Я просил разбудить меня в восемь часов. Хотя сон оказался глубоким и крепким, я очнулся уже в семь тридцать. Торопливо оделся, побрился и отменил по телефону восьмичасовой звонок. Потом я набрал номер и попросил телефонистку соединить меня с комнатой № 913.

В трубке раздался грубый и злой мужской голос, похожий на рев. Я рассыпался в извинениях, но парень грохнул трубкой так сильно, что у меня зазвенело в ушах.

Я зло теребил рычажок аппарата и, когда телефонистка ответила, отчитал ее за ошибку. Она выслушала мои претензии и потом проговорила умоляющим голосом:

— Но я вызвала 913, сэр. Я попробую снова.

Я хотел сказать ей, чтобы попробовала без всяких «снова», но не стал. Я постарался мысленно пробраться через мрак к ее пульту, но не смог продвинуться и на фут в этой зоне. Я едва дождался, когда она установит связь на своем пульте, и услышал гудок на другом конце провода. Потом тот же голос, похожий на рев быка, изверг массу оскорблений, относящихся к людям, звонящим среди ночи, после чего, не слушая моих извинений, вновь повесил трубку. Я остался ни с чем и потребовал соединить меня с регистратурой. Им я и высказал свои претензии.

— Одну секундочку, сэр, — проговорил клерк, через полминуты он отозвался вновь: — Простите, сэр. Но у нас не значится никакой Фарроу. Может, я вас не расслышал?

— Да нет же, черт побери, — взорвался я. — Фарроу. Ф — Фрэнк, А — Артур, два Р — Роберт, О — Оливер, У — Уолтер.

Наступила мертвая тишина. Затем он сказал:

— Вас зовут мистер Корнелл. Зарегистрированы в комнате 1224 прошлой ночью приблизительно около четырех минут пополуночи.

— О себе я все знаю. Это именно я. И если вы меня зарегистрировали около четырех минут пополуночи, то мисс Фарроу зарегистрировали около двух минут пополуночи, потому что чернила на ее карточке еще не просохли, когда я записывал свое имя. Мы прибыли вместе, мы путешествовали вместе. И что теперь?

— Я не знаю, сэр. У нас нет постояльцев с именем Фарроу.

— Посмотрите получше, — огрызнулся я. — Неужто у вас нет никого с именем Фарроу?

— На регистрационном столе передо мной — никого. Может быть, в прошлом…

— Оставьте прошлое. Что за тип живет в 913-м?

Регистратор обернулся и проинформировал меня холодно:

— Комната 913 занята мистером Горацием Вестфилдом более трех месяцев. Ошибки быть не может.

— Его голос звучал любезно, и я понял, что он забудет мои претензии, как только его телефонная трубка ляжет на рычаг.

— Оставим, — оборвал я в сердцах. Потом прошел к лифтам, двигаясь, словно в полусне. Казалось, в глубине моего желудка застрял холодный и тяжелый ком. Спина покрылась испариной, и пот катился градом по всему телу. Лицо стало холодным, но когда я провел по нему ладонью трясущейся руки, то обнаружил, что оно покрыто липким потом. Все вокруг стало чудовищно жутким.

— Девятый, — сказал я лифтеру далеким хриплым голосом.

Может, это просто такой яркий и живой сон, подумал я, и стоит мне вернуться в свою комнату и немного вздремнуть, как все пойдет по-старому.

Лифт замер на девятом этаже, и я вышел в тот же коридор, что и прошлой ночью. Я постучал в дверь комнаты № 913.

Дверь отворилась, оттуда высунулся человек, похожий на громадную небритую гориллу, и проревел:

— Это ты нахально звонишь незнакомым людям по ночам?

— Послушайте, — сказал я терпеливо, — прошлой ночью в этом отеле зарегистрировалась моя приятельница, и я приводил ее в этот номер, 913. Сейчас…

Человек схватил меня за лацканы пиджака своей длинной обезьяньей лапой и втащил внутрь. Дыхание у него было гнилое, глаза налились кровью — он был чрезвычайно зол. Другой рукой он схватил меня за брюки и потащил в комнату, словно барахтающуюся муху.

— Приятельница? — взревел он. — Здесь вообще нет никаких женщин, видишь?

Он сорвал меня с места и швырнул на кровать, пружины которой сжались под моим телом и отбросили к стене. Шмякнувшись о стенку, я медленно соскользнул на пол с громким хлюпом: «У-у-ух!» Затем, не успел я собраться с силами и духом, как он одним громадным прыжком перелетел кровать и вновь сгреб меня за лацканы пиджака. Вторая рука легла на мое плечо и напомнила двадцатипятифунтовый мешок муки, по тяжести равный мешку цемента.

«Стив, — обратился я к себе, — на этот раз ты влип».

— Ладно, — сказал я извиняющимся тоном. — Мной допущена большая ошибка. Извините. Я даже допускаю, что вы можете дойти до того, что используете меня вместо половой тряпки, чтобы вытереть весь отель.

Умственные процессы мистера Горация Вестфилда не отличались особой медлительностью и неповоротливостью. Они протекали так же быстро, как и физические. Он отвесил несколько комплиментов моему благоразумию, моему воспитанию, моим родителям и моему страху перед настоящим противником. Перечисляя мои достоинства, он выволок меня к двери и открыл ее. Он закончил лекцию, возвестив, что в будущем я никогда не достигну того, что регистратор гостиницы назвал бы Истинным Благосостоянием, и что если у меня еще остались какие-то сомнения, то можно обратиться в полицию. Потом он вышвырнул меня вон, с диким грохотом захлопнув дверь комнаты № 913. Я врезался спиной в стену и упал на разбитые колени.

Я проклял привычку строить гостиницы в мертвой зоне, хотя тут же отметил, что сам оставлял без внимания любой отель в открытой зоне. Но мне нужна была открытая зона, чтобы понять, что комната № 913 была совершенно лишена какого-либо отдаленного намека на присутствие женщины. Собственно, несмотря на животную силу и изрядную мускулатуру, мистер Гораций вряд ли вообще когда-либо принимал в этой комнате женщин.

Было еще одно объяснение: возможно, тут не обошлось без содействия дьявольских сил. Характерный запах серы, свойственный дьявольской силе, навсегда впитался в обстановку любого порядочного отеля. Но только удивительно, что общего у них с такой беззаботной пташкой, как Гораций Вестфилд?

Поэтому я пришел к неутешительному выводу, что 913-я комната никогда не принадлежала сестре Фарроу, но я все-таки не удивился, что она напрочь исчезла из здания.

Не вызывая лифта, я воспользовался лестницей и спустился на восьмой. Мое восприятие было не настолько сильным, чтобы действовать в этом мраке, но мысленно передо мной возникал образ медсестры Фарроу достаточно ясно, и если бы она оказалась где-то поблизости, я бы уловил ее след, даже в таком мертвом пространстве. Прислонившись лбом к двери комнаты № 813, ощутил пустоту. Я не мог проникнуть далеко за дверь, но если бы Фарроу была в 813-й, то мог бы уловить хоть какой-то след. Поэтому я спустился в 713-ю и попытал счастья там. Я решил проверить все тринадцать комнат каждого этажа, но когда прислонился лбом к двери 413-й комнаты, кто-то тихо подкрался ко мне со спины и спросил грубым голосом:

— И что вы здесь делаете, мистер?

По одежде он походил на частного сыщика, но, конечно, я не мог проверить документы в его бумажнике, так же как он не мог прочесть мои мысли.

— Это тебя не касается, косолапый, — сказал я, — проваливай. Я разыскиваю моего друга.

— Лучше пройдемте со мной, — сказал он спокойно. — А то будут жалобы.

— Да, — возмутился я. — Может, я сам подам одну.

Я плюнул, и он улыбнулся. Это была каменная улыбка, безжизненная, как трещина в стене. Он хранил на лице профессиональную улыбку, пока мы не достигли кабинета заведующего. Тот отсутствовал, но за его столом сидел один из помощников. Маленькая табличка на столе гласила: «Генри Уолтон. Заместитель заведующего».

— Кажется, вас что-то беспокоит, мистер Корнелл? — сказал он холодно.

Я решил рассказать о том, что произошло накануне.

— Прошлой ночью, — осторожно объяснил я, — мы приехали в отель. Я и женщина, сиделка по вызову мисс Глория Фарроу. Она зарегистрировалась первой, и один из ваших служащих проводил ее в 913-ю, а меня в 1224-ю комнату. Я последовал за мисс Фарроу в 913-ю и видел, как она вошла. Потом служитель проводил меня в 1224-ю и оставил там на ночь. А утром я не нашел и следа мисс Фарроу в этом блоховнике.

Он ощерился было на это унизительное прозвище, но быстро опомнился.

— Можете быть уверены, что никто из служащих отеля не собирался вводить вас в заблуждение, мистер Корнелл.

— Я уже по горло сыт этой игрой, — проревел я.

— Конечно, принимаю ваши заверения, но кто-то же виновен в том, что подменил регистрационный лист.

— Не горячитесь, — ответил он спокойно. — Фальсификация или подмена регистрационной книги отеля незаконна. То, что вы говорите, — это ложь и клевета, понятно?

— А если это правда?

Я почти ожидал, что Генри Уолтон пойдет на попятный, но вместо этого он только продолжал сверлить меня взглядом с таким отвращением, как будто обнаружил волосатых гусениц в тарелке с зеленым салатом. Ледяным тоном он проговорил:

— Вы можете это доказать, мистер Корнелл? Вы уже показали себя сегодня утром, — просветил он меня. — Поэтому я решил ненавязчиво расспросить о вас ночную смену. — Он нажал кнопку, вошла целая компания и выстроилась в ряд, словно солдаты на поверке. — Мальчики, — сказал спокойно Уолтон. — Что вы можете рассказать о приезде мистера Корнелла сегодня ночью?

Они кивнули в унисон головами.

— Минуточку, — огрызнулся я. — При допросе мне понадобится надежный свидетель. Собственно, если можно, мне хотелось бы выслушать их показания под присягой.

— Вы хотите выдвинуть официальное обвинение? Может, похищение малолетних или незаконное содержание?

— Мне нужен только беспристрастный свидетель, — раздраженно сообщил я.

— Отлично. — Он поднял трубку и что-то сказал. Мы подождали несколько минут, и наконец, вошла очень чопорная молодая женщина. Она шла за одетым в форму полицейским и несла одну из миниатюрных бесшумных пишущих машинок. Привычным движением она водрузила ее на подставку. — Мисс Мэсон, наша дипломированная государственная стенографистка, — проговорил он. — Офицер, я хотел бы, чтобы вы заверили копию, когда мы кончим. Это обычное дело, но все должно быть по закону для удовлетворения мистера Корнелла. А теперь, мальчики, поехали, поставим точки над i. И назовите сначала для мисс Мэсон свои имя, фамилию, должность и положение.

Это было исполнено, и тут я заметил, что ночная смена уже расположилась в хронологическом порядке. Первым выступил пожилой агент. Он был ночным швейцаром, но теперь содрал золотые адмиральские аксельбанты и выглядел не лучше любого другого человека преклонного возраста, которого постоянно клонит ко сну.

— Джордж Комсток, — начал он, — швейцар. Как только я увидел машину, сворачивающую к подъезду, то нажал кнопку звонка и вызвал посыльного. Прибежал Питер Райт и стал, выжидая, пока машина мистера Корнелла не остановилась у тротуара. Следом за ним вышел Джонни Олсон, и, пока Питер занимался багажом мистера Корнелла, Джонни сел в его машину и отогнал ее в гараж гостиницы…

— Пусть каждый говорит сам за себя. И не торопитесь, пожалуйста, — прервал его Уолтон.

— Ладно, тогда выслушайте уж до конца. Джонни Олсон сел в машину мистера Корнелла, Питер Райт забрал багаж мистера, и мистер Корнелл последовал за Питером.

Повинуясь кивку заместителя заведующего, на полшага вперед выступил следующий в шеренге и сказал:

— Я Джонни Олсон. Я вышел из дверей за Питером Райтом, и после того, как Питер забрал багаж мистера Корнелла, я сел в его машину и отогнал ее в гараж.

Третьим был посыльный Питер Райт.

— Я поставил его багаж на стол и подождал, пока он зарегистрируется. Потом мы поднялись в комнату 1224. Я открыл дверь, зажег свет, открыл окно и туалет, мистер Корнелл дал мне пять долларов, и я оставил его одного.

— Я Томас Бус, лифтер. Я доставил мистера Корнелла и Питера Райта на двенадцатый. Питер велел мне подождать, сказав, что он отлучится ненадолго, и поэтому я стоял на двенадцатом, пока он не вернулся. Вот и все.

— Я Дорис Каспар, ночная телефонистка. Мистер Корнелл вызвал меня в пятнадцать минут первого и попросил разбудить его в восемь часов утра. Потом он позвонил в семь тридцать и сказал, что он уже проснулся.

— Так как, мистер Корнелл? — сказал Генри Уолтон.

— Но…

Полицейский выглядел озадаченным.

— Что все это значит? Если меня позвали засвидетельствовать подобные показания, то я ничего не понимаю.

Уолтон взглянул на меня. Я не знал, что ответить, но, тем не менее, сказал:

— Прошлой ночью я прибыл сюда с женщиной, и мы зарегистрировались в разных номерах. Мы прошли в 913-й, я подождал, пока она устроится, и потом поднялся в свою комнату на двенадцатом. Сегодня утром женщина бесследно исчезла.

Я продолжал, упомянув еще о некоторых деталях, но чем больше я говорил, тем выше поднимались его брови.

— Вы что-нибудь пили? — спросил он резко.

— Нет.

— Точно?

— Абсолютно.

Уолтон взглянул на свою команду.

— Да, казалось, он не был под градусом и твердо держался на ногах, — проговорили они хором и потом добавили еще кучу эпитетов, из которых следовало, что я был пьян, но, видимо, я не из тех парней, по которым это можно определить с первого взгляда.

Полицейский тихо прыснул.

— А зачем с вами путешествовала эта медсестра?

Я объяснил им это случайностью, тем, что я оказался на мели и так далее. Собственно, я сделал это, чтобы доказать полицейскому, что у меня твердый характер. По его отношению было видно, что он считает, будто любой человек, путешествующий в машине с медсестрой-сиделкой, был либо ненормальный, либо калека.

И тут меня осенило, я повернулся к Джонни Олсону.

— Вы видели мою машину? — спросил я его. Посмотрев на Уолтона, он кивнул. — В моей машине сколько угодно доказательств. Между тем, подумайте, офицер, как просто оказалось изобличить меня во лжи. Но тогда стоило ли мне добиваться допроса при свидетелях, если бы я не был уверен в собственной правоте? Я стоял за мисс Фарроу, когда заполняли и подписывали регистрационный лист. Очень жалко, что в отеле стали применять регистрационные карточки, а не старые регистрационные книги. Карточку очень просто подменить или перепутать…

— Если это обвинение, я склонен был бы услышать его в суде, и по всем правилам, — зло оборвал Уолтон.

Полисмен казался невозмутимым.

— Скажем проще, мистер Корнелл. Ваша история не столь нелепа. Но служащие отеля сменялись один за другим. И по записям явствует, что вы постоянно были на виду по крайней мере двух человек с того момента, как ваша машина подрулила к главному входу, и до того момента, как вы оказались в своей комнате.

— Вы обвиняете меня в похищении! — вставил помощник заведующего.

— А вы обвиняете меня в умственной неполноценности! — отрезал я. — С какой стати нам ходить вокруг да около, ища виноватых, когда проще вам рассказать все начистоту!

Мы мрачно уставились друг на друга. Атмосфера накалялась. И только полицейский и дипломированная стенографистка, едва касавшаяся беззвучных клавиш пишущей машинки, невозмутимо слушали нашу перебранку.

Потом наступила тишина, которую прервал вернувшийся Олсон.

— Ваша машина подана, — зло бросил он.

— Прекрасно, — сказал я. — Выйдем и посмотрим. Там вы отыщете сколько угодно следов мисс Фарроу. Офицер, вы телепат или эспер?

— Эспер, — сказал он, — но не здесь.

— На сколько простирается эта чертова мертвая зона? — спросил я Уолтона.

— До середины тротуара.

— Отлично. Тогда пошли.

Они двинулись к дороге. Мисс Мэсон вынесла свою маленькую молчунью и вытянула повыше подставку, так, чтобы можно было записывать стоя. Мы встали вдоль обочины, и я, торжествуя, заглянул в свою машину.

И тут моя спина вновь покрылась холодным потом. Машина сверкала и блестела чистотой. Ее вымыли, выскоблили и отполировали, пока она не стала как новая, словно только что сошла с подмостков магазина.

Уолтон выглядел озадаченным, и я хлестнул его мыслью:

«Чертов телепат!»

Он слегка кивнул и сказал тихо:

— Я очень извиняюсь, но мы не можем найти каких-либо отпечатков пальцев, сами видите. — Тут он повернулся к полицейскому и продолжил: — А мистер Корнелл станет обвинять нас в том, что мы умышленно вымыли его машину, чтобы скрыть улики. Однако можете узнать у начальника охраны отеля, что мойка машины является здесь обычной услугой. Точнее, если кто-либо из гостей ставит машину в наш гараж и его машина не выглядит как с иголочки, кто-нибудь обязательно наведет на ней лоск.

Вот так-то. Я быстро огляделся, так как пора было сматываться. Если я останусь и начну приводить еще какие-нибудь аргументы, из меня сделают отбивную. Я не сомневаюсь, что весь персонал гостиницы причастен к исчезновению медсестры Фарроу. Но они провели свою работу так, что если бы я был более настойчив, мне пришлось бы выдержать официальную атаку, вершиной которой было бы обвинение в убийстве и сокрытии трупа.

Поэтому я открыл дверцу и скользнул внутрь. Я покопался в так называемом ящичке для перчаток и обнаружил, что карты сложены в одну кучку, а все пометки начисто стерты. Я еще немного повозился внутри, уронил парочку карт на пол и, поднимая их, повернул ключ зажигания, который Олсон оставил в машине.

Завизжав шинами, автомобиль сорвался с места. Послышался пронзительный звук полицейского свистка. Завернув за угол, я осторожно прощупал свои тылы. Они вернулись в отель. Я не верил, что полицейский был частью их заговора, но мог поспорить, что Уолтон сунул полисмену пачку прекрасных сигарет, чтобы тот помог им избавиться от весьма неуживчивого клиента.