Глава 7

Выспался в итоге плохо. Можно даже сказать — отвратительно.

Постоянно просыпался, бегал в туалет, непонятно зачем по пути проверяя, заперта ли дверь. Еще и снилась всякая муть. И нос разбитый болел.

Впрочем, утром лучше не стало. Скорее, даже наоборот.

Неуютно. Страшно. И совесть никак успокоиться не может.

Грызет, грызет, грызет…

Казалось бы, дело сделано и обратно ничего не вернуть — так какой смысл переживать? И ведь надо бы о собственном будущем задуматься, но нет — судьбы мира волнуют. Не совсем мира, конечно…

Откинув одеяло, я решительно поднялся с дивана и поплелся в ванную. Пока умывался и чистил зубы, немного пришел в себя и успокоился. Позавтракал парой бутербродов, вернулся в комнату и задумчиво повертел в руках мобильник.

А почему бы, собственно, и нет?

Решив лишний раз не изводить себя ожиданием, я позвонил куратору, и тот ответил моментально, словно держал телефон в руках.

— Ты на квартире? — вместо приветствия спросил Шептало.

— А где мне еще быть?

— Сейчас Виталий меня в институт забросит и к тебе подъедет.

— Подождите! — крикнул я, прежде чем куратор успел отключиться. — Как там обстановка?

— Лучше. Все, приедешь — поговорим.

Приедешь — поговорим?

Как-то это двусмысленно прозвучало. Впрочем, деваться в любом случае некуда. На подводной лодке хоть через торпедный аппарат в свободное плавание отправиться можно — а тут и вовсе никак.

Я подошел закрыть оставленное на ночь раскрытое окно, и тут вдруг звякнул дверной звонок. Неуверенно так звякнул, будто по ошибке. Но сразу набрался смелости и затрезвонил вновь.

Кого еще нелегкая принесла?

Я настороженно глянул в глазок и увидел… титьки. Именно так — титьки.

Джинсовый сарафанчик был Кристине вроде бы и впору, но выдающийся — во всех значениях этого слова, — бюст скорее подчеркивал, нежели скрывал.

Не понял. Она-то что здесь забыла? Без четверти восемь; еще даже рабочий день не начался!

Инстинктивно возникло желание затаиться, сделав вид, будто никого нет дома, и все бы ничего, да только минут через десять подъедет Виталий, и если они встретятся…

На фиг, на фиг.

А звонок продолжал трезвонить, уже не переставая, и я обреченно выдохнул:

— Кто там?

— Александр, это я, Кристина! — защебетала девушка. — Надо поговорить, очень-очень надо!

Очень надо? Блин, Алена узнает, точно убьет!

Мысленно проклиная все на свете, я отпер замки и распахнул дверь, но вместо встревоженной Кристины нос к носу столкнулся с господином Прокофьевым. Точнее даже не с ним, а с уткнувшимся в живот предметом, подозрительно напоминавшим самодельный глушитель.

— Не дергайся, — прошипел заместитель директора по режиму и демонстративно взвел курок нагана, чей ствол и в самом деле венчал самопальный ПБС. — Руки, чтоб я видел!

Я спокойно выставил перед собой раскрытые ладони.

Но спокойствие было лишь внешним, а в голове, будто рухнувшее вниз лезвие гильотины, — мысль: «Допрыгался, вот за тобой и пришли».

И сразу: щелк! Глушитель?

Щелк! Наган?

Щелк! Прокофьев?

Щелк! Щелк! Щелк! Что за фигня?!

— Заходим! — Прокофьев подался ко мне, оттесняя в глубь коридора, и тотчас на лестнице послышались быстрые шаги.

Я послушно шагнул назад, но тут же замер на месте и накрыл ладонью револьвер подступившего почти вплотную Бориса Федоровича. Тот машинально спустил курок, но вместо капсюля боек вонзился мне меж большим и указательным пальцами. Стиснув барабан, я со всех сил боднул Прокофьева лбом в лицо; толстяк отшатнулся, запнулся за порог и навзничь повалился на пол. А наган так и остался в моей руке.

На этом успехи и закончились. С ходу захлопнуть дверь помешали ноги Бориса Федоровича, а на лестничную площадку взбежал крепкий дядька в форме капитана полиции. Он вскинул ПМ, и я шарахнулся за простенок.

Черт, это же вчерашний мент!

— Живым! — заголосил неожиданно ловко откатившийся в сторону Прокофьев.

Живым?! А вот хрен вам!

Заскочив в комнату, я с разгона впрыгнул на подоконник и сиганул с него на улицу. Внизу мелькнуло отмеченное синяками лицо сержанта, а в следующий миг и он, и его уже вскинутый АКСУ скрылись из виду, и в свои гостеприимные объятия меня принял высоченный сугроб.

Бух! — будто в детстве с гаража в снег спрыгнул.

Но не босиком же! Не в шортах и футболке!

Блин!

А с другой стороны — лучше уж так, чем автоматную очередь словить. Сержант, сука, настроен был серьезно.

Выбравшись из сугроба на расчищенную от снега дорожку, я медленно взвел курок нагана, высвободив таким образом боек из раны.

— Блин, блин, блин!

Больно! Больно и холодно.

И самое главное — непонятно, что делать дальше.

С какой вообще стати толстяк по мою душу заявился? Он ведь неофициально действовал, никто его не посылал. По крайней мере, контора столь топорно не работает. Кристина опять же…

Неужели при похищении Ромы засветился? Но какое Прокофьеву до этого дело? Решил до правды докопаться или…

…или он как-то связан с колдунами?

И от этого предположения окончательно стало не по себе. Если в сверток проберутся вооруженные автоматами менты, мне конец.

Надо выбираться отсюда. Иначе хана.

Прыгая с ноги на ногу — холодно! — я отвел в сторону дверцу нагана и прокрутил барабан, дабы в самый ответственный момент не остаться с разряженным оружием. Но нет, все семь патронов оказались с небитыми капсюлями. Это радует, семь выстрелов — это немало.

Облизнув продолжавшую кровоточить ранку, я в обход хоккейной площадки поспешил к скраденным сумерками силуэтам гаражей, прошел мимо темневшего мертвыми окнами дома, осторожно заглянул в узкий проход…

…чисто.

Пока чисто. С этой стороны…

Несколько раз глубоко вздохнув, я ступил меж изрисованных маркерами стен и сразу почувствовал сопротивление уплотнившегося пространства. Граница оказалась растянута, и приходилось отвоевывать каждый шаг. Будто пуля сквозь баллистический желатин…

Зазор меж свертком и нормальным миром все тянулся и тянулся, а потом впереди вдруг показалась смазанная фигура застывшего в полной неподвижности человека. За ним, словно через аквариум с мутной водой, маячили силуэты людей в полицейской форме. Знакомый сержант, незнакомый сержант, капитан…

Собрались стервятники!

Я осторожно приблизился к угодившему в магическую ловушку колдуну и понял, что где-то уже видел его раньше. Рыжий, невысокий, с распухшим носом и черными синяками под глазами…

Да ведь это приятель Романа! Тот самый, которого головой о кузов приложил!

В голове немедленно закрутились колесики, но увязать в единое целое Романа, Кристину, Прокофьева и продажных ментов не получилось, и я бросил это гадание на кофейной гуще.

Вместо этого подступил к парню, с бессильным ужасом в глазах наблюдавшему за моим приближением, размахнулся и крепко приложился рукоятью нагана по не успевшему толком зажить носу. Рыжий вмиг обмяк и как-то очень уж неторопливо, будто находился в невесомости, опустился на землю, а брызги крови и вовсе зависли в воздухе и, быстро выцветая, развеялись серой трухой.

Эк его зацепило, явно к такому уровню излучения готов не был.

Поставив парнишке ногу на грудь, я перехватил револьвер двумя руками и навел ствол на прокараулившего меня под окном сержанта. Когда срез глушителя замер в полуметре от границы с реальностью, выстрелил, но пуля серебристой каплей зависла в искривленном магией пространстве. Прежде чем она вырвалась за пределы аномалии, мне даже удалось вновь взвести курок, прицелиться в другого автоматчика и выстрелить второй раз.

В итоге обе пули вылетели из свертка практически одновременно. Давешний сержант враз согнулся в три погибели и повалился на колени; его подельник зажал ладонями простреленную шею и по забрызганной кровью стене сполз на пыльный асфальт.

А вот капитан удивил. Он стремительно развернулся и бросился наутек.

Перескочив через валявшегося без чувств колдуна, я высунул глушитель из аномалии и поторопился пальнуть самовзводом, но из-за тугого спуска ствол ушел в сторону, и невредимый полицейский продолжил свой бег. Пришлось взвести курок, задержать дыхание и… и следующая пуля угодила капитану промеж лопаток, прежде чем он успел выскочить из прохода меж двумя рядами гаражей. Готов.

Добив парой выстрелов сержантов — на войне как на войне, — я вернулся к колдуну и подтащил его к границе аномалии. Выпрямился перевести дух, и тут парень открыл глаза. В них — пламя.

Спасли инстинкты. Как стоял, так спиной из свертка и выпрыгнул. Растянулся на земле и не успел еще даже подняться на ноги, а рыжий уже рванул вдогонку. Стискивая в кулаке сгусток колдовского огня, он вылетел в город и ошарашенно уставился на пустую ладонь: лишенное подпитки заклинание развеялось в мгновение ока.

У него — ничего, у меня — наган.

— Замри! — Опершись левым локтем на асфальт, я прицелился, но парень решил сыграть ва-банк. Он попятился и, постепенно теряя материальность, начал выпадать из нашей реальности.

Я выжал спуск, револьвер дернулся, негромко хлопнуло, и рыжий обзавелся аккуратным отверстием под нижней челюстью. То, что доктор прописал, пилюля напрямую в мозг зашла.

Парень ничком рухнул на землю; я первым делом вооружился автоматом одного из сержантов, потом вложил вытертый собственной футболкой наган в руку мнимого самоубийцы — больше даже не инсценировка самоубийства, а шутка черного юмора, — и принялся обшаривать карманы мертвеца.

Найдя телефон, по памяти набрал номер куратора и попросил:

— Бригаду уборщиков пришлите, пожалуйста, ко мне на квартиру.

— Лед? — удивился Владимир Николаевич звонку с незнакомого номера. — Напился, что ли?

Меня передернул короткий нервный смешок, и, удерживая на прицеле проход меж гаражей, я повторил просьбу:

— Уборщиков, и быстрее. У меня тут небольшой форс-мажор со смертельным исходом приключился.

— Ты где?

— Гаражи за домом, в который заселили. Только живее, а то, не ровен час, автовладельцы ментов вызовут…

Шептало ругнулся и отключился, и мне пришлось дозваниваться куратору второй раз.

— Чего еще?! — прорычал он в трубку.

— Прокофьева в розыск объявите. И Кристину, не помню, как фамилия. С титьками которая.

— Твою мать… — И вновь короткие гудки.

Я вернул телефон мертвецу, уселся на грязный асфальт и обессиленно прислонился спиной к гаражу. Положил на колени автомат и негромко рассмеялся:

— Ну конечно, это моя мама во всем виновата…

Группа быстрого реагирования прикатила минут через десять. Неразговорчивые парни быстро погрузили тела в фургон и, проводив меня на квартиру, с рук на руки сдали подчиненным Грачева. Те с ходу взяли в оборот, выпытывая малейшие детали произошедшего, но рассказать им особо было нечего. Сам ничего толком не понимал.

Когда меня наконец оставили в покое, я оделся и вспомнил о забытых на ночь в барабане стиральной машины ботинках; пришлось выставлять их сушиться и обувать кеды. Хорошо хоть на улице распогодилось…

Прихватив на всякий случай штормовку, я запер квартиру и в сопровождении дежуривших на этаже охранников спустился к припаркованным у подъезда внедорожникам. Забрался в тот, рядом с которым курил Виталий, и буркнул:

— Поехали, что ли?

Парень выкинул окурок на грязный асфальт и молча уселся за руль. Так за всю дорогу и не проронил ни слова. Лишь когда автомобиль остановился во дворе института, не оборачиваясь, сказал:

— Иди к Грачеву.

Беспрепятственно миновав пропускной пункт, я интереса ради прошел мимо кабинета Прокофьева, а там вовсю шел обыск. В коридор выставили журнальный столик, стулья и кресла, таскавшие же куда-то вниз набитые документами коробки парни напоминали вереницу муравьев. Вернувшись к лестнице, я поднялся в приемную заместителя директора по транспорту и впервые на своей памяти не застал там секретаршу. Без стука распахнул следующую дверь и с удивлением уставился на занявшего место хозяина кабинета Шептало.

— А где Григорий Петрович?

— В связи с вопиющим случаем нарушения субординации и деловой этики Григорий Петрович перешел…

— В мир иной? — пошутил я, присаживаясь за стол.

— На другую работу, — покачал головой Шептало, неестественную бледность которого не мог скрыть даже свежий черноморский загар. Волосы растрепались, сорочка вчерашняя, галстук сбился, двухдневная щетина. Но самое главное — глаза. Не как у побитой собаки, разумеется, но жесткости и уверенности в завтрашнем дне в них явно поубавилось.

— Повезло Григорию Петровичу, — буркнул я в ответ.

— Удачно соскочил, да. В мир иной в случае фиаско мы с тобой отправимся.

— Ну до фиаско еще дожить надо.

— Не без этого, — кивнул Владимир Николаевич и как-то очень уж буднично поинтересовался: — Что по поводу Прокофьева думаешь?

— Ничего не думаю. Но менты с ним те самые были, что меня вчера в оборот взять пытались.

— Мне доложили.

— А с рыжим что?

— Личность установлена, прорабатываем знакомых. Вообще, работать было бы гораздо проще, если б ты кого-нибудь живым оставил.

— Ну уж как получилось! — возмутился я. — Вы Прокофьева и Кристину в розыск объявили?

— Объявили. Пока тишина.

— Тогда остается только Романа по новой допросить.

Шептало страдальчески поморщился, но сдержался и лишь кивнул:

— При первой же возможности допросим.

Я поднялся из-за стола и отошел к окну. Глянул во двор и обернулся к Владимиру Николаевичу:

— Думаете, Прокофьев как-то с колдунами связан?

— Понятия не имею, — сознался тот. — Проверим кабинет и компьютер, может, что-нибудь и всплывет.

— А с полицейскими что?

— К областному ГУВД они никакого отношения не имеют, сейчас пробиваем их по федеральным базам.

— Выдали бы табельное, как просил… — пробурчал я.

— Ружья привезли, и что, сильно они тебе помогли?

— С ружьем наперевес дверь открывать — это уже перебор, нет?

— Закрыли тему, — решительно заявил куратор. — У нас и других неотложных дел хватает. Не о том голова сейчас болеть должна. Времени не так много остается, не забыл?

— Судя по переводу на другую работу Грачева, наши победили? — уточнил я.

— Аппаратные игры, — вздохнул Владимир Николаевич. — Иной раз и не разберешь, выиграл ты или проиграл. Пока мы выторговали отсрочку, и не более того.

— Большую?

— Комиссия прилетает в полдень, поэтому лучше бы к этому моменту иметь на руках хоть какой-то конкретный результат. Иначе может сложиться мнение, что мы ни черта не делаем, не справляемся с ситуацией и вообще некомпетентны. Что чревато.

— А мы справляемся и компетентны?

— А вот это, Лед, зависит исключительно от тебя.

Я вздохнул и без особого энтузиазма спросил:

— Что надо делать?

— Да все то же самое. — Шептало передвинул ко мне карту города с нарисованным вокруг вокзала пятном причудливой формы. То ли инфузория туфелька, то ли еще какой микроб. Один длинный отросток уходил к центру города, два других, постепенно загибаясь туда же, вырастали по бокам.

— Свертки? — догадался я.

— Именно. Приборы регистрируют в районе вокзала наиболее мощный энергетический фон. По предварительным оценкам уничтожение этого «пузыря» либо полностью остановит процесс, либо существенно его замедлит.

— Насколько существенно?

— Как минимум на несколько месяцев.

— Ясно.

— Но учти, уничтожить требуется именно «пузырь». Бласт-бомба должна взорваться или прямо в нем, или в непосредственной от него близости. Сверток не важен, он всего лишь следствие, а не причина.

— Как близко надо подойти?

— Размести не дальше двадцати метров и не ошибешься.

— Не проблема.

— Вот и замечательно. Какое снаряжение понадобится?

— В спецблок больше не пустите?

— Не пущу, — подтвердил Владимир Николаевич, отпил кофе и поставил чашку обратно на блюдечко. — Кстати, мы провели ревизию и обнаружили недостачу упаковки «Магистра» и пары блистеров экомага.

— Да что вы говорите? — хмыкнул я и, вытряхнув из пузырька желатиновый шарик, демонстративно закинул его в рот. — Ужас какой…

— Тебе плохо не будет?

— Нет.

— Ну и замечательно, — успокоился куратор. — Ты нам живым и здоровым нужен. Пока.

— Злой вы.

— Злой бы тебя сразу к стенке поставил.

— И кто бы тогда в сверток пошел?

— Да уж нашли бы кого-нибудь, — мрачно глянул на меня Шептало. — И если думаешь, что избежал ночевки в карцере из-за моего к тебе хорошего отношения, то заблуждаешься. Просто уже не имеет значения, ты «пузырь» уничтожишь или придется кого-то из Приграничья выдергивать. Одной проблемой больше, одной меньше, не критично.

— Все равно спасибо.

— Да не за что. — И куратор передвинул мне лист бумаги и ручку. — Составь список того, что понадобится.

— Дробовик дадите? — сразу уточнил я и осторожно прикоснулся к разбитому носу. Болит, зараза…

— Нужен он тебе?

— Нужен. Сейчас в свертках, как бы это помягче сказать… неуютно.

— Дадим.

— И пистолет. — Хотел было попросить еще и «Каштан», но вспомнил о том, что колдунов теперь можно не опасаться, и решил лишнюю тяжесть с собой не тащить.

— Хорошо.

— Вот и чудненько.

Я за пару минут накидал перечень необходимого снаряжения и вернул листок куратору. Тот внимательно изучил мои закорючки и удивился:

— И даже бронежилет не попросишь?

— Воевать ни с кем не собираюсь, — не удалось удержаться мне от усмешки. — Не с кем уже просто…

— Как скажешь, — не разделил моего веселья Владимир Николаевич, позвонил кому-то по телефону, и в кабинет немедленно заглянул один из сопровождавших меня вчера охранников. Шептало отдал ему список и махнул рукой: — Проваливай.

Я поднялся из-за стола и уже распахнул входную дверь, когда Владимир Николаевич звякнул кофейной чашкой о блюдечко и произнес:

— Взорвешь сверток, а не «пузырь», даже пожалеть об этом не успеешь. Проникся?

— Проникся.

Я вышел в приемную и поднял трубку стоявшего на столе секретарши телефонного аппарата, но прежде чем успел позвонить, следом из кабинета появился Шептало.

— Лед, — устало вздохнул он, остановившись у кофе-машины. — Не надо все усложнять.

— В смысле?

— Держись подальше от энергетического отдела. Хорошо?

— Хорошо. — Я кинул трубку на рычажки и раздраженно поинтересовался: — Откуда мне еще держаться подальше надо?

— Ты, я вижу, серьезностью ситуации никак не проникнешься.

— Вовсе нет…

— Именно — так. Не переоценивай свою ценность для конторы, вчерашняя выходка тебе с рук не сойдет. На своем уровне мы еще могли замять ситуацию, но теперь информация ушла наверх, и как с тобой решат поступить, зависит исключительно от того, возьмем мы ситуацию под контроль или нет. В любом случае по головке никто не погладит. — По приемной разошелся аромат свежесваренного кофе; куратор взял наполненную чашку и на всякий случай уточнил: — Уяснил?

— Уяснил, — вздохнул я. И, не испытывая больше терпение куратора, быстренько убрался из приемной и спустился во двор. Только облокотился на внедорожник, и появился тащивший объемную спортивную сумку Виталий.

Я забрался в автомобиль, и к нам сразу присоединилась давешняя парочка охранников. На меня они глядели без всякой приязни, и немудрено: наверняка от Грачева вчера досталось.

А чего дуться? Сами виноваты, раззявы.

Умею заводить друзей, этого у меня не отнять…

Внедорожник выехал за ворота, я переложил сумку себе на колени и принялся проверять снаряжение. Убедившись, что все на месте, набил два магазина, прицепил кобуру с «макаровым» на пояс и рассовал по карманам мелочовку. А когда убрал в рюкзак чемоданчик бласт-бомбы, обрез и подсумок с начиненными серебром патронами двенадцатого калибра, то оказалось, что мы уже прибыли на место.

Виталий припарковал автомобиль за квартал до вокзала; я выбрался на улицу, закинул рюкзак за спину и хмуро глянул на присоединившихся ко мне охранников:

— Дальше сам.

Те только головами покачали. Плюнул на них и зашагал к пешеходному переходу, парни немного поотстали и двинулись следом. Виталий сделал нам ручкой и остался курить рядом с внедорожником.

Чувствуя, как буравят спину напряженные взгляды конвоиров, я остановился на светофоре и вдруг поймал себя на мысли, что категорически не хочу лезть в привокзальный сверток.

С чего бы это? Ведь был там три дня назад — и ничего. Нормально все прошло. В «пузырь», правда, чуть не засосало, так умней буду. Нет повода для беспокойства. Вроде как.

И, взяв себя в руки, я решительно зашагал по пешеходному переходу. Привычным движением толкнулся через границу свертка и… залип, будто угодивший в смолу муравей. Пространство сминалось и тянулось подобно полиэтиленовой пленке, и проникнуть в аномалию никак не получалось, хоть и рвался туда изо всех сил.

Я дернулся вперед — раз, другой, третий, — поднатужился и только тогда вывалился в сверток. Хорошо так вывалился, с высоты метра в полтора.

Но падение — ерунда. Да и рыхлый снег удар смягчил.

Снег? Хм… и здесь зима.

Поднявшись на ноги, я огляделся по сторонам и обнаружил, что в отличие от прошлого раза провалился в сверток аккурат посередине привокзальной площади, неподалеку от каменного монумента. Точка перехода сместилась метров на сто, поэтому и прорваться сюда в этот раз оказалось столь непросто.

Но прорвался — и ладно.

Застегнув штормовку, я скинул рюкзак в липкий, мокрый снег и достал из него обрез. Прицепил на пояс подсумок и, дернув липучку, на всякий случай открыл доступ к верхним рядам патронов. Затем вернул адскую машинку обратно за спину и зашагал к вокзалу.

Ходу, ходу, ходу.

А то простыну. Погодка здесь сегодня еще та. Даже не верится, что в прошлый раз летнее солнышко светило. Самая натуральная зима, блин, даже на плечах и голове памятника настоящие сугробы выросли.

И не только на памятнике…

Я досадливо глянул на облепленные снегом кеды, матерчатый верх которых моментально промок, и больше для самоуспокоения потряс сначала одной ногой, потом другой. Без толку.

Уже по щиколотку намело, а снегопад и не думает прекращаться, наоборот, все сильней влажные хлопья с затянутого тяжелыми тучами неба сыплются. Свинцовые облака растеклись от горизонта до горизонта, а над центральным куполом вокзала они медленно закручивались в гигантскую воронку, один вид которой вызывал нервную дрожь.

Да уж, легкой прогулки точно не получится.

Стряхнув оцепенение, я вновь потряс ногой, и вдруг за спиной раздался странный клацающий звук. Крутнулся, вскидывая обрез, — никого и ничего.

И только тут от вокзала донесся раскатистый хлопок.

Стреляли?! По мне?!

Твою мать!

Все эти мысли пронеслись в голове со скоростью молнии, а уже в следующий миг я рванул наутек, прямиком к недалекой громаде памятника.

Бах! — что-то шибануло в спину, бок обожгло огнем, и меня швырнуло в снег. Успев сгруппироваться, я кувыркнулся через голову, вскочил на ноги и вильнул в сторону.

Клац! — впереди взметнулся фонтанчик снега, а через долю мгновения докатился приглушенный снегом звук выстрела.

Мимо!

До постамента — десять метров. Проскальзывая на раскисшем газоне, я взбежал на небольшой пригорок, пригнулся… и резкий толчок промеж лопаток сдернул меня с полуметрового бордюра. Скорчившись на снегу, я скрипнул зубами от раздиравшей правый бок боли, завел руку за спину, и пальцы сразу наткнулись на теплую липкую жидкость. Посмотрел — кровь.

Подстрелили, суки. Но кто?

Впрочем, неважно. Важно другое — если останусь лежать за бордюром, обойдут и прикончат с безопасного расстояния.

Сам бы так поступил. И, значит, надо уносить отсюда ноги.

Вытащив из аптечки шприц с обезболивающим, я воткнул иглу неподалеку от раны и до упора утопил поршень. А потом какое-то время просто глотал падавшие на разгоряченное лицо снежинки, дожидаясь, пока утихнет пульсирующая в боку боль.

И боль утихла. А вот кровь горячей струйкой так и продолжила бежать по коже, пропитывая футболку и джинсы, и пришлось запихнуть под одежду индивидуальный пакет.

Чтоб вас всех!

Выругавшись, я приподнял голову, огляделся и понял, что ситуация даже хуже, чем представлялось поначалу.

Побегу к выходу из свертка — словлю пулю. Останусь лежать, исход будет ровно тем же самым. Либо подстрелят, либо от кровопотери загнусь.

И что остается? Хоть что-то да остается ведь?

Остается — ага…

Спасший меня бордюр особых возможностей для маневра не оставлял. С одной стороны памятника он резко обрывался уже метрах в десяти; в противоположном направлении хоть и тянулся дальше, но там его высота постепенно шла на убыль, и под конец пришлось бы пробираться ползком.

Ладно, снегопад усиливается — может, и получится незамеченным из зоны обстрела выбраться.

Осторожно перевалившись на живот, я не без труда поднялся на четвереньки, подтянул к себе дробовик и немедленно уткнулся лбом в снег, когда с новой силой вгрызлась в потроха колючая боль. Судорожно всхлипнул, через силу переставил одну руку, затем другую и понемногу, потихоньку начал под прикрытием бордюра перебираться к видневшимся неподалеку трамвайным вагонам.

Оставляя за собой кровавый след, я кое-как преодолел метров тридцать, дальше пришлось лечь на мокрый снег и ползти. И сразу стало темно. Темно, темно, темно — лишь ослепительные лучи прожекторов вспыхивали синхронно с рвавшей бок болью.

Темень — холод — забытье. Свет — боль — забытье.

И так по кругу, постепенно сливаясь в мельтешение стробоскопа.

Спас набившийся под штормовку снег. Его стылая сырость прочистила сознание и прогнала обморок. Стиснув зубы, я прополз еще метров пятнадцать, потом поднялся на ноги и побрел к трамваю.

Тут недалеко, совсем немного осталось…

Черт, двери с другой стороны!

Бежать, бежать…

Не удержавшись, я со всего маху грохнулся на ступени, задохнулся из-за вновь воткнувшегося в бок раскаленного штыря и сполз на землю. Охнул, собрался с силами и забрался в вагон, кляня себя последними словами за то, что сглупил и отказался от предложенного бронежилета.

Но кто ж знал?!

Скорчившись в проходе меж сидений, я стянул со спины простреленный в двух местах рюкзачок, но, к счастью, верхнее отделение не пострадало, и два пузырька с компонентами «Небесного исцеления» оказались невредимыми. Зубами надорвав упаковку одноразового шприца и воткнув иглу в резиновую крышку первой бутылочки, мне удалось легко вытянуть из нее бесцветный препарат, а вот содержимое второго бутылька было куда более вязким, и оттягивать поршень пришлось зубами.

В итоге шприц стал двухцветным: с одного конца прозрачно-ледяным, с другого — иссиня-черным. Я потряс рукой, и постепенно его содержимое смешалось, приобретя небесно-синий оттенок, а пластик под пальцами покрылся изморозью.

Вот оно — мое спасение. Но спасение ли?

Не забыв закусить сложенный на два раза ремень рюкзака, я прямо через футболку воткнул иглу в бок, вдавил поршень и…

… холод, холод, холод…

Холод погасил боль, остудил кровь, прочистил сознание. А еще вдруг воскресил полузабытое воспоминание о том, как однажды в свою бытность патрульным я уже сидел на заметенном снегом полу, подсчитывал, сколько осталось патронов, и надеялся на чудо. Точнее, на заместителя командира нашего отряда по прозвищу Крест. И Крест не подвел: выбрался из осажденного дома и меньше чем за час добыл восемь скальпов, в одиночку перебив всю банду. Ну чем не чудо?

Стоп! К чему это я?

Он — здесь?! Ну уж нет! Пусть Крест и переметнулся к горожанам, но стрелял точно не он по той простой причине, что в этом случае я бы уже остывал на площади…

Остывал — да…

И тут с новой силой навалился холод. Меня скрутила жестокая судорога, бок запульсировал, и сочившаяся из раны кровь неожиданно забила упругими ритмичными толчками. И чем дальше, тем хуже…

Подставленная к ране упаковка индивидуального пакета успела наполниться почти наполовину, когда вытолкнутая из раны деформированная пуля с тихим всплеском исчезла в темно-красной жидкости. И сразу стихли судороги.

Рана начала стремительно затягиваться, и вскоре от уродливой дыры осталось лишь пятно бледно-розовой, гладкой-гладкой на ощупь кожи. Накатила слабость; я откинулся на ближайшее сиденье и выплюнул изжеванный ремень рюкзака. Стараясь не расплескать набранную в пакетик кровь, перевалился на колени, выглянул в окно и в некоторой оторопи оглядел ставший двухцветным мир.

Везде лишь синее и белое. А еще — белое, переходящее в синее, и наоборот. Но и только.

На миг в пелене валившего с неба снега мелькнул темный силуэт стрелка, а потом глаза наполнились слезами, и белое вновь смешалось с синим.

Черт! Близко, слишком близко.

Хотя идет по следам, а значит, — шансы есть.

Я лихорадочно огляделся, сразу понял, что устраивать засаду в вагоне чистое самоубийство, а снегопад не способен укрыть на дистанции уверенного выстрела из дробовика, и начал лихорадочно собирать вещи.

Простреленный рюкзак, обрез, пакет с темно-синей кровью…

Бок заморозило, боль стихла, но голова до сих пор шла кругом и, поскользнувшись на обледенелых ступенях, я едва не полетел на асфальт. С трудом устоял на ногах и побежал к вокзалу, надеясь, что трамвай укроет меня от преследователя.

И, как ни сложно было заставлять себя сделать каждый следующий шаг, про наполненную кровью упаковку индивидуального пакета я не забывал, и за мной тянулась явственно различимая цепочка капель.

Синее на белом, кровь на снегу.

Заподозрит неладное стрелок? А с чего бы?

Вот бежит подранок, бежит — шкуру спасает. Ну как тут азарту не поддаться?

А мне только того и надо.

И, оставляя за собой неровные следы и яркие точки кровавых отметин, я продолжил выматывающий забег. Легкие разрывались от нехватки кислорода, по лицу градом катил пот, колени подгибались. Но бежал. А какие варианты? Или переставлять ноги, или сдохнуть.

Когда поднялся на крыльцо вокзала, краски потускнели, синий цвет сменился серостью, и хотелось лишь одного — повалиться прямо на пол и отдышаться.

Хорошо бы, конечно, но нельзя. Преследователь на пятки наступает; каждая секунда на счету.

Сунув обрез под мышку, я из последних сил рванул через холл к центральной лестнице, точнее, в коридор за ней. На бегу достав мобильник, прижал его щекой к плечу и тяжело задышал в трубку. Налипший на кеды мокрый снег и стекавшие по пальцам капли крови пятнали чистый пол, а в голове лишь — быстрей, быстрей, быстрей…

Не успев вовремя затормозить, я врезался в стену, оставил на ней алый отпечаток ладони и в изнеможении заковылял дальше. Проплелся мимо распахнутой двери женского туалета и, бросив на пол рюкзак, ввалился в мужскую уборную.

Там действовать пришлось быстро — выкинул окровавленную упаковку индивидуального пакета в раковину, стянул мокрые кеды и поставил на непрерывное воспроизведение диктофон. После в одних носках выскочил в коридор, перебежал в дамскую комнату и прижался спиной к простенку рядом с дверью.

Все, теперь только ждать. Только ждать…

Стараясь дышать широко распахнутым ртом как можно тише, я перехватил дробовик и начал вслушиваться в тишину вокзала. Но — ничего. Лишь шумит кровь в ушах, да колотится сердце.

А еще — из коридора доносился хрип загнанного человека. Мой собственный хрип.

Диктофонная запись, капли крови на полу, грязные следы, рюкзак.

Все было готово, но стрелок не спешил. Опасаясь загнанного в угол подранка, преследователь крался столь осторожно, что его приближение выдал не шорох подошв, а отблеск мощного фонаря.

Интересно, чем он вооружен? По-прежнему винтовкой или чем-нибудь более подходящим для зачистки помещений?

Ну да неважно. Если действовать наверняка, то неважно. А если облажаюсь, то и подавно.

Яркий луч нырнул в дверной проем, осветил пол, на миг задержался на дальней стене и ушел дальше, оставив меня в темноте. Таково уж устройство туалетных комнат — чтобы осмотреть помещение, нужно как минимум заглянуть внутрь.

А заглянуть внутрь — это значит, на миг утратить контроль над ситуацией, и кто знает, что именно в этот момент выкинет беглец?

К тому же — следы, капли крови, прерывистое дыхание раненого человека…

Так стоит ли медлить?

Но тишина все тянулась и тянулась, и футболка на спине окончательно промокла от пота. Сохранять неподвижность становилось трудней с каждым мигом, легким не хватало воздуха, а стук сердца, казалось, разносился по пустым помещениям ничуть не слабей колокольного звона.

И вдруг легкий скрип кожи, едва уловимый шорох одежды, мягкий стук подошвы. Один, другой, третий…

Купился или меня провоцирует?

Как понять? Как?!

Шаг, еще один и снова, а потом вновь тишина. Дошел до рюкзака?

Бесшумно отлипнув от стены, я вывернул из дверного проема, повел стволом зажатого в руках обреза, а дальше — все обрывками…

Яркий круг электрического света, замершая у рюкзака темная фигура, спина, затылок… Выстрел!

Громыхнуло так, что заложило уши. Преследователь повалился как подкошенный и на выщербленной картечью стене расплескались черные брызги.

Передернув помпу, я взял на прицел неподвижно замершее тело, приблизился и с облегчением перевел дух. Заряд угодил в затылок, и лицо стрелка просто снесло. А брызги на стене не черные. Брызги — красные. Готов.

Не теряя времени, я ухватился за ноги и затащил тело в мужской туалет. Обулся и сбегал за рюкзаком, заодно подобрав оброненные мертвецом АПС и обрезиненный электрический фонарь. Потом, заранее готовясь к самому худшему, вытащил бласт-бомбу…

Твою ж мать!

Ожидания оправдались на все сто: нижний угол чемоданчика оказался полностью сколот и оттуда во все стороны расходились уродливые трещины, а точно посередине задней стенки темнела аккуратная дырочка. Одна — выходного отверстия не оказалось.

Повезло? Повезло.

Но так уж карты легли. Легкий снегопад, не самая удобная дистанция, бегущая жертва — сделать точный выстрел в таких условиях вовсе не просто. Вот стрелок и выцеливал черное пятно рюкзака. А там… да…

Дрожащими руками открыв чемоданчик, я осторожно стряхнул пластиковое крошево и обреченно выругался, глядя на выгнутую изнутри металлическую оболочку бласт— бомбы. Потряс — и точно: внутри задребезжали изуродованные пулей потроха.

Все, приплыл. Теперь куратор сожрет и не поморщится. И про форс-мажор ничего даже слушать не станет. Проще прямо тут себе пулю в голову пустить, чтоб уже не мучиться.

Но мы ведь не ищем легких путей, да?

С тяжелым вздохом я убрал остатки бласт-бомбы обратно в рюкзак; немного подумал и туда же сунул АПС со сбитыми номерами. После перебрался к покойнику и принялся обшаривать карманы его камуфляжной куртки.

Пусто, ключи, водительское удостоверение, бумажник, снова пусто. Нож, патроны, зажигалка. Все.

Мобильника нет. Странно.

В бумажнике — картонка доверенности на автомобиль, квитанция об уплате штрафа, несколько тысячных банкнот, мелочь.

Ну и что делать? Забирать трофеи нельзя — стрелок точно не сам по себе действовал.

Заберу документы, и тот, кто привел его сюда, перепугается и заляжет на дно. Потому как сразу на компетентные органы или причастных к ним людей подумает; другим выяснять личность мертвеца без надобности.

Решив схитрить, я сфотографировал доверенность, водительское удостоверение и серийные номера семисотого «Ремингтона» на свой телефон, после выгреб из бумажника деньги, остальное выкинул на пол. Затем тщательно вытер стеклянную колбочку с черным порошком и одну за другой прокатал по ней подушечки пальцев мертвеца. Осторожно, чтобы не смазать отпечатки, убрал пробирку в пластиковый пакет и спрятал его в рюкзак.

Убираться, убираться отсюда, пока мне голову не оторвали. Ходу!

Я поднялся на ноги и тяжело навалился на умывальник, с трудом устояв на ногах. В ушах зашумело, во рту появился неприятный привкус, а перед глазами заскакали серые точки.

«Небесное исцеление» — препарат, без спору, мощнейший, только вот компенсировать кровопотерю не под силу даже ему. Ладно, переживу. Повезло еще, что он в свертке подействовал.

Повезло — да. Так остывал бы сейчас на площади, снежком присыпанный…

Оттолкнувшись от умывальника, я подошел к двери и осторожно выглянул в коридор.

Тишина. Пустота. Темнота. Ну — не совсем темнота. Без фонарика вполне можно обойтись.

Дозарядив обрез, я в обход центрального холла прокрался к выходу на перрон, выскочил на улицу, и кожу немедленно обжег холод разлитой в воздухе магической энергии.

Надо убираться отсюда, пока передозировку не схватил.

Выйдя из-под перехода-конкорса, я глянул в небо, и вид скручивавшихся в гигантскую воронку тяжелых снеговых облаков буквально вдавил меня в асфальт. Стряхнув оцепенение, подобрался к краю перрона, осторожно сполз к рельсам и зашагал к замершему на путях грузовому составу.

Изогнутое зеркало границы свертка колебалось метрах в двухстах от вокзала, и чем ближе к нему приближался, тем сильней накатывала слабость. Ноги подгибались, приходилось опираться на вагоны и переводить сбившееся дыхание. Сердце давило, бок дергало, в голове шумело. Но медлить нельзя. Промедлю — здесь и останусь. Снежком присыпанный, ага.

Идти, идти, идти…

А потом мир вдруг кончился, и в воздухе задрожало мое собственное отражение. Бледное, с бескровными губами, припухшим носом и запавшими глазами. В одной руке опущенный стволом вниз дробовик, в другой нож с синевато-зеленым обоюдоострым клинком…

Нож?! Откуда?!

И вообще, что здесь…

Не успев вовремя остановиться, я врезался в призрачное зеркало; оно немедленно разлетелось на бессчетные осколки, и водоворот их обжигающе-холодных граней затянул меня во тьму.

Затянул во тьму, а вышвырнул на гравий невысокой железнодорожной насыпи. Я скатился с нее в густую траву и отрешенно уставился в самое обыкновенное, слегка подернутое серой дымкой смога небо.

Шевелиться не было сил. Да и не хотелось. Хотелось просто лежать, всем телом впитывая тепло летнего дня.

Лето — это хорошо. Куда лучше, чем промозглый холод царившей в свертке зимы.

Лежал бы так и лежал. Но нельзя.

Достав из нагрудного кармана штормовки телефон, я ткнул в иконку быстрого набора и поднес мобильник к уху.

— Ну? — ответил Шептало на вызов через три или четыре гудка. — Сделал?

— Шеф, усе пропало, — даже не пытаясь подражать интонациям Папанова, прохрипел я.

Шеф отозвался нецензурно. Сразу осекся, будто был не один, и уточнил:

— Что случилось?

Я рассказал. Владимир Николаевич помолчал, потом спросил:

— Ты где?

— К северу от вокзала, на путях.

— Сейчас заберут, — пообещал куратор и отключился.

Оно и к лучшему: разговаривать больше не оставалось сил. Кровопотеря, мать ее…

Земля подо мной раскачивалась все сильнее и сильнее, я прикрыл глаза ладонью и как-то совершенно незаметно для себя провалился в забытье.

Просто — раз! — и отключился. Даже обрез в рюкзак не спрятал…

Очнулся, когда начали грузить в автомобиль. Причем грузить крайне неосторожно. Не за руки, за ноги, но близко к тому.

— Вы совсем охренели, что ли? — возмутился я, разлепив веки. — Отпустите!

Парни кочевряжиться не стали и усадили меня на землю. Я оперся о порожек внедорожника и заполз на уже застеленное полиэтиленовой пленкой сиденье.

Вот Виталий нехороший человек! У него товарищ весь в крови и беспамятстве валяется, а он о чистоте в салоне заботится!

Впрочем, какой я ему товарищ…

Охранники забрались в автомобиль, Виталий выкрутил руль и помчал нас в институт. По дороге я вновь провалился в забытье, но, когда приехали, сознание прояснилось, и мне удалось самостоятельно выбраться из внедорожника и улечься на дожидавшиеся меня во дворе НИИ носилки.

— Передай Шептало телефон и рюкзак. — Я протянул свой мобильник Виталию и скомандовал парням: — А теперь понесли!

И понесли, никуда не делись. Чуть ли не бегом оттащили в медкабинет, и там меня моментально взяли в оборот. С ходу сделали с десяток подкожных инъекций, напичкали таблетками и воткнули в вену капельницу для переливания плазмы крови.

Я от такого напора как-то растерялся даже. А там уже и куратор пожаловал. Бодрый, гладковыбритый, в новом костюме и свежей сорочке, пахший не табаком, а туалетной водой.

— Разговаривать можешь? — уточнил он, усаживаясь напротив моей койки.

— Да вроде.

— Ну и замечательно, — с нескрываемым сарказмом произнес Владимир Николаевич. — Ты башкой-то лишний раз не верти, болезный.

— Да нормально уже, отпустило, — прохрипел я, с трудом разлепляя пересохшие губы, сделал несколько глотков минералки и спросил: — Рюкзак передали?

— Да!

— А снимки на телефоне?

— Скачали, — кивнул куратор и выложил мой мобильник на прикроватную тумбочку. — И отпечатки пальцев уже проверяем. Водительские права оказались фальшивыми, — пояснил он, — а семисотый «Ремингтон» с таким серийным номером в Россию не поставлялся. По «стечкину» эксперты пока ничего сказать не могут. Есть какие-нибудь предположения по личности стрелка?

— Никаких. Но его точно туда кто-то провел.

— Понятно.

— Комиссия прилетела?

— Прилетела, — скривился Владимир Николаевич. — И мне сообщать им о безвозвратной потере бласт-бомбы.

— Восстановлению не подлежит?

— Нет.

— Плохо. Меня когда выпишут?

— После обеда обещают.

— Это радует. — Сделав несколько глубоких вдохов, я зажмурился, но мир немедленно начал раскачиваться и пришлось открыть глаза. — Когда новую бомбу доставят?

— Завтра к вечеру.

— Время-то останется, чтоб эвакуацию успеть объявить? Если что…

— Если что, у нас в запасе останется чуть меньше суток. Поэтому лучше обойтись без всяких «если что». — Шептало подошел к зеркалу и вытащенной из внутреннего кармана пиджака расческой пригладил волосы. — Второго шанса никто не даст.

— Постараюсь, — пообещал я, обнадеженный тем, что меня не стали списывать со счетов. Понимаю — просто заменить некем, и все же, все же…

— Ладно, отдыхай. Мне на совещание пора. И да, — обернулся он на пороге, — пока есть время, подумай о том, что именно ты расскажешь нашим московским коллегам.

Владимир Николаевич вышел из палаты, а я какое-то время размышлял о совете куратора, но вскоре не выдержал и задремал. Когда проснулся, капельницу уже выдернули, а руку перевязали.

Усевшись на кровати, я поправил сбившуюся простыню и погладил оставшееся от раны пятно гладкой кожицы, нежной настолько, что подушечка указательного пальца прошлась по ней словно наждачная бумага.

Но — зажило и ладно. А подстрелили бы в реальном мире, и кто знает, чем бы все закончилось?

Тут приоткрылась дверь, и в палату проскользнула Алена.

— Лед, я так рада, что с тобой все в порядке, — произнесла она, усаживаясь рядом.

— А уж я-то как рад, — вздохнул я и, обратив внимание на покрасневшие глаза, усмехнулся: — Ты плакала, что ли?

— Немного. — Зимина деловито достала из сумочки косметичку и принялась пудриться. — Я же переживала!

— Пустяки.

— Пулевое ранение — это пустяки?

— Бывало и хуже.

— Я видела, да. — Алена бесцеремонно откинула укрывавшую меня простыню и провела пальцем по плохо заросшим шрамам на ребрах. — На тебе живого места нет! Может, хватит уже?

— Что — хватит?

— Займись чем-нибудь другим. Получи образование…

— Диплом у меня есть, — вздохнул я. — И последние пять лет никто не пытался меня убить. Это просто форс-мажор. Чрезвычайная ситуация. Не в счет.

— Еще как в счет! Прошла бы пуля чуть выше — и все. Тебя бы не стало! Просто не стало, а мы бы даже не узнали, что именно стряслось!

— Ален, хватит. Не маленький, сам все понимаю. Просто выхода другого нет. Заварил кашу, теперь расхлебывать придется.

— Тридцать лет, а ведешь себя как пацан.

— Это плохо?

— Пора повзрослеть, не находишь? Так ведь и шею сломать недолго.

— С этим не поспоришь, — невесело улыбнулся я и с некоторой опаской спросил: — Ты не сердишься? Ну за тот случай с Виталием.

— Да я тебя убить хотела! — подпрыгнула Алена. — Стыдобища такая! Готова была под землю провалиться! Когда выяснилось, что именно ты задумал, даже легче стало.

— Пока я все не испортил.

— Зачем ты это сделал? — Девушка взяла меня за руку и повторила вопрос: — Зачем?

— Они убивали людей. Просто хватали первых встречных и убивали. Посвящение у них было такое.

— Это неправильно, — покачала головой Зимина. — Их надо было судить. Или расстрелять без суда, но ты не должен был брать это на себя…

Я вспомнил темный подвал, скользящий по грязному полу луч фонаря, тошнотворный запах и передернул плечами.

— Они убивали людей, оттаскивали тела в подвал и там сжигали. Наверное, чтобы меньше воняло. И когда я заглянул в ту комнату, из кучи, откуда-то с самого низа торчала детская ножка. Маленькая, тоненькая, в обгорелой сандалии, синенькой такой. И я просто сорвался.

— Ужас какой!

— Не без этого. — Про видеозаписи с трофейного телефона и вовсе вспоминать не хотелось. — До сих пор выворачивает…

— Но зачем они убивали? Ладно, оборотни ничего в нечеловеческом обличье не соображали, а они? Неужели это так магия на людей влияет?

— Магия, — подтвердил я. — И ощущение собственной исключительности. Отклонение от нормы, оно всегда опасно.

— А в Приграничье как же?

— Уродов везде хватает, но там колдуны часть системы, а система подобное поведение не одобряет. Таких быстро осаживают. Вот и я попытался, да только конкретно маху дал.

— Не стоило рубить с плеча.

— Не стоило. Но кто ж знал? Зная все наперед, конечно, не стал бы события торопить.

— Торопить события? — хмыкнула вдруг девушка. — Это ты в точку!

— Что такое? — удивился я.

— Помнишь, я тебе говорила, что должны прийти результаты новых расчетов?

— Да.

— С учетом точной площади аномалии и реального насыщения свертков и «пузырей» магической энергии, критический уровень оказался бы достигнут в течение полугода. Эксплуатация портала в любом случае привела бы к катастрофе, только без тебя мы узнали бы об этом слишком поздно.

— Серьезно?

— Думаешь, утешаю тебя?

— Ну мало ли. Слушай, порадуй меня еще — скажи, что вместо привокзального «пузыря» можно какой-нибудь другой уничтожить.

— К сожалению, нет.

— И чем же он так от остальных отличается? — поморщился я.

— Помимо наибольшей интенсивности энергетических выбросов в том районе?

— Помимо, — кивнул я, — и помимо свертков-отростков.

— Во всех остальных местах приборы зафиксировали смещение аномалий, и теперь портал находится уже не в центре расчетного круга.

— А привокзальный сверток неподвижен?

— Да, и мы полагаем, что расположенный там «пузырь» выступает своеобразным якорем для всего барьера.

— Это только предположение?

— Мы проверяем эту гипотезу. И кстати, мне пора бежать, а то потеряют…

— Погоди! — остановил я девушку. — А поцелуй на прощание?

Алена рассмеялась и чмокнула меня в макушку.

— Нет, так не пойдет!

— В самом деле?

— Точно тебе говорю! — Я положил руку на стройное бедро, но Алена моментально поднялась с кровати.

— Сейчас не время и не место! — строго заявила она.

— Так-то ты обращаешься с тяжелобольным! — возмутился я. — Мне, между прочим, как никогда сейчас положительные эмоции нужны!

— Все что тебе нужно — это прийти сегодня ко мне в гости. — Зимина отошла к двери и погрозила пальцем. — И не строй из себя умирающего лебедя, я у Владимира Николаевича насчет твоего здоровья справлялась. Подождешь до вечера, ничего с тобой не случится.

— Договорились. — Приглашение в гости подействовало даже лучше поцелуя. — До вечера, красавица.

Я мечтательно вздохнул и откинулся на подушку, но только начал проваливаться в сон, как заявился незнакомый охранник и объявил, что меня ждут в кабинете Грачева. И не просто объявил, но еще и проводил, будто опасался, что могу дать деру.

Поправив выданный взамен перепачканной кровью одежды камуфляж, я вошел в приемную, и сидевший на месте секретарши молодой мужчина лет двадцати пяти моментально оторвался от компьютера.

— Леднев Александр Сергеевич? — уточнил он.

— Кто? — решив из чистого хулиганства потянуть время, удивился я.

— Вы.

— Возможно.

— Давайте обойдемся без «возможно». — И странный тип продемонстрировал мое собственное удостоверение. — Присаживайтесь.

И когда только изъять успели?

Я не стал стоять столбом и, опустившись на стул для посетителей, пригляделся к собеседнику. Крепкий, спортивный, на вид — неглупый. В хорошем костюме. Встретил бы на улице, даже не подумал, что человек из конторы. Юрист какой-нибудь или чиновник. Глаза разве что…

А мужчина тем временем выложил перед собой диктофон и утопил кнопку записи.

— Расскажите, при каких обстоятельствах был поврежден выданный вам аккумулятор высокой емкости, именуемый также «бласт-бомба».

Приехали! Меня в отсутствие Шептало допрашивать собираются, что ли? Ну-ну.

— А вы, собственно, кто? — улыбнулся я.

— Это не относится к делу, — отрезал мой собеседник. — Отвечайте на вопрос.

— Хорошо, — кивнул я и замолчал.

— Ну?

— Что — ну?

— Отвечайте, при каких обстоятельствах…

— А вы кто?

— Александр Сергеевич, вы издеваетесь?

— Мы знакомы?

Но повеселиться не получилось; следователь не стал терять время на пустые препирательства и поднял трубку телефонного аппарата. Набрал внутренний номер и, глядя мне в глаза, произнес:

— Владимир Николаевич, ваш сотрудник отказывается отвечать на вопросы…

Произнес и сразу положил трубку на рычажки.

— Вот и поговорили, — улыбнулся я.

Но тут распахнулась дверь кабинета, и в приемную весь в клубах табачного дыма вышел невысокий крепыш лет сорока пяти c бритой налысо головой, морщинистыми щеками и практически бесцветными глазами, прятавшимися под густыми седыми бровями. Большой московский начальник Максим Альбертович Баринов постучал папиросой о край прихваченной с собой пепельницы и спросил:

— Опять за старое взялся, Александр Сергеевич?

— Никак нет, — быстро ответил я, моментально прекратив юродствовать. За внешностью меланхоличного шарпея скрывался норов натурального волкодава, и лишний раз нарываться на неприятности не стоило.

— Подозреваемый отказался отвечать на вопросы! — тут же наябедничал следователь.

— Гнусный поклеп, Максим Альбертович. Гнусный поклеп! — поднялся я со стула. — Если вы прослушаете диктофонную запись, то убедитесь, что ни один вопрос вашего сотрудника не остался без ответа.

— Все шутишь? Смотри, Александр Сергеевич, дошутишься когда-нибудь, — покачал головой крепыш.

— И почему это я подозреваемый? В чем подозреваемый?

— Вы подозреваетесь в умышленном уничтожении бласт-бомбы, — объявил следователь.

Я едва успел задавить в себе вздох облегчения и спросил:

— А пулю сам в себя всадил? Триста восьмого калибра? В спину?

— У нас нет оснований рассматривать всерьез ранение, после которого не осталось никаких следов!

— Максим Альбертович, я действительно должен это выслушивать? — решил апеллировать я к Баринову.

— Ответь на вопросы, — распорядился крепыш. — Отпустят, заходи.

Он скрылся в кабинете, я обреченно вздохнул, а следователь самодовольно улыбнулся и начал очень грамотно выворачивать меня наизнанку. Так вот и не скажешь, что дело шьет, но одно к одному подбирается. Умение правильно формулировать вопросы — великая вещь.

В итоге в кабинет Грачева я отправился, пребывая в несколько пришибленном состоянии, а только переступил через порог и сразу закашлялся из-за витавших в воздухе клубов табачного дыма.

Ух, дышать невозможно!

За столами расположилось десяток серьезного вида товарищей, и все они, не отрываясь от экранов ноутбуков, тихонько переговаривались меж собой, пили кофе и курили.

— А можно окно открыть? — вытирая выступившие на глазах слезы, попросил я.

— Нельзя, — буркнул Максим Альбертович и, чиркнув спичкой, закурил новую папиросу. — По соображениям информационной безопасности.

— Используете служебное положение для сведения личных счетов?

— Как ты мог такое подумать? — Максим Альбертович затянулся и не удержался от того, чтобы не припомнить былое: — Да и какие к тебе могут быть счеты? Ну стравил ты перед двухдневным походом у нашей группы газ из зажигалок, убить тебя за это, что ли?

— Как у вас с такой памятью и органы зрения в полном комплекте до сих пор? — усмехнулся я.

Пару лет назад, приехав в учебный центр с проверкой, Баринов изъявил желание понаблюдать за ходом тренировочного процесса изнутри, ну и понаблюдал на свою голову, в полной мере испытав на собственной шкуре мои педагогические задумки. Даже не представляю, как они в зимней тайге огонь добывали…

— Да ладно, не переживай, — усмехнулся крепыш и потряс зажатым в руке коробком, — зато теперь я без спичек никуда.

— Приезжайте, огниво подарю, — улыбнулся я и перевел взгляд на рассевшуюся вокруг стола компанию.

На заседание чрезвычайной комиссии это сборище нисколько не походило. Никто ни на кого не орал, не требовал отчитаться по результатам проделанной работы, не выискивал виноватых и не призывал наказать всех подряд и каждого по отдельности. Все уткнулись в экраны, дымят сигаретами и хлещут кофе. Даже кофе-машину в кабинет из приемной перетащили. И всю стену экраном проектора завесили.

Антикризисный штаб, да и только.

— Чего-то ты долго, — подошел ко мне Владимир Николаевич.

— Дело быстро не сошьешь, — пожал я плечами. — В умышленном уничтожении бласт-бомбы обвиняли.

— Максим Альбертович! — обернулся Шептало к крепышу. — Как это понимать?

— Обычная проверка, — невозмутимо ответил Баринов.

— Это возмутительно! Договоренность шла лишь об уточнении деталей…

— Успокойтесь, Владимир Николаевич, — потребовал Максим Альбертович. — К Александру Сергеевичу у нас нет ровным счетом никаких претензий. Да и с чего бы? Мы должны быть ему благодарны за то, что он проявил инициативу и ликвидировал сразу несколько устойчивых преступных групп, пусть это и не входило в его функционал. К тому же только благодаря ему мы узнали об опасностях, сопутствующих реализации вашего проекта…

Шептало скривился, но прежде чем успел что-либо ответить, Баринов достал из кармана серого пиджака мобильный телефон и поднес его к уху:

— Слушаю. Приземлились уже? Все, начинайте аппаратуру разворачивать. — Крепыш обхватил трубку левой ладонью и уточнил: — Владимир Николаевич, что по срокам?

— Завтра в семнадцать ноль-ноль, — ответил куратор.

— Что в семнадцать ноль-ноль? — насторожился я.

Куратор только головой покачал.

— Времени полно, не торопитесь! — повысил голос Максим Альбертович, перекрывая голоса собравшихся в кабинете людей. — Как развернетесь, езжайте в институт, мы вас разместим. — И он убрал мобильник.

— Научный центр прилетел? — уточнил Владимир Николаевич.

Крепыш потушил папиросу и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Что-то уже известно о личности стрелка?

— Новая информация пока не поступала.

— Хорошо. — И Баринов вдруг потянул меня на выход. — Александр Сергеевич, позвольте вас на минутку…

Вот, блин…

Мы прошли через приемную, и Максим Альбертович направился к небольшому холлу в конце коридора, где стояли несколько кресел и журнальный столик.

— Ну и что ты можешь мне поведать о господине Шептало? — Баринов достал мятую пачку папирос, закурил и выложил к пепельнице мобильный телефон.

— Все, что я могу о нем поведать, вам и без того прекрасно известно, — ответил я и с невозмутимым видом уселся напротив.

— Интересно было бы послушать.

— Сомневаюсь, что смогу рассказать что-либо новое.

— А ты попробуй, — усмехнулся Максим Альбертович, — но для начала я обрисую ситуацию, как она видится мне. — Крепыш затянулся, отложил папиросу на пепельницу и хрустнул костяшками пальцев. — Ты обнаружил преступную группировку, одним из участников которой являлся бывший сотрудник НИИ Роман Дьячков, но его в срочном порядке переправили в Форт, не дав допросить. Так?

— Так. — Отрицать факты было глупо.

— Дальнейшее расследование стопорилось и оттягивалось под предлогом нежелания привлекать внимание ревизоров и руководства?

Я только плечами пожал.

— А когда ситуация вышла из-под контроля, — подался ко мне Баринов, — господин Шептало не только не принял меры к изоляции виновника в твоем лице, но более того — приказал скрыться.

— Это он вам сказал? — недоверчиво хмыкнул я.

— Это ты мне скажешь, — ухмыльнулся Максим Альбертович. — Но лично мне достаточно и того, что в процессе побега ты разговаривал с ним по телефону.

— Ну мало ли…

— Я не собираюсь на тебя давить, — неожиданно заявил крепыш. — Просто подумай, как все это выглядит со стороны. Тебе приказывают скрыться, и сразу подкатывают липовые полицейские. Возвращаешься домой — следует новое покушение, и на сей раз среди нападавших оказывается заместитель директора НИИ. Получаешь задание уничтожить сверток, там — засада. Не многовато ли совпадений, как думаешь? Быть может, стоит задуматься о роли Владимира Николаевича в происходящем?

— И почему тогда вы задаете эти вопросы мне, а не ему?

Баринов затянулся, забычковал папиросу и пожал плечами:

— А нет у меня доказательств, вот почему. Ведь что скажет господин Шептало? Господин Шептало скажет, что пытался защитить проект. К тому же сейчас просто не время искать виноватых.

— А чем мы тогда, по-вашему, занимаемся? — скептически улыбнулся я.

— Мы просто беседуем. И я на правах старшего товарища советую тебе заранее подумать, что именно ты будешь говорить, когда ситуация разрешится. Потому как потом думать будет некогда. А виноватых искать станут, можешь даже не сомневаться. И значит, чрезвычайно важно заранее выбрать правильную линию поведения.

— Хотите сожрать Шептало? — напрямую спросил я.

— Меня интересует лишь повышение эффективности системы и устранение узких мест, — без обиняков ответил Максим Альбертович. — И, на мой взгляд, зацикленность Владимира Николаевича на проекте идет скорее во вред, чем во благо.

— Правда? И в чем же это выражается?

— Нормальный человек не стал бы привлекать к этому делу тебя, — прямо заявил Баринов. — Любой, ознакомившись с твоим личным делом, сразу скажет, что это была плохая идея. Шептало стоило поставить в известность руководство и вызвать профессионалов. Возможно, он не захотел передавать наверх информацию, которая могла привести к заморозке проекта. Возможно, у него были другие причины для этого, но в любом случае тебе здесь делать было нечего.

— Допустим.

— В результате никто в причинах произошедшего разбираться не будет. Вот он виновник, передо мной сидит. Украл бласт-бомбу, убил кучу людей, поставил под угрозу уничтожения целый город. И знаешь, что самое интересное…

— Знаю, — отвернулся я, — все так и было.

— В точку! — кивнул крепыш. — Но имеет право на существование и другая точка зрения на произошедшее. Надо лишь немного сместить акценты.

— Например?

— Например, это именно ты обнаружил побочные эффекты реализации проекта и преступную группировку, связанную с НИИ. Да, в результате твоей выходки случился нынешний кризис, но если смотреть глубже…

— Рано или поздно город провалился бы в Приграничье в любом случае, а так у нас есть шанс все исправить.

— Вот видишь! — обрадовался Максим Альбертович. — Ты же все понимаешь! Но для того, чтобы не оказаться крайним, тебе придется очень и очень потрудиться. И в первую очередь стоит подумать о своих будущих показаниях.

— Я подумаю.

— Заодно подумай о том, каким образом Шептало связан с колдунами.

— А он связан?

— Он не дал ход официальному расследованию, спровоцировал тебя на уничтожение свертка и попытался избавиться, когда ты стал ему больше не нужен. Разве нет?

— А не слишком круто? — поморщился я, и Баринова такой ответ не устроил.

— Он тебя использовал. Просто использовал, а ты его покрываешь, — заявил крепыш. — Надоело сидеть в тайге? Захотелось реальным делом заняться, свою значимость почувствовать?

— О чем это вы?

— Я о том, что твой первый выпуск находится в Приграничье дольше, чем был там ты сам, и сейчас всерьез рассматривается вопрос переноса учебного центра в Приграничье. Если я отстраню тебя от операции, так и произойдет. На тебе просто поставят крест. Ясно?

— Сказал, что все обдумаю! — вспылил я. — Мне кровью расписаться, что ли? Не буду никого покрывать, не понятно разве?!

— Вот теперь верю, — улыбнулся Максим Альбертович и забычковал папиросу.

Тут задергался лежавший на стеклянной столешнице мобильный телефон, Баринов ответил на звонок и поднялся на ноги.

— Идем, — зашагал он по коридору, — новая информация появилась.

В кабинете Шептало выразительно глянул на меня, я в ответ лишь пожал плечами и отвернулся к экрану проектора, на котором появилась нечеткая черно-белая фотография.

— Наш стрелок некто Сидоров Иван Захарович, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, — начал рассказ один из подчиненных Баринова. — Судимый. Находится в федеральном розыске с мая две тысячи третьего года. Последний раз его видели в Комсомольске-на-Амуре.

— И только тут всплыл? — удивился я.

— Тише! — одернул меня Владимир Николаевич.

— Проследить происхождение фальшивых документов не удалось. Обнаруженная на теле доверенность на автомобиль ВАЗ-2110 выдана неким Сергеем Юрьевичем Грищуком. Фотография из ГИБДД. — Хмурая физиономия стрелка сменилась слегка размытым изображением автовладельца. — В ходе проверки было установлено, что настоящий С. Ю. Грищук умер на Украине двенадцать лет назад.

— И здесь тупик, — пробурчал я.

— Не совсем, — расслышал меня докладчик, щелкнул компьютерной мышкой, и к фотографии из ГИБДД добавилась еще одна. На ней мнимый Грищук стоял на заснеженной улице какого-то провинциального городка, и снимок явно был сделан без его ведома. — Мы проверили нашу базу и обнаружили совпадение с неким Михаилом Ульяновичем Краснюком, который разрабатывался нашими коллегами в Приграничье…

— С какой целью его разрабатывали? — заинтересовался Максим Альбертович.

— Он кондуктор, — неожиданно произнес Шептало. — Его пытались завербовать, но попытка оказалась неудачной, и он выпал из поля зрения наших резидентов в Северореченске.

— Кондуктор? — Я закашлялся из-за витавших в воздухе клубов дыма и прохрипел: — Это все Хозяин?

— Не торопись с выводами, — покачал головой Владимир Николаевич и попросил докладчика: — Продолжайте, пожалуйста.

— Согласно досье, пять лет назад Краснюк перебрался в Город, там его след был потерян. — Подчиненный Баринова вновь отвлекся на компьютер и вывел на экран карандашный набросок: — Как можете убедиться, фотография Грищука полностью совпадает со словесным описанием основателя эзотерического кружка, полученным во время допроса Романа Дьячкова.

— А кондуктор не мог вернуться в Северореченск? — засомневался я. — Не думаю, что среди горожан нашлись специалисты, способные заблокировать распространение магической энергии. А вот Хозяин вполне мог подгадить.

Существу, принимавшему участие в создании Приграничья, доступно многое…

— Хозяин по-прежнему рассчитывает использовать Форт как буферную зону в случае вторжения с Севера, — не согласился со мной Шептало. — Реализация нашего проекта за последние пять лет привела к значительному усилению позиций Форта в Приграничье, но зависимость от поставок продовольствия из Северореченска никуда не делась. Город — другое дело, Городу мы как кость в горле.

Я недоверчиво хмыкнул. Подогнать к Форту танки — это горожане могли. Блокировать рассеивание магической энергии в пределах Ямгорода? Очень сомневаюсь. Да, тамошние алхимики впереди планеты всей, но в нашем мире их умения не стоят и ломаного гроша. Или нет?

— Пришла информация по Грищуку! — оторвался вдруг от ноутбука один из парней. — По последнему месту регистрации он не появлялся более двух лет.

— Неудивительно, — пробурчал Владимир Николаевич.

— Принадлежащий ему автомобиль уже после выдачи доверенности несколько раз эвакуировали на штрафную стоянку с Кировского проспекта.

— Есть информация, откуда именно?

— Ближайший дом за номером 53-а. Это подстанция скорой медицинской помощи.

— Что-то еще?

— Согласно данным ЕГРЮЛ, в августе две тысячи восьмого года Грищук учредил общество с ограниченной ответственностью «А+Б+В». Юридический адрес предприятия совпадает с его пропиской.

— Поднимите данные по фирме, — распорядился Максим Альбертович.

— Уже, — немедленно отозвался его подчиненный. — В собственности ООО «А+Б+В» находится нежилое здание по адресу Кировский проспект, пятьдесят семь.

— Как раз оттуда эвакуировали «десятку» стрелка, — сообразил Баринов и потребовал: — Выведите на экран карту района.

Проектор мигнул и высветил линии дорог и контуры домов.

— Вот оно, — первым указал Шептало на один из прямоугольников. — Здание стоит на отшибе, с одной стороны подстанция «Скорой помощи», со второй подсобные строения Дворца молодежи.

— В самом центре города. — Максим Альбертович задумчиво потер подбородок и спросил: — У них есть собственная стоянка, зачем же тогда было парковать машину на обочине?

— Не хотел, чтобы ее там увидели? — предположил я.

— Скорее, дело в дорожных работах, — возразил кто-то из аналитиков. — Все три раза машину забирали на штрафную стоянку в течение одной недели.

— Проверьте, какие еще транспортные средства были эвакуированы оттуда за этот период, — распорядился Максим Альбертович. — Что известно о нынешнем руководстве общества?

— Директором числится некий Силантьев Кирилл Иванович, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения.

— Фотографии есть?

— Есть.

Экран мигнул, а потом его заполнило по-волчьи худощавое лицо…

— Мать вашу! — вскочил я на ноги. — Это же… это же… Вот блин!

— Лед, возьми себя в руки! — потребовал Шептало.

— Взять себя в руки?! Да вы хоть представляете, как мне сегодня повезло?

— Ты вообще везучий, — усмехнулся Баринов.

— И что делать? — Я отошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. — Что?

— А сам как думаешь? Облаву устроим.

— Без меня. У меня что-то температура поднялась. Знобит, сердце колет, и голова кружится…

— Вот уж не думал, что ты такой впечатлительный, — осуждающе покачал головой Максим Альбертович.

— Сам в шоке. — И я попятился к входной двери.

— Куда собрался? — насторожился куратор.

— В медицинский кабинет. Под капельницей полежу пока…

— Сядь! — потребовал нахмуривший седые брови крепыш. — На тебе работа в свертке, оперативно-розыскными мероприятиями и задержанием горожан группа силовой поддержки займется.

— Максим Альбертович, — произнес тут Шептало, — полагаю, будет нелишним установить наблюдение за особняком.

— Действуйте, но исключительно с использованием технических средств.

— Разумеется. Заодно и на наличие аномалий проверим.

— Погодите, — окликнул я их. — Думаете, горожане станут вас там дожидаться? После убийства одного из них в свертке?

— А с чего бы им неладное заподозрить? — удивился Баринов. — Ты документы стрелка не брал? Не брал. Автограф свой на трупе оставлял? Не оставлял. О тебе горожанам ничего не известно, на их месте логичней заподозрить в убийстве слетевших с катушек колдунов.

— Так-то оно так, — поморщился я. — Но вы забываете о Прокофьеве. Если он связан с горожанами…

— Сомневаюсь. — И Максим Альбертович выразительно посмотрел на Шептало. — Более вероятной мне представляется его связь через Романа Дьячкова с колдунами…

— Возможно, — осторожно кивнул куратор. — Эту версию стоит проработать.

— Может, пойду уже? — вздохнул я и вновь закашлялся. — Дышать невозможно.

— Только территорию института не покидай, — предупредил Баринов.

— Хорошо. — Я вышел в приемную и, прочистив легкие от табачного дыма, отправился в энергетический отдел. Приоткрыв дверь, заглянул в кабинет Алены и беззвучно выдохнул матерное ругательство. И здесь аншлаг. Хлещут кофе, спорят, стучат клавишами ноутбуков. Не поговорить.

Не зная, чем заняться дальше, я уселся на подоконник и выглянул во двор.

Машин-то, машин!

И народ все больше незнакомый на улице курит. Серьезный такой народ; сразу видно, что не кабинетные аналитики. Не иначе, группа силовой поддержки время коротает.

Я вернулся в приемную и, не обращая внимания на подчиненного Баринова, развалился на диване.

Кто б знал, как меня все это задрало! А ведь как неплохо отпуск начинался!

Лето, море, пиво…

А теперь как незабвенный барон Мюнхаузен между львом и крокодилом мечусь. И тут сожрут, и там одни рожки да ножки останутся. Зато выбор есть. Выбор, ага…

Когда в кармане зажужжал телефон, я глянул на экран и, не ответив на вызов, заглянул в кабинет.

— Владимир Николаевич?

— А, ты здесь? — оживился Шептало. — Дуй во двор, тебя в транспортный цех закинут.

— Зачем?

— Со старыми знакомыми встретишься.

— Это с кем еще?

— Бегом! — скомандовал Владимир Николаевич. — Минут через сорок приеду, все объясню.

Ну, я и пошел. Спустился на крыльцо, постоял, ломая голову над тем, что имел в виду куратор, говоря о встрече со старыми друзьями, и тут коротко просигналил служебный внедорожник.

Сбежав по ступенькам, распахнул заднюю дверцу — а там занято. Двое незнакомых крепкого сложения парней заняли все сиденье, и пришлось садиться рядом с Виталием.

Интересно, это охрана или конвой?

Да без разницы на самом деле, главное, чтобы в портал не запихнули. Будет тогда встреча со «старыми друзьями»…

Выехав со дворов, внедорожник влился в транспортный поток и с черепашьей скоростью потащился через перегруженный автомобилями центр города. А когда, вырвавшись из бесконечной пробки, Виталий прибавил газу, пришло время сворачивать к заброшенным жилым домам санитарной зоны металлургического комбината. Точнее — когда-то заброшенным. Теперь там располагались непонятные конторы и цеха, а большинство окон закрывали тяжелые шторы, фанерные листы, а то и вовсе разрезанные картонные коробки.

Вскоре автомобиль проехал за высокую ограду с протянувшимися поверху витками колючей проволоки, и, отсекая нас от пустынной улицы, без промедления начали закрываться металлические створки ворот. Мы обогнули обветшалое здание цеха и остановились посреди глухого дворика. И вот здесь уже никакой разрухи — все чуть ли не сверкает, еще и охрана с автоматами.

— Проезжай! — скомандовал начальник караула.

Виталий загнал машину в недавно покрашенный ангар и заглушил двигатель; я выбрался из салона и сразу откуда-то из внутренних помещений появился неприметный мужичок в заляпанном машинным маслом комбинезоне.

— Пройдемте в комнату ожидания, — позвал он нас.

Покинувшие внедорожник крепкие парни посмотрели на меня в ожидании решения, я пожал плечами:

— Ведите. — И не удержался от усмешки: — У вас и зал ожидания уже есть?

— Комната, — уточнил гид и повел нас по коридору, освещенному лишь тусклыми лампочками аварийного освещения. — Газеты, журналы, чай, кофе. Алкоголь не держим, и не просите.

— А что — просят?

— Постоянно, — кивнул он и распахнул дверь просторного помещения, чем-то и в самом деле напоминавшего зал ожидания небольшого аэропорта. Разве что вместо металлических сидений вдоль стен оказались расставлены мягкие диванчики, а под потолком не было непременных табло прилета — отлета.

Охранники отправились за кофе, Виталий включил телевизор, а я уселся на диван и спросил:

— Когда гости прибудут?

— По графику ожидаются, — ответил наш гид и задрал рукав спецовки, — через двадцать пять минут.

— Спасибо.

Я немного поерзал, потом перекинул ноги через подлокотник и повалился на спину. Сидеть лучше, чем стоять; лежать лучше, чем сидеть. Как-то так.

Но расслабиться не получалось. Любопытство так и грызло. До мурашек интересно было, кто из разряда «старых друзей» с той стороны пожалует.

Ясно одно — не Напалм. Он в прошлый раз как вывалился в нормальный мир, так без сознания и провалялся, пока обратно не переправили. Уникам здесь лихо приходится. Да и колдунам тоже.

А значит, помощи гимназистов ожидать не приходится. Если только кого-нибудь особо мозговитого пришлют, но и то вряд ли. Был бы такой спец на примете, сразу бы привлекли, не тянули до последнего.

Решив не ломать над этим голову — так и так скоро узнаю, — я уселся на диван и огляделся. Виталий, тупо уставившись в телевизор, смотрел футбол; парни спокойно попивали кофе из автомата и листали автомобильные журналы.

Все спокойны, все при делах. Один я себе места не нахожу.

Тут мигнул свет, телевизор погас, однако сразу включился, но вместо футболистов по экрану побежала черно-белая рябь. Я почувствовал, как хлынула от портала магическая энергия, а секунд через десять жжение стихло, оставив после себя лишь неприятный зуд и головокружение. И сразу, как-то очень-очень резко проявилась близость воткнутого мной в землю при бегстве из Приграничья пять лет назад ножа. Не моего старого ножа, так и мерещившегося до сих пор, но его брата-близнеца, который теперь использовался конторой в качестве якоря для портала.

Аж ладонь зачесалась. Сразу вспомнилась легкая дымка испаряющейся с холодного темно-синего клинка крови…

Черррт!

Нервно поежившись, я поднялся с дивана, и тут в комнату ввалился, принеся с собой морозный воздух, крепкого сложения парень.

— Лед, братуха! — Денис Селин кинул на пол баул и, обхватив меня, оторвал от пола. — Жив, курилка!

— Раздавишь, блин! — Я высвободился из медвежьей хватки и отступил на шаг назад, разглядывая старого приятеля, который всегда отличался плотным сложением, а сейчас, ко всему прочему, еще и обзавелся явственно выпиравшим из-под свитера животиком.

А там и Гамлет пожаловал. Смуглый горбоносый красавчик при виде меня так и всплеснул руками:

— Оба-на! Какие люди и без охраны!

— Обижаешь! — кивнул я в сторону парней.

— То не охрана, то конвой! — сразу нашелся Гамлет, по вполне понятным причинам отзывавшийся на прозвища Датчанин и Принц.

Мы обнялись, и, похлопав его по спине, я уже куда спокойней поздоровался с Филиппом Городовским и Борисом Яровым.

— Чего вы холодные такие?

— Да в этом году никак лето толком не начнется, — пояснил Датчанин и оглядел меня с ног до головы. — Смотрю, Лед, ты как всегда самый модный. Тельняшка, камуфляж, кеды…

— А, перестань! — отмахнулся я. — Это спецодежда. Свою, как надену, сразу выкидывать приходится.

— И чем занимаешься? — поинтересовался Селин.

— Да всякой фигней, Денис, занимаюсь.

— А со шнобелем чего? — присмотрелся ко мне Датчанин.

— Ударился.

— Хорошо ударился, профессионально.

— Ерунда. — Я прикоснулся к припухшей переносице и легонько пнул брошенную на пол сумку. — Вы чего приволокли?

— Ты не в курсе, что ли? — В вечно сонных черных глазах Городовского промелькнуло удивление. — Нам сказали, ты заказчик.

— Вранье.

— Опять поимели, — выругался Борис Яровой. — Ну что за люди такие? Ни одному слову верить нельзя!

— Вы погодите, — забеспокоился я. — Может, я просто пока не в курсе, что заказчик.

— Ты точно не в курсе. — Гамлет подошел к автомату с кофе, мельком глянул на сидевших на диване парней, перевел взгляд на Виталия и спросил: — А они?

— Сомневаюсь. — Лишний раз общаться с водителем не хотелось, но пришлось пересилить себя и спросить: — Виталий, Шептало скоро появится?

— Уже здесь должен быть.

— Вот видите, — обернулся я к старым знакомым. — Сейчас все будет. Располагайтесь пока.

Вот уж действительно — не ожидал так не ожидал. С Денисом и Гамлетом мы знали друг друга черт-те сколько лет и выручали друг друга не раз и не два. Парни они были жуликоватые, но надежные, как швейцарский банк. Или даже чуточку надежней.

Филипп Городовский тоже вопросов не вызывал. Он всегда просчитывал обстановку на пару ходов вперед, и работать с ним было одно удовольствие. А вот с Яровым отношения не сложились. Не вызывал этот коротышка у меня доверия и поворачиваться к нему спиной не хотелось. Что, как ни крути, показатель…

Филипп и Борис, передвинув свои сумки по полу, уселись на диван; я похлопал Дениса по пузу и усмехнулся:

— Ничего ты мозоль натер.

— Это пресс, — отшутился Селин и в свою очередь ткнул меня пальцем. — Сам вон какую ряху на казенных харчах отъел! А у нас все фуинький был!

— Ерунда!

— Точно-точно, — принял сторону приятеля Гамлет. — Заматерел!

— Как там у вас?

— Нормально, — отмахнулся Денис. — Ты лучше расскажи, сам как. Чем занимаешься-то?

— Готовлю людей для заброски в Приграничье. Сейчас вот только суета нездоровая началась.

— И что за суета? — заинтересовался Датчанин. — Есть предположения, зачем нас выдернули?

— Слушай, Принц, вообще без понятия. Есть определенные проблемы, но вроде своих бойцов в избытке. — И я кивнул на сопровождавших меня парней.

— Опять полная неопределенность! — рассмеялся Селин. — А сказали, это ты нам какую-то подработку сосватал. Ну мы и не отказались чуток лавэ приподнять, раз так и так сюда собирались…

— На фига? — удивился я.

— Ну… — замялся здоровяк.

— Мы вроде как экспедиторские услуги оказываем, — пришел ему на помощь Гамлет. — Туда-сюда, ну ты понимаешь…

— Ладно, проехали.

Датчанин пошел выкидывать стаканчик из-под кофе, а я воспользовался возможностью и продолжил пытать Дениса:

— Ну чё, рассказывай, как живете, что нового.

— Да у нас все по-старому. Ты-то не женился пока?

— Один аки перст.

— Как сказал бы Напалм: ни котенка, ни ребенка, — рассмеялся здоровяк. — У меня двое уже. Полный комплект: мальчик и девочка.

— Ну ты герой! — порадовался я за приятеля и кивнул на Датчанина. — А Принц все гуляет?

— Его только могила исправит, — усмехнулся Денис. — Хотя, знаешь, появился у него кто-то, но нам не показывает. Раз мельком видел — так не поверишь: у девчонки грудь и сразу ноги. Вот нисколько не преувеличиваю.

— Да ладно тебе. Чтоб горячий кавказский парень и без головы обошелся?

— Ладно — губы, грудь и сразу ноги.

— Вот это больше на правду похоже.

— Вы о чем? — спросил вернувшийся к нам Гамлет.

— Так, ни о чем, — подмигнул мне Селин. — Интересуюсь, как у Льда по деньгам выходит.

— Да не жалуюсь, — пожал я плечами.

— Слушай, а может, меня лектором пригласите?

Датчанин с сомнением глянул на приятеля и, приобняв его за плечи, проникновенно произнес:

— Денис, вот сам подумай, какие темы для семинаров ты предложить можешь? «Особенности рэкета в условиях вечной мерзлоты»? «Силовое сопровождение рейдерских захватов»? Нет, знаю: «Коррупционная составляющая в розничной торговле крепким алкоголем»!

— Да отстань ты! — сбросил его руку Селин. — На себя посмотри, голова два уха!

— Так я в лекторы и не лезу, — спокойно улыбнулся Гамлет.

— Вот и не лезь! Не видишь, мы общаемся?

— Ты не общаешься, ты грузишь.

— Все, брейк! — поспешил прервать я дружескую перепалку. — Вы еще подеритесь!

— И подеремся!

— Лед! — окликнул вдруг меня Городовский. — Если ты ничего толком не знаешь, зачем тебя нас встречать прислали?

— Думаю, — хмыкнул я, — чтоб вы бухать не начали. Вам ведь только завтра обратно?

— Завтра, — кивнул Яровой. — И мы могли бы уже накатить.

— Вот! А вместо этого вы со мной заболтались.

— Хитро придумано.

В этот момент распахнулась боковая дверь, и в зал ожидания вошел Шептало.

— Господа, следуйте за мной! — позвал он нас.

— Это что еще за хрен с горы? — понизил голос Селин. — Твой начальник, что ли?

— Типа того.

— Это как? — удивился здоровяк, поднимая с пола увесистую сумку.

— Начальников у меня как блох на бродячей собаке, но они начальники только на бумаге. А этот наоборот. Официально никто, зато с полномочиями полный порядок.

— Серый кардинал? — предположил Гамлет.

— Епископ, — усмехнулся я. — Серый епископ. До кардинала не дорос пока. Куратор он мой, короче.

— Ясно.

Я пропустил парней вперед и подошел к стоявшему в дверях Шептало.

— Владимир Николаевич, вы чего задумали?

— Инструктаж проводить буду, — ответил тот, отрешенно постукивая уголком кожаной папки по колену. — Принято решение тебя и твоих приятелей к захвату горожан привлечь.

— С какой стати?

К захвату? Нас? Совсем ошалели, что ли?!

— Приборы зафиксировали наличие энергетической аномалии в районе здания на Кировском. Придется ударную группу страховать, чтоб никто через сверток не ушел.

— А! — с облегчением перевел я дух. Страховать ударную группу — это запросто. Это не самому под пули лезть.

— Вот тебе и «а». — Куратор с усмешкой глянул на меня и зашагал по коридору.

— Владимир Николаевич! — тут же окликнул я его, а когда Шептало начал оборачиваться, поднырнул с другого бока и выдернул папку. Закрываясь корпусом, расстегнул молнию и, отыскав в бумагах фотографию директора компании с непритязательным наименованием ООО «А+Б+В», спрятал фотографию в нагрудный карман.

— Ты чего? — опешил Владимир Николаевич.

— Не надо вот этого. Хорошо?

— Собираешься использовать своих приятелей втемную?

— Поверьте, так будет лучше для всех.

— Смотри, сам потом объясняться будешь.

— Объяснюсь, не переживайте. Главное, врать не мешайте.

— Не заврись только, — предупредил куратор, прошел в просторный зал совещаний и остановился рядом с овальным столом. — Присаживайтесь, господа!

— Гамлет, ты чего?! — всполошился Селин и выдернул у Датчанина стул. — Сказали же господам присаживаться. Сам подумай: ну какой из тебя господин?

— Иди ты! — выругался Принц и, ногой передвигая по полу увесистую сумку, перебрался подальше от заржавшего здоровяка.

— Попрошу внимания! — Шептало встал за кафедру и прочистил горло. — Полагаю, вам не терпится узнать, зачем мы здесь собрались…

— Извините, что перебиваю, — поднялся с места Городовский, — но прежде чем продолжить общение, хотелось бы получить подтверждение ваших полномочий…

Владимир Николаевич мило улыбнулся, с телефоном в руке подошел к Филиппу и протянул ему трубку. Тот молча выслушал кого-то и кивнул:

— Продолжайте, пожалуйста. Вопрос закрыт.

Куратор забрал телефон, вернулся за кафедру и внимательно оглядел присутствующих:

— Чтоб вы знали, — начал он, — у нас случился небольшой кризис. Вдаваться в детали не буду, скажу одно: за всем этим стоят агенты Города. Сейчас мы блокируем здание, в котором они находятся…

— Все? — уточнил я.

— Все, кого удалось вычислить. — Шептало глотнул воды и положил что-то на стоявший радом с кафедрой проектор. Экран мигнул, и на нем появилось изображение трехэтажного особняка, с уродливыми наростами наружных блоков кондиционеров. — С наступлением темноты мы начнем штурм.

— Что требуется от нас? — вновь нарушил молчание Городовский.

— К сожалению, приборы зафиксировали в районе особняка высокий уровень энергетических помех, что однозначно указывает на близкое расположение свертка.

— Чего?! — не сдержался Селин. — Что еще за сверток?

— Созданное магией карманное пространство, — пояснил я. — Колдуны могут находить точки, где свертки соприкасаются с реальностью, проходить туда и проводить с собой других.

— Ты можешь? — напрямую спросил Денис.

— Да.

— Стойте, стойте! — забеспокоился Гамлет. — Какие еще свертки? Какая магия? Откуда это здесь?!

— Побочные последствия работы портала.

— Давайте пока не будем углубляться в детали, — предложил Городовский. — Просто скажите, что от нас требуется. Возможно, это вообще беспредметный разговор…

Шептало глянул на Филиппа с плохо скрываемым раздражением, но делать замечание не стал и заменил изображение особняка его поэтажными планами.

— Есть вероятность, что находящийся в здании колдун может уйти в сверток.

— А почему не установить пикеты в точках переходов? — деловито поинтересовался Гамлет.

— В этом случае спецоперация перекинется на многолюдные улицы. Этого необходимо избежать.

— Хотите устроить засаду непосредственно в этом, как его… в свертке? — догадался Селин.

— Именно! — подтвердил куратор. — Сколько это займет времени, неизвестно, поэтому мы решили привлечь к операции людей, привычных к магическому излучению.

— Какова численность горожан? — нахмурился Филипп.

— По предварительной информации преступная группировка состоит из десяти — пятнадцати человек, но сбежать в полном составе они не успеют. — И Шептало вновь указал на экран. — Бросок штурмовой группы до здания займет считаные секунды, а дальше, сами посмотрите, от входа до лестницы рукой подать. Они даже предпринять ничего не успеют.

— Просто подождать в засаде? — задумчиво пробормотал Гамлет и повернулся к Городовскому: — Что скажешь?

— Нормально.

— Небольшое уточнение! — поднял я руку. — Взять с собой в сверток смогу только троих. А то надорвусь.

— Сходишь два раза, — предложил Владимир Николаевич.

— Да нет, — покачал головой Филипп. — Будет лучше, если кто-то из нас с этой стороны останется. Во избежание дружеского огня и прочей ерунды…

— И еще один важный момент! — повысил голос Шептало. — Вероятно, там находится один чрезвычайно талантливый выпускник Гимназии…

— Только не говорите, что придется брать его живым, — пробурчал я.

— Нет, — несколько даже удивил меня таким ответом куратор. — При первой же возможности его следует ликвидировать. В Гимназии он специализировался на теории межпространственных переходов, и создание барьеров для распространения магической энергии точно его рук дело. Увидите — убейте, пытаться захватить живым слишком опасно. Да и доверять ему мы в любом случае не сможем. — Владимир Николаевич выложил на проектор листок, и на экране появилась размытая и нечеткая фотография молодого парня лет двадцати пяти. — Вероятно, сейчас он выглядит именно так.

— Вероятно? — удивился Гамлет.

— Для побега из Форта он сделал пластическую операцию. И это все, что нам удалось извлечь из памяти хирурга — когда разобрались в случившемся, тот был уже несколько дней как мертв.

— Погодите! — прищелкнул вдруг пальцами Городовский. — Колдуна оперировал Прокопенко из «Аполлона и Афродиты»? Февраль или март две тысячи седьмого?

— Он, — подтвердил Шептало.

— А что такое? — заинтересовался я.

— Мы как раз тогда заведение выкупили! — пояснил Денис. — Теперь там спа-салон.

— Не отвлекайтесь! — попросил куратор и выложил на проектор новую фотографию. — Второй интересующий нас персонаж — некто Жуков, кондуктор. Сможете захватить живым, хорошо. Нет — убейте. Только не дайте уйти.

— Ясно, — кивнул Селин и откинулся на спинку кресла. — Еще какие пожелания будут?

— У меня все, — объявил Шептало и сошел с кафедры. — Лед?

— В общем, предупреждаю сразу: эти ребята — профессионалы. Скорее всего, из егерей. Зевнем, они нам наваляют.

— Да мы тоже вроде не колода карт, — фыркнул Денис. — Или, Скользкий, ты уже не такой скользкий как раньше? Заплыл жирком?

— Просто предупредил.

— Мы тебя услышали, — веско произнес Городовский.

— Что с оружием? — обернулся я тогда к Шептало.

— Мы со своим. — Гамлет ткнул ботинком лязгнувшую металлом сумку. — На тебя тоже взяли.

— Остальное снаряжение? — уточнил я.

— Получишь на месте, — пообещал куратор.

— Когда выступаем?

— Операция начнется в одиннадцать. Чем раньше перекроете сверток, тем лучше.

— Тогда выдвигаемся?

— Да.

Из транспортного цеха мы выехали на двух фургонах. Забравшись внутрь, парни сразу принялись избавляться от своих теплых курток и шапок, пришлось их остановить.

— Вы особо не разнагишайтесь. В свертке, скорее всего, снег лежать будет, — предупредил я.

— А можно это как-то заранее узнать? — проворчал Селин.

— Нет.

— Вот зашибись!

— Не ворчи, — попросил его Гамлет. — Помечтай пока лучше, как заначку потратишь. Жене ведь о подработке не скажешь?

— Чтоб она мне все мозги вынесла? — фыркнул Денис. — Ей же не объяснишь, что от некоторых предложений не отказываются, и вовсе не в деньгах дело!

— Так оставайся сверток караулить, — предложил я.

— Нет, останется Борис, — возразил Датчанин. — У нас каждый своим делом занимается.

Тут автомобиль замедлил ход и остановился; я немного сдвинул дверь вбок, выглянул наружу и спросил у куратора:

— Не проще было со стороны подстанции «Скорой помощи» подъехать? Здесь топать и топать.

— Зона энергетических аномалий занимает весь сквер, — объявил Владимир Николаевич. — Где именно расположена точка перехода, неизвестно.

— Наверняка она где-то на периметре, — предположил я. — Ладно, сейчас пройдусь, и видно будет.

— Давай в темпе, — поторопил меня Шептало. — И рацию возьми. Машина поблизости будет.

— Хорошо. — Я сунул динамик в левое ухо, основной блок убрал в нагрудный карман камуфляжной куртки и натянул на голову форменное кепи. Выпрыгнул наружу, начал закрывать фургон, но сразу почувствовал непонятное сопротивление.

— Погоди, — попросил Гамлет, — дай хоть одним глазком посмотреть. Интересно же…

— Город как город, — фыркнул Селин. — Было бы на что смотреть!

— Не подеритесь только, — усмехнулся я и перешел через проспект.

Остановился на краю зажатого улицами сквера и вскоре ощутил, как струится от сгустившихся под деревьями теней холодок магической энергии. Сверток — там, но как в него проникнуть, непонятно. Как и в случае с логовом оборотней, с ходу почувствовать точки соприкосновения аномалии с реальностью не получилось.

Передернув плечами, я зашагал по пешеходной дорожке, оглянулся на кативший в крайнем правом ряду фургон и решил опробовать рацию.

— Проверка связи, — произнес и отпустил клавишу.

— Слышу тебя, — после секундной заминки отозвался куратор.

Я поспешил дальше, прошел мимо выстроенного на месте общественного туалета ночного клуба и кирпично-красного храма Александра Невского и уже на подходе к баскетбольным площадкам уловил некую неправильность. А когда, ломая над этой странностью голову, добрался до громады Дворца Молодежи, вдруг сообразил, что магическое поле здесь искривлено и натянуто.

С чего бы это?

Ехавший за мной фургон вдруг мигнул аварийкой и ускорился, я в недоумении огляделся и только тогда приметил спрятавшийся за деревьями особняк, занятый горожанами. А как увидел его, сразу понял, что центр искажений находится именно там. Такое впечатление — кто-то взял да и перетянул к дому располагавшийся где-то поблизости вход в сверток.

Ну ничего себе! Лихо.

Сразу после подстанции «Скорой помощи» присутствие свертка ослабло; огибая сквер, я свернул на одну улочку, потом на другую, но хоть граница и была всегда где-то рядом, вторую точку перехода почувствовать так и не удалось.

До проспекта идти всего ничего, вот-вот круг замкну, а результат нулевой.

«Дурацкое положение», — подумал я и, как ни удивительно, вскоре оказался в положении еще более дурацком.

Забор сквера вдруг вильнул в сторону проезжей части, и пешеходная дорожка уперлась в каменные блоки. Похоже, когда за счет газонов еще одну полосу движения прирезали, на такую мелочь никто просто внимания не обратил.

Ограда высоченная, по дороге автомобили так и снуют. Засада!

Выгадав момент, когда перед светофором выстроится длинная вереница машин, я прямо по проезжей части перебежал на замощенную тротуарной плиткой площадку перед памятником Пионерам-Героям и задумчиво огляделся по сторонам.

Что за ерунда? Где второй выход из свертка?! Это ведь не «пузырь»! Точно не «пузырь»!

— Как сходил? — раздался в наушнике голос куратора.

— Не очень, — ответил я.

— Время в обрез остается!

— Вижу.

Я только беззвучно выругался. Можно подумать, сам не вижу, что время в обрез остается!

Клонившееся к горизонту солнце уже спряталось за огрызком высотки, длинная тень дотянулась до сквера…

До сквера!

И точно — стоило только по петлявшей меж деревьев тропинке отойти от проспекта, как в лицо повеяло столь знакомой стылостью. Магическая энергия призрачной ладонью толкнулась в грудь и попыталась отвернуть в сторону, но нет — иду вперед. Вперед, вперед, вперед… и — оп-па! — меня уже в спину подталкивают.

Не понял! Что за ерунда?!

Я озадаченно двинулся обратно, но и в этот раз не заметил, как точка перехода оказалась где-то позади. Чертовщина какая-то…

Развернулся, и тут где-то неподалеку затренькала расстроенная гитара. А потом приятный, слегка хрипловатый девичий голос затянул песню, автор которой весьма вольно обходился с ударениями, дабы хоть как-то срифмовать рвущийся из черепной коробки бред.

Захотелось обложить подвыпившую компашку матом и разогнать всех к чертям собачьим, но я сдержался. Не стоит на других срываться. К тому же девушка неплохо поет. Ей бы только курить поменьше.

Вывернув из-за кустов, я хмуро глянул на молодежь, вольготно расположившуюся на каменном мостике, соединившем вершины двух невысоких холмиков. Зачем он тут, для чего — совершенно непонятно. То ли остатки старины какой, то ли уже в наши дни построили.

Если так, то задумка небезынтересная. Захотел — поверху прогулялся, захотел — снизу по тропинке прошелся…

Снизу!

Меня аж подбросило. Тени под мостом сгустились, и показалось, будто смотрю в бездонный колодец или тоннель.

Вот оно! Нашел!

Но как запрятали, подлецы!

Запросто ведь мог до самого утра впустую круги по скверу нарезать!

Отвернувшись, я прикрыл рукой микрофон, утопил клавишу связи и произнес:

— Нашел. Встречаемся у памятника.

— Понял, — отозвался куратор мгновение спустя.

Я последний раз глянул в бездонный провал под мостом, пятясь, отошел за кусты и поднялся по гранитным ступенькам как раз вовремя, чтобы перехватить направлявшегося к памятнику Шептало.

— Ну? — потребовал тот отчета.

— Тут рядышком мост каменный…

— Мост?

— Мост! Переход под ним. Но там молодежь под гитару песни распевает.

— Не проблема, — успокоил меня Владимир Николаевич. — Иди, собирайся.

Я вернулся к фургону и постучал в глухую дверь. Та сразу сдвинулась в сторону, и сидевший у входа Селин спросил:

— Чё, как?

— Нашел, — односложно ответил я и плюхнулся на сиденье. — Для меня передавали что-нибудь?

— Разбирай, — указал на одну из сумок Городовский.

— А Борис где?

— В фургон группы поддержки перебрался, — пояснил Гамлет. — Собирайся, время поджимает.

Я вжикнул молнией замка, заглянул в сумку и уточнил:

— Оружие где?

— Не суетись, — усмехнулся Денис. — Все будет.

— Никто и не суетится. — Я включил рацию и вызвал куратора: — Владимир Николаевич, еще дробовик понадобится и патроны с серебром.

— Обеспечим, — отозвался Шептало.

— Все так серьезно? — наморщил лоб Гамлет.

— Мало ли кто в свертке завестись мог? — пожал я плечами, закрепляя наколенники. — Серебряная картечь лишней не будет.

— У нас тоже кой-чего есть на крайний случай, — предупредил Городовский.

— Вот и замечательно. — Я натянул поверх бронежилета теплую камуфляжную куртку и начал разбираться с тактическим жилетом. Только-только подогнал его под себя, и в салон забрался Шептало с обрезом и тактическим подсумком.

— Ну и как там? — Я зарядил дробовик, отложил его на соседнее сиденье и на всякий случай вставил пять патронов двенадцатого калибра в гнезда жилета, пришитые над нагрудным карманом; остальной боекомплект оставил в подсумке и прицепил его на ремень.

— Нормально. — Владимир Николаевич оглядел нас и спросил: — Готовы?

— Да, — за всех ответил Городовский.

— Секундочку! — встрепенулся я. — А оружие?

— Держи. — Селин протянул мне пистолет-пулемет со сложенным набок прикладом, штурмовой рукоятью, коллиматорным прицелом и фонарем на цевье. Только протянул и сразу отдернул обратно: — Лед, нам-то по фигу, а ты точно пальчики на стволе оставлять собираешься? Мало ли где он потом всплывет?

— Логично, — вздохнул я и достал перчатки с кевларовыми вставками и пластиковыми накладками.

— «Хеклер-Кох», универсальный пистолет-пулемет, — пояснил Денис, передавая оружие. — Что сокращенно по-буржуински — UMP. Знаком с таким?

— Разберусь.

Парень порылся в сумке и достал пластиковый пакет с глушителем и непривычными на вид прямыми и узкими магазинами.

— Калибр сорок пятый.

— Пойдет.

— И вот еще. — Селин выложил кобуру с пистолетом. — «Зиг-Зауэр» двести двадцатый. Тоже сорок пятый.

— Любимый размерчик? — усмехнулся я.

— Самый для наших условий подходящий, — подтвердил Гамлет, закрепляя глушитель своего пистолета-пулемета. — Убойный, нешумный и с тяжелой пулей.

Я рассовал магазины по кармашкам жилета и спросил:

— Владимир Николаевич, спецпатроны выделите?

— «Макаров» устроит?

— Лед, слушай, не надо спецпатронов, — остановил меня Датчанин. — Колдуны сейчас ушлые пошли, чуют их за сотню метров, взрывают за пятьдесят. Оно тебе надо?

— Не надо, — поколебавшись, вздохнул я. — Но колдун…

— Если решим дело первыми выстрелами, никаких спецпуль не понадобится, — уверенно заявил Городовский.

— А если не решим?

— Тогда — гранатами. Держи. — И Филипп сунул мне два подсумка.

— Что за ерунда такая?

Городовский глянул в ответ не без удивления:

— Ты РГД-5 никогда не видел? Запалы сам вкрутишь.

— РГД-5 видел. — И я продемонстрировал ему кустарного вида алюминиевую трубку, запаянную с обоих концов. — А это что?

— А! С красной крышкой зажигательная, с белой — на основе серебра. Обычные гранаты во втором подсумке.

— А эти насколько мощные?

— Наступательного типа, — подсказал Гамлет. — По зоне поражения ориентируйся на РГД-5.

Распределив гранаты по свободным кармашкам жилета, я встал, подтянул еще пару ремней и прицепил на пояс чехол с ножом. После попросил Селина закрепить за спиной обрез и прошелся по салону.

— Шлем надеть не забудь, — напомнил куратор и по внутренней связи скомандовал водителю: — Выдвигаемся.

Фургон качнуло; я плюхнулся на сиденье и натянул на голову превращенную в подшлемник бандану. Парни враз собрались и замолчали, а вот мне молчать было невмоготу. Нервы, чтоб их…

— С молодежью как поступили? — спросил я Шептало.

— Забрали за распитие алкогольных напитков и нарушение общественного порядка. Ну и для выяснения личности. Утром отпустим.

— Думаете, они могли там не просто песенки распевать?

— Проверяем.

Автомобиль с ходу заскочил на бордюр; нас вновь качнуло, а потом кто-то несколько раз похлопал по боковой двери.

— На выход, — распорядился Владимир Николаевич, но никто не шелохнулся.

Все просто сидели и смотрели друг на друга.

У Дениса посреди лба залегла глубокая морщина, Гамлет нервно раздувал крылья крючковатого носа, а Филипп в кои-то веки больше не казался сонным. Для всех них предстоящее мероприятие было обыкновенной работой, но парни даже не пытались скрывать нервозность.

Не пытался скрывать очевидного и я. Смахнул потекшие по лицу капли пота, поежился, судорожно вцепился в лежавший на коленях пистолет-пулемет.

И думал. Как обычно, думал нечто вроде: «Куда ты, придурок, лезешь?»

Почему бы не забить на все и не жить, как живут нормальные люди? Ну почему, а?

Хорошо бы, но кто-то там наверху решил, что спокойной жизни пришел конец. Досадно…

— Ладно, выдвигаемся. — И Городовский первым поднялся на ноги.

Шептало отодвинул боковую дверь, мы один за другим выпрыгнули наружу и удивленно заозирались по сторонам. Холмики оказались со всех сторон ограждены высоченными пластиковыми щитами, и несколько мощных прожекторов разгоняли притаившуюся под каменным мостом тьму. Здесь же возвышалась настоящая баррикада из мешков с песком и бетонных блоков огневых позиций. Кругом — похожие друг на друга, словно однояйцовые близнецы, автоматчики.

— Все нормально? — спросил Городовский у подошедшего к нам Бориса Ярового.

— Как видишь.

Придраться и в самом деле не к чему. Даже если горожане сумеют вырваться из свертка, то без магической поддержки их сразу покрошат перекрестным огнем.

— Штурм начнется через сорок минут, — оповестил нас Шептало.

Я перебрался через баррикаду и позвал за собой остальных:

— Идемте!

— Каску! — напомнил куратор.

Надев шлем, я вплотную подошел к мосту и заглянул в темный провал под низким сводом. На той стороне — ничего. Только тьма. И магией все сильней веет.

Парни сгрудились сзади и какое-то время стояли молча, потом Селин не выдержал и толкнул меня в спину:

— Лед, заснул?

— Ничего необычного не чувствуете?

— Нет.

— А с той стороны моста что видите?

— Мешки с песком, — озадаченно ответил Гамлет. — Разве нет?

— Не совсем.

— Слушай, Скользкий, — вздохнул Городовский, — мы понимаем, что ты личность уникальная и все такое, но, может, уже к делу приступим?

— Держитесь за меня, — потребовал я. — И главное — не отпускайтесь, пока не разрешу.

— Лед, ты меня пугаешь, — нервно хохотнул Денис и в руку вцепился изо всех сил.

Гамлет ухватился за другой рукав, Городовский взялся за страховочную петлю жилета.

— Готовы?

— Всегда готовы! — девизом пионеров ответил Селин, и я осторожно потянул парней за собой.

Прямиком во тьму…

Назад: Глава 6

Дальше: Глава 8