Глава 10

Зал ресторана «Быль», мягко говоря, не потрясал. На окнах — застиранный тюль, под потолком — пыльные решетки, прикрывающие лампы дневного света, на стенах — жестяные квадраты, изображающие медную чеканку. Впрочем, бифштекс оказался съедобным. Чувствовалось, что Федул в своем отношении к ресторану проявляет принципиальность: ест-пьет, использует это помещение, как свой личный штаб, но чересчур процветать не дает.

Сейчас, в послеобеденное время, народу в ресторане было немного. Кроме Ольги, Христофора и Джека Милдэма в зале находились еще только четверо посетителей — плечистые ребята, гладко выбритые от бровей до затылка. Несмотря на духоту, они сидели в тяжелых кожаных куртках и пили шампанское, не чокаясь и не закусывая. Время от времени то один, то другой бросали взгляды в сторону компании Гонзо, дольше всего задерживаясь на Ольгиных ногах.

Но княжне было не до них. Она с воодушевлением вертела в руках пустую бутылку из-под коньяка «Наполеон», час назад обнаруженную нюшком в мусорном ящике на заднем дворе ресторана. Нюшок от этой находки пришел в такое возбуждение, что его пришлось отвести обратно в порт и запереть в межмирнике. После этого княжна, пришедшая почти в такое же возбуждение, потащила всю компанию в ресторан.

— Итак, он где-то близко, — говорила Ольга, запивая бифштекс вином. — Раз уж бутылки попали к этому Колупаю…

— Потише, пожалуйста, — перебил ее Христофор.

— … Значит ифрит, — продолжала Ольга вполголоса, — по крайней мере один из двух, должен был под Колупая и замаскироваться.

— А второй? — спросил граф.

— А второго, может быть, и выпустить не успели!

— Даже и не надейся! — Гонзо покачал головой. — Помнишь, что Бегун говорил? Он говорил, что банда, пардон, бригада раскололась. Когда? Сразу после того, как в нее попали наши гремучие бутылки. Раскололась на две новых бригады, под командой, прошу заметить, _двух_ новых бригадиров. И каждая половина успела продемонстрировать Эдуарду Марковичу свои новые чудесные способности! О чем это говорит?

— О том, что молодежь наглая пошла? — предположил граф.

— О том, что коньяк мог открывать не Колупай, а кто-нибудь из членов банды, — поправил его Гонзо.

— Я именно об этом и говорю! — закивал Джек.

— Если бы ифриты стали членами банды, — возразила Ольга, — они были бы по-прежнему верны Колупаю, ведь они копируют характер того, в кого превращаются.

— Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, — сказал Гонзо. — На место Колупая, наверняка, претендовали многие, да не у каждого хватит силенок, а, главное, смелости скинуть главаря. Другое дело, если ты ифрит! Ифриту, который мечтает стать приемником Колупая, ничто не помешает справиться и с ним, и со всеми своими конкурентами. Но приемников оказалось двое!

— Значит они оба — ифриты! — Джек в восторге грохнул кулаком по столу.

— Это еще нужно проверить… — Христофор поднял бокал и посмотрел сквозь него на свет. — Есть у меня один план… Только вы должны слушаться и не задавать лишних вопросов.

— Ну? — Ольга придвинулась к нему ближе. — И что за план?

— Я не понял, вы согласны слушаться?

— Согласны, согласны! — княжна нетерпеливо тряхнула копной золотых волос. — План-то в чем?

— А вот это уже лишний вопрос! — усмехнулся Гонзо. — Коротко могу сказать следующее: я здесь — заезжий криминальный авторитет. Джентльмен на отдыхе. Граф — мой телохранитель. Он будет изображать этакого безмозглого громилу — убийцу.

— А что я для этого должен делать? — спросил граф.

— Ничего, — ответил Гонзо. — То есть, ничего нового…

— Ну а я? — спросила Ольга.

— А ты будешь… — Христофор чуть замялся, — …моей девочкой, очень красивой, очень ласковой и очаровательно глупенькой. Такой, знаешь, кошечкой пикантной… но с коготками.

— Тьфу, какая пошлость! — поморщилась Ольга.

— Что-то у тебя все глупые получаются, — проворчал граф, — один ты умный!

— Что поделаешь! — Христофор развел руками. — Это типовая легенда для здешних мест. Она не вызовет подозрений.

В сонной тиши ресторана раздались торопливые шаги. Появился человек в вытянутом свитере, с большой рояльной клавиатурой подмышкой. Он прошел к невысокой сцене в углу зала, установил там свой аппарат, подсоединил провода, пощелкал тумблерами, и из колонок полилась томная мелодия.

— Ага, — сказал Христофор, — кажется, начинается! Все помнят свою роль? Работаем слаженно и агрессивно…

Словно послушавшись Христофора, один из четырех бритых парней поднялся с места и расслабленной походкой направился к их столику. Христофор, откинувшись на стуле, смотрел на сцену. Ольга рассеянно поигрывала бокалом. Джек без всякого выражения глядел прямо перед собой.

Бритый остановился возле Ольги и, небрежно облокотясь на стол, дыхнул благородным шампанским перегаром:

— Потанцуем?

Княжна устало подняла на него свои длинные ресницы и презрительно скривила губки:

— Иди, начинай. Я потом подойду…

И отвернулась, как видно, утратив к нему всякий интерес.

— Не понял… — прорычал бритый. Он хотел было грозно выпрямиться во весь рост, но вдруг обнаружил, что рука его прочно прижата к столу, и выпрямиться он не может. Бритый потянулся другой рукой к заднему карману, но тут из-под стола высунулось толстое дуло аннигилятора и уперлось ему в низ живота. Вряд ли парню доводилось видеть аннигилятор раньше, но безошибочным инстинктом битого пса он понял, что трепыхаться больше не стоит.

— Можно стрелять? — спокойно спросил граф. Он сидел все также неподвижно, только чуть наклонился к бритому, будто хотел рассказать ему что-то интересное.

Гонзо не торопился. Он понаблюдал, как с лица паренька сходит краска, сменяясь синюшной белизной, и только после этого медленно покачал головой.

— Рано…

Бритому неудобно и стыдно было стоять перед столиком на полусогнутых ногах, но неприятный холодок внизу живота заставлял мириться с неудобствами.

— Вы чего, мужики? — просипел он. — Я же только потанцевать позвал… Ну, нельзя, так нельзя…

— Ты чьих будешь? — высокомерно оборвал его Христофор.

— Я у Федула в бригаде, — живо отозвался бритый. — Так что вы смотрите, мужики…

— У какого еще Федула? — поморщился Христофор. — Колупай где?

— Списали Колупая, — бритый позволил себе усмехнуться. — Да куда ему, баклану, до Федула! Федул — это сила!

— А район кому достался? — спросил Гонзо.

Он поманил официантку и велел подставить бритому стул. Тот облегченно распрямил ноги, но руки, по просьбе Гонзо, продолжал держать на столе, и аннигилятор по-прежнему упирался ему в гульфик.

— Район-то? — переспросил он с некоторым смущением. — Федулу. Кому ж еще?… Правда, не весь пока…

— А говоришь — сила! — обидно засмеялся Христофор.

— Да путается тут один гад под ногами! — бритый зло сплюнул. — Пацанов хороших сманил, наехал на начальника милиции в Южном округе, бары, рестораны подобрал под себя… Ну да недолго ему осталось жировать!

— Кто такой? — спросил Гонзо.

— Амирка — татарин! Всю жизнь в шестерках у Колупая ходил, а теперь, думает, крутой стал…

— Понятно, — кивнул Христофор. — Он, значит, контролирует Южный округ, так?

— Ну да.

— А остальной город?

— Остальное — наше! У нас весь Центр, весь Северный округ с поселками, потом еще река по обоим берегам, базы отдыха там, ларьки, палатки — все под Федулом! — бритый горделиво вскинул голову, тряхнув несуществующими кудрями. — Так что вы, ребята, лучше бросьте это дело…

— Какое дело? — не понял Христофор.

— Да ладно! — отмахнулся парень. — Будто непонятно! Решили обосноваться в наших местах? Да еще, поди, и бригаду за собой повезете? Не советую. Напрасно прокатитесь… по Дороге Миров.

— А ты откуда знаешь, что мы с Дороги Миров? — почти искренне удивился Христофор.

— Разведка работает! — рассмеялся парень, показывая острые редкие зубы. Он подмигнул музыканту, и тот, взяв микрофон, пробубнил неразборчиво:

— Для наших друзей из города Узлового звучит популярная композиция "Эх, дороги! "

"Ай да Бегун! — подумал Христофор. — А еще начальник порта! "

Впрочем, это было именно то, на что он рассчитывал.

— Тебя как зовут-то? — спросил он бритого, сделав графу знак убрать аннигилятор.

— Меня-то? — бритый, наконец, свободно развалился на стуле и закурил. — Ну, вообще… Серёгой. Наши еще Стопарём называют… я поначалу бил за это, а потом чё-то привык…

Христофор, ни о чем больше не спрашивая, налил полный фужер вина и пододвинул его бритому. Тот серьезно взял фужер за ножку, поднял его на уровень глаз и сказал:

— За знакомство, значит!

Он залпом выпил вино до дна, поморщился, занюхивая согнутым указательным пальцем, потом глубоко затянулся сигаретой.

— Вот что, Стопарь, — сказал Гонзо. — Надо мне с Федулом поговорить…

— Да поговорить можно!.. — Серега неопределенно повел плечом. — Сегодня-то он на работе, а завтра — пожалуйста. Только бесполезно все это. Ничего вам, мужики, не обломится. Тут всё уже поделено!

— Так уж и всё! — усмехнулся Христофор. — А «Спецагрегат» кто контролирует?

— Какой «Спецагрегат»? — Стопарь захлопал глазами. — А! Завод «СпаСибЗаТруд»? Так ведь это — промзона! Оттуда всё сто лет назад вывезено. Да еще авария случилась…

— Значит, теперь в промзоне никого нет? — спросил Гонзо.

— Конечно, нет. Кому она нужна, здоровье губить?

— Ну и правильно. И нечего там делать… — Христофор подозвал официантку и расплатился по счету. — Передай Федулу, — сказал он, поднимаясь из-за стола, — что я на днях загляну, почирикаем…

— А что у вас там, на «Спецагрегате», клад? — с опозданием заинтересовался Стопарь.

— Да какой там клад! — Гонзо махнул рукой. — Ни черта там нет! Вы не переживайте, пацаны, мне чужого не надо. Тусуйтесь себе в городе! Тут рестораны, ларьки… барменов можно пощипать… лафа! Пойдем, Оленька…

В сопровождении княжны и графа он чинно проследовал к выходу и в дверях сделал общий прощальный жест.

— Чао!

Едва компания Гонзо вышла из ресторана, Серега Стопарь вернулся к столику, где сидели трое его приятелей.

— Лёха, — быстро заговорил он, — беги, найди Федула. Он уже должен быть в курсе. Скажи, надо послать пацанов на дорогу к промзоне, лучше малолеток. Пусть оденутся бомжами да спрячутся там хорошенько, я их сам найду… Ты, Пузо, пойдешь в порт, приглядишь за Бегуном, чтобы он татарину не успел настучать. Кисель! Останешься в кабаке. Если наши будут подходить, ты их тормозни, скажи — работа будет.

— А ты куда? — спросил щекастый Пузо.

— Я за этими пойду — Серега кивнул на дверь. — Тут большими делами пахнет…

Выйдя на улицу, княжна крепко взяля Христофора под руку и потребовала объяснений:

— Чего ты привязался к этой промзоне? Какой нам от нее толк?

— Во-первых, ты обещала не задавать лишних вопросов… — начал было Христофор, но, заметив закипающую в ольгиных глазах бурю, поспешно добавил:

— А во-вторых, промзона необходима нам до зарезу! Ты даже не представляешь…

— Ты что, здесь раньше бывал?

— Какая разница? Будто я в других местах не бывал! Промзона, она везде одинаковая.

— Но зачем она тебе понадобилась?

— Как ты не понимаешь, Оля? Такое место, как завод «Спецагрегат» — это идеальный полигон для испытания ифритов! Ты же не хочешь, чтобы они бились друг с другом в центре города?

Ольга пристально посмотрела на Гонзо, пытаясь угадать его мысль.

— Почему ты думаешь, что они станут биться?

— А это как раз наша задача — найти им достойный повод для мордобития. К счастью, такой повод у нас уже есть…

— Ты имеешь в виду…

Но княжна не успела сказать Христофору, что он имеет в виду. Шедший позади Джек Милдэм быстро догнал их и проговорил вполголоса:

— По-моему, за нами следят…

Гонзо ничуть не удивился.

— Конечно, за нами следят. После того, что мы наговорили Бегуну и Стопарю, за нами просто обязаны следить! И знаете, что меня расстроит больше всего?

— Что? — послушно спросил граф.

— Если следить за нами будет только одна бригада…

Стопарь, отпустив интересующую его троицу всего на полквартала вперед, спокойно двинулся следом за ней по обочине тротуара. Тополя, выстроившиеся вдоль дороги, могли надежно укрыть его, если бы преследуемым вздумалось оглянуться. Но они не оглядывались.

«Интересно, что за волына у этого шкафа? — так Серега рассуждал об оружии Джека Милдэма, — ствол толстенный, внутри увеличилка, как у фильмоскопа… Хорошо бы, если все дело выгорит, взять эту штуку себе. Говорят, у капитанов с Дороги Миров попадаются такие стволы — танк может разнести! Редко, но попадаются. Правда, с нашим Федулом никакой танк не сравнится…»

На перекрестке Стопарь, чтобы не отстать от компании Гонзо, перебежал дорогу перед носом длинной белой «Тойоты» с наглухо закрытыми тонированными стеклами. «Тойота» тормознула с визгом, но сигналить нарушителю не стала.

«Уважают, — отметил про себя Стопарь. — Еще бы! Кто не знает бригадников Федула! Все-таки хорошо работать на человека в авторитете… Как он со сберкассой управился — это ж цирк был среди бела дня! Хочу, говорит, чтобы она развалилась по кирпичам! И готово. Нет сберкассы. Лежат стройматериалы кучами. Отдельно кирпичи, отдельно плиты, отдельно — рамы оконные. Отдельно сейф с деньгами стоит. Хоть новую сберкассу строй! Интересно, где он, подлец, научился? Ведь из последних шпыней был! А теперь?…»

Стопарь зорко следил за экипажем межмирника и не оглядывался назад. Между тем, белая «Тойота» медленно катилась позади него примерно на таком же расстоянии, какое отделяло его самого от компании Гонзо. Но Стопарь ничего не замечал. Ему не давали покоя мысли о Федуле.

«Каких девок завел! Какие тачки у него в гараже! Шеф-повар „Были“ ему отдельно обеды готовит! Охранников шесть человек при нем постоянно находятся. Да еще, для смеху, что ли, бомжа этого, Очкарика, везде за собой таскает. Нашел, тоже, кореша себе, придурок!… Эх, если бы такую силу — да толковому человеку!… Нет, я бы совсем по-другому…»

Увлеченный нахлынувшими мечтами, Серега не сразу сообразил, что уже где-то видел машину, которая обогнала его и остановилась в трех шагах впереди. И только узнав темные стекла белой «Тойоты», он понял, что влип.

Из машины выскочили двое парней, по виду отличавшихся от Стопаря только тем, что в руках у них были автоматы. Больно подталкивая Серегу стволами под ребра, они запихнули его в машину и сами сели по бокам. Но по-настоящему Стопарь испугался только тогда, когда с переднего сидения ему тепло улыбнулся Амир.

— Ну, здравствуй, — сказал татарин. — Совсем друзей забыл, на улице не узнаешь. Нехорошо!

Один из охранников, приобняв Стопаря, быстро обшарил его карманы, забрал пистолет и нож.

— Ты не думай, — сказал Амир, — я на тебя зла не держу. Просто расскажи, о чем у вас был разговор…

— С кем? — без голоса просипел Стопарь и только прокашлявшись смог продолжить. — Какой разговор?

— С межмирниками, — сурово произнес Амир. — О чем они тебя спрашивали?

"Ай да Бегун! — подумал Серега. — А еще начальник порта! "

— Ну? — в голосе Амира уже не было дурашливых ноток.

— Да какой разговор? — помялся Стопарь. — Не было никакого разговора…

— А вот теперь ты меня разозлил! — оборвал его татарин.

Прямо перед Серегой возник вдруг огромный топор с полукруглым лезвием. Он лежал словно на воздушной подушке, не имея никакой видимой опоры.

— Значит, не было разговора?

Топор стремительно придвинулся, и Серега почувствовал на горле неприятный стальной холодок.

— Н-ну почему… Поговорили, вообще-то… — выдавил он, снова срываясь на сиплый шепот.

— О чем они спрашивали? — повторил Амир.

— Н-ну… спрашивали, например, кто контролирует промзону…

— Так, правильно. А не сказали, зачем им промзона?

— Не сказали, — ответил Стопарь и, почувствовав, что лезвие топора сильнее давит на кадык, поспешно добавил:

— Нет, правда не сказали! Но я думаю… — он закашлял.

Топор слегка отодвинулся, Амир взял его за рукоять и стал небрежно поигрывать, перебрасывая из руки в руку.

— И что же ты думаешь? — спросил он.

Стопарь набрал полную грудь воздуха и с безумной храбростью выпалил:

— Я думаю, они знают, где полиноид!

… Да продлятся дни величайшего из повелителей, снизошедшего до жалких речей ничтожнейшего из его рабов! Прикажи, о владыка, продолжить рассказ о судьбе славного Адилхана и его бесстрашного отряда!

Счастливо избежав гибели от цветов Гнева в коварной долине, падишах вывел свой отряд на бескрайнюю, иссушенную солнцем равнину и направился на юго-восток — туда, где, по его предположениям, должен был находиться Город Джиннов. Солдаты удивлялись обширности острова Судьбы — дни проходили за днями, а вокруг расстилалась все та же безжизненная пустыня. Найти воду здесь было нелегко. Приходилось нести ее с собой в больших мехах и расходовать крайне экономно. Даже падишах был вынужден сократить процедуру омовения до пяти возлияний и одного умащивания. Отряд изнывал от жажды. Люди, как могли, прикрывались от солнца, постоянно со вздохами вспоминая ледяные горы океана Мухит. Но Адилхан был непреклонен. Он упорно направлял свой пеший караван все дальше в глубь острова.

Помимо тяжелых мехов с водой, солдаты несли три огнеметные машины, снятые с корабля, и семь магических сосудов с ифритами. Сосуды тоже были нелегки, однако носильщики не роптали: во-первых, никто не спрашивал их мнения, а во-вторых, они и сами успели убедиться, что этот груз бесценен для всего отряда. Чудесное избавление от когтей гигантской птицы и сожжение долины ядовитых цветов каждому внушили почтение к ифритам.

Чтобы жара и жажда не так мучили людей, Фаррух, преданный визирь Адилхана, любимый солдатами за справедливость и ровный нрав, старался отвлечь их от мыслей о переносимых лишениях. Когда отряд останавливался на ночлег, Фаррух нередко подсаживался к солдатскому костру и начинал рассказ о несметных сокровищах Города Джиннов. Каждому воину, говорил визирь, достанется столько золота, алмазов и жемчуга, сколько он сможет унести. На родину все они вернутся богатыми людьми, и великий падишах, в награду за преданность, сделает их первыми сановниками своего государства. Но для того, чтобы скорее наступил этот благословенный день, каждый солдат должен выполнить свой долг до конца, и если понадобится, отдать жизнь за мудрого Адилхана и его дело. Ведь лучше умереть на чужбине, защищая своего повелителя, и с честью предстать перед лицом Аллаха, чем возвратиться на родину с пустыми руками и служить посмешищем последнему нищему в Хоросане. Эти рассказы и посулы визиря действовали ободряюще как раз на самых ненадежных солдат — тех, чья преданность уступала алчности.

На девятый день пути дорога пошла в гору. Постепенно из дымки на горизонте выступили белоснежные вершины отдаленного хребта, поначалу принятые Адилханом за облака. Вскоре впереди обозначилась еще одна, более низкая и расположенная значительно ближе гряда, состоящая из каменистых холмов. Перевалить через них не составляло особого труда. Солдаты, первыми поднявшиеся на холм, радостными криками оповестили товарищей о близости воды. Все, включая носильщиков, припустили бегом. С вершины холма перед Адилханом и его отрядом открылся чудесный вид: в прихотливых изгибах скалистого русла белопенным потоком, ослепительно сверкающим на солнце, катила свои воды река. Она была широка и стремительна, но совсем не глубока — от берега до берега всю ширину реки покрывали мелкие бурунчики от подводных камней.

К удивлению воинов Хоросана, исток большой реки оказался совсем рядом. Вода с ревом вырывалась из полукруглого отверстия пещеры, зияющего на склоне соседней горы, и, достигнув подножия, растекалась во всю ширь пробитого в скалах русла.

Не дожидаясь команды, солдаты бросились к воде. Она оказалась очень холодной и чрезвычайно приятной на вкус. Впрочем, проведя больше недели в пустыне, не станешь слишком привередничать и с удовольствием напьешься даже из лужи. После того, как жажда была утолена, воины, во главе с самим Адилханом, еще долго с удовольствием плескались в ледяной воде. Казалось, усталость от долгого перехода смывалась вместе с пылью пустыни.

— Эй! Да здесь полно рыбы! — воскликнул вдруг десятник Касим.

Он отошел довольно далеко от берега, но и там вода не доставала ему до колена. Касим наклонился, пошарил руками среди камней и с победным криком поднял над головой большую трепещущую рыбу. Другие воины поспешили к нему, чтобы рассмотреть добычу. Рыба напоминала большого озерного карпа, но была покрыта такими крупными чешуями, каких не бывает и у морских рыб. Чешуйки отливали желтым металлическим блеском и удивительно ярко сияли на солнце. Один из солдат оторвал чешуйку и, взвесив ее на ладони, присвистнул от удивления:

— Да это не иначе как золото!

В самом деле, на вид, на вес и даже на зуб чешуя удивительной рыбы ничем не отличалась от золотых монет, правда, без всякой чеканки. Касим живо прижал рыбу к груди, чтобы уберечь драгоценную чешую от проворных пальцев своих боевых товарищей.

— Ого! Из нее икра посыпалась! — сказал тот же солдат, что оторвал чешуйку. Он живо протянул руку, и в ладонь ему упало несколько крупных белых шариков.

— Да ведь это жемчуг! — в восторге завопил солдат.

На этот крик сбежался уже весь отряд. Касим поспешно перевернул рыбу кверху брюхом, и выпадение жемчуга прекратилось. Десятник с изумлением смотрел на неожиданное богатство, попавшее ему в руки. Рыба беззвучно открывала и закрывала рот. Если бы она вдруг заговорила, Касим вряд ли удивился бы сильнее. Неожиданно из раскрытого рта рыбы вылетело пламя, едва не опалив десятнику лицо. Тот очень испугался, но добычу не уронил — не так просто было заставить Касима выпустить из рук золото. Впрочем, эта струйка пламени была последним сюрпризом — рыба уснула. Едва переведя дух, десятник сунул ее себе за пазуху и сейчас же принялся ловить следующую. К нему присоединились все, кто был рядом. Над водой то и дело вспыхивала золотом чешуя, дождем сыпался жемчуг и раздавался хохот солдат, которых страшно веселило пламя, испускаемое рыбами перед смертью.

В общем веселье не принимал участия один падишах. Дав солдатам лишь немного порадоваться добыче, он подозвал к себе сотника Маджида и сказал:

— Построй людей, и начинайте переправу. Да прикажи выбросить из мешков всю рыбу! Мы не за золотом пришли сюда.

А за чем же?! — не сдержав удивления, спросил Маджид, сам еще опьяненный золотым блеском. Но под гневным взглядом падишаха он сразу пришел в себя и с поклоном поспешил исполнять приказание.

Непростым делом оказалось оторвать солдат от их занятия. Все, о чем мечтали они и их семьи, живя в бедности, все, что помогало им не упасть духом в этом рискованном путешествии на край света, наконец, все, что обещал в своих неправдоподобных рассказах Фаррух, исполнилось вдруг в одночасье. Они купались в золоте и без сожаления рассыпали жемчуг — чего же еще? В своих руках они держали сверкающее, трепещущее счастье, набивали им дорожные сумки и никак не могли понять, чего хотят от них командиры. Зачем еще куда-то идти? Зачем испытывать судьбу, уже одарившую их сверх всяких ожиданий? Не лучше ли поскорей выловить всю эту рыбу, доставить ее на корабль и с триумфом вернуться на родину?

Только вооружившись плетьми, сотники сумели заставить носильщиков вернуться к своим ношам, а солдат — снова построиться в ряды. Восстановив походный порядок, отряд начал переправу.

Но золотая лихорадка неизлечима с помощью одних лишь плетей и окриков. Десятник Касим и его люди, которые должны были замыкать колонну, не смогли равнодушно стоять по колено в воде, больше похожей на кипящее золото. Один из солдат не удержался, украдкой схватил рыбу и тут же спрятал ее под одеждой. Это заметил другой солдат и сейчас же сделал то же самое. Их товарищи, увидев, что кто-то уже опять набивает карманы, не захотели отставать. Наконец, не выдержал и сам десятник. Он погнался за большой рыбиной, плескавшейся у самых его ног.

Вся колонна уже выбралась на противоположный, еще более крутой берег и выстроилась на склоне холма, охватив полукругом носилки падишаха. Только Касим и его солдаты, как зачарованные, все еще бродили кругами на самой середине реки. Они спотыкались о камни, падали в воду, теряли в потоке свой драгоценный груз, но, едва поднявшись на ноги, снова бросались в погоню за рыбами. Походный строй, суровая дисциплина, строгие начальники и даже обожаемый падишах — все было забыто, словно не существовало вовсе. Осталась лишь жажда обогащения — немедленного и беспредельного.

Фаррух заметил, как наливаются гневом глаза падишаха, наблюдавшего за этой картиной, и не на шутку испугался за Касима.

— О, владыка, подобный солнцу! — поспешно заговорил визирь. — Да не обрушится твой гнев на этих несчастных! Безумие овладело ими при виде богатств того края, в который привела их твоя неизъяснимая мудрость. Не тревожь себя, о бриллиант небес! Я сам выгоню этих слепых щенков на берег и объясню, сколь ничтожна цена их минутного богатства по сравнению с вечным величием падишаха!

Но едва Фаррух направился обратно к реке, как один из солдат закричал:

— Ого! Вот это рыбина!

Он показывал не на саму реку, а на скалистый склон, где река брала свое начало. Поток уже не извергался из темного провала пещеры, от него осталось лишь несколько жалких струек, то совсем исчезающих, то рассыпающих фонтаны брызг. Во тьме пещеры ворочалось нечто огромное, живое, по временам там мерцали огни — не то глаза, не то и в самом деле, рыбья чешуя.

— Вон она! Снова появилась! — закричал тот же солдат.

Теперь и остальные увидели отливающую золотом голову с большими круглыми глазами и широко раскрытым рыбьим ртом, усеянным острыми зубами.

— Да это настоящее чудовище! — пробормотал Маджид.

Рыба была так велика, что с трудом проходила в отверстие пещеры. Вместо передних плавников у нее были лапы, как у ящерицы, ими она помогала себе выбраться наружу, оставляя когтями длинные борозды на скале. Если бы не это отличие, выглядевшее как уродство, да не огромные размеры, рыба была бы точной копией тех золотых карпов, что обитали в реке.

— Ну и пасть! — тихо переговаривались меж собой солдаты. — А глаза-то! Больше, чем колеса у арбы!

— Что глаза! Ты посмотри, какая чешуя! Вот бы такую чешуйку домой увезти…

— А какие у нее должны быть жемчужины в брюхе! На рынке в Хиве или Дамаске за одну такую жемчужину можно полцарства взять!

— Глупцы! — рявкнул на своих солдат Маджид. — Вам лишь бы карманы набить! Вы забыли, что золотые рыбки, кроме жемчуга, мечут огонь!

— А ведь верно сотник говорит, — зашептались в строю. — Может быть, все здешние рыбы — мальки этой твари…

— Кажется, зря мы позарились на легкую добычу. Не вышло бы беды…

— А Касим-то с ребятами до сих пор ведь рыбачат! Они, дураки, и не видят, что делается!

— Надо их позвать.

— Позовешь их, как же! Им теперь хоть в ухо кричи.

— Ой, беда будет! Смотрите, рыба-то вылезает из дыры!

И действительно, чудовище уже далеко высунулось из пещеры, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, будто разглядывая людей то одним глазом, то другим. За первой парой лап показалась вторая, затем третья, а странная рыба все выползала и выползала из пещеры. Все ниже по склону спускалось извивающееся тело на уродливых лапах, покрытое золотыми пластинами, каждая из которых превосходила размерами щит воина. На полпути к руслу реки чудовище остановилось, так и не показавшись из пещеры целиком. Как ни скребло оно когтями по камням, как ни извивалось — ни шагу больше сделать не могло. Тело его, постепенно утолщаясь, полностью перекрыло отверстие пещеры и застряло в нем. Солдаты Адилхана вздохнули с облегчением. По рядам пронеслись радостные возгласы. Кто-то предложил даже напасть на беззащитное чудовище и оторвать у него пару чешуек.

Но в это время рыба, без выражения глядевшая неизвестно куда, вдруг широко раскрыла зубастую пасть, и оттуда с ревом вырвалась струя пламени. В иссякшую было реку хлынул новый поток, но теперь это был поток огня. Казалось, сама вода превращается в пламя, соприкасаясь с огненным течением. На границе двух стихий вздыбилась кипящая волна, высотой в человеческий рост. С ревом и шипением она стремительно понеслась по реке.

Только теперь Касим и его люди заметили опасность. Золотая пелена в одно мгновение слетела с их глаз, и вместо сладостных грез вдруг предстало кошмарное чудовище, изрыгающее пламя. С воплями бросились они к берегу, спотыкаясь и падая на каждом шагу. Вода доходила им до колена и не давала бежать достаточно быстро.

— Они не успеют! — в отчаянии вскричал Фаррух. — О, великий падишах! Только ты можешь им помочь!

На лице Адилхана была написана досада, но он не дал воли гневу, а с нарочитой неторопливостью спросил:

— Чем же, о мой мудрый визирь, я могу помочь этим бездельникам, которые ослушались моего приказа и страдают теперь по собственной вине?

— Пошли ифрита! — почти выкрикнул Фаррух, — спаси своих солдат, и они будут готовы отдать за тебя жизнь!

— Они и так отдадут ее через несколько мгновений, — насмешливо ответил Адилхан. — Это будет хорошим уроком для остальных. Не будут в другой раз, забыв о долге, гоняться за презренными побрякушками…

— О, падишах! — зарыдал Фаррух. — Пусть уроком для них будет чудом спасенная жизнь! Не забывай о человеколюбии! Пошли ифрита, и твое имя прославится в веках!

— А с джиннами будешь сражаться ты, мой человеколюбивый друг?

— Если понадобится, я выйду на бой с кем угодно!

— Ну да, чтобы геройски погибнуть, как последний глупец. Хватит! Я не желаю больше слушать этот бред. Следуй за мной, или Маджиду будет приказано арестовать тебя!

С этими словами Адилхан подал знак, рабы подняли его носилки и продолжили трудный подъем на крутой береговой откос. Падишах даже не обернулся, когда несчастных, так и не успевших добраться до берега, накрыло огненной волной. Их вопль мгновенно оборвался, его сменил рев пламени. Чудесная река, распространявшая прохладу и свежесть, превратилась в пышущий жаром смертоносный поток, который можно увидеть лишь при извержении вулкана.

Солдаты поспешили вслед за паланкином падишаха, подальше от страшной реки. Только Фаррух да четверо воинов, которым было поручено его охранять, долго еще стояли на берегу. Когда визирь, наконец, повернулся, чтобы идти за остальными, солдаты увидели слезы на его лице. Впрочем, все воины отряда шли, скорбно опустив головы, думая о печальной судьбе своих товарищей и о том, какие еще опасности таит в себе эта негостеприимная страна.

Опасности не заставили себя ждать. Едва воины, идущие в авангарде, вскарабкались по откосу наверх, как раздались их крики, полные отчаяния. Адилхан сразу понял, что солдаты увидели нечто страшное впереди. Один из них кубарем скатился навстречу паланкину падишаха и, едва не сбив с ног одного из носильщиков, распростерся на земле.

— О, великий падишах! — вскричал он. — Ужасное несчастье!

— Говори! — приказал Адилхан.

— Знай же, о, бесценный! Мы на острове!

— Как, на острове?! — падишах, нахлестывая плетью носильщиков, поспешил подняться на вершину холма и только тут понял всю опасность своего положения.

Немного выше того места, где находился отряд, поток разделялась на два рукава, а чуть ниже по течению они соединялись снова, оставляя посреди реки небольшой остров. Адилхан и его спутники, подходя к реке, приняли его за противоположный берег. Теперь они были отрезаны от земли потоком огня, обтекающим остров с двух сторон. Чудовище, изрыгавшее пламя, и не думало выдыхаться. Наоборот, струя огня била из его пасти все сильнее, оглушительный рев, с которым она вырывалась наружу, превратился в неумолкающий гром. Уровень реки, вернее, уровень раскаленной огненной жижи, волны которой ударялись о подножие острова, быстро поднимался. Адилхан в страхе оглядывался, ища спасения. Он понял вдруг, как было образовано это глубокое русло в окружающих скалах. Судя по оплавленным склонам долины реки, огненная жидкость могла затопить остров, вместе с холмом, на котором сейчас столпился отряд.

Фаррух последним поднялся на вершину холма. Сложив руки на груди, он с каким-то мрачным удовлетворением глядел на бушевавшее вокруг пламя. Адилхан, покинув носилки, сам подошел к нему.

— Я жду совета, — тихо произнес падишах. — Что скажет визирь?

Фаррух низко поклонился, но ответил с прежней мрачностью:

— Скажу, что в беду может попасть любой — и глупый молодой солдат, и поражающий мудростью падишах.

— Ну, о беде говорить рано, — возразил Адилхан. — У меня есть ифрит…

— Разумеется, о, владыка! Но если бы ты использовал его раньше, то мог бы спасти и Касима с его людьми, и себя.

— Так что ты мне посоветуешь? Сидеть, сложа руки, и погибнуть вместе со всем отрядом, в память о Касиме?

Фаррух вздохнул.

— Нет, о, драгоценный, я этого не говорил. Поскорее вызови ифрита и прикажи ему уничтожить чудовище — вот мой совет! Каждый попавший в беду заслуживает помощи и спасения, будь то простой воин или великий владыка… Но не оказавший помощи должен помнить, что и он не бессмертен.

— Что ты хочешь сказать? — нахмурился падишах. — По-твоему, я попал в эту переделку из-за того, что не помог Касиму?

Визирь только пожал плечами.

— Кто знает?…