Глава 21
С утра в субботу в гостиничном номере, где жили охотники за ифритами, царило веселое оживление, какое бывает лишь перед праздничной демонстрацией или перед решающим сражением. В самом деле, момент наступал решительный. Все было готово для последнего удара по ифритам. Ролик с заклинаниями изготовлен и вставлен в рекламный блок передачи «Д. С. П. — студия» или, как говорят рекламисты, «размещен на престижном канале, в рейтинговой передаче, в прайм-тайм». Изготовление и размещение ролика оплатил щедрый боярин Кучко (считавший этот ролик своим), за которым стояли еще более щедрые новые друзья боярина (считавшие своим Кучку). Осталось дождаться того часа, когда ролик будет показан. В этот вечерний час все участники конкурса, проведенного в «Д. С. П. — студии» будут смотреть по телевизору запись передачи, стараясь увидеть самих себя, и мечтая, чтобы увидели знакомые. Особенно внимательны будут те, кто выиграл в конкурсе и получил в награду коньяк — то есть все теперешние ифриты. Тут-то им и придется выслушать несколько заклинаний, замаскированных под рекламный ролик! Для ифритов, которые по зову рекламы должны слететься именно сюда, в гостиничный номер, Ольга приготовила новые, тщательно заговоренные сосуды (очень уютные, как сказал Христофор, заглянув в горлышко каждого сосуда). Кажется, решительно все было предусмотрено, но тут возникла новая проблема. До вечернего эфира «Д. С. П. — студии» оставалась еще масса времени, и друзья просто не знали, чем занять себя в четырех стенах своего номера. Граф, по обыкновению, ныл, что он голоден, и тихо переругивался с Ольгой по поводу своего чрезмерно длительного отсутствия на службе, при дворе герцога Нью-йоркского, да еще и вместе с казенным межмирником. Гонзо томился, слушая эту перепалку. У него был к Ольге куда более серьезный разговор. До сих пор он никак не решался его начать, а вот теперь, как ему казалось, испытывал прилив решимости. Но вести такой разговор нужно было в более спокойной обстановке и уж никак не при графе. Христофор молча грыз ногти, злился на Джека Милдема и смотрел в окно. Издерганные в дни погонь и опасных приключений, нервы охотников за ифритами начинали сдавать именно сейчас, когда требовалось пережить лишь несколько часов вынужденного бездействия.
Выход, как всегда, нашел Гонзо. Он предложил устроить небольшой праздничный обед на остаток кучкиных сумм и считать его репетицией победного банкета. Идея имела успех. Приведя в относительный порядок свою растрепанную внешность и еще более растрепанные чувства, охотники отправились в ресторан.
Обед удался на славу. Граф откровенно резвился, пил вволю и все звал Ольгу танцевать. Христофор тоже демонстрировал беззаботное веселье, хотя ему не нравилась какая-то неясная тревога, застывшая в самой глубине ольгиных глаз. Что же касается княжны, то она проявляла заметно больше радости, чем испытывала. Впрочем, бокал шампанского принес облегчение и ей.
— Постойте-ка! — сказал вдруг граф, подливая всем вина. — А если они не пьющие?
— Кто? — Гонзо оглянулся по сторонам, но не обнаружил в ресторанном зале никого, к кому могла бы относиться реплика графа.
— Да эти ваши телезрители! — пояснил Джек. — Ну победили они в конкурсе, ну получили в награду коньяк, а потом пришли домой и поставили его на полку. И будут еще двадцать лет гордиться, и знакомым показывать, а попробовать не дадут. Может такое быть? Может. В конце концов, бывает же, что человек вообще не пьет? Я сам видел одного…
Ольга устало улыбнулась.
— В этот раз ему все-таки придется выпить. Я там, между делом, наложила небольшое заклятье. Каждому участнику передачи, который увидит наш ролик, мучительно захочется немедленно откупорить бутылку самого дорогого коньяка…
Христофор (в который уже раз!) посмотрел на колдунью с восхищением. Теперь он понял, почему Бочарик, едва закончилась съемка, поволок его в буфет. Он был запрограммирован на коньяк! А считал, бедняга, что снимает небывалую по мощности рекламу полиноида…
Но Ольгу не радовало и христофорово восхищение. Она задумчиво разглядывала свой пустой бокал, отказываясь от шампанского и от приглашений танцевать. Граф с горя пригласил на танец даму из-за соседнего столика. Гонзо остался наедине с княжной.
— Оля, — решительно начал он, не слыша собственного голоса, — я давно хотел тебе…
Она подняла на него невеселые глаза.
Ну, вот, пронеслось в голове Христофора, сейчас скажет: "Отвяжись ты со своей любовью! "
— … Хотел тебе… задать вопрос. Кхм! Ты почему грустишь?
Ольга пожала плечами.
— Я не грущу.
— Нет?
Христофор почувствовал, что теряется. Однако нужно было продолжать.
— А мне кажется, что у тебя в глазах тревога! Неужели это из-за ифритов?
— Из-за них тоже…
— Но ведь мы все предусмотрели! Или я чего-то не знаю?
— М-да, мы действительно все предусмотрели, — медленно повторила Ольга. — И ты действительно кое-чего не знаешь…
Заметив, что Гонзо собирается задать новый вопрос, она поспешно добавила:
— Но это пустяки! Я уверена, что с ифритами все пройдет гладко…
Ну да, горестно подумал Христофор. Все пройдет гладко, она соберет своих ифритов, и придет пора расставаться. Она помашет рукой, сядет в межмирник и растворится в воздухе. А он останется в порту, щипать доверчивых капитанов и кидать недоверчивых коммерсантов… Ужас вдруг овладел Христофором. Ведь это может произойти уже сегодня! А он так до сих пор и не сказал ей главного!
— Оля! — быстро заговорил он. — Давай договоримся так: ловим всех ифритов — и в Крым. Ведь торопиться уже будет некуда! Ей-богу, там здорово!
— Да, да, я помню, — слабо улыбнулась княжна. — Ялта-1903, море, солнце, экология…
— А горы! — горячо шептал Христофор. — А пальмы! А парусник в бухте на рассвете! Да что говорить! Ты забудешь о своих ифритах!
— О них забудешь… — Ольга покачала головой.
— Ничего с ними не сделается! — заявил Гонзо. — Посидят недельку — другую в бутылках. Они тысячу лет сидели!
— Эх, Гонзик, — вздохнула княжна. — Ифриты — это полдела. Они сегодня, может быть, сами слетятся. А вот Эликсир сам не прилетит, за ним придется побегать.
— Это который эликсир? Тот, из легенды?
— Да. Эликсир Владения.
— Ты действительно веришь, что он существует?
— Он существует, — сказала Ольга. — Я знаю.
— И долго его придется искать?
— Не знаю. Боюсь, что долго.
Христофор потер было руки, но спохватился и состроил скорбную мину.
— Оля, — начал он осторожно, — а можно я тоже… буду искать его вместе с тобой?
Княжна внимательно посмотрела на него.
— А зачем тебе нужен Эликсир? — спросила она.
Гонзо взял ее за руку.
— Мне, Оля, не Эликсир нужен…
За полчаса до начала передачи охотники вернулись в гостиницу, вполне довольные друг другом и готовые к предстоящему сражению. Согласно диспозиции, которую разработала Ольга, они заняли места перед телевизором, у открытого окна расставили сосуды («места для гостей», как выразился Гонзо). Сосудов было шесть. Из девяти ифритов, похищенных когда-то Христофором с торгового межмирника «Старец Елизарий» и проданных старпому «Леонида Кудрявцева», охотникам удалось изловить и водворить обратно в бутылки троих. Остальные шесть, по выражению Гонзо, были на подлете.
— Кстати, — спросил он, — как скоро их ждать после ролика?
— Практически мгновенно, — сказала Ольга. — Позже всех прибудут те, кто сейчас еще сидит в бутылках. Но их выпустят сразу, как только ролик будет прокручен в первый раз. Этих мы будем ловить после второго рекламного блока…
— У тебя все предусмотрено, — улыбнулся Христофор.
— Тьфу-тьфу! — отозвалась Ольга со вздохом.
— Тьфу-тьфу, — согласился Гонзо и стал смотреть на экран.
От Бочарика он знал, что конкурс с коньячными призами будет показан только во второй части передачи. Он с нетерпением ждал первого рекламного блока, и все же вздрогнул от неожиданности, увидев на экране лицо Ольги. Раздались звуки заклинаний. Слушая их в который уже раз, Христофор все никак не мог поверить, что это сложное и жутковатое действо укладывается в какие-нибудь тридцать секунд. Казалось, голос княжны много раз переходит от гневного приказа к жалобному зову и снова к приказу, то и дело переплетаясь с отчаянными воплями и какими-то совсем уж нечеловеческими звуками. Он слушал этот голос снова, как в первый раз, совсем забыв об ифритах, и не мог оторваться от экрана, словно заклинания предназначались лично ему. Но долгие тридцать секунд прошли, Ольга исчезла с экрана, охотники за ифритами стремительно повернулись к окну, готовые ко всему на свете, граф поднял аннигилятор…
И ничего не случилось. Не то что ифриты — мухи, и те не влетали в распахнутое окно. Чистое синее небо равнодушно повисло над Москвой — бездонное и пустое. В нем не было даже самолетов и голубей. Шли секунды. На экране телевизора один рекламный ролик сменялся другим. Ифриты не появлялись. Готовые ко всему на свете охотники были явно не готовы к такому повороту сюжета.
— Я ничего не понимаю, — чуть не плача сказала Ольга. — Куда они все подевались?
— А может, они и правда непьющие? — робко предположил Христофор. — Все поголовно…
— Внимание! — прокричал с экрана ведущий актер «Д. С. П. — студии» Сергей Белый. — Все, что вы сейчас увидите, будет происходить на ваших глазах впервые! Впервые в нашей программе мы проводим конкурс среди зрителей! И впервые, после снятия запрета на рекламу спиртных напитков, призами в нашем конкурсе станут вот эти двадцать бутылок коллекционного коньяка «Наполеон»! Коньяк — впервые! — завезен к нам из Параллелья. Он был изготовлен в честь победы великого императора при Ватерлоо и является величайшей редкостью даже в своем пространстве…
— Постойте! — в ужасе вскричала Ольга. — Какие двадцать бутылок?! Ведь их только шесть! Что происходит?!
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Гонзо.
— Он что их, по дороге прикупал? — спросил граф, обращаясь к телевизору.
— Но и это еще не все! — надрывался Белый. — Сегодня! Мы! Впервые!!! Представляем вам живой талисман нашей программы — Стешу! Вот она!
На экране возникло шарообразное существо, сплошь покрытое длинной белой шерстью. Оно, вероятно, и в самом деле было живым, потому что непрерывно шевелилось и злобно ворчало.
Неожиданно за спинами охотников раздалась лихорадочная возня. Они вскочили, роняя стулья, но это был не ифрит. Просто нюшок, скрывавшийся под кроватью от горничных и спавший там целыми сутками, неожиданно решил выйти на свет божий. На него зашипели и снова вернулись к телевизору.
— Стеша тоже завезена к нам из Параллелья впервые, — гордо вещал Сергей Белый. — Это самая настоящая самочка самого настоящего… Миражинского нюшка!
Точно молния сверкнула вдруг в головах Ольги и Христофора! Они одновременно повернулись друг к другу, потом одновременно — к нюшку, а после этого, уже совершенно синхронно, плюнули с досады.
— Смотрите-ка! — сказал Джек. — У них тоже нюшок! Ну и дела!
Ольга быстро протянула руку и выключила телевизор.
— Идемте куда-нибудь отсюда, — сказала она больным голосом. — А то я сейчас все здесь разнесу…
На улице граф попытался взять ее под руку, но она вырвалась и посмотрела на него такими злыми глазами, что он сразу отстал.
— Может быть мне кто-нибудь все-таки объяснит, что произошло? — обиделся Джек. — Какого черта? Мы всю неделю мечтали увидеть наши бутылки, а когда увидели…
— Это не наши бутылки, — сказал Христофор.
— Как не наши? А чьи?
— Не знаю. Скорее всего, это настоящий коньяк «Наполеон», привезенный из Параллелья. Мало ли межмирников шныряет туда-сюда? Могли завезти…
— А почему ж мы думали, что это наши бутылки? Почему сразу не усомнились? — продолжал допытываться проницательный граф.
— Потому что нюшок привел нас в Останкино, — терпеливо пояснил Гонзо.
— Точно, привел, — согласился граф и, подумав, как следует, прибавил: — Ну?
— Вот тебе и ну! — огрызнулся Христофор. — Не к бутылкам он нас вел!
— Как, не к бутылкам? — Джек был страшно заинтригован. — А к чему ж тогда?
Христофор тяжело вздохнул.
— Напрягите-ка память граф. Помните, я рассказывал, как вытащил ящик с бутылками со «Старца Елизария»? Наверняка, помните. Даже такой… вельможа, как вы, не мог бы забыть этого занятного рассказа.
— Ну, — кивнул граф. — И что дальше?
— А дальше — я обрызгал ящик фиксатором, чтобы получить его копию — одну, вторую, третью — в общем, продал я целый штабель. Правда, это была одна видимость. Вы еще помните, как действует фиксатор? Ведь с его помощью мы обвели вокруг пальца ифрита в «Н-ске-2000»! Помните — фальшивые ящики с надписью «Полиноид»?
— Да что ты пристал? — не вытерпел граф. — Все я помню! Но при чем тут наш нюшок?
— Фиксатор — это вещество, которое вырабатывает самка Миражинского нюшка. С его помощью она спасается от хищников — заставляет их подкрадываться к бесплотному фантому, а сама тем временем удирает. Самцы нюшков, наоборот, именно по этим следам отыскивают своих самок. Они чувствуют этот запах чуть не за сотню миль, понимаете?
— Э-э… — неопределенно протянул граф. — Ну?
— Бутылки пахнут самкой. Мы покупаем самца, и он приводит нас к бутылкам. Что непонятно?
— А почему же он здесь-то, в Москве, не привел? — дотошно выпытывал граф.
— Да потому что самку он почуял! — заорал Гонзо. — Настоящую сучку, а не следы какого-то там фиксатора, понятно тебе?
— А! — прозрел Джек Милдем. — Самку! Они ведь самку по телевизору показывали! Ну точно! Я же сразу сказал: смотрите, у них тоже нюшок! Правильно? И вот что я вам скажу: наших бутылок вообще никогда в Останкино не было! Теперь ясно?
— Вот теперь ясно, — сказал Христофор. — Спасибо за науку, граф.
Джек хотел поделиться еще какими-то соображениями, но Гонзо только отмахнулся от него, нагоняя княжну.
— Оля, не расстраивайся. — тихо сказал он. — Не все еще потеряно…
Он тронул ее за рукав. Княжна дернула плечом и хмуро на него посмотрела. Но в ее глазах уже не было злобы, в них стояли слезы. Ольга сердито вытирала их тыльной стороной ладони, а слезы все текли и текли. Тогда она отвернулась.
Христофор искал слова, которые могли бы утешить ее, но что он мог сказать? Снова звать с собой в Ялту девятьсот третьего года? В Ливадийский дворец, к морским купаниям и экологически чистой пище? Но это означало, что княжне придется отказаться от погони за ифритами. Страшно было подумать — сказать такое Ольге. А что еще он мог предложить? Промучавшись с минуту, он сказал совсем другое:
— Ты помнишь, как нюшок заметался тогда, на Лубянке, когда мы шли по следу? Что-то ему явно мешало. Может быть, там есть и второй след. Нужно попробовать…
Ольга кивнула. Она не смотрела на Христофора, но положила свою мокрую ладонь на его руку.
— Оля! — едва слышно произнес Христофор. И не мог прибавить больше ни слова.
Длинные ресницы с капельками слез, дрожа, поднялись — княжна посмотрела на него. Губы ее шевельнулись — она была готова сказать ему что-то очень важное…
Но рядом уже стоял граф.
— А теперь вы мне объясните, — грозно заговорил он, — наши-то бутылки — где?!
— Нет, я не могу больше! — Ольга вдруг оттолкнула его и побежала.
Христофор бросился за ней.
— Оля, что с тобой? — кричал он. — Подожди!
Но она уже скрылась за углом. Добежав до поворота, Гонзо заметался, как нюшок на Лубянке. Ольги нигде не было видно. Она могла свернуть и налево, во двор, и направо — в чахлый садик, а то и вообще добежать до следующего угла… Он заглянул в садик, но обнаружил лишь стаю непуганых воробьев, деловито скачущих по голой земле, да кошку, старательно показывающую воробьям, что греется на солнышке. Тогда он перешел через улицу, нырнул в темную, запашистую подворотню и оказался во дворе какого-то не то склада, не то мастерской. Ольги тут тоже не было. Гонзо повернулся было, чтобы уйти, но вдруг застыл, раскрыв рот, и долго стоял, не шевелясь, пока не убедился что перед ним не мираж. Посреди дворика, между кучей металлолома и тремя поддонами кирпича, возвышался похожий на старую трансформаторную будку… межмирник «Леонид Кудрявцев».
— Оля! — шепотом прокричал Христофор. — Оля, иди сюда! Мы спасены!
Предание об эликсире владения
Непреоборимое волнение охватывает смиренного повествователя по мере приближения к печальному, но поучительному концу этой истории. Была ли она достойна драгоценных властительных ушей? Об этом судить Всемилостивейшему Покровителю искусств и наук, справедливость которого сравнима лишь с его же милосердием. В неоплатном долгу пребывает рассказчик, чью простую речь Повелитель Народов пожелал выслушать до конца, несмотря на чрезвычайную занятость государственными делами и болезнь любимого слона. Сей неоплатный долг побуждает меня теперь совершить последнее, чрезвычайное усилие, чтобы заслужить одобрение Затмевающего Светила и скромное вознаграждение, которое будет угодно вручить мне его непревзойденной щедрости. Наберись же терпения, о Величайший из слушателей этой истории, и ты узнаешь, чем она завершилась!
Вынесенные к свету из-под сумрачных сводов пещеры, Вайле и Адилхан были ослеплены таким ярким сиянием, какого не бывает и в самый солнечный день. Ифрит, спасший их от кровожадных халваров, разомкнул свои поистине жаркие объятья и тут же бесследно исчез. Закрываясь рукой от слепящего света, падишах приоткрыл глаза, но лишь на мгновение — сутки, проведенные в кромешной тьме, не позволяли быстро привыкнуть к такому освещению. Одного взгляда, впрочем, было достаточно, чтобы понять, как далек был от истины бедняга Пулат, принимая этот свет за дневной.
Адилхан и Вайле находились в огромном зале, не имеющем окон. Здесь был лишь один источник света — белый шар, без видимой опоры паривший под потолком. Но этот источник мог соперничать в яркости с самим дневным светилом. Постепенно привыкая к его сиянию, падишах смог рассмотреть стоящую на полу посреди зала огромную чашу красного камня, до краев наполненную темной, чуть поблескивающей жидкостью. К удивлению Адилхана, слепящий шар вовсе не отражался в жидкости, вместо этого в глубине ее слабо мерцали разноцветные огни.
— Да ведь это же… — начала Вайле, и тут же умолкла.
— Что — это же? — спросил Адилхан.
— Нет, нет, ничего! — девушка уже справилась с собой. — О, великий падишах! — заговорила она совсем другим голосом. — Ты спас меня от неминуемой гибели, и я хочу немедленно отблагодарить тебя!
— Кхм! — Адилхан был несколько озадачен. — В каком смысле — немедленно?
Но она уже обвила его шею руками, прижалась губами к его губам, нежными пальцами провела по спине. Он, наконец, решился обнять ее — она отвела его руки, нежно, но настойчиво заставила вытянуть их по швам, а затем вдруг опустилась на колени и обняла его ноги.
— Вайле! — изумился падишах. — Что ты делаешь?!
Он хотел было поднять ее, но обнаружил вдруг, что не может шевельнуться. Все его тело было плотно оплетено тонкой, как паутина, но чрезвычайно прочной нитью.
Девушка, тем временем, преспокойно поднялась, отряхнула колени и с интересом осмотрела результаты своей работы. Адилхан рванулся изо всех сил, но не смог порвать ни одной нити, они только сильнее врезались в его тело.
— Не дергайся, — устало посоветовала Вайле. — Стой смирно.
— Что это значит?! — вскричал Адилхан.
— Это значит, — раздался вдруг хорошо знакомый голос, — что не надо вертеться, а то упадешь и ударишься носом об пол!
Перед Адилханом появился Ктор в запыленной одежде, с перепачканным лицом, но, по-видимому, совершенно не пострадавший от обвала. В руках он держал два целехоньких, нераспечатанных сосуда с ифритами.
— Ты жив… — простонал падишах.
Жрец поставил сосуды у стены и принялся отряхиваться.
— Меня не так просто убить! — он чихнул. — Вот видишь? Сущая правда.
Вайле что-то шепнула ему на ухо.
— Ты не ошиблась, девочка! — жрец радостно закивал. — Это то самое место. Мы у цели! Впрочем, можешь свободно говорить при нашем друге. Он никому уже не расскажет…
— Проклятый колдун! — сквозь зубы сказал Адилхан.
Он понял, что всецело находится во власти Ктора.
Жрец поспешил к чаше с темной жидкостью, заглянул в нее и вернулся, потирая руки.
— Ну, ну! — он примирительно похлопал падишаха по плечу. — Могу тебя утешить: моих верных халваров ты все-таки прикончил. Почти всех… Вот только шум поднимать было ни к чему. Обвал мог потревожить Медных Стражей…
— Он еще и Атума зарезал, — нажаловалась Вайле.
— Как? — удивился Ктор. — Это был Атум?! Подумать только! Моя любимая обезьяна!
— И моя тоже, — вздохнула девушка.
— Десять лет Атум жил при моем храме, — продолжал жрец. — Но когда в подвалах осталось маоло узников — сбежал, неблагодарное животное! М-да… Отпрыгалась, значит, обезьянка. Жаль, жаль… Но что же мы будем делать с нашим другом — падишахом? Как ты думаешь, Вайле?
Девушка пожала плечами.
— Мне все равно.
— Так ты с ним заодно? — сказал, обращаясь к ней, Адилхан. — Презренная прислужница Дьявола!
Вайле метнула в него гневный взгляд.
— Я никогда и никому не прислуживаю, — медленно произнесла она.
— Это правда, — любезно подтвердил Ктор. — Мы с Вайле решили поровну разделить власть над миром. Она пришла сюда из далекой земли и еще более далекой эпохи, но ею, как и мной, движет благородная цель — объединить все лучшие миры в один и разрушить Дорогу Миров. Разумеется, ее отец никогда не был правителем Аренжуна, хотя и он, как я слышал, стал жертвой столкновения миров на перекрестке Дороги. Не так ли, госпожа?
— Мы напрасно теряем время, — сурово отозвалась Вайле.
— Вот тут ты ошибаешься, дитя мое! У нас впереди — вечность.
— К чему эти разговоры? — девушка поморщилась. — Не пора ли приступать?
— Предвкушение есть одна из форм наслаждения! — Ктор улыбнулся. — Прости меня, девочка, я так давно мечтал об этой минуте, что мне хочется ее хорошенько просмаковать! Итак, о великий падишах, прошу тебя о последней милости: будь моим слушателем! Перед тобой, — жрец указал на огни, мерцающие в чаше, — карта Дороги Миров. Впрочем, не совсем правильно называть ее картой — именно отсюда можно управлять любым из миров или всеми вместе — по своему усмотрению.
— Чаша Джамшида… — прошептал падишах. — Так значит это правда…
— Совершенно верно, — подхватил Ктор. — В твоем мире она известна именно под таким названием… Но поздравляю ваше величество! Вы прекрасно осведомлены. И все же Чаша Джамшида нужнее нам — мы умеем ею пользоваться. Мы долго готовились к встрече с ней и многому научились. Мы еще не стали Мойрами, но уже смогли предвидеть, что именно падишаху Хоросана суждено проникнуть в это потаенное подземелье, а ведь оно находится прямо под Городом Джиннов!…
Падишах невольно обвел глазами пространство зала. Так вот она — сокровищница, владеть которой он мечтал всю жизнь! Чаша Джамшида — это вещь подороже сундуков с золотом и алмазных россыпей. Не зря отголоски легенд о ней он слышал еще в Хоросане… И надо же — ведь именно ему суждено было отыскать ее! А достанется все этим двум порождениям Дьявола!
Между тем, Ктор продолжал рассказ:
— Ради успеха дела я даже согласился истратить ифрита на твое лечение! Но впредь решил быть бережливее, ифриты — слишком дорогой товар. Поэтому я вызвал войско халваров, чтобы очистить эти места от обезьян. Однако твой въедливый Пулат, этот чересчур сообразительный юноша, спутал все мои карты. Разумеется, порошок, который я всыпал в воду, совсем не был сонным. Не мог же я своими руками усыпить преданную мне армию, которую сам же и призвал! Но время было потеряно, твой отряд сам полез обезьянам в лапы, да тут еще это землетрясение… Впрочем, в конце концов оказалось, что все к лучшему. Я, признаться, и не волновался особенно, знал, что Вайле сумеет удержать вас возле себя, не даст уйти далеко и затеряться в лабиринте пещер…
— Ктор! — прервала его Вайле. — Нам пора. Медные Стражи могут быть близко.
— Ты недооцениваешь своего компаньона, Вайле, — усмехнулся жрец. — Медные Стражи больше не опасны. Они не могут причинить нам вред! Но ты права, принцесса, нам действительно пора… Давай-ка привяжем его величество вот к этой колонне, чтобы он не упал при виде того, что здесь будет происходить. Мы займемся им попозже…
Упирающегося падишаха подтащили к колонне и накрепко привязали к ней той же прочной, как канат, нитью паутины. После этого Вайле и Ктор оставили его в одиночестве, а сами направились в центр зала — к чаше.
Повествователю этой правдивой истории просто не хватает слов, чтобы описать гнев и отчаяние, охватившие падишаха! Он рычал и метался, терзая свое тело путами и ударяясь головой о колонну.
Как?! В двух шагах от цели, к которой шел всю жизнь — стать жертвой самого низкого обмана! Это выше человеческих сил! Вайле! Как она могла?! И как он сам мог не разглядеть за этой восхитительной внешностью — черную душу ведьмы?
Мучения Адилхана усугублялись тем, что в двух шагах от него, у стены, стояли два сосуда с ифритами. Ифриты! Сила, на которую он поставил все. И проиграл. О, Аллах! Как бы он хотел сейчас добраться до них! Тогда бы он всем показал, кто здесь заслуживает звания Мойры, и кому принадлежит право распоряжаться судьбами мира!
В отчаянии Адилхан стал читать заклинание, вызывающее ифритов. Он прочел его два раза, но, как и следовало ожидать, это ни к чему не привело. Эх! Если бы дотянуться до ближайшего сосуда! Чем-нибудь бросить, толкнуть, ударить, чтобы разбить его, выпустить ифрита и отдать приказ!
Адилхан снова задергался, до крови разрезая кожу тонкими и прочными, как струна, нитями.
— Тсс! — послышалось вдруг за его спиной.
Падишах замер.
— Кто здесь? — прошептал он.
— Это я, Пулат, — ответил еле слышный голос. — Сейчас я освобожу тебя!
Что-то тонко заскрипело, и струны, удерживающие Адилхана, одна за другой, стали лопаться. Слезы текли по лицу падишаха.
— Пулат, — шептал он, — ты — брат мой! Ты — второй Фаррух. О, Аллах! Какие люди окружали меня, и как плохо я умел ценить их! Но ничего, Пулат, мальчик мой, ты еще узнаешь благодарность Адилхана! Ничего! У нас впереди — вечность!
Как только Адилхан получил возможность двигаться, он ринулся вперед, подхватил оба сосуда и пошел прямо на Вайле и Ктора. Те не сразу его заметили. Склонившись над Чашей Джамшида, они были поглощены изучением карты. Шаги падишаха заставили их обернуться в испуге, но было уже поздно.
Адилхан изо всех сил ударил сосуды друг о друга. С оглушительным грохотом они разлетелись на куски, и два ифрита, покорные заклинанию, предстали перед падишахом в огненных облаках.
— Слушайте меня, существа из другого мира! — прокричал Адилхан. — К вам обращается ваш хозяин! Немедленно убейте вот этих двоих!
Он указал на Вайле и Ктора. Но ифриты не торопились исполнять приказ.
— Увы нам! — хором пробасили они. — Мы не можем убить их. Эти двое — Посвещенные в Таинства!
— Что?! — Адилхан едва не задохнулся. — Разве они, а не я ваш хозяин?!
— Ты наш хозяин и повелитель! — ифриты разом поклонились. — Ты, а не они! Мы не обязаны их слушать. Но убить — не можем…
Вайле и Ктор, справившись с первым удивлением, уже улыбались победно.
— Я вам приказываю убить их! — крикнул падишах.
— Извини, повелитель, — отвечали ифриты. — Но это невозможно.
Тут к Адилхану подбежал Пулат и шепнул что-то ему на ухо. Падишах просиял.
— В таком случае, — сказал он ифритам, — не убивайте их. Несите их по Дороге Миров! Одного — сюда, — он ткул пальцем в мерцающую точку на карте, — а другого — туда! — он указал первую попавшуюся точку в противоположной стороне. — Отнесите и не вздумайте слушать их приказаний!
Вайле и Ктор не успели издать ни звука — два огненных вихря подхватили их и сейчас же растворились в глубине зала. Едва заметная рябь пробежала по поверхности жидкости в чаше и исчезла. В зале повисла гулкая тишина.
Адилхан, чувствуя себя счастливейшим из смертных, приобнял Пулата и подвел его к чаше. Мимоходом он подумал, что юношу тоже придется убрать, но это простая, будничная мысль уже не могла омрачить его праздничного настроения.
— Ну вот я и Повелитель Вселенной, — с улыбкой сказал он.
— Нет, — бесстрастно ответил Пулат. — Это не так. Ты не выпил Эликсир Владения и не можешь присоединиться к племени Мойр…
Улыбка медленно сползла с лица падишаха. Он повернулся к юноше.
— Как ты сказал?
Пулат встретил его испуганный взгляд усмешкой.
— Несметные сокровища страны Шис, — заговорил юноша, — даются не каждому. Одни могут владеть и распоряжаться ими, другие становятся их рабами. Последним владельцем сокровищ, из которых главное — Чаша Джамшида, был великий король Конан, завоевавший их мечом и покровительством богов. Конан поставил золотые жертвенники в Пантеоне, и боги наполнили зерном его житницы, рыбой его реки, а паруса его судов — попутным ветром. В годы его правления не случилось ни одной засухи и ни одного наводнения, кометы не окутывали звезд своим саваном, а подземные духи не сотрясали твердь… Умирая, он не завещал сокровищ никому из своих сыновей. «Я не хочу, — говорил Король, — чтобы сыновья мои стали рабами этих сокровищ. Владеть же ими может лишь тот, кто в молодости, подобно мне, отведал напитка власти — Эликсира Владения, ибо способность Владеть и Властвовать дается не каждому…»
С той поры Посвященные ищут Эликсир Владения, а непосвященные, один за другим, приходят сюда, чтобы навеки стать рабами сокровищ…
— Но… — ошеломленно произнес Адилхан. — Откуда ты все это знаешь, Пулат?
Гвардеец гордо выпрямился. Адилхану даже показалось, что он стал выше ростом.
— Ты ошибаешься, падишах Хоросана! — надменно сказал юноша. — Я не Пулат. Я — Медный Страж!
Адилхан отшатнулся. Перед ним стоял витязь в отливающих медью доспехах. Шлем и забрало скрывали его лицо. В руке он держал меч. Падишах схватился за саблю, но витязь не обратил на это внимания.
— Ктор, жрец Ассуры, — продолжал он, — сумел найти Эликсир. Он, как никто другой, был близок к тому, чтобы овладеть сокровищем власти. Поэтому я помогал тебе, падишах Хоросана. Ктор был опасен, ты — нет. Ты пришел сюда, чтобы стать одним из нас — рабов сокровища. Отныне ты — Медный Страж. Становись в строй!
И тут падишах увидел шествующую к нему через зал колонну закованных в латы воинов. Они несли ему медные доспехи…