Когда мы лежали в ванне, я сказал:

– Ты удивила меня, лапушка, тем, что умеешь водить вездеход.

– Ты удивил меня еще более, когда твоя палка превратилась в ружье!

– О да, это мне напомнило… Тебя волнует, что я держал это в тайне?

– Да нет же, но каким образом это возможно, Ричард?

– Моя хитрая палка перестает быть защитой, если люди знают о ее свойствах. Но если предположить, что все выстрелы были сделаны тобой, то никто и не проведает…

Гвен ответила задумчиво:

– Не уверена. Или не вполне понимаю. Ведь все в автобусе видели, что ты стрелял из нее как из ружья!

– Так уж и видели? Сражение происходило в вакууме, в полной тишине.

Никто не слышал ни выстрела. И кто мог видеть, что я стреляю? Тетушка? Ее ранило прежде, чем я вступил в игру. Прошли всего секунды, но мы и говорим о секундах! Билл? Он возился с тетушкой. Екатерина с детьми? Сомневаюсь, что дети поняли, что именно видят, мать была в страшном шоке, да и сейчас ей вряд ли до свидетельств… Дражайшая Дайана и ее «изумительные» парни?

Один мертв, другой так наказан за то, что принял меня за бандита! Да и сама Дайана настолько сосредоточена на себе, что даже не врубилась в происходящее. Она посчитала, что какие-то докучные пустяки нарушили ее священные затеи. Ну-ка, повернись, я потру тебе спинку. – Гвен повиновалась. Я продолжал: – Давай усовершенствуем версию. Я покрою тебя в обмен на то, что ты покроешь меня.

– То есть?

– Моя трость и твой малыш «мийако» пользуются патронами одного калибра. Поэтому, значит, все выстрелы сделаны из «мийако», и не тобой, а мной! А ты, моя сладкая, невинная женушка, никогда и не помышляла о том, чтобы стрелять в чужих дядечек. Это тебя устроит?

Гвен так долго не отвечала, что подумалось, а вдруг я ее оскорбил?

– Ричард, а что если ни один из нас ни в кого не стрелял?

– Как, как? Это становится интересным! А ну-ка выкладывай!

– Я же легкомысленно почти забыла о том, что у меня есть пистолет, так же как и ты не думал о неожиданных талантах трости. Но ведь в некоторых местах чрезвычайно плохо воспринимают провоз незарегистрированного оружия. А пистолет между тем нередко спасал мне жизнь, и я вовсе не отказываюсь от мысли владеть им и впредь… И о нем так же, как и о твоей палке, никто не должен знать. Мы тогда все вместе бросились на пол, и меня никто не видел из-за твоей широкой спины, она же непрозрачна! Выходит, никто и не видел, что я стреляю!

– Н-да. Может быть. Но как же быть с трупами, которые валяются вокруг с пулями калибров в шесть с половиной миллиметров?

– Они убиты теми мясниками из «большого колеса»!

– Но они же стреляли лучами, не пулями!

– Ричард, Ричард! А почему бы им в придачу к лазерам не иметь еще и обычного оружия? Я уверена, что стреляли именно они!

– Снова «н-да»! Моя любимая, ты хитра, как искусный дипломат!

– Да нет, я не «как», я просто дипломат! Ну-ка, намыль меня посильнее, пожалуйста! Ричард, давай-ка обойдемся без «добровольных признаний»! Мы – всего лишь пассажиры, невинные свидетели, притом довольно-таки глуповатые. А как там подохли те «аграрии-реформаторы», нас не касается. Мой папочка советовал мне всегда держать карты сложенными у груди и никогда ни в чем не признаваться. Вот и наступило для этого время!

– И мой дядюшка говорил мне… то же самое! Гвен, почему ты не женилась на мне раньше?

– У меня не было раньше возможности обработать тебя, милый! Или наоборот… Ты готов принять душ?

Обтирая ее полотенцем, я вспомнил, что она уклонилась от ответа на один мой вопрос.

– Женушка-картинка, где ты научилась водить вездеход?

– Где? В Море Ясности!

– Как так?

– Да я просто наблюдала, как это делали Гретхен и тетушка. Сегодня я в первый раз сидела за рулем такой машины.

– Ничего себе! А почему ты этого не сказала?

– Любимый, если бы ты это знал, то начал бы беспокоиться. И понапрасну. Со всеми своими прежними мужьями я держалась правила: не говорить ничего такого, что бы могло озадачить или взволновать мужа. Если только этого можно было избежать.

Она одарила меня ангельской улыбкой.

– Поверь, так лучше. Мужчины всегда паникуют, а женщины – нет!

Меня разбудил громкий стук.

– Откройте дверь!

Я не мог сообразить, что ответить, поэтому промолчал. Широко зевнув, я решил, что еще сплю, и повернулся на правый бок. И тут меня словно пронзило: Гвен не было рядом!

Я вскочил так быстро, что у меня закружилась голова. Стук продолжался.

Не пейте шампанского в постели перед сном! Мне пришлось выдуть полбутылки выдохшегося пойла, прежде чем я стал способен что-нибудь сообразить. Теперь в дверь уже колотили.

В верхнюю часть моего протеза была воткнута записка от любимой женщины. Хитрая девчонка! Это вернее, чем воткнуть ее в мою зубную щетку!

Я прочитал:

«Мой несравненный! Меня одолела жалость, поэтому не стала тебя будить. Но мне надо кое о чем позаботиться, посему я ухожу. Сперва навещу „Старину Монтгомери“, передам скафандры и уплачу за их прокат. Там же куплю носочки и трусики для тебя и панталончики для себя. Сделаю еще несколько дел: оставлю у портье записку Биллу, чтобы он вернулся в номер и ждал. (Он появился после нас, и Ксия, как мы с ней и договорились, поместила его в одноместный.) После этого я навещу тетушку в госпитале имени Вайоминг Нотт и еще позвоню Екатерине.

Ты спишь, как бэби, и я рассчитываю вернуться до того, как ты проснешься. Если нет и если куда-нибудь смоешься, пожалуйста, оставь записку у портье. Люблю тебя, Гвендолин».

А в дверь все колотили. Я пристегнул протез и поглядел туда, где вчера озорница Гвен расположила в «романтических» позах наши скафандры. Их там не было. Натянув свою единственную одежду, я сбрызнул водой маленький клен, но это было излишне, так как Гвен о нем уже позаботилась.

– Откройте дверь! – донеслось снаружи.

– Пошел к черту, – вежливо рекомендовал я.

Стук сменился каким-то скрежещущим звуком. Я подошел к двери и стал сбоку. Она не была укрепленной или раздвижной – обычные подвешенные створки. Одна из них приотворилась, и мой непрошеный гость шагнул внутрь.

Я, перехватив, отшвырнул его. При одной шестой силы тяжести действия требуют осторожности: надо иметь за что зацепиться, иначе вы рискуете потерять равновесие. Но я удержался, а посетитель отлетел к дальней стенке и шлепнулся на кровать.

– Уберите свои грязные лапы с моей постели!

Он сполз и поднялся на ноги. Я напустился на него:

– А теперь объясните, зачем вы вломились в мою спальню, да поторопитесь, пока я не выдернул вам конечности и не отдубасил по башке!

Кто вы такой, чтобы будить гражданина, потребовавшего, чтобы его не беспокоили? Отвечайте!

Я уже разобрался, кто он такой – один из тех городских олухов, что напялили на себя униформу с нашивкой «коп». Его ответ, сочетавший негодование с самонадеянностью, вполне гармонировал со способом появления этого «копа» в моем номере.

– Почему вы не открыли, когда я приказал вам это сделать?

– Мне еще не хватало выполнять ваши приказы! Вы что, уплатили за эту квартиру?

– Нет, но…

– Вот вы и ответили. Убирайтесь сейчас же!

– Да выслушайте меня! Я офицер службы безопасности суверенного города Гонконг Лунный. Вам надлежит явиться к Председателю муниципального совета для дачи показаний, касающихся спокойствия и безопасности города…

– Ах, так мне «надлежит»? А ну-ка, покажите предписание!

– Предписание не требуется. Я в форме и при исполнении служебных обязанностей. Вы должны мне содействовать. Устав города, раздел два семнадцать, параграф восемьдесят два, страница сорок один.

– У вас что, есть полномочия взламывать двери частных спален? И не порите чушь относительно того, что «предписание не требуется»! Я подам на вас в суд и отниму все ваши сбережения до последней кроны, а в придачу и эту обезьянью форму!

Его челюсть затряслась, и он сумел всего лишь выдавить:

– Вы будете вести себя смирно, или мне вас потащить силком?

Я оскалил зубы:

– Тогда пострадают двое из троих. Одного я уже сделал. Марш отсюда! Тут я понял, что у нашей перебранки есть свидетели: – С добрым утром, Ксия! Вы знаете этого недоноска?

– Мистер Ричард, я ужасно сожалею… Дневной дежурный пытался его остановить, но он прорвался. Я пришла так быстро, как смогла…

Я заметил, что она обута на босу ногу и без макияжа. Ее, видно, разбудили, так же как и меня.

– Вы здесь ни при чем, дорогая, – галантно уверил я. – У него нет предписания. Как вы считаете, имею я право вышвырнуть его?

– Ну…

(Она все же была обеспокоена.) – О, я понимаю. Вернее, думаю, что понимаю. Исторически сложилось так, что хозяева гостиниц вынуждены сотрудничать с полицией. И столь же исторически полицейские наделены повадками грабителей и хулиганов…

Ладно, из симпатии к вам я оставлю его в живых. – Я повернулся к «копу». Парень, можешь вернуться к своему боссу и доложить, что я к нему приду. Но не прежде, чем глотну пару чашек кофе. Если я ему нужен раньше, пусть посылает роту. Ксия, не хотите ли кофе? Пойдемте посмотрим, есть ли у Синга этот живительный напиток с печеньем или чем-нибудь еще?

Но тут «Джо-штурмовик» вынудил меня вырвать у него пистолет. Меня можно застрелить (возможно, когда-нибудь это и произойдет), но вряд ли такое будет по плечу олуху вроде этого, полагающего, что один вид револьвера для меня аргумент!

Его оружие было мне вовсе не по вкусу, дешевый стандартный хлам.

Поэтому я его разрядил и, убедившись, что патроны не того калибра, какой мне нужен, бросил их в мусоропровод, после чего вручил пистолет владельцу.

Потеряв обойму, он гнусно заверещал, но я на редкость доходчиво пояснил, что разряженный пистолет в его руках ничуть не хуже заряженного, к тому же, учитывая его выдающуюся сноровку, при наличии патронов он может сам себя поранить!

«Коп» продолжал стенать и грозиться, но я предложил усладить этими звуками слух его босса и повернулся к нему спиной.

Он, должно быть, испытал досаду. Впрочем, я тоже.

Мне стало лучше (несмотря на недосып) после вполне содержательной болтовни с Ксией за кофе и пончиками с кремом. Через сорок минут я доставил себя в офис почтенного Джефферсона Мао, Председателя совета депутатов суверенного города Гонконга Лунного. Это все значилось на вывеске офиса. Я подивился тому, как Конгресс Свободного Штата Луна терпит это понятие «суверенный», но решил, что мое дело – сторона.

Шустрая женщина с острым взглядом и красными волосами (интересные гены, подумал я) произнесла:

– Назовите себя, прошу вас!

– Ричард Джонсон. Председатель пожелал со мной встретиться.

Она бросила взгляд на монитор.

– Вы не явились к назначенному часу, придется подождать. Можете присесть.

– Я могу и не присесть. Я сказал вам, что Председатель хотел меня видеть, но отнюдь не сказал, что и сам жажду свидания с ним. Нажмите ту клавишу и доложите, что я здесь!

– Я не могу впустить вас к Председателю раньше чем через два часа.

– А вы передайте, что я здесь. Если он откажется меня принять, я отбуду.

– Ну и прекрасно, возвращайтесь через два часа!

– Вы меня не поняли. Я отбываю. Покидаю Конг. И не желаю к вам возвращаться.

Конечно, я сблефовал, но, произнеся слово «отбытие», я вдруг понял, что это, может, и не блеф. Первоначально я намеревался пробыть в Конге какое-то (неопределенное) время, но теперь осознал, что мне не хочется оставаться в городе, настолько павшем, что в нем законом допускается вторжение полицейского в частное жилище только потому, что какому-то чиновнику вздумалось вызвать к себе его владельца!

Разумеется, нет! Рядовой солдат в достойном, правильно организованном воинском подразделении и то пользуется большими гражданскими правами и свободами! Гонконг Лунный, прославленный в песнях и рассказах как колыбель Лунной свободы, теперь стал местом, не подходящим для обитания.

Я повернулся к выходу, но она окликнула меня, когда я был уже в дверях:

– Мистер Джонсон!

– Да? – спросил я не оборачиваясь.

– Вернитесь!

– Зачем?

Она ответила, скривившись как от боли:

– Председатель сейчас примет вас.

– Отлично! – констатировал я.

Я подошел к дверям, ведущим во внутренний офис, они раздвинулись, но… за ними еще вовсе не находился кабинет Председателя. Там оказались еще три двери, и перед каждой торчал свой гвардейский цербер. Это сказало мне больше, чем я желал бы знать о ныне правящих властях Гонконга Лунного («суверенного города»!).

Гвардеец у последней двери ввел меня внутрь кабинета.

Мистер Мао окинул меня взглядом и не здороваясь произнес:

– Садитесь.

Я сел, держа палку между коленями. Мне пришлось прождать минут пять, пока «отец города» шуршал бумагами, не обращая на меня ни малейшего внимания. Тогда я поднялся и направился к двери, ступая медленно и опираясь на палку. Мао всполошился:

– Мистер Джонсон, куда вы?

– Я ухожу.

– Ну, разумеется! Вы же не желаете проявить лояльность, не так ли?

– Я желаю заняться собственными делами. Есть ли к этому какие-либо препятствия?

– Если вы так настаиваете, я могу процитировать устав муниципалитета, согласно которому вы связаны оказывать мне содействие по первому требованию.

– Вы имеете в виду параграф восемьдесят два раздела двести семнадцать устава города?

– Так вы с ним знакомы и сами… Стало быть, ваше поведение тем более неизвинительно!

– Я не знаком с этим уставом, но знаю номер параграфа. Он был мне назван тем шутом-головорезом, который ворвался в мою спальню. А что, в вашем уставе ничего не говорится о недопустимости взламывания дверей частных покоев?

– Ах да, вы еще оказали сопротивление офицеру службы безопасности при исполнении им обязанностей! Но мы обсудим это позднее. Устав, который вы упомянули, есть основа нашей свободы. Граждане, временные обитатели и даже гости могут приезжать и уезжать по собственному желанию, но они обязаны выполнять свой гражданский долг и оказывать содействие официальным властям, избранным, назначенным или мобилизованным, при исполнении ими своих функций.

– А кто решает, когда требуется такое сотрудничество, и определяет его характер и объем?

– Во всяком случае, этим правом наделены все официальные лица.

– Ну, предположим. Так чего же еще вам от меня надо? – спросил я, все еще стоя.

– Сядьте. Конечно, мне следует с вами поговорить. И я требую, чтобы вы мне отвечали. Я сожалею об инциденте, но вы сами не слишком располагаете к вежливому обращению.

– То есть, исходя из этого, можно и взломать мою дверь?

– Не утомляйте меня. Посидите и помолчите. Мне необходимо вас допросить… как только появятся двое свидетелей.

Я сел и умолк. Мне казалось, я начинаю проникаться пониманием нового порядка: абсолютная свобода… за исключением того, что официальные «собачники» всегда могут любому гражданину в любое время приказать все, что им вздумается!

Итак, «свобода», отвечающая определениям Оруэлла и Кафки, практике Сталина и Гитлера, «свобода» вышагивать взад и вперед в собственной клетке (или камере). Я спросил себя, не будет ли сопровождаться предстоящий допрос применением электрических или механических «вспомогательных приспособлений» или впрыскиванием наркотиков, и почувствовал легкий спазм в желудке.

Раньше, когда я жил более активной жизнью и всегда мог столкнуться с риском капитуляции и выдачи секретных сведений, при мне всегда находился «последний друг» в виде «капсулки в дупле зуба» или чего-нибудь эквивалентного. Но в последние несколько лет в такой защите необходимости я не испытывал…

Мне стало страшновато.

Спустя некоторое время в кабинет вошли двое мужчин. Мао ответил на их приветствия и жестом предложил им располагаться. Третий вошел сразу за ними.

– Дядюшка Джеф, я…

– Замолчи и садись!

Этот последний оказался тем самым олухом, чей пистолет я давеча опростал. Он заткнулся и сел. Я украдкой поймал его взгляд, он сразу же отвел глаза.

Мао отложил в сторону несколько бумаг. – Майор Бозелл, спасибо, что пришли. И вас тоже благодарю, капитан Мэрси! Майор, вы имели вопросы к некоему Ричарду Джонсону? Вот он сидит перед вами. Задавайте!

Бозелл оказался коротышкой, но держался очень прямо, задрав голову. У него была густая седоватая шевелюра ежиком и резкие повадки.

– Ха! Так перейдем прямо к сути. Зачем вы втравили меня в расследование этого липового дела?

– Какого липового дела?

– Ха! Вы же не станете, сидя здесь, отрицать, что наплели с три короба о нападении бандитов? Да еще в районе, где никогда никаких бандитов не было? Не станете же вы отрицать, что заставили меня направить туда спасательную команду, прекрасно зная, что я ничего не обнаружу? Отвечайте!

Я проговорил:

– Вы мне напомнили о важном… Может ли кто-нибудь из присутствующих сказать мне, каково состояние тетушки Лилибет сегодня утром? Потому что из-за визита к вам я не успел навестить ее в госпитале.

– Ха! Не уклоняйтесь от темы разговора. Отвечайте на вопрос!

Я спокойно отпарировал:

– Но это и есть тема разговора. Вы говорите о трех коробах небылиц, а старая леди может подтвердить, как было все на самом деле. Она жива? Знает ли кто-нибудь из вас?

Бозелл заерзал, пытаясь что-то еще пролаять, но Мао прервал его:

– Да, жива. Час назад была еще жива. Джонсон, а вы должны молить Господа, чтобы она выжила! У меня ведь здесь лежит заявление… – Он постучал по своему терминалу. – От гражданки, чья репутация безупречна и которая является одним из наших главных акционеров. От леди Дайаны Керр-Шэпли. Она утверждает, что вы стреляли в миссис Лилибет Вашингтон…

– Что, что?

– …с целью терроризировать пассажиров, что явилось причиной гибели от кислородного голодания ее мужа, почтенного Освальда Проганта, перелома запястья ее мужа, почтенного Брокмана Хогга, а также потрясения самой леди Дайаны из-за многочисленных оскорблений в ее адрес.

– Гм-м… А не сообщала ли она, кто убил ребенка О'Тулов? А как насчет башенного стрелка? Кто убил его?

– Она утверждает, что, к сожалению, не видела всего. Но вы выходили наружу, когда автобус остановился, и поднимались к башенке. И что, вне сомнения, тогда и прикончили бедного парня.

– Это говорите вы или утверждает она?

– Это говорю я! Выдвигаю вероятную версию. Леди Дайана очень щепетильна и не будет утверждать того, что она не видела собственными глазами. Включая этот мифический вездеход, набитый бандитами. Она ничего такого не видела!

Бозелл радостно подхватил.

– Вы сами видите, мистер Председатель! Этот преступник затеял стрельбу в автобусе, убил троих и ранил двух пассажиров, а потом стал заливать байки о бандитах, чтобы прикрыть собственные художества. В этом районе бандитов нет, всякий это знает!

Я попытался воззвать к здравому смыслу.

– Один момент, мистер Председатель! Здесь находится капитан Мэрси. Я полагаю, его спутник-разведчик засек вездеход бандитов?

– Здесь вопросы задаю я, мистер Джонсон!

– Но спросите, есть ли у него такой снимок или нет?

– Прекратите, Джонсон! Ведите себя должным образом. Или мы вас успокоим…

– А что же я делаю «не должным образом»?

– Вы нарушаете течение допроса неуместными репликами. Дождитесь, пока вам дадут слово. А теперь отвечайте на вопрос.

– Да, сэр. Так каков же вопрос?

– Я приказываю вам успокоиться!

Я «успокоился». Остальные тоже.

Мистер Мао побарабанил пальцами по столу и спросил:

– Майор, у вас есть еще вопросы?

– Ха! Он же ни на один еще не ответил, просто ускользнул от ответа!

Председатель произнес:

– Джонсон, отвечайте же.

Я притворился дураком. Эта роль мне удается лучше всего.

– А в чем заключается вопрос?

Мао и Бозелл заговорили одновременно. Бозелл что-то кричал, а Мао пробурчал:

– Подытожим все наши вопросы. Почему вы совершили то, что совершили?

– А что же я совершил?

– Я только что сказал вам, что именно вы совершили!

– Но я не делал ничего из того, что вы перечислили, мистер Председатель, и не понимаю, почему вы пытаетесь приписать мне все это? Вас же там не было. К тому же этот автобус не принадлежал вашему городу, я сам тоже не живу в вашем городе, и то, что произошло, случилось вне города.

Так какое вам до этого дело?

Мао откинулся назад и самодовольно раздулся. Бозелл торжествующе ввернул свое «ха!» и добавил:

– Дайте я сам ему скажу!.. Или это сделаете вы, мистер Председатель?

– Да, это сделаю я! Мне доставит удовольствие сказать это. Джонсон, менее года назад Совет данного суверенного города принял весьма мудрое решение. Он распространил свою юрисдикцию на все поверхности и глубинное пространство в пределах окружности, отстоящей на сто километров от края муниципальной капсулы – оболочки города!

– И сделал дружины безопасности официальными войсками правительства, – снова не утерпел Бозелл, – обязав их поддерживать спокойствие в обозначенном стокилометровом кольце. И вы попались как раз в нем, вы, убийца!

Мао пропустил мимо ушей последнюю «врезку», но добавил:

– Поэтому, как видите, Джонсон, в то время как вы полагали, что находитесь в зоне анархической свободы, где законы не писаны, вы, напротив, оказались в сфере действия закона, и ваше преступление вполне наказуемо!

(Интересно, когда кто-нибудь еще захочет заграбастать под «свою юрисдикцию» и Пояс астероидов?) – Так, выходит, это мое «преступление» было совершено на расстоянии, меньшем чем сто километров от Гонконга Лунного?

– Э? Меньшем. Значительно меньшем.

– А кто это измерил?

Мао взглянул на Бозелла.

– Как далеко это произошло?

– Около восьмидесяти километров от города. Немногим меньше.

Я спросил:

– А что означает ваше «немногим меньше»? Майор, да никак вы говорите о нападении бандитов на автобус, а не о том, что произошло внутри автобуса?

– Не вкладывайте в мои уста своих слов! Мэрси, скажите ему вы!

Тут Бозелл почему-то смешался. Хотел было еще добавить что-то, но запнулся.

Я совершенно спокойно стал ждать продолжения.

– Так что же, капитан Мэрси? – нетерпеливо спросил Мао.

– Что вы хотите услышать от меня, сэр? Директор космопорта, направивший меня к вам, настоятельно требовал, чтобы я был полностью лоялен… и ничего от себя не говорил, если вы не спросите.

– Я хочу знать все, относящееся к данному инциденту. Это ведь вы сообщили майору Бозеллу цифру восемьдесят километров?

– Да, сэр. Семьдесят восемь километров. – А что она означает, откуда вы ее взяли?

– Я определил ее по монитору на моем пульте. Обычно мы не печатаем фотографии со спутников, лишь смотрим на изображение по дисплею. Этот человек – вы называете его Джонсоном, я же знаю под именем Миднайт (если это, конечно, он) – вызвал меня прошлой ночью в час двадцать семь и сказал, что находится в автобусе из «Счастливого Дракона», и сообщил, что автобус был атакован бандитами…

– Ха!

– …и что они вывели из строя водителя, тетушку Лилибет, то есть миссис Вашингтон. Он сказал, что она ранена и что башенный стрелок…

– Мы все это знаем, капитан. Расскажите о фотоснимках.

– Слушаюсь, мистер Председатель. По сведениям, полученным от Миднайта, я сумел найти объект и сфотографировать его со спутника. Это был вездеход.

– И что, этот автобус находился в семидесяти километрах от города?

– Нет, сэр, не автобус, а другой вездеход…

На несколько секунд повисло молчание, которое можно было бы назвать «гробовым». Потом Бозелл заорал:

– Но это же безумие! Там не было никакого…

– Минуточку, Бозелл! Мэрси, вас ввели в заблуждение измышления Джонсона. То, что вы видели, был автобус!

– Нет, сэр. Я видел и автобус также. Он тоже записан на монитор. И я видел, что он движется. Тогда я переместил камеру назад на десять километров и увидел второй вездеход, в точности как сказал Миднайт.

Бозелл чуть не заплакал.

– Но там же… ничего не было, говорю я вам! Я и мои парни прочесали все вокруг. Ничего! Мэрси, вы сошли с ума!

Не знаю, сколько бы еще вопил Бозелл о вездеходе, который он не нашел, если бы его не прервали. В кабинет вошла Гвен. И я ощутил, как мое сердце вернулось на место. Теперь все должно пойти как надо!

(Но меня тут же обеспокоила мысль о гвардейцах, что сторожили три входа на пути к Мао. Они же защищали своего босса от убийц! Как же Гвен сумела их обойти? Да, видимо, я еще не до конца узнал моего маленького «гиганта»!) Она улыбнулась мне, послала воздушный поцелуй, потом обернулась и распахнула двери:

– Прошу вас сюда, джентльмены!

Двое молодцов из личной охраны Мао вкатили кресло на колесах, осторожно регулируя его наклон, ибо в кресле восседала… тетушка Лилибет собственной персоной! Она поглядела по сторонам, приветливо улыбнулась мне и обратилась к Председателю.

– Привет, Джефферсон! Как поживает твоя матушка?

– Хорошо, спасибо, миссис Вашингтон. Но вы же…

– Что еще за «миссис Вашингтон»? Что за глупые церемонии? Мальчик, я же меняла тебе пеленки! Ты всегда звал меня тетушкой, ну и дальше так делай! А я услышала, что ты собираешься вручать медаль сенатору Ричарду за то, что он спас меня от бандитов, так я сказала себе: «Джефферсон не слыхал о двух других, которые заслужили медали не меньше сенатора Ричарду». Ты уж извини меня, Джефферсон!

Я произнес:

– О, как вы правы, тетушка!

– Ну вот, я и привела их обоих. Гвен, милочка, скажи «хелло»

Джефферсону. Он главный в этой капсуле. А Гвен – это жена сенатора Ричарда, Джефферсон! А Билл… но где же Билл? Би-и-лл! Иди, иди сюда, сынок! Не робей! Джефферсон, пока сенатор голыми руками расправился с теми нехорошими людьми…

– Не голыми руками, тетушка! – возразила Гвен. – Он их прибил палкой!

– Ты запамятовала, милая. И голыми руками, и палкой… Но если бы там не было Билла и он не оказался таким шустрым и умелым, то и меня бы здесь не было! Иисус прибрал бы меня. Но добрый Боже сказал, что мое время еще не настало, и послал мне Билла, а тот заклеил заплатами мой скафандр и оставил меня еще послужить Иисусу.

Тетушка подалась вперед и взяла Билла за руку.

– Вот он – Билл, Джефферсон! Подтверди мне, что ты и ему дашь медаль.

А Гвен… Поди-ка ко мне, Гвен! Эта девочка-малышка спасла нас всех!

Не знаю уж, сколько лет моей супруге, но на «девочку» она явно не тянула. Однако это было не самым главным «смещением» фактов, которые я обнаружил за последние минуты. Мягко говоря, тетушка выложила целый букет вранья. И Гвен при этом кивала и поддерживала ее с самым ангельским видом.

И дело было не в том, что сами факты исказились, а в том, что тетушка свидетельствовала о вещах, которые видеть никак не могла! Видно, Гвен основательно натаскала ее.

Тетушка поведала, как на нас напали две группы бандитов, как они затеяли перестрелку, что нас и спасло. Они перебили друг друга в «братоубийственной схватке», за исключением двоих, которых мистер сенатор одолел голыми руками и палкой (противопоставив их лазерному оружию!). Я выглядел таким героем, что сам умилился.

Но я-то знал, что почти все то время, когда разворачивались эти легендарные события, тетушка Лилибет пролежала без сознания, навзничь, стало быть, максимум, что она могла созерцать в минуты просветления, был потолок машины. И все же она наверняка верила всему, что говорила! Вне всякого сомнения! Вот это свидетельство очевидца!

(И нельзя сказать, что мне хотелось бы его оспорить!) Тетушка объяснила также, почему автобус должна была повести Гвен, и тут… я обнаружил, что моя штанина задрана и я демонстрирую протез! Я никогда такого раньше не делал, но ведь потребовалось доказать, что в стандартный скафандр моя искусственная нога влезть не может, а, следовательно, будучи на одной ноге, я управлять машиной не способен…

Но окончательный удар по готовой рухнуть постройке обвинения нанесла Гвен уже после того, как тетушка Лилибет закончила свое колоритное повествование. Гвен сделала это с помощью фотоснимков. А теперь слушайте внимательно. Моя жена, как вы помните, использовала все свои патроны, то есть шесть штук. Потом аккуратно, как всегда, уложила «мийако» в сумку и… вытащила оттуда «мини-гельвецию», фотоаппаратик, которым и щелкнула два раза! Она установила камеру так, чтобы схватить в кадр не только обе бандитские машины, но еще и трех убитых, валяющихся на земле, и одного, бегущего к нам. На втором снимке на земле лежало уже четверо, и было видно, как «суперпончик» убирается восвояси.

Не знаю точно, сколько ей на это понадобилось времени, но между тем моментом, когда были израсходованы все ее боеприпасы, и бегством гигантского колеса прошло, по крайней мере, четыре секунды. Ее камера на каждый снимок требует столько же времени, сколько нужно для одного выстрела из полуавтоматического пулевого оружия, то есть одну секунду.

Отсюда вопрос: чем же она была занята в оставшиеся две секунды?

Просто бездельничала?!