Книга: Гончие преисподней
Назад: ГЛАВА 18
Дальше: ГЛАВА 20

ГЛАВА 19

Общение с гроссмейстером навеяло на меня тоску. Я чувствовал себя героем одной из гравюр Дюрера, где есть только черный цвет и властвует смерть.
Я сожалел, что не взял с собой Франсуаз, — становилось тоскливо и зябко при мысли о том, что предстоит одному скользить по холодным улицам города, подобно палому листу, подхваченному темными водами реки.
Наша жизнь такова, какова люди, с которыми мы делим ее, и слишком часто человек обрекает себя на тусклое существование, полное ненужных страданий, только потому, что выбрал для себя не тех.
Однако Алеганд не был бы так откровенен в присутствии Франсуаз. К тому же моя партнерша была студенткой у Чериньолы.
Ветер одиночества коснулся моей щеки, когда я садился в машину, и мне почудилось, будто морозный туман клубится вокруг меня, чтобы унести в стылое небытие.
Спустя мгновение я понял, что это была не игра моего воображения. Прозрачная дымка сгустилась, принимая форму, и я увидел Маргариту Сарнмиру, сидящую рядом со мной.
На ее лице играла улыбка — торжество постаревшей женщины, которая уже не в силах заинтересовать мужчину, но поняла, что в жизни можно одерживать и другие победы.
— Мои силы возвращаются, — сказала она, словно продолжая давно начатый разговор.
Наверное, так и было — те несколько часов, что я провел в квартире Алеганда, она сидела здесь, беседуя с воображаемым мной, и готовилась к нашему разговору.
— Скоро я буду так сильна, что кольцо Стратибора не сможет мне помешать.
Она была осторожна.
Мы оба хорошо знали — если это случится, к женщине вернутся молодость и красота. Я чувствовал, Маргарита хочет предложить мне и то и другое, но говорить об этом сейчас было бессмысленно. Моя собеседница выглядела бы слишком жалко.
— Я знаю, вы были в Миланде, Майкл, — сказала она. — Говорили с Винченцо, с отцом Чериньола, теперь с Алегандом. Со всеми моими врагами. Почему только с ними?
— Наверное, потому что друзей у вас нет, — ответил я.
На мгновение она оскалилась, и сквозь черты стареющей женщины проступила уродливая морда беса. Именно ее видели стригой и гроссмейстер, прежде чем на пальце Маргариты оказалось кольцо.
— Друзей нет ни у кого, — ответила она небрежно, словно не уловила осуждения в моем голосе, а вела светский разговор на интересную тему. — Люди тянутся к тебе, только если у тебя что-то есть. Возьмем вас…
Я не хотел, чтобы она меня брала, но не стал цепляться к словам.
— Вы молодой, красивый, я не видела вас голым, но держу пари, у вас прекрасная атлетическая фигура. Вы богаты. Конечно, девушки так и вьются вокруг вас — и, признаюсь, Майкл, я не понимаю, почему вы держитесь Франсуаз. В городе Эльфов много других красавиц, зачем ограничивать себя одной?
— Вы не поймете, — ответил я.
Она коснулась моей руки — по-матерински.
— Вы не знаете жизни, Майкл. Ваши способности к магии мощнее, чем у большинства архимагов. Чародеи вас уважают. Любой Дом будет рад видеть вас своим верховным магистром.
— Не надо мне льстить.
— Но это правда. Вы отказались от всего: от власти, высокого положения, почестей. Видели, как раздувает хвост Николас Алеганд? А ведь он всего-навсего гроссмейстер, даже не архимаг. А вас устраивают тихая жизнь, ваша Франсуаз, влюбленная в вас по острые демонические ушки, ваш уютный особняк.
Она улыбнулась.
— Вы помогаете другим решать их проблемы, разбираете споры волшебников, разгадываете тайны, которые не под силу другим. Вы как маленький мальчик, который думает только о других. Вам пора повзрослеть. Власть и могущество просто лежат и ждут, когда вы их поднимете.
— Власть сладка, — согласился я. — Но свобода гораздо лучше. Тот, кто тщится повелевать другими, становится их рабом.
— Это все слова, Майкл. Маргарита заговорила настойчивей.
— Вы спрятались в своей скорлупе и не хотите видеть реальной жизни. Считаете меня злодейкой — а разве Алеганд лучше? Или Винченцо, который даже не помнит, сколько людей убил и выпил их кровь? Все мы просто пытаемся выжить, не судите меня строго.
— В этом ответ, — согласился я. — Если ты свободен, тебе не приходится выживать. Ты можешь позволить себе просто жить.
Лицо женщины исказилось еще сильнее. Нос заострился и выгнулся уродливым крючком. Белые, непрозрачные кристаллы появились вместо глаз под тонкими бровями. Нижняя раздвоенная губа отошла в стороны, выпуская змеиный язык.
— Вы тоже хотите стать моим врагом, Майкл, — сказала Маргарита.
— Вы сами сказали: — у людей не может быть друзей, — ответил я.
Она потянулась ко мне, ее руки становились все тоньше и длиннее, превращаясь в прочные, усыпанные шипами ветки.
— Я давно хотела обнять вас, Майкл, — прошептала бесовка. — Я чувствую в себе юность, молодую, полную сил девушку, которая хочет вырваться наружу. Но люди вокруг меня видят только старуху. Если бы вы знали, как это больно.
Зеленые побеги обвивались вокруг меня, стягивали руки, прочными путами приковывали к мягкому креслу.
— Я поделюсь с вами этой болью, Майкл, — сказала она.
Я закрыл глаза.
Я представил себе лицо Франсуаз. В серых глазах играет веселая улыбка, непокорная прядь каштановых волос упала на щеку. Я услышал ее голос и, прежде чем успел разобрать слова, тугие ветки вспыхнули — яркий огонь пронесся по ним, обращая в черные обуглившиеся обломки, при этом не касаясь меня.
Маргарита отшатнулась, змеиный язык спрятался за острыми зубами бесовки.
— Мои силы возвращаются, — прошипела она. — Ничто не сможет тебя защитить тогда: ни магия, ни твоя Франсуаз.
Женщина выскользнула из машины, я последовал за ней.

 

Маргарита взмахнула рукой.
Ее ладонь была худой, бледной — старость начинает пожирать нас с пальцев, словно толстый ребенок-сладкоежка, поедающий пряничного человечка.
Взгляните на девушку — молодую, полную сил. Кажется, она само воплощение юности. Посмотрите потом на ее руки — и воображение пририсует к ним женщину лет сорока пяти.
Ладонь Маргариты принадлежала старухе.
Невесомые клочья тумана стелились в ночной темноте. Казалось, я вижу восход ослепшего солнца, которое почти не светит.
— Esto creato gordy, — воскликнула женщина.
Алая звезда вспыхнула над ее головой и воспарила к небу. Она рассыпалась на шипящие искры, превращавшиеся в рунические символы. Каждый знак был прозрачен и поворачивался вокруг своей оси — одни быстрее, другие медленнее.
Маргарита не могла остановить их — это значило, что она произносит очень сильное заклинание, способное разорвать саму колдунью, если у той не хватит силы совладать с призванным существом.
Монстр, рождавшийся на моих глазах, словно состоял из переливающихся кусков шелка. Они взмывали вверх цветочными лепестками, струились по воздуху и опадали, точно осенние листья.
Женщина продолжала читать заклинания и с каждым словом отступала назад. Тварь, которую она призвала из преисподней, пугала даже свою хозяйку.
Руны перестали вращаться. Они медленно наливались силой, утрачивая прозрачность.
Туман рассеялся и сразу же сгустился вновь. Тончайшие лепестки шелка свернулись струпьями, превращаясь в покрытого чешуей монстра.
Два рога поднимались над покатым лбом, третий украшал нос. Чудовище стояло на шести коротких ногах. Шипастое тело перетекало в длинный драконий хвост. Тяжелая голова заканчивалась орлиным клювом.
— Королевский трицератопс, — прошептала Маргарита.
На несколько мгновений она превратилась в старуху. Вызвать тварь оказалось гораздо сложнее, чем думала волшебница. Теперь она уже сожалела, что выбрала такого сильного монстра.
— Я слышала, что после смерти ченселлор превращается в драгоценный камень, — сказала Маргарита. — Думаю, сейчас мы это проверим.

 

Трицератопс был огромен.
Его плоская голова, увенчанная костяным воротником, повернулась ко мне. Я много раз слышал, что императоры Вантии делали себе кресла из черепов этих монстров. Трудно было поверить, что такие огромные существа рождены не фантазией бардов, а самой природой.
Но теперь я понял: мастерам приходилось долго обтачивать и подрезать череп трицератопса, чтобы из него получился трон, — так велика была голова чудовища.
Его хвост, тугой и длинный, почти не был виден. Казалось, нет смысла бояться угрозы с его стороны, и я сосредоточил все внимание на рогах и клюве чудовища. Это была ошибка.
Я услышал, как с треском ломаются тонкие деревца, украшавшие площадь. Мощный удар сбил меня с ног, закрутил по холодному асфальту.
На мгновение я увидел лицо Маргариты, потом оно исчезло.
Трицератопс выбросил вперед голову, попытавшись ухватить меня за плечо. Я откатился в сторону, скорее благодаря везению, чем расчету. Загнутый клюв щелкнул, уши щекотнул треск разорванной одежды.
Мне удалось подняться, но в ту же секунду резкий удар снова сбил меня с ног. Длинный заостренный рог, поднимавшийся на носу твари, полоснул меня по груди, оставив горящий болью след.
Я упал на спину. Соединил ладони и снова развел их, создавая магический молот. Когда поднялся, оружие уже лежало в моей правой руке.
Новый удар хвостом.
Я прыгнул, уходя от тугой чешуйчатой плети. Размахнулся. Тяжелое стальное навершие врезалось в плоскую голову твари. Мне казалось, что череп чудовища треснет, но этого не произошло. Трицератопс издал глухое шипение, и ядовитый пар повалил из его ноздрей.
Маргарита стояла, скорчившись и обхватив руками впалую грудь. По ее бледному лицу ползали пауки. Руны вихря рождались и таяли над головой женщины.
Колдунья читала заклинания, пытаясь восстановить силы. Трицератопс все еще черпал из чародейки энергию и делал это гораздо быстрее, чем волшебница успевала восполнять ее.
Рог прочертил в воздухе длинную свистящую линию. Я ударил дракона во второй раз. Костяной воротник, прикрывавший шею, треснул.
Трицератопс припал на передние лапы. Хвост выстрелил в меня, но я уже был наготове. Третий взмах молота проломил ему череп. Было слышно, как там, внутри, хлюпают продавленные мозги, растерзанные осколками кости.
Я сложил ладони, пряча оружие.
Широкий сноп света вырвался из моих рук, похожий на луч маяка. Он ударил в монстра и отбросил его прочь.
Маргарита подняла лицо. С правой щеки ей в рот заползала серая многоножка. Женщина попыталась сотворить чары, чтобы остановить меня. Возможно, ей бы удалось это сделать, не будь рядом трицератопса. Монстр высасывал из нее все силы.
Сияние вспыхнуло в моих руках. Оно суживалось, превращаясь в длинное плоское лезвие. Было видно, как кипят кровь и мозги в черепе твари, не в силах вынести объятий жары.
Горячая волна света располосовала чудовище. Оно захрипело, его шесть лап начали царапать асфальт. Потом монстр развалился на две половинки, дымяшиеся обугленным мясом. Я обернулся.
Морозный туман взвился там, где только что стояла Маргарита. Женщина исчезла.
Назад: ГЛАВА 18
Дальше: ГЛАВА 20