ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В ней рассказывается о нескольких чудовищных обманах и исследуется вопрос об опасности женского очарования

Утром мы направились прямиком к пограничной башне. Она оказалась странным вытянутым кверху строением, таким высоким, что увидеть ее можно было за несколько миль. Полагаю, архитектор задумывал ее как своего рода устрашающее сооружение, но выглядела башня по меньшей мере забавно, как какая-то глупая несуразица — игла, воткнутая в землю каким-то титаном. Возле башни располагалось несколько низеньких построек — судя по всему, это были гарнизонные казармы, где селились несшие службу на южных рубежах воины короля Алкеса.

Прошагав последний отрезок пути по утоптанной пыльной дороге, мы вскоре оказались в поле зрения целой толпы скучающих стражей. Едва различив приближение моей героической фигуры, они несказанно оживились и забегали, хватая алебарды, арбалеты и прочее вооружение. Наверное, возле южной караульной башни давным-давно ничего не происходило и упорядоченное существование им порядком наскучило. Так, по крайней мере, мне показалось в тот момент. Но, как выяснилось впоследствии, им хорошо было известно, кто мы такие, к нашей встрече они были отлично подготовлены, проинструктированы и даже специально обучены на тот случай, если мы будем вести себя как-то необычно…

Сержант, отличавшийся от остальных относительной чистотой формы и высоким ростом (они с башней чем-то напоминали друг друга — оба вытянутые к небу и очень худые), поднял вверх ладонь, и стражи мгновенно взяли алебарды на изготовку, а один даже угрожающе взмахнул своей в воздухе.

— Это лишнее, — одернул его сержант. — Эй вы! — крикнул он нам. — Вам лучше сдаться! Ближе не подходите, бросьте сначала ваше оружие. Зови гарнизонного, — отдал он приказание одному из стражей.

В его действиях отчетливо проглядывала боязливая суетливость. Сержант был очень молодой, он явно не имел достаточного опыта в подобных делах. Страж, которому он отдал приказание, так и не двинулся с места.

— Вы чего там, боитесь нас, что ли?! Мы вам ничего не сделаем… — проорал Кар Варнан и прибавил: — Наверное…

Однако сержант не удостоил его ответом, он замер, внимательно вглядываясь в нас, как мне показалось тогда, с напряжением.

— Я мог бы напугать их чем-нибудь, — предложил Ла-мас, — и они бы разбежались.

— Просто подойди поближе, твоей физиономии будет вполне достаточно, — обернулся к нему Варнан, все еще раздосадованый недавним изощренным колдовством Ламаса, — а моим лицом никого больше пугать не надо.

В ответ на его слова колдун фыркнул:

— Почему ты называешь ЭТО лицом?

Кар Варнан нахмурился и потянул к колдуну руки:

— Вот я тебе сейчас сделаю ЭТО из твоего лица!

— Сейчас не время для ссор, — одернул я их, — попробуем применить новую тактику. Сдается мне, эти ребята относятся к алчному типу личности, самый распространенный тип, между прочим. Сейчас я покажу вам, как надо общаться с такими, благо денег у нас в данный момент куры не клюют.

— Иди за гарнизонным! — снова гаркнул сержант, на этот раз куда более грозным тоном.

— Эй, погодите-ка с гарнизонным! — крикнул я и принялся пересыпать из ладони в ладонь золотые монеты, наблюдая, как разгораются жадным блеском глаза стражей. Потом я щелкнул по краю одной из монеток, с мелодичным звоном она взвилась в воздух, чтобы в следующее мгновение упасть мне в ладонь и скрыться затем в увесистом кошеле, вместе с остальными «кругляшами радости и свободы», как называл их наш придворный учитель риторики Альфонс Брехкун.

— Нам нужна девушка по имени Рошель! — крикнул я. — У меня есть информация, что ее скрывают именно в этой башне. Мы заберем ее и уйдем.

Стражи насупились, их завороженные золотом лица снова отразили серьезную настороженность.

— Вот сейчас как кликнем гарнизонного — и узнаешь тогда, — пообещал сержант, — правда, — он замялся, — гарнизонный сейчас спит и велел его не будить, но… — сержант возвысил голос, — коли проснется, так мигом всех по тревоге поднимет. Тогда живыми вам не уйти, лучше сейчас сдавайтесь…

Последнее он проговорил с заметной дрожью, потому что я снова извлек из кошеля монеты и принялся пересыпать их с самым независимым видом, словно занимался этим всю жизнь. Монеты посверкивали в ярких лучах солнца отчетливым блеском «радости и свободы».

— А что, гарнизонному тоже нужны деньги? — поинтересовался я. — Или только вам, ребята?

— Ему чего только не нужно! — явно с раздражением на высшее начальство проворчал один из стражей. — Кровь ему из нас пить нужно, вот что.

— Он у вас что же, упырь? — весело поинтересовался я.

— А то как же, — откликнулся другой страж, — самый что ни на есть упырь и есть.

— А ну не разговаривать с ним! — потребовал сержант.

— Это почему еще?

— А потому что он купить нас хочет, ты что, не видишь, что ли? — ответил сержант. Лицо его отразило мучительную борьбу, и он неожиданно заявил. — Десять золотых мне и по три каждому, кто сейчас в карауле!

— Десять?! Да это грабеж! — Я развернулся, чтобы убраться прочь от башни, потом вспомнил, что проделал длинный мучительный путь, денег после игры с Лукой Дормедонтом у меня предостаточно, и замер в раздумьях… — Ну, хорошо… восемь…

— Десять, мы не торгуемся! — крикнул он.

Этот сержант начинал сильно меня раздражать. Может, действительно следовало позволить Ламасу хорошенько их напугать?

— Я согласен! — крикнул я и махнул своим спутникам.

Мы приблизились, я принялся отсыпать монеты в протянутые мне навстречу жадные ладони.

— Переходите ко мне на службу, ребята, — предложил я, — такие, как вы, мне просто необходимы, вы же знаете, кто я…

— Знаем, знаем, — проворчал сержант, чем-то очень недовольный, я решил, что, наверное, своим слабоволием, — проведите их в башню, — отдал он команду двум подчиненным, — только не шумите там сильно, не забывайте — гарнизонный спит. — Мне показалось, что он подмигнул своим людям, но я не придал этому никакого значения.

Двое стражей повели нас в башню, мы довольно долго поднимались по крутой винтовой лестнице, пока не взошли на седьмой или восьмой этаж, он располагался под самой крышей. Здесь один из стражей указал на дверь с решетчатым окошком.

— За ней, — сказал он, — тута она. Есть отказывается. Позавчера я ей еду приносил, так она меня за руку цапнула. — Страж закатал рукав и показал великолепный след, оставленный, несомненно, зубками Рошель де Зева.

Я с умилением глядел на укус, предчувствуя скорую встречу с возлюбленной.

Затем я припал к окошку и увидел самую красивую пленницу на свете. Она сидела на узкой деревянной кровати, положив руки на колени, и грустно глядела куда-то в сторону маленького, забранного решеткой оконца. Один из стражей отомкнул темницу.

— Проходите.

Он пропустил меня и моих спутников внутрь. Я кинулся к Рошель, не замечая ничего вокруг, ощутив вдруг внезапную эйфорию и только одно желание — оказаться с ней рядом, в этой маленькой комнатушке, под самой крышей башни-иголки. Тогда этот порыв не показался мне чем-то необычным. Я просто бросился сломя голову к возлюбленной и заключил ее в объятия. В это мгновение позади громко хлопнула дверь, и страж, криво улыбнувшись, повесил на нее замок. Оба тюремщика стали громко хохотать и хлопать себя по ляжкам.

— Вы что это? — спросил я мрачно, не проявляя, впрочем, ровным счетом никаких признаков беспокойства — меня словно убаюкивало что-то, заставляло вести себя ровно, даже не повышая голоса.

Ответа я не услышал, стражи, продолжая громко смеяться, отправились вниз по лестнице, их сапоги затопали по ступеням.

— А молодец этот малый, ничего не скажешь… теперь еще и королевская награда, — услышал я в отдалении, вдруг прозрел и накинулся на Кара Варнана и Ламаса:

— Где ваши глаза были, Пределы вас побери?!

— Да вы и сами что-то назад не смотрели, — обиженно заметил Кар Варнан, — кто же знал, что они так с нами поступят?..

— Идиот, — заорал я на него, — какого дьявола вы в эту комнату приперлись? Что, нельзя было снаружи подождать? Вы должны были меня снаружи страховать, снаружи, понятно?!

— Милорд, милорд, успокойтесь, — Ламас поднял ладонь на уровень груди, — я просто хочу сказать, что даже если бы мы сюда не вошли, это бы ничего не решило. Я же говорил, что это ловушка. У них все было заранее просчитано. Сейчас мы все исправим. Я сломаю эту дверь, а потом мы их распугаем.

— Опять моим лицом? — зло поинтересовался Кар Варнан.

— А почему бы и нет. — Ламас кивнул, отошел к двери и стал что-то проделывать с замком.

— Милая моя, — прошептал я, целуя Рошель.

— Любимый, ты все же нашел меня, — сказала девушка. Я было собрался обнять ее покрепче, но в этот момент сухой кулачок стукнул меня в подбородок. — Подлец, и долго же ты добирался!

— Рошель, Рошель, — попробовал я ее успокоить, потирая ушибленный подбородок, — нас преследовали в пути жуткие опасности — вилисы, корявые муфлоны, лиловые кровососы, чернокнижники-провидцы и еще много чего, очень долго рассказывать, вот поэтому я, собственно, и задержался.

— Знаю я эти опасности, — заявила девушка, — от тебя до сих пор ими разит. Да и от них тоже. — Она кинула презрительный взгляд на моих спутников.

— Ну что ты, Рошель, — сконфузился я, — это мы уже здесь, в деревне выпили эля… ммм… немного… когда прибыли на южные рубежи королевства.

Девушка вскочила на ноги:

— Значит, я тут сижу, а вы тут неподалеку развлекаетесь?..

— Милорд, — обернулся Ламас, прервав поток обвинений, выглядел он немного ошарашенным, — похоже, что здесь побывал Кевлар. Я чувствую его присутствие. Мерзавец заговорил замок. И одурманивающих чар напустил, потому мы так легко и попались в ловушку.

Я вспомнил возникшую у меня эйфорию и странное желание немедленно оказаться в этой комнатушке под крышей рядом с Рошель.

— Да, — признал я, — как-то странно все получилось.

— Вот и я думаю, чего это я сюда зашел, когда вроде как и не хотел даже! — вскричал Кар Варнан.

— Вот уж не думал, что он так быстро оправится, — пробормотал Ламас. — Странно все это… Я думал, он все еще через лес ползет и червячками питается.

— А может, он наложил чары до того, как ты его сбил, — предположил я.

— Точно, — хлопнул колдун себя по лбу, — как это мне в голову не пришло?

— Не знаю, — сказал я, — подумай-ка сейчас лучше не об этом, а о том, как нам отсюда выбраться…

— Уже думаю, — сказал Ламас и принялся что-то творить с замком, отчего вскоре вокруг распространилась нестерпимая вонь и комнатушка наполнилась удушливым зеленоватым дымом.

Я стал опасаться, что, чего доброго, он нас всех снова заразит насморком, но в этот момент со стороны маленького оконца послышался громкий рев, потом раздался глухой удар: решетка улетела куда-то, а слюдяные стеклышки разлетелись вдребезги. В оконце тут же всунулась голова корявого муфлона. Он вращал звериными глазками и тяжело дышал — подозреваю, что от злости.

Рошель завопила не своим голосом. На мгновение зверюга даже зажмурилась, восторженно глядя на девушку маленькими звериными глазками и облизывая бородавчатым языком красиво очерченные губы. Потом рот муфлона растянулся в улыбке. При дневном свете он выглядел не таким страшным, как в ночном лесу, когда на его морде играли огненные блики, но Рошель смертельно перепугалась, она припала ко мне и впилась ногтями мне в предплечье.

— Я же тебе говорил, что мы не просто так задержались, — сказал я, — вот как раз муфлон корявый. Знакомьтесь. Я тебе о нем немного рассказывал.

Ламас с криком отпрыгнул от двери и отбежал в самый дальний угол комнаты, а Кар Варнан поспешно извлек из ножен меч и встал на изготовку.

— Я тебя все-таки разыскал! — проревело чудовище. — Лапу мне отрубил?!

— Э… э… это была случайность, — дипломатично заметил я.

— Каждая случайность должна пресекаться, пока не обратилась в закономерность, — муфлон хохотнул, испытывая сильную радость от встречи со мной, — а то так и голову недолго потерять.

— Тут я с тобой в корне не согласен, — заявил я, — в случае с лапой мы говорим о нежизненноважной, хотя и крайне полезной части твоего тела, а вот голова — это другое дело…

— Хватит болтать, — резко оборвал меня муфлон, — молись лучше, пока время есть… а дамочка у тебя ничего…

Язык муфлона облизал губы, потом скрылся во рту и там чуть слышно прищелкнул.

— Знаешь-ка, давай вот что. Давай меняться. Ты мне женщину, а я тебе жизнь.

Я задумался, предложение было заманчивым. К тому же этот удар в подбородок, который я получил от нее совершенно ни за что! Как бы мне провести корявого муфлона, как сделать так, чтобы остаться в живых и не отдавать ему девушку?

— Подлец, — неожиданно вскричала Рошель, — он еще думает!

— Конечно, ему нужно подумать, дорогуша, прежде чем согласиться, — проревел муфлон.

— Не знаю, не знаю. — Я сделал вид, что все еще размышляю, и девушка закричала от ярости, попыталась меня ударить, но я перехватил ее ладошку. — По рукам! — выкрикнул я. Это было бестактно с моей стороны, имея в виду тот факт, что не так давно я лишил зверюгу конечности. Но муфлон, по всей видимости, не заметил, а может, был настолько счастлив, что не стал придавать моей оплошности значения.

Муфлон откашлялся, лицо его скрылось, потом он засунул в окошко длинную лапу и принялся ловить Рошель вслепую. С плачем и криком она металась по комнате, и ему никак не удавалось ее схватить. Устав от безрезультатных попыток, муфлон снова сунул в окошко морду и сказал мне:

— Знаешь-ка, я вылезу, а ты мне ее подай…

— С одним условием, — заявил я.

— С каким еще условием? — Морда муфлона стала очень недовольной.

— Забери нас всех отсюда и отнеси на север поближе к Стерпору. И тогда можешь ее забирать.

Я услышал подозрительный грохот, обернулся и увидел, что это Рошель де Зева грохнулась в обморок.

— Ты что, подсунул мне бракованную женщину? — Муфлон нахмурился.

— Да нет, это она с непривычки, — махнул я рукой, — а может, от радости…

— От радости? — Чудище воодушевилось. — Конечно, от радости.

Морда вдруг исчезла из окошка, муфлон сунул в комнату лапу и потянулся к тому месту, где лежала Рошель. Я поспешно подхватил девушку и отнес подальше, туда, где конечность муфлона не смогла до нее дотянуться. Он еще некоторое время шарил по комнате, потом сунул к нам обиженную морду.

— Ладно, отнесу я вас к Стерпору, так и быть. Сейчас только спину растяну немного и отнесу, — сказал муфлон, — ты мне девушку сперва давай, а потом сами в окно вылезайте и прыгайте на спину.

— Ну нет, — я покачал головой, — так у нас дело не пойдет. Сначала полезу я, потом вот он, — я кивнул на колдуна, — потом великан передаст тебе девушку и заберется на спину сам. Вот прилетим в Стерпор — там ее и заберешь.

— Ладно, — нехотя согласился муфлон после недолгих размышлений, — хитрый ты больно, как я погляжу. Совсем как я в молодости. У тебя, случаем, муфлонов корявых в роду не было? — и он засмеялся, крайне довольный своей шуткой.

— Корявых у меня в роду предостаточно, — ответил я, — а вот муфлонов не наблюдается…

Моя фраза сильно озадачила зверюгу. Мы приступили к эвакуации, и вскоре вольный ветер уже бил нам в лицо, мы летели на растянувшейся складчатой спине муфлона, он что-то напевал хриплым баритоном и, кажется, искренне радовался. Тяжелые перепончатые крылья позволяли чудовищу перемещаться с поразительной скоростью и нести несколько человек, не испытывая особых неудобств.

Рошель все еще была без сознания. Глупышка, она, должно быть, решила, что я действительно собираюсь отдать ее этому кошмарному созданию. И хотя выхода из сложившейся ситуации я пока не придумал, надежда на благополучное завершение нашего путешествия меня не покидала. Свою возлюбленную я никому не отдам Хотя мои сподвижники, похоже, думали, что я решил расстаться с Рошель. Кар Варнан поглядывал на меня с явным осуждением, а Ламас по большей части делал вид, что происходящее его не касается, только бросал временами горестные взгляды на «бедняжку».

— Эй, — прошептал я, однако спутники меня не услышали, свист ветра заглушал слова.

Сообразив, что ветер дует со стороны головы муфлона, а значит, ему будет сложнее услышать меня, я проговорил гораздо громче:

— Эй!

На сей раз они услышали меня и повернули головы.

— Есть у меня одна идея. — На всякий случай я еще раз поглядел на голову муфлона, но он летел быстро и не обращал на седоков ровным счетом никакого внимания, должно быть, очень торопился доставить нас к Стерпору, чтобы потом позабавиться с малышкой Рошель. Вот ведь мерзкая скотина, а туда же. Впрочем, в жизни я не раз встречал людей куда омерзительнее этого муфлона и тоже, к моему возмущению, интересовавшихся женским полом.

— Какая? — громогласно поинтересовался Кар Варнан, в который раз убеждая меня, что умом бог его сильно обделил.

Муфлон тем не менее даже ухом не повел, продолжая держать направление на Стерпор. Может быть, он притворяется тугим на ухо, а сам намеревается выведать все наши секреты? Впрочем, тупость муфлона опровергала мои размышления о том, что он способен на какую-нибудь хитрость, поэтому я поспешно продолжил:

— Я думаю, Ламас должен немедленно превратить Рошель в какое-нибудь ужасающее существо, чтобы муфлон сошел с ума от омерзения, увидев ее.

— Но, — Ламас весь сжался и затрясся как осиновый лист, — когда он обнаружит, что девушки с нами нет, он очень сильно разозлится.

— Ничего, — беззаботно ответил я, — зато Рошель будет спасена.

— Но мы можем погибнуть тогда, — постарался вразумить меня Ламас.

— Все возможно, — яростно ответил я.

Видимо, Ламас уловил в моих глазах уже знакомый нездоровый блеск, выражающий решительность, и сник, поняв, что придется следовать моему плану.

— А если он чего-нибудь опять нахимичит и девушка превратится во что-нибудь очень странное? — поинтересовался Варнан.

— Он очень постарается не ошибиться, — сквозь зубы сказал я, — а ты лучше приготовься отвечать на вопросы муфлона, которые у него непременно возникнут после приземления.

— Ладно, — Варнан ухмыльнулся, — представляю его рожу.

— Начинай, — потребовал я, — у нас времени не так много, кажется, мы уже где-то в окрестностях Стерпора.

— Хорошо, хорошо, — устало откликнулся Ламас.

— Только скажи сначала, в кого ты ее собираешься превратить?

— Муфлоны ненавидят вилисов, я превращу ее в вилиса.

— Так это же покойницы, — ахнул Варнан, — они людей грызут.

— Ничего страшного, — одернул я его, — нам нечего бояться, правда, Ламас?

— Ну да, — согласился Ламас, — она станет добрым вилисом, просто у муфлонов на них жуткая аллергия — как видят вилиса, у них сильно начинают чесаться глаза, а если какая-нибудь из вилисов прикоснется к муфлону, его тело поражает чесотка, вздуваются там всякие волдыри, которые плохо пахнут, из них течет гной, ну и…

— И что, у корявого сразу вздуется спина, как только она превратится в вилиса? — поинтересовался Варнан.

— Конечно нет, — ответил Ламас, — она же будет не настоящим вилисом, ничего у него не вздуется.

— Ладно, хватит, делай вилиса, — потребовал я, — только скорее.

— Погодите-ка, дайте вспомнить, — почесывая подбородок, колдун принялся шевелить в воздухе руками и что-то бормотать, — не запутаться бы… сейчас припомню…

— Мне как-то не по себе, — проговорил Варнан.

Откровенно говоря, я тоже ощущал опасность происходящего, но старался ничем не выдать своего состояния. Самое главное, чтобы благодаря чарам Ламаса нам удалось вытащить из беды мою красавицу. Она между тем очнулась, пошевелила рукой, потом открыла глаза и уставилась на меня с лютой яростью.

— С добрым утром, любимая, — сказал я, не зная, что еще можно сказать в подобной ситуации, ведь любимая, похоже, считала меня законченным негодяем.

— Любимая?! — яростно проговорила она, приподнимаясь. — Да ты же избавился от меня, отдал корявому муфлону!

Она резко вскочила на ноги и в то же мгновение увидела под собой пропасть и далеко внизу проносящийся лесной массив.

— Боже мой, — она охнула, — да я же высоты боюсь, боже мой, где мы?

— А где, ты думаешь, мы находимся? — усмехнулся Варнан. — На спине корявого муфлона, конечно. Он несет нас к столице.

В это мгновение муфлон слегка развернул свою омерзительную морду, рот его был приоткрыт и растянут в улыбке, а с белых зубов капали клочья пены. Рошель оглушительно завизжала, и мне пришлось поспешно сжать ее в объятиях и запечатать рот ладонью. Она стала отчаянно вырываться, стараясь укусить меня за пальцы.

— Тихо, тихо, — попросил я, — сейчас не лучшее время для истерик. Ламас собирается кое-что предпринять для твоего спасения. Я отпущу тебя, если ты пообещаешь, что не будешь орать и волновать муфлона.

Как всякое существо женского пола, Рошель меня совершенно не слушала: вместо того чтобы проявить благоразумие, она принялась сопротивляться с удвоенной энергией, потом поняла, что со мной ей не справиться и лучше смириться. Решив, что она правильно оценила ситуацию, я отпустил ее, за что немедленно поплатился: маленький кулачок стукнул меня в нос, и я взвыл от боли.

— С чего ты взял, негодяй, — зашипела она, — что я тебе поверю? Ты отдал меня этому чудовищу!

Кар Варнан и Ламас наблюдали эту сцену с явным сочувствием ко мне.

— Рошель, Рошель, милая девочка, — заговорил вдруг Ламас медовым голоском, — я действительно собираюсь кое-что предпринять для твоего спасения. Ты только не волнуйся, на время я превращу тебя в вилиса…

— О боже, я буду омерзительно выглядеть! — вскричала Рошель.

Вот они, женщины, мы тут активно думаем, как ее спасти, а она заботится о внешности! Я фыркнул, и Рошель сердито на меня уставилась.

— Ничего, ничего, — попытался втолковать ей Ламас, — это ненадолго, это только для того, чтобы вызвать отвращение у муфлона.

Тут я подумал, что, наверное, с ума сошел, если доверяю вечно путающему заклинания колдуну что-то менять в облике моей возлюбленной. Помимо того что эти изменения могут быть необратимы, он ведь, не дай бог, сотворит что-нибудь такое, что нам всем не поздоровится. Но иного выхода у нас, кажется, не было. Вот-вот впереди появятся городские стены, и тогда муфлон пойдет на посадку, а потом заберет девушку с собой.

— Ну, хорошо, — внезапно согласилась Рошель, — если иначе нельзя, я готова.

— Вот и отлично, — обрадовался Ламас, — он немедленно стал что-то бормотать, потом принялся передвигаться вокруг нас, делать пассы, щелкать длинными пальцами и причмокивать губами, словно смаковал что-то на редкость вкусное. За ним возник шлейф голубого дыма, который затем стал гуще, так что я начал опасаться, как бы муфлон корявый не заподозрил чего. Внезапно туман стал виться вокруг меня, я невольно вдохнул его и немедленно лишился зрения. Я тут же переполошился, но тут же в глазах резко прояснилось.

Передо мной предстала удивительная картина. Рядом находилось три одинаковых девушки, три Рошель де Зева, абсолютно похожих друг на друга, одетых в одинаковые платья, с одинаковыми милыми личиками и рассыпавшимися по плечам светлыми волосами.

— Это ты что такое сделал? — обиженно проревела Рошель, которая, несомненно, была Варнаном. — Какие у меня тоненькие ручки и слабое, жалкое тельце!

Признаться, я тоже был поражен до глубины души, вскочил, издал сдавленный крик и ухватился за то место, где раньше располагалось мое мужское достоинство. Слава богу, на ощупь оно оказалось на месте. Ламас в ужасе замер, разглядывая нас. Он сильно струсил, опасаясь быстрой расправы.

— Главное не волноваться, — поспешно сказал он, отодвинувшись подальше от нас, — это все только на время, только на время, я же не накладывал чары постоянства, скоро пройдет… скоро пройдет. Главное, все это только мираж…

Я принялся ощупывать себя и понял, что он прав. Как я ни пытался, руки мои так и не могли помять замечательные округлости видимой фигуры, везде я натыкался на привычное костистое и крепкое тело. К тому же, положив руку на рукоять фамильного меча, я ощутил, что он при мне, хотя, когда я перевел взгляд вниз, то увидел, что рука моя опирается на пустоту. Это колдовство устраивало меня больше, чем магия превращения в пауков, лишившая меня когда-то дорогих моему сердцу предметов и даже одежды.

Я перевел взгляд на Варнана и увидел, что он, как и я недавно, ухватил себя между ног, обнаружил, что все на месте, и счастливо улыбается.

— Слава богу, — сказал он, — если бы это был не мираж, клянусь, Ламас, я бы уже скинул тебя вниз.

Рошель вдруг начала хохотать. Никогда прежде я не видел, чтобы она так веселилась. Она смеялась и показывала на нас пальцем, словно в нашем облике было нечто очень забавное, а не она сама.

— Ой, Ламас, ой уморил, — вытирая слезы, с трудом проговорила она.

Колдун почувствовал, что расправа откладывается, и необычайно обрадовался этому обстоятельству. Он собирался что-то сказать, чтобы еще больше нас утешить, но в этот момент муфлон пошел на посадку. Он сделал несколько взмахов мощными крыльями, затем сложил их и принялся пикировать, наворачивая тошнотворные круги. Желудок мгновенно подкатил к самому горлу, и я схватился за подбородок, плотно сжимая челюсти, чтобы не выпустить его содержимое наружу. Зверюга приземлилась на обе лапы, но проделала это, должно быть нарочно, так резко, что мы кубарем скатились с широкой спины и растянулись на земле.

— Дальше я не полечу, там нашего брата не любят. Недавно был, так меня чуть колом со стены не продырявили.

Муфлон резво развернулся и с изумлением уставился на открывшуюся ему диковинную картину. Перед ним на земле сидели целых четыре красотки вместо одной, четыре одинаковых Рошель де Зева, все как одна стройные и белокожие. Муфлон даже замер на мгновение, крякнул от досады и всерьез разволновался, на темном лбу выступила испарина.

— Ой, — сказал муфлон, — ну ничего себе!

Он вытер лоб когтистой лапой, потом на его морде отразился тяжелый мыслительный процесс, который, видимо, привел его к каким-то нехорошим выводам, потому что муфлон вдруг разъярился и бешено затопал ногами:

— Ах ты гад паршивый! — закричал он. — Ты что это, обмануть меня задумал?!

Он не знал, к кому обращаться, поэтому глаза его разъехались в разные стороны, пытаясь охватить всех сразу. Он растерянно забегал возле девушек, потом остановился, внезапно ухватил меня поперек туловища и, зашвырнув себе на спину, стремительно взмыл вверх.

— Ну что, Дарт, — проорал он кому-то на земле и громко захохотал, — думал, я не разберусь, кто тут девчонка, а кто нет, да она была самой симпатичной среди вас, уродов.

Похвала муфлона мне в немалой степени польстила, а потому я поудобнее разлегся на его спине, размышляя, что надо бы увести его подальше от моих друзей и в особенности от любимой Рошель, на которую чудище положило глаз. Когда обратная трансформация произойдет, мы уже будем очень далеко отсюда, пусть тогда злится, скрипит зубами и предпринимает ответные шаги. Я подумал, что с моей стороны, возможно, опрометчиво так недооценивать своего противника, но почему-то у меня появилась стойкая уверенность, что мне удастся каким-нибудь образом избежать опасности.

«А может, прямо сейчас сигануть вниз и посмотреть, что из этого получится?»

Я осторожно подполз к краю широкой спины и увидел далеко внизу широкую речку, она разбивалась на две более мелкие, а возле стоявшего в ее излучине домика сновали маленькие фигурки людей. Я представил, как со свистом рассекаю воздух и врезаюсь в крышу этого домика, а маленькие люди начинают отчаянно суетиться, бегать вокруг домика и вскидывать вверх кулачки.

«Пожалуй, надо выбрать более подходящий момент. А еще лучше посмотреть, что он предпримет, когда поймет, что я Дарт Вейньет. Может, это его несколько образумит?»

Вскоре муфлон полетел над лесом, который постепенно стал казаться мне бесконечным. Потом он немного снизился и теперь со свистом рассекал воздух над самыми верхушками высоченных сосен и есеней. Его тень прыгала с одной кроны на другую. Через некоторое время впереди показалась прогалина — множество поваленных ураганом деревьев, их стволы отливали черным, в нее муфлон и устремился, сложив крылья. Меня едва не сдуло с его спины, я покрепче вцепился в складчатую кожу. Приземлился муфлон, вопреки всем ожиданиям, весьма осторожно: не бухнулся, как в прошлый раз, а аккуратно спружинил плоскими ступнями и подставил крыло, чтобы я мог по нему спуститься на землю.

— Слезай, моя красавица, — ласково сказал он своим бархатистым баритоном, — вот твой новый дом.

Указывал он при этом на какое-то немыслимое скопление поваленных деревьев, между которыми чернел широкий проем — вход в жилище муфлона.

— Гадюшник какой-то, — проворчал я, чтобы его разозлить. Эпитет «красавица», конечно, показался мне очень приятным, но вряд ли он мог смягчить мое сердитое настроение.

Я резво сбежал на мягкую землю, покрытую зеленым мхом, и осмотрелся. Пожалуй, отсюда я смог бы найти дорогу обратно. Не так уж далеко мы и залетели.

— Ты не очень-то… это, — свирепо вращая глазами, сказал муфлон.

— Разговаривать научись, — отрезал я, — и не слишком выступай у меня, неотесанный ты совсем.

— Чего? — зашевелилась зверюга, похоже, муфлон только сейчас начал соображать, что одиночество бывает предпочтительнее жизни с некоторыми стервозными дамами. — Чего это ты?

— «Чего это ты», — передразнил я его, — даже не понимаешь, что я говорю, а приволок сюда… Должно быть, совсем спятил. А, может, у тебя просто мозгов нет. — Я подошел и постучал костяшками пальцев по его покатому лбу, звук вышел на удивление гулким, словно в черепе у него действительно была пустота.

Муфлон с неудовольствием пошевелился, потом занес над головой лапу, намереваясь, должно быть, преподнести урок «грубой девице», но потом передумал.

— Ладно, — сказал он, — кажется, я понял, это ты там не от счастья в обморок грохнулась.

— Ха, разумеется, не от счастья, — сказал я, — от отвращения.

— Как бы то ни было, меня Мукраул зовут, — сказал муфлон, — постарайся быть поласковее.

— Еще не хватало. — Я упер руки в бока и расхохотался ему в лицо.

Вышло замечательно, Мукраул заворчал, сплюнул на землю и удалился в скопление деревьев, которое он называл домом. Внутри муфлон принялся что — то проделывать, до меня доносился сильный скрежет и его недовольное ворчание. Я тем временем осматривался и всерьез подумывал о том, чтобы броситься бежать через лес прямо сейчас. Меня останавливало только осознание того, что зверюга непременно кинется за мной в погоню и, скорее всего, быстро меня настигнет.

Вдруг неподалеку затрещали бревна, и я увидел, что через бурелом лезет еще один муфлон. Этот в отличие от бурого Мукраула был болотного цвета, а на его покатом лбу виднелись зачесанные назад рыжие волосины. Когда он приблизился, я увидел, что рыжая щетина пробивается также из его ушей и клочками торчит на птичьей груди.

В моей коварной голове мгновенно созрел блестящий план действий. Пока рыжеволосый лез через бурелом, я помахал ему ручкой и даже, поразмыслив, послал воздушный поцелуй, чем привел его в абсолютное замешательство. Муфлон болотного цвета замер, вглядываясь в меня маленькими глазками, я даже осмотрел себя повнимательнее — может, колдовство Ламаса уже успело улетучиться, вот будет номер, но нет, я все еще выглядел как замечательная красотка Рошель де Зева. Рыжий некоторое время продолжал наблюдать, как я машу ему ладошкой, а потом, все ускоряясь, почти побежал к жилищу Мукраула. Когда он был уже в нескольких шагах от меня, из бревен неожиданно выскочил сам Мукраул, и незнакомец остановился как вкопанный.

— Хе-хе-хе, — сказал муфлон болотного цвета, — что я вижу, кого это ты сюда притащил?

Я усиленно принялся строить рыжему глазки и, похоже, преуспел в этом, потому что желтоглазый муфлон вдруг весь подобрался и задвигал нижней челюстью, выпятив толстые губы.

— А ну, чего тебе надо, Горраул? — свирепо сказал Мукраул.

— Да я так, поинтересоваться зашел, гляжу, ты летишь, тащишь чегой — то, вот и зашел поглядеть.

— Как зашел, так и иди, — сердито проворчал Мукраул, — неча тут ошиваться, давай-ка отсюда. — И он подтолкнул Горраула в плечо.

— Чегой-то ты? — свирепо сверкнул глазами Горраул. — Или зазнался совсем? Носишься целыми днями, летаешь непонятно где, что, секретными делами какими занимаешься?

— Иди, говорю, отсюда, — рассердился Мукраул.

— А чегой-то ты командуешь-то? Твой лес, что ли? — Горраул толкнул его в ответ. — Иди сам отсюда.

— Да ты вконец обнаглел, — притащивший меня в эти дебри муфлон разбросал крылья и выставил вперед лапы, — я живу тут, вабще-та-а-а.

— А мне до энтого дела никакого не-э-э-ту, — нараспев проговорил Горраул и принял ту же угрожающую позу.

Теперь они стояли друг против друга, выставив вперед лапы и выпятив грудь.

— Приступим? — сверкнув глазами, спросил Горраул. Судя по сохранившейся у него растительности, он был намного моложе Мукраула и более самонадеян.

— Приступим, — мрачным голосом проговорил Мукраул и прыгнул вперед.

Схватка их была поистине страшна. Они сшиблись так резко, что звук удара эхом отозвался по лесу. Уже в следующее мгновение Горраул вцепился в сочленение крыла противника зубами, а тот полоснул его по животу острыми как бритва когтями. К счастью для Горраула, живот у муфлонов бронированный, так что причиненный вред не был значительным. После предпринятой атаки оба отскочили, разбежались и снова сшиблись, теперь уже головами. Стук получился еще более впечатляющим. Оба муфлона рухнули на землю почти без чувств. Зашевелились они очень скоро и, едва пришли в сознание, снова ринулись в бой. На сей раз они сплелись в жуткий комок из челюстей, когтистых лап и мощных бронированных тел. Удары сыпались не переставая, муфлоны ревели и рвали друг друга на части. Вскоре вся поляна была залита свежей зеленой кровью, она посверкивала на стволах деревьев, небольшими лужицами и каплями лежала на прелой листве. Даже до меня долетело несколько капель, которые растворились, как только попали в область миражного тела Рошель де Зева.

Наблюдая за страшным, смертельным поединком, устроенным не без моего участия, я потер ладони и извлек из ножен меч, который в результате колдовства Ламаса был сейчас невидим. Однако если даже невидимым мечом нанести точный удар, то рана на теле муфлона вполне будет незаметна.

Вскоре рыжий стал одолевать Мукраула. Он мертвой хваткой впился противнику в горло, при этом все сжимал и сжимал челюсти, пока бурый муфлон царапал его бесполезными когтями и силился оторвать от жизненно важного узла большого крепкого тела. Потом челюсти Горраул а окрасились зеленым, брызнул фонтан, Мукраул вздрогнул и умер в объятиях молодого и удачливого соперника. Израненный победитель откинул тело побежденного врага и повернулся…

Он даже не понял, что произошло. Одна из его лап вдруг отделилась от тела, он с изумлением уставился на нее, а за ней и вторая рухнула вниз. Горраул закричал, глядя на меня полными страдания и ужаса глазами. Лапы, как и в прошлый раз, резво принялись удирать. Проблема заключалась в том, что Горраулу нечем было их схватить. Он понесся за ними следом, истекая зеленой кровью и выкрикивая страшные ругательства муфлонов, которые мне не доводилось слышать больше никогда — ни до, ни после встречи с рыжеволосым Горраулом.

Я помахал ему вслед ладошкой, радостно улыбнулся, спрятал невидимый меч в ножны и вдруг увидел, что на том месте, где еще недавно был подол платья, отчетливо прорисовывается моя нога.

— Ну, наконец-то, — возликовал я, — а то уж было подумал, что это навсегда.