Глава 17
Анийцы, сохраняя верность союзническому долгу, выслали к Тарибели около пяти тысяч солдат. Но не успели паруса первой флотилии растаять на горизонте, как подоспели приятные известия – имперцы готовы платить за каждого бойца, причем платить очень щедро. Князь внезапно понял – пяти тысяч воинов явно недостаточно. Смешная цифра – он даже устыдился своей первоначальной скупости. Империя в опасности – Ания ее обязательно спасет. В итоге войско увеличилось до пятнадцати тысяч. Правда, профессиональных солдат там было не больше половины – слишком дорого обходились такие вояки. Гораздо проще набрать прямо с улицы разных бродяг, кое-как вооружить и проследить, чтобы этот сброд не разбежался по дороге. Империя ведь платить будет по головам, не особо придираясь к качеству этих голов.
Князь не виноват, что две эскадры, перевозившие войска, нарвались на грозные хабрийские корабли. На имперский берег в итоге высадилось всего лишь чуть более десяти тысяч солдат – остальные или утонули вместе с кораблями, или куда-то пропали в этой суматохе. Оплачивать живой товар Империя обязана по факту доставки, и теперь, получается, владыка Ании получит на треть меньше, чем предполагал. До слез обидно – он ведь уже считал эти деньги своими. Вдвойне обидно, что невозможно высказать финансовые претензии имперцам за некачественную охрану морского пути. Они ведь не скупясь оплатили фрахт по высшим расценкам – на эти деньги можно было войско в роскошных прогулочных парусниках отправлять, всю дорогу их угощать недешевым вином и развлекать прекрасными островными танцовщицами с оголенными животами. Но князь решил, что излишества в этом деле недопустимы, и большую часть суммы прикарманил в личную казну (у него множество женщин и детей – это дело требует огромных расходов). В итоге на оставшиеся деньги нанять удалось лишь то, что кое-как умеет плавать, а, как известно, положительной плавучестью обладают не только крепкие корабли, а и кое-что гораздо более неприятное. Естественно, что эти, мягко говоря, не слишком эффективные плавсредства в морском бою показали себя впечатляюще, только впечатляли не так, как хотелось бы: единственное, что они могли делать безукоризненно, – это тонуть. Теперь имперцы в ответ на претензии князя к качеству охраны выскажут встречные претензии к качеству его кораблей, перевозивших армию. И будут правы.
Тим от экипажа установки знал о существовании в мире небесных людей мифического животного – козла отпущения. Удивительно, но владыка Ании, похоже, тоже прекрасно о нем знал. Как иначе объяснить тот факт, что князь это животное искал с таким энтузиазмом. Ему ведь надо найти кого-то, на кого можно безнаказанно излить все свое раздражение от столь неприятной финансовой неурядицы.
И он его нашел – козлом отпущения был торжественно избран Второй Артольский полк.
После выступления имперского жреца, закончившегося на трагикомической ноте, полк в лагерь не пустили. Солдатам пришлось простоять чуть ли не до сумерек, пока высшее руководство решало их судьбу. Когда они увидели, что к ним направляется сам князь со свитой, даже последний дурак понял – это не к добру. Славой они себя покрыть не успели, значит, награждать не за что. А раз не за что награждать, то будет выволочка – столь высокие особы снисходят до простых солдат лишь в двух случаях.
Солдаты не ошиблись.
Князь короткими, рублеными фразами, произносимыми визгливым голосом, поведал о них много неприятных вещей. Солдаты выслушивали это молча, с толикой восхищения, явно запоминая особо удачные выражения – в площадной брани владыка Ании явно на порядок превосходил самых гнусных полковых сквернословов. Это, конечно, если не считать полковника – родственная кровь сказывалась. По мнению Тима, самый безобидный эпитет, который прозвучал в адрес рядовых бойцов, в сильно смягченном варианте звучал как «изнасилованные самки собак, родившиеся от противоестественной связи виноградного слизня и личинки мухи, влачившей жалкое существование в смраде общественной уборной». Офицерам тоже досталось: князь лично рассказал о многочисленных постыдных эпизодах из их биографий и открыто поведал всем слушателям омерзительные тайны происхождения этих негодяев. В конце, правда, сообщив новость, что отцом полковника Эрмса являлся вонючий хорек, страдающий проказой, он осекся на полуслове – видимо, поздно дошло, что не стоит про своего сынка подобное говорить при свидетелях.
После этой оговорки князь слегка успокоился и дальнейшее разбирательство проводил почти без криков.
С формальной точки зрения Второй Артольский был действительно повинен в великом прегрешении – полк потерял свое знамя. И оправдаться было трудно – несмотря на чрезвычайную ситуацию, терять подобную вещь не следовало. Часть лошадей сохранили, казна тоже уцелела, а знамя почему-то так и осталось на корабле. Так что пикантное предположение князя, что офицеры позабыли про святыню полка из-за того, что были заняты ублажением друг друга, не лишено основания.
Тим из потока обвинений от князя понял, что эта тряпка значит очень многое и полк без нее – вообще не полк. «Афилиотис» лег на дно под самым берегом – при желании можно легко все исправить. Среди местных рыбаков наверняка есть отличные пловцы-ныряльщики: нескольких медяков и пары дней работы вполне достаточно для решения проблемы.
Но князь решил иначе. Свою вину Второй Артольский должен загладить по закону войны – знамя за знамя. Это означало, что полк должен в бою захватить вражеский флаг (сомнительно, что хабрийцы отдадут его без драки за жменю медяков: Фока им такого не простит).
Свой замысел князь начал претворять в жизнь немедленно. Полк окружили конные анийские гвардейцы и погнали куда-то на север. Остановки они делали нечасто, и уже к полуночи некоторые солдаты начали падать от усталости и лишений – их ведь до сих пор не покормили, да и животами продолжали маяться многие. Тех, кто не мог идти, для начала стегали плетьми. Если человек и после этого «лекарства» не поднимался, его скидывали на одну из пустых подвод, предусмотрительно пущенных вслед за наказанным полком. На одной из них сидели все офицеры полка – у них отобрали лошадей. К радости Тима, с ними позволили сидеть и Эль – девушке не пришлось шагать по этой ужасной ночной дороге.
После рассвета солдаты, пошатываясь от усталости, добрались до берега большой реки и некоторое время шагали вдоль нее, пока не добрались до пристани, устроенной из плотов, подвязанных бочками. Здесь располагался имперский военный лагерь – сотни палаток, расставленных аккуратными рядами. Хаоса, присущего анийской армии, и в помине не было – порядок идеальный.
Имперский интендант с десятком помощников выдал солдатам оружие. При этом ни он, ни его помощники ничуть не удивились, что им приходится экипировать жалких бродяг (именно так сейчас выглядели бойцы Второго Артольского после всех пережитых приключений и бессонной ночи). Каждый получил копье (на удивление приличное), грубый круглый щит и простенький шлем из кожи и железных полос. Видимо, этого вооружения, по мнению руководства, вполне достаточно, чтобы направить проштрафившийся полк на захват вражеских знамен, – солдат погнали к пристани.
Корабль, на котором они двинулись вверх по реке, размерами уступал злополучному «Афилиотису», но качественно превосходил его многократно. Это судно специально приспособили под перевозку солдат. В трюме хватало соломенных матов, многочисленные люки отлично справлялись с вентиляцией, команда была кристально трезвой и неразговорчивой. Десятка три гвардейцев, офицеры и Эль расположились на палубе, так как кают здесь не было, народ попроще оказался внизу. Причем для ускорения процесса перевозки солдатам приходилось посменно ворочать длинные весла, на каждом из которых сидело сразу по три гребца.
Главным плюсом речного судна было то, что здесь полк впервые накормили. Комки круто сваренной каши выдавали прямо в руки голодающих. На родине Тима от этой смеси размолотой кукурузы, овса, трупов замученных насекомых и разного подозрительного мусора, сваренной с добавкой уксуса (видимо, в целях дезинфекции) даже свиньи бы носы воротили, но здесь она пошла неплохо. Пить не давали, но за бортом полно теплой мутной воды – хоть до ушей заливайся. Эту «диету» придумали специально для наказанного полка – порядочных солдат такой гадостью кормить не станут.
За два дня пути рядовые стерли ладони до костей и заработали хроническую изжогу от дурной пищи. Между солдатами-нерегулярщиками и основным составом полка стерлись все различия – ворочать весла ведь приходилось совместно. Лишь снобы вроде денщика Пагса все еще пытались задирать носы, но кое-кому из них эти самые носы уже сумели свернуть набок с помощью кулаков.
Озлобленные, пошатывающиеся солдаты, морщась от яркого солнечного света, высаживались на северный берег мерзкой реки с одним желанием – надо немедленно кого-нибудь убить. Если бы здесь их встречала тысяча хабрийских кавалеристов, Второй Артольский их бы наверняка порвал в хлам. Обозленные вояки вполне созрели для подвига.
Но подвигами здесь не пахло – на берегу, вытоптанном многотысячными стадами высаживаемых солдат, было пустынно. Ну, если не считать парочки встречающих всадников с белыми нагрудниками воинской стражи. После короткого совещания с гвардейцами (полковника Эрмса к этим переговорам не допустили) один из стражей возглавил колонну – полк направился строго на север, к вздымающимся на горизонте высоким холмам.
Чем дальше они шли, тем больше становились эти холмы – уже под вечер даже близорукий мог понять, что это настоящие горы. Дорога, к которой полк привел стражник, была на порядок качественнее всех путей, что встречались до этого. Брусчатки не наблюдалось, но присутствовала насыпь из щебня, хорошенько накатанная сверху, а по обочинам тянулись вычищенные кюветы.
Заночевали в военном лагере, устроенном левее дороги специально для проходящих частей. Помимо Второго Артольского на ночь здесь остановился полк имперских стрелков и около тысячи чернобородых легионеров Минта. Местные кашевары припасов для «изысканной кормежки» проштрафившихся не имели, и несчастные солдаты впервые поели как порядочные люди. Просяная каша с хорошо проваренной кониной, сдобренная кукурузным маслом, пошла как нектар. Каждый получил полбуханки ржаного хлеба и мог сколько влезет пить горячего травяного чая, остывавшего в огромном медном котле.
Несмотря на голод, Тим не сумел разделаться со своей порцией и поделился хлебом с Апом. Гигант такому подарку, естественно, обрадовался:
– Спасибо, Тим, ты отличный друг. Жаль, что мы с тобой познакомились не в лучшее время… Эх, знал бы, что мы в такой переплет попадем, лучше бы уговорил вас идти через отравленные земли – все ж получше было, чем через Анию, не говоря уже о том, чего нам здесь хлебнуть пришлось.
* * *
Гвардейцы, проведя солдат через скопище палаток военного лагеря, спешились, дальше пробирались меж навесов, шалашей и земляных укреплений, обступавших хлипкие вышки с наблюдателями, засевшими на насестах, будто ощипанные петухи. Добравшись до высокой изгороди, сплетенной из стеблей тростника и веток ивы, капитан гвардейцев громко, ни к кому конкретно не обращаясь, заявил:
– Дальше голое поле – за ним засели хабрийцы! Вы на передовом рубеже – у вас хороший шанс при атаке захватить вражеское знамя! Или героически погибнуть! Удачи – да помогут вам боги!
Сообщив эту скудную информацию, капитан зашагал обратно – за ним, будто цыплята за наседкой, потянулись остальные гвардейцы. Офицеры, впервые за несколько дней оставшиеся без «опекунов», выглядели растерянно. Даже вечно невозмутимый Эрмс как-то не смотрелся – видимо, все эти хронические унижения сильно на него подействовали. Со всех сторон на новичков смотрели повылазившие из разных щелей зеваки, многие при этом злорадно ухмылялись – очевидно, печальная история Второго Артольского для них не была тайной.
Полковник Эрмс начал действовать первым. Каким-то непостижимым чутьем определив среди зевак старшего офицера, он, картинно отсалютовав шпагой, представился:
– Полковник Эрмс, командующий Вторым Артольским полком армии Ании.
– Бригадный генерал Меган, Первая Тинайская армия Империи. Добро пожаловать на позицию – вас… э-э-э… выделили для… гм… для усиления моей бригады. Если это так можно назвать… Слева позиция стрелкового полка – в случае вражеской атаки он должен вести стрельбу с фланга. Правее – пехотный полк, он прикрывает наших инженеров, они сейчас устанавливают дальнобойные машины, чтобы сделать приятное ребяткам Фоки. Вы располагайтесь прямо здесь – посредине. Разведка у хабрийцев хорошая – наверняка они уже просчитали наше расположение, так что не исключено, что бить будут именно сюда. Вы в таком случае не теряйтесь – хватайте побольше знамен.
Неприкрытая ирония в голосе молодого генерала ничуть Эрмса не смутила. Он как ни в чем не бывало поинтересовался:
– Вы не могли бы кое-что уточнить?
– Разумеется. Вы, наверное, хотите для начала узнать, какого цвета знамена Хабрии, чтобы в горячке боя не перепутать? – Имперские офицеры за спиной генерала расхохотались.
– Да какое мне дело до этих знамен? Вы меня пустяками не загружайте, скажите главное – где в этом вонючем клоповнике лучшие женщины и приличная выпивка?
Генерала неуместный вопрос несколько смутил – он, теряя инициативу, ответил с толикой растерянности, еще не понимая, с кем связался:
– Должен вас огорчить, но у нас здесь регулярная армия Империи, занявшая боевую позицию. Здесь вообще нет женщин, и выпивки не достать.
– Ну насчет женщин не удивлен – вы, имперцы, поголовно мужеложцы, это все знают. Для вас чем дальше бабы, тем радостнее жить, вот и не хотите про них знать. Но не надейтесь – полковник Эрмс даже в подобном гнусном месте прекрасных дам для себя все равно найдет. Так что пусть эти шалопаи, что строят мне глазки за вашей спиной, при этом жеманно похохатывая, умерят свой пыл – я на их зады не польщусь. Мы, анийцы, не такие: у нас если штаны носишь, значит, мужик, а не наоборот. Насчет выпивки тоже вопрос решим – у меня даже самый тупой солдат умеет найти хорошее вино посреди безлюдной пустыни, а уж здесь вообще просто будет. Это ведь не ваши элитные кретины, которые в ясный полдень свой член найти двумя руками неспособны. А может, там и искать нечего – прыщи тощие.
Генерала слова полковника огорчили. Он покраснел, как переваренный краб, заметно надулся, чуть ли не со свистом выдал:
– Вы что себе позволяете?! Сгною!!! Да ты на кого голос поднять осмелился!!!
Офицеры за его спиной зароптали, кое-кто даже за рукояти шпаг и мечей хвататься начал. Но на Эрмса это не подействовало – он, отыгрываясь за все унижения последних дней и хронический дефицит алкоголя в организме, сейчас был в ударе:
– Голос поднять? Шутите? Да я почти шепотом с вами говорю – это вы, наоборот, визжите, как кастрируемый поросенок. И что значит осмелился? Вы что, считаете, что вы что-то для меня значите и я боюсь при вас слово лишнее сказать? Так это глупейшее заблуждение – ничего вы для меня не значите. Ваши стрелки слева, а пикинеры справа? Вот там и шатайтесь, раз вам бабы и выпивка неинтересны, а здесь пробегайте поживее, не задерживаясь: мои люди с вами флиртовать не будут, даже не мечтайте. Мы пришли, чтобы заткнуть брешь в этой вашей насквозь дырявой позиции. И полк наш сделал это по приказу князя Ании, отданному нам через капитана его гвардии, – мы подчиняемся только ему и его людям.
Невзирая на его придирки из-за какой-то потерянной тряпки, мы по-прежнему ему верны, и так будет всегда. А вас мы знать не знаем, на князя Ании вы точно непохожи, и пытаться тут нами командовать нечего – идите своими крашеными мужеложцами командуйте, у вас это замечательно получается. А если до вас и сейчас не дошло, как я к вам отношусь, то можете встать вон под ту вышку. Я на нее залезу – и справлю на вас сверху большую нужду: может, тогда до вас наконец все же дойдет вся глубина моего неуважения к таким, как вы, и весомость основания игнорировать абсолютно все ваши так называемые приказы. Эй! Фол! Ты у нас парень хваткий! Организуй детальную разведку окрестностей – надо срочно найти нормальных баб! Можешь даже в лагере врага их поискать – я плевать хотел на все их знамена, но не на женщин! Хфорц! Если ты в ближайшее время не разыщешь приличного вина, я буду тобой недоволен! Если твои ребята обнаружат нечто покрепче, не вздумайте это проигнорировать – тащите сюда все, что горит! Эй, генерал, а ты чего надулся, будто кот при виде карликового пуделя? Да и покраснел так, что впору о тебя фитили поджигать. Сходил бы ты к врачу, что ли, – вид у тебя нездоровый больно. И не забудь своих пышнозадых дружков с собой прихватить – нечего смущать моих солдат.
* * *
Тим осторожно раздвинул стебли тростника, жадно уставился в образовавшуюся брешь в верхушке изгороди. Зрелище, открывшееся его взгляду, было скучным – он ожидал большего. Слева и справа вздымались склоны скалистых холмов, чем дальше на север, тем они становились круче, превращаясь в настоящие горы. Но странное дело – между этими природными стенами дно долины оставалось практически ровным. Будто исполинская дорога, оставленная древними великанами. Здесь и впрямь тянулась дорога – продолжалась та самая насыпь, по которой полк сюда добирался. Но примерно в миле от того места, где сейчас находился Тим, ее перегораживала аналогичная изгородь, сплетенная из подручных материалов. За нею, очевидно, укрывались хабрийцы.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Ап: Тим разглядывал противника, стоя на его спине.
– Странное место. Будто дорога великанов, проложенная через горы. Слева и справа скалы, а между ними узкая долина тянется.
– Ревущий проход это, – бурчащим тоном пояснил Глипи.
Он был недоволен, что первым взглянуть на врага послали Тима, а не его.
– Ты здесь бывал уже? – уточнил Тим.
– Да, пару лет назад, когда охранником у купцов работал. Эта долина насквозь хребет пересекает – самый лучший путь в Тарибель. Ты хабрийцев видишь там?
– Не вижу. Но я вижу вдалеке такой же забор, как и этот. Наверное, они за ним укрываются. Дальше видно несколько вышек, и вдали проглядываются верхушки палаток и шатров. Видимо, их лагерь.
– Зачем здесь столько заборов? – не понял Ап.
– Знаешь, за что этот проход Ревущим называют? – ответил Глипи. – Потому что ветер здесь иногда так разгоняется, что шлем может с головы сорвать. Вот за таким забором хорошо укрываться. Да и вообще при такой войне вещь удобная – не видно, кто что делает. Я тут с местными стрелками перекинулся парой слов, так они говорят, что если у изгороди хабрийцы замечают движение, то из огромной трубы выпускают туда железные шары – с дыню размером.
– Они что, тупые кретины? – удивился Ап. – Да за такой кусок железа можно жменю меди получить. Чего это они такие щедрые?
– Ну и дурак же ты, Ап, – вообще в военном деле ничего не смыслишь, – хохотнул Глипи. – Это вроде снаряда для катапульты, только он не каменный, а железный. Прилетает и кусок изгороди сносит. А кого заденет, в клочья разрывает. Парню одному руку вместе с плечом оторвало, а у пикинеров, говорят, сразу двоих хоронить пришлось. С тех пор народ не высовывается – и правильно делает. Ты, Тимур, там не показывайся – не нужно нам, чтобы тебя заметили.
– Не заметят – я осторожно смотрю. Наверное, у них такие же пушки, что на тех кораблях стояли.
– Не напоминай мне про корабли, – взмолился Ап.
Тим и сам не любил поднимать эту тему – из всех кораблей, на которых он побывал, не утонул лишь последний. Да и как ему было утонуть в мелкой реке?
– Глипи, ты же у нас бывалый парень, воевал – может, что полезное посоветуешь?
– Тимур, слезь с Апа, дай я взгляну, каково там, а уж потом скажу.
Тим послушно уступил место. Глипи, быстро изучив открывшийся вид, присвистнул.
– Что там? – насторожился Тим.
Неужели он чего-то не заметил?
– Да я не пойму, почему хабрийцы вообще остановились и начали эти заборы строить. Они ведь почти вышли из прохода – вон равнина перед носом. Шли бы и шли дальше – их ведь никто даже не думал останавливать. Тут вообще боя не было – они попросту остановились. Чудно как-то – вояки ведь везде одинаковые. Пока не уткнутся лбом в стену, которую с ходу не прошибить, не остановятся. А здесь остановились. Вы заметили, что солдат здесь немного? В основном имперцы дальше стоят, вдоль дороги, уже по равнине. И вояки там потрепанные все – раненых много, да и видок потасканный. Явно из Тарибели пришли – не один бой выдержали. Там их пополняют, наверное. А здесь всего горстка за забором сидит. Если у этого Фоки так много солдат, как все говорят, то он бы прошел здесь, преграды не заметив.
– Эй! Полководец! Слезай-ка с моей спины! Тебя не рассуждать туда послали, а советы дельные подсказывать! Философ лопоухий!
– Да ладно тебе, Ап, дай еще чуток посмотрю, от тебя ведь не убудет. Тут, ребята, не все так просто. Левее, под дорогой, ручей тянется, и берега у него топкие, тростником заросшие. Вот из этого тростника заборы и понаделали. Если хабрийцы попрут, то в таком месте идти не станут, вот потому напротив него генерал и поставил своих стрелков. А вот перед нами и вправо – как на дне сковороды, все плоско. Если конница попрет – сметет эту изгородь, даже не заметит. Надо рогатки ставить и колья вбивать.
– Без тебя будто никто не знает, – хмыкнул Ап. – Раз не ставят, значит, замысел есть на это. Они ведь и своим мешать будут, если в атаку идти. Вот потому, наверное, и не приказали делать.
– Ты советы умные хотел или что? Если советы, то одно советую: когда хабрийцы попрут – бегом все бросать и драпать к стрелкам. По ним конница в лоб точно не ударит, а от пехоты они отобьются. Видали, какие у них арбалеты? По две жилы толстенные! Из такого можно за сотню шагов пробить грудную пластину.
– Ладно, слезай с меня, болтун. Пойдемте назад. Надо взять всех наших и поискать вдоль этого ручья тростник – может, не весь вырезали. К возвращению Фола хоть какой-нибудь шалашик поставим или навес. Да и дров на костерок не помешает.
– А офицеры где разместятся? – поинтересовался Тим.
– Это забота офицеров, – ответил Глипи. – Уж они в шалашах жить не будут. Купят себе шатры или палатки.
– Так ведь князь приказал казну у полка отобрать.
– Ну и что? Без денег кто полк оставит? Хоть немного у полковника быть должно. А вот о себе мы сами должны позаботиться.
– Эх, знал бы – сплавал к обломкам «Афилиотиса»: можно было попытаться мачту до берега дотащить – она где-то на волнах осталась. Кусок паруса сейчас бы не помешал.
– Задним умом все умные, – вздохнул Ап. – А уж жратвы сколько осталось в трюме – жалко подумать даже. Интересно – кто нас здесь кормить будет? Мне кажется, что этот генералишка от нас откажется – слишком круто его сегодня Эрмс пропесочил. Вы слыхали каково? У меня до сих пор живот от смеха сводит, как вспомню.
– Да как не услыхать – весь полк слышал, – ухмыльнулся Глипи. – Полковник на язык богат, вот только неприятности у нас через его язык будут. Здесь ведь одни имперцы в округе – не стоило ему с ними отношения портить из-за пары насмешек. У нас ведь даже котлов нет, чтобы сварить кашу себе, да и кашу варить тоже не из чего. Просить у соседей – бесполезно: теперь точно не дадут.
* * *
Тим впервые находился в настоящей армии, на настоящей войне – стычки со степными соседями не в счет, да и накхи не пускали мальцов в серьезные заварушки. Из собственных представлений и рассказов бывалых вояк он сделал вывод, что на войне все просто – все только и заняты тем, что пытаются прикончить как можно больше врагов, не допустив при этом своей смерти или потерь среди подчиненных. Ни о чем другом никто не рассказывал. Максимум поведает старик, как переправу тяжелую устраивали через раздувшуюся реку или от жажды страдали посреди сухой степи. Сейчас Тим находился на передовой линии: здесь соприкасались две огромные армии, по логике кровь должна литься бурными потоками – ведь ради этого они здесь и собрались.
Ничего подобного – за два дня, которые Тим провел на передовой, ему довелось увидеть лишь два трупа. Вестовой свалился с лошади, умудрившись свернуть при этом шею. Несколько геррских пикинеров, добравшись до Ревущего прохода, в первую же ночь накурились дурманящей травы, после чего отправились к позиции хабрийцев и издалека принялись их обзывать разнообразными нехорошими словами. В ответ во тьме сверкнуло несколько вспышек выстрелов из пороховых трубок, после чего «герои» вернулись назад, волоча одного убитого и пару раненых. Еще несколько раз, бывало, палили пушки врага, но ядра прилетали с недолетом или никого не задевали.
Но это не означало, что солдаты бездельничали – военная жизнь оказалась очень напряженной. Первый день полк дружно обустраивал себе лагерь, устанавливая тростниковые навесы и шалаши. Утром задул местный знаменитый ветер и снес абсолютно все – пришлось все делать заново. На случай атаки противника ставили дополнительное укрепления, – из ивняка и того же тростника плели грубые подобия корзин, засыпали их комками земли и глины и ставили что-то вроде ступенчатых стен. Преграда для кавалерии почти непреодолимая, а вот копейщикам из-за нее работать весьма удобно. Да и ядра чугунные в такой увязать должны.
Помимо строительства солдаты постоянно пребывали в поиске «пожрать и выпить». Если на первое офицеры реагировали вяло, то второе им очень не нравилось – рядовой состав к выпивке не должен допускаться ни в коем случае. В военном лагере со спиртным дело обстояло плохо – стражники взашей гнали торговцев с бутылями и кувшинами, иной раз даже товар выливали на землю. Но зато милях в трех к югу, в стороне от дороги, располагался целый импровизированный рынок – там покупалось и продавалось все, что угодно, и «белые нагрудники» туда не совались. У простых солдат с наличностью дело обстояло плохо, но с деньгами ведь и дурак купит, а без них включай смекалку. Бойцы воровали все, что видели, – торговцам стаскивали седла, оружие, шанцевый инструмент, одежду, украденную у ротозеев-офицеров, хабрийские снаряды, собираемые перед позицией. Один оригинал ухитрился притащить стыренную у бригадного генерала породистую собаку, а другой обнаглел настолько, что увел эгонского скакуна у кого-то из свиты самого принца Монка. Публичные экзекуции или даже казни особо жадных воров к снижению уровня воровства не приводили – солдат от этого отучить было невозможно.
Чуть дальше, за «рынком», расположились сотни телег и фургонов, на которых вслед за армией притащились не особо изысканные барышни. Те, что попроще, за несколько медяков были милы с солдатами, дамочки посерьезнее выгребали серебро из офицеров. Причем даже дисциплинированные имперцы не чурались их услуг. Тиму однажды довелось там сторожить лошадь ценатера Хфорца – он приобрел клячу на том же рынке и пользовался ею исключительно для наведывания в логово шлюх. Так пока ждал развлекавшегося офицера, видел немало интересных личностей. Даже высокоморальный генерал Меган мелькнул в этом гнезде разврата, причем в компании с армейским жрецом.
Несмотря на предельно хамское поведение анийского полковника, его солдат имперцы на произвол судьбы не бросили – уже в первый вечер выделили им котлы и мешки с продуктами. Мяса, к сожалению, выдавали мало, да и некачественное – жилы, кости да требуха. Маслом тоже не баловали. Но анийцы, оправдывая репутацию первостатейных воров, это дело быстро исправили – в первую же ночь святотатственно украли две амфоры с отличнейшим маслом, использовавшимся жрецами для освещения своего походного храма. С мясом было сложнее, но тоже не безнадежно. Так, к примеру, Глипи, подкравшись темною порой к офицерской лошадке, жестоким и хитрым способом вбил ей под ухо тонкий гвоздь. Бедное животное при этом не умерло, но сильно приуныло. Хозяин, решив, что конь его стал жертвой заразной болячки, коими славились военные лагеря, поспешил отдать его солдатам, приказав отвести подальше и забить. Забить-то забили, но отводить никуда не стали – «добыча» пошла в котел.
Все эти воровские и снабженческие дела отнимали много сил и времени. В промежутке между армейскими делами солдаты постоянно были заняты – или занимались криминальными проказами, или обдумывали планы новых злодеяний против воинского имущества. Даже Тим не избежал этой тенденции – замарался в мелком преступлении. Договорился с одним марутским интендантом, и тот ему за несколько медяков притащил три жильные тетивы и полторы дюжины стрел. Воровал, конечно, не Тим, а интендант, но элемент соучастия присутствует. После этого юный степняк наконец смог заняться луком – испытал его в деле и в целом остался доволен. Непривычно немного – у степняков не такие, но, если приловчиться, лук должен бить ничуть ни хуже. Несколько часов пришлось потратить на сооружение простенького лыкового колчана. Теперь в полку появился свой лучник. Жаль только, командиры не оценили – они, по примеру Эрмса, вообще почти не лезли в суровые будни солдатской жизни. Обычно офицеры целыми днями пьянствовали или отсыпались после ночных эротических приключений. А жаль – Тим не против был услышать от них пару лестных слов. Имперцы, стоявшие по соседству, и то с большим вниманием отнеслись – стрелок с легендарным луком вызвал у них огромный интерес.
Вся эта рутина поглощала время Тима почти без остатка, но он все равно ухитрялся выделять минуты на изучение прибывающих полков и вообще старался быть в курсе всех событий. Говорил мало, слушал много и замечал не только возможность что-нибудь утащить, а и вещи посерьезнее. Группировка имперской армии и войск их союзников усиливалась с каждым часом. Он уже на второй день не мог даже приблизительно сказать, сколько же здесь народу собралось. Может, сто тысяч, а может, и двести – неизвестно. Скученность была дикая – вдоль дороги на несколько миль палатка к палатке стояли.
Тиму довелось повидать немало интересных людей – у Империи союзников хватало, и среди них немало экзотических. Отряд какого-то островного царька сиял позолоченными пластинчатыми доспехами, у другого воины были безо всякой защиты – в кожаных штанах и голые по пояс, но с огромными круглыми щитами из многих слоев странного вида кожи, натянутой на раму. Зеваки любезно сообщили, что это легендарные бешеные воины, идущие по пути тотемной акулы, и кожа на их щитах человеческая. Пара сотен чернокожих лучников, выбритых до блеска и со спиральными татуировками по всей голове, тоже впечатлила. Многочисленные группы имперских дворян Тима поразили: в тяжелую броню были закованы не только всадники, но и лошади. О приближении этих передвигающихся крепостей можно было догадаться издалека – по сильному грохоту, издаваемому латами даже при тихой езде. Железа на одного всадника уходило столько, что хватило бы на полную экипировку и вооружение сразу четырех воинов-накхов.
Прокормить такую ораву непросто: сотни тысяч людей и лошадей – это тебе не мелкое становище. Телеги с продовольствием и фуражом шли непрерывным потоком, но все равно в лагере постоянно возникали проблемы со снабжением. Слишком уж огромна эта сборная армия, да и растет с каждым часом. Расти до бесконечности невозможно – рано или поздно наступит момент, когда солдаты начнут голодать или от скученности и антисанитарии вспыхнет эпидемия. Не зря имперские врачи в каждый угол суют свои носы, заставляя солдат пить какие-то подозрительные настои и порошки, или окуривают уборные вонючим дымом.
Приближается непростой момент – вот-вот армия выступит на север. В ветреном горном проходе разгорится такая битва, какой в этом мире уже тысячи лет никто не видел.
Тим, как и многие в его возрасте, частенько грезил о подвигах, но лезть в битву не стремился. Записываясь в армию Ании, он рассчитывал на другое – на тихую короткую службу и комфортную дорогу в Империю. Драться за Империю он не собирался.
