Мы не то чтобы бежали оттуда, но постарались все же убраться как можно скорее. Да, конечно, тетушка вставила хорошенькую клизму мистеру Мао, заставив его признать, что мы не столь преступники, сколь герои, но это отнюдь не вызывало у него горячей любви к нам, и я это ясно ощутил!

Майор Бозелл даже не постарался хотя бы изобразить лояльность по отношению ко мне. «Отступничество» капитана Мэрси разъярило майора, а снимки Гвен, на которых так ясно были видны бандиты (там, где они «не могли быть»!), совсем разбили ему сердце. Потом его босс наверняка учинил ему жесточайшую взбучку, приказав собрать отряды, направиться туда и найти их! И сделать это немедленно. («А если вы, майор, не можете выполнить свой долг, я буду вынужден найти такого, кто сможет! Это же ваша идея о стокилометровой зоне. Вот и расхлебывайте то, чем так хвастали!») Конечно, Мао устроил этот разнос не в присутствии посторонних, тем более – не в моем. Просто я знаю, как это бывает, исходя из профессионального опыта и побывав в каждой из ролей…

Я думаю, что тетушка Лилибет, получив сигнал от Гвен, сообщила Мао, что ей пора уходить.

– Моя маленькая нянюшка в госпитале сделает мне выговор за столь долгое отсутствие. А я не хочу получать выговор. Ее звать Мэй Ли Успенская – ты ведь с ней знаком, Джефферсон? Она знает твою матушку.

Те же два охранника покатили тетушку через анфиладу комнат и дверей и вывезли ее кресло-коляску в наружный коридор, вернее, в сквер. Все правительственные учреждения выходили на Революционный сквер. Она попрощалась с нами, и охранники покатили коляску дальше, в сторону госпиталя имени Вайоминг Нотт, находящегося ниже на два уровня и к северу от сквера. Не думаю, чтобы они планировали такое путешествие. Скорее всего, Гвен договорилась с ними о помощи внутри офиса Председателя, но тетушка решила, что они довезут ее до госпиталя, и они не посмели отказать.

– Нет, нет, Гвен, голубка, тебе не нужно идти со мной – эти добрые джентльмены знают, куда меня везти!

(Леди всегда будет оказан радушный прием, если она знает, что он будет оказан! И обе – и Гвен, и тетушка Лилибет – всегда исходили из сего правила!)

Напротив муниципальных офисов стоял огромный украшенный флагами транспарант:

СВОБОДНОЙ ЛУНЕ – 112 лет!

(4 июля 2076 – 4 июля 2188)

А что, и вправду настал День Независимости? Я прикинул в уме. Ну да, мы с Гвен поженились первого, значит, сегодня уже четвертое июля. Доброе предзнаменование!

На одной из скамеек, окружавших Революционный сквер, сидела Ксия, дожидавшаяся нас. Я, конечно, все надежды возлагал на Гвен, но никак не на Ксию. За утренним кофе я попросил ее разыскать мою жену и передать ей, куда и по какому поводу отбыл из отеля. («Ксия, мне не нравится этот полицейский визит, этот вызов на допрос, особенно в чужом городе, политическая обстановка которого мне не ясна. И если меня задержат, я хочу, чтобы Гвен знала, где меня искать».) Я не предполагал, что же может предпринять Гвен, хотя за три дня пребывания с ней в супружестве я ни разу не мог предсказать, как она поступит и какие хитрые ходы предпримет! Но быть женатым на Гвен оказалось делом отнюдь не проигрышным!

Я тепло поблагодарил Ксию, но удивился предметам, лежавшим рядом с ней на скамейке. Оглядев их, я спросил:

– Что, кто-то уже занял наши брачные покои?

На скамейке рядом с Ксией находились: чемоданчик Гвен, пакет с париком и кимоно, бонсай-деревце и незнакомый мне пакет, в упаковочной сумке от «Старины Монтгомери».

– Держу пари, моя зубная щетка все еще в освежителе? – пошутил я.

– И что же в этом странного? – заметила Ксия. – Но вы должны уехать, Ричард, а я буду скучать по вам обоим. Может быть, заскочу в Луна-Сити, чтобы повидаться с вами.

– Обязательно! – воскликнула Гвен.

– Великолепно, – подтвердил я, – но только при условии, если мы сами отбываем в Луна-Сити. А мы, что, туда отбываем?

– И немедленно, – ответила Гвен.

– Билл, а тебе об этом известно?

– Нет, сенатор. Но она велела смотаться в «Старину Монтгомери» и вернуть скафандр. Так что я готов. – Ричард, – серьезно произнесла Гвен, – тебе небезопасно здесь оставаться.

– Именно так, – ответил голос из-за моей спины (тем самым доказав, что некоторые классические сюжеты не стоит обсуждать в публичных местах!), – и чем скорее, вы, ребята, двинете отсюда, тем лучше! Ау, Ксия! Вы что, заодно с этими подозрительными персонами?

– Ау, Чоу-Му! Спасибо за поддержку.

Я уставился на него.

– Капитан Мэрси! Я рад, что вы вышли оттуда и я смогу тоже сказать вам спасибо.

– Совершенно не за что, капитан Миднайт… или «сенатор»?

– Ну, вернее, доктор, или еще лучше – мистер. Но для вас я просто Ричард, если не возражаете! Вы спасли мою голову.

– А меня, Ричард, зовите просто Чоу-Му. Но вашу голову никто еще не спас. И я последовал за вами, чтобы это сообщить. Вы, вероятно, полагаете, что одержали победу? Вовсе нет, вы проиграли, так как обрекли Председателя на «потерю лица». Они оба потеряли лицо. А это значит, что вы заложили под себя мину замедленного действия. – Он нахмурился. – Да, не скажешь, что здорово вышло и для меня, раз я присутствовал при том, как они «теряли лицо». Я оказался в роли гонца, принесшего плохие вести королю. Понимаете?

– Боюсь, что понимаю!

– Так что, Чоу-Му? – спросила Ксия. – Номер Первый в самом деле потерял лицо?

– Вот именно, любушка. И это дело рук тетушки Лилибет Вашингтон! Но ее он, конечно, тронуть не сможет. Потому-то и натравит псов на капитана… то есть на Ричарда. Так я понимаю весь расклад.

Спустя двадцать минут мы уже оказались на южной станции баллистического туннеля в сторону Луна-Сити. Собственно говоря, эта затея в достаточной мере совпадала с нашими собственными желаниями. На пути к станции, в вагоне метро Чоу-Му и Ксия, провожавшие нас, пытались убедить меня и Гвен, что мы должны отбыть из города на любом первом транспорте, независимо от пункта его назначения. С южной станции отходили обычные туннели (не баллистические) в сторону Платона, Тихо и Новилена (Нового Ленинграда). Если бы мы прибыли сюда на шесть минут раньше, они бы нас посадили в битком набитый вагон в сторону Платона и это многое изменило бы в наших дальнейших делах… А впрочем, кто знает, изменило ли бы? Не сама ли судьба формировала нас и наши деяния? (Что касается «формирования»

Гвен, то формы у нее восхитительные, да и у Ксии они очерчены не хуже!) Перед посадкой в баллистическую капсулу мы едва успели нормально попрощаться. Ксия расцеловала всех нас, и я с удовольствием отметил, что Гвен не оставила без внимания и без поцелуя Чоу-Му. Он как настоящий лунни, слегка поколебавшись (поскольку сперва не был уверен, что леди это одобрит, но потом убедился в ее благосклонности), возвратил поцелуй с энтузиазмом.

Я обратил внимание на поведение Билла: он ответил на поцелуй Ксии абсолютно безо всяких колебаний. И я подумал, что старания Гвен играть роль «Пигмалиона» с этой малопривлекательной «Галатеей» вряд ли приведут к каким-нибудь результатам, если только Билл не усвоит лунных манер. Иначе не миновать ему потери нескольких зубов!

Мы уселись, пристегнулись ремнями, капсулу загерметизировали, и вновь Билл нянчил маленький клен, держа его у себя на животе. Капсула стала набирать скорость, и сила тяжести начала приближаться к земной. Для лунни, заполнивших вагон, такое ускорение было высоким. Две минуты пятьдесят одну секунду длился разгон – и мы понеслись с орбитальной скоростью.

Довольно странно испытывать невесомость в подземном туннеле. И вместе с тем очень занятно.

Я впервые в жизни ехал баллистическим транспортом. Его построили на Луне еще до Революции, хотя тогда (я читал об этом) линия доходила лишь до Эндсвилла. Трассу позднее завершили, но на всю систему туннелей этот принцип распространять не стали – как мне сказали, он окупается лишь на протяженных маршрутах с интенсивным движением между точками, которые можно соединить «прямым» туннелем. «Прямой» в данном случае означает «точно совпадающий с баллистической кривой при орбитальной скорости».

Эта система – единственный в истории подземный «космический корабль».

Принцип его действия точно такой же, как и у индукционных катапульт, запускающих грузы на Элл-Четыре, Элл-Пять и на Землю… но станция отправления, станция назначения, пусковые устройства и вся трасса находятся на глубине нескольких метров под лунным грунтом на равнинных местах и около трех километров там, где туннель проходит под горами.

Две минуты пятьдесят одну секунду – разгон с ускорением в одно «g», двенадцать минут двадцать семь секунд в невесомости и снова две минуты пятьдесят одну секунду торможение при одном «g» – все это складывается в скорость пять тысяч километров в час. Ни один транспорт в мире не может достигнуть такой скорости. И это – тот предел, когда соблюдаются комфортные условия: три минуты как бы в «земном» гамаке, двенадцать с половиной – в невесомости и еще три – снова в гамаке, как бы подвешенном над землей (на Земле!)… Не так уж плохо, правда?

О, конечно, движение капсулы можно было бы и ускорить, доведя перегрузки до нескольких «g». Но не слишком этим увлекайтесь! Ибо, если ускорение внезапно сильно возрастет, все пассажиры погибнут, а при дальнейшем его резком падении от них останутся одни кляксы. Поэтому реально допустима предельная скорость не более шести тысяч километров в час, что сэкономит всего лишь три минуты. Поэтому наша капсула-ракета между Конгом и Луна-Сити летела с оптимальной скоростью пять тысяч в час.

На практике обычные реактивные ракеты могли бы преодолевать такие расстояния примерно за полчаса. Это зависит от высоты их траектории. И время полета достаточно мало. Так зачем же тогда понадобилось сооружать туннель под лунными «морями» и даже горами, если можно использовать нормальные реактивные надлунные ракеты?

А дело вот в чем. Сами по себе реактивные ракеты являются наиболее дорогим из всех видов транспорта, изобретенных человеком. В обычной ракете такого типа половина топлива расходуется на преодоление притяжения на взлете, другая – на гашение скорости при посадке (поскольку удар не погасившей скорость ракеты о посадочную площадку вряд ли может считаться удовлетворительным результатом ее полета!). Гигантские катапульты, сооруженные на Луне, Земле, Марсе и еще кое-где в космосе, являются гениальным инженерным решением, позволяющим наверстать экономические потери от применения реактивной техники.

Что же касается баллистической трубы, проложенной под поверхностью Луны, то она обеспечивает функционирование наиболее экономичного из всех известных дотоле видов транспорта. В нем не сжигается никакого топлива, а вся расходуемая на взлет энергия возвращается назад на последнем отрезке пути.

И никакого чуда в этом нет. Электрическая катапульта является мотором-генератором. Неважно, что внешне она не похожа на таковой. На фазе ускорения капсула – мотор, в котором электрическая энергия превращается в кинетическую. На фазе замедления она становится генератором: кинетическая энергия переходит в электрическую, которая накапливается в корабельном хранилище, «шипстоуне». Затем та же энергия из аккумулятора позволяет «бросить» капсулу обратно в Конг. Вот вам и «бесплатный ленч»!

(Впрочем, не совсем. Обращаюсь к посвященным: не надо забывать о потерях на гистерезис и некоторых других. Энтропия постепенно нарастает: никто не может пренебречь вторым законом термодинамики, который обусловливает постепенный спад регенеративной мощности.) Давным-давно стало известно, что движение наземного транспорта замедляется и сводится на нет силой трения (если подойти к этому примитивно). Впоследствии какой-то гениальный парень понял, что вращающееся колесо при замедлении может использоваться как генератор, тем самым платя за привилегию своей «остановки». Угловой момент этого замедления может накапливаться в аккумуляторной батарее, первом прототипе шипстоуна.

Капсула из Конга делает то же самое: пересекая магнитные силовые линии на конце трассы в Луна-Сити, она генерирует огромную электродвижущую силу, останавливающую капсулу и переводящую ее кинетическую энергию в электрическую, которая накапливается в шипстоуне…

Но пассажирам до этого нет никакого дела. Они просто лежат себе в креслах-гамаках с максимально возможным комфортом.

Мы потратили больше трех дней для преодоления расстояния в восемьсот километров. Теперь же мы пробежали полторы тысячи километров за восемнадцать минут.

При выходе из капсулы пришлось проталкиваться через толпу шрайнеров, запрудивших станцию Луна-Сити и нетерпеливо ожидавших посадки на рейс до Конга. Я услышал, как один из них заявил, что «они» (вечные безымянные «они», обвиняемые во всех смертных грехах!) должны были выпустить на линию побольше каров. Какой-то лунни попытался объяснить возмущающимся, что это невозможно: в единственной трубе может ходить взад и вперед единственная капсула, но никак не две: это смертельно для обеих! Но объяснение было выслушано с полнейшим неприятием. Гостя, по-видимому, одолевала идея о том, что баллистическая труба – частная собственность, поэтому в ней нет никакого порядка… В результате дискуссии разъяренный лунианин воскликнул:

– Вы желаете получить еще один туннель? Ну так вперед! Постройте его!

Вам предоставят все права на это, и никто вас не остановит. А если и это вам не по душе, убирайтесь в свой Ливерпуль!

(Жестоко с его стороны. Земляные черви не могут стать иными существами. Ежегодно некоторые из них гибнут из-за неспособности осознать, что Луна совсем не похожа на Ливерпуль, или Денвер, или Буэнос-Айрес!) Мы прошли через контрольные ворота, отделявшие зал-капсулу, принадлежавшую транзитной компании «Артемис», от капсулы-оболочки самого города. В туннеле, ведущем от ворот, нас встретила надпись: «Получите здесь ваши квитанции за пользование воздухом!» Под плакатом стоял столик, за ним сидел человек, вдвое более увечный, чем я: его обе ноги кончались коленями. Но, кажется, это нисколько его не угнетало. Он торговал не только воздухом, но и журналами, и сладостями, предлагая также услуги туристических контор и гидов под принятым повсеместно девизом «Лабиринты дорог».

Большинство людей сновало перед ним не останавливаясь. Билл тоже собрался пройти мимо, но я его окликнул:

– Эй, подожди-ка, Билл!

– Сенатор, я собрался раздобыть водички для дерева.

– Погоди с этим. И прекрати называть меня «сенатором». Теперь зови меня «доктором». Доктором Ричардом Эймсом.

– Чего?

– Ничего. Просто делай, как я сказал. А теперь мы уплатим за воздух.

Ты разве не платил за воздух в Конге?

Билл, оказывается, не платил. Он же вошел в город через служебные ворота: помогая тетушке Лилибет, поэтому никто и не спросил с него денег. – Ну так это случайно. Ты должен был уплатить. Разве не помнишь, что и Гретхен заплатила за нас всех в «Счастливом Драконе»? Она это сделала. А мы обязаны уплатить здесь, но за большее время, чем одни сутки. Поэтому не торопись, подожди.

Я шагнул к столику.

– Добрый день. За воздух платить вам?

Продавец воздуха поднял глаза от чайнворда-крестословицы.

– Вас это не касается. Вы уплатили за воздух, когда приобрели билет.

– Не совсем, – объяснил я ему. – Я лунианин, дружище, вернувшийся домой. С женой и одним иждивенцем. Мне нужен воздух на троих.

– Прекрасная попытка сэкономить. Но скидки не будет. Взгляните: вам не положено платить по местному гражданскому тарифу, так как вы считаетесь туристом. Если вам угодно продлить визу, пожалуйста. В городском офисе.

Они засчитают вам и продление пользования воздухом. И уходите, пока я вас не обжулил!

– Приятель, я вас развеселю, – сказал я, доставая и вручая ему паспорт (и удостоверившись, что это тот из моих паспортов, в котором я значусь как «Ричард Эймс»!). – Я отсутствовал несколько лет и, возможно, стал похож на землянина-сурка, что и у меня вызывает сожаление. Но, прошу вас, убедитесь, откуда я родом!

Он пробежал глазами паспорт и вернул обратно.

– О'кей, лунни, а я было подумал, вы меня дурачите… Так всем троим, да? И на сколько времени?

– Я не знаю точно, сколько пробуду. Каков кратчайший период льготной оплаты для постоянных жителей?

– Один квартал. А если вы возьмете на пять лет, то скидка пять процентов. Однако, учитывая нынешнюю тенденцию к снижению цен, это лишь приманка для сосунков. Я заплатил за трех взрослых, намеревающихся дышать в течение девяноста дней, и поинтересовался, где можно устроиться на квартиру.

– Пробыв столько времени вдалеке отсюда, я не только не владею здесь «кубиком» (кубометром жилплощади), но даже не знаю, где находится жилищный рынок. Но мне совсем не улыбается ночевка в «Донной Аллее»!

– Да уж, там вас ожидает пробуждение без обуви, с перерезанным горлом и крысами, гуляющими по вашему лицу… Да-с, задача не из легких, дружище.

Видите эти смешные красные колпаки? Сейчас идет самая крупная их конференция из всех, какие бывали в Луна-Сити. С ее началом до Дня Независимости город переполнен до отказа. Но если вы не слишком прихотливы…

– Нет, не слишком.

– После уик-энда вы найдете что-нибудь получше, но сейчас есть одно местечко на шестом уровне. Это «Раффлз», он напротив…

– Я знаю, где это. Попробую туда попасть.

– Лучше с самого начала скажите, что вы от меня. Я – рабби Эзра бен Давид. Запомнили? А вы – «Эймс, Ричард»?.. Вы не тот ли Ричард Эймс, которого обвиняют в убийстве?

– О Господи!

– Вас это удивляет? Увы, это так, дружище! У меня здесь где-то есть экземпляр объявления.

Он порылся в журналах, ища среди отчеркнутых заметок и шахматных задач нужный текст:

– А, вот оно! Вас разыскивает спутник-поселение Голден Рул. Похоже, вы «охладили» какую-то весьма важную персону! Так, во всяком случае, они возвестили…

– Интересно. А что, меня и здесь разыскивают?

– На Луне? Не думаю. Как это может быть? Ведь действует старый дипломатический статус: никаких отношений с Голден Рулом, пока они не примут Декларацию конвенции Осло о гражданских правах человека. Так что вряд ли вас здесь ищут.

– Надеюсь.

– Впрочем… если вам понадобится юридическая помощь, обратитесь ко мне. Я этим тоже занимаюсь. Меня можно застать здесь ежедневно после полудня. Или можно так: оставьте мне записку в рыбной лавке Сеймура напротив библиотеки Карнеги. Сеймур – мой сын.

– Благодарю. Я запомню. Но, кстати, кого же я там убил?

– А вы не знаете?

– Поскольку я никого не убивал, то откуда мне знать?

– Тут некий логический пробел, мне пока неясный. Утверждается, что вашей жертвой удостоился стать Энрико Шульц. Это имя не колеблет вашу память?

– Энрико Шульц? Не думаю, что мне приходилось слышать о таком человеке. Это чужак. А ведь большинство убийств совершается друзьями или родственниками, а не чужими людьми. И тем более не мной!

– Это очень странно. А ведь власти Голден Рула назначили солидную награду за вашу смерть. Или, если точнее, за «доставку вас живым или мертвым». При этом не оговорено, что «живым» предпочтительнее. Они заплатят только за ваше тело, дружище, теплое или холодное! Так вот, если я стану вашим поверенным, то потеряю моральное право использовать такой счастливый случай.

– Рабби, не думаю, чтобы вы были способны им воспользоваться в любом варианте – вы же настоящий старый лунни! Просто вы побуждаете меня нанять вас! Ну что ж, я решу это в течение трех дней.

– Ладно, согласен. Вам нужна только расписка в уплате за воздух или штамп на коже?

– Наверное, не помешает и то и другое, поскольку я потерял вид лунианина.

– Вот и прекрасно. Крону или две «на счастье»?

Преподобный Эзра поставил печать на наших предплечьях с датой, отметкой «три месяца» и грифом своей лавки. Для этого использовались водостойкие чернила, видимые лишь в свете «черной лампы». Это позволило нам вполне легально дышать в любой точке муниципальной капсулы Луна-Сити, а также наслаждаться другими сопутствующими привилегиями, такими, как прохождение через общественные помещения («кубики» или объемы). Я вручил рабби три кроны сверх платы за воздух, он принял только две.

Поблагодарив преподобного Эзру и пожелав ему доброго дня, мы двинулись вперед по туннелю, нагруженные своим не слишком элегантным багажом. Через пятьдесят метров туннель перешел в обычную улицу-коридор.

Мы уже приблизились к выходу и я прикидывал, куда нам свернуть, влево или вправо, когда нас остановил звук полицейского свистка и женское сопрано скомандовало:

– Остановитесь. Не спешите! Первая санинспекция.

Я обернулся. У задержавшей нас особы был вид, отчетливо выражавший понятие «гражданская служба». И не спрашивайте меня, что это значит! Я просто знаю это по опыту пребывания на трех планетах, нескольких планетоидах и в еще большем количестве поселений. Даже после многих лет пребывания в отставке у «гражданских чиновников» остается такое выражение лица. На особе была форма, не похожая ни на армейскую, ни на полицейскую.

– Вы сюда из Конга?

Я согласился с этим.

– Все трое? Кладите багаж на стол и откройте все. Фрукты, овощи, пищу?

Я спросил:

– А что это такое?

Гвен заметила:

– У меня есть плитка шоколада. Не хотите ли кусочек?

– Я расцениваю это как подкуп. Но почему бы и нет?

– Конечно, это попытка дать вам взятку. Пожалуйста… Не за что… У меня в сумке небольшой аллигатор. Он не фрукт и не овощ. Но можно посчитать его пищей. В любом случае он выпадает из ваших жестких правил…

– Погодите минуточку. Я проверю по списку.

Инспекторша проконсультировалась с объемистым растрепанным томом подшивок из распечаток терминала.

– Груши «аллигатор», шкура аллигатора, дубленая или обработанная, чучело аллигатора… Так он у вас набитый?

– Только когда переест. Очень прожорлив. – Дорогуша, вы что, хотите сказать, у вас в сумке живой аллигатор?

– Засуньте туда руку, только на свой риск. Он выдрессирован как сторож. Но сперва пересчитайте свои пальцы, а после того как дотронетесь до него, сосчитайте их снова…

– Вы шутите?

– Нисколько. Но что в этом странного? Так сколько же у вас пальцев?

Учтите, я вас предупредила!

– О, чепуха!

Женщина сунула кисть в сумку Гвен, взвизгнула и выдернула руку обратно.

– Он тяпнул меня, – вскрикнула она, засовывая пальцы в рот.

– Он именно для этого туда и посажен, – любезно объяснила Гвен. – Я же предупреждала вас. Вам больно? Дайте взглянуть.

Они обе поизучали пострадавшую руку, придя к выводу, что покраснение не очень опасно.

– Ну вот и славно, – вздохнула Гвен. – Я же учу его хватать крепко, но не прокусывать кожу. И никогда-никогда не отрывать пальцев! Он у меня еще слишком молод, его учить и учить. Но во второй раз вы так легко не отделаетесь. Альфред может повиснуть как бульдог, пока я успею прибежать на радиосигнал!

– О бульдогах ничего не знаю, но он определенно пытался схватить мне палец!

– О, нет же, нет! А вы вообще-то видели когда-нибудь собаку?

– Только освежеванные туши в мясных лавках. Впрочем, нет, видела одну в зоопарке капсулы Тихо, давно, в детстве. Большая, уродливая, злая. Я испугалась тогда.

– Но попадаются и маленькие, и вовсе не уродливые! Вот бульдоги, правда, невелики, но тоже уродливы. Зато они самые лучшие висуны и кусаки.

Я именно так и дрессирую Короля Альфреда.

– Выньте его и покажите мне!

– Ну уж нет! Он – животное сторожевое. И я вовсе не желаю, чтобы другие люди его раздражали, даже сюсюкая над ним. Альфред мне нужен как кусака и висун. Если хочется его видеть, сами и вытаскивайте. На этот раз он, возможно, и повиснет. Надеюсь…

Тем и кончились попытки проинспектировать нас. Адель Сассбаум, совершенно ненужный чиновник первого класса, признала, что дерево-сан ввозить не воспрещено, восхитилась им и поинтересовалась, не цветет ли оно. Когда Адель и Гвен уже обменялись хозяйственными рецептами, я вмешался, заметив, что если муниципальная проверка закончена, то невредно бы двинуться дальше!

Мы срезали угол у Внешнего кольца. Я определил нужную мостовую и сориентировался. Спустившись на один уровень, мы прошли через Старый Собор, потом направились вниз по туннелю, туда, где, как я помнил, находился отель «Раффлз».

По дороге Билл вдруг впервые изложил мне некоторые из своих политических взглядов. – Сенатор…

– Не сенатор, Билл, доктор!

– Доктор. Да, сэр… Доктор, я считаю неправильным то, что тут произошло.

– Да, это так. Пресловутая «инспекция» совершенно бессмысленна.

Абсолютно бесполезная статья государственного бюджета, раздувающая его расходы из года в год. Все равно что снабжать очками океанские лайнеры…

– О, я не про то. Там все о'кей, это защищает город и дает честный заработок.

– Сократи фразу на слово «честный».

– Чего? Я толкую про другое. Про деньги за воздух. Вот это и неправильно. Воздух должен даваться бесплатно!

– Билл, что ты несешь? Это же не Новый Орлеан, это Луна! Атмосферы нет, воздух добывается с великим трудом, достается дорого. И если ты его не купишь, то как сможешь дышать?

– Но я как раз про это и говорю! Воздух для дыхания – это право каждого. Правительство обязано его обеспечить.

– Правительство города и обеспечивает его поставку везде внутри капсулы. Вот за это и надо платить! – Я помахал рукой перед его носом. Это же неоспоримо!

– А я про то и говорю! Никто не должен платить за право дышать. Это же натуральное право на жизнь, и правительство должно его обеспечивать бесплатно.

Я обратился к Гвен:

– Подожди-ка, дорогая. Этот вопрос следует прояснить до конца. Мы можем исключить затраты на воздух для Билла с целью сделать его счастливым. Давайте остановимся тут, пока не договоримся. Билл, я заплатил за воздух, которым ты дышишь, поскольку у тебя денег нет. Верно?

Он замялся. Гвен мягко объяснила:

– У него есть деньги… Я дала на карманные расходы… Надеюсь, ты не возражаешь?

Я задумчиво уставился на нее.

– Мне кажется, ты должна была поставить меня в известность раньше.

Любовь моя, отвечая за наше семейство, я должен знать, что в нем происходит. – Я повернулся к Биллу. – Когда я платил, почему ты не предложил заплатить за себя из тех денег, что у тебя в кармане?

– Их мне дала она, а не вы!

– Ах, так? Ну так верни их ей!

Билл явно перепугался. Гвен проговорила:

– Ричард, а это так уж необходимо?

– Думаю, что да.

– Но я так не думаю!

Билл стоял неподвижно, ничего не предпринимая. Он наблюдал. Я отвернулся от него и, глядя в глаза Гвен, негромко произнес, обращаясь только к ней:

– Гвен, мне нужна твоя поддержка!

– Ричард, ты раздуваешь спор из ничего…

– Мне так не кажется, и это не «ничто», милая. Напротив, это ключевой вопрос, и твоя помощь необходима. Поддержи меня. Иначе…

– Что «иначе», дорогой?

– Ты прекрасно знаешь, что значит «иначе»! Собери свои мозги. Хочешь ли ты меня поддержать или нет?

– Ричард, но это же смешно! Я не вижу смысла в потакании твоему капризу.

– Гвен, я прошу твоей поддержки… – Я прождал бесконечно долго, затем вздохнул. – Тогда иди вперед и не оглядывайся!

Ее голова дернулась, как если бы я ее ударил. Она подняла чемодан и пошла.

У Билла дрогнула челюсть, он заторопился за ней, не выпуская из рук дерево-сан.