас. Простите за скромный прием – мы не ожидали приезда столь дорогого гостя, да и обстановка военного лагеря не благоприятствует нормальному хабрийскому гостеприимству. Присаживайтесь на любое удобное вам место. Зовите меня просто – кетр. Ведь мы здесь одни – можно не усложнять себе жизнь церемониальными тонкостями.

Малькатиллен выразительно покосился в сторону офицера.

Фока улыбнулся с максимальным радушием:

– Не обращайте внимания – считайте, что его нет. Мои охранники – это самые надежные люди в мире: ни одного слова, сказанного здесь, он никогда не выдаст. Несколько лет назад одного из моих людей выкрали враги, надеясь под пыткой выведать у него немало тайн. Но этот мужественный человек откусил себе язык и, ничем это не выдав, на глазах у похитителей сумел незаметно истечь кровью, попросту ее проглатывая. Так что можете смело считать, что мы здесь одни. И вы не подумайте, что вам не доверяют. Просто у охраны есть несколько правил, которые она не нарушит никогда, даже если я самолично буду это приказывать. Одно из таких правил – я никогда не должен оставаться наедине с посетителями, гостями или иными личностями. Простите за пикантные подробности, но даже с женщинами я полностью уединяться не могу. Неудобно, конечно, зато до сих пор жив, и никто не обижается на присутствие таких вот ребят – абсолютно все в одинаковом положении.

Заяц, выслушав длинный монолог Фоки, видимо, смирился с присутствием свидетеля, присел за стол. Чуть нервно пояснил:

– Разговор серьезный и не для посторонних ушей.

– Разумеется, здесь все и останется. Может, ужин с дороги или хотя бы вина?

– Я пришел не есть и не пить. Я пришел говорить. Говорить с вами.

Странный какой-то заяц. Обычно эти типчики в первое мгновение разговора ухитряются морально тебя оплевать с ног до головы, показывая, что ты червяк навозный, а они боги небесные. Этот же держится почти как человек – ни малейших попыток выпятить свое «я» на высоту величайших гор мира.

– Ну что же, тогда я вас слушаю. Но если что – не стесняйтесь, а то мне, право, неудобно за такое негостеприимное поведение.

Заяц, пристально уставившись в глаза Фоки, сообщил:

– Я знаю, что будет завтра.

– Вы о чем?

– О жертвоприношении.

– Ах вот о чем. Вы пришли на него полюбоваться? Не советую – наши общие друзья не рекомендуют находиться рядом в тот момент, когда все произойдет. Там что-то вроде яда, надолго заражающего местность, я не совсем…

– Я пришел не любоваться на жертвоприношение, – бесцеремонно перебил Фоку заяц. – Я пришел уговорить вас от него отказаться.

– Шутите? – удивился кетр. – Мы готовились к этому несколько лет – еще до полудня все должно закончиться. Что за новости? Да и наши друзья не говорили ни о каких отменах – один из них уже уехал на место заканчивать подготовку.

– Я все понимаю. Вам эта жертва выгодна – ведь ваши враги лишатся армии. Но понимаете ли вы, что на самом деле произойдет, когда все эти люди умрут?

– Будет масса трупов – нам придется их сжигать и закапывать несколько дней, иначе не избежать эпидемий.

– Вы уклоняетесь от ответа. Или не знаете его.

– Почему не знаю? Знаю. Но я человек, от религии далекий. Все эти ритуалы для меня не более чем формальность – я хожу в храм, чтобы народ не считал меня полным безбожником. Ради успокоения умов можно пожертвовать крохами своего времени. Церковь, которая… гм… практикует несколько необычные ритуалы, причем тайные, – это все равно просто церковь. Разницы между умерщвлением одного человека и миллионом людей нет – и то и другое просто ритуальные жертвы. Мне не раз доводилось выделять им преступников и разный сброд, которых они уничтожали тысячами. Однажды даже взглянул на это. Скотобойня – грязно, скучно и противно. Если они считают, что им нужна столь огромная жертва, и готовы за это заплатить, я только «за». Тем более что в данном случае мне это действительно выгодно.

Заяц недоверчиво покачал головой:

– Я вам не верю. Вы – умный человек и должны понимать, что сейчас это будет не просто жертва. Жрецы во все времена любили дешевые фокусы, но готовить один свой трюк годами… Зачем? Ради единственного мига величия? Да пусти они эти силы на обычную деятельность, таких мигов вышло бы множество. А новое оружие? Новые способы ведения войны? Не слишком ли много у них странного – вы не находите? А ведь время идет, скоро утро, я должен вам объяснить все – хотите вы этого или нет. Доверьтесь мне – я вам покажу.

– Простите, я вас не понял? – чуть настороженно уточнил Фока.

Заяц начал его беспокоить. Уж не сумасшедший ли он?

Малькатиллен протянул к Фоке руки:

– Кетр, просто прижмите свои ладони к моим и зажмурьте глаза. Вы мысленно перенесетесь в место, откуда я смогу вам показать то, ради чего я сюда пришел. Не беспокойтесь – это не опасно. У моего народа способность к послевидению не редкость, и еще никто от этого не пострадал.

Не будь перед ним заяц, Фока вряд ли бы решился на такое, но с ним… С этими союзниками надо вести себя очень аккуратно, даже если они несут околесицу и требуют непонятно чего.

Принцу Монку тоже не спалось, да и вообще он не любил ложиться рано. А сегодня вовсе не ляжет – утром начинается долгожданное наступление, и он этого не пропустит.

Коротая последние тихие часы, принц занимался серьезным делом – выслушивал доклады людей, проделавших немалую работу. Так уж получилось, что до этой ночи времени на них у него хронически не хватало и приходилось довольствоваться урывочной информацией. Но сейчас он все наверстает.

Тиодас Мартьюн начал свою карьеру как простой часовщик в захудалом провинциальном городишке. Там бы он, возможно, ее и закончил, если бы не вмешательство случая – одно из его изделий сложными путями добралось до Столицы, попав в руки придворного аристократа. Тот пришел в восторг от хитроумных часиков, смонтированных в ажурном перстне. Единственное, что его не устроило, – дешевизна использованных материалов. Перстень из простого серебра, хоть и с узорами, но без дорогих камней – обычные стразы. Граф отдал невзрачное украшение ювелиру, попросив его «пересадить» дивный механизм в более подходящее украшение. Увы, золотых дел мастер ухитрился что-то сломать и, к великой досаде, устранить поломку не сумел.

Странно, но столичные часовщики тоже не смогли помочь. Они лишь качали головами и заявляли, что вообще не верят в работоспособность столь необычного изделия. Граф к тому времени окончательно сбрендил из-за этих часов и, потратив немало сил, ухитрился добраться до провинциального изобретателя, пройдя по длинной цепочке продавцов, покупателей и воров, чьими стараниями скромный перстень оказался в Столице.

С тех пор дела Тиодаса резко пошли в гору – сперва посыпались многочисленные заказы, один выгоднее другого. Затем пришлось перебираться в Столицу – поближе к главным заказчикам. Следом женитьба на дочери не последнего гильдийца, а следовательно, родство с первыми людьми города – это очень упрощает жизнь делового человека. В данный момент у Тиодаса, помимо крупной часовой мастерской, имелся свой стекольный заводик, несколько мельниц и кузнечная мастерская. Он на свои средства содержал известную публичную галерею, в студиях которой создавали свои картины нищие художники. А еще он был введен в узкий круг поставщиков императорского двора и занимал профессорскую должность в университете – преподавал студентам механику и оптику. Тиодас обладал золотыми руками, уникальной памятью, дивной работоспособностью и неуемной любознательностью. Он знал, наверное, все диалекты общего языка и островных наречий, разбирался во всех естественных науках, баловался скульптурой и живописью, писал стихи (весьма недурственные), регулярно вскрывал трупы казненных преступников, разработав на этом материале способ лечения сложных переломов.

Неудивительно, что именно ему Монк поручил заниматься изучением новейшего вооружения хабрийцев. Он позволил Тиодасу набирать себе в помощники кого угодно, наделил средствами и полномочиями, в работу не вмешивался и не давил. Он знал этого гения прекрасно: тот и без понуканий землю носом будет рыть – лишь бы разгадать секреты этих смертоносных игрушек. Любопытство ученого было безграничным.

Сегодня у Тиодаса был звездный час – принц, похоже, готов слушать его целую ночь. Гений нуждается в благодарных ушах – ученый был в ударе, иной раз даже в словах от радости путался.

– Ваша светлость, взгляните сюда. Мой помощник отполировал этот участок корпуса, а затем протравил его кислотой. Видите характерный рисунок? Это не ручная ковка – это сделано механическим молотом, ударившим по листу, размещенному над формой. Ради штучных изделий никто не будет возиться с изготовлением форм и штампов – это массовое производство. У нас так в военных мастерских кирасы изготавливаются и разные детали для брони.

– Тиодас, я и без того знаю, что этих ракет у них далеко не три штуки. Ближе к делу – удалось разгадать их устройство?

– Да, мы знаем об их боевых ракетах очень многое. Общая схема у них не отличается от тех штук, что в Столице по праздникам запускают. Вот здесь располагается огневой движитель на пороховом топливе, а вот здесь, в верхней части, – сам снаряд. Ракеты, которые нам принесли солдаты, разделяются на три вида – по типу снаряда. По непроверенным сведениям, есть еще четвертый тип ракет, из которых при падении валит удушливый пар, способный убивать. Так ли это на самом деле, мне неизвестно, но даже если так, думаю, движитель в них аналогичный. Он у всех одинаков – порох вот в таком цилиндре. Причем порох интересный – он как бы спрессован и пронизан многочисленными отверстиями. Взгляните вот на этот кусочек.

– Похоже на солдатский хлеб, червями изъеденный, – хмыкнул принц. – Порох что, слежался или он у них мокрый?

– Совсем нет – его специально таким сделали. Мы предполагаем, что таким способом добиваются равномерного сгорания и устойчивой тяги – ведь без этого меткость будет хуже. Но точно еще не знаем – слишком мало материалов, да и времени у нас было немного.

– Ладно, про двигатели понятно, а что там за три типа снарядов?

– С первым все просто – это банка с зажигательным составом. Точный рецепт еще предстоит выяснить, но мы уже обнаружили в нем селитру, нефтяные вещества и земляной воск, что тоже добывается вместе с нефтью. Сама банка изготовлена из керамики и по этим вот канавкам опутана фитилем, конец которого уходит к движителю. После удара о землю банка разбивается, и содержимое воспламеняется от искр движителя или фитиля. А вот два другие типа более интересны. Взгляните на этот вот цилиндр – его притащили с поля боя, где под ракеты попали наши солдаты. Еще оттуда же притащили вот что… – Тиодас показал на кучку угловатых железных стержней и какие-то металлические диски с отверстием посредине. – Мы также изучили раны, полученные солдатами, – часть этих стержней извлечена как раз из ран. А вот кираса, на ней видны свежие царапины и вмятины – мы считаем, что их оставили эти стержни.

– Но не пробили – арбалетный болт больше урона наносит.

– Совершенно верно – кирасы и шлемы этими стержнями не пробивались, а один стержень застрял в коже щита. Нам не удалось получить целой ракеты с таким зарядом – приходится рассуждать, не повидав главного. Но мы почти не сомневаемся, что цилиндры – это корпусы зарядов, а стержни – начинка. Под дисками размещается пороховой заряд: воспламеняясь в конце полета, он выталкивает диск из цилиндра, и тот, разумеется, при этом вышвыривает стержни вперед, по ходу движения ракеты. В итоге на наших солдат обрушиваются вот эти вот железяки. Кстати, убивают они редко, а вот скверных ран от них хватает.

– Стоп! – поднял принц руку. – Я правильно понял? Ракету пускают в сторону наших войск. Она подлетает к солдатам и выпускает в них кучу этих вот стержней? Или это происходит сразу, когда запустят?

– Нет, все верно – стержни вылетают перед целью. Если это произойдет раньше, они не причинят вреда – быстро потеряют скорость. Их ведь разгоняет движитель ракеты, ну и еще заряд пороха, который выталкивает содержимое стакана. После этого они начинают тормозиться о воздух и быстро становятся безвредными.

– Это чепуха – не ожидал я от вас подобных глупостей. Надо чуть ли не до шага высчитать расстояние до противника, что непросто. Причем ракеты поставить придется именно на необходимой дистанции. Это все равно что иметь катапульту, способную посылать снаряды ровно на четыреста шагов – ни шагом больше и ни шагом меньше. Кому такая нужна?

– Вот именно! Мы также озадачены – очень хотелось бы посмотреть на такой заряд до разрыва. Мы считаем, что хабрийцы применяют механизм, который позволяет проводить выброс содержимого цилиндра на заданной дистанции, незадолго до падения. Допрос пленного это косвенно подтвердил. Он не имел дела с ракетами – просто возничий при инженерах, работающих с ракетами. Он сообщил, что такие снаряды они называли «шрапнель», а перед запуском им «ставили дистанцию» и еще про какую-то трубку при этом говорили. Трубка, кстати, внутри цилиндра присутствует, но к чему она там, мы еще не поняли. Больше из него ничего путного вытрясти не удалось, но…

– Передайте его моим ребятам – они наверняка узнают абсолютно все, что ему известно, – перебил ученого принц.

– Хорошо, – нервно кивнул внезапно побледневший Тиодас. – Вот, собственно, по второму типу снарядов и все. На данный момент ничего другого сказать не могу.

– А третий?

– Тут материал побогаче, – оживился ученый. – Нам досталась невзорвавшаяся ракета и множество осколков от взорвавшихся. А еще мои помощники изучили следы взрыва. Мне жаль, но продемонстрировать вам я могу лишь осколки. Остатки невзорвавшейся ракеты могут хранить опасность – мы там еще не все поняли, да и в том, что поняли, не уверены. Так что я не осмелился рисковать вашей безопасностью.

– Опять загадки?

– Они самые, – вздохнул Тиодас. – Движитель такой же, как я и говорил. А вот снаряд – особенный. Судя по найденным осколкам, такой тип ракет при падении производит очень сильный взрыв. Корпус снаряда при этом разрывается на куски, и обломки разлетаются по сторонам, калеча людей и животных. Грохот при этом такой выходит, что выжившие, бывает, глохнут. У раненых, оказавшихся близко к взрыву, лопаются барабанные перепонки, из носа, ушей и глаз случаются кровотечения. У многих симптомы сильного сотрясения мозга или чего-то на него похожего. Людей, бывает, швыряет силой взрыва с такой жестокостью, что происходят повреждения внутренних органов. Раны от этих ракет выходят скверные, а еще они сильно пугают лошадей громкими взрывами – наша кавалерия это оружие очень невзлюбила. Первоначально мы думали, что снаряд набит порохом, хотя и чудно так считать – что же это за порох такой сильный? Очевидцы рассказывали о том, как обозные телеги кувырком летали, – и это надежные очевидцы. Когда нам принесли поврежденную ракету, не разорвавшуюся при падении, мы осторожно разобрали снаряд. Он состоял из двух частей. Нижняя похожа на сужающийся кверху чугунный цилиндр, и она была не порохом засыпана, а забита какой-то плотной массой. Воск грязный напоминает по внешнему виду. Верхняя часть – это маленький конус, накручивающийся на нижнюю часть с помощью резьбового соединения, устроенного в медной вставке. Вещество, слагающее основную массу снаряда, нам уже знакомо. Точно такое использовали бандиты для уничтожения мостов и сооружений – несколько брусков этой массы нашли у схваченных.

– Да, помню. Вы разобрались, почему они не взрываются?

– К сожалению, нет. Но кое-что поняли. Это вещество по силе гораздо сильнее пороха. Но при контакте с огнем взрыва не происходит. Первый раз сумели взорвать его случайно. Мой помощник поджег образец на печной лопатке и, пока кусочек этой массы горел, выставил его в окно, чтобы при ярком свете изучить процесс горения. При этом он случайно его уронил, и горящий комок упал с высоты второго этажа, взорвавшись при этом с громким хлопком. Мы в разных вариантах это повторили, добившись повторных разрывов. Мне кажется, что при простом горении этому веществу для взрыва не хватает воздуха – оно как бы тлеет, вместо того чтобы пылать. Если его поджечь и направить струю воздуха или просто кинуть с высоты, что также увеличит вентиляцию, горение начинается принципиально иное – со взрывом. Но это предположение не объясняет конструкцию ракетного снаряда. Там нет следов горения, что разумно: трудно было бы контролировать начало взрыва. Мне кажется, секрет этот скрыт в верхней части. Этот маленький конус я отдал разбирать своему помощнику. К сожалению, во время работы произошел взрыв – он лишился нескольких пальцев и получил ранение головы, отчего скончался спустя несколько часов. Остатки разорвавшегося конуса мы тщательно собрали, обыскав все углы, но ничего понять не смогли – кусочки корпуса, непонятные клочки и стальной шарик. Как оно работало, мы так и не поняли. Удалось у пленников выяснить, каким образом они взрывали мосты?

– Нет. Взрывчатое зелье, которое вам передали, стража нашла на опоре одного из мостов. Его собирались взрывать, но не успели. С пленниками тоже не повезло – или запираются, хоть на стружку их режь, или простые мордовороты, не умеющие работать с этими подлыми штуками. Пару их групп удалось окружить, но они не сдались в плен – взорвали себя, не оставив нам ничего для изучения.

– Жаль… Думаю, раз мост уцелел, заряды не успели полностью подготовить. Наверное, к ним надо было еще подсоединить такие же конусы или их заменители. Знать бы, что там внутри было…

– Узнаете еще – думаю, мы немало разных ракет еще захватим, вам надолго хватит изучать.

– Увы, ваша светлость, уже несколько дней мы не получаем новых трофеев.

– И не получите – хабрийцы практически прекратили обстрелы. Или у них заканчиваются ракеты, или готовят очередную омерзительную пакость… Кстати, мне докладывали, что ядра, которые выпускают их огромные пороховые трубы, тоже иногда взрываются, калеча осколками всех вокруг.

– Да, мне тоже это сообщали, но, к сожалению, ни самих снарядов, ни их осколков мне видеть не довелось.

– Будем надеяться, что завтра удастся захватить что-нибудь новенькое. Скажите, Тиодас, вы, как человек, знакомый с техническими новинками, сталкивались с подобным раньше? С такими отличными пороховыми трубками разных размеров, боевыми ракетами, прессованным порохом, странной взрывчатой массой?

– Ваша светлость, я много чего в своей жизни перевидал, но то, что встретил здесь… Да это ни в какие рамки не укладывается! Ракеты, которые несколько лет назад степняки использовали на побережье Эгоны, совсем другие. Они летели недалеко, часто вообще не долетали до городских стен или разваливались в воздухе. Лишь дружный запуск сотен этих штук приводил к пожарам. Пороховые трубки, которые иногда используют столичные злодеи, – это совсем другое. Чтобы произвести выстрел, они в одной руке держат трубку, в другой тлеющий фитиль. Мало того что неудобно, так и разрываются неказистые трубки частенько, калеча своих хозяев. А пули, бывает, в шерстяной одежде жертв застревают, оставляя на теле лишь неопасный ушиб. У нас эту опасную забаву даже оружием не считают – баловство нищих бродяг, у которых средств на что-то более приличное не хватает. А здесь что? Стрелять не сложнее, чем из арбалета, а то и попроще. Для выстрела вообще не нужно таскать с собой источник огня – отличное огниво совмещено с оружием. Стволы крепкие, цельные и явно сделаны в мастерских с применением особых машин – диаметр у всех одинаков, как и длина. Нечего и мечтать такой разорвать зарядом – качество изумительное. А свинцовые пули не то что одежду – доспехи пробивают стальные. Я наблюдал кирасу, пробитую навылет. Не совсем навылет – грудь пробило, затем пробило тело, и на задней части осталась здоровенная вмятина. Как хабрийцы смогли создать столь совершенное оружие за считаные годы? Ведь всякое развитие – процесс постепенный: от простейших пороховых трубок должен прослеживаться путь к этим грозным изделиям. Но прослеживать нечего – никто и никогда не пытался развивать это никчемное оружие. Зачем с ним связываться, если есть отличные арбалеты? Арбалетчик представляет для мага угрозу, а головорез с пороховой трубкой ничем угрожать не сможет. Даже будь их тысячи – маг просто-напросто устроит фейерверк с помощью их запасов пороха, не подпустив их на дистанцию стрельбы. И к чему мы пришли? Трубки, которыми вооружены стрелки Фоки, пострашнее арбалета будут. Мало того что бьют очень далеко и точно, так еще каждая защищена неплохим амулетом, вделанным в дерево приклада. Маг, конечно, с ним быстро расправится, вот только на это силы уйдут и время, а ведь хабрийцы смотреть на это не станут – пока будут зажигать одного, остальные начнут стрелять.

– Кстати об этих амулетах – вы разобрались, из чего их изготавливают?

– Ваша светлость, разобрался. Но понятия не имею, как они подобный фокус сумели осуществить. Это ведь обычный горный хрусталь, нарезанный пластинами и весьма небрежно отшлифованный. Да эти амулеты вообще не должны работать, но работают – способны легко выдержать средней силы однократное воздействие. Нашим магам подобные амулеты не опасны, но не в этом случае – ведь они не на офицерах, а у рядовых солдат. Тысячи амулетов – это уже очень серьезно. И как этому противостоять, мы пока не знаем. Хотя кое-какие идеи у нас имеются…

Только что Фока сидел в своем старом походном шатре, ощущая ладонями жар кожи Малькатиллена. Миг – и все исчезло, темнота. Кетр не успел даже испугаться, как мир вновь налился светом. Но шатра больше не было.

Владыка Хабрии находился в великолепном лесу. Раскидистые деревья с густой кроной окружали маленькую зеленую полянку – на одной ее стороне стоял Фока, на другой Малькатиллен. Между ними отблескивала вода огромной лужи – почти маленькое озеро. Обе луны и странно яркий Шрам светили достаточно – на деревьях можно было каждый листик рассмотреть. В траве стрекотали сверчки, в чаще вскрикивали ночные птицы, на берегу лужи квакали лягушки, многочисленные летучие мыши кружились над головами, иной раз проносясь в опасной близости. Но при этом кетр не чувствовал запаха леса – ноздри продолжал щекотать запах сгораемого китового жира в светильниках шатра. Лишь это выдавало, что перед ним иллюзия, навеянная искусством древних существ.

Заяц, будто читая мысли своего опешившего спутника, пояснил:

– Да, все это не по-настоящему – иллюзия. Но иллюзия отображает реальность – мы стоим в месте, которое действительно существует. Все вокруг до последнего листочка выглядит так же, как и в день вашего рождения. Это было хорошее место – я провел здесь немало приятных часов. И очень долго проживал неподалеку отсюда.

– Приятное место. Лес из тех, в которых душа радуется. Одобряю ваш выбор. Надеюсь, вы проведете здесь еще немало приятных часов. Только мне непонятно – что вы этим хотели объяснить?

Малькатиллен указал рукой на опушку:

– Повернитесь сюда и смотрите. Пока я не скажу, не оборачивайтесь. Сейчас вы увидите это же место, но таким, каким оно выглядело четыре недели назад. Вам это следует увидеть – словами подобное не объяснить.

Вновь темнота, а в следующий миг опять свет. Вот только уже не серебристый, а какой-то красноватый, с оттенком меди.

Лес исчез. Лишь уродливые обломанные пни, покрытые ошметками почерневшей коры, все еще напоминали о нем. На месте лужи осталось углубление, покрытое растрескавшейся коркой окаменевшего ила, на которой там и сям белели оленьи кости. Череп животного застыл посредине бывшего водоема, слепо таращась пустыми глазницами на Фоку.

Сверчки в траве больше не стрекотали, да и травы вообще не было – под ногами хрустящий крупнозернистый песок, а может, не песок, а комковатый пепел или шлак – кетру не хотелось это знать. Летучих мышей тоже не было, но высоко над головами в темном небе, по которому с невероятным контрастом тянулась полоса Шрама, носились красные искры. Светлячки? Фоке эти «светлячки» не понравились. Звуки, временами доносящиеся из глубин умершей чащи, ему тоже не нравились. Там кто-то предсмертно кричал и кого-то жрали. Жрали всерьез, без изысков – легко сокрушая клыкастыми челюстями кости и разрывая крепкие жилы. А еще там с шумом падало что-то огромное, и над всем этим непотребством висел тонкий противный писк – будто миллион комаров разом собрались возле ушей.

– Как видите, здесь произошли изменения, – грустно сообщил заяц.

Фока, завороженно изучая картину разрушения, уточнил:

– Пожар? Большой лесной пожар?

– Вы неглупы и прекрасно понимаете – это не пожар. Это идет он. Обернитесь, и вы увидите, откуда он идет.

Кетр обернулся с неохотой – интуиция подсказывала, что ничего хорошего он за спиной не увидит.

Интуиция не ошиблась.

Фока не сдержал испуганного возгласа. Заяц был прав: словами этого не объяснить. Такое действительно можно лишь увидеть. Как передать слушателю всю черноту той тьмы, в сравнении с которой самое пасмурное ночное небо покажется солнечным лучом на белой простыне? Как выразить словами ощущение множества равнодушных нечеловеческих взглядов, таращившихся из этой погибели? И странное движение, иной раз сотрясающее эту мглу, – будто исполинские стаи светлячков, возникнув из ниоткуда, с немыслимой скоростью уходят за горизонт, растворяясь там бесследно. Если бы смерть можно было увидеть, она бы, наверное, выглядела именно так.

– Что это? – просипел кетр. – Зачем вы мне это показываете?

– Вы – сильный человек, вам это зрелище не повредит. То, что вы видите, не имеет названия. Хотя мой народ, произнося слово «Север», имеет в виду именно это, а не сторону света.

Кетр Хабрии был неглуп:

– Так это великая язва Севера?

– Можно назвать его и так… Война, уничтожившая наш мир, оставила всем нам лишь крохи. Все Северное полушарие и значительная часть Южного выглядит сейчас именно так. Мы ютимся на клочках того, что нам оставили Древние и он – Север. Мы убиваем друг друга за жалкие огрызки нашего маленького мирка. Нам некуда расширяться, некуда идти, нам остается лишь существовать в ожидании своего конца. И то, что вы собираетесь сделать завтра, приблизит этот конец.

– Я вас не понимаю.

– Ваши новые союзники – часть этой тьмы. Я их называю Руками Севера, сами себя они называют частями Целого. Их существование – служение вот этому. С каждым годом наш мир становится все меньше и меньше. Север делает один широкий шаг в день, безостановочно двигаясь на юг. Так было всегда с того самого дня, как он возник. Сейчас он пожирает наш лес. Сперва полчища тварей, прикормленных тьмой, вторгаются на приграничные земли, убивая все живое, затем под жвалами паразитов погибают деревья и трава, перерождается почва, высыхают озера и реки. И в итоге становится тем, что вы видите, – вспаханной нивой, готовой принять нового хозяина. Его не остановить и не замедлить – один шаг в день. Он не остановится, пока не доберется до Южного полюса. И Намайилееллен умрет окончательно.

– Он… оно разумно? Что это?

– Да, разум в этом есть, если можно вообще называть подобное разумом. Мой народ – древний, и век наш долог – мы помним немало о временах, когда все это началось. Хотя всего знать не можем – слишком много рас тогда в этом участвовало, и у каждой были свои секреты, недоступные другим. Язвы еще не оскверняли лик Намайилееллена, климат был немного холоднее, Северное полушарие было обитаемым – именно там располагалась большая часть суши. Юг тоже процветал, но находился в подчиненном положении – расы, его населявшие, по сути, прислуживали развитым северянам. Мир тогда был огромен и доступен в каждом его уголке. В небе светило три луны, Шрама не было. Почему началась война, я рассказывать вам не стану – слишком много причин, причем знаем мы не обо всех, да и не очень важно это. Важно одно – в этой войне применили все. Абсолютно все. Оружие, которое по всеобщей договоренности никто и никогда не должен был использовать, было использовано. Странно, что от мира вообще хоть что-то уцелело – шансов на это было немного. Страна, в которой родился Север, была не из самых сильных. У них не было могущественных магов или великих изобретателей. И не было богатств, чтобы это купить. Но было желание добиться многого. Их ученые, развивая чужие идеи о множественности миров и сущности времени, совершили удивительное открытие. Они смогли обмениваться информацией с другими мирами и перехватывать объекты, перемещающиеся между ними. Представьте, что наша вселенная со всеми звездами и планетами – не более чем страница в толстой книге. И страниц этих множество. Ученые могли читать текст на любой из них и задерживать разный сор, что постоянно пытается перескочить через несколько листов.

Малькатиллен указал рукой на север:

– Это пришло из другого мира, а ум древних ученых смог его изменить, превратив в оружие. Оружие мерзкое – питается самой смертью. Чем больше страданий, тем быстрее оно действует. Оружие совершенное – все, до чего оно может дотянуться, становится его частью или умирает, наполняя его силой.

– Какой смысл в таком оружии? – не понял Фока. – Да будь оно у меня, я бы постарался его уничтожить, если это возможно. Зачем они использовали то, что пожирает все, и тебя в том числе?

– Мне тоже трудно это понять. Другая раса, другая логика… Возможно, им тогда не оставили выбора, и, погибая, они решили прихватить с собой всех. Или случайно все получилось. Ведь на Севере не сразу все стало таким – первоначально это было обычное пепелище. У себя вы на выжженных землях можете видеть, во что тогда превратилась северная половина мира. Где-то там, среди дымящихся руин уничтоженных городов, Север начал делать свои первые шаги. Его рождение было бурным – уцелевшие Древние, осознав, с чем столкнулись, пытались его остановить, лишь добавляя ему силу за счет своих смертей. Он тогда вырос стремительно, делая не по шагу в день, а гораздо больше – время это было богато смертями. Он питался агонизирующим трупом старого мира. Потом… потом некому стало его останавливать и некому кормить. Не будь той войны, может быть, что-то и получилось бы – Намайилееллен тогда был мудрее и могущественнее, не сравнить с нашими дикими временами. Я могу лишь гадать – мой народ сохранил только часть памяти, да и знать всего не мог. Север не различает добра и зла, он просто делает то, для чего его создали, – старается вобрать в себя все, до чего дотянется. Кетр Хабрии, твоя страна падет первой… она ведь на Севере человеческого мира. Но это произойдет не скоро: ведь один шаг в день – это многие века спокойной жизни. Но ты все можешь нарушить, если принесешь завтрашнюю жертву. В первые дни своего существования Север рос очень быстро за счет жертв войны. А теперь, за эти тысячелетия набравшись могущества… Я не знаю, что произойдет после такого массового жертвоприношения. Как я понимаю, в один миг умрут очень многие. Что это принесет Северу? Его задача – расширение, ему не интересны ритуалы, ему нужна только смерть, как пища. И вы его завтра накормите. Накормите досыта… Кетр Хабрии, возможно, уже послезавтра твоя страна превратится вот в это. А может, и весь Намайилееллен. Ты этого хочешь?

– У нас с ним… э-э-э… с ними заключен договор. И пока что они его не нарушали. И я не нарушал. Они дали нам оружие и знания – без этого мы бы не смогли одерживать свои победы. А теперь… Если все так страшно, то почему ты пришел один? Почему не пришли высокие вожди из твоего народа, чтобы подтвердить твои слова?

Заяц холодно улыбнулся – так, наверное, улыбается змея при виде мыши:

– Кетр Хабрии, ты пытаешься выглядеть спокойным, как скала, но при этом в душе твоей далеко не все так спокойно. Вы, людишки, не умеете скрывать своих истинных чувств. Ты знаешь, что я говорю правду. Ты даже не заметил, что мы перешли на «ты». Давно ли ты к посетителям так обращался или терпел подобное отношение к себе? Ты боишься. И не знаешь, как сейчас поступить. Ты не хочешь помогать Северу, но хочешь продолжать пользоваться благами договора с ним. А так не получится – пришла пора сделать выбор.

– Да вы сами не лучше меня! – чуть не выкрикнул Фока. – Вы тоже ему помогаете! Вы привозите сильную взрывчатку для нашего оружия и детали разных механизмов – это передают вам с Севера. Мои люди знают, что вы и другие дела с этими, как вы их назвали, частями Целого ведете. Думаете, никто не знает про ваши махинации с живым товаром? Если вы действительно хотели бы его остановить, вы бы не стали ему помогать. Ведь, по твоим словам, как раз вы первые пострадаете – еще до моей Хабрии. Уже сейчас вам тесновато, и вы ищете для себя новые леса, отчего конфликт с Империей был.

– Кетр, мы слабы – мы дрогнули. Выбор был невелик – или нас уничтожат немедленно, или мы будем ему служить. Он не принимает другого – или ты с ним, или ты ему не нужен. А все ненужное он уничтожает. Да, мы виноваты, но не суди нас слишком строго. Хоть договор с ним несет нам выгоду, но пошли мы на него не ради этого. Мы просто боимся. И хотим прожить еще хоть немного. Каждый миг жизни бесценен – мы не можем ими разбрасываться. Вы, людишки, живете недолго и не можете оценить всей полноты дара жизни. У нас все не так – мы не можем себя лишить такого сокровища.

– Мне надоело на это смотреть!

Фока закрыл глаза и резко согнул руки в локтях. Сработало – когда он поднял веки, то увидел вокруг знакомую обстановку своего шатра и напрягшегося охранника у входа. Видимо, странные манипуляции зайца насторожили верного служаку.

Малькатиллен, с ожиданием уставившись в глаза кетру, тихо произнес:

– Решение за вами, владыка Хабрии. Я никогда бы не попросил человека об одолжении, но сейчас прошу – откажитесь от завтрашнего жертвоприношения.

– Тогда я проиграю войну, – устало сказал Фока.

– Да, проиграете. Но подарите Намайилееллену много веков жизни. Кто знает, может, за это время мудрецы найдут способ остановить поступь Севера или даже заставят его отступить.

– Вы не знаете, что будет. Может, вы заблуждаетесь и ничего страшного не произойдет.

– Не обманывайте себя: его задача – пожрать все, весь мир без остатка. Все его действия направлены в конечном итоге на достижение этого. От себя лично обещаю вам убежище в случае, если ваша страна будет захвачена. И я приложу все усилия, чтобы мой народ помог вам в вашей борьбе. Сделайте выбор. Правильный выбор.

– Оставьте меня – я должен подумать.

– Прощайте, кетр Хабрии. Я хочу верить в вашу мудрость. Мне ничего другого не остается. Не ошибитесь.

Это был самый странный заяц из всех зайцев, которых доводилось видеть Фоке.

И он сильно усложнил жизнь кетру – посеял в душе опасное сомнение.