Глава 20
Два дня, оставшиеся до заветной субботы, а точнее — до момента выхода в эфир передачи «Д. С. П. — студия» экипаж межмирника «Флеш Гордон» провел в лихорадочной деятельности. Впрочем, охотники за ифритами не жаловались на чрезмерные хлопоты, так как хлопоты эти были радостными. Какое-то неуловимое чувство подсказывало всем троим, что безумная гонка по Дороге Миров подходит к концу.
Может возникнуть вопрос, почему охотники столь упорно, не жалея времени, разрабатывали «Останкинский вариант», вместо того, чтобы продолжать преследовать межмирник «Леонид Кудрявцев» и уж настигнув его, выяснить, кому и сколько ифритов продано. Но в том-то и дело, что «Кудрявцев» не покидал Москвы. Так, во всяком случае, значилось в портовых документах. В порту, однако, его тоже не было. Граф, ежедневно посылаемый туда на разведку, свел знакомство кое с кем из служащих — все они, как один, были уверены, что Кудрявцев встал на ремонт где-то в Москве. Где именно, выяснить пока не удавалось — слишком много развелось в столице крупных, средних, мелких и даже индивидуальных мастерских по ремонту межмирников. У охотников за ифритами создавалось определенное впечатление, что каботажный купец «Кудрявцев» распродал, наконец, все свои товары, в том числе и оставшиеся бутылки коньяка «Наполеон». Перед новым рейсом он, по всей видимости, остановился в «сухом доке», чтобы слегка подлатать бока, помятые на Дороге Миров. Таким образом, «Останкинский вариант» был не только самым доступным, но и самым многообещающим. Тут, если повезет, можно было одним махом решить проблему ифритов и закончить охоту.
Граф Бруклин ждал этого момента с плохо скрываемым нетерпением. Ольга была напряжена и сосредоточена, как никогда. Казалось, ее мучили какие-то подспудные страхи и опасения, но делиться с кем-либо своими мыслями она не спешила. Что же касается Христофора, то он был в восторге от собственного плана: записать на пленку заклинание, собирающее всех ифритов в кучу, и выпустить его в эфир под видом рекламы.
— Я всегда мечтал о приложении своих, чего уж там скромничать, недюжинных способностей именно в рекламном бизнесе, — говорил он в приливе вдохновения, — только мне нечего было рекламировать. Как-то все не находилось товара, достойного продвижения на рынок.
— Так что будем продвигать? — спросил его режиссер Бочаров в четверг утром. Сдружившиеся мастера искусств беседовали в пресс-баре за чашкой кофе.
— Продвигать-то? — задумчиво переспросил Гонзо. — А эти, как их… Полиноиды.
— Полино-оиды! — Бочарик сочувственно покивал. — Нелегкое дело. Их сейчас на каждом углу продают. И потом — ужасно неудобный для съемок объект. Ты ж понимаешь? — он вдруг хихикнул и значительно посмотрел на Христофора. — Как его по телевизору-то показывать?
Христофор посмеялся вместе с ним, про себя решив больше не пытаться угадать, что такое полиноид.
— Одним словом, — продолжал Бочаров, становясь серьезным, — здесь нужен нестандартный рекламный ход. Но это будет стоить…
— Андрей Николаевич! — прервал его Гонзо. — Не мучь себя! Я знаю, сколько это будет стоить, и заплачу еще больше. Но сочинять ничего не нужно. У нас все готово — идея, сценарий, маркетинговые исследования…
— Хорошо, — легко согласился Бочарик. — Сценарий — ваш, актеры — мои. Тут уж можешь на меня положиться, подбор актеров — мой конек. Главное — найти типаж, правильно подобрать модель… Правда, это тоже будет стоить…
— Модель я уже подобрал, — снова перебил Христофор.
— Ну да, я себе представляю! — Бочарик скептически усмехнулся. — Вы, провинциалы — ребята хорошие, добрые… Только доброта у вас заменяет вкус. Если девчонка не урод, так вы уже готовы снимать ее, как модель. А модель — это профессия! Модель — это…
— Да вон она, — сказал Гонзо и помахал Ольге, только что появившейся вместе с графом в дверях пресс-бара.
Бочарик тоже поглядел в ту сторону.
— Так, — сказал он после долгой паузы, — модель у вас есть…
Ольга прошла через бар, распространяя сияние. Разговоры за столиками утихали, лица поднимались от салатов и поворачивались в ее сторону. Гонзо и сам раскрыл рот от удивления. Он понял, что княжна неслучайно вытребовала у него два часа времени и некоторую сумму из денег Кучки (так и хочется написать «из кучки денег»). Деньги пошли на дело. Христофор вдруг понял, что до сих пор совсем не знал Ольги. Он был влюблен в юную красавицу, которая по своему желанию могла превращаться в обольстительную коварную ведьму. Порой он относился к ней, как к сказочной царевне, сидящей в высоком тереме, но себя-то при этом считал Иваном-царевичем на Сером Волке. И только теперь осознал, каким самонадеянным идиотом оставался все это время. Перед ним была звезда — ослепительно прекрасная и абсолютно недоступная в своем ледяном космическом великолепии. Даже блистательный граф рядом с ней мог претендовать, в лучшем случае, на роль охранника. Скрепя сердце, Христофору пришлось выписать пропуск в Останкино и ему, во-первых, из политических соображений (чтобы он не обиделся), а во-вторых, Джек и впрямь мог пригодиться. Например, для переноски грузов.
Впервые в жизни режиссер Бочаров первым представился модели, причем сделал это стоя. В ответ Ольга осчастливила его благосклонной улыбкой.
— За видеоряд нашего ролика я теперь спокоен, — сказал Бочарик, потирая руки. — Остается звук. Кто будет читать текст? Или у вас только джингл? Я могу сделать его хором или контральто. Но это, понятно, будет стоить…
— Я сама прочитаю текст, — сказала Ольга. — Джингл не нужен. И телесуфлер не нужен, все отрепетировано. Звук запишем на петличку. Можно работать, как только будет выставлен свет…
Бочарик толкнул Христофора локтем в бок.
— Она еще и разговаривает! — ошеломленно прошептал режиссер.
По длинным останкинским коридорам, некоторые из которых были даже подземными, вновь образованная съемочная группа перешла в павильон, где обычно происходили съемки передачи «Д. С. П. — студия». По дороге Бочарик рассказывал Ольге забавные случаи из своей режиссерской практики.
— Как-то заказали мне ролик о новом средстве для мытья посуды. По правде говоря, я рекламой занимаюсь только если меня очень об этом просят. Большое искусство отнимает все силы, нужно честно сознаться. Какие уж тут тайны, между нами, профессионалами, верно? Публика постоянно требует чего-нибудь бессмертного и каждый раз — новенького. Ей ведь только подавай! Ну и понятно — масса новых проектов, предложений, заявок….
Да, так вот — средство для мытья посуды. Я поначалу хотел вежливо отказаться, то есть взял и сказал, сколько это будет стоить. Без стеснения. Не знаю, как язык повернулся… И вот, можете себе представить? Заказчик соглашается! Ну, делать нечего, стали снимать. Выгородили кухню, поставили плиту, купили новую сковороду и стали жарить на ней котлеты. Пожарили. Берем моющее средство и картинно отмываем сковороду. Какой должен быть следующий кадр? Ежу понятно — сияющая, как новенькая, сковорода. Но она не отмывается! Мы терли ее песком, наждачной бумагой — хоть бы что! Мы извели два флакона рекламируемого средства и флакон нерекламируемого — с тех пор вот уже два года эта закопченная сковорода лежит в реквизите и пахнет одеколоном…
Ольга посмеялась, одобряя рассказ и ободряя рассказчика.
— А как же ролик? — спросила она. — Досняли?
— А куда бы мы делись! — режиссер комично развел руками. — Купили вторую сковороду и досняли. Вот она — цена опыта! С тех пор я не снимаю роликов без предварительно утвержденного сценария. Исключение делаю только для вас. Но это будет стоить… кхм! То есть, я хочу сказать, вы цените?
— Мы ценим… — загадочно улыбнулась Ольга, — и ценим очень высоко…
Бочарик купался и загорал в лучах ее глаз.
— А вот и наша студия! — сказал он, распахивая перед княжной тяжелую дверь. — Жаль, что мы так быстро пришли, а то бы я еще рассказал вам, как продал мясокомбинату рекламный девиз "Свежесть, проверенная временем!"…
В павильоне наблюдалась полная готовность к съемке. На месте были и оператор, и звукооператор, и осветитель, и даже гример, чего никогда не случается в момент начала плановых съемок. Подобную дисциплинированность люди искусства способны проявлять лишь при выполнении «левого» заказа. Ольгу живо усадили на стул, прицепили к платью микрофон-петличку, поставили свет, Бочарик скомандовал «мотор», и съемка началась.
Тут только Христофор спохватился, что не предупредил режиссера об особом характере снимаемого ролика. У него была заготовлена целая речь, объясняющая, почему в тексте ни разу не упоминается полиноид. Дело в том, собирался сказать Гонзо, что в данном ролике используется принципиально новый подход к рекламе. Уникальное Торговое Предложение (термин, знакомый любому мало-мальски грамотному рекламисту) записывается непосредственно на подкорку головного мозга потенциального клиента. Нервные центры и фрейдистские комплексы возбуждаются по методу Илоны Давыдовой, в результате зритель, хотя бы мельком увидевший рекламу, встает с дивана и отправляется покупать полиноид.
Это необходимое, как ему казалось, предисловие к ольгиным заклинаниям Гонзо решил было прошептать Бочарику на ухо, но режиссер приложил палец к губам и показал заказчику кулак. Христофор понял, что опоздал, отошел в тень и присел под щитом с красочной надписью «Вы-очевидец».
Быть очевидцем колдовства ему, как и Джеку Милдэму, приходилось уже не раз, но остальные вряд ли были готовы к такому зрелищу, и это несколько тревожило Христофора. Ольга же, наоборот, не обращала на присутствующих ни малейшего внимания. Она вдохновенно читала заклинания. Собственно, назвать «чтением» то, что происходило в павильоне, мог только человек опытный, специалист, подкованный в колдовских вопросах.
Оператор, прильнувший к своей камере, звукооператор за пультом, осветитель с недоеденным бутербродом во рту и режиссер, восседающий на полотняном раскладном стульчике — все словно окаменели, загипнотизированные волнами мертвенной, потусторонней энергии, зримо разливающейся в студии. Если перед началом съемки Христофора беспокоило, что режиссер не услышит ни одного слова «полиноид», то ближе к концу он стал беспокоиться, что в ролике вообще не будет ни одного членораздельного слова. Звуки, издаваемые Ольгой, можно было сравнить с чем угодно — с воем ветра, шорохом листвы, гулом отдаленной лавины — но только не с человеческой речью. Еще большее впечатление производили ее глаза. На экране монитора Христофор мог видеть этот взгляд — направленный в упор на камеру и предназначенный каждому из возможных зрителей _персонально_. Наваждение все усиливалось, становясь нестерпимым. У прожекторных стоек предательски подгибались ноги. Тонкий провод, идущий от микрофона, дымился, как бикфордов шнур. Оператор, обняв камеру, что-то тихо ей нашептывал. Христофору послышалось нечто вроде «…спаси и помилуй…»
И вдруг все кончилось. Ольга выкрикнула последнее заклинание и замолчала. Ее длинные ресницы опустились, перекрыв поток льющегося из глаз дурмана. Некоторое время в павильоне стояла тишина.
— Ой! — всхлипнул режиссер. — То есть, стоп!
Оператор зашевелился, оторвался от камеры и без голоса прохрипел:
— Камера — стоп.
Снова повисла ватная неловкая тишина. Бочарик, стараясь не смотреть на Ольгу, тяжело поднялся со своего стульчика и направился к Христофору. Гонзо понял, что пришла пора давать пояснения. Он откашлялся, шагнул навстречу режиссеру, но тот не дал ему сказать, лишь коротко бросил, кивнув на дверь:
— Пойдем, выйдем.
Шагая по коридору за упорно молчащим Бочариком, Христофор лихорадочно подбирал в уме аргументы в пользу отснятого материала. Это было не просто. У него самого еще дрожали колени после ольгиного сеанса колдовства, а как чувствует себя Бочаров, он мог только догадываться. Режиссер вел себя странно. Он привел Гонзо в буфет, усадил за столик, отошел к стойке и вернулся с бутылкой армянского коньяка.
— До смерти вдруг захотелось откупорить бутылочку… — сказал он.
Коньяк полился в стаканы. Поставив наполовину опорожненную бутылку на стол, Бочарик взял стакан и задумался.
— Для чего мы живем? — спросил он, глядя в пространство. — Бьемся, упираемся, деньги зарабатываем… Жизнь-то проходит!
Он, заранее морщась, поднес стакан ко рту и медленно вытянул из него всю жидкость.
— Я вот думаю, — продолжал он сдавленным голосом, торопливо закуривая. — Черт его знает, может быть в самом деле купить себе этот полиноид?
