Кошмар одиннадцатый
ЛЕСНЫЕ РАЗБОЙНИКИ

Ракрут указал мне путь, по которому проще всего было добраться до цивилизованных мест.

После смерти Луксора от рук отвратительного Поскервиля он постоянно пребывал в самом плохом расположении духа. Демон с острова был одним из лучших его друзей, и, несмотря на темную душу и редкую черствость по отношению к друзьям, де Мирт, очевидно, сильно переживал утрату.

Когда я объявил о своем желании убраться восвояси из этих мрачных мест, он почти не выразил удивления. «Что ты только там забыл? Не понимаю я тебя… Пожил бы у меня несколько месяцев. А, впрочем, дамочки…»

Морена по его просьбе некоторое время вела меня по лесу, провожала. Она следила за тем, чтобы со мной ничего не случилось. Наконец мы вышли на освещенную солнцем прогалину – болото здесь уступало место сухому дерну, и впереди была хорошо различима утоптанная кем-то дорога.

– Отсюда уже не так далеко до чистых от проклятия мест, – грустно сказала она. – Эту дорогу мы специально создали, чтобы она вела к нам людей… а то скучно, знаешь ли… а так кто-нибудь зайдет – мы повеселимся.

Я и предположить не мог, что по этой дороге мне придется пройти еще раз. Тогда я питал надежду, что убираюсь из Кадрата навсегда.

– Спасибо тебе…

– Жаль, что ты все же не хочешь забрать замок Ракрута и меня. – Ее лицо выглядело капризным и недовольным.

– Знаешь, когда-нибудь я, возможно, вернусь и заберу его замок и тебя. – Я улыбнулся.

– Обещаешь?

– Конечно.

– Все ты врешь. – Она рассмеялась и ткнула меня указательным пальцем в грудь. – Какой же ты противный, а ведь мог бы… Вы же друзья – он тебе до – веряет. Как это было бы просто и как чудесно…

– Действительно чудесно и просто… – я снова улыбнулся, – но сейчас я пока не готов.

– Ладно, я понимаю. – Она приподнялась на мысках, ее крылья едва заметно дрогнули, раскладываясь за спиной, потом она чмокнула меня в щеку. – Будешь в наших краях – заходи… И не вздумай меня забывать, противный…

Она стремительно вознеслась вверх и, быстро набирая высоту, исчезла за кронами деревьев. А я остался на лесной прогалине один. Позади раздавалось нестройное кваканье лягушек, и диковинное животное, а может, растение издавало леденящий душу вой. Я недолго вслушивался в жуткие трели – всегда любил этническую музыку, – а потом двинулся по дороге, быстро удаляясь от замка своего лесного приятеля.

Я уже столько времени бродил по лесу, что мне стало казаться, будто тело мое приобрело гибкость, необходимую для длительных путешествий, а мышцы ног сделались твердыми как камень. Теперь я, наверное, легко мог бы преодолеть мили и мили пути… Несомненно, столь скорая метаморфоза моей телесной оболочки была связана с эликсирами, которые я принимал, будучи очень юным. И теперь мой физис развивался с бешеной быстротой. С той же неимоверной скоростью, с какой мой организм залечивал раны.

Пружинисто и уверенно, воодушевленный мыслями о совершенстве собственной природы, я прошагал довольно далеко, пока мне не пришлось замедлить шаги – я услышал чей-то странный голос. Почему странный? Потому что говорили по меньшей мере двое, но при этом складывалось такое впечатление, что одни и те же фразы произносятся хором – так показалось мне. Само по себе это выглядело довольно странным. «Может, у меня что-то со слухом?» Осторожно подкравшись к густому ельнику, который скрывал от меня говоривших, я раздвинул мохнатые лапы, при этом несколько иголок сердито впились в мою ладонь – как же Кадрат недружелюбен к путешественникам. То, что я увидел, сильно мне не понравилось, я было сделал шаг назад, однако осознание того, что одно неосторожное движение – и меня заметят, заставило замереть на месте. Я впился взглядом в фигуры медленно переговаривающихся лесных разбабников Не приходилось сомневаться в том, что мне повстречались представители одной из знаменитых банд Кадрата. На поясах у неизвестных болтались кривые ножи, а у одного даже имелся ржавый ятаган с зазубренным и местами сточенным, надо думать, от частого употребления лезвием. Лица у разбойников были исключительно грязные, а на потрескавшихся коричневых губах застыли глумливые улыбки… Один из них был огромного роста с очень слабо развитыми плечами и странными ногами, через некоторое время я понял, почему они показались мне странными – коленные суставы его ног сгибались в другую сторону. Двое других были двухголовыми чудовищами, но если обе головы одного выглядели вполне сносно, то у второго одна из голов представляла собой довольно жуткий рудимент, он свисал у него за спиной, словно закинутый на плечо полупустой мешок. Мутные глаза рудиментарной головы влажно поблескивали – могу поклясться, они что-то видели. Насколько зорко смотрела голова, мне довелось узнать уже очень скоро, потому что владелец рудимента вдруг обернулся всем телом и что-то гортанно крикнул своим спутникам на непонятном мне наречии. Его указательный палец был направлен точно на меня.

Теперь не оставалось и тени сомнений в том, что меня обнаружили. Я бросился наутек. Позади затрещали ломаемые их крупными телами ветки ельника, потом в воздухе что-то свистнуло, и острый ятаган вонзился в корявый ствол дерева, едва не угодив мне в затылок. Преследователи собирались меня прикончить. Наверное, они надеялись, что можно будет чем-нибудь поживиться за мой счет.

Тот, у которого колени сгибались в обратную сторону, оказался куда проворнее своих товарищей, он бежал как хороший рысак и, не измени я резко направление, наверняка настиг бы меня.

Внезапно откуда-то справа послышался рев трубы, и через мгновение, преодолев несколько прогалин, я вдруг выбежал к обширному лагерю, разбитому прямо на границе с кадратскими лесами. Между убогими шалашами сидели и играли в игры, ели, пили или просто переговаривались жутковатые монстры, в которых легко угадывалась человеческая природа. Большинство разбойников были двухголовыми, должно быть, так влиял на людей кадрат-ский воздух, но встречались и иные генетического свойства уродства. Прежде они наверняка были людьми, теперь же походили скорее на диких зверей, в них остро чувствовалось животное начало. В лагере пахло, как в конюшнях, острый запах мочи и кала шибал в нос.

Как только я появился, несколько разбойников, сидевших ближе всего к лесу, вскочили на ноги и выхватили ножи и кривые сабли. Один из них что-то закричал, и множество глаз мгновенно уставилось на меня… Похоже, им давно не приходилось видеть в этих местах кого-то, более напоминавшего человека, нежели монстра, и теперь они с удивлением рассматривали меня.

Мои преследователи появились через мгновение и присоединились к общему собранию уродов. Между ними и остальными началась нечленораздельная перепалка. Должно быть, они делили меня, договариваясь о том, кому принадлежит добыча.

К своему удивлению, я заметил, что неподалеку у коновязи стоят несколько довольно странных созданий, явно прежде бывших лошадьми У одной было шесть удлиненных конечностей, другая вся поросла такой длинной густой гривой, что под ней были скрыты даже копыта, а один жеребец вороной масти, казалось, ничем не отличался от обыкновенной лошади, только у него были потрясающе длинные уши. как у зайца или осла, – сравнению он бы явно не обрадовался. Когда конь повернул в мою сторону свою красивую голову, я смог различить, что изнутри его длинные уши розового оттенка, а глаза – сплошь красные с маленькими черными точками зрачков. Выглядел конь при пристальном рассмотрении весьма зловеще.

Разбойники волновались все больше, они уже не ограничивались простой руганью, в дело пошли кулаки, кое-кто размахивал ножом и дубинкой. Похоже, я действительно был для них лакомой добычей Однако я так и стоял возле леса, не в силах пошевелиться.

«Может быть, вызвать небольшой метеоритный дождь? Но где гарантия, что меня не зацепит какой-нибудь ятаган, если кто-то из них решит его швырнуть?»

Риск должен быть оправдан. Поэтому пока я не предпринимал каких-нибудь специальных действий, предпочитая наблюдать за тем, как будут разворачиваться события.

– Эй, что тут творится? – Потягиваясь, из одного шалаша выбрался огромный двухголовый разбойник, который, в отличие от своих друзей, говорил довольно внятно. Увидев меня, он здорово удивился, даже присел, а потом пришел в восторг: – Неизмененный… тута… хм… эх-хе… пустите-ка меня!

Расталкивая толстыми, словно стволы деревьев, руками присмиревших разбойников, он быстро приблизился ко мне и широко улыбнулся парой отвратительных и толстогубых ртов. Губы двигались синхронно, и это на самом деле поражало А говорил он двумя парами глоток, голоса сливались в абсолютно гармоничном хоровом единстве.

– Что ты думаешь о рабстве у меня, красавчике – спросил он.

– Эй, это… эээ… наша добыча… да? – протянул обиженным голосом один из разбойников, которых я встретил в лесу.

Похоже, когда в этом возникала необходимость, они тоже могли изъясняться на вполне человеческом наречии.

– Что там шавка пролаяла?! – грозно рявкнул двухголовый верзила, не поворачивая ни одной из голов. Только его ноздри синхронно раздувались, выражая крайнюю степень раздражения.

Ему никто не ответил. Поэтому он просто стоял и ждал, что отвечу я на его идиотский вопрос.

– Я принципиально против рабства, – сказал я, – это кажется мне дикостью, пережитком ушедших эпох.

– Да? – Улыбки стали еще шире, оказалось, что сейчас одно из лиц у него треснет, а потом развалится на две половины.

– Да, – твердо ответил я.

– Тогда мне придется тебя сильно избить, – неожиданно зло сказал разбойник, – а потом мы пойдем, и ты, собака, будешь мыть мои сапоги, а потом почистишь моего коня. – Он кивнул на вороного жеребца. – Что скажешь?

– Конь мне нравится, – нагло ответил я, – пожалуй, я возьму его себе…

Над лагерем повисла тягостная тишина. Все ожидали, что сейчас произойдет. Двухголовый гигант с яростью смотрел на меня. Он пытался сообразить, почему я так уверенно разговариваю и что я могу ему противопоставить. Его взгляд упал на рукоятку торчавшего у него из-за пояса меча, потом он посмотрел на мои пустые руки и худощавую фигуру.

– У тебя даже оружия нету, – сказал он и сощурился.

– Я возьму твое, – ответил я.

– Ты кто такой, – сердито поинтересовались две головы разбойника, – что так ведешь себя? Ты мне не нравишься, да?!

– Ты мне тоже. Ты что, предводительствуешь над этим сбродом?

Толпа недовольно загудела. Однако разбойник поднял вверх ладонь, остановив их.

– Мы все – свободные граждане Кадрата, – сказал он, – и каждый делает то, что хочет, раб… А теперь получай.

Действовал он мгновенно, заграбастав меня своей внушительной пятерней и мощно ударив в грудь. Воздух со свистом вышел из побеспокоенных легких, а я рухнул на спину. Никак не ожидал, что он будет настолько проворен. Не теряя времени, разбойник ловко извлек ятаган и приставил его к моему горлу. Я все еще распахивал рот, как рыба, и ловил им воздух.

– Пусть они решают твою судьбу, наглый раб, – зло сказал верзила. – Ну как?! – проорал он. – Что будем с ним делать?! Убить его или все же помиловать?!

– Ты же слышал, Атон, он потребовал твое оружие. – Голоса, проговорившие это, принадлежали верзиле, у голов которого были удивительно ясные синие глаза.

Выглядели они довольно странно. Приглядевшись, я понял, в чем дело, – глаза были лишены зрачков. Потом синеглазый сделал несколько шагов, шаря перед собой в пространстве вытянутой рукой, и я осознал, что передо мной слепец. Тем удивительнее было это, потому что глаз у него было целых четыре – и ни один из них не видел. Должно быть, он родился таким.

– Поединок, – выкрикнул кто-то.

– Поединок, – поддержали его другие голоса.

Атон грязно выругался и сплюнул себе под ноги. Он посмотрел на меня с ненавистью и, убрав ятаган от моего горла, швырнул его мне. Бросок был рассчитан так, что лезвие запросто могло пробить мою грудь, однако я оказался проворнее, чем ожидал Атон, поймал ятаган за рукоятку и вскочил на ноги. Атон сделал несколько шагов назад, чтобы освободить себе пространство для маневра, и медленно вынул из-за спины длинный двуручный меч, который всем бы был хорош, если бы не обильная ржавчина, которая подтачивала металл и затупляла обоюдоострое лезвие. Мой ятаган был немногим лучше, к тому же я редко пользовался холодным оружием – у колдунов это не принято – и совершенно не представлял, как смогу дотянуться коротким острием до длиннорукого Атона.

Тот решил заручиться поддержкой толпы и поднял меч над головой. Слишком многие его ненавидели за то, что он был сильнее и часто отбирал чужую добычу: нестройный хор голосов поддержал громилу. На моей стороне, правда, тоже не было никаких симпатий: во-первых, я был чужаком, да еще и сильно не похожим на них – «неизмененным», а во-вторых, почти все были уверены, что я уже обречен. А кто встанет на сторону обреченного?! Это все равно что поддерживать на эшафоте осужденного, который уже положил голову на плаху и над ним занесен топор палача. Так что когда я поднял ятаган, поддержкой мне стала гробовая тишина. И все же традиции следовало соблюсти. Кто знает, может, эти условности помогут мне выбраться живым и из этой переделки.

Атон не стал долго ждать. Он ринулся вперед и нанес мечом резкий удар сплеча. Наверное, он рассчитывал, что я постараюсь отвести меч ятаганом и его тонкое лезвие легко сломается, но я поступил иначе. Увернулся от двуручного меча, отпрыгнул и развернулся спиной к толпе и своему противнику, оставив ятаган в левой руке и делая быстрые пассы гибкими пальцами. Обернулся я как раз вовремя, чтобы отвести направленное мне в грудь острие. Закаленное огненным знаком железо ятагана ударило в основание меча, и с хрустальным звоном он неожиданно для всех сломался. Атон отскочил назад и с недоумением уставился на рукоять, зажатую в его кулаках.

Теперь он был безоружен, а у меня появилось преимущество. Я рванулся к нему, взмахнул ятаганом, но немного не достал его, когда он отпрыгнул назад. Только грязная рубаха на его крепкой груди лопнула, и мое оружие прочертило на потной коже бордовую черту. Атон споткнулся и едва не упал. Выругавшись, он увернулся от нового выпада, потом посмотрел мне в глаза и замер. Как всегда, когда я творил заклятия огненной магии, глаза мои сделались мало похожи на человеческие, в них были желтые сполохи пламени, и черные линии узких зрачков вселили ужас даже в двухголового громилу.

– Он не человек, – закричал Атон, тыча в меня пальцем, и попытался скрыться в толпе, но разбойники сомкнули ряды и выпихнули его обратно.

Можно подумать, он сам был человеком… Двухголовая самоуверенная скотина…

Затравленно оглядевшись, Атон решился на последний, отчаянный рывок. Он взревел и бросился на меня, я немного подался назад, точно рассчитав направление нашего движения. Атон напоролся животом на ржавое лезвие ятагана, которым сам, должно быть, умертвил немало людей. Его лица отразили недоумение, потом одна из голов запрокинулась, другая еще некоторое время смотрела на меня. Глаза разбойника медленно стекленели, а потом он повалился вперед. Я отскочил в сторону, с глухим чавканьем вырвал ятаган из его большого тела и обернулся к толпе, наблюдавшей за нашим поединком.

Пока я не знал, чего от них ждать. Возможно, придется прикончить их всех. Или по крайней мере попытаться прикончить… Пауза затягивалась, так что я уже стал просчитывать варианты, как бы мне получше и побыстрее осуществить эти черные намерения.

Как вдруг совершенно неожиданно для меня, снова заговорил разбойник, чьи четыре глаза были лишены зрачков.

– Правила всем известны, – сказал он, – чужак прошел испытание – теперь он один из нас.

Кое-кто из разбойников заворчал, особенно недовольны были мои недавние преследователи, и все же никто не решился выступить против голубоглазого слепца. Он приблизился и положил тяжелую ладонь мне на плечо.

– Ты можешь взять его жилище и его коня себе, теперь ты – один из нас…

Я обернулся к вороному скакуну, который, поджав уши, жевал траву, склонив свою красивую голову.

– Это очень кстати, – ответил я, – славный у вас обычай… Мне нравится.

– Завтра утром все мы сядем и будем слушать твою историю, приготовься, – голубоглазый повел вокруг себя рукой, – все они теперь – твой народ. Никто из нас особенно не любил Атона, но он был силен и вынослив, мог хорошо охотиться и приносить много пищи, теперь ты занял его место и должен быть таким же крепким и уверенным в своих силах, иначе нам придется убить тебя и съесть…

Он обнажил крепкие желтые зубы, и я вздрогнул – настолько отталкивающее зрелище представлял в этот момент слепец.

Через некоторое время мной уже интересовались куда меньше. Я мог спокойно разгуливать по лагерю, не привлекая лишнего внимания.

Я решил познакомиться с конем. Он оказался свирепого нрава и сразу же попробовал меня укусить, я отпрыгнул, и его крепкие зубы клацнули впустую. Рассудив, что мы еще успеем познакомиться и подружиться, но лучше, если это произойдет несколько позже, я отправился к шалашу Атона… Внутри было грязно. На наваленных в беспорядке восточных тряпках – должно быть, Атон ограбил караван – лежала тонкая светлокожая девушка, которая сладко потянулась, когда я вошел, и улыбнулась мне…

– Ты убил Атона? – удивленно сказала она. – Ой, ты мне уже нравишься.

– Как тебя зовут? – деловито спросил я.

– Ундина, я с Атоном уже несколько месяцев… С тех пор как меня перехватили в Восточном лесу, я там плела паутину…

– Понятно…

Меня уже сложно было чем-то удивить. Девушка, которая плела паутину в Восточном лесу? А почему бы и нет. Они все так или иначе плетут паутину любовных интриг и постепенно опутывают нас липкой, крепкой нитью проблем. Гораздо честнее, по-моему, плести настоящую паутину.

– Эй ты, как там тебя? – вдруг выкрикнул кто-то снаружи.

– Я скоро, – сказал я и вышел.

Возле шалаша стоял приземистый разбойник, одна его голова была рыжеволосой, а другая белой как снег… Увидев, что я рассматриваю его седую голову, он торопливо пояснил:

– Это меня испугали…

– Бывает… – откликнулся я.

– Еще бы, прямо в это ухо, – он поковырял в нем узловатым пальцем, – проорала огагуля – теперь я им ничего не слышу.

– Ну, у тебя еще три осталось.

– Это да. Я к тебе по делу. – Он деловито кивнул.

– Я тебя слушаю.

– Понимаешь, у тебя всего одна голова и, как я успел заметить, довольно непривлекательная, вряд ли ты можешь рассчитывать на то, что понравишься девушке…

Я усмехнулся.

– А мне давно нравится Ундина, замечательная, красивая девушка, я даже хотел бы на ней жениться.

– Ты не слишком-то разборчив, да? – поинтересовался я.

– Откровенно говоря, да. – Разбойник загугукал, должно быть, так он смеялся…

– Понятно, – сказал я. – Что ты дашь мне за нее?

– Ну… – он замялся, – я мог бы дать тебе немного денег.

– Ты хочешь дать мне НЕМНОГО денег за девушку, которая тебе так нравится? Стыдись же… Ведь решается твоя судьба. Или ты не хочешь надолго связывать с ней себя, а хочешь просто воспользоваться ее доверчивостью и чистотой?

Он потупился:

– Ну хорошо, я отдам свою долю драгоценностей… мы взяли добычу в прошлую субботу…

– Большая добыча? – деловито поинтересовался я.

– Очень большая. – заверил он меня.

– Ну хорошо, тащи свои драгоценности.

– Они со мной, – быстро ответил он, наверное, опасался, что я передумаю.

– А ты хитрец, – погрозил я ему пальцем, – давай их сюда.

– Разве тут можно что-то оставить без присмотра, немедленно украдут, – сказал он и поспешно извлек из-за пазухи небольшой сверток.

Внутри оказался золотой амулет, изображавший желтого демона с жабьей головой и изумрудными глазами. Разбойник передал его мне:

– Это моя часть добычи.

– Невелика ценность, – заметил я, хотя вещь показалась мне очень дорогой, к тому же меня кольнуло предчувствие, что она мне еще когда-нибудь пригодится. – Ну да ладно, забирай свою девчонку.

Просияв, разбойник скрылся в шалаше Атона и извлек на свет сопротивлявшуюся пленницу, она буквально билась в истерике.

– Спаси меня, – прокричала она мне, пытаясь вывернуться из цепких рук разбойника.

– Плети спокойно свою паутину! – Я помахал ей рукой и спрятал брошь за пазуху.

«Хорошая сделка!»

Интересно, что я буду рассказывать им завтра утром. Может быть, правду? Только как они отреагируют на правду? Я стал размышлять и копаться в вещах убитого мной Атона, теперь они принадлежали мне. Я отыскал несколько забавных безделушек и немного еды растительного происхождения, потом собрал все в помятый медный котелок и отправился налаживать отношения с конем.

Сначала он был крайне недоволен моим визитом, тряс головой и клацал острыми зубами. Недолго думая я протянул ему толстую палку, и он вдруг легко ее перекусил – зубы у этого жеребца были как у акулы: в два ряда и преострые. Да, опасный зверек… Именно такой мне и нужен в качестве спутника. После того как я несколько раз отпрыгивал от него, а потом приближался вновь, он понял, что я не из пугливых и в покое его все равно не оставлю. Тогда он стал относиться ко мне немного спокойнее, даже взял из рук протянутую пищу. Похоже, она пришлась ему по душе, потому что через некоторое время он уже позволил погладить его по черной морде, а когда я стал чесать его за ушами, то почувствовал, что мы превращаемся в лучших друзей. Конь замурлыкал, словно кошка, положил свою длинную морду мне на плечо и несколько раз громко фыркнул в ухо, выражая свой восторг и расположение. Я приходил к нему еще несколько раз, чтобы укрепить наши отношения. Он уже не делал попыток меня укусить, только сразу лез мордой в ладони, чтобы посмотреть, что я ему принес.

Поскольку рассказывать утром мне было особенно нечего – я больше люблю выступать перед благодарными слушателями, а не перед толпой сумасшедшего двухголового сброда, – я решил смыться уже этим вечером, тем более что впереди меня ждали великие дела и всемирная слава – в том, чтобы оставаться далее в лагере разбойников, я не видел никакого смысла.

Когда наступили сумерки, как раз представился подходящий случай для побега: большинство двухголовых разбрелось по окрестностям в поисках пищи – они охотились и собирали съедобные орехи, коренья, грибы, ягоды, которые было не так просто отыскать в проклятых землях Кадрата. К тому же большой отряд отправился с двухдневной миссией – грабить очередной торговый караван: разведка доложила, что он будет идти с востока. Те же монстры, что остались в лагере, либо валялись пьяные, либо развлекались с пленными дамочками в шалашах.

Захватив с собой седло для своего приятеля, незаметно для всех, по крайней мере так мне показалось, я прошел к лошадям, потрепал вороного по ушам, отвязал его от сложенной из бревен коновязи и двинулся через лагерь, почти полностью скрытый во мраке. Вскоре мы уже были под защитой деревьев. Тогда я пошел прочь от лагеря куда увереннее.

Скрыться с наступлением сумерек было неплохой идеей. Я уже было воодушевился, предполагая, что мне удалось совершить побег, улыбался собственной ловкости и смекалке, как вдруг послышался шелестящий звук, и сверху на меня медленно, как во сне, опустилась липкая паутина. Она сковала мои движения, я как мешок упал на землю, а конь испуганно отпрыгнул назад, прижав уши к голове. Должно быть, он испугался. Несмотря на акульи зубы, вороной был трусоват – наверное, уши ему все же достались от папаши-зайца. С ветвей дерева с диким воем на меня, спеленатого подобно младенцу, спрыгнула Ундина, откуда-то из-за ее обнаженных плеч выпархивала, продолжая разматываться, паутина. Лицо у девушки было пепельно-серым и злым.

– Продал меня, подонок? – визгливо выкрикнула она. – За какую-то дешевую безделушку!

Я рад был бы ответить ей, что она совсем не права и безделушка вовсе не дешевая, а очень ценная, и вообще, это не безделушка, а понравившийся мне ценный амулет, а ее я сегодня видел впервые, и вообще, в гробу я ее видел, но рот мой залепили липкие нити, поэтому я только замычал, выражая свое несогласие с происходящим. Может, оно и к лучшему…

– Собираешься сбежать? – Она наступила босой ногой мне на горло. – А как же твоя утренняя история? Вот интересно, что они скажут теперь, когда я всем расскажу, как ты пытался сбежать.

Ундина радостно засмеялась, запрокидывая голову.

Конь, не совсем понимая, что происходит, сунул свою любопытную морду, чтобы получше разглядеть, что эта странная дамочка делает со мной. Но она повернулась к нему и резко ударила маленьким кулачком в раздувавшуюся ноздрю. Она постаралась, чтобы удар был как можно больнее. В этом заключалась ее основная ошибка. С обычным конем такая штука, может, и прошла бы, он кинулся бы наутек, обиженно тряся мордой, но длинноухий красавец быстро и грациозно развернулся и сильно лягнул ее ногами куда-то в область груди. Издав хриплый стон, она отлетела довольно далеко и там осталась лежать без движения. Меня при этом рвануло следом за ней, и я, пропахав в земле небольшую борозду, ткнулся головой в древесные корни.

– Замечательно, – промычал я ему, восхищенный происшедшим до глубины души, – молодец!

Теперь загвоздка состояла только в том, чтобы как можно скорее избавиться от этой паутины и наконец убраться из этих мест. Я продолжал мычать, надеясь, что конь поймет меня и поможет, но ему все было нипочем Он немножко потоптался возле меня, натыкался мордой в паутину, а потом отправился жевать траву неподалеку от убитой его тяжелыми копытами Ундины.

К вечеру меня обнаружила парочка разбойников.

– Ух ты, – сказал один из них, – гляди-ка, че с ним сделалось…

Я снова замычал. Тогда разбойник наклонился и отодрал паутину от моего лица, чтобы я мог говорить.

Отрывалась она с треском, и, поскольку он особенно не церемонился, мне показалось, что вместе с липкой паутиной он оторвал мне кусок щеки.

– Дьявол тебя возьми! – первым делом заорал я, как только ко мне вернулась возможность говорить. – Да я из-за тебя чуть без лица не остался!

– Если хочешь, я тебя могу тут оставить, – обиженно ответил он и отошел в сторону.

– Нет-нет, – мой тон сразу стал весьма любезным, – распутай меня, только, пожалуйста, осторожнее.

– Ладно.

Оба они принялись распутывать меня, пока наконец мои руки не освободились и я не смог взяться за дело сам.

После того как я содрал с себя всю паутину, мне пришлось в сопровождении этой парочки вернуться в лагерь. Продолжить свое путешествие я не мог – они непременно доложили бы, что я собираюсь смыться. Оба и так смотрели на меня с нескрываемым подозрением: как это я оказался так далеко в лесу, да еще весь с ног до головы упакованный в превосходную паутину.

Едва мы оказались в лагере, ко мне подбежал влюбленный в Ундину разбойник, которого когда-то испугала огагуля. Его седая голова тряслась мелкой дрожью, и я почувствовал укол совести. Что-то в последнее время она меня частенько беспокоила… Впрочем, в том, что произошло, моей вины было немного – что поделаешь, если девочка не поладила с конем. Пока мы шли, жеребчик то и дело тыкался мне в плечо своей влажной мордой и тихонько покусывал, словно чувствовал, что провинился.

– Жак, – пробормотал он, – ты нигде не видел Ундину?

– А что, ты потерял ее? Он пожевал губами:

– Значит, не видел?

– Разумеется, нет… С тех пор как ты забрал ее и вручил мне это, – я продемонстрировал ему висевший у меня на шее амулет демона с жабьей головой, – я про нее и думать забыл.

– Понятно. – Разбойник расстроенно качнул головами и отправился восвояси.

– Вот бедолага, – пробормотал я, немного досадуя на несправедливость этого мира. – Кто виноват, что чертова Ундина была такой странной дамочкой. Уж точно не этот несчастный.

Я оставил длинноухого приятеля у коновязи, а сам вернулся в шалаш, чтобы хорошенько выспаться. У меня в голове уже родился план действий, благодаря которому я смогу покинуть эти отвратительные места, да еще окажу услугу моему приятелю Ракруту де Мирту. Он, кажется, впал в серьезную хандру после появления Поскервиля и гибели демона Луксора. Друзей всегда тяжело терять. Ну ничего. Я ему покажу, кто его истинный друг.