Книга: Странный приятель. Тайна Врат
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Еще толком не развеялся дым над морской гладью, еще кровь не перестала бешено пульсировать в висках и литься из ран, еще легкие со всхлипом втягивали в себя отравленный пороховым дымом воздух, пытаясь насытить им организм, еще пальцы рук с трудом разгибались, отпуская рукояти тесаков и ложи мушкетов, а на флоте победителей уже вовсю закипела совсем иная работа.
Море – суровый властелин, не прощающий ошибок. И потому необходимо было немедленно, не откладывая «на потом», позаботиться о раненых людях и о кораблях. О кораблях – в первую очередь, ибо некоторые из них держались на плаву только каким-то чудом и требовали немедленного ремонта.
И вот, едва отдышавшись после свирепой драки, наспех стерев с лица пот и грязь и забинтовав раны, все способные хоть как-то шевелиться матросы полезли на мачты – чинить такелаж, менять порванные ядрами паруса, сращивать и натягивать заново оборвавшиеся канаты.
Где-то срочно ставили новые мачты взамен поврежденных. Где-то латали корпуса и вычерпывали воду из трюмов. С двух кораблей кредонской эскадры, не ушедших под воду лишь благодаря отливу да мелям в заливе, срочно снимали все ценное, ибо быстрая, но строгая комиссия пришла к выводу, что любые попытки «вдохнуть в больного жизнь» уже не имеют ни малейшего смысла.
А солдаты тем временем занялись ранеными и убитыми. Своими и чужими. С убитыми было проще – все они, независимо от цвета мундиров и принадлежности к разным флотам, находили свое упокоение в море, ибо не существует более гладкой и прямой дороги для павших героев, чем сия грозная стихия. А то, что все павшие в этой достойной битве – герои, было ясно каждому, кто участвовал или хотя бы просто наблюдал за боем. И можно было даже не сомневаться, что все они, счастливо минуя ледяные пустыни ада, будут пропущены за Кромку, в теплые миры славных предков, где, пируя в кругу других таких же героев, живших ранее, смогут с честью поведать им о славных днях своей жизни и обстоятельствах достойной смерти.
Тысячи лет проходили как один день. Менялись боги, рушились храмы, им посвященные, гибли и зарождались народы, но всякий достойный путь оканчивался на тех теплых равнинах. И будет оканчиваться, пока род людской не измельчает настолько, что выродятся в нем все герои и останется только никчемная шваль, достойная лишь скитаться в тоске по ледяным пустошам, теряя все человеческое и обращаясь в злобных демонов.
А вот с ранеными возни было куда больше. Надо было отделить своих от чужих, а также тех, кто уже не выживет, от тяжело– и легкораненых. Иных почтить милосердным ударом кинжала, иных срочно отдать в руки лекарей, а тем, кто выглядит получше, по-быстрому оказать помощь своими силами и приставить к какой-нибудь нетрудной работе.
А еще надо было очистить палубы кораблей от крови и ошметков плоти, смыть дерьмо, сопли, мозги и прочую грязь, чтобы не было вони, болезней и новых жертв, поскользнувшихся невзначай и вылетевших за борт. В этом отношении флот был куда строже армии – чистота тут являлась почти религией.
Только после того как последние лучи солнца скрылись за горизонтом, победители наконец смогли отойти от трудов праведных и, выпив двойную порцию крепкого вина, попытаться забыться сном. Увы, но зачастую даже смертельно измученные тела не могли совладать с возбужденным мозгом, терзаемым демонами прошедшего дня, и те, взяв в помощники стоны раненых и корабельные скрипы, упорно сопротивлялись напору морфея, продолжая мучить свои жертвы.
Утром продолжилась работа. Дочинить все, что не успели починить накануне. Пересчитать выживших и распределить их равномерно по кораблям флота, включая три трофейных.
Заодно решили проблему с пленными. Пришлось высадить их на острова – не станешь же вешать на себя смерть безоружных людей! А брать пленных с собой… Трюмы можно заполнить куда более достойными трофеями.
А уж коли оставляешь пленным жизнь и свободу, надо снабдить их пищей и одеждой, иначе это будет лишь разновидностью жестокого убийства. Ценящие доблесть и милосердие боги такого не одобрят. Так что пленным оставили даже один небольшой челнок, чтобы те могли обеспечивать себя топливом, вылавливая из залива куски обшивки и прочую древесину, некогда бывшую частями гордых и красивых кораблей, что теперь превратились в мусор. Но им не дали никакого оружия, кроме ножей на поясах. Не потому что опасались бунта – просто сохранивший оружие воин не считается окончательно проигравшим и тем самым умаляется заслуга победителя.

 

Была и еще одна категория пленных, которым нашлось несколько иное применение. Даже оу Дезгоот высказал определенное сомнение по этому вопросу, а оу Дарээка и другие младшие офицеры поддержали генерала одобряющим ропотом…
– Успокойтесь, судари, – усмехнувшись, ответил на это адмирал оу Ниидшаа, все эти дни, кажется, ни разу не покинувший своего мостика и не показывавший ни малейших признаков усталости. – Едва ли этих людей можно назвать предателями. Видно, не слышали вы поучительных рассказов о том, как кредонские капитаны вербуют команды для своих судов. Не слышали? А ведь в любом портовом кабачке на любом известном континенте вам бы могли поведать с десяток подобных историй! Так вот, знаете вы, наверное, про то, как кичатся эти республиканские крысы, называя себя свободными людьми, а всех остальных, в том числе и нас, подданных его величества, – рабами? Однако порядки на их кораблях, причем и военных, и торговых, настолько суровы, а условия так тяжелы, что мало кто вызовется служить на них от хорошей жизни. Причем если в торговом флоте есть хоть возможность что-то заработать своим тяжким трудом, то на военном этот шанс весьма невелик – матросское жалованье там грошовое. Рассчитывать же на богатые призы и трофеи, конечно, можно, но вот реально получить их, если не занимаешься откровенным пиратством, – дело почти невозможное. Так что когда кредонским капитанам да адмиралам из-за какой-нибудь войны надо срочно пополнить экипажи своих кораблей, они проводят облавы в собственных портах, загребая на службу всех мужиков подходящего возраста. И не важно, жителем какой страны ты являешься и чем зарабатываешь себе на хлеб, прибыл ли ты из-за моря или родился в Кредоне, ходил ли раньше на кораблях или трудишься портным, ювелиром… да хоть белошвейкой, – если у тебя нет специального документа (а такие, как правило, выдают только матросам больших торговых домов и компаний), загребут тебя на службу как миленького. А там – либо забьют насмерть плетьми, либо вобьют тебе в голову морскую науку. Вот такая она – кредонская свобода!
Да и на чужих землях кредонцы не прочь умыкнуть человека на свой корабль, подпоив его в кабаке либо оглушив в темном переулке. А любая попытка к бегству – смертельный приговор. Причем смерть та будет весьма жестокой и мучительной, дабы внушить страх живым.
Так что кредонские матросы, что высказали пожелание служить нашему королю, – никакие не изменники. Просто бедолаги, верящие, что это ближайший путь вернуться домой. А может, попутно отомстить тем, кто поступил с ними столь жестоко. Считаю, им можно доверять.
– А скажите, адмирал, – счел возможным влезть в беседу Ренки, сильно досадовавший на себя за свою последнюю оплошность, подвергнувшую и его жизнь, и жизни его товарищей немалой опасности. Да и подвиг, совершенный по глупости, казался ему каким-то ущербным. – Со всем моим к вам почтением… Но насколько сложно научиться всему этому? – обвел он рукой окружающее их со всех сторон переплетение веревок и канатов. – А то я, признаться, плаваю уже не первый раз, но для меня так и осталось загадкой, для чего вам нужны все эти веревки.
– Хм… – слегка самодовольно улыбнулся адмирал оу Ниидшаа, которому, кажется, вопрос еще молодого, но уже весьма высоко взлетевшего офицера польстил и уж точно пришелся по душе. – Для начала придется запомнить (коли вы, юноша, и впрямь хотите освоить эту науку), что в море плавает, со всем моим к вам почтением, только дерьмо. А моряки тут ходят! И сколько бы мачт у вас ни было на погоне, коли вы будете делать такие ошибки, моряком вас никогда не признают. Ну а чтобы всерьез выучиться на морского офицера, вам бы, сударь, стоило подняться на палубу лет эдак в десять – двенадцать и побегать лет пять-шесть юнгой, а то и «пороховой мартышкой» в трюме полазить, постигая основы моряцкого ремесла.
– Заодно уж вам как человеку благородному, – продолжил адмирал, – помимо дисциплины и самых простейших знаний о названиях каждого каната и каждой мельчайшей детали корабля, а также о том, как вязать узлы и сращивать канаты, драить палубу, шить паруса, стали бы преподавать и науки вроде математики, астрономии и географии. Ну и конечно щедро бы «изукрасили» спину узором, что оставляет не кисть, а боцманская плеть. Ибо по-иному нельзя, снисхождение к ошибкам лишь портит характер будущего моряка и офицера. Тут мы с кредонцами ничем не различаемся. Потом бы вы стали мичманом. И если раньше вам бы казалось, что ваша жизнь – это сплошной ад, то вот теперь бы вы узнали, что такое есть ад на самом деле! Потому как жизнь мичманов похуже матросской! Ведь спрашивают с них как с офицеров, а работать заставляют сутки напролет и наказывают как простую матросню! Да-да! В отличие от ваших сухопутных волонтеров мичманов все еще продолжают пороть за серьезные проступки – это особые «привилегии» флота! Выволочки вы бы получали постоянно, потому что будущий офицер ошибок допускать не имеет права, а его знания должны быть тверды и весьма разносторонни. Ибо каждый офицер – это потенциальный капитан, а вести в море корабль – это великое таинство, постижимое только после долгих лет обучения и постоянной практики. И ошибок беспощадное море не прощает! Потом, с годами, набравшись знаний и опыта, может быть, после нескольких попыток вы наконец сдали бы соответствующие экзамены перед комиссией из нескольких опытных капитанов и стали бы офицером. Конечно, когда появилась бы подходящая вакансия на кораблях флота его королевского величества. Тут уж вас больше ничему учиться не заставили бы, потому что офицер обязан рваться к знаниям и постигать науки самостоятельно, ну или при помощи своих старших товарищей, коли они сочтут его достойным такой любезности. А иначе вам не только следующего звания не видать, но и на прежнем месте не удержаться. У нас на флоте еще со времен Старой Империи без соответствующего экзамена нельзя получить новое звание, даже за совершение какого-нибудь немыслимого подвига. Такие вот правила. Тут патент не купишь и за деньги родни офицером (я уж не говорю про капитана) не станешь. Но вот познав математику, географию, астрономию, физическую философию, метеорологию, правоведение, баллистику, науку торговли и дипломатии, научившись чувствовать море и ветер, постигнув искусство управления людьми и кораблями, вы, юноша, наконец смогли бы стать капитаном. Лично у меня на это ушло двадцать четыре года, и я еще считаюсь большим везунчиком! – Адмирал с вежливой насмешкой посмотрел на окружавших его армейских офицеров, словно бы намекая на превосходство флотских служак над разными там «сухопутными вояками». – Впрочем, юноша, – продолжил он, – если вы и впрямь желаете постичь некоторые основы морского ремесла, то для вас как для героя и советника военного министра я могу сделать исключение. Вы уже сейчас можете отправиться в мичманский кубрик, и я гарантирую вам, что к концу нашего плавания вы будете знать, за какой канат хвататься и как этот канат называется. Я даже специальных людей для этого выделю!
Излучающие бездну лукавства глаза адмирала вовсю сигнализировали о каком-то значительном подвохе. Но в тоне его было слишком много вызова, чтобы Ренки, даже заметив этот подвох, позволил бы себе отказаться от предложения.

 

Следующую пару дней на всем флоте кипели работы. Путь предстоял долгий и тяжелый, и подготовиться к нему надо было с полной ответственностью. А еще необходимо было вывести, предварительно сняв с мелей, застрявшие в проливе корабли, буксируя их шлюпками. Это была филигранная работа, требовавшая большой точности от офицеров и немалого приложения физических сил от матросов.
И Ренки их тоже пришлось прилагать, налегая на весла вместе с простыми матросами, будучи в странном статусе «временного мичмана».
Как ни странно, но Готор не стал отговаривать или стыдить Ренки за то, что тот поддался на провокацию адмирала.
– Будет трудно с математикой или там еще с чем – приходи ко мне, – только и сказал он приятелю, глядя, впрочем, на него не без сочувствия. А потом, немного подумав, добавил: – Для тебя это самая идеальная возможность. Сейчас ты землю грызть будешь, лишь бы не выставить себя неучем среди всех этих морячков. В кои-то веки человеческая гордыня поработает на своего хозяина. И кстати, помнишь что я тебе говорил еще тогда, на каторге, про терпение, врагов и благодарность своим мучителям? Вспоминай эту науку снова!

 

Наконец корабли были приведены в порядок, а все, что не подлежало восстановлению, – сожжено, чтобы не достаться неприятелю даже в виде пригодных к дальнейшему использованию деревяшек. И флот тронулся в долгий путь к родным берегам.
Несмотря на многочисленные уговоры оу Дезгоота, которого поддерживали даже некоторые капитаны кораблей, адмирал оу Ниидшаа так и не рискнул возвращаться наиболее коротким путем на восток, а затем – на юг.
– Да, судари, – с усмешкой сказал он своим оппонентам. – Мне тоже не терпится скорее очутиться дома, чтобы искупаться во вполне заслуженных почестях. Однако не могу вам не напомнить, насколько узко Северное море между Старыми Землями и Западным континентом, в то время как при попутном ветре от устья Рееи до залива Кредон можно дойти за два-три дня! А там ведь есть места и поуже. Знаю, что вы скажете: пять или даже шесть линейных кораблей не смогут перекрыть все это пространство, а скорость наших корабликов будет несколько повыше, чем у тех неторопливых монстров. Но! Если кто-то позабыл: Кредон у нас под самым боком. И у республики, расположенной по обеим сторонам Северного моря, имеется еще не одна эскадра в этих водах. В конце концов, если республиканским крысам не хватит военных кораблей, они могут задействовать и торговые суда, выставив плотный частокол поперек моря, и тогда проскользнуть без боя нам точно не удастся. Стоит пушкам грянуть где-то в одном месте – и вскоре там соберутся и остальные корабли, экипажи которых жаждут нашей крови. А идея всего этого предприятия была в том, чтобы показать нашим врагам, что их владения тоже уязвимы и мы можем наказать их за пиратство и разбой в любое время. Взгляните на наш рейд с этой точки зрения. Одно дело – нанести удар и исчезнуть. И совсем другое – нанести удар и быть уничтоженным в ответ. Даже если не брать в расчет, что все мы можем сложить головы в безнадежной битве, в чем вы видите выгоду для нашего короля? В потере целой эскадры и четырех полков? Вот и я ее не вижу. Так что идем на запад. Это совсем не так далеко, как вам кажется. Я уже дважды проделывал этот путь, пройду и в третий.

 

И вот опять долгая скука морских переходов… Благо хоть погода была подходящей – ясное небо, сильный постоянный ветер с северо-востока и ничего похожего на бури или шторма, что, впрочем, неудивительно для середины лета в этой части океана.
Всего за шесть дней тооредаанская флотилия дошла до мыса Гвоорн и, обогнув его, формально распрощалась с территориальными водами Кредонской республики.
Нельзя сказать, что на всем этом этапе пути море было идеально чистым, в том смысле, что паруса чужих кораблей частенько мелькали на горизонте. Что и неудивительно – Кредонская республика жила морем, так что ее прибрежные воды обычно были заполнены судами всех видов: от рыбацких лодок до крупных военных кораблей и даже прогулочных яхт аристократов.
Следовало удивляться лишь тому, что сейчас тут было относительно немноголюдно – видно, слухи о тооредаанской эскадре опередили ее, заставив кредонцев испуганно затаиться на берегу, а выходя в море – жаться к берегу. Сами тооредаанцы тоже не стремились гоняться за возможной добычей (адмирал строго запретил терять на это время) и с максимальной скоростью двигались к намеченной цели.
А вот после поворота, когда опасность несколько миновала, ибо едва ли Кредон держал тут большой флот или имел корабли, достаточно быстроходные, чтобы догнать эскадру, и достаточно мощные, чтобы угрожать ей, – стало возможным немножечко поразвлечься. Тем более кредонские торгаши, возвращавшиеся с юга, о зашедшей в эти воды тооредаанской эскадре еще слыхом не слыхивали и вели себя как абсолютно непуганная добыча.
Впрочем, в лапы тооредаанцев попалось их не так чтобы много – всего одиннадцать кораблей, застрявших на западном побережье во время сезона штормов и возвращавшихся с грузом древесины, кожи или иных туземных товаров. Вот все они и стали добычей Королевского флота, причем доставшейся практически без боя и волнений.
Сначала обманутые ложным чувством безопасности «купцы» сами, без страха шли в лапы противника, подчас до самого последнего момента не замечая чужого флага на мачтах и, похоже, испытывая твердую уверенность, что встретят тут соотечественников, у которых смогут узнать новости о родине. А потом, устрашенные видом множества кораблей с уже открытыми пушечными портами, за которыми угадывались смертоносные жерла, сдавались без боя, лишь под гарантию сохранения жизни.
Сдавшихся моряков обычно высаживали на шлюпки (тех, конечно, кто не выказывал желания служить Тооредаану), благо берег обычно был сравнительно недалеко, и отпускали восвояси. А сами корабли… Увы, но большинство пришлось просто сжечь вместе с товарами. Скорость толстобоких и тяжело груженных «купцов» не соответствовала средней скорости эскадры, да и моряков, чтобы управлять таким количеством кораблей, явно не хватало. Так что из одиннадцати к эскадре присоединились только четыре «трофея», а остальные принесли лишь моральное удовлетворение от мести тем, кто долгие годы терроризировал тооредаанские берега.
В целом же, если не учитывать эти «развлечения», плавание вдоль западного побережья проходило довольно скучно. Особенно для солдат, которых безделье одолело настолько, что даже возможности заняться строевой подготовкой они ждали с нетерпением и делали это с не виданной доселе радостью. Увы, но на палубе самого большого кредонского «недофрегата» одновременно могли заниматься не более двух капральств, так что ждать своей очереди приходилось по нескольку дней.

 

А вот наши герои скучали несколько меньше. Готор оказался прав – адмирал не удержался от возможности немного поиздеваться над армейским, и, кажется, не только весь корабль, но и весь флот с нетерпением готовились наблюдать за обучением первого лейтенанта оу Дарээка морскому делу. Многие даже ставили деньги на то, как быстро он сдастся и запросит пощады.
Жизнь мичмана и впрямь была далеко не сахар. Бесконечные вахты, жесточайшая дисциплина, тесный кубрик, где десяток мичманов флагмана все вместе могли уместиться только стоя, а спали посменно в подвешенных поперек помещения гамаках. Впрочем, будучи постоянно загружены работой, юноши нечасто навещали свой кубрик, а уж на дружеские посиделки и беседы времени у них не было вовсе – кажется, старший помощник капитана считал своим долгом находить работу молодым. А когда они не исполняли свои корабельные обязанности, то постигали разные науки, относясь к этому весьма серьезно, ибо знания были для них единственным путем к успешной карьере.
На первых порах обязанностью оу Дарээка стало превратиться в тень одного из соседей по кубрику – мичмана оу Нииги Нииндига, весьма серьезного молодого человека примерно на пару лет старше самого Ренки, вечно ходившего с каким-то хмурым и озабоченным выражением на лице, будто он был обижен на весь мир.
Впрочем, как вскоре понял благородный оу Дарээка, сие выражение лица проистекало не столько от недостатков характера мичмана, сколько от его решительного желания преуспеть на выбранном поприще, ибо сыну потомственного моряка из разорившегося рода благородных оу ни на что иное надеяться не приходилось. Неизвестно, что именно пообещал ему адмирал, но к своим обязанностям «няньки» он отнесся с полной серьезностью и спуску временному подчиненному не давал, хотя частенько с опаской посматривал на его знаменитую шпагу, висевшую в кубрике вместе со шпагами остальных мичманов. Судя по гуляющим по кораблю слухам, клинок этот был не менее кровожадным, чем и сам Ренки, имел какую-то жутко мрачную и даже мистическую историю и достался своему нынешнему хозяину в результате какого-то опасного и жестокого приключения, в котором фигурировали разбойники, фальшивомонетчики, Тайная служба, море крови и чуть ли не сожженные города. Ну, что тут сказать… Гренадерам Шестого было скучно, да и попугать байками матросов, чтобы те не слишком задирали нос, – это дело святое.
Был еще боцман Кив, приставленный к Ренки адмиралом оу Ниидшаа в роли «наставника снизу». Этот мучил Ренки искусством вязания узлов, лазаньем по мачтам и многими иными корабельными дисциплинами, к которым моряки относились не менее серьезно, чем армейские – к экзерцициям с оружием, перестроениям и искусству маршей. Так что в отличие от остальных скучать пожелавшему поучиться лейтенанту не приходилось.
А один раз, где-то на десятый день после поворота возле мыса Гвоорн, благородному оу Ренки Дарээка даже выпала особая честь – драить вместе с простыми матросами палубу! Увы, но для большинства моряков, ждавших скорого провала сухопутного вояки или хотя бы грандиозного скандала, этот день обернулся глубоким разочарованием. Вообще-то это была довольно рискованная затея, все-таки грязную работу попытались навесить на мало того что благородного оу, так еще и имеющего немалый чин и влияние в армии офицера. Так что капитан корабля предварительно, как бы невзначай, лично прочитал ему целую лекцию о чистоте корабельных палуб, ужасах грязи и необходимости будущему офицеру самому попробовать, как это делается, прежде чем руководить осуществляющей уборку палубы командой матросов.
При иных обстоятельствах, пожалуй, Ренки и впрямь бы воспринял все это как оскорбление и даже намек на свое каторжное прошлое. Но, во-первых, наставления Готора отложились в его голове, во-вторых, произошло это отнюдь не в первый же день «мичманской жизни», и, пообщавшись с новыми товарищами, Ренки понял, что они даже гордятся тем, как тяжко им приходилось на первых порах флотской жизни, как гордятся и «узорами» на спинах и умением выполнить любую матросскую работу, даже самую грязную. Так что он смог пересилить себя и, без особого содрогания взяв в руки швабру, включился в общую работу, выполняя ее со всем усердием под прицелом многочисленных сосредоточившихся на нем взглядов.
Он этого так никогда и не узнал, но, увидев, как советник военного министра и общепризнанный герой королевства драит палубу, оу Ниидшаа сказал капитану «Морского гуся»:
– Вижу, у этого юноши и впрямь большое будущее. Если только он не сложит раньше времени голову из-за своей горячности!
Зато Ренки почувствовал, как после этого изменилось отношение к нему в мичманском кубрике. Словно бы он совершил некий ритуал, став одним из них. Впрочем, так оно и было. И хотя трудностей, что физических, что умственных, не убавилось, жить почему-то стало полегче, ведь окружающие перестали относиться к нему как к чему-то чужеродному.

 

Хотя физические трудности удручали молодого офицера не так жестоко, как собственное отставание в науках. Но ведь армейскому офицеру, учившемуся совсем иным вещам, трудно равняться в этом с флотскими, которые с юных лет постигали именно эти, столь необходимые моряку науки. Пришлось обращаться за помощью к Готору.
Надо отметить, что сам Готор с самого начала плавания выбрал для себя особое развлечение. Практически каждый день он приглашал в свою каюту Коваада Кааса и, выставив перед дверью часового из банды, подолгу беседовал с «купцом». А потом еще несколько часов, с позволения капитана «Морского гуся», сидел в уголке на мостике, читая какие-то бумаги и даже делая выписки из них.
Коваада Кааса, кстати, тоже поселили в отдельной каюте, к большому неудовольствию одного из вторых лейтенантов «Морского гуся», ранее делившего это помещение со своим товарищем.
Увы, товарищ погиб во время штурма Тинда, и каюту забрали под «камеру» для загадочного пленника. Впрочем, Каас жил там не один, а в компании женщины средних лет и ее ребенка, без которых он отказывался покидать остров.
На вопрос, кем именно приходятся ему эти люди, старый мошенник отвечал весьма расплывчато и быстро старался перевести разговор на что-то другое, а сама женщина, тихая и невзрачная на вид, предпочитала отмалчиваться. Впрочем, по понятным причинам из своего «узилища» она выходила редко и только в сопровождении Кааса.
Дроут с Киншаа и потихоньку выздоравливающий Тагаай, приставленные бдить за этой странной «семейкой», клятвенно уверяли Готора: «Баба эта ему точно не жена и вроде даже не любовница. Да и ребенок не пойми каким боком ему родней приходится». Однако явно было видно, что Каас дорожит этими двумя и очень беспокоится о них.

 

Когда Ренки пришел к Готору за помощью, тот в очередной раз сидел на мостике «Морского гуся», погрузившись в свои бумажки.
– А?! – вынырнул он из глубины своих мыслей, когда Ренки окликнул его снова. – И тебе привет. Вот, ковыряюсь в бумажках… Интересную подборку сделал наш приятель. Не зря мы на этот Тинд съездили, ох не зря! Будто бродил в плотном тумане, а сейчас огонек маяка увидел. Что ни говори, а толковый мужик этот Коваад Каас. Умеет информацию собирать! А ты чего?
– Извини, что отвлекаю, – слегка язвительно ответил Ренки, которому вид настолько погруженного в раздумья приятеля показался забавным и напомнил классического рассеянного Профессора из балаганных пьес. – Ты, помнится, предлагал мне свою помощь…
– Хм… – выслушав просьбу приятеля, ответил Готор. – Тригонометрия? У нас она вообще-то немножко отличается от вашей, так сказать, видом. Но математика на то и является царицей наук, что ее законы универсальны во всех мирах и вселенных. Так что без проблем, могу тебе с этим помочь.
– Но если отличается, я смогу?.. – начал было Ренки. – Ведь другие-то…
– Да-а-а, – махнул рукой Готор, без долгих объяснения понявший, что волнует друга. – Я же говорю: немного другое оформление, другие значки, а суть не изменится, так что сможешь «играть с новыми друзьями» на равных. И вообще, вся эта навигация – не такая сложная и таинственная наука, как кажется непосвященным. А по сути-то надо всего лишь научиться нескольким «трюкам» и быть очень аккуратным при их исполнении.
– Вы так полагаете, сударь? – раздался голос чуть со стороны. И оба приятеля вскочили на ноги, по традиции приветствуя капитана, взошедшего на мостик.
– Простите, если как-то принизил вашу профессию, – с небольшим поклоном, улыбнувшись, сказал Готор, который уже довольно близко сошелся с капитаном «Морского гуся» и понимал, что в его словах звучит не столько обида, сколько ироничный вызов. – Но я действительно так думаю.
– И готовы подтвердить это делом?
– А что мне теперь остается? – развел руками оу Готор. – Придется отстаивать честь армии!
Кончилась эта затея тем, что Готор начал преподавать для всех свободных от вахты мичманов. Причем его лекции регулярно посещали и офицеры корабля, включая капитана. Даже сам оу Ниидшаа несколько раз соизволил появиться на занятиях, дабы оценить то, о чем так увлеченно рассуждают офицеры в кают-компании.
Потом адмирал начал вызывать Готора в свою каюту и что-то долго там обсуждать с ним. А на кораблях тооредаанской эскадры вдруг резко уменьшился запас бумаги, зато полки в каюте адмирала заполнились чертежами весьма странных кораблей, никогда ранее не виданных пушек и боеприпасов к ним, удивительными механизмами и листами, испещренными какими-то формулами и расчетами, схемами боевых порядков и сражений.
– Знаешь, – пожаловался как-то оу Готор Ренки, когда они остались вдали от чужих ушей. – Этот ваш адмирал – редкостный пройдоха! Я ведь и трети того, что ему выложил, не собирался тут никому рассказывать. А он… Ему бы в Тайной службе трудиться! Остается надеяться, что мои слова об осторожности, с которой надо внедрять все эти новинки, он тоже услышал.
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9