19

В задумчивом молчании Хилвар и Элвин возвратились к ожидавшему их кораблю, и крепость вскоре вновь превратилась в черную тень среди холмов. Быстро уменьшаясь, она стала напоминать черный немигающий глаз, вечно глядящий в космос, и наконец исчезла в просторах Лиса.

Элвин не вмешивался в управление, и они продолжали подниматься, пока весь Лис, словно остров зелени в море цвета охры не распростерся под ними. Элвин никогда не забирался так высоко; когда корабль остановился, в поле зрения путешественников был уже весь серп Земли. Лис теперь был совсем крошечным: изумрудное пятнышко на ржавой пустыне; но далеко, у края диска, что-то сверкало, подобно бриллианту, обточенному человеком. Так Хилвар впервые увидел город Диаспар.

Долго сидели они, наблюдая, как вращается под ними Земля. Из всех древних достижений Человека возможность глядеть на Землю сверху была, вероятно, особенно дорога ему. Элвину хотелось бы показать правителям Лиса и Диаспара мир таким, каким он видел его сейчас.

— Хилвар, — сказал он наконец, — находишь ли ты мои поступки правильными?

Вопрос поразил Хилвара. Он не подозревал о внезапных сомнениях, овладевавших иногда его товарищем; он еще не знал о встрече друга с Центральным Компьютером и о впечатлении, которое она оставила в сознании Элвина. Этот вопрос не предполагал бесстрастного ответа; к тому же Хилвар, подобно Хедрону, хотя и с меньшим основанием, чувствовал, как тонет его собственная индивидуальность. Его, беспомощного, втягивало в водоворот, как и всех, кто на своем жизненном пути сталкивался с Элвином.

— Мне кажется, ты прав, — медленно произнес Хилвар. — Наши народы оставались разделенными достаточно долго.

Это, подумал он, сущая правда, независимо от субъективных чувств. Но Элвин по-прежнему сомневался.

— Есть одна проблема, которая меня тяготит, — сказал он обеспокоенно. — Это разница в продолжительности наших жизней.

Он ничего не добавил к сказанному, но оба поняли друг друга.

— Меня это также заботило, — признался Хилвар, — но я надеюсь, что когда наши народы вновь узнают друг друга, эта проблема постепенно разрешится сама собой. Мы оба не можем быть правы: наши жизни, возможно, слишком коротки, а ваши уж точно слишком длинные. В конце концов должен наступить компромисс.

Элвин вновь задумался. Действительно, на этом пути брезжила единственная надежда, но переходные времена будут поистине нелегкими. Он опять вспомнил горькие слова Серанис: «Твоя молодость продлится еще долгие столетия после того, как ни меня, ни Хилвара не станет». Ну что ж, он принимает эти условия. Ведь даже в Диаспаре все дружеские связи омрачены той же тенью; в конце концов, какая разница, сто лет или миллион?

С неподвластной логике уверенностью Элвин знал, что благоденствие рода человеческого потребует смешения двух культур; и в этом случае счастье каждой отдельной личности станет не столь уж важным. На миг Элвин увидел человечество как нечто большее, чем живой фон собственной жизни, и без колебаний согласился принять несчастья, которые неизбежно влек за собой сделанный им выбор.

Мир под ними продолжал свое бесконечное вращение. Чувствуя настроение друга, Хилвар молчал до тех пор, пока Элвин сам не нарушил тишину.

— Когда я впервые покинул Диаспар, — сказал он, — я не знал, что именно надеюсь обнаружить. Лис тогда удовлетворил бы меня — даже более чем удовлетворил — а сейчас все на Земле кажется мне маленьким и незначительным. Каждое новое открытие поднимало передо мной все больше вопросов и обнаруживало все более широкие перспективы. Интересно, где же это кончится…

Хилвар никогда не видел Элвина в столь задумчивом состоянии и не желал прерывать его монолог. За эти последние минуты он узнал много нового о своем товарище.

— Робот рассказал мне, — продолжал Элвин, — что этот корабль может достичь Семи Солнц менее чем за сутки. Как ты думаешь, не следует ли мне отправиться туда?

— Как ты думаешь, могу ли я остановить тебя? — тихо ответил Хилвар.

Элвин улыбнулся.

— Это не ответ, — сказал он. — Кто знает, что лежит там, в космосе? Пришельцы, возможно, покинули Вселенную, но могут существовать другие недружественные к людям цивилизации.

— Почему они должны существовать? — спросил Хилвар. — Этот вопрос — из тех, что веками обсуждают наши философы. Подлинно разумная раса, вероятно, не может быть недружественной.

— Но Пришельцы…

— Да, это загадка, согласен. Но если они действительно были так злобны, то сейчас уже сами уничтожили себя. А если нет… — Хилвар указал на бескрайние пустыни внизу. — Некогда мы имели Империю. А теперь? Что у нас есть такого, чего они могли бы домогаться?

Элвин с удивлением отметил в этих словах близость к его собственной точке зрения.

— Так думает весь твой народ? — спросил он.

— Лишь меньшинство. Обычных людей это не интересует, но они, по всей вероятности, тоже скажут, что если бы Пришельцы в самом деле хотели уничтожить Землю, они бы сделали это тысячи лет назад. Я не думаю, что кто-либо действительно боится их.

— В Диаспаре дела обстоят совсем по-другому, — сказал Элвин. — Мои сограждане — великие трусы. Они испытывают ужас от одной мысли, что город вообще можно покинуть. Я не знаю, что случится, когда они узнают, как я нашел звездолет. Джезерак, должно быть, уже рассказал об этом Совету, и я хотел бы знать, чем они теперь заняты.

— Я знаю, что Совет готовится принять первую делегацию из Лиса. Серанис только что рассказала мне.

Элвин снова посмотрел на экран. Он мог охватить расстояние между Лисом и Диаспаром одним взглядом; одна из его целей была достигнута, но теперь это не казалось особенно важным. И все же он был очень рад: теперь, без сомнения, завершатся долгие века стерильной изоляции.

Сознание того, что он преуспел в своей миссии, некогда казавшейся ему более важной, чем все остальное в этом мире, отбросило последние сомнения Элвина. Он выполнил свои задачи на Земле, сделав это быстрее и основательнее, чем осмеивался надеяться. Теперь же открылся путь к его, возможно, последнему и, несомненно, величайшему приключению.

— Полетишь ли ты со мной, Хилвар? — спросил Элвин, полностью сознавая смысл своего вопроса.

Хилвар твердо взглянул на него.

— Не было нужды спрашивать об этом, Элвин, — ответил он. — Еще целый час назад я сообщил Серанис и всем друзьям, что отправляюсь с тобой.

Когда Элвин отдал роботу последние указания, они были уже очень высоко. Корабль почти замер. До Земли было около тысячи километров; она почти целиком заполняла небо и выглядела очень непривлекательно. Наверное, в прошлом немало звездолетов ненадолго зависало над ней и продолжало свой путь.

Последовала ощутимая пауза, словно робот проверял схемы управления и прочую автоматику, которые не использовались в течение целых геологических эпох. Затем раздался очень слабый звук: для Элвина это был первый услышанный им шум, издаваемый машиной, едва различимое жужжание, которое быстро, октава за октавой, повышалось в тоне, пока не исчезло за порогом слышимости. Направление движения сменилось незаметно, но Элвин вдруг обнаружил, что звезды поползли по экрану. Появилась Земля, потом она ушла за край поля зрения, появилась снова, но уже в несколько ином положении. Корабль «рыскал», покачиваясь в космосе, точно игла компаса в поисках севера. Несколько минут небеса подергивались вокруг путешественников, пока, наконец, корабль не замер

— гигантский снаряд, нацеленный на звезды.

В центре экрана показалось огромное кольцо Семи Солнц в всей своей радужной красе. Еще виднелся краешек Земли: темный серп, обрамленный золотом и пурпуром заката. Элвин понимал, что готовится нечто, ему неведомое, и ждал, обхватив кресло. Секунды уносились прочь. Семь Солнц сверкали на экране.

Звука не было — только внезапный, вызвавший легкое помутнение зрения головокружительный рывок — и Земля исчезла, будто гигантская рука смела ее прочь. Они были в космосе одни, наедине со звездами и странно съежившимся Солнцем. Да, Земля пропала, словно ее никогда и не существовало во Вселенной.

Снова последовал рывок — и возник едва слышный шелест, точно генераторы впервые выбросили ощутимую долю своей мощи. На миг показалось, что ничего особенного не произошло; но затем Элвин сообразил, что Солнце также исчезло, а звезды медленно ползут мимо корабля. Элвин на секунду обернулся — и увидел абсолютную пустоту. Небо позади было полностью поглощено полусферой тьмы. Прямо на глазах звезды уходили в нее и пропадали, точно падающие в воду искры. Корабль двигался намного быстрее света и, насколько Элвин мог понять, уже покинул знакомое пространство Солнца и Земли.

Когда сильнейший рывок последовал в третий раз, сердце Элвина почти замерло. Странное помутнение зрения было теперь вполне явственным: все окружающее на миг исказилось до неузнаваемости. Вдруг в необъяснимом озарении Элвин понял суть этого искажения. Оно было реальным, а не иллюзорным. Каким-то образом, прорываясь через тонкую пленку Настоящего, он улавливал изменения, происходящие в окружающем пространстве.

В тот же миг шелест генераторов перешел в рев, потрясший корабль — звук, вдвойне впечатляющий, ибо Элвин впервые слышал протестующий крик машин. И на этом все закончилось; в ушах, казалось, звенела тишина. Огромные генераторы сделали свое дело; до конца путешествия они не понадобятся. Звезды впереди вспыхнули сине-белым огнем и исчезли в ультрафиолете. Но благодаря какому-то чуду науки или природы Семь Солнц оставались видны по-прежнему, хотя их расположение и цвета несколько изменились. Звездолет мчался к ним по туннелю мрака, за гранью пространства и времени, со скоростью, слишком грандиозной для осмысления.

И в самом деле, они покинули Солнечную систему столь стремительно, что вскоре унеслись бы сквозь сердце Галактики в бескрайнюю пустоту за ее пределами, если бы только полет продолжался безостановочно. Однако ни Элвин, ни Хилвар не осознавали истинной величественности своего путешествия. Великие саги галактических странствий и открытий совершенно изменили воззрения Человека на Вселенную, и даже теперь, спустя миллионы веков, древняя традиция не умерла окончательно. Легенда гласила, что некогда был построен корабль, который облетел Космос за время между восходом и закатом. Миллиарды межзвездных километров были ничем перед подобными скоростями. Самому же Элвину это странствие казалось лишь чуть более серьезным, да еще, возможно, менее опасным, чем его первое путешествие в Лис.

Пока Семь Солнц медленно разгорались впереди, Хилвар первым выразил вслух общее мнение.

— Элвин, — заметил он, — эта структура не может быть естественной.

Тот кивнул.

— Уже годы я думаю о том же. Но все равно это кажется фантастикой.

— Эту систему, может быть, создал не Человек, — согласился Хилвар, — но она сотворена разумом. Природа никогда не смогла бы сформировать столь идеальный круг из звезд равного блеска. И во всей Вселенной, доступной наблюдению, не найти ничего подобного Центральному Солнцу.

— Но зачем же надо было создавать все это?

— О, я могу придумать много объяснений. Возможно, это сигнал, чтобы любой чужой корабль, входя в нашу Галактику, знал, где искать жизнь. Возможно, эта группа отмечает центр галактической администрации. А может быть — и мне это объяснение почему-то кажется верным — это просто величайшее из всех произведений искусства. Но глупо строить гипотезы сейчас. Через несколько часов мы будем знать истину.

«Мы будем знать истину». Может быть и так, — подумал Элвин, — но какая ее часть нам в принципе доступна? Удивительно, но именно сейчас, покидая Диаспар и саму Землю с невообразимой скоростью, он мыслями вновь устремился к тайне своего происхождения. И все же это было не так уж странно: со времени первого появления в Лисе он узнал очень много нового, но до сих пор не имел ни минуты для спокойного размышления.

Он не мог ничем заняться — и должен был лишь сидеть и ждать. Его непосредственное будущее управлялось чудесной машиной — без сомнения, шедевром инженерного искусства своего времени — мчавшей его к сердцу Вселенной. Момент для мыслей и раздумий настал — хотел он того или нет. Но сперва он расскажет Хилвару все, что произошло со времени их поспешного расставания всего два дня назад.

Хилвар выслушал рассказ без комментариев и не требовал пояснений. Казалось, он сразу понимал все, о чем говорил Элвин, и не удивился, даже услышав о встрече с Центральным Компьютером и об операции, произведенной тем над сознанием робота. Не то чтоб он был лишен способности удивляться: просто история прошлого была полна чудес, вполне сопоставимых с рассказами Элвина.

— Очевидно, — сказал он, когда Элвин кончил говорить, — что при своем создании Центральный Компьютер должен был получить насчет тебя специальные инструкции. Да ты и сам уже мог догадаться, почему.

— Я думаю, что догадался. Часть ответа я получил от Хедрона, когда он объяснял мне, как люди, проектировавшие Диаспар, приняли меры, чтобы защитить город от вырождения.

— Значит, ты полагаешь, что ты — равно как и другие Уникумы до тебя — это часть социального механизма, предотвращающего полный застой? То есть если Шуты — это краткосрочный корректирующий фактор, то ты и тебе подобные — долгосрочный?

Хилвар изложил мысль лучше, чем сумел бы Элвин — но тот имел в виду также и нечто иное.

— Мне представляется, что истина сложнее. Все это выглядит почти так, как если бы при строительстве города возникли разногласия — между теми, кто хотел полностью отгородить его от внешнего мира, и теми, кто склонен был поддерживать хоть какие-нибудь связи. Победила первая группа, но вторая не признала поражения. Я думаю, что Ярлан Зей был одним из ее руководителей, но он не имел достаточной власти, чтобы действовать открыто. Он сделал все, что мог, сохранив подземку и предусмотрев, что некто, не разделяющий страхов сородичей, будет время от времени, но очень редко, выходить из Зала Творения. В сущности, я иногда задумываюсь… — Элвин сделал паузу, взор его затуманился, словно на мгновение он потерял окружающее из виду.

— И о чем ты сейчас думаешь? — спросил Хилвар.

— До меня только что дошло: может быть, я и есть Ярлан Зей. Он мог внести свою личность в Банки Памяти в надежде сломать шаблоны Диаспара, пока город окончательно не закостенел. Когда-нибудь мне следует выяснить, что стало с прежними Уникумами: это поможет заполнить пробелы в общей картине.

— И, кроме того, Ярлан Зей — или, возможно, кто-то другой

—проинструктировал Центральный Компьютер, чтобы тот специально помогал Уникумам, когда бы те ни появились, — размышлял Хилвар, следуя ходу рассуждений друга.

— Да, именно так. Ирония заключается в том, что я мог получить всю необходимую информацию прямо от Центрального Компьютера, без помощи несчастного Хедрона. Мне бы он сказал больше, нежели ему. Но, во всяком случае, Хедрон сэкономил мне немало времени и научил многому, чего я не смог бы постичь сам.

— Я полагаю, что твоя теория объясняет все известные нам факты, — осторожно сказал Хилвар. — К несчастью, она оставляет открытой самую большую проблему — первоначальное назначение Диаспара. Почему твой народ пытается отрицать само существование внешнего мира? Вот вопрос, на который мне хотелось бы услышать ответ.

— Я собираюсь ответить на этот вопрос, — возразил Элвин. — Но не знаю, когда и как.

Так они спорили и мечтали, а между тем час за часом Семь Солнц расползались в стороны, пока не заполнили тот странный туннель тьмы, по которому несся корабль. Затем шесть внешних звезд, одна за другой, исчезли у края мрака; в поле зрения осталось, наконец, только Центральное Солнце. Находясь пока еще в другом пространстве, оно все же по-прежнему сияло тем жемчужным блеском, который отличал его от всех прочих светил. Каждую минуту его яркость возрастала, и вскоре оно стало уже не точкой, а крошечным диском. А затем диск начал расти у них на глазах.

Последовало краткое предупреждение: по кабине разнесся низкий колокольный звон. Элвин стиснул подлокотники кресла — жест вполне бессмысленный.

Огромные генераторы снова пробудились к жизни; с ослепительной стремительностью вернулись звезды. Корабль упал обратно в космос, во Вселенную звезд и планет, в естественный мир, где ничто не могло двигаться быстрее света.

Они были уже внутри системы Семи Солнц: огромное кольцо разноцветных шаров главенствовало на небе. И какое это было небо! Исчезли все известные им звезды, все знакомые созвездия. Млечный Путь более не выглядел слабой полосой тумана далеко на краю небес — теперь друзья находились в центре мироздания, и его грандиозный круг делил Вселенную пополам.

Корабль все еще быстро мчался к Центральному Солнцу, а шесть прочих звезд были расставлены по небу наподобие цветных маяков. Неподалеку от ближайшей из них виднелись крошечные искорки планет. Миры эти должны были иметь гигантские размеры, чтобы быть видимыми на подобном расстоянии.

Теперь прояснилась природа перламутрового сияния Центрального Солнца. Огромная звезда была окутана оболочкой газа, смягчавшего блеск ее лучей и придававшего ему этот характерный оттенок. Окружающую туманность можно было различить лишь глядя на нее искоса. Она была свернута в странные формы, ускользающие от взора; чем дольше они всматривались, тем более обширной казалась эта оболочка.

— Ну что ж, Элвин, — сказал Хилвар, — перед нами целая куча миров, и мы можем выбирать. Или ты надеешься изучить все?

— Будем считать, что нам повезло, если нужды в этом не возникнет, — согласился Элвин. — Мы получим всю необходимую информацию, если сможем установить контакт хотя бы в одном месте. Можно было бы направиться к самой крупной планете Центрального Солнца.

— Если она не окажется слишком большой. Некоторые планеты, как мне приходилось слышать, так велики, что гуманоидная жизнь на них не может существовать — люди сломались бы под собственной тяжестью.

— Здесь такое вряд ли возможно: я уверен, что абсолютно вся система — рукотворная. Во всяком случае, мы сможем разглядеть из космоса, есть ли где-нибудь города и дома.

Хилвар указал на робота.

— Задача решена за нас. Не забывай: наш проводник уже был здесь. Он ведет нас к своему дому, — и я очень хотел бы знать, что он сам обо всем этом думает.

Этот вопрос интересовал и Элвина. Но неужели можно было подумать, что робот испытывает нечто похожее на человеческие чувства, возвращаясь к древнему дому Учителя спустя все эти бездны времени?

Во всех контактах с роботом, начиная с того момента, когда Центральный Компьютер снял блокировку, Элвин ни разу не заметил у робота проявления каких бы то ни было признаков эмоций или чувств. Он отвечал на вопросы Элвина и подчинялся его командам, но подлинная личность робота оказалась совершенно недоступной. А в том, что такая личность существовала, Элвин был уверен. Ведь иначе он не ощущал бы смутного чувства вины, которое мучило его, стоило лишь припомнить, как он в свое время перехитрил робота и его ныне дремлющего партнера.

Робот все еще верил во все, что говорил ему Учитель. Хотя он и наблюдал, как тот подделывал чудеса и лгал последователям, эти неприятные факты не повлияли на его верность. Как и многие люди, робот оказался в состоянии примирить противоречивые обстоятельства.

Теперь он следовал своим нестираемым воспоминаниям, вплоть до самого начала. Почти теряясь в сиянии Центрального Солнца, показалась бледная искра света, а вокруг нее — слабые проблески многих других миров. Грандиозное путешествие подходило к концу: еще немного, и станет известно, не было ли оно напрасным.