Глава 2
Когда идешь на тигра, бери длинную палку.
Мао Цзэ-Дун (1893-1976)
Я задумчиво поглядел на мою новобрачную.
– Ты очень благодушна, любовь моя, и я благодарен тебе за то, что ты не будешь свидетельствовать против меня. Но побаиваюсь, что законные основания, приведенные тобой, не годятся для нашего случая.
– Но ведь это одно из основных правил юстиции, Ричард! Жену нельзя принудить показывать против мужа. Это знает каждый.
– Вопрос только в том: знает ли об этом Менеджер? Компания утверждает, что у данного поселения только один закон – закон Голден Рула и что инструкции Менеджера лишь практическое истолкование этого закона, то есть подзаконные акты, меняющиеся в строго определенных рамках, к тому же только по указанию самого Менеджера. Гвен, я не знаю! Окружение Менеджера вполне может решить, что ты главная свидетельница Компании!
– Я не желаю этого! Не желаю!
– Спасибо, любовь моя! Но давай подумаем: если потребуются показания, то каковы они должны быть? Итак, предположим: меня ошибочно обвиняют в смерти мистера… скажем, мистера Икс. Этот мистер Икс – незнакомец, подошедший к нашему столику в тот момент, когда ты вышла в дамскую комнату. Так что же ты видела?
– Ричард, я видела, как ты его убил! Я видела это!
– Но следователь будет спрашивать во всех подробностях. Видела ли ты, как он подошел к нашему столику?
– Нет. Я его не видела, пока не вышла из дамской комнаты и собралась подойти к нашему столику, но заметила, что на моем месте кто-то сидит. Я даже испугалась немного!
– Прекрасно, вернемся немного назад и снова повторим, что ты видела.
– Ну… я вышла из женского туалета и повернула налево, в сторону нашего столика. Ты сидел ко мне спиной, так? Ты же помнишь это?
– Неважно, что помню я. Говори лишь о том, что помнишь сама. На каком ты находилась расстоянии?
– Я не знаю… Возможно, в десяти метрах. Я бы могла отправиться туда и измерить. Разве это имеет значение?
– Если будет иметь, то измеришь! Итак, ты видела меня с расстояния в десять метров. Что я делал? Стоял? Сидел? Двигался?
– Ты сидел спиной ко мне.
– Ты видела спину, освещенную очень ярко. Но почему ты думаешь, что это был именно я?
– Ричард, ты что, нарочно все осложняешь?
– Да, поскольку и следователи тоже нарочно все осложняют. Так как же ты меня узнала?
– Но ведь это был ты, Ричард! Я знаю твой затылок так же, как твое лицо! К тому же, когда ты встал и подошел к нему, я увидела твое лицо!
– Ну ладно, ты вышла и увидела мою спину. Так что же я сделал потом?
Встал?
– Нет, нет. Я увидела тебя за нашим столиком и кого-то напротив, на моем стуле. Я просто остановилась и стала смотреть.
– Этот человек был тебе знаком?
– Нет, я его никогда раньше не видела.
– Опиши его.
– Но я не смогу… точно.
– Маленький? Высокий? Возраст? Борода? Раса? Одежда?
– Я же не видела его стоящим. Но он ни юноша, ни старик. По-моему, бороды не было.
– А усов?
– Не знаю.
(Я-то знал: усов не было. Возраст – около тридцати.) – Раса?
– Белая. Светлая кожа, но не блондин шведского типа. Ричард, не было времени на разглядывание всех деталей. Он угрожал тебе каким-то оружием, а ты выстрелил в него и вскочил, когда подбежал официант. Я повернула назад и дождалась, пока его унесли.
– Куда они его унесли?
– Я не знаю точно, так как была в дамской комнате и дверь за мной захлопнулась. Они могли его занести в мужской туалет на другой стороне холла. Но там есть и другая дверь с надписью: «Только для персонала».
– Ты видела, что он угрожал мне оружием?
– Да. И ты тогда выстрелил в него, вскочил, схватил его оружие и спрятал в карман как раз в тот момент, когда официант подбежал к нему с другой стороны.
(Ого!) – В какой карман я положил то, что взял?
– Дай мне подумать. Надо мысленно туда вернуться. В левый карман. В левый наружный карман пиджака.
– Как я был одет?
– В вечерний костюм, мы ведь зашли туда после театра. Белая манишка, серый пиджак, черные ботинки.
– Гвен, чтобы не будить тебя, я разделся в гостиной и повесил одежду в платяной шкаф прихожей, собираясь убрать ее в гардероб попозже. Не затруднит ли тебя открыть шкаф и извлечь из левого наружного кармана того самого пиджака, что был на мне вчера вечером, «оружие», которое я туда упрятал?
– Ну…
Она запнулась и торжественно, как ребенок, исполнила то, о чем я попросил. Вернувшись через минуту, она протянула мне бумажник незнакомца.
– Это все, что я там нашла.
Я взял бумажник.
– Вот это и есть «оружие», которым он мне «угрожал»!
Я показал ей мой правый указательный палец.
– А вот оружие, из которого я в него выстрелил, когда он направил на меня свой бумажник.
– Не понимаю!
– Поверь мне, именно поэтому криминалисты придают гораздо больше значения очевидным фактам, нежели показаниям очевидцев. Ты – идеальный «очевидец», интеллигентный, искренний, жаждущий сотрудничать и вполне честный. Ты описываешь ту визуальную смесь, которую якобы видела, или полагаешь, что видела, и, собрав все бывшее в поле твоего зрения, ты подтвердила «увиденным» свои предположения о случившемся. Смесь эта в твоем воображении стала уже как бы истинными воспоминаниями: сведениями «из первых рук непосредственной наблюдательницы». Но ведь ничего такого не было!
– Но, Ричард, я же видела…
– Ты видела, как убили того бедного шута. Ты не видела, что он мне угрожал, поскольку этого и не было. И ты не видела, что его убил именно я, ибо и этого тоже не было! Кто-то третий прикончил его с помощью разрывного жала. А так как он сидел лицом к тебе и жало попало ему в грудь, стало быть, стрелявший мог стоять непосредственно за тобой. Ты не заметила никого?
– Нет. О, там сновали официанты, метрдотель и шофер, а еще люди, встающие и садящиеся. По-моему, там не было никого особенного, а тем более стрелявшего из оружия. А какое это оружие?
– Гвен, оно может и не выглядеть оружием. Замаскированное оружие, каким обычно пользуются убийцы, и способное стрелять короткими стрелками, должно иметь в длину около пятнадцати сантиметров. Это может быть дамская сумочка, камера, театральный бинокль. Список невинных на вид предметов бесконечен. И нас он никуда не приведет, поскольку я сидел спиной к убийце, а ты не приметила ничего особенного. Жало было послано из-за твоей спины. Поэтому забудь о нем. Давай лучше узнаем, кем был потерпевший. Или за кого себя выдавал.
Я вытряхнул все из отделений бумажника, включая и «секретный» кармашек. В нем лежал золотой сертификат, выданный банком в Цюрихе (эквивалентный примерно семнадцати тысячам крон) и, по-видимому, припасенный на обратный билет.
Там же – стандартное удостоверение, выдаваемое в Голден Руле всем прибывающим. Все, что можно было из него извлечь, – это фотография, названное им имя, национальность, возраст, место рождения и так далее, а еще подтверждение того, что Компании предъявлен обратный билет или сумма, необходимая для оплаты как билета, так и пребывания на спутнике-поселении в течение девяноста дней. Эти последние два пункта – единственное, что по-настоящему заботило Компанию.
Я не знаю наверняка, как поступает Компания с теми, кто, слишком потратившись, остается без обратного билета и без денег на него. Возможно, они могли продать свои контракты. Но я не знал, сколько это стоит.
Прожиточный минимум – это нечто, чем я не стал бы рисковать…
Удостоверение, выданное Компанией на имя Энрико Шульца: тридцать два года, гражданин Белиза, уроженец Сиудад Кастро, бухгалтер. С фотокарточки глядел тот самый несчастный дурачок, который позволил себя убить, пытаясь выйти на связь в таком людном месте.
…И я уже в сотый раз подивился: почему он мне не позвонил и не пригласил поговорить в укромном месте? В качестве «доктора Эймса» я значился в справочнике, а пароль «Уокер Эванс» обеспечил бы ему конфиденциальный разговор со мной.
Я показал фотографию Гвен.
– Это тот самый парень?
– Кажется, да. Хотя не могу сказать с уверенностью.
– Я-то вполне уверен, поскольку говорил с ним лицом к лицу несколько минут.
Наиболее интересная информация содержалась для меня в том, чего же не хватает в бумажнике? Там было удостоверение Голден Рула, золотой швейцарский сертификат и еще восемьсот тридцать одна крона. И все!
Никаких кредитных карточек, ни водительских прав, ни контракта, ни членского билета гильдии или объединения, ни билета члена какого-нибудь клуба или общества – ничего!
Бумажник мужчины похож на дамскую сумочку – и там и тут всегда скапливается всякий хлам: фотографии, газетные вырезки, счета из магазинов и прочее, до бесконечности. И постоянно требуется уборка этого мусора. Но и после любой такой «чистки» кое-что, в чем обязательно нуждается современный человек, должно остаться. У моего приятеля Шульца не осталось ничего.
Вывод: его не волновала проблема истинного подтверждения собственной личности.
Следовательно, где-то в поселении Голден Рул есть набор его истинных документов: удостоверение с иным именем, паспорт, почти наверняка выданный не Белизом, другие бумаги, которые могли бы раскрыть его подноготную, мотивы поведения и, возможно, то, откуда ему известен пароль «Уокер Эванс»?
Но как же все-таки это выяснить?
Меня беспокоило еще и побочное обстоятельство – те самые семнадцать тысяч в золотых швейцарских сертификатах. Не содержалась ли в них, помимо стоимости обратного билета, еще и ничтожная сумма, предназначенная мне в уплату за убийство Толливера? Если это так, то меня оскорбили до глубины души. Я предпочел бы убийство как выполнение общественного долга.
Гвен вдруг спросила:
– Не хочешь ли ты со мной развестись?
– Что, что?
– Я втравила тебя в этот брак. У меня были самые добрые намерения, честное слово! Но все повернулось так, что я чувствую себя идиоткой.
– Ах, Гвен, жениться и развестись в один день – это не по мне. Если хочешь меня турнуть, давай проделаем это завтра. Но хотелось бы иметь испытательный срок дней в тридцать. Или хотя бы в две недели. И дать тебе такую же возможность. Вот тогда наши действия, как в горизонтали, так и в вертикали, будут оценены по достоинству. Либо не оценены. Предоставляю тебе судить об их достоинствах. Ну как, разве это не справедливо?
– Справедливо. Хотя я и могла бы забить тебя до смерти твоими же собственными хитроумными рассуждениями.
– Забить мужа до смерти – это привилегия любой замужней женщины… особенно если это сделать втихую. Пожалуйста, отвлекись от битья, ибо меня беспокоит кое-что другое. Не могла бы ты высказать свои суждения – почему понадобилось убивать Толливера?
– Рона Толливера? Нет. Хотя не могу привести доводов и в пользу того, что ему надо оставаться живым. Он ведь хам!
– Да, он хам, это верно. И не будь он одним из партнеров Компании, ему давно предложили бы использовать свой обратный билет и убраться. Но ведь я не сказал «Рон Толливер», я сказал всего лишь «Толливер»!
– А что, здесь еще один такой? Надеюсь, что нет!
– Увидим.
Я подошел к терминалу и, запросив информацию на «Т», прочитал:
– «Ронсон Эйч Толливер: Ронсон Кью – его сын; жена сына Стелла М.Толливер»… Эй! Тут есть еще: «Смотри – Талиаферо»!
– Это исходное написание, – заметила Гвен. – Но произносится почти так же, как «Толливер».
– Ты уверена?
– Абсолютно. По крайней мере, к югу от линии Диксон-Мейсон на Земле.
Написание «Толливер» подразумевает малограмотную публику, неспособную писать. Писать имя полностью, а потом читать его, произнося все буквы, так делают фиговые янки типа «Липшицев»! А вот владельцы плантаций, аристократы, презирающие негров и обожающие женщин, пишут слова полностью, а произносят их кратко.
– Жаль, что ты это говоришь.
– Но почему, милый?
– Потому что здесь еще трое мужчин и одна женщина, чьи имена пишутся полностью: «Талиаферо»! И я не знаю никого из них, а посему не представляю, кто же должен быть убит?
– А ты обязан убить кого-то из них?
– Не имею понятия. Вот что: я, кажется, слишком много тебе наговорил.
И если ты намерена оставаться моей женой хотя бы еще четырнадцать дней…
А ты намерена?
– Разумеется! Четырнадцать дней плюс всю оставшуюся жизнь. А ты просто-напросто большой поросенок-шовинист!
– И пожизненно оплаченный партнер.
– И дразнилка!
– Думаю, и ты грешишь тем же. А не желаешь ли вернуться в постельку?
– Нет, пока ты не решишь, кого именно намерен убить.
– Но это может занять много времени.
И я сделал лучшее, что мог: изложил ей во всех деталях и без прикрас мой короткий диалог с человеком, назвавшимся Шульцем. Это было все, что я знал. Он погиб слишком рано, чтобы узнать больше, и оставил бесконечно много невыясненного.
Я сел за терминал, запустил текстовый редактор и открыл новый файл, словно сочиняя очередную литературную «халтуру»:
«Приключения искаженного имени» (вопросы, требующие выяснения):
1. Толливер или Талиаферо?
2. Почему Т. нужно прикончить?
3. Почему «мы все погибнем», если Т. не будет мертв в полдень воскресенья?
4. Кто был заключен в тело, именовавшееся Шульцем?
5. Логическое обоснование моего избрания как орудия казни мистера Т.
6. Действительно ли необходимо это убийство?
7. Кто из членов «Общества памяти Уокера Эванса» натравил этого болвана на меня? И зачем?
8. Кто убил «Шульца»? И зачем?
9. Почему персонал «Рейнбоус Энд» так быстро замял факт убийства?
10. Комплекс. Почему Гвен ушла раньше меня и пришла сюда, вместо того чтобы вернуться домой? И как она вошла?
– Мы введем все эти вопросы в память машины? – спросила Гвен. – На номер десятый могу ответить только я сама.
– Этот номер я ввел смеха ради, – откликнулся я. – А что касается девяти первых пунктов, то, если найти ответ на любые три из них, я смогу дедуктивно вывести решение и всех остальных.
И я продолжил набирать на дисплее:
«Возможные действия».
Ясна ли опасность или не очень,
Первым стреляй и ори, что есть мочи!
– Это что, помогает? – спросила Гвен.
– Всегда! Спроси любого старого вояку. А теперь давай ставить пункты действия по очереди.
П.1 – Позвонить всем Талиаферо, работающим в управлении. Желательно вслушаться в звучание имени. Исключить каждого, кто произносит все буквы имени.
П.2 – Покопаться в досье тех, кто останется. Начать с информационной карточки «Герольда».
П.3 – Проконтролировать данные П.2, держать ушки на макушке относительно всего, что ожидается или занесено в расписание мероприятий на воскресенье.
П.4 – Если бы не опасность оказаться трупом на территории поселения Голден Рул, скрывая при этом свою личность, но обеспечив пересылку документов обратно, то где бы вы их оставили? Намек: узнать, когда этот будущий труп прибыл в Голден Рул. И тогда проверить отели, сейфы, абонентские ящики, почту «до востребования» и др.
П.5 – Откладывается.
П.6 – Откладывается.
П.7 – Позвонить как можно большему количеству членов группы «Уокер Эванс» и болтать до тех пор, пока не проскочит что-нибудь необычное.
Примечание: некоторые студенистые мозги могут выболтать многое!
П.8 – Моррис, или метрдотель, или водитель автобуса, или все вместе, или двое из них знают, кто убил Шульца. Один из них (или больше) этого ожидал. Поэтому надо изучить уязвимые точки каждого из них: выпивки, наркотики, деньги, секс (в любом варианте) и поинтересоваться: «А как тебя звали на Земле, приятель?» Узнать, не заведено ли на него какое-нибудь дело? Нажать на эту «нежную» точку. Проделать то же с каждым из трех и проанализировать их данные. «В каждом шкафу запрятан скелет»! Поскольку этот закон незыблем, то найти «скелет» в любом случае!
П.9 – Деньги. Заключительная позиция, пока не опровергнутая никем!
Вопрос: Во сколько вышеупомянутое мне обойдется? Потяну ли я? И наоборот: а если не потяну?
– Я весьма удивлена, – отметила Гвен. – Когда я сунула нос в твои дела, мне показалось, что у тебя серьезные неприятности. Но пока что ты не под стражей и явно находишься дома. Так почему мы обязаны что-то делать вообще, о мой супруг?
– Мне надо его убить.
– Что? Но ты ведь даже не знаешь, что означает «Толливер»! И почему он должен стать трупом? Или наоборот?
– Нет, нет, я имею в виду не Толливера! Хотя из случившегося и может следовать, что Толливеру предстоит умереть. Но я, милая, имею в виду того, кто прикончил Шульца.
– Да, я понимаю, он должен поплатиться за содеянное убийство. Но почему это обязан сделать ты? Они же оба тебе незнакомы: и жертва, и убийца! И ведь это вовсе не твое дело, не так ли?
– Нет, это мое дело! Шульца, или как бы там его ни звали, убили, когда он сидел за моим столиком. И я не намерен это снести. Гвен, любовь моя, если прощать дурные манеры, они станут еще хуже. И наше прелестное поселение выродится в трущобу типа Элл-Пять. Нельзя дозволить толкучку и хамство, излишний шум и грубый язык. Я должен разыскать невежу, позволившего подобное, объяснить ему его хамство, дать возможность извиниться и – убить его.