ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В ней рассказывается о формировании армии, а также о важности высокой нравственной чистоты воинов и о необходимости четкого внутреннего распорядка
После безвременной кончины муфлона Мукраула (мне сразу показалось, что не стоит ему со мной связываться) я направился назад к Стерпору. Поскольку муфлон занес меня довольно далеко, в самые дебри, где обретались только его корявые соплеменники, путь мне предстоял неблизкий. Я долгое время блуждал по лесу, стараясь определить нужное направление, а потом побрел через бурелом, стараясь придерживаться севера. Очень скоро я попал в болото, весь вымок и с трудом оторвался от десятка странных существ, преследовавших меня сладострастными стонами, но нападать так и не решившихся. Я долго топал мокрым, пока наконец одежда не высохла. По закону подлости, через несколько миль мне пришлось преодолевать речку. Брода найти не удалось, так что переправлялся я вплавь. Долго рассказывать обо всех злоключениях лесного путешествия не буду, скажу только, что в конце концов я все же выбрался из леса, попал на равнину и некоторое время брел по полю, высоко поднимая ноги — стебли странной жесткой травы так и норовили впиться в подошвы сапог. Когда к закату я выбрался к южному торговому тракту, то не поверил своим глазам — места оказались знакомые. Отойдя немного в сторону от пыльной дороги, я улегся в поле и немедленно заснул.
Как только выглянуло солнце, я проснулся и двинулся дальше на север, к столице. Сначала я предполагал, что мне удастся подкараулить на дороге какой-нибудь обоз или торговый караван, чтобы побыстрее добраться до Стерпора, но все обозы, как назло, двигались в противоположную сторону. И не просто двигались — они неслись с огромной скоростью, словно кто-то за ними гнался. Купцы покрикивали на погонщиков, и те заставляли лошадей мчать во весь опор. На меня, двигающегося в сторону Стерпора, охрана обозов посматривала как на сумасшедшего…
Меня так мучили голод и жажда, что я предпринял попытку встать на пути разгоряченных лошадей, но в последний момент пришлось отпрыгнуть в сторону, поскольку погонщики и не думали останавливать взмыленных животных, а умирать мне еще было рановато. На одиноких путников спешащие торговцы не обращали никакого внимания. Можно было умереть от жажды, растянуться в дорожной пыли и навсегда застыть, в последний раз взглянув на ослепляющее солнце, но никто бы все равно не остановился. Голову тебе размозжили бы тяжелые копыта лошадей, да колесо одной из телег прошлось по телу…
Я замотал лицо по самые глаза оторванным рукавом шелковой рубахи, чтобы в нос не забивалась дорожная пыль, серым облаком висевшая над дорогой. Мне представлялось, что узнать меня в таком безобразном виде невозможно. Но здесь я оказался не прав. К этому времени моя популярность в Стерпоре уже возросла настолько, что кое-кто, обладающий зорким зрением, в конце концов различил, кто скрывается под этой маской.
После того как я был опознан, в пути мне все чаще стали встречаться какие-то подозрительные личности в запыленной, как и у меня, серой одежде. Кое-кто из них просто жал мне руку и сообщал, что час грядет и в этот час он непременно будет со мной, другие с самым значительным видом предлагали мне поддержку в борьбе. Я неизменно соглашался, но большинство незнакомцев, пройдя со мной не больше мили, отставали. Парочка ходоков притащила мне бочонок со светлым элем, который я, вдоволь напившись, бросил на дороге, а одна сердобольная женщина принесла головку сыра. Я с жадностью жевал сыр, а она стояла и гладила меня по голове, приговаривая: «Храни тебя силы небес, наш спаситель!» На глаза ее навернулись слезы, и она, внезапно устыдившись своей слабости, убежала.
А я все шел и шел вперед, к концу путешествия меня сопровождало не меньше сотни человек. Все они проявили завидное упорство, разделив со мной тяготы и лишения длинного пути. Наконец я выбрался к поселению, где меня ожидали. К тому времени я уже, подобно Ламасу, опирался на посох и еле волочил от усталости ноги. Правый сапог мой приказал долго жить, развалившись на куски, а от левого отлетела подошва. Наплевав на пыль и конспирацию, которая теперь все равно была бесполезной, я снял тряпку с лица и примотал подошву — хотя бы левая нога будет цела. При виде моей жалкой, ободранной и исхудалой фигуры, выползающей на вершину очередного холма, послышался громкий хор голосов, приветственно выкрикивавших: «Слава Дарту Вейньету, королю Стерпора!» В оседающей туче пыли, поднятой бегущим ко мне народом, я различил крупное поселение. Мужики кидали вверх шапки, потрясали кулаками и всячески радовались моему визиту. Толпа за моей спиной мгновенно смешалась с толпой, приветствующей меня. Люди знакомились друг с другом, обнимались и поздравляли друг друга с началом борьбы.
Пределы побери, мне было очень приятно их отношение к моей персоне. Я подумал, что, возможно, здесь мне удастся раздобыть новые сапоги, а может быть, и какую-нибудь клячу, чтобы двинуться дальше к Стерпору.
Меня вдруг подхватили на руки и, подбрасывая в воздух, понесли к домам. «С нами Дарт Вейньет, — кричали они, — с нами великий король Стерпора!» В этот момент я внезапно осознал, что стал необыкновенно популярен в народе. Было ли это заслугой, результатом «наглядной агитации» Ламаса или прочих действий глупого Алкеса, оставалось только догадываться. Как бы то ни было, сейчас я понял, что народ Стерпора вовсе не так инертен, как мне когда-то представлялось. Люди лишь ожидали своего часа, они молча терпели несправедливость до появления настоящего предводителя, того, кто поведет их вперед и станет лидером восстания. Вне всяких сомнений, это должна была быть особа королевского происхождения, и я подходил им как нельзя лучше. Раскрутка, как выражается Ламас, состоялась!
— Вы были рождены, чтобы возглавить борьбу, — заявил мне дородный бородач с сумасшедшими карими глазами и невнятной дикцией, словно прочитав мои мысли, — вас уже ждут, милорд.
— Кто ждет? — удивился я.
— Ну, как же, ваши ближайшие сподвижники, — ответил он, — они пришли к нам неделю назад с известием о том, что вы собираете армию, мы встретили их, как и подобает встречать посланцев короля…
Меня аккуратно опустили на землю. Я поднял вверх руку, намереваясь произнести длинную проникновенную речь, как меня когда-то учил Альфонс Брехкун, но потом вспомнил, чем закончилось мое выступление на одной из центральных улиц Стерпора, и сказал кратко:
— Я обещаю вам всем, поддержавшим меня, что никогда не забуду о вас. Когда я стану королем, каждый сможет прийти ко мне с просьбой, и каждому я обещаю помочь лично…
Я замолчал. Люди отреагировали на мои слова более чем бурно, они ринулись вперед, каждый хотел меня обнять и облобызать, меня подхватили на руки и принялись швырять вверх, снова и снова, пока я не закричал: «Хватит! Хватит!» Тогда радость их немного поутихла, и меня опустили на землю…
— И где же мои сподвижники? — осторожно спросил я, чтобы, не дай бог, ничем опять не вызвать их бурной радости. — Где я мог бы найти их?
— Я провожу, — вызвался бородач. Судя по всему, он был здесь за главного и в подтверждение моих мыслей кивнул. — Я тут староста.
«Он что, и правда мысли читает? Тогда лучше некоторое время почти не думать».
— Вряд ли это получится, — сказал бородач.
— Что? — Я почти подпрыгнул.
— Да это я не вам, милорд, — немедленно откликнулся бородач, — это меня Марра спросила, не сможете ли вы сегодня разделить с ней ложе?
— А-а-а, — слегка успокоенный, выдавил я, но все же решил некоторое время контролировать ход своих мыслей. Вид у бородача был хоть и бесхитростный, он все же вызывал у меня некоторое беспокойство.
Староста провел меня в небольшой домик, в котором, как выяснилось, располагалась местная таверна. Сейчас большинство завсегдатаев торчали возле окон, наблюдая, как внутри едят и пьют господа, приближенные к будущему королю Стерпора Дарту Вейньету.
Бородач толкнул дверь, и мы вошли внутрь. Кар Варнан и Ламас сидели за столом, уставленным яствами и пустыми бочонками из-под светлого эля. На коленях колдуна расположилась полуобнаженная девушка; запустив пальцы в его растрепанную бороду, она старалась ее пригладить. Другая девица спала возле Варнана, уронив белокурую головку на его волосатую руку, в другой великан сжимал глиняную кружку, размахивал ею в воздухе и что-то напевал. Мутные взгляды моих сподвижников с трудом сфокусировались на мне.
«Надо же, и престарелый колдун туда же, — подумал я, — всегда подозревал в нем порочные наклонности… Экие они все же подлецы».
— О, так вы чего, живы, что ли? — глупо улыбаясь, с явным удивлением сказал Ламас. — А мы вот все здесь пьем и пьем… думали, раз вы того, хоть попировать напоследок…
— … За нашу победу! — Кар Варнан попытался подняться и громко икнул.
— А ну-ка встать! — яростно заорал я, чем сильно перепугал всех присутствующих.
Бородач в страхе развернулся слишком резко и приложился лицом о дверной косяк. Ламас вскочил, словно его вдруг привел в действие какой-то необычайно эффективный механизм. Варнан некоторое время покачивался, сжимая в дрожащей руке кубок, затем залпом осушил его и медленно осел на дубовый стул.
— Пока я претерпеваю в пути самые жестокие лишения, — начал я, прохаживаясь вдоль стола, — пока я сбиваю ноги о камни этого чертового королевства, вы, вместо того чтобы оказать посильную помощь своему господину, своему будущему королю наконец, пользуясь незаслуженно моей заслуженной славой, пируете!
— Не стоит так волноваться, милорд, — медленно проговорил Ламас, он налил эля в громоздкий серебряный кубок и протянул его мне, — подпольные силы Стерпора только и ждали вашего возвращения, так что теперь мы можем собирать армию… да, собственно, она уже начала собираться сама собой.
— … Мы всегда знали, — Кар Варнан поднял вверх указательный палец и с удивлением посмотрел на него так, будто видел впервые в жизни, — что такой человек, ик, как вы, не про…падет…
— Думаю, мятеж стоит начинать изнутри, из самого Стерпора, — заметил Ламас. Он с умилением наблюдал, как я на глазах обретаю благожелательность по мере того, как уменьшается содержимое кружки, — милорд, мы немедленно направимся туда… Сейчас только допьем все это.
— Немедленно не получится, — сказал я, — сначала я должен отдохнуть и набраться сил. Где Рошель?
— О, она в полной безопасности, милорд, — заверил меня Кар Варнан, — она здесь, в деревне, за ней ухаживают, как за королевой.
— Она и есть королева. — Я почти успокоился и сел за стол. — Что это за жалкие объедки я тут наблюдаю, прикажите-ка принести свежей еды, король вернулся. Вы меня слышите?
— Конечно, конечно, милорд, — придерживая ушибленное лицо руками, словно оно могло осыпаться на пол, староста распахнул дверь, — сейчас мы все сделаем в лучшем виде.
— Сегодня мы останемся у вас, — заметил я, — а к завтрашнему дню приготовьте нам трех лучших коней, мы отправляемся в Стерпор.
— Все будет сделано в лучшем виде, милорд. — Бородач поспешно удалился выполнять мои указания, а я наколол кинжалом большой кусок копченого мяса, поднес его к лицу и ощутил исходящий от него одуряющий аромат.
«Боже, как же давно я ничего не ел…»
Пировали мы довольно долго. Я выбрался из таверны только к вечеру, ухватился за перила крыльца, чтобы, чего доброго, не свалиться, и сбежал по ступеням.
Когда я вошел в домик, где поселили Рошель, она спала, ее светлые волосы разметались по подушке, на лице застыла безмятежность. Я приблизился, присел рядом, вглядываясь в ее родные черты, потом взял правую руку и нежно поцеловал. Рошель немедленно проснулась, ее ресницы затрепетали, и она открыла глаза.
— Наконец-то, — проговорила она и обхватила меня за шею, — я уже не знала, что и думать, мой герой, ты все-таки спас меня. Как я была неправа, когда обвиняла тебя! Какая я была глупая! Ты такой смелый, ты так рисковал.
— Да, — серьезно сказал я, — это было непросто, и я надеюсь на достойную награду, — и, рассмеявшись, положил ладонь ей на грудь.
— Какой ты все-таки нахал, — проговорила она, улыбнувшись.
— Мне полагается по статусу, это голос королевской крови, ничего не могу с ним поделать, — ответил я.
Я попытался ее поцеловать, но она приложила пальцы к моим губам.
— Теперь ты уже никуда не уедешь? Ты будешь со мной?
— Конечно, я буду с тобой… — Я отстранил пальцы и наконец запечатлел поцелуй на ее губах, он был длительным и опьяняющим… — По крайней мере до завтра…
— Что?! — вскричала Рошель, резко отстраняясь. — Ты что, уже завтра собираешься куда-то?!
— Дела государственной важности, — ответил я, отстегивая ножны с фамильным мечом, — но ты же все понимаешь, моя дорогая, ведь я король, а ты моя будущая королева…
— Ты сделаешь меня королевой? — вскрикнула Рошель.
— Конечно, — очень серьезно ответил я, — ты будешь королевой, — не зря же я вытащил тебя из караульной башни, я опекаю тебя, забочусь о моей малышке. Ты знаешь, — я задумался, — мне кажется, я всегда знал, что ты будешь моей королевой, с того самого момента, как мы столкнулись тогда, на одной из улиц, возле постоялого двора Руди Кремоншира. Ты плакала из — за того браслета, твои глаза были наполнены слезами, а я решил, что у тебя какая-то страшная беда.
— А ты показался мне таким благородным, — «простите пожалуйста, я вас не ушиб?» — Она рассмеялась.
Я заключил ее в объятия и принялся целовать…
Наутро мы втроем отправились к Стерпору. Несмотря на беспокойство старосты, который считал, что эта вылазка может быть очень опасна, я принципиально не взял с собой больше никаких провожатых. После путешествия на южные рубежи Стерпора я уверился в мысли, что мои спутники, несмотря на их некоторую странность, посланы мне в помощь самим провидением и втроем мы составляем силу, способную справиться с любыми опасностями…
— Что-то я не понял, — сказал Варнан, глядя на город с высокого холма, вид отсюда открывался самый живописный.
— А ты нечасто что-нибудь вообще понимаешь, — немедленно откликнулся Ламас.
— Посмотрите, что стало со Стерпором, милорд. — На лице великана изобразилось недоумение.
Я пригляделся и понял, что вызвало удивление у Кара Варнана. Город за время нашего отсутствия сильно изменился — теперь он полностью был готов к тому, чтобы встретиться лицом к лицу с неприятелем. На укрепленных стенах стояли высокие чаны со смолой, катапульты безвестного изобретателя из Вергарда, а также люди — сотни вооруженных лучников, их маленькие фигурки были едва заметны на фоне серого, затянутого тучами неба. Судя по всему, их расставили по периметру всей городской стены. Ворота, через которые мы намеревались войти в город, были открыты, но сейчас через них в Стерпор шли толпы вооруженных воинов, они тащили с собой подводы с провиантом, несли за плечами сооружения для палаточного лагеря, другие уже расположились возле южной стены города, всюду горели костры, сновали фигуры солдат короля.
— Алкес стягивает войска в Стерпор, — я обернулся к колдуну, — он что, объявил кому-то войну?
— Да, милорд, — обрадованно потирая ладошки, заметил Ламас, — он объявил вам войну.
— Мне? — удивился я.
— Вам, вам, — Ламас принялся приплясывать, — это значит, что он вас опасается и почти уверен, что вы готовы к тому, чтобы с армией своих сторонников взять Стерпор.
— Я думаю, — проговорил я и принялся подергивать серьгу, — нам не следует обманывать его ожиданий. Насколько я знаю, сторонников у меня немало. Даже в самой столице.
— Вы должны пройти по стране, милорд, чтобы собрать армию, а потом мы пойдем и заберем у вашего брата королевскую власть. — Ламас выглядел торжественно, словно предвидел текущее развитие событий.
— Правильно, — согласился я, — и тогда ты получишь свои двести золотых.
— Я — алмазные рудники, — напомнил Кар Варнан.
— А вы станете королем Стерпора, то есть заберете то, что принадлежит вам по праву рождения.
— Истину говоришь. — Я развернул коня и бросил последний взгляд на укрепленный город.
К нему все продолжали стягиваться войска. Они шли со всех сторон. Должно быть, Алкес отдал приказ следовать в столицу всем гарнизонам, возможно, оставил беззащитными даже границы. Если бы неприятель пожелал сейчас напасть на королевство, он удивился бы, не увидев ни блеска оружия, ни звуков команд, ни крепкого строевого шага — все силы Стерпора король предпочел стянуть к столице. И продиктовано подобное безумие было одним лишь страхом, который испытывал мой скудоумный брат. Он справедливо опасался, что, пока я жив и нахожусь на свободе, я в любой момент могу явиться с тем, чтобы лишить его наследства отца — королевства Стерпор. А я, в свою очередь, был уверен, что, забирая первое из королевств, выполняю отцовскую волю…
Гражданская война опустошительной волной покатилась с южных границ Стерпора, откуда я начал свое победоносное шествие, и до самой столицы на севере. Страну лихорадило. Побоища то и дело разгорались в деревнях и селах, а на улицах крупных городов, таких, как Дедер, Криор или Либер, постоянно происходили жестокие драки и столкновения гораздо серьезнее. В дело зачастую шли не только палки и камни, но и оружие. Кое-кто уже активно ковал мечи и продавал их всем желающим, а таких было немало. Самые предприимчивые кузнецы и торговцы оружием успели озолотиться, другие же считали, что ковать оружие в это смутное время — их патриотический долг, и делали свою работу почти бесплатно. Одни вооружали соплеменников для борьбы с существующей властью, другие — для ее защиты. Часто поединки между идейными противниками возникали прямо возле кузниц, мечи не успевали даже остыть. Если встречались две группировки с разными убеждениями, они получали искреннее удовольствие от того, чтобы резать друг дружку мечами, колотить по головам сельскохозяйственными орудиями, бегать друг за другом по полям и стрелять из самодельных луков. Я их искренне понимаю, потому что и сам непримиримо отношусь к идейным врагам. Сейчас таких вдруг оказалась почти половина Стерпора.
И, несмотря на то что популярность моя была велика (ей добавили серьезного веса развешанные повсюду портреты и распространяющиеся со скоростью ветра слухи), факт остается фактом — поддержали меня далеко не все. Как ни прискорбно было это осознавать, слишком многие предпочли избежать войны или встать под знамена Алкеса. Большинство моих противников считало, что власть должна быть законной, а правление моего тупоумного брата они почему-то считали вполне правомерным. Их мнение основывалось на том, что герцогство Стерпор досталось ему по наследству от самого Бенедикта Вейньета, а великий король Бенедикт-де ошибиться в выборе наследника никак не мог. Он же был семи пядей во лбу! Как бы то ни было, а разубеждать никого я не собирался. Если у людей имеются такие глубокие заблуждения насчет правящей власти, то лучший выход для них — бежать поскорее за границы Стерпора, который я теперь уже считал своим. На вполне законных основаниях, между прочим.
Штаб мой после нескольких недель скитаний наконец закрепился на юге, в небольшом селении неподалеку от Либера. Здесь народ, в отличие от северных областей, был целиком и полностью на моей стороне, а потому я ощущал себя почти королем. В некотором роде я уже и был им, хотя и правил пока сравнительно небольшой группой присоединившихся ко мне людей. Я был вершителем их судеб, их полководцем, они поверили в меня, поверили в то, что я приведу их к лучшей жизни, и я намеревался оправдать их доверие. По большей части их уверенность основывалась на не слишком хорошей жизни, которую им устроили Алкес и герцог де Бонт — непомерные налоги, отсутствие защиты от разноплеменной нечисти и разбойников, произвол властей и общая ненависть к королевским стражам, вершившим зачастую несправедливый суд.
В общем, я был окружен людьми, которые надеялись на меня, верили в меня и почти боготворили меня. Их становилось все больше и больше. Люди приходили со всех сторон, в мою армию вливались даже жители прилегающих к Стерпору областей. Они переходили границы королевства, находили мой штаб и вступали в формирующиеся отряды армии Дарта Вейньета — «армии освободителей», как ее окрестили в народе.
Лагерь вокруг деревушки, где я находился, становился все крупнее и крупнее. Ламас ежедневно подсчитывал количество моих воинов. Загибая пальцы, он бродил вокруг шалашей и навесов, расспрашивал всех об их прежней жизни, следил за настроениями среди воинов, а потом докладывал мне, что думают будущие солдаты Дарта Вейньета и кто из них кто. В основном среди ополченцев были малограмотные крестьяне, но встречались и профессиональные воины, чаще всего неудачливые наемники и дезертиры из армий Стерпора, Вейгарда и даже из Дагадора. Дагадорцам, чтобы вступить в мое ополчение, пришлось проделать длинный путь на мятежный юг Стерпора.
Разумеется, лазутчики короля встречались и здесь, на моих, как я все чаще называл их, территориях. Не мог же я в конце концов проверять лично всех, кто приходил в лагерь и желал присоединиться к моей армии. Ламаса тоже можно было обмануть, в конце концов, его расспросы носили скорее неофициальный характер, и ему сложно было выявить тех, кто действительно поддерживал меня и тех, кто только притворялся, что жаждет моего владычества.
На меня пытались совершить покушение. Один раз это был новобранец, он выглядел внешне спокойным, но потом неожиданно кинулся на меня, нацелив мне в грудь отравленное лезвие кинжала. Я вовремя ушел от удара и резко оттолкнул его от себя, так что он очутился в толпе моих сподвижников. Они в буквальном смысле разорвали его на части. Законы войны жестоки, я предпочитал, чтобы мои противники умирали мгновенно, я не испытывал к ним жалости, они шли против меня, а значит, я был вынужден столкнуть их с дороги.
Второе покушение было гораздо серьезнее. Алкес прислал с целью убить меня несколько специально обученных наемников. Они прокрались в лагерь в сумерках, им удалось убить выставленных в караул людей, возможно, потому, что караульные были не воинами, а простыми крестьянами. К счастью для меня, убийцы допустили небольшую оплошность, когда расправлялись с охраной возле дома, я услышал на улице шум и успел взяться за оружие. Когда они ворвались внутрь, я вступил с ними в схватку. Мордур не подвел меня, и, хотя противники продемонстрировали отличное мастерство, я после длительного поединка расправился с ними. Когда мои люди подоспели ко мне на помощь, встревоженные криками и звоном металла, двое нападавших уже были убиты, а третий, поцарапав мне руку клинком, пытался скрыться, его смертельно испугали мои фехтовальные навыки. Разумеется, уйти от справедливого возмездия ему не удалось: я вонзил Мордур ему в область сердца, проткнув наемника насквозь.
Мои сторонники возликовали, выразив в очередной раз восторг замечательными боевыми навыками будущего короля Стерпора.
— Кто тебя нанял? — Я поставил ногу на горло наемника.
Он все еще был жив, хрипел и исходил кровью, но упорно молчал.
— Если ответишь, то после восхождения на престол я повелю анданской церкви объявить тебя великомучеником.
Как оказалось, с этим лживым обещанием я попал в точку.
— Король Алкес, ли… лично, — он захрипел громче, дернулся всем телом и умер.
— Унесите их, заройте где-нибудь, — потребовал я, — и выставите на входе новую охрану.
Мои люди подхватили убитых за ноги и потащили их прочь из моего домика, на ходу переругиваясь о том, кто теперь будет охранять мой покой. Я услышал, как головы убийц бьются о ступени крыльца, и ощутил удовлетворение. Я вдруг подумал, что, став во главе всех этих людей, неожиданно обрел крайнюю жестокость. Откуда она взялась? Во мне вдруг проснулась безжалостность к врагам и даже кровожадность. Я жаждал крови собственного брата… Алкес, по моему разумению, поступал низко, вместо того чтобы честно вести войну, он нанимает убийц и присылает их ко мне в лагерь. Представляю, как он предварительно обсуждал это с герцогом де Бонтом. Говорил что-то вроде: «если отсечь ядовитой гадине голову, то она долго не протянет…» Я в ярости сжал рукоять фамильного меча, дернул серьгу, потом вырвал Мордур из ножен и изо всех сил ударил по поверхности широкого есеневого стола. Разрубленный напополам стол с грохотом рухнул на пол, а я принял решение выступить ровно через три дня. Пусть армия моя продолжает разрастаться, необходимо действовать, в конце концов, у людей будет возможность присоединиться ко мне уже в пути.
Приняв решение, я позвал воина, который кулаками выбил себе привилегию дежурить сегодня возле моего домика, и приказал ему пригласить ко мне Кара Варнана и Ламаса. Когда они явились, я объявил им, что мы выступаем.
— Отлично, милорд, — сказал Ламас, — с Варнаном все ясно, а какая будет моя роль?
Тут я вспомнил, что совсем забыл определить роль Ламаса в предстоящих сражениях — наверное, следовало дать ему какой-нибудь хороший военный пост при мне. Начальник штаба или что-нибудь в этом роде.
— А какую бы роль ты сам для себя хотел?
— Знаете, милорд, мне что-то кажется, — он помялся, — я совсем небоеспособен, в смысле махать мечом не смогу, так что я бы хотел наблюдать за сражением издали, ну и помогу в случае чего… советом.
— Да брось ты, Ламас, — Варнан хлопнул его по спине, и колдун еле слышно застонал, — мы же видели, как ты посохом орудовал, там, в этом питейном заведении, ну где еще вилисы были.
— Да это не я был, — вскрикнул Ламас, — а мой посох, я его просто в руках держал… Второй раз я такое не потяну, я и в прошлый раз чуть было не помер.
— Не волнуйся, Ламас, — я улыбнулся, — ты уже в том возрасте, когда мужчин увольняют из вооруженных сил в связи с их…
— Импотенцией, — захохотал Варнан…
— Фу-ты ну-ты, — свирепо поглядел на него Ламас, — я тут о деле, а ты…
— Это я так, пошутил, — жизнерадостно возвестил Кар Варнан, которого ожидаемые в ближайшее время боевые действия привели в самое счастливое расположение духа, — да ладно, сил нам и без тебя хватит, — заметил он и хлопнул Ламаса по плечу, от чего оно подозрительно хрустнуло, — думаешь, мы будем использовать в битве женщин, детей и стариков? Вот тебе сколько лет?
— Сто тридцать три, — немедленно откликнулся колдун.
— Врешь! — выпучил глаза Варнан.
— Клянусь темными богами. — Ламас прижал ладонь к груди.
— Так, посохом тебе махать точно не придется, — возвестил я, — объявляю, что ты, Ламас, официально уволен из войска в связи с преклонным возрастом и огромнейшей полезностью для нужд нового, создающегося государства, отныне ты мой придворный колдун и должен быть всегда при мне, а войскам оказывать посильную помощь магической силой. Ясно?
— Прекрасно, милорд, спасибо, — обрадовался Ламас и ухватил себя за бороду, — я обязательно что-нибудь придумаю для победы.
— Только не очень старайся, — встревоженно заметил я. Мне отчетливо представилось, как все мое недавно сформированное воинство резко проваливается под землю.
На следующий день в лагерь пришел бывший владелец постоялого двора Руди Кремоншир. С собой он привел долговязого рослого мужика с мрачным, угреватым лицом. Руди Кремоншир попросил моей аудиенции и, когда их привели в дом, где находился штаб, низко поклонился.
— Это мой брат Кугель, милорд, — сказал Руди, — вот, решили с вами быть, мы из Дедера переехали, подальше от Стерпора, когда все оттуда стали уезжать, теперь вот решили вступить в ополчение, а потом долго еще искали вас… Но слухами мир полнится, и вот мы здесь.
— Отлично, — ответил я, — рад, что вы все же дошли. Значит, решили, что лучшего короля вам не видать.
— Истинно так, милорд, — ответил Руди и ткнул локтем Кугеля: — А ты чего все молчишь? Сказал бы что-нибудь милорду, чай не каждый день приходится с королем разговаривать.
— Здрасте, — буркнул Кугель.
— Он не очень-то разговорчив. — Руди постарался оправдать мрачное настроение брата.
— Ничего, — сказал я, — главное, чтобы меч крепко держал.
— Это я могу, — немедленно подтвердил Кугель.
— Он у нас с детства скромный очень, — снова выступил Руди, — давай говори милорду, чем ты занимаешься на досуге… Что ты сюда привез?
— Ну, изобретаю я машины всякие, — откликнулся Кугель, сцепил пальцы рук и отчаянно покраснел.
— Не всякие, — Руди поднял вверх ладонь, а потрясающие, — вы бы в его сарай заглянули, милорд, да тут недалеко деревня, куда он женку перевез, всего несколько миль, там такие машины боевые — удивления достойные…
— А ты что, хорошо в технике разбираешься? — поинтересовался я.
— Нет, — ответил Руди Кремоншир, совсем не растерявшись от вопроса, — но вот мы с ним недавно одну такую машинку испытывали, он ее Люсильдой назвал…
Несчастный Кугель покраснел еще больше.
— В честь жены, — пояснил он.
— В честь жены — это хорошо, — одобрил я, — ну и…
— Так вот, — продолжил Руди, — решили мы машину его новую, это самое, испытать, так с трехсот футов чучелко разнесло, да от него ничего не осталось… Вдребезги.
— Это правда? — поинтересовался я.
— Ну, — ответил Кугель.
— И давно ты эту штуку изобрел? — спросил я.
— Недавно, — признался Кугель, — после осадной ядрометалки…
— Любопытно, — заинтересованно произнес я, — и какой же принцип действия у твоей Люсильды?
Едва я спросил, как тут же пожалел об этом. Глаза изобретателя полыхнули огнем, он глубоко вдохнул, набрал в грудь побольше воздуха и тут же заговорил, да так, что остановить его уже не представлялось возможным. Он размахивал руками, делал быстрые движения, объяснял принцип действия того или иного механизма, активно отстаивал свою точку зрения, заключавшуюся в том, что в осадной ядрометалке главное — скорость метания ядер и убойная сила, хотя с ним никто и не спорил.
Последнее изобретение мастера включало в себя многие прежние его разработки, в том числе машину, напоминающую увесистый арбалет, который крепился ремнями к плечам, а потом с помощью механизма, приводившегося в действие мускульной силой, из-за спины воина градом начинали сыпаться короткие стрелы или камни. Летели они вовсе не по дуге, как можно было бы предположить, а по настильной траектории, поражая арьергард войска противника. Снаряды, выпущенные из Люсильды, по словам Кугеля, развивали такую скорость, что могли пробить воина в кольчуге насквозь.
«Вот это да, — судорожно размышлял я, — подкинул бог братика Руди Кремонширу; если все, что он предлагает, правда, то он настоящий гений. Как хорошо, что мы помогли владельцу постоялого двора избежать верной гибели. Жаль только, что появился Кугель слишком поздно — наделать достаточно боевых машин до столкновения с Алкесом я не успею…
— Это очень интересно, Кугель, — прервал я, — если деревня, где вы обосновались, находится неподалеку, нам надо немедленно поехать и посмотреть на твои машины.
— Что, прямо сейчас? — опешил Кугель Кремоншир. — Мы же только прибыли.
— Да, прямо сейчас, — решительно заявил я и закричал. — Эй вы, там, седлайте лошадей!
Мы выехали в сопровождении десятка воинов. В деревне нас встретила на крыльце бревенчатого домика полная женщина. Судя по всему, она и была Люсильдой. За юбку супруги изобретателя держалось несколько малышей.
— Кугель! — закричала женщина. — Ты уже вернулся? Слава богу!
Угрюмый Кугель неуклюже спрыгнул с лошади, подошел и обнял ее, бросив на меня смущенный взгляд.
— Ну я пока не вернулся, это… — выдавил он. — Это Дарт Вейньет.
— Рада познакомиться, милорд, — сердечно улыбнулась женщина, — спасибо, что выручили нашего Руди… Он про вас так много рассказывал.
— И что, всегда хорошее? — спросил я, покосившись на бывшего владельца постоялого двора, который немедленно покраснел, как молодой свиног перед первой линькой. — Мой долг — помогать всем обездоленным и попавшим в беду. — Похоже, женщина все же была не в курсе, что я отчасти повинен в том, что Руди попал в эту беду. — Мы приехали посмотреть на машины…
— Ах, на это, — лицо Люсильды изменилось, она взглянула на мужа с осуждением, — опять ты с этой ерундой…
— Ладно, ладно, — пробормотал Кугель, — пойдемте, милорд, мастерская у меня там, за домом. На открытом воздухе.
Машина Кугеля Кремоншира буквально поразила меня. После того как я увидел ее в действии, я немедленно утвердился в мысли, что он, вне всяких сомнений, — подлинный деревенский гений. Из тех, кому никто не доверяет конструирование серьезных механизмов, кого считают профанами и сумасшедшими, а они творят себе потихоньку, создавая вещи, которые наука изобретет только в следующем столетии.
«Все словно предопределено свыше, — подумал я, — я помог Руди Кремонширу спастись от гибели, а он присоединился к моим войскам и познакомил меня со своим братом, который оказался конструктором боевых машин. Таких совпадений просто не может быть. Это судьба. И кажется, в последнее время она стала относиться ко мне намного благосклоннее. Если бы у каждого несчастного было по такому брату, я бы спас всех Руди Кремонширов на свете».
Кугель отличался поистине патологической скромностью. Если бы он попробовал представить свои изобретения Виллу, они уже давно были бы внедрены в Вейгарде в массовое производство. Но в Стерпоре с изобретательством было намного сложнее. Насколько я знаю, официальный изобретатель здесь был один. Еще со времен герцогства. Сам он был глупым, вечно брюзжащим стариком. Но внимательно отсматривал все новинки, которые предлагались на рассмотрение герцога. Затем он давал создателю того или иного изобретения немного денег, сильно упрощал конструкцию, чтобы она была понятна Яну де Бонту, и выдавал за свою. Нередки были случаи, когда денег подлинный изобретатель не получал вовсе, зато получал плетей или даже отправлялся на каторгу как опасный преступник. Наверное, Кугель Кремоншир понимал, что заниматься изобретательством боевых машин в Стерпоре совсем не безопасно, он не хотел жить на каторге, а предпочитал родной Дедер, любящую жену и выводок коренастых, похожих на него детишек.
Простые люди часто довольствуются малым, а для меня опасность с давних пор стала привычным состоянием, мне нужен трон Стерпора — и я получу его во что бы то ни стало.
Ваше величество,
спешу сообщить вам о новых событиях, происходящих на южных границах нашего величайшего королевства Стерпор. Настроения здесь самые что ни на есть мятежные. По слухам, которые удалось собрать вашему покорному слуге, ЛН обосновался именно здесь, в небольшом селении, неподалеку от границы с Вилгардом. О его точном местонахождении я сообщу немедленно, как только мне удастся это выяснить. Судя по всему, ЛН собирает армию, чтобы затем двинуться со своими людьми в сторону столицы. Насколько мне известно, на юге сторонников вашего величества осталось совсем немного. Все они либо подались на север, либо уже убиты. Я имел неосторожность упомянуть тут о лояльности к правящей власти и был немедленно избит, лишился переднего зуба, а под глазом у меня сейчас такой заметный бланш, что я опасаюсь вести разведывательную работу, потому как синяк переливается всеми цветами радуги, он, а вместе с ним и я заметны издали… Засим прекращаю это исполненное скорби послание, чтобы в ближайшее время определить и немедленно отправить вам координаты ЛН…
Срочный пакет королю Алкесу Вейньету от соглядатая Лири Лермона с южных границ Стерпора
