Глава 15

Служба безопасности выступила в роли бюро добрых услуг, когда отвезла меня домой. К тому же сотрудники нашли трость, оставшуюся на парковке, и подогнали к моему подъезду красный «ситроен». Я переоделся, тщетно пытаясь отыскать в своем шкафу хоть какую-то раритетную одежду. Если интересно, с чего это я стал таким консервативным модником, ношу допотопные пиджаки, шелковые «мушкетерские» рубашки и прочие аксессуары денди образца девятнадцатого века, то отвечу просто: это не прихоть, все дело в игле.

В толстый рукав моей рубашки вколота тонкая черная игла — настоятельный подарок губернатора. Игла не предназначена для шитья, у нее даже ушка нет. Она служит маской. Знаете, на многих карнавалах люди пляшут в масках, чтобы не быть узнанными? Как раз мой случай: я тоже не хочу быть узнанным. Любопытно, что люди на карнавалах часто притворяются волшебниками, колдунами и магами, я с помощью иглы поступаю наоборот: притворяюсь не таким магом, каким являюсь в действительности. Кажусь не столь сильным.

Когда губернатор увеличил мои магические способности, в очередной раз чуть меня не убив, он сказал, смахнув со своей белой манжеты невидимую пылинку:

— Ваша сила, сударь, теперь будет бросаться в глаза. Не мешало бы в эти глаза напустить туману. Люди очень настороженно относятся к могущественным магам, это вам совсем ни к чему. Возьмите иглу, воткните ее в одежду, и всем будет казаться, что вы слабее, чем есть на самом деле. Лишь одно условие: вы должны использовать старинную одежду. Старинного фасона, старинного покроя и шитья, иначе игла будет плохо работать. Она создана по моему заказу двести лет назад одним из моих бывших друзей. Я не платил деньги за работу, дружба была платой. С тех пор наша дружба закончилась, хотя игле не нужно об этом знать. Усыпите ее бдительность, носите старинные камзолы и жилеты. Пусть время замрет для этой иглы. Знаете, сударь, такие предметы любят обманываться почти так же, как и люди.

Мне было не совсем понятно, как игла может знать что-то о дружбе. Видимо, губернатор шутил: он имел в виду, что между вещами, сделанными примерно в одно время, есть какая-то связь. Но, как бы то ни было, игла действительно работала лучше, когда я носил старинную одежду.

Я отмылся, почистился и в новой куртке поехал к дому матери. Уже темнело, суматошный день клонился к концу, но улицы были заполнены машинами. Я припарковал «ситроен» около родного подъезда, внутрь же дома заходить не стал, а вместо этого отправился к невысокой трансформаторной будке, сложенной из красного кирпича. В этой будке была деревянная зеленая дверь, которая, сколько помню, никогда не открывалась. Впрочем, дверь меня не интересовала. Я обошел будку вокруг, следуя вдоль узкого асфальтового тротуара. Тротуар окружен бордюром, который еще во времена моего детства казался потрепанным и выщербленным. Рядом с тыльной стеной будки росла высокая раскидистая ива. Корни дерева тоже приложили усилия к разрушению и тротуара, и бордюра. Один, особенно большой корень, рос так, будто врезался в асфальт. Я подошел к этому месту, нагнулся и слегка сдвинул в сторону ком земли, обнажив отверстие под тротуаром. Открылся тайник, также знакомый мне с детства. Еще мальчишкой я прятал сюда разные вещи, которые не хотел хранить дома. Потом тайник оказался заброшен, но, возвращаясь недавно из Лима, я решил обновить его и вновь использовать по назначению.

Рука скользнула внутрь вдоль корня ивы, нащупала завернутый в целлофан предмет и потащила его наружу. Целлофан легко раскрылся, затем развернулась грубая ткань, похожая на мешковину, потом я убрал прокладку из мягкого шелка, и на моей ладони оказалась… миска. Та самая миска, из-за которой началась эта история.

А что же тогда потащил в Лим вражеский курьер? Что, как не миску в саквояже, убийцы передали блондину и копьеносцу? Что ж, и на эти вопросы есть простой ответ: в Лим отправилась подделка.

Дело в том, что губернатор оказался не только бесчеловечным, но и предусмотрительным (как часто эти два качества идут рука об руку!). Он сделал копию миски и вручил ее мне, посоветовав спрятать настоящий артефакт в надежном месте, а с собой носить подделку. Теперь же я рассудил, что моей посудине ничто не угрожает. Братство получило «липу», с которой еще не скоро разберется, если разберется когда-нибудь вообще, мои враги-маги мертвы, значит, уже можно носить в саквояже столь ценную вещь.

Я едва успел замаскировать отверстие, как зазвонил мой свежезаряженный сотовый. «На проводе» был Смирнов.

— Мы взяли курьера, Глеб, — пророкотал бас в трубке. — Он сообщил искомый адрес. Это — улица Ослиц, шесть. Начальство сказало, что по этому адресу мы не имеем права устраивать переполох, но не будет возражать, если вы полюбопытствуете. Вам понятна суть сообщения?

Смирнов мог бы не спрашивать, я понял все сразу, хотя он говорил намеками. Улица Ослиц находится не в Москве, а в Лиме. Курьер, утащивший поддельную миску, вернулся из Лима в штаб магов, где его ждала засада. Служба безопасности уведомила маркиза Ори, но коварный маркиз не решился штурмовать дом, расположенный на нейтральной территории, где только жандармы имеют право совершать силовые действия. Вместо этого маркиз распорядился поставить в известность меня, надеясь, что я пойду на улицу Ослиц в гордом одиночестве и наведу там порядок. Ори убивал одним ударом сразу нескольких зайцев. Во-первых, если моя миссия провалится, маркиз всегда может заявить, что он лично ни при чем, я действовал на свой страх и риск. Во-вторых, маркиз верил, что моя миссия все-таки не провалится — пять недавних трупов были тому доказательством. В-третьих, Ори сам хотел как можно быстрее узнать, что это за братство такое. В-четвертых, он выказывал мне явное доверие, что немалого стоит.

Попрощавшись со Смирновым, я выключил телефон, нажав на красный символ на серебристом корпусе. Похоже, нет мне покоя. Конечно, хотелось бы узнать все насчет братства, но… зачем мне это нужно сейчас? Главные враги мертвы, а те, кто стоит над ними, меня ни разу не видели, да и, наверное, не знают. Какой смысл идти на эту улицу Ослиц? Что я получу, кроме удовлетворения любопытства? Вряд ли члены братства захотят поделиться информацией добровольно. Мне придется убивать и применять губернаторские методы.

Я решил, что пусть маркиз расследует все сам, если ему так хочется. Мой долг — исполнять прямые приказы, а не туманные намеки. Меня на улице Ослиц не будет. В конце концов, пора бы уже и отдохнуть, каждый человек имеет право на отдых. Позвоню сейчас какой-нибудь знакомой, схожу в ресторан или в клуб, не все же время с магами сражаться! С Иванной тоже попытаюсь наладить близкие отношения, но это будет завтра. А отдыхать хотелось уже сегодня. Я слышал, в каком-то ночном клубе появилось сногсшибательное лазерное шоу. Почему бы не посмотреть?

Когда мой «ситроен» подъезжал к дому, я уже договорился с девушкой о встрече. Это была давняя приятельница Вика, хорошая во всех отношениях, хотя и не вызывающая глубоких чувств. Я близко знаком с ее братом: мы дружили в детстве. Потом наши пути разошлись, но отношения по-прежнему тлели. Отчего я вспомнил об этой девушке именно сейчас, ведь не думал о ней ни разу за последние месяцы? Мне показалось это просто случайностью. Какая наивность! Следовало бы уже давно догадаться, что, сделавшись одним из важных обитателей Лима, я перестал быть мишенью для «просто случайностей». А может, эту встречу организовало мое подсознание, где таились воспоминания о настоящей швейной фабрике.

Дома я привел себя в порядок и приготовился к свиданию. К первому свиданию за столько времени! Свежая одежда, одеколон — все как полагается. Я уже собирался выходить, но… решил задержаться еще на пару минут. Вытащил миску из саквояжа, налил в нее воды, поставил на желтый кухонный стол и стал вглядываться в свое отражение.

Миска — артефакт, сделанный в Лиме. Эта старинная посудина должна работать везде, жаль лишь, что у меня не было времени заняться ею основательно.

Когда налил в нее воду, сначала ничего не происходило, только мое отражение стало размываться, уступая место белому потолку. Все-таки миска работала на Земле хуже, чем в Лиме. Я видел сам себя на белом фоне. Лицо казалось прозрачным, а потолок не выглядел четким, создавалось ощущение, будто две картины наложены друг на друга.

То ли мне повезло, то ли «обитатель миски» в последнее время стал часто заглядывать в свою посудину, но вскоре однородная поверхность потолка была разрушена появлением человеческого лица. Мне сейчас плохо видно, но я уже знал это лицо по нескольким кратким встречам в замке губернатора. На меня смотрел старик с короткой стрижкой, опущенными вниз уголками губ, небольшим носом и внимательными глазами. Мое изображение, наложенное на картинку, мешало видеть все в деталях, но старик отчетливо улыбнулся мне. Его указательный палец стал показывать на грудь, на черный жилет, а губы зашевелились. Он был одет, кроме жилета, в белую рубашку с высоким воротником. На жилете золотом вышиты несколько линий. Четыре самые большие линии пересекались, а три маленьких располагались внизу под большими. Губы старика продолжали шевелиться. Он показывал на грудь и что-то говорил. Увы, я не мог разобрать, ведь звука не было, а читать по губам я не умел! Было ясно, что старик произносит лишь два слова. Два одних и тех же слова! Первое выглядело как «мрим», а второе я вообще не мог понять.

Я тоже бил себя в грудь и произносил свое имя. Старик благожелательно улыбался, кивал, будто все услышал, но продолжал говорить два своих слова, словно предлагая мне повторить их. А как я мог, если ничего не понимал?! Мне все-таки нужно взять несколько уроков у сурдопедагога, учащего глухонемых читать по губам.

Время совсем уже поджимало, и я с поклоном попрощался с загадочным собеседником. Затем опустошил миску, протер мягкой тряпочкой и вложил в пыжиковую толстую шапку, которую давным-давно подарила мне мама. Шапка отправилась на полку для одежды, расположенную в коридоре рядом с входной дверью. Полагаю, в этом месте, которое на виду, вряд ли будут искать. Сюда заглянут в последнюю очередь и лишь при систематическом длительном обыске.

«Ситроен» приветливо мигнул подфарниками, когда я открыл его электронным ключом. Клуб располагался неподалеку от моего дома. Я хотел заехать за девушкой, но она сказала, что доберется сама.

Уже почти совсем стемнело, но огни пролетающих мимо машин пока казались тускловатыми в свете еще не полностью ушедшего дня. Я подъехал к клубу, украшенному синей неоновой вывеской «Подземка». Необычное название, но, конечно, с улицей Ослиц по необычности не сравнится.

Мне удалось припарковаться неподалеку: просто кто-то отъезжал на синем ВАЗе и место освободилось — повезло! Я вышел из машины, прошел по тротуару и остановился у блестящих черно-красных дверей клуба. Звуки музыки вырывались на улицу, когда двери распахивались.

Долго ждать не пришлось: к клубу подкатил черный «рено». Я узнал пассажиров: на месте водителя сидел мой друг детства Юра, а рядом — его сестра Вика, с которой у меня свидание. Юра — невысокий парень с вечно взъерошенными каштановыми волосами. Он суетлив и непоседлив, так и норовит влипнуть в какую-нибудь историю. Вика, в противоположность брату, спокойная девушка. Ее осветленные волосы были собраны в пучок на затылке.

Я помог Вике выбраться, а затем подошел к Юре, чтобы пожать ему руку.

— Знаешь, Глеб, у меня плохие новости, — вместо приветствия сказал он. — Леня-то того… умер!

— Как — умер?! — удивился я, от огорчения едва не выронив трость. — Болел, что ли?

Леня был еще одним моим другом. Мы с ним и с Юрой в детстве составляли неразлучную триаду. Все делали вместе! Ходили в кино, интернет-клубы, даже втроем записались на хоккей, когда нам было по девять лет. Но со спортом не сложилось, всем нам помешала лень и несобранность, как говорили тренеры.

— Не болел. — Юра печально покачал головой. Он хотел было выйти из машины, но передумал: остался сидеть на месте водителя и разговаривал со мной через открытое окно. — Сгорел насмерть. Напился и сгорел. Знаешь, как это бывает? Лег с сигаретой в постель по пьянке, и все… кранты.

Известие, прямо скажем, обескураживающее. Хотя я с Леней уже давно не общался, но ощутил неприятное чувство пустоты в груди. Друг детства как-никак! Рановато ему еще на тот свет.

— У него же была собака, — отчего-то сказал я. — Очень умный, породистый пес. Ризеншнауцер! Почему собака не разбудила, когда он заснул? Я читал о нескольких таких историях. Собака могла хотя бы залаять, а крупная — вообще стащить его с постели. Такие погорельцы ведь от дыма погибают, быстро задыхаются, не просыпаясь. А если разбудить, то можно спасти!

— Да какая там собака! — Юра поморщился и махнул рукой. — Нет уже никакой собаки. Сдохла еще полгода назад. Ты ведь Леню не видел, а он превратился в настоящего психа за последнее время. Пес что-то сделал не так, а Леня его избил. Так сильно избил, что он сдох. Вот тебе и собака.

— Убил свою собаку?! — поразился я. — Он вообще спятил?!

— Да он и раньше-то был не вполне того. — Юра покрутил пальцем у виска. — Мы просто в детстве внимания не обращали, а я вот иногда вспоминаю… Ты разве не помнишь?

Признаться, не все эпизоды детства отложились в памяти. Кое-что я помнил отчетливо, но многое было как в тумане. Почему-то с каждым годом все меньше и меньше думал о раннем периоде своей жизни.

— Не помню, — ответил я. — А что он делал-то? Не помню ничего необычного. Был как все.

— Как все? — улыбнулся Юра. — Ну ты даешь! Забыл, как он птиц мучил? Ловил, а потом у живых отрывал перья. Забыл, что ли?

— Хм… забыл, — ответил я. — Каких еще птиц? Голубей?

— И голубей тоже. Эх, дырявая у тебя голова, Глеб. Ну ладно, мне пора. Развлекайся тут. — Юра начал закрывать окно, но вдруг снова обернулся ко мне: — А котенка хоть помнишь? Как Леня его взял за хвост, размахнулся и убил, швырнув в кирпичную стену? Нам тогда лет по восемь было.

— Не помню, — покачал я головой. — Какого еще котенка? Я это точно видел?

— Конечно, видел! — удивленно воскликнул Юра. — Мы же тогда втроем залезли на старую швейную фабрику. А там был этот котенок! Фабрику-то помнишь?

Фабрику?! Старую швейную фабрику?! Догадка пронзила меня, как удар молнии. Я вдруг вспомнил все так отчетливо, словно это было вчера. Склад швейной фабрики с каменными стенами, деревянным полом и тюками тканей… Мы туда залезли через окно на чердаке. Нам действительно было по восемь лет. Мы светили фонариками, и среди тюков обнаружили веселого котенка. Черно-белого котенка, который хотел с нами играть! Леня первым завладел животным. Ни я, ни Юра не успели его остановить, как вдруг он размахнулся и швырнул котенка в стену. Я теперь это отчетливо помню. Но помню и другое! А именно: что та швейная фабрика из моего детства была как две капли воды похожа на швейную фабрику в старом городе, из которой не было выхода. И котенок был таким же. Он ничем не отличался от того котенка!

— Ну ладно, мне пора. — Юра неправильно истолковал мое потрясенное молчание. — Опаздываю совсем. Have fun, как говорят америкосы!

Он нажал на газ, и машина тронулась. Я с трудом пришел в себя и бросился за ним, хватаясь за рукоятку двери:

— Стой, стой! Подожди!

Раздался резкий звук тормозов.

— Глеб, ты с катушек слетел?! — заорал Юра. — Что делаешь?! Зачем под машину бросаешься?!

— Послушай, — я торопился задать главный вопрос, — раз уж у тебя такая хорошая память, то скажи: ты помнишь зулуса, ассирийца и конкистадора? Помнишь их? Да?!

— Какого еще зулуса? — Юра обалдело захлопал глазами. — Глеб, что с тобой? Ты заболел или ударился головой? Вон с тросточкой ходишь. Обо что ты приложился?

— Так, значит, не было зулуса? — спросил я, отпуская дверь.

— Не было, Глеб. Никакого зулуса не было. Прости, но тороплюсь. Звякни мне завтра или я тебе позвоню. Бывай!

Юра снова нажал на газ, «рено» рванулся и вскоре скрылся за поворотом. Какая-то машина прогудела мне, чтобы я не занимал проезжую часть. Вика стояла перед входом в клуб и терпеливо ждала меня. Нашла кого ждать! Я уже не был тем, кем был несколько минут назад. Швейная фабрика и котенок меня доконали. Я стал кое-что понимать. Пока это были обрывочные догадки, но такие, которые вот-вот сложатся в единое целое.

— Пойдем, Вика. — Я подошел к девушке и сделал приглашающий жест рукой. — Постараюсь тебя развлечь. Но что-то мне подсказывает, что сейчас это плохо получится.