Глава 7. Я УЗНАЮ ПРО ЯМЫ В КЛИМЕ. ПОДГОТОВКА ПОБЕГА
Я поднял голову.
Совсем рядом чувствовался тяжелый запах. Я напряг зрение, но ничего не смог разглядеть. Я сидел, прислонившись к сложенной из огромных каменных блоков стене. По сути дела, я даже не мог оторвать от камней голову. Я был двумя цепями прикован за ошейник к зацементированным в стене стальным пластинам. Руки тоже приковали к стене короткими толстыми цепями. Я оставался совершенно голым. На ногах болтались тяжелые кандалы, прикованные к огромному кольцу в полу.
Я наклонился сколько мог вперед и прислушался. Подо мной находился тонкий слой соломы, впитывающий все выделения моего организма. В двадцати футах виднелась обшитая железными листами дубовая дверь. Вверху, прямо под потолком, имелось зарешеченное пятью прутьями окошечко высотой в шесть, а шириной в восемнадцать дюймов, через которое в помещение проникал тусклый свет. Пахло отвратительно, но было довольно сухо. В наклонном луче солнечного света дрожали пылинки.
Я максимально напряг обоняние, пытаясь сориентироваться в происходящем по запаху. Исходящее от мокрой соломы зловоние меня не волновало. Снаружи доносился запах финиковых пальм и гранатов. Я услышал, как мимо окошка прошел кайил, лапы с глухим стуком погружались в песок. Донеслось позвякивание колокольчиков, где-то закричал человек. Ничего необычного. Я различал запах вареных стеблей корта, которые мне принесли вчера на ужин. Мне удалось расшвырять их по всей камере. Их уже облепили винтсы, крошечные насекомые песочного цвета. На этих же стеблях, пожирая винтсов, сидели два камерных паука. За дверью пахло сыром. Отчетливо выделялся запах базийского чая. Я слышал, как ворочается на стуле сонный охранник за дверью. Я различал запах его пота и веминиевой воды, которой он перед дежурством протер шею.
Я снова откинулся на камни и прикрыл глаза. Похоже, я совершил ошибку.
«Отдайте Гор», — гласило послание, пришедшее предположительно из стальных миров. А за месяц до этого караванный мальчишка Ахмед, сын купца из Касры, нашел камень с надписью: «Страшись башни из стали». И еще нам прислали девчонку, на коже которой начертали предупреждение: «Бойся Абдула». Об этом, кстати, я переживал меньше всего. Как выяснилось, Абдул оказался водоносом из Тора, скорее всего, он выполнял мелкие поручения курий, бояться его следовало не более чем мокрицу в пустыне. Я даже не раздавил эту тварь. Позволил ему убежать. Правда, я так и не выяснил, кто послал мне предупреждение «Бойся Абдула». Я улыбнулся. Теперь уже не до этого.
Направляясь к Девяти Колодцам в сопровождении Ахмеда, его отца Фарука, Шакара, его помощника Хамида и пятнадцати воинов из отряда аретаев, я увидел камень, который разыскал в пустыне Ахмед.
— Труп исчез! — завопил мальчишка. — Он лежал здесь!
Камень так или иначе сохранился, и надпись на нем — тоже. Ее выполнили при помощи тахарской письменности, естественно, на горианском языке. Многие живущие в изоляции племена пользуются собственной системой письма. Мне приходилось сталкиваться с тахарским алфавитом Зная германский язык, освоить его нетрудно Странным, пожалуй, является лишь то. что из девяти существующих в горианском гласных в тахарском алфавите представлены только четыре. Остальные передаются при помощи специальных условных значков, которые ставят рядом с существующими буквами наподобие знака ударения. Недостающие гласные звуки читающий восстанавливает самостоятельно. Было время, когда в горианской письменности букв для гласных не было вообще. Отстаивающие чистоту тахарской культуры ученые утверждают, что в буквах для гласных вообще нет необходимости, а их появление следует рассматривать как уступку безграмотности и бескультурью.
Даже для меня прочесть надпись не составило особого труда. Ничего восстанавливать или домысливать было не надо. Все знаки читались ясно. Сообщение выглядело четким и конкретным.
— Тела больше нет, — произнес Шакар, предводитель отряда аретаев.
— Куда же оно подевалось? — спросил его помощник Хам ид.
Вполне обоснованный вопрос, если учесть, что нигде не было видно разбросанных костей или иных следов деятельности хищников. Если здесь прошла буря, камни тоже бы занесло песком. Кстати, песчаные бури в Тахари случаются довольно часто, длятся подолгу и могут полностью изменить рисунок дюн и холмов. Между тем редко бывает, чтобы песок похоронил под собой какой-либо предмет. Ветер тут же обнажает все, что оказалось засыпанным. Тела в Тахари разлагаются исключительно медленно. Мясо отбившегося от стада табука пригодно в пищу несколько дней спустя после гибели животного. Сам по себе труп животного может сохраняться столетиями.
— Тело пропало, — заявил Шакар и поворотил кайила к каравану.
«Отдайте Гор», — вспомнил я.
Я откинулся на стену и попытался покрутить головой слева направо. Затем размял кисти рук. Было слышно, как трутся о камень тяжелые цепи. Я дернулся изо всех сил, ошейник впился в шею, звякнули вкрученные в стену кольца. В отчаянии я снова прислонился к стене. Я в плену. И абсолютно беспомощен.
Я снова прикрыл глаза. Сулейман не умер. В суматохе убийца ударил неточно.
Судья, основываясь на показаниях белокожих рабынь, рыжеволосой Зайи и черненькой Веллы, признал меня виновным в совершении преступления и приговорил к каторжным работам на соляных копях Клима, где меня рано или поздно должны были прикончить стражники. Из тайных соляных копий Клима не возвращался ни один раб. Там нет кайилов, даже у охраны. Караваны подвозят в Клим все необходимое и забирают соль. Кроме единственного колодца, в самом Климе воды нет в радиусе тысячи пасангов. Стены Клима — пустыня. Местонахождение шахт никому не известно. Женщин в Клим не допускают из опасения, что мужчины поубивают друг др; га.
Ноздри мои снова уловили этот запах. Ошибки быть не могло. Волосы у меня встали дыбом.
Я напрягся, отчаянно пытаясь вырвать руки из кандалов. Я был гол и совершенно беспомощен. Я даже не мог прикрыть свое тело руками.
Я ждал.
Я почуял курию.
— Есть тут кто? — проворчал стражник.
Я слышал, как заскрипел стул, когда он поднялся на ноги.
Никто не ответил. Наступила тишина. Я замер, боясь лишний раз звякнуть цепью.
Стражник дошел до порога большой комнаты, за которым начинался коридор и камеры заключенных. Он тоже старался ступать бесшумно. Двери не было. Сразу же зa Порогом начиналась лестница, ведущая в коридор с камерами.
— Кто здесь? — крикнул он.
Ответа не последовало.
Он повернулся и побрел к стулу.
Я слышал, как он снова сел. Спустя мгновение стул заскрипел, стражник вскочил на ноги и выхватил ятаган.
— Кто здесь? — заорал он. Я слышал, как он мечется по комнате, резко оборачиваясь то в одну, то в другую сторону.
Затем послышался сдавленный крик ужаса и хруст лопнувшего позвоночника.
Некоторое время доносился лишь звук шевелящегося в крови языка и любопытное сопение. Я вспомнил, что перед дежурством стражник протер шею веминиевой водой.
Затем донесся звук рухнувшего тела. Я не слышал характерного при пожирании мяса хруста. Кто-то тяжелый переступал лапами вокруг тела упавшего.
Затем он поднялся и медленно двинулся в сторону моей камеры
Чувствовал, что он стоит за дверью. У меня не оставалось сил, чтобы оторвать взгляд от крошечного окошка в двери. Ничего не было видно, но я знал, что он стоит за дверью и смотрит на меня через решетку.
Затем в замке повернулся ключ.
Дверь распахнулась. На пороге никого не было. В соседней комнате лежал труп стражника. Голова отвалилась в сторожу и держалась лишь на лоскутах кожи и разорванных сосудах. Шея была прокушена. Я увидел, как шевельнулась солома в камере. Запах курии сделался невыносимым. я чувствовал, что он стоит рядом.
Цепь на моей левой руке поднялась. Кто-то дважды за нее потянул, потом бросил на пол. Я почувствовал, что зверь встал.
Спустя мгновение до меня долетели голоса. Кто-то направлялся сюда.
Выделялся командный голос Ибн-Сарана. Заскрипели ступеньки, и в ту же секунду раздался вопль ужаса. В открытую дверь камеры я увидел, как замер на пороге Ибн-Саран. На нем был черный халат и белая каффия с черным агалом.
В одно мгновение он выхватил ятаган. Сработал инстинкт воина пустыни. Он не стал разглядывать ужасный труп, вместо этого быстро оглядел комнату и скомандовал опешившим спутникам:
— Достать оружие!
Сопровождающие его солдаты, оцепенев, смотрели на истерзанное тело. Ибн-Саран ударил нескольких человек плоской частью клинка.
— Встать спиной к спине! Собраться! Заблокировать дверь!
Он заглянул в мою камеру. Я не мог даже по-настоящему пошевелиться. Руки мои были растянуты в стороны и прикованы к стене, ошейник крепился сразу за два кольца, а ноги скованы вместе и еще прикованы к полу. Тюремщики постарались, чтобы я не мог сдвинуться с места ни на дюйм.
Ибн-Саран улыбнулся:
— Тал.
— Тал, — ответил я.
Я был его пленником, а в руке он держал ятаган.
— Что здесь произошло? — спросил кто-то из его людей.
— Меня об этом предупреждали, — ответил Ибн-Саран.
— Неужели джинн? — воскликнул кто-то.
— Принюхайтесь! — крикнул Ибн-Саран. — Чувствуете? Он еще здесь!
Я слышал дыхание курии рядом с собой.
— Заблокируйте дверь! — повторил Ибн-Саран. Стоящие у самой двери воины испуганно переглянулись.
— Не бойтесь, ребята! — сказал Ибн-Саран. — Это не джинн. Это существо из плоти и крови. Только осторожнее! Осторожнее! — Он выстроил своих людей в линию у противоположной стены. — Меня предупреждали о такой возможности. Вот она и случилась. Не бойтесь. С этим можно справиться.
Воины в ужасе таращились друг на друга.
— По моей команде, — быстро и неразборчиво произнес Ибн-Саран, — атакуем шеренгой, надо прочесать каждый дюйм этой комнаты. Кто первый почувствует, что попал, даст знать, тогда все кидаемся в то место и перемешиваем воздух ятаганами.
— Но здесь же никого нет, — в ужасе прошептал кто-то. Ибн-Саран поднял ятаган и улыбнулся:
— Он здесь.
Затем с резким криком Ибн-Саран прыгнул вперед, описывая ятаганом диагональные восьмерки. При этом он старался держаться боком к линии атаки, осложняя контратаку противника. Ноги его были полусогнуты, голова чуть повернута вправо. Его люди, робко тыкая ятаганами воздух, побрели за ним.
— Здесь никого нет, благородный господин, — произнес кто-то.
Ибн-Саран стоял на пороге моей камеры.
— Он здесь!
Я смотрел на его ятаган. Зловеще изогнутая сталь поблескивала в полутьме моей камеры. Я знал такие ятаганы. Брошенный сверху шелковый платок разваливается пополам. Легкий удар клинка по руке разрезает плоть и на четверть дюйма разрубает кость.
— Самое опасное начнется, когда мы войдем в камеру, — сказал Ибн-Саран. — Сразу же строиться в шеренгу спиной к ближайшей стене.
— Давайте лучше запрем дверь, и он окажется в ловушке! — предложил кто-то.
— Он выломает решетку и убежит, — возразил Ибн-Саран.
— Как же он сумеет выломать решетку? — изумился солдат.
Я понял, что эти люди не имеют представления о силе курии. Интересно, что ответит Ибн-Саран.
— Мы не можем позволить, чтобы труп этого зверя нашли в камере. Его надо уничтожить.
Вполне логично. На Горе мало кто знал о тайной войне между Царствующими Жрецами и Другими, куриями. Труп курии вызовет ненужное любопытство и массу лишних вопросов и домыслов. К тому же он может привлечь месть курий на всю округу.
— Я войду в камеру первым, — объявил Ибн-Саран. — Вы идете следом.
Куда только подевалась его лень и мягкость. При необходимости люди пустыни могут двигаться стремительно и бесшумно. Это составляет разительный контраст с их неторопливыми, размеренными манерами в обычной жизни. Я убедился в том, что Ибн-Саран был отважным человеком.
С боевым кличем он перепрыгнул через порог, нанося вокруг себя разящие удары. Его люди осторожно вошли в камеру и выстроились у дальней стены. Внешнюю дверь, за которой начиналась лестница, никто не охранял.
— Здесь никого нет, господин! — истерически выкрикнул кто-то. — Это безумие!
— Он ушел, — сказал я Ибн-Сарану.
— Нет, — улыбнулся тот. — Он здесь. Он где-то здесь! — Обернувшись к перепуганной шеренге, Ибн-Саран прошипел: — А ну, тихо! Слушайте!
Я не мог расслышать даже звука человеческого дыхания. Из зарешеченного окошка на серые камни камеры падал тусклый свет. Я смотрел на людей, на стены, на сухие, покоробленные стебли корта, валяющиеся возле металлической чашки. Забравшиеся на стебли пауки продолжали пожирать винтсов.
Снаружи донесся крик торговца дынями. Прошли, позвякивая колокольчиками, два кайила.
— В камере никого нет, — прошептал кто-то.
Неожиданно один из людей Ибн-Сарана издал дикий вопль. Я дернулся, ошейник впился мне в шею, цепи на руках зазвенели.
— Спасите меня! — прохрипел стражник. — Помогите!
Тело его оторвалось от земли, он засучил ногами и истошно завопил:
— Спасите меня! На помощь!
— Держать строй! — заревел Ибн-Саран. — Никому не высовываться!
— Умоляю! — кричал несчастный.
— Держать строй!
Кричащий человек шлепнулся на пол.
— Умоляю! — прохрипел он.
Раздался короткий крик, затем мягкий, булькающий звук, словно большой пузырь воздуха вырвался на поверхность воды. Половина шеи была откушена, артериальная кровь толчками выплескивалась на пол.
— Держать строй! — крикнул Ибн-Саран.
Я восхитился его военным талантом. Стоило им сразу же броситься выручать товарища, курия швырнул бы его в нападавших и без труда бы ускользнул в возникшей свалке.
Отважный Ибн-Саран сам занял позицию в дверях.
— Ятаганы к бою! — крикнул он. — Хо!
Шеренга пошла в атаку по залитой кровью соломе. Ибн-Саран стоял в дверях, описывая ятаганом смертоносные круги. Кровь текла по полу, образуя маленькие ручейки.
— Ай! — дико заорал один из нападавших и метнулся назад. На лезвии его ятагана была кровь. — Джинн!*
В ту же секунду Ибн-Саран прыгнул вперед и нанес страшный, глубокий удар.
Раздался яростный вой, крик боли и бешенства. Я увидел, как шесть дюймов его ятагана окрасились кровью курии.
— Попался! — кричал Ибн-Саран. — Рубите! Рубите! Стражники растерянно озирались.
— Там, где кровь, идиоты! Рубите по крови!
Я увидел на полу полоску крови, затем красный след огромной, когтистой лапы. Непонятно, откуда на камни капали густые капли.
— Рубите там, где кровь! — кричал Ибн-Саран. Воины принялись тыкать ятаганами туда, куда показывал Ибн-Саран. Я услышал еще два диких вопля, похоже, они дважды поразили зверя. Затем один из нападавших отлетел назад. Кожу с его лица сорвали, как маску.
Воины следили за каплями крови. Неожиданно раздался жуткий скрежет, прутья в решетке маленького окошка выгнулись, а один выскочил из паза. Посыпались каменная крошка и пыль.
— Все к окну! Он может уйти! — заорал Ибн-Саран и бросился к стене, рассекая воздух ятаганом. Воины кинулись следом, отчаянно рубя все вокруг и подбадривая себя дикими криками.
Я с улыбкой следил, как в поднявшейся суматохе капельки крови пересекли камеру, порог, соседнее помещение и исчезли возле винтовой лестницы. Это был великолепный ход со стороны курии. Он прекрасно понимал, что, прежде чем он расшатает все прутья в узеньком окошке, его изрубят в куски. Но хитрость удалась. Ибн-Саран бросил свой пост у двери. Он сгоряча рубанул ятаганом по стене, посыпалась каменная крошка, лезвие зазубрилось, и Ибн-Саран наконец огляделся. Увидев ведущие к двери следы крови, он издал яростный крик и бросился вон из камеры.
На засохших стеблях корта пауки пожирали винтсов.
— Мы убили его, — провозгласил Ибн-Саран. — Он мертв.
Я понял, что найти зверя по кровавому следу оказалось нетрудно. Животное получило как минимум четыре удара острых как бритва тахарских ятаганов. Нанесенный Ибн-Сараном удар мог оказаться смертельным. Я сам видел, как кровь залила сток ятагана на шесть дюймов. Неудивительно, что с такими ранениями животное скорее всего погибло. Даже если они его не добили, оно спряталось где-нибудь в темном месте и истекло кровью.
— Мы уничтожили его труп, — сказал Ибн-Саран.
Я пожал плечами.
— Он хотел тебя убить, — продолжал он. — Мы тебя спасли.
— Премного благодарен.
Стояла глухая полночь. Снаружи сияли три полных луны.
Камеру прибрали, старую солому и нечистоты вынесли, с камней соскоблили кровь, лишь в нескольких местах остались темно-бурые пятна. Стебли корта тоже унесли. Ничто не напоминало о недавнем происшествии. Даже решетки на окне заменили. К моему величайшему разочарованию, эти работы произвели охранники, а не обнаженные рабыни, как я изначально предполагал. Я надеялся посмотреть, как они будут ползать вокруг меня на коленях и тереть пол щетками, но меня уже готовили к соляным копям Клима. Там в качестве одной из мер наказания людей лишают вида обнаженного женского тела. Случается, что мужчины не выдерживают и пытаются бежать через пустыню. Все дело в том, что в радиусе тысячи пасангов вокруг Клима нет источников воды. Мне очень хотелось посмотреть на рабыню, прежде чем меня закуют в железо и отправят в Клим, но меня лишили и этой радости.
Временами мне стоило огромных усилий прогнать из памяти выражение лица рабыни по имени Велла, когда, это маленькое похотливое создание развязали и она спрыгнула с пыточного стола на пол. В обращенном на меня взгляде сияло искреннее торжество. Она знала, что после того, как она подтвердила признание первой рабыни, я точно попаду на соляные копи. Ее это радовало. Я загремлю в Клим. Рабыня мне отомстила. Солгав, она окончательно меня добила. Ее улыбка до сих пор стоит у меня перед глазами.
Ну, мы еще посчитаемся.
Я поднял голову. Рядом с Ибн-Сараном стояло четыре человека. Один из них держал в руках лампу на жире тарлариона.
— Ты знаешь, что такое быть соляным рабом в Климе? — спросил меня Ибн-Саран.
— Знаю, — ответил я.
— Идти туда придется пешком, через страну дюн, в цепях. Многие умирают по дороге.
Я промолчал.
— А если тебе не повезет и ты все-таки доберешься до Клима, тебе обмотают ноги кожей до колен. Люди проваливаются сквозь соляные корки и сдирают кожу. Потом соль выедает мясо до костей.
Я отвернулся.
— В самих копях, — продолжал Ибн-Саран, — тебя заставят выкачивать подземную воду на поверхность, где из нее выпаривают соль, а потом закачивать ту же самую воду обратно. Очень многие умирают на насосах. Есть и другие работы. Можно таскать ведра с отвалом, можно собирать соль и варить из нее соляные цилиндры. — Ибн-Саран улыбнулся. — Часто люди убивают друг друга, чтобы получить более легкую должность.
Я смотрел в стену.
— Только тебе, человеку, пытавшемуся убить благородного Сулейман-пашу, легкая работа не грозит.
Я дернул цепи.
— Это очень хорошая сталь, — заметил он. — Из Ара. Ее доставляют караванами.
Я боролся с наручниками.
— Дергай сильнее, — сказал он, — Тэрл Кэбот. Я посмотрел на Ибн-Сарана.
— Прохлаждаясь в прохладе своего дворца, мне будет приятно думать о том, как Тэрл Кэбот ишачит на соляных приисках. Я стану лакомиться кремом из молока и яиц, есть ягоды и потягивать напитки, мне будут угождать прекрасные рабыни, в том числе и твоя Велла, а я постараюсь обязательно вспомнить о тебе, Тэрл Кэбот Я рванул цепи.
— Прославленный агент Царствующих Жрецов Тэрл Кэбот гниет в соляных шахтах. Прекрасно! Великолепно! — Он расхохотался. — Ты уже не выберешься. Твоя песенка спета.
Я обессиленно опустил скованные руки.
— В Климе день начинается очень рано, — продолжал Ибн-Саран, — а заканчивается, когда уже темно. На камнях Клима можно поджаривать пищу. А соляные корки очень белые. Их блеск может надолго ослепить человека. В Климе нет кайилов. Со всех сторон его окружает безводная пустыня. Она тянется на тысячи пасангов во все стороны. Еще ни один раб не сбежал из Клима. Самым же неприятным является полное отсутствие женщин. Если ты обратил внимание, то после вынесения приговора тебя уже лишили женского общества. С другой стороны, ты всегда можешь вспомнить красотку Веллу.
Я до боли стиснул кулаки.
— Когда она станет услаждать меня, я обязательно подумаю о тебе.
— Где вы ее нашли? — спросил я.
— У нее великолепное тело, правда?
— Обыкновенная самка. Где вы ее нашли?
— В таверне в Лидиусе. Самое интересное, что вначале ее купили просто как рабыню. Мы стараемся не пропускать красивых девочек. Иногда они помогают проникнуть в нужный дом или выведать секрет у военных или вырших чиновников. Кроме того, это неплохая награда для оказавших нам услугу. Я уже не говорю о том, что рабыню можно считать живой монетой, торговля девушками стала самым обычным делом, так что натренированная и обученная рабыня представляет истинное богатство.
— Не только для вас.
— Правильно.
— И давно Велла…
— Ты имеешь в виду мисс Элизабет Кардуэл из города Нью-Йорка на планете Земля?
— Вижу, вы неплохо информированы
— Землянка многому нас научила. Она оказалась настоящей находкой. Большая удача, что мы накинули на ее ошейник наши цепи
— Что она вам рассказала?
— Все, что мы пожелали узнать.
— О, — сказал я, — понятно.
— Нам даже не пришлось ее пытать. Хватило одной угрозы. Она ведь просто женщина. Мы приковали ее голую к стене в подвале с уртами. Спустя час она уже рыдала и просила с ней поговорить. Мы допрашивали ее всю ночь. И очень многое узнали.
— Не сомневаюсь, что за такую услугу ее освободили? — насмешливо спросил я.
— Если не ошибаюсь, мы ей это пообещали, — улыбнулся Ибн-Саран. — А потом как-то забыли. Она осталась рабыней.
— Да, я знаю. Что же конкретно рассказала вам бывшая мисс Кардуэл с планеты Земля?
— Многое, — пожал плечами Ибн-Саран, — но самое главное, она рассказала о слабости Роя.
— И вы намерены нападать?
— В этом нет необходимости.
— Альтернативный план?
— Возможно.
— То, что она сказала, может оказаться и неправдой.
— Ее информация совпадает с тем, что рассказывали другие бежавшие с Сардара люди.
Речь шла о людях из Роя, решивших вследствие войны вернуться на Гор.
— Они, безусловно, искренне верят тому, что говорят, но так ли это на самом деле?
— Мы допускаем, что можем иметь дело с пересаженной памятью, — кивнул Ибн-Саран. — К таким трюкам прибегают, чтобы спровоцировать нападение и заманить противника в ловушку. Я промолчал.
— У нас нет оснований для подобных предположений, — сказал он. — Мы делаем все с величайшей осторожностью.
— Разработали новую стратегию?
— Возможно, — улыбнулся он.
— Боитесь поделиться с человеком, отбывающим на соляные прииски Клима?
Ибн-Саран рассмеялся:
— Ты можешь рассказать стражникам или еще кому-нибудь.
— А вы можете отрезать мне язык, — предложил я.
— И руки тоже? — расхохотался Ибн-Саран. — Какой же из тебя будет работник в шахтах?
— Откуда вы узнали, что рабыня, которую вы купили, прельстившись ее внешностью, и есть Элизабет Кардуэл? — спросил я.
— По отпечаткам пальцев. Акцент и некоторые манеры выдавали в ней жительницу Земли. Из любопытства мы взяли у нее отпечатки пальцев. Они совпали с отпечатками некой мисс Элизабет Кардуэл из города Нью-Йорка, планета Земля, которую доставили на Гор для того, чтобы тачаки надели на нее ошейник с секретным сообщением.
Я помнил этот ошейник. В первый раз я увидел ее в изодранных чулках, в мятом и испачканном оксфордском костюмчике, со связанными за спиной руками и ошейником на шее. Тачаки взяли ее в плен в долине 'Народа Фургонов. Тогда она еще ничего не понимала в политике миров. Сейчас наивности поубавилось.
— Ошейник с сообщением положил конец твоим поискам последнего яйца Царствующих Жрецов, — улыбнулся Ибн-Саран. — Девушка даже стала твоей рабыней.
— Я ее освободил, — сказал я.
— Невероятная глупость, — пожал плечами Ибн-Саран. — А мы продолжили разработку и выяснили, что она
сопровождала вас на Сардар с последним яйцом Царствующих Жрецов. Мы искали новые связи. Вскоре выяснилось, что она работает на вас и участвует в заговоре по свержению дома Цернуса, одного из наших ближайших союзников.
— Как вы это узнали? — спросил я.
— Ко мне во дворец привели человека из дома Цернуса. Он был рабом, потом его освободили. Он опознал ее. Мы тут же ее раздели и приковали к стене в подвале с уртами. Спустя ан она упросила ее выслушать. Девчонка рассказала нам все.
— Она предала Царствующих Жрецов?
— С потрохами.
— Сейчас она служит куриям?
— Она хорошо служит нам. И тело ее великолепно и сладостно.
— Приятно заполучить такую замечательную рабыню, — сказал я.
Ибн-Саран кивнул.
— Зачем она солгала, что я ударил Сулейман-пашу?
— Зайя тоже это видела.
— Видела?
— Их не пришлось уговаривать, — сказал Ибн-Саран. — Они обе — рабыни.
— Велла, — возразил я, — очень умная и сложная женщина.
— Из таких и получаются настоящие рабыни, — заметил Ибн-Саран.
— Да, — кивнул я.
В самом деле, кому придет в голову надевать ошейник на никчемных дур? Радость победы можно испытать, бросив к своим ногам самую талантливую, самую мечтательную и самую красивую из всех женщин.
— Она тебя ненавидит, — усмехнулся Ибн-Саран.
— Я заметил, — проворчал я.
— Похоже, это началось в Лидиусе, — сказал он.
Я улыбнулся.
— Обратил внимание, с какой радостью похотливая сучка подтвердила, что именно ты пырнул Сулейман-пашу? Она безмерно рада, что ты загремел на соляные прииски.
— Я заметил, — повторил я.
— Женская месть — непростая штука, — изрек Ибн-Саран.
— Это точно, — согласился я.
— Только одно тревожит маленькую Веллу и омрачает ее радость, — сказал Ибн-Саран.
— Что же это?
— Надежность Клима. Она боится, что ты сбежишь.
— О! — вырвалось у меня.
— Я заверил ее, что побег из Клима невозможен. Успокоившись, она согласилась дать нужные показания.
— Красотка Велла, — пробормотал я. Ибн-Саран улыбнулся.
— А ведь не случайно, — сказал я, — после того как вы узнали, кто она, вы привезли ее в Тахари?
— Конечно нет, — ответил Ибн-Саран. — Ее привезли сюда, чтобы она исполняла мои прихоти.
— Она просто из кожи вон лезет, — заметил я.
— Она здорово помогла нам в твоем аресте. Она опознала тебя еще в Торе, когда ей позволили взглянуть на тебя сквозь тонкую чадру. Уже тогда мы знали, что к нам пожаловал Тэрл Кэбот, агент Царствующих Жрецов.
— Она хорошо вам послужила, — повторил я.
— Великолепная рабыня, — согласился Ибн-Саран. — А что она вытворяет на подушках!
— Красотка Велла, — сказал я.
— Будешь ее вспоминать в шахтах Клима, соляной раб. — Он развернулся и вышел из камеры.
За ним последовали его люди. Последний вынес из камеры лампу на жире тарлариона.
В зарешеченное окошко светили три полных луны.
По правде говоря, я не думал, что меня на самом деле пошлют на соляные копи Клима. Поэтому я не сильно удивился, когда той же ночью в моей камере появились два типа в плащах с капюшонами.
Везти арестованного в Клим было довольно опасно, учитывая, что между каварами и аретаями начались военные действия.
Нельзя было исключать возможность того, что караван с пленником попадет в руки противника.
На месте Ибн-Сарана я бы не стал рисковать.
Едва распахнулась дверь в мою камеру, я произнес:
— Тал, благородный Ибн-Саран и отважный Хамид, помощник Шакара, предводителя аретаев.
В руке Ибн-Сарана блестел обнаженный ятаган. Я пошевелился, звеня цепями. Ни фонаря, ни лампы они не захватили, но свет трех лун позволял нам хорошо видеть друг друга.
— Похоже, — сказал я, — мне не видать соляных приисков Клима.
Я не сводил глаз с ятагана. Вряд ли они станут убивать меня в камере. Это будет трудно объяснить в магистрате Девяти Колодцев, который наверняка потребует провести самое тщательное расследование.
— Ты принял нас за других, — прошипел Ибн-Саран.
— Конечно, — откликнулся я. — На самом деле вы — агенты Царствующих Жрецов, выдающие себя за шпионов курий. Вы ведете такую сложную игру, что иногда сами начинаете путаться. Не сомневаюсь, что вы обдурили всех, кроме меня.
— А ты догадлив, — проворчал Ибн-Саран.
— Курии хотели меня убить и даже прислали одного из своих. Но вы спасли меня от безжалостных клыков.
Ибн-Саран наклонил голову и вложил ятаган в ножны.
— У нас мало времени, — сказал он. — Снаружи тебя ждет кайил, он под седлом, там же оружие, ятаган, вода.
— А как же стража? — поинтересовался я.
— Снаружи стоял один часовой. Мы убили его, чтобы ты мог бежать.
— А! — произнес я
— Когда ты смотаешься, мы затащим его тело в камеру. Хамид вытащил ключ и отстегнул мои наручники.
— Значит, Хамид, — сказал я, — специально так неловко ударил кинжалом Сулеймана?
— Именно так, — отозвался Ибн-Саран.
— Когда мне надо убить, я убиваю, — прошипел Хамид.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
— Нам было важно скрыть нашу связь с куриями. Нам было важно сделать вид, что мы пытаемся помешать твоей работе на Царствующих Жрецов.
— А теперь, после того как все приличия соблюдены, вы отпускаете меня, чтобы я завершил свое задание?
— Именно так, — кивнул Ибн-Саран.
Хамид вытащил из-под плаща молоток и зубило.
— Лучше снять ошейник, — сказал я, — чем сбить с него цепи. Это займет больше времени, но так удобнее.
— Нас могут услышать! — покачал головой Ибн-Саран.
— Время позднее, — улыбнулся я. — Никто нас не услышит. У меня имелась важная причина, чтобы потянуть с побегом еще четверть ана.
— Сними ошейник, — сердито приказал Ибн-Саран.
— Какая дивная лунная ночь, — заметил я. — При таком свете легко найти дорогу.
Глаза Ибн-Сарана сверкнули.
— Да, — сказал он.
— Мне очень приятно, — произнес я, — что вы трудитесь на благо Царствующих Жрецов.
Ибн-Саран склонил голову.
— Как вы объясните мое исчезновение?
— Здесь останется лежать тело стражника и инструменты, — сказал Хамид.
— Вы очень хорошо все продумали, — сказал я.
Царапая кожу, я вытащил голову из распиленного ошейника. Он остался висеть на двух цепях. Превозмогая страшную боль, я поднялся на ноги и попытался пошевелить руками и ногами. Интересно, как далеко мне дадут уйти Если меня на самом деле поджидал оседланный кайил, значит, они нападут в пустыне, скорее всего, сразу же за оазисом.
Все должно быть хорошо спланировано. В их интересах подстраховаться от всех неожиданностей. Они должны быть более уверены в успехе, чем в том случае, если бы меня повели вместе с караваном в Клим.
Я вышел из камеры. На столе лежала одежда. Моя собственная. Я проверил кошелек. Все оказалось на месте, даже камни, которые я переложил в него из пояса перед торгами с Сулейманом.
— Оружие? — спросил я.
— На седле висит ятаган, — ответил Ибн-Саран.
— Ясно. А вода?
— На седле.
— Выходит, — сказал я, — что я дважды обязан вам жизнью. Вначале вы спасаете меня от клыков курии, а потом — от соляных копий Клима. Я ваш вечный должник.
— Ты бы сделал для меня то же самое, — ответил Ибн-Саран.
— Это точно.
— Поторапливайся, — проворчал Хамид. — Скоро смена караула.
Я поднялся по лестнице, пересек огромный зал и вышел через ворота на засыпанную песком улицу.
— Да не расхаживай ты, как на празднике, — не выдержал Ибн-Саран. — Будь осмотрительнее.
— Не волнуйтесь, — успокоил я его. — Никого нет, время позднее.
У стены стоял кайил. Мой собственный. Справа от седла, рядом с бурдюком с водой, висел ятаган в ножнах. Я проверил уздечку и сбрую. Все было в порядке. Лишь бы кайила не отравили. Я поднес руку к его глазу, и зверь моргнул всеми тремя веками. Я легонько прикоснулся к шкуре на боку. Она приятно топорщилась под пальцами.
— Что ты там делаешь? — зашипел Ибн-Саран
— Здороваюсь со своим кайилом.
Рефлексы животного мне понравились. Скорее всего, его не отравили. Для этого я и тянул время, когда потребовал снять ошейник. Если бы кайила отравили быстродействующим ядом, это бы уже проявилось. Вряд ли бы они стали применять в такой ситуации другие средства. Слишком важен фактор времени. Ибн-Саран не стал бы рисковать, давая мне час форы на быстром кайиле. Я очень обрадовался, что животное не отравили.
Неожиданно я подумал: а что, если Ибн-Саран действительно работает на Царствующих Жрецов? И Хамид мог оказаться их агентом.
В этом случае своим поведением я подвергал их жизни опасности.
Я сел в седло.
— Да не опустеют твои бурдюки, — произнес Ибн-Саран. — Пусть у тебя всегда будет вода.
Он положил руку на пузатый бурдюк с водой, притороченный к седлу с левого бока кайила. Справа, как противовес, висел другой бурдюк. В пустыне из них пьют поочередно, чтобы не нарушить равновесия. Огромные бурдюки замедляют ход, но без воды в пустыне вообще делать нечего.
— Да не опустеют твои бурдюки, — ответил я. — Пусть у тебя всегда будет вода.
— Поезжай на север, — сказал Ибн-Саран.
— Спасибо за все. — Я ударил кайила пятками и направил его на север. Из-под когтистых лап полетел песок.""
Едва я отъехал за пределы слышимости и оказался среди домов оазиса, я натянул поводья. Оглянувшись, я увидел, как высоко в небе летит стрела с серебряным оперением. Она поднималась выше и выше, достигла самой верхней точки, на мгновение зависла и по плавной дуге устремилась вниз.
Я осмотрел лапы кайила. В переднем правом копыте я нашел то, что искал: маленьких шарик из воска, прикрученный к копыту нитками Внутри воска, который должен был вскоре расплавиться от скачки и тепла животного, находилась игла. Она пахла кандой, смертельным ядом, приготовляемым из корней кустарника канды Оторвав клочок рукава, я тщательно вытер иглу, после чего сложил и ее, и обрывок ткани в мешочек для мусора.
Затем я попробовал воду из обоих бурдюков. Как я и ожидал, она была соленой. Пить такую воду — самоубийство.
Я вытащил из ножен ятаган. Это был не мой ятаган. Осмотрев клинок, я заметил возле рукоятки скрытую гардой трещину. Я резко махнул оружием. Рукоятка осталась у меня в руке, а клинок вонзился в песок. Рукоятку и клинок я тоже спрятал в мешке для мусора.
Затем я отвел кайила в тень. Мимо проехали два всадника: Ибн-Саран и Хамид.
Я вылил в песок соленую воду. Было поздно. Я решил подыскать себе место для ночлега.
