ГЛАВА 13
— Травница Саути похожа на деревенскую школьную учительницу, — заметил я.
Мы шли по мягкому склону холма, живому воплощению буколики.
— Она любит детей оттого, что должна их любить, а не потому, что испытывает эти чувства на самом деле, — продолжал я.
— Но ты-то с радостью согласился стать ее маленьким учеником, — ядовито процедила моя партнерша. — Вы битых два часа долдонили о философии и свободе. Убила бы тебя на месте.
— Нам следовало познакомиться с Саути и ее последовательницами, — сказал я. — К тому же она оказалась очень интересной собеседницей.
— Да уж, — буркнула демонесса. — Все эти синие чулки слушали вас обоих, раскрыв коробочки, точно им сама истина открылась. Меня чуть не стошнило.
— Прости, Френки, — произнес я. — Это называется ревностью. Твои позывы к тошноте имели, без сомнения, психосоматический характер.
— Заткнись, — велела Франсуаз. — И что же ты важного узнал, герой? Что Монтень переврал Аристотеля на девяносто шестой странице? Я сейчас лопну от радости.
— Если бы это преступление можно было раскрыть, просто собирая улики, — проговорил я, — задавая конкретные вопросы, Гай Пиктон и его помощники давно нашли бы насильника и убийцу. Мы должны почувствовать, чем живет этот город.
— Верно, — согласилась девушка. — Ненавижу таких, как Саути. Они хуже шлюх.
Я не стал уточнять у своей партнерши, чем именно не угодила ей предводительница городских суфражисток.
В какой-то мере Франсуаз разделяет убеждения травницы. Демонессе нравится думать, что между мною и ней нет никаких обязательств и я остаюсь с ней по собственной воле, а не по принуждению.
Но время от времени отсутствие таких обязательств заставляет ее сильно поволноваться.
Холм поднимался перед нами, словно солнечный путь, которым светило проходит каждый день по изумрудному небосклону. Пологий, почти идеально ровный — и в то же время беспрестанно закругляющийся.
Франсуаз шагала позади меня, злобно топая и дыша громко, как стадо взбешенных носорогов. Пару раз обернувшись, я заметил, что девушка кусает губы.
Ее силыю обеспокоило то, что произошло, и она спрашивала себя, не должна ли была вести себя со мной иначе — например, не давать воли своему характеру, рукам и сексуальным фантазиям.
Я нахожу, что Франсуаз полезно немного подумать поэтому не стал отвлекать ее от этого поучительного занятия.
Люди появились из-за холма так внезапно, как солнце выныривает из-за края гор, когда летишь на боевом драконе. Будь это отряд королевских стражников, закованных в ливадиумные доспехи, я смог бы услышать их заранее по лязгу металла и звону кольчужных звеньев.
Но на этот раз Виже Гайто был почти что один, его сопровождали только три человека, а для предводителя уличной банды, храброго только в окружении своих прихвостней, это было почти гордое одиночество.
Двое из спутников Виже были теми, кто получил небольшой урок вежливости этим утром. Широкие кровавые рубцы вздувались на их лицах, и это делало дружинников симпатичными, как клоп, попавший под увеличительное стекло.
Третий человек, шедший позади остальных, оказался для меня достаточно неожиданным персонажем. Это был королевский наместник Аргедас.
Он не стал надевать сверкающую изумрудную тогу, слишком длинную и неудобную для городских прогулок. Ее сменила туника из толстой материи, столь же бесформенная и вся в складках, как и его домашнее облачение.
Уродливое лицо наместника стало еще более отталкивающим от волнения и усталости. Теперь я смог в полной мере понять слова этого человека о том, что он давно смирился со своим безобразием.
Я попытался представить его молодым и стройным; впрочем, возможно, он никогда не был сложен пропорционально и проблемы с обменом веществ начались у него давно. Девочки не могли любить его, ребята не хотели с ним дружить. Мир отвернулся от молодого Аргедаса, отринул его, начертив на лице несчастного уродца свой приговор еще при рождении.
Единственный путь, следуя которым Аргедас мог обрести человеческое внимание, единственный способ отомстить ненавистному миру состоял в том, чтобы получить власть над ним. Все время и силы будущий наместник посвятил достижению власти, а когда достиг, попытался компенсировать с ее помощью все то, чего был лишен.
Удалось ли ему?
— Наместник Аргедас, — проговорил я, вынимая из жилетного кармана золотой брегет, — вы слишком рано. Согласно традициям Бармута вы должны собрать Совет магистрата только в пять часов вечера. У вас впереди еще много времени.
Виже остановился, двое его спутников сделали то же самое. Какую роль они играли при нем? Взял ли Виже их с собой как телохранителей? Вряд ли — утренний опыт был достаточен, чтобы убедиться: в общении со мною и Франсуаз помощи от них ждать не приходится.
Скорее Виже просто был не в состоянии выйти на улицу без свиты; лишенный компании, он чувствовал себя таким же голым, какой бы ощутила себя травница Саути, если бы ей пришлось носить мини-юбку.
Говорят, что одежда — это дань нормам приличия. На самом деле это выкуп, который люди платят собственному страху. Двое подручных Виже были для него такой же одеждой, и он при необходимости сменил бы их на каких-либо других, как Аргедас поменял тогу на более удобный наряд.
Наместник продолжал идти вперед, пока не оказался перед своими дружинниками.
— Я вот тут подумал, ченселлор… — заговорил он. Его губы раскрывались так широко, как никогда не раскрывается нормальный человеческий рот — такое впечатление создавали толстые складки обвислой кожи.
— Выполнить мне вашу просьбу или нет? Думаю, все-таки нет.
— Это ваше право, — сказал я. — Пока вы здесь королевский наместник.
Я закрыл крышку брегета и спрятал его в карман.
— Как я уже сказал вам, Аргедас, я могу приобрести над вами власть и заставить выполнить мое пожелание. Мне не хотелось терять на это время, но если вам этого хочется, извольте. В пять часов вы отмените «Закон о беретах» — и, надеюсь, будете так же улыбаться, как и сейчас.
— Лучше бы вы искали своего маньяка, — сказал наместник.
— Мне приходится заниматься сразу несколькими делами, — ответил я. — Жаль, но окружающие не оставляют мне другого выбора. До встречи в магистрате.
Аргедас покачал головой.
— Я избавлю вас от напрасной траты времени, ченселлор, — вымолвил он. — Вы и ваша красотка-секси сейчас же уедете из Бармута. А потом и из волости, которой я управляю.
Наместник подумал.
— Жаль, конечно, — заключил он. — Я много о вас слышал и думаю, вы могли бы найти того подлеца, что насилует и убивает женщин в моем городе. Но я не могу позволить, чтобы кто-нибудь сеял здесь смуту. В сущности, от вас мне еще больше вреда, чем от тех преступлений…
В руках Виже появился короткий магический арбалет. Не более восьми дюймов в длину, он стрелял вспышками огня и не требовал перезарядки.
— Сейчас вы сядете в пролетку, — проговорил Аргедас, — и это будет последний раз, когда мы видимся с вами, господа… Не беспокойтесь — я позабочусь о том, чтобы вам прислали вещи из гостиницы. Виже даже заплатит извозчику, когда вы доберетесь до границы волости…
Аргедас развернулся, собираясь уйти.
— Да! — воскликнул он, оборачиваясь. — И постарайтесь не возвращаться. В следующий раз мы не станем оплачивать извозчика…
— Одну минуту, Аргедас, — сказал я. — Мне бы хотелось задать вам один вопрос.
Он остановился.
— Какой?
— Мне всегда было интересно сравнивать чувства, которые испытывают люди, с их поступками… Удивительно, как мало одно соответствует другому. Ответьте — вы на самом деле верите, что Виже хочет всего лишь посадить нас в экипаж и вывезти из Бармута?
Тень, пробежавшая по лицу предводителя дружинников, показала мне, что я прав. Впрочем, мне и не требовались подтверждения.
Аргедас ответил, сказав уверенным и даже приказным тоном, и я не мог понять, откуда у него голосе вдруг появилась эта нотка:
— Конечно, он так и сделает. Виже? Последнее слово прозвучало как удар.
— Разве? — не без насмешки спросил я.
Лицо апаша исказилось от чувств, которые он не привык и не умел скрывать. Кровь прилила к его коже, широкий рубец через обе щеки набух и стал раза в два шире.
Аргедас не собирался причинять нам вред; ремесло провинциального политика научило его, что властность должно проявлять только к тем, кто живет в пределах его волости.
Виже мог на словах согласиться с этим, потом же, когда наместник перестанет быть свидетелем происходящего, молодой апаш получил бы полную возможность отомстить нам за то, что произошло утром.
Но, чувствуя себя полновластным хозяином городских улиц, Виже еще не постиг дисциплины, которая подсказывает, когда необходимо отступить в тень, а когда выйти из нее. Он возразил:
— Нет! Эта сучка исполосовала мне лицо. Она унизила меня перед товарищами. Я покажу ей, что значит настоящий мужик!
— Для этого тебе еще надо им стать, — с презрением ответила Франсуаз.
Кровь набухала и опадала в рубце, словно то был огромный кровеносный сосуд.
— Виже! — резко приказал Аргедас.
Двое парней, которых молодой апаш привел с собой, внимательно следили за разговором. Их предводитель уже был сегодня растоптан на их глазах, теперь ему следовало либо отстоять свое положение лидера, либо, если не повезет, потерять его.
— Нет, отец! — воскликнул Виже.
Я посмотрел на них с новым интересом.
Это было похоже на две части головоломки, разрезанной на куски мозаики, которые внезапно сошлись; они идеально подходили друг к другу. У Аргедаса должен был быть такой сын, как Виже; отцом Виже мог оказаться только такой человек, как Аргедас.
Интересно, какой была его мать? Я ничего не знал о ней, но мне почему-то казалось, что она давно умерла. Наверное, потому что ни в отце, ни в сыне я не видел следов общения с матерью и женой.
— Дай мне решить это дело! Хватит тебе нянчиться с бабами. Ты — наместник и должен вести себя как подобает. Дай я оттрахаю эту суку здесь и сейчас!
Лицо Аргедаса начало краснеть. По всей видимости, это было у них семейной чертой.
Вблизи не было ни одного постороннего, в чьих глазах наместник должен был бы сохранять реноме. Но противостояние между отцом и сыном было для первого столь же важным, как и для второго.
Он не боялся потерять ни уважения других, ни власти над ними, он страшился, что может лишиться самого себя.
— Закрой рот, Виже! — крикнул Аргедас — Ты еще сопляк. Кто ты такой, чтобы судить, что мне делать, а чего не делать. Выполняй то, что я тебе сказал, и не смей перечить отцу.
Один из тех, кто сопровождал молодого апаша, протянул нечто похожее на «ого». При других обстоятельствах он не осмелился бы так выражать свои чувства. Происходящее настолько увлекло его, что он забыл об осторожности.
Отец и сын тоже не думали о ней.
— Эта сука издевалась надо мной на городском бульваре! — закричал Виже. — Ты знаешь об этом.
— Да, и я сказал, что ты сам в этом виноват. Я дал тебе отряд дружинников для того, чтобы вы устанавливали порядок, а не нарушали его.
— Как я могу устанавливать порядок, если ты не позволяешь мне?
Я сделал шаг к Виже и забрал у него арбалет. Он посмотрел на меня, его лицо вздрагивало.
— Власть не может быть беспредельной, Виже, — сказал я. — Твой отец это понимает, а ты — нет.
Он был в бешенстве. До него даже не дошло, что я брал у него магический арбалет. Его рука потянулась к поясу — не знаю, что он собирался оттуда достать. Второй там вряд ли смог бы уместиться.
Может быть, он хотел вынуть оттуда носовой платок и поплакаться в него.
Франсуаз не испытывала подобного любопытства, для нее не имело значения, что Виже пытается нащупать под серой кожаной полоской. Девушка пнула его ногой и вогнала руку апаша в его живот.
Теперь, если бы он немного постарался, то смог бы вытащить наружу свой желудок и высморкаться в него.
— Стерва, — простонал Виже.
Он боялся вытащить руку из-под пояса; ему казалось, что там останется половина пальцев. И у него имелись все основания для страха.
— Папа, она мне руку сломала! Сука… Франсуаз покачала головой.
— Вы плохо его воспитали, — констатировала она. Два его товарища попытались вступиться за Виже.
Наверное, ссора между их главарем и наместником глубоко впечатлила апашей, и они стали поступать так, как привыкли всегда, — вразрез с чувством самосохранения.
Люди так часто поступают вопреки разуму, что я спрашиваю себя — не было бы лучше многим из них вообще лишиться этой способности, раз она только их отвлекает.
Франсуаз ударила одного из апашей кулаком в пах; парень закричал так, словно его вставший член вколотили в тело, как гвоздь в деревянную балку.
Второй замахнулся, демонесса позволила ему нанести удар. Парень нанес воздуху сокрушительное поражение, девушка взяла его за руку и резко сломала ее.
У апаша еще оставались две ноги и рука, чтобы продолжать отстаивать свои честь и достоинство. Но он нашел, что в отступлении тоже есть приятные стороны. Парень отполз в кусты; боль в сломанных костях была очень сильной, и он вцепился зубами в ветки, чтобы не закричать.
— Простите ее, — сказал я. — Она не всегда умеет остановиться… В пять часов, наместник.
Аргедас не без гордости — а ее сложно было ожидать в таком человеке, как он, — произнес:
— Я не боюсь угроз, ченселлор. Или ваша девочка и мне повыбивает зубы?
— Она может, — заверил я. — Но я никогда не прибегаю к угрозам.
