ГЛАВА 10
— Трудно представить, что в Бармуте есть публичный дом, — произнесла Франсуаз.
Отпустив извозчика, мы шли по городским улицам к гнездышку Карлиты Санчес.
— Почему? — спросил я.
— Не знаю. Эти стены, эти дома… Люди, которые здесь живут. Все выглядит настолько благопристойным…
Девушка пожала плечами.
— Именно поэтому здесь и должен быть публичный дом, — ответил я. — Это как место, в котором собираются человеческие пороки. Не мне тебе объяснять, насколько сильны в людях те побуждения, которые там назвали бы греховными.
Я указал рукой на силуэт кафедрального собора, поднимающийся над улицами Бармута.
— Их нельзя уничтожить и оставаться при этом людьми. Их можно загнать куда-нибудь в глубину, но тогда жизнь человека начинает перекашиваться, словно картонная коробка, на один из углов которой положили слишком большую тяжесть.
В лучшем случае это делает человека несчастным. В худшем — он сам делает несчастным других. Мы недавно говорили о том, что типичный серийный насильник обычно выглядит как хороший семьянин и прилежный работник. Загнать порочные помыслы глубоко в душу — значит рисковать тем, что там, в полной темноте, они вырастут и превратятся в неконтролируемые чудовища.
Такие заведения, как у Карлиты Санчес, помогают справиться с ними.
По-твоему, благопристойность города основывается на городских шлюхах?
— Точно так же как в доме не может быть чисто, если не собирать весь мусор в предназначенный для этого бак… Нельзя выкинуть бак и делать вид, что мусор от этого больше не будет появляться.
Нет, Френки, в большом городе порок выплескивается на улицы. В таком тихом местечке, как Бармут, он собран в один патриархальный публичный дом. Уверен, здесь не встретишь девиц, которые подпирали бы стены или слонялись по тавернам в поисках клиентов.
— У тебя странная философия, — заметила девушка. — Но стоит ли идти в бордель днем? Мне казалось, жизнь там начинает кипеть ближе к вечеру.
— Тебе казалось! — воскликнул я. — Такое впечатление, будто ты никогда не бывала в подобных местах.
— Никогда, — скромно ответила девушка. — Я имею в виду — никогда с той целью, с какой туда обычно ходят.
— Охотно верю, — согласился я. — Однако не расстраивайся. Вечером мы бы не смогли узнать ничего для нас ценного — бордель будет полон посетителей, этих благопристойных жителей благопристойного города. Ни у кого бы не хватило времени поговорить с нами.
Я задумался.
— Вопрос в том, захотят ли они разговаривать, даже имея время.
— Что ты чувствовал, когда первый раз заходил в бордель? — спросила девушка.
Вопрос показался мне настолько возмутительным, что я в первый момент решил не отвечать.
— Я вел достойную жизнь, — произнес я. — По крайней мере, пока не повстречался с тобой. Конечно, мне иногда приходилось заглядывать в места, подобные этому. Я не хотел бы говорить громких слов, но человек моего сана должен иногда спускаться на самое дно общества, чтобы протянуть руку помощи нуждающимся.
Франсуаз взглянула на меня так, словно я только что безуспешно попытался скрыть от нее чрезвычайно похабную историю из моего прошлого.
Дом, в котором жила Карлита Санчес и в котором работали ее девочки, внешне ничем не отличался от сотен других, которые мы видели на бармутских улицах.
Над деревянными дверями не висел четырехгранный фонарь с ввинченным в него светящимся кристаллом красного цвета, пестрые оборки не украшали изнутри глубокие окна, около дверей не было никакой вывески, которая говорила бы, что за услуги предоставляются здесь прохожим.
По всей видимости, ни в чем подобном не было необходимости, все жители Бармута хорошо знали заведение Карлиты.
Дверной молоток имел форму человеческой руки; холодная манжета бронзового камзола охватывала тускло сверкающую кисть. Я поднял его, чтобы постучать в дверь, Франсуаз перехватила мою руку.
— Что ты собираешься там делать? — спросила она.
— Не знаю, — ответил я. — Посмотрим, сумеет ли пара соверенов раскрутить госпожу Карлиту на разговор. Если нет — возможно, я найду иной способ убедить ее, чтобы она развязала тесемочки свитка со своими секретами.
Франсуаз смерила меня взглядом с головы до ног, словно я был рабом на рынке невольников и она оценивала — достаточно ли я хорош, чтобы меня покупать.
— Ты слишком много думаешь, Майкл, — сказала она. — Поэтому пытаешься решить даже те проблемы, которых нет.
Я хмуро посмотрел на нее:
— Собираешься выломать дверь и бить Карлиту головой об пол? Разве это хорошо, Френки? В конце концов, Карлита — работающая женщина. Если о движении бармутских суфражисток напишут книгу, то первая ее глава будет посвящена Карлите как их предтече.
— Бить? — Франсуаз провела пальцам по моему камзолу. — Это неплохая идея, беби! Только не Карлиту, конечно… Одним словом, закрой рот и смотри.
Франсуаз, собирающаяся решить задачу с помощью сообразительности, а не удара мечом по чьей-либо шее, — это все равно что порнографическая звезда, сохраняющая девственность, — contradictio in adjecto . На это стоило посмотреть, хотя я и понимал, насколько жалки могут быть потуги моей партнерши.
Франсуаз взяла у меня дверной молоток и постучала сама. Стук этот был совершенно особым, в нем звучали нотки нетерпеливые и ждущие и в то же время полные предвкушения.
Дверь отворилась. Это была маленькая калитка, в рост человека, довольно маленького человека. По всей видимости, основные двери распахивались только к началу вечера, а остальное время держались на запоре.
Женщина, которая открыла нам, могла бы быть красивой, если бы этого захотела.
Ее лицо покрывала косметика — на один мазок больше, чем следовало бы; черные волосы, вымытые совсем недавно, были уложены под сетку цвета бордо.
Плечи и грудь незнакомки закрывал голубоватый пеньюар с белыми пушистыми оборками. Он мог служить и ночной рубашкой, и рабочей одеждой ночной бабочки. В данный момент его назначили банным халатом.
Глаза женщины были немного сонными, и я понял, что она покинула кровать лишь час-полтора назад и еще не успела проснуться полностью. Пик ее делового дня наступал после заката.
Без сомнения, перед нами была Карлита Санчес. Я узнал ее даже не по черным волосам толедианки. Лет тридцати двух, она выглядела властно и в то же время устало — такой может быть только деловая женщина, которая управляет своим заведением и должна много трудиться, чтобы сохранить его. Только владелица борделя могла быть накрашена в середине дня; все ее девочки еще отдыхали, наслаждаясь мимолетной свободой от проданных ласк.
Я хорошо знаю, как следует разговаривать с подобными женщинами. У меня не оставалось ни малейших сомнений, что я смогу заставить ее рассказать все о докторе Бакуле и подтвердить или опровергнуть возведенные на него обвинения.
Но Франсуаз попросила меня дать ей шанс, и я не собирался обижать малютку.
Демонесса посмотрела на черноволосую женщину.
— Вы Карлита Санчес? — спросила она.
Томный взгляд толедианки скользнул по сильной фигуре демонессы. Карлита наслаждалась каждым изгибом тела Франсуаз, а контраст между черной кожей доспеха и роскошной, цвета меда, кожей красавицы заставлял сеньориту Санчес трепетать от сексуального возбуждения.
— Если ты пришла наниматься на работу, милочка, — протянула Карлита, — то ты принята. Можешь начать прямо сейчас…
Она положила пальцы на плечо Франсуаз, пробуя ее мускулы.
— Со мной…
В голосе сеньориты Санчес послышались хрипловатые нотки. Она была готова втянуть Франсуаз внутрь и отдаться ей прямо у порога.
Я, еще когда только познакомился с демонессой, понимал, что все мужчины вокруг станут смотреть на нее с вожделением. Но я как-то не принимал в расчет, что большинство девочек при виде нее тоже начинают раздвигать ножки.
Это возлагает на меня двойную ответственность.
— Прости, детка, — сказала Франсуаз.
Она убрала пальцы Карлиты со своего плеча. Когда руки девушек встретились, сеньорита Санчес глубоко вздохнула. Только теперь она увидела меня, близоруко моргнула и сощурила глаза. Она не привыкла к яркому свету, тем более после сна и полутьмы купальни.
Карлита рассмотрела мою одежду и узнала во мне ченселлора.
— Простите, святой отец, — смущенно сказала она.
Потупившись, сеньорита Санчес начала кутаться в пеньюар с белыми оборками. Ей хотелось выглядеть поприличнее.
— Я вас не увидела. Какая же я дура. Что вы хотели?
Вот это был великолепный момент, чтобы задавать вопросы. Без сомнения, я так бы и поступил, если бы великодушно не предоставил Франсуаз инициативу.
Демонесса проворковала:
— Ну что ты, милочка. Он же ченселлор, а не монах и не священник. Ты когда-нибудь была в постели с ченселлором?
Говоря это, Френки вошла в низкую дверь публичного дома. Маневр этот оказался тем более удивительным, что дверь была на две головы ниже, чем требовалось для Франсуаз, а на пороге во весь рост стояла Карлита Санчес.
Но Френки вошла так непринужденно, словно перед ней раскрывались парадные ворота. Я последовал за девушкой.
Карлита Санчес уже поняла, что Франсуаз — не та ягода, что согласится расти на ее бордельной опушке. Тем не менее хозяйка дома с первого взгляда узнала в демонессе ту, что постигла глубины чувственных удовольствий.
— Нет, — медленно протянула она.
Толедианка не имела ничего против того, чтобы мы вошли, напротив, как будто обрадовалась возможности поболтать.
— Но я была любовницей одного мага… Признаюсь честно, милочка, он меня разочаровал, у него все слишком быстро заканчивалось… Ну, ты понимаешь. Я — Карлита Санчес. Если вы пришли сюда, то знаете, кто я такая.
— Я — Франсуаза, демонесса пламени, — произнесла Френки. — Этого красавчика зовут Майкл.
Франсуаз прошла несколько шагов по холлу борделя. Полуоткрыв рот, она восхищенно рассматривала обстановку.
— Круто, — протянула Франсуаз.
Просторное помещение было погружено во мрак, лишь неярко светились три алых кристалла, ввернутые под потолком.
Ни одно окно не открывалось на городскую улицу; здесь не было места внешнему миру. Прорези в каменных стенах, предназначенные некогда служить окнами, были прикрыты тяжелыми шторами.
Заведение Карлиты Санчес, эта неотъемлемая часть Бармута, находилось в то же время вне его. Днем солнечным лучам был заказан вход в обиталище ночных бабочек, спящих в это время суток. Вечером яркие огни и свет веселящихся гостей не должны были пробуждать горожан от их благопристойной дремы.
Широкие окна имелись на верхних этажах, в комнатах девочек, но здесь, в главном холле, царили светящиеся кристаллы.
Все здесь походило на театральную сцену, подготовленную для сюрреалистической буффонады. Маски смерти висели на стенах, мешаясь с порнографическими изображениями.
Рядом с этими картинами само слово «разврат» бледнело, словно взятое из лексикона десятилетней школьницы. Столы и стулья приглашали посетителя заказать бутылку вина — а пьяный гость щедрее платил и быстрее засыпал.
Редко какая из бабочек сеньориты Карлиты мечтала о долгой ночи любви. Разве что с кем-нибудь из той страны, где грезы строят радужные замки и куда нет входа реальной жизни.
Несколько минут Франсуаз болтала с Карлитой, потом собралась уходить.
— Кстати говоря, — заметила демонесса, открыв маленькую калитку, — я видела тут одного мальчонку… Милый такой сладкий красавчик. Он еще ходит с такой уродливой псиной — бульдогом, кажется. Он — как? Любит девочек?
Демонесса сладко потянулась.
— Мне бы хотелось…
— Это доктор Бакула, — ответила Карлита. — Прости, милашка, он здесь не бывает.
