ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В ней рассказывается о том, как не надо играть в погер а также о том, что лицами некоторых «симпатяг» можно распугивать не только дамочек, но и разноплеменную нечисть

К вечеру того же дня нам наконец впервые за долгое время опасного путешествия улыбнулась удача. Наверное, потому, что проклятие Кевлара Чернокнижника, довлевшее над нами, больше не действовало. А сам Кевлар, по заверениям Ламаса, сейчас, полупарализованный, полз куда-то через лес. Питание его составляли корешки и кора деревьев, а дождевых червей он почитал за высший деликатес. Так ему и надо — не будет в следующий раз давать неверное направление. Если бы не перстень, кто знает, как сложилось бы общение с норным народцем. Вполне возможно, мы все сейчас лежали бы в земле.

Но вернемся к удаче. Она нагнала нас в тот момент, когда я почувствовал, что дальше идти не могу, и, если сей же час ничего не произойдет, я просто лягу возле дороги и засну. Лучше бы навсегда, потому что сил продолжать путешествие у меня не было. И вдруг… послышался стук копыт, скрип несмазанных колес, и вскоре из-за поворота дороги показался купеческий обоз. Я сразу подумал: «Так, значит, несуеверные люди еще не перевелись на белом свете и есть кто-то, кто отваживается торговать с косоглазыми жителями Кривии».

Длинную телегу о шести неровных колесах тащила четверка крепких лошадей. Сопровождали купеческий обоз три вооруженных всадника. Они восседали на крепких вороных жеребцах и свирепо таращились по сторонам. К поясам воинов были привешены длинные мечи, на спинах болтались тяжелые арбалеты. Мы подались в сторону, пропуская телегу. Наемники смотрели на нас настороженно. Варнан широко улыбнулся им, чтобы как-то разрядить обстановку, и я заметил, как рука одного из воинов дернулась, чтобы сорвать со спины арбалет и выпустить стрелу ему прямо в счастливую физиономию. Хорошо, что наемник подавил возникшее желание, только сплюнул от отвращения и отвернулся. После увиденного я понял, что нрав у воинов, сопровождавших купца, самый что ни на есть свирепый.

Хозяин обоза скрывался под балдахином, лиловым, словно крылья кровососов. Когда телега поравнялась с нами, он неожиданно выглянул и поинтересовался, кто мы такие и куда держим путь. Между нами сразу же завязалась непринужденная беседа, я представился известным торговцем шкурками свиногов по имени Веня Йот и поведал купцу кошмарную историю о том, что меня ограбили — забрали весь товар, наличные деньги и моего любимца — ручного свинога по имени Джерри. Он выразил крайнее сожаление происшедшим и милостиво согласился подвезти меня до южных границ Стерпора. Купец назвался Лукой Дормедонтом. Он был настолько любезен, что взял под свое крыло не только меня, но и моих спутников. Кара Варнана и Ламаса я представил опытными слугами и телохранителями, благодаря самоотверженности которых мне удалось уцелеть.

Разумеется, я понимал, что причиной проявленного к нам любопытства и благожелательного настроя купца был вовсе не его добрый нрав, а слухи о том, что на южном тракте Стерпора в последнее время бесчинствует разноплеменная нечисть и крупные шайки жестоких грабителей. Встретившись с нами, Лука Дормедонт здраво рассудил, что несколько лишних попутчиков ему совсем не повредят. Правда, пожилой возраст и изрядно потрепанный вид Ламаса вызвал у него некоторое недоумение: «Что-то вот этот телохранитель у вас хлипковат, вам не кажется, уважаемый Веня Йот?» Колдун опирался на сучковатую палку, и это вызвало серьезное неудовольствие купца, («может, этого все же оставим?»). Но я убедил его, что в руках у Ламаса вовсе и не палка, а заколдованный посох, а сам старик — величайший боец на посохах, какой только жил в этих краях со времен Лихолетья. «Ну, ладно, — с явной неохотой согласился купец, — если вы настаиваете…» Зато Кар Варнан показался ему замечательным телохранителем. Как выяснилось, он заинтересовался нами, увидев сквозь балдахин великана. Путешественник вскочил с лавочки и подбежал к Варнану, чтобы похлопать его по плечу.

— Какой статный молодец! — сказал он. — Такие люди нам нужны.

Кар Варнан расплылся в счастливой улыбке.

— Да на его прокорм уйдут все ваши денежные средства, — проскрипел Ламас, крайне раздосадованный тем, что у купца сложилось о нем не слишком лестное представление.

— Неправда, — возмутился великан, улыбка мигом слетела с его лица, — я очень мало кушаю…

По счастью, Лука Дормедонт меня не узнал. Должно быть, коммерческие дела отнимали у него все свободное время. Такие люди часто настолько увлечены финансовыми интересами, что напрочь забывают об интересах политических, а между тем случись в стране что-нибудь вроде революции — и его капитал легко может перейти под опеку государства, мою опеку. Подумав об этом, я с чистым сердцем предложил ему перекинуться в погер. На моей репутации игра с незнакомцем не скажется, и можно будет заработать. Лука Дормедонт неожиданно оказался большим любителем азартных игр. Услышав, что я предлагаю ему сыграть в карты, он просиял и спросил, что я смогу поставить на кон, ведь если он не ошибается, меня ограбили и отняли все денежные средства. Я значительно посмотрел на Варнана:

— Да вот хотя бы его!

Услышав, что я собираюсь поставить его на кон, великан всерьез обиделся, надулся, как индюк, и пошел не рядом с обозом, а позади.

— Замечательная ставка, — обрадовался купец, — такой телохранитель нужен каждому, — потом вдруг заволновался, и на лице его отразилась озабоченность, — а что, он действительно так много ест?

— Да нет, он может не есть целые сутки, — соврал я.

— Зато потом обожрет целую деревню, — послышался скрипучий голос Ламаса.

— Ерунда, — отмахнулся я и подмигнул купцу, — мои слуги не слишком ладят. Постоянно наговаривают друг на друга, пытаются друг от друга избавиться. А что поставите вы, Лука?

— Восемь золотых, — предложил Дормедонт.

— Побойтесь бога, — пристыдил я его, — ставки не равны, вы только посмотрите на этого великана, на его могучую мускулатуру, крепкую голову, которой можно разбивать стены и ломать стенобитные орудия, и на свои жалкие восемь золотых.

— Хорошо, хорошо, — проявил купец покладистость, — вы умеете убеждать, десять…

— Право, вы меня обижаете… Поставьте хотя бы тридцать.

— Двадцать пять.

— Двадцать семь.

— Договорились. — Купец усмехнулся, полез в один из сундуков и извлек оттуда колоду.

Лука Дормедонт принялся быстро тасовать карты, при этом он что-то слишком весело улыбался и, напевая себе под нос незатейливый мотивчик, противно гнусавил.

— Так не пойдет, милейший, — сказал я, — дайте-ка сюда вашу колоду.

— Зачем это? — изобразил купец удивление.

— Сдается мне, она крапленая…

— Да вы что? — воскликнул купец. — Никогда не видел крапленой колоды.

— Ну, так дайте мне посмотреть на эту.

— На эту?

— Да, именно на эту.

— Ну, хорошо-хорошо, — его счастливое настроение вмиг сменилось раздражением, — возьмем другую.

Он извлек из сундука новую колоду, распечатал ее и дал мне внимательно осмотреть рубашки карт, что я проделал со всей тщательностью, на какую был способен — если игрок с самого начала пытается воспользоваться крапленой колодой, значит, опыт в шулерских делах у него значительный. Лука Дормедонт принялся тасовать карты, яростно на меня щурясь.

— Не нужно раздражаться, — сказал я, — просто я предпочитаю честную игру.

— Так бы сразу и сказали, — ответил купец, — может, я не стал бы играть с вами вовсе.

— Не стоит так расстраиваться, — постарался я его утешить, — кто знает, может, удача все же будет на вашей стороне…

— Посмотрим, — откликнулся купец, — кто будет сдавать, я или вы?

— Сдавайте вы. Если из-за таких пустяков вы пришли в такое дурное расположение духа, может, вас хоть это утешит…

— Утешит, утешит, — откликнулся он и стал тасовать колоду еще активнее.

Делал он это быстро и профессионально, ловкие пальцы выдавали в нем опытного картежника, купчишка явно многих оставил в дураках, но сейчас он не на того напал. Дормедонт все тасовал и тасовал, а я не отрываясь смотрел, как колода распадается на две части, а потом карты стремительно перемешиваются в его руках.

— Что, интересно?! — Купец никак не мог унять раздражения, вызванного тем, что ему не удалось воспользоваться крапленой колодой.

— Люблю наблюдать за работой профессионала, — ответил я, — да сдавайте же наконец.

— Сейчас, сейчас, торопиться нам особенно некуда, дорога длинная…

Когда я взглянул в карты, то сразу понял, что удача на моей стороне. При таком раскладе и моем умении блефовать запросто можно сорвать банк. Я горестно вздохнул, вид у меня стал совершенно безутешный. Купец обернулся и громко крикнул одному из наемников:

— Тригер, Тригер, держи левый фланг!

— Это что еще значит? — спросил я.

— Мне показалось, там что-то в кустах шевелится, — поспешно ответил купец, — кто знает, может, разбойники…

— Ну, не-ет, — протянул я, — я так не думаю. Скорее всего, Тригер должен зайти ко мне за спину и подавать знаки, так, что ли?

От злости купец весь налился краской, щеки его вздымались и опадали.

— Откуда, черт побери, тебе все это известно?

— Я много времени провел за игрой в погер, — ответил я, собирая карты в кулак, — ну так что, давай отзывай Тригера.

— Отзову, отзову, не надо волноваться, — с бешенством в голосе проворчал купец и прокричал: — Тригер, вернись обратно.

— Ну-с, приступим, — сказал я, — насколько я понимаю, сдача была ваша, значит, я говорю… Я обменяю одну карту… Оп, — я резко схватил его под локоть, — а это у нас что такое?

И вынул из его рукава превосходное каре и несколько карт с изображенными на них висельниками — абсолютные козыри.

Он ничуть не смутился, только уголки его рта слегка задергались:

— Висельники и каре.

— Это жульничество, — констатировал я.

— Вы меня опять поймали, — с неудовольствием проговорил купец, — ну давайте тогда переиграем.

— Ну уж нет, — рассердился я не на шутку, так что даже дернул серьгу, — ставка уходит мне.

— Хорошо-хорошо, — согласился он, — может, продолжим?

— Давайте, только теперь без шулерства.

— Конечно, — веско сказал он, — да я, в общем-то, не из этих. Ну, вы понимаете. Сам не знаю, что на меня нашло. С вами такое бывает?

— Со мной? Никогда. Отдайте мне выигранные двадцать семь золотых сразу, чтобы я почувствовал, что вы человек слова.

— Вы что же, не доверяете мне? — деланно изумился он.

— Ну почему же, — улыбнулся я, — я просто люблю пощупать золото. Оно, знаете ли, такое приятное, когда лежит в ладони и греет кожу.

Некоторое время он пристально смотрел на меня, словно осуждал мою ярко выраженную алчность, потом выдавил: «Хорошо!» и полез в висевший на поясе кошель. Оказалось, что кошель набит золотом по самые веревочки. Лука Дормедонт долго мучился и вздыхал, отсчитывая монету за монетой, потом передал мне выигрыш. Я тщательно пересчитал золото и с удивлением поднял на него глаза — в разное время я был знаком с великим множеством самых разных мошенников, но в своей наглости Лука Дормедонт, несомненно, превосходил их всех.

— Здесь ровно двадцать пять монет, — сказал я.

— Ну да, — откликнулся он, — а что такое?

— Мы договаривались на двадцать семь.

— Ах, двадцать семь, — вздохнув, он принялся снова пересчитывать золото, долго пересыпал его из ладони в ладонь и мусолил между большим и указательным пальцами, потом наконец протянул мне две монеты.

— Так-то лучше. — Я положил золото за пазуху. — Я могу поставить на кон двадцать монет.

— Может быть, двадцать семь? — Купец заискивающе улыбнулся. — А, где наша не пропадала! Махните вот этак рукой, да и сыграем на все…

— Зачем же, я, знаете ли, люблю целые числа.

— Ну, хорошо. — Он принялся оживленно тасовать колоду и гнусаво напевать тот же мотив, что и раньше.

— Кажется, теперь моя очередь, — почти ласково сказал я и извлек карты из его ослабевших рук.

После того как я получил доступ к колоде, игра пошла как по маслу. Вскоре в мои руки перекочевали все наличные средства купца-шулера, потом товары, которые он вез на южные границы Белирии, чтобы там выгодно продать, телега, четверка лошадей, а за ними и приставленные к обозу наемники. К сожалению, сами они не продавались, так что пришлось ограничиться временем, которое они проведут, охраняя меня, мою собственность и моих спутников до самой южной караульной башни, где томилась бедная Рошель де Зева.

Я вдруг ощутил себя весьма состоятельным человеком и, хотя купец настаивал, что мы можем сыграть на его дом в окрестностях Стерпора с фонтаном и садом, заявил, что, поскольку дома этого я в глаза не видел, то, разумеется, ни о какой игре речь идти не может.

— Я принимаю в качестве ставки только то, что осязаю — вижу или могу пощупать, — сказал я, — игре конец.

— У меня есть также кое-какая недвижимость на юге, там, куда мы едем, — заявил Лука Дормедонт, — мы могли бы сыграть на нее…

— До этой недвижимости еще далеко, так что я не вижу смысла даже обсуждать возможность продолжения партии, и потом я совсем не уверен, что она у вас есть.

— Вы мне не верите?! — вытаращил он голубые глаза. — Да мы же будем на границе к концу дня, и я вам ее покажу…

— Нет, не хочу, простите, да и вообще, на моем обозе вам вовсе не место, — решительно заявил я, — а ну-ка слезай отсюда. Человек, который жульничает в погер, не может ехать со мной на одной телеге.

— Но как же так?! — разволновался купец. — Как же так?! Ведь я же согласился взять вас с собой, приютил и вас и ваших спутников, так сказать, в тяжелое для вас время.

— Вы добрый человек, — похвалил я его, — проявили истинное милосердие…

— Вот-вот, — поддержал он меня.

— Но я-то, я-то ведь совсем не такой, — я нахмурился, — в общем, слезай побыстрее, мне недосуг общаться с тобой, я собираюсь поразмышлять о делах государственной важности.

И я решительно столкнул купца с повозки, так как сам он никак не хотел ее покидать. На поверку Лука Дормедонт оказался одним из самых сердечных людей, каких я только знал. Провожая обоз, он плакал, как ребенок, глядя, впрочем, не на меня, а на набитые золотом и товарами сундуки. Проигранные им наемники уверенно направили лошадей следом за обозом — они внимательно следили за ходом игры и знали, кто теперь владеет их временем.

— Эй, — закричал вдруг купец и сорвался с места, — не оставляйте меня тут одного. Меня здесь убьют. У меня есть доходные предприятия, давайте играть на них, хотя бы довезите меня до какого-нибудь села.

— Предприятия? — Я лениво обернулся и задумался. — Доходные? Ну, давайте-давайте, Нижние Пределы вас побери, только больше не жульничать. Сами же видите, жульничество вам на пользу не идет.

— Клянусь могилой отца, больше не буду! — выкрикнул купец так яростно, что до меня долетели брызги слюны.

— А ваш отец что, уже умер? — язвительно поинтересовался я.

— Нет, — горестно ответил он.

— Ладно, — смилостивился я над ним, в конце концов, я тоже совершенно не умел играть честно, хотя шулеровал куда виртуознее, чем бедняга Лука Дормедонт. — Забирайтесь, если без жульничества вы не можете, придется мне за вами тщательно следить…

После того как я произнес последние слова, мне показалось, что купец близок к тому, чтобы кинуться целовать мне руки, он весь расцвел, улыбнулся до ушей и запрыгнул на телегу так легко, словно был совсем юным отроком или же с раннего детства увлекался прыжками в высоту.

— Сдавайте же, — дрожащим голосом проговорил он, — для начала я поставлю кожевенную фабрику, она находится в Дедере.

— А я десять золотых, — предложил я. Он весь вспыхнул и подобрался.

— Это обман, — сказал купец, — жестокий обман.

— А вы чего хотели? Согласны с размерами ставок или пойдете пешком?

— Согласен, — сдавленным голосом проговорил Лука Дормедонт. Вид у него был такой, словно ему только что вырыли могилу и теперь дело оставалось за малым — положить окоченевшее тело в гроб.

Я сдал себе отличные карты — тройка тузов и пара висельников, а ему надавал разной мелочи, и вдруг произошло нечто совершенно необычное. В отдалении Варнан громко проговорил: «Птицы к югу тянутся», и в то же самое мгновение солнце исчезло с небосклона, вокруг стало темно так, словно посреди дня неожиданно наступили сумерки. Лука Дормедонт поднял голову и в тот же миг, вскрикнув, отбросил карты. Огорошенный его реакцией, я тоже посмотрел в небо. То, что я там увидел, заставило меня сильно пожалеть о том, что мы вообще предприняли это путешествие. Небо затянул темно-зеленый шелк — закрыв солнце и даже голубой лазурит огромным числом распростертых крыльев, в вышине медленно плыла чудовищная по своей численности стая гиппогрифов.

— Ну, все, нам конец, — обреченно проговорил Ламас и принялся воздавать молитву темным богам.

Заслышав его языческие причитания, купец живо вскочил на ноги.

— Все ясно, — громогласно заявил он, — проклятые колдуны, вы навеяли на меня чары и обманом обыграли. Игра не засчитывается. Не засчитывается. Я забираю все проигранное обратно.

— А ну потише, Дормедонт, — я дернул серьгу, — этот обоз тебе уже не принадлежит, и нечего тут орать.

Он собирался что-то сказать, но тут вверху послышался возбужденный клекот, и купец снова уставился вверх. В лице его не осталось ни кровинки. Мне кажется, он только в этот момент осознал, что перед открывшейся нашим взорам картиной карточный проигрыш выглядит мелким недоразумением. Все притихли, мы стояли и наблюдали, как медленно плывут в небесах тысячи темно-зеленых хищных птиц. Зрелище с земли открывалось поистине величественное. Мы же чувствовали себя в этот момент совершенно беззащитными, словно сидели на ладони настоящего великана, а он приготовился аплодировать невиданному зрелищу. Гиппогрифы плыли и плыли, их громкое клекотание почти оглушило нас. Потом я увидел, что несколько птиц отделились от стаи и снижаются, наворачивая круги, как они делают это, когда охотятся.

— Интересно, какие они на вкус? — спросил Варнан.

— А ты все о еде думаешь, — накинулся на него Ламас, — сейчас они тебя самого на вкус попробуют.

— Не выйдет, — яростно откликнулся Варнан и принялся тянуть из заплечных ножен двуручный меч.

— Приготовиться к обюроне! — визгливо крикнул Лука Дормедонт сопровождавшим караван воинам.

— Эй ты, — прикрикнул я на него, — не забывайся, они тебе больше не принадлежат… приготовиться к обороне!

Я стремительно выхватил Мордур. Воины спешились и обнажили оружие. Один из них взял на изготовку арбалет и выстрелил. Стрела прошла мимо снижавшихся гиппогрифов, врезалась в заполонившую небо стаю и через несколько мгновений полетела вниз вместе с пробитой насквозь хищной птицей.

Ламас отбросил посох и поднял над головой сведенные ладони. А купец спрыгнул с обоза и полез между колес, откуда его сильной рукой выдернул Кар Варнан: «Негоже от опасности прятаться!», после чего купец скорчил горестную мину и, размазывая по щекам слезы, омерзительно завыл. Все это произошло за какую-нибудь долю секунды. Впрочем, птицы не спешили, они кругами заходили на добычу и клацали клювами, выставив в нашу сторону могучие когтистые лапы.

— Они летят куда-то по приказанию Оссиана, — закричал Ламас, от его ладоней исходило голубое свечение, — я чувствую его волю…

— Что же они его не слушаются, этого Оссиана? — поинтересовался я.

— Это очень сложно, контролировать такую стаю, — возмущенным голосом проорал Ламас, — меня хватило бы птиц на десять, максимум двадцать, но Оссиан — великий мастер, разумеется, он не магистр радужного спектра, но величайший из ныне живущих колдунов, не хотел бы я оказаться у него на пути. Слава темным богам, наши пути никогда не пересекались.

— Да сделай же что-нибудь! — прикрикнул я на него.

Тут на меня спикировала одна из птиц, я резво отпрыгнул в сторону и рубанул ее по шее, тело гиппогрифа взмахнуло крыльями в последний раз и рухнуло вниз.

Вторая птица атаковала Кара Варнана, он на мгновение замешкался, неловко ударил мечом — и промахнулся, гиппогриф немедленно с диким шипением рванулся к его шее, но не успел до нее добраться, сбитый могучим ударом кулака. Издавая пронзительные крики, птица рухнула на землю и стала вертеться, разбрызгивая яд, пока ступня Варнана не размозжила ей голову.

Испуганные оказанным отпором гиппогрифы поднялись немного выше и стали виться там, выбирая новый момент, чтобы напасть.

— Какие омерзительные твари, — дрожащим голосом проговорил Ламас, — сейчас попробую создать фантом, может, он их отпугнет.

Он немедленно зашевелил над головой руками, свел пальцы и стал нараспев читать слова, пока в воздухе не возник какой-то черный силуэт, через мгновение обретший очертания. Мне показалось в них что-то знакомое — я пригляделся и понял, что это великолепно выполненная в благородном граните голова Кара Варнана с задранным к небу свирепым лицом. Фантом заставил гиппогрифов рвануть вверх. Ламас с гордостью кивнул головой, и в то же мгновение творение Ламаса лопнуло, издав протяжный пронзительный визг и породив огненную вспышку, ослепившую нас. Сотни птиц, привлеченные диковинным зрелищем, отклонились от точки назначения и принялись виться в небе.

— Ты что их моим лицом пугаешь? — обиженно выкрикнул великан.

— Не до сантиментов! — заорал на него Ламас. — Первое, что в голову пришло, использовал. Гляди, как подействовало.

— По-моему, подействовало наоборот, — сказал я, глядя на множество снижающихся гиппогрифов.

— Я немного помешал Оссиану, — задумчиво сказал Ламас, проигнорировав мою реплику, — мы вспугнули его добычу, надеюсь, он не сильно рассердится.

— Ну все, нам конец, — заверещал Лука Дормедонт, — теперь еще и все гиппогрифы направляются к нам! Ты! — Он ткнул в колдуна пальцем. — Ты — просто убийца!

Я снова уставился в небо и понял, что, похоже, наш конец неминуем. Теперь уже сотни и сотни птиц, привлеченные диковинным звуком и вспышкой, спускались к нам. Они били крыльями и раскрывали клювы, которые тускло поблескивали в лучах солнца — потревоженные гиппогрифы приоткрыли часть неба.

— Может, пора спасаться бегством, а, милорд? — выдавил Варнан.

— Это бесполезно, — откликнулся я, — мы примем бой.

— Сейчас, сейчас, я что-нибудь придумаю, погодите-ка. — Ламас принялся что-то высчитывать, загибая пальцы.

— Ага, ты уже придумал. — Купец снова полез под повозку.

— Повторим, — решился наконец Ламас, убедив меня в том, что рассудок наконец оставил его.

Колдун снова зашевелил пальцами, создав второй черный фантом с головой Варнана, потом третий, потом четвертый. Все они постепенно принимали окончательную форму, а затем стали лопаться, оглушая и ослепляя нас. Все больше хищных птиц сбивались с пути и принимались метаться по небу, перепуганные вспышкой и отвлеченные от основной цели своего путешествия…

— Господи, прости меня, клянусь, что никогда больше не буду шулерствовать, — услышал я голос купца, — перед лицом священной анданской церкви клянусь, только спаси меня… спаси от всего этого кошмара… будь проклят тот день, когда я встретил этих кретинов…

Клекот становился громогласнее, с неба посыпались перья, закапала ядовитая слюна, выжигая вокруг нас траву. Одна из капель попала мне на руку, от резкой боли я едва не выронил меч. Лука Дормедонт завизжал от страха; наемники пришпорили коней и поскакали куда-то прочь — я увидел, как одного из них на полном ходу два гиппогрифа выбили из седла; Ламас перестал создавать фантомы и рухнул на траву, сжав голову руками; Варнан сшиб кулаком одну из птиц — она почти приземлилась ему на голову…

В это мгновение что-то произошло, в небе возникло сияние, оно становилось все ярче и ярче, затягивая хищников в золотистую паутину. Потом гиппогрифов вдруг неудержимо стало тянуть вверх, в самые небеса, все быстрее и быстрее, они поднимались, подчиняясь неизвестной могучей силе, пока не заполонили все небо. Тогда они развернулись и поплыли прочь, громадным неразделимым воинством. Они плыли долго, а мы снизу наблюдали за их исходом. Затем их стало меньше, после долгих сумерек словно наступил рассвет, а когда последний гиппогриф скрылся за горизонтом, просветлело и у меня на душе — опасность миновала.

Почувствовав, что в природе что-то переменилось, Лука Дормедонт выбрался из-под телеги, поднял к небу заплаканное лицо и принялся быстро стирать слезы с мокрых щек.

— А-а-а, — растерянно протянул он, — что, они что, улетели, что ли?

— Да, — сказал я, — колдун-убийца их прогнал.

Купец поспешно обернулся к Ламасу:

— Беру свои слова обратно, чернокнижник, ты величайший маг всех времен и народов. Ну ты даешь. Как это ты сделал?

— Да это не я, это Оссиан, — с улыбкой проговорил Ламас, — а я что, только действовал с фантазией. Мне удалось отвлечь много гиппогрифов от основной цели, ну Оссиан и почувствовал вдруг, что контроль ослаблен, что он теряет стаю, так что он послал новый, более мощный импульс, собрал их своей волей в магическую сеть и отправил к месту назначения.

— Прекрасно-то прекрасно, — сказал я, с удовольствием пиная тельце мертвого гиппогрифа, — но вот как бы тоже привлечь такое воинство на свою сторону? Я думаю, они могли бы запросто опустошить какой-нибудь город, не так ли?

— Не знаю, зачем Оссиану это понадобилось… Чтобы управлять таким воинством, много сил надо затратить, к тому же они постоянно будут выходить из-под контроля, да еще, не дай темные боги, нападут на тебя самого, — Ламас покачал головой, — честно говоря, я на такое не способен.

— Но ты же сам Лемутрок Анджей Моргенштерн Август Симеон, — напомнил я. — Неужели не способен?

— Как вам удалось мое имя запомнить, милорд? — в изумлении уставился на меня колдун. — Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь его повторил.

— У меня хорошая память, — отмахнулся я, — это как раз очень просто, а вот как бы нам заручиться поддержкой Оссиана?

— Никому не советую заручаться его поддержкой, — покачал головой Ламас, — у Оссиана всегда свои, далеко идущие планы. Лучше с ним не связываться никому и никогда…

— Вы как хотите, — подал вдруг голос Лука Дормедонт, — а я поехал, — с этими словами он хлестнул лошадей, — а ну погнали, родимые!

Лошади сорвались с места, и обоз рванул в карьер. Настигнуть Дормедонта нам удалось почти через милю, с большим трудом. И то только потому, что лошади двух почивших наемников паслись неподалеку. Оставив незадачливого купца с крупным фингалом в пол-лица на обочине, мы отправились дальше на юг. К слову сказать, до деревушки, находившейся неподалеку от караульной башни, оставалось не больше пары миль.

По прибытии на место мы чудесно поужинали в местной таверне, где нам не просто оказали радушный прием — хозяин заведения неожиданно заверил меня, что он один из самых ярых моих сторонников. Слова его меня всерьез насторожили, потому что мне уже приходилось встречаться с «ярыми сторонниками», но потом я посмотрел в его глаза и понял, что, в отличие от покойного главаря разбойников Куилти, он совершенно искренен. Этот почтенный человек сказал, что в случае необходимости у него всегда найдется для меня не менее двадцати клинков. Затем он заговорщицки подмигнул мне серым глазом.

— А не найдется ли у вас в таком случае места, уважаемый, чтобы разместить на постой меня и моих спутников? — спросил я. — О клинках побеседуем позже…

— Ну, разумеется, милорд, — он ухмыльнулся, — о чем разговор, для вас что угодно. Вы ведь не забудете старого трактирщика, когда ваша власть станет безграничной?

— Я никогда не забываю тех, кто оказывает мне помощь, — заверил я его.

— Рад это слышать, милорд, чрезвычайно рад это слышать… — пойдемте я провожу вас в ваши покои.

Хозяин повел нас в жилую часть дома. Мы шли пустынным коридором, он обернулся ко мне и сказал:

— Надеюсь, комната вам понравится.

— Не забудь прикатить туда бочку светлого эля, — Кар Варнан хлопнул «старого трактирщика» по спине, — мы сильно устали с дороги и хотим отдохнуть на славу.

— Будет сделано, — ответил несчастный, хватаясь за поясницу. Он попробовал разогнуться, но в спине предательски хрустнуло, и хозяин заведения так и остался стоять скрюченный, словно одна из статуй художников-авангардистов из Катара — я как-то видел несколько — жуткие творения, фантазия у них самая извращенная.

— Кар! — свирепо рявкнул я, возмущенный до глубины души тем, что он не рассчитал силу и почти покалечил моего «ярого сторонника». — Ты что себе позволяешь?!

— Сейчас исправим! — гаркнул Варнан, ловко ухватил вскрикнувшего хозяина таверны за плечо и пониже спины и разогнул в обратную сторону. Послышался ужасающий треск, и бедняга рухнул без чувств на дощатый пол. — Ой! — сказал великан. — Я, чес-слово, не хотел… Но, кажется, он совсем поломался.

Ламас присел и коснулся горла несчастного:

— Жить будет.

— Нужно позвать кого-нибудь, кто сможет предоставить нам комнату вместо него, — сказал я. — Кар, займись этим немедленно. И постарайся больше никого не покалечить хотя бы сегодня.

— Да я же не нарочно… — начал оправдываться Варнан.

Тут в глубине коридора появился кто-то. Он в нерешительности остановился, увидев рядом с нами на полу распростертую фигуру.

— Эй, ты, — пошел на него великан, — ну-ка поди сюда. Нам нужно…

Неизвестный исчез внезапно, только в отдалении послышался быстрый топот ног.

— Чего это он убежал? — удивился Кар Варнан.

— Это все потому, что ты идиот, — сказал Ламас, — и что бы ты там ни говорил, твоей мордой только людей пугать, ну и разноплеменную нечисть тоже…

После долгой пребранки Ламас с Каром Варнаном отправились на поиски ключа вместе, причем трактирщика великан взвалил на плечо, чтобы отнести пострадавшего туда, где ему смогут оказать помощь. Вернулись они тоже вдвоем — колдун держал в руках ключ от комнаты, а Кар Варнан тащил на плече тяжелую бочку со светлым элем.