Глава 6
Проснулся я от какого-то неприятного ощущения. Сразу так и не понять — то ли кожу всю стянуло, то ли кости крутит. Еще и голова такая тяжелая, будто выпил вчера не меньше бутылки не самой лучшей водки.
Полузабытые обрывки жутковатых сновидений нехотя растворялись в еще более неприглядной реальности, и сначала никак не удавалось сообразить: зверски зудевшая кожа — это еще сон или уже явь? К сожалению, скорее все же — второе…
Черт! Чего ж так чешется все? Клопы здесь, что ли? Или это меня отходняком от вколотой вчера Напалмом микстуры накрывать начало? Как бы так не окочуриться, пока до Салавата дойду.
Сунув руку под свернутую фуфайку, которая заменяла подушку, я нашарил рукоять спрятанного от греха подальше ножа и немного успокоился. Все, пора подрываться, будить хозяев и валить до Торгового угла. Впрочем — будить, похоже, никого не придется. Чего-то мне это звяканье напоминает… Неужели не ложились еще?
Усевшись на лежаке, я почесал зудевшую щеку — насколько сильно, интересно, обнесло уже? — и с интересом уставился на взъерошенного Маньяка, который ползал по полу и что-то искал.
— Пустая, блин, — пробормотал нашаривший в темноте бутылку парень и с раздражением отшвырнул ее в угол. — Все выжрали, сволочи…
— Болеешь? — с сочувствием поинтересовался я у начавшего хлебать воду прямо из носика закопченного чайника Маньяка.
— Сдохну сейчас, — отдышался тот. — Слушай, Лед, как у тебя с лавэ? Выручишь?
— На нулях, — встряхнув, расправил я фуфайку и вытащил из-под лежака обрез. Так, нож, обрез, пистолет — вроде ничего не забыл. — Вы на опохмелку совсем ничего не оставили, что ли?
— Да у нас тоже с наличкой задница полная, — пожаловался Мэн и легонько пнул мертвецким сном спавшего Кузьму. — Этот вот умник на той неделе все деньги на тотализаторе спустил.
— А чего так? — начал застегивать фуфайку я.
— Да на Железного все поставил, а Арабов его как котенка в первом раунде уделал.
— Кто ж против действующего чемпиона ставит? — усмехнулся я. — Пошли, закроешь за мной.
— Да ты Железного не видел! Это просто монстра какой-то, — вышел в коридор альбинос. — До этого — одни нокауты. Он Магометова за два раунда сделал!
— Не повезло, значит. — Я вышел из подвала и понюхал заметно посвежевший за ночь воздух. — Бывайте.
— Заходи, если что…
А на улице действительно похолодало. Холодный воздух сразу обжег ноздри, а мороз попытался забраться под фуфайку. Еще и ветрюга — мама дорогая! Шапку вязаную, на что теплую, насквозь продувает. Как бы так себе не обморозить чего.
Укрыв нижнюю половину лица шарфом, я опустил шапочку по самые брови и дворами направился к северной окраине. Чего ж так холодно сегодня? Аж всего проморозило. Не приболел ли я? Вот уж некстати. И на улице не сказать чтобы темно — за ночь успело проясниться, — но как-то больно пакостно. Вроде и солнце небосвод на востоке подсвечивает, а сумерки, как поздним вечером.
Оба-на! Присмотревшись, я заметил, что небо на севере куда темнее, чем ему полагается быть в это время суток. И тени на верхних этажах оставшейся за спиной девятиэтажки слишком черны даже для самого раннего утра. К тому же начало казаться, будто они живут своей жизнью и нисколько не боятся лучей всходившего на востоке светила.
Осторожно выглянув из-за угла дома, я тут же зажмурился и спрятался обратно. Черт! Черт! Черт! Ну это ж надо! Луч уколовшего глаза лазурного солнца, едва выглядывавшего из-за крыш, пронзил меня насквозь и обдал стужей. Блин, аж поплохело! Еще и от висевшего в чехле на поясе ритуального ножа по всему телу начала медленно растекаться стылая ломота.
Ну уж нет! Мы так не договаривались! Я попытался вновь взять под контроль обжигавший холодом даже сквозь одежду клинок. Давать слабину сейчас никак нельзя — теперь-то прекрасно известно, какую цену придется заплатить за подобную беспечность. Тот — самый первый владелец ножа, тоже, поди, думал, что Бога за бороду держит, что самый умный, раз так замечательно всех обдурил. И как оно в итоге для него обернулось? Нашелся еще более хитрожопый товарищ, да и нож в итоге вовсе не безвольной железякой себя проявил. А мне очень уж неохота от стылой лихоманки снова загибаться.
Собрав всю свою волю в кулак, я несколько раз глубоко вздохнул и принялся отсекать протянувшиеся от ножа щупальца стужи. Внутренняя энергия наотрез отказывалась повиноваться, но кое-как все же удалось добиться более-менее приемлемого результата, заблокировав выползавшие из ритуального клинка силовые нити.
Понимаю, что тебе тоже холодно, но давай за мой счет свои проблемы решать не будем, лады?
Лучше кого-нибудь зарежем.
Нет, не первого встречного. Кто-нибудь обязательно сам нарвется.
Со мной не соскучишься, ты уж поверь на слово.
Кое-как успокоив сбившееся дыхание, я откашлялся и, уставившись себе под ноги, вышел из-за угля прямо под лучи лазурного солнца. То-то смотрю — на улице никого. Ну какой дурак в здравом уме в такой день из дома выползет? Если уж совсем выбора нет. А вот, кстати, дружинники-то люди подневольные. И злые сегодня как черти…
Перебежав на другую сторону улицы — тут от лазурного солнца меня еще прикрывали стены домов, — я заспешил к Торговому углу. Чую, надолго сил не хватит. Вот-вот скопычусь. А ведь еще до общаги как-то возвращаться. Ну будем надеяться, супермагистр свое дело сделает. Главное, чтобы Салават на месте оказался…
Пытаясь не смотреть на освещенную лазурным солнцем дорогу — а там было куда темней, чем в самых глухих подворотнях, — я шел по тротуару у стен домов и отводил взгляд от пятачков, где лучи нашего родного желтого карлика встречались с лучами холодного пришельца из чужого мира. Не могу сказать, будто там творилось нечто невообразимое, но опасавшимся за свой рассудок людям подобное зрелище вряд ли пришлось бы по душе. Слишком уж вольготно вели себя такие незыблемые, казалось бы, понятия как длина, высота и прочие расстояния. Про цвета вовсе молчу. То дорога шириной в километр покажется, то фонарный столб мало того, что серебром засветится, так еще и на манер кобры изогнется. Да уж — человеку со слабыми нервами сегодня из дому носа лучше не высовывать.
Перебегая через перекресток, я сощурился и слишком поздно заметил загнанный в тень трехэтажного особняка с вывеской «Навь, явь и компания» уазик, дверцы которого при моем появлении тут же распахнулись. Выскочивший из машины дружинник пронзительно засвистел, а от дома на тротуар шагнул толстый мужик в «дутой» болоньевой куртке. И режьте меня заживо, если это не гимназист.
— Иду я, иду. Чего свистеть. — Я медленно направился к ним, обливаясь холодным потом. А ну как обыскивать станут? Сколько их там в машине — трое? Хреново.
— Быстрее! — рявкнул бородатый младший сержант.
— Иду, — пробурчал я себе под нос, в срочном порядке ослабляя колдовскую защиту и вновь выпадая в колючие магические поля. Нет, так дело не пойдет, давайте-ка только щелочку оставлю. Если гимназист решит ауру просканировать — ему и этого хватит. Хм… ауру. Вот ведь засада!
— Бегом! — хлопнул дубинкой по валенку дружинник.
— Бегу, — откликнулся я, но шаг не ускорил. Не до того мне — тут бы внутреннюю энергетику в порядок привести и постараться магическое излучение ножа спрятать.
— Чего по улице шляешься? — грозно поинтересовался дружинник, коллеги которого и не подумали вылезать из уазика. — Чрезвычайное положение в Форте.
— К целителю иду, — уставился я на носки своих ботинок, чувствуя, как от зашедшего сбоку колдуна потянулись едва заметные ростки сканирующих чар.
— Глухой? Сказано же — чрезвычайное положение! — заорал младший сержант.
— К целителю иду, — не поднимая взгляда от земли, повторил я.
— Зачем? — Служивый оглянулся на презрительно скривившегося колдуна, который так и не смог обнаружить в моей ауре ничего подозрительного и вновь спрятался от лазурного солнца в тени дома.
— Подлечиться, — не стал оригинальничать я.
— Вали отсюда, пьянь, — замахнулся дубинкой дружинник. — Бегом!
Втянув голову в плечи, я заспешил от уазика, из которого донесся взрыв обидного хохота. Смейтесь-смейтесь, с меня не убудет. Вам еще повезло, что этот дурик обыск по всем правилам не учинил. Тогда б уже не до смеха было. Хоть и мне, пожалуй, тоже…
Прикрывая глаза ладонью от нестерпимо пронзительного света лазурного солнца, я добрался до Торгового угла, где не оказалось не только непременных дружинников, но и охранников. Да и добрая половина лавок до сих пор не открылась. И уже, видимо, не откроется. Ну да и фиг с ними, главное, чтобы Салават на месте оказался.
На мое счастье лекарь халтурничать не стал и заявился в свое заведение с самого ранья. Оно и понятно — не думаю, что в городской клинике ему большие деньги платят, а кушать каждый день хочется. Вот и приходится как-то крутиться.
— Чем могу быть полезен? — с кислой миной оглядел меня Салават — широколицый башкир средних лет. Не вдохновил его, значит, мой внешний вид.
— Уколоться, — показал я ему ампулу с супермагистром.
— Деньги вперед, — ничуть не удивился просьбе Салават. Такое впечатление, к нему по такому поводу каждый день заходят.
— Сколько? — разувшись, я снял фуфайку и убрал ее на вешалку, нисколько не стесняясь выпиравшей из-под свитера пистолетной кобуры на поясе. Салават товарищ проверенный и бывалый, знает, что некоторые вещи лучше не замечать.
— Червонец.
— Держи, — сунул я лекарю полуимпериал и ампулу. Выкрашенные бледно-розовой краской стены здорово давили на нервы, и хотелось уже скорее улечься на кушетку и закрыть глаза. — И давай не будем торговаться — все равно с собой больше нет.
— Раздевайся по пояс и ложись, — спрятал деньги в карман понявший, что спорить бесполезно, лекарь и отпер стоявший в углу стеклянный шкаф. — Хрен с тобой, можешь просто свитер задрать…
Я так и сделал. Задрал одежку, заголяя поясницу, и уткнулся лицом в белую простыню кушетки. Все, теперь от меня уже ничего не зависит. Или пан, или пропал. Главное, чтобы Салават что-нибудь другое не вколол, хотя, думаю, у него наглости не хватит. Его ж только репутация, по большому счету, и кормит.
— Сейчас будет немного больно, — предупредил целитель, протирая смоченной медицинским спиртом ваткой спину. — Советую что-нибудь закусить…
Но больно не было. Только уколола холодом игла. На мгновение в глазах потемнело, упершаяся в кушетку кобура врезалась в бедро, а накатившая слабость сразу же сменилась медленно затихавшим шумом в голове.
— Ты нормально? — наклонился надо мной непонятно когда успевший закурить Салават.
— А что — непохоже? — Я оправил свитер и слез с кушетки на пол, холодный кафель которого неприятно заморозил ступни.
— Десять минут в отрубе был, — жадно затянулся целитель и выкинул докуренную до фильтра сигарету в мусорное ведро. — Первый раз в моей практике такое.
— Ерунда, задремал, наверное, — усмехнулся я, шагнул к вешалке, и тут меня накрыло второй раз. Вместо позвоночника в спину будто вколотили раскаленный штырь и от его жара кожа немедленно начала гореть огнем. Перед глазами вспыхнул хоровод звезд, а в голове стало пусто-пусто. И в этой пустоте начал нарастать тонкий, сводящий с ума свист.
Все это весьма напоминало обычный магический откат, но, когда попытался взять ситуацию под контроль, искривленное вокруг меня пространство вдруг обрело независимость, распрямилось и пронзило тело бесчисленными холодными лезвиями. Бесплотные струны вонзились со всех сторон, и только разгоревшееся в правом предплечье пламя смогло немного ослабить накатившую волну стужи.
— Задремал, говоришь? — язвительно поинтересовался Салават, ливший мне на лысину из графина тонкую струйку воды. — Будь добр, выползи на крыльцо. Сдохни там, а?
— А как же клятва гиппопотама? — поднялся я на четвереньки с холодного пола. Такое впечатление — не только голова, но и весь из стекла сделан. Толкни сейчас, закричи громко — и тут же на отдельные кристаллики разлечусь. И вслед за мной невероятной прозрачностью наполнился и окружающий мир. Все стало донельзя ясно и понятно. Потоки колдовской энергии скрученными жгутами проявились на подложке мироздания, и начало казаться, что получилось найти ответы на давно уже мучавшие вопросы. Но тут наваждение схлынуло, не оставив после себя даже жалкого подобия всеведения.
— Ну так как: до крыльца доползешь?
— Хрена с два. — Я закусил губу и поднялся сначала на одно колено, а потом и на ноги. Пошатываясь, подошел к вешалке, надел фуфайку, шапку и, не обращая внимания на горевшее огнем лицо, вышел на улицу. Прикоснулся онемевшими пальцами к щекам и понял, что опухоль начала медленно спадать. Вот и здорово.
Ну и что дал мне укол супермагистра? Исцеление? Пожалуй. Новые возможности в управлении колдовской энергией? И это тоже. Только вот даже с помощью этих самых новых возможностей и ритуального ножа переход в обычный мир не открыть. Не по Сеньке шапка. И значит, все равно придется бежать из Форта и пытаться разорвать наложенное Хозяином проклятие. Ну не то чтобы проклятие… Но поступил он непорядочно — факт.
Лазурное солнце к этому времени уже успело подняться над крышами домов, и от его холодных лучей заломило глаза. Вновь от висевшего на поясе клинка начала растекаться стужа, но на этот раз справиться с ней удалось на удивление легко. Будто в другую весовую категорию перешел. Да и поддержание в активном состоянии защитных чар теперь требовало куда меньше усилий, чем когда-либо раньше.
Задумавшись, я слишком поздно обратил внимание на вынырнувшего из подворотни хлипкого парнишку в куцей кожаной курточке и лыжной шапке, а в следующий миг он ухватил за рукав и, рванув на себя, ловко поставил подножку. Силенок у задохлика оказалось немерено, и меня, словно пробку из бутылки с шампанским, зашвырнуло в узкий проулок между домами.
Перекувыркнувшись через голову, я вновь оказался на ногах и едва успел заметить летевший прямо в лоб кулак, на котором бронзовой полосой сверкнул шипованный кастет. Увернуться при всем желании не получалось, но тут искривленное защитными чарами пространство, повинуясь моей воле, рванулось вперед. От напряжения носом пошла кровь, а волна сгустившегося до каменной твердости воздуха толкнула в грудь подскочившего парня и со всего размаху впечатала его в кирпичную стену. Да так лихо, что послышался хруст костей.
Уловив боковым зрением какое-то резкое движение, я присел и тяжелый ботинок с носком, усиленным железной набойкой, прошел над головой. Промахнувшийся парнишка по инерции развернулся, и острое лезвие выхваченного из-под фуфайки ритуального клинка легко разрезало толстую кожу куртки, почти на всю длину войдя в спину аккурат посреди вышитой железной проволокой шестерни.
Цеховики!
Отталкивая от себя захрипевшего задохлика, я по широкой дуге взмахнул высвобожденным из тела ножом — готов поклясться, проклятый клинок просто жаждал отправить во тьму кого-нибудь еще, — но заскочивший в проулок бородатый мужик легко избежал удара, отскочив на безопасное расстояние. Движения цеховика были настолько стремительны, что его силуэт казался размазанным пятном, а дубинка по скорости вращения и вовсе могла поспорить с лопастью вертолета.
Качнувшись в сторону, я вскинул в блоке левую руку и принял на нее удар короткой, залитой свинцом дубовой палки. Вспыхнувшая в предплечье боль отозвалась во всем теле и придала резвости еще толком не отошедшему от инъекции супермагистра организму. Не думаю, что по скорости мне удалось сравняться с цеховиком, который сейчас черпал силу из всех ближайших собратьев, но на какое-то мгновение схватка пошла на равных.
Новый замах дубинки прошел мимо, а темно-синее лезвие ножа едва не располосовало щеку оскалившемуся цеховику. Следующий ход опять был за ним, и, понимая, что разорвать дистанцию уже не успеваю, я вновь подставил под летевшую в висок палку левое предплечье. И только падая как подрубленное дерево на снег, осознал, что рука отнялась еще после первого удара дубинкой.
— Живой? — Сознание возвращалось медленно и неохотно, а потому смысл слов собравшихся в переулке людей доходил не сразу.
— А что ему будет? — пнул меня кто-то ботинком по ребрам. Больно не было. Тело будто ватное. Ничего не чувствую. Даже холода снега под щекой. — Резкий, сволочь. Без форсажа бы не справился…
— Грузите этого гада, — распорядился кто-то третий. — Сначала его отвезем, потом за трупами вернемся.
— Всех же предупреждали, — ухватил меня за ворот давешний бородач, — увидите — сами не рыпайтесь…
— Молодежь, — в тон ему поддакнул собеседник и вдруг пронзительно вскрикнул.
И было отчего: незаметно стекшийся в переулок туман перестал таиться у земли и в один миг окутал вовремя не обративших на него внимания людей. Цеховики умерли мгновенно. Вот еще только по жилам бежала теплая кровь, а уже через миг их сердца превратились в смерзшиеся куски льда. Проморозивший лютой стужей тела туман рассеялся, оставив после себя замершие в жуткой неподвижности фигуры.
Даже не задаваясь вопросом, почему меня миновала чаша сия, я попытался перевернуться на бок, но тут послышался легкий хруст снега под ногами неторопливо приближавшихся людей. Не особо церемонясь, меня подхватили под руки и поволокли куда-то в глубь проулка. Затащили в темный дворик, выходившие в который окна оказались либо заколочены, либо и вовсе заложены кирпичом, и, прислонив спиной к стене, усадили прямо на снег.
Опустившийся на корточки крепкого сложения парень зачерпнул пригоршню снега и принялся растирать мне лицо. Как ни странно, сразу полегчало. Но — ненадолго. Встретившись со взглядом совершенно синих глаз, и вовсе едва удалось удержаться от вскрика.
Да что за напасть?! Синеглазые!
— Не стоит так пугаться, — заметив передернувшую мое лицо судорогу, посоветовал сидевший на поставленном на попа полимере молодой парень, глаза которого прятались за темными стеклами солнцезащитных очков. Еще и сам весь в черном, как ворон. То ли от контраста, то ли так оно и было на самом деле, но кожа моего собеседника казалась даже белее завалившего двор снега. — Мы хотим всего лишь поговорить…
— Все так говорят. Все…
— Если бы мы собирались завладеть вашим имуществом или причинить несовместимые с жизнью повреждения, в организации этой беседы необходимости бы не было.
— Имущество? Имущество — это да… — Я посмотрел на зажатый в руке нож и пришел к выводу, что в словах собеседника есть определенный смысл. Дали бы чем тяжелым по башке, и поминай как звали. Холодная рукоять жалила ладонь иглами стужи, и пришлось убрать клинок в чехол. От греха подальше. — Тогда чем обязан?
— Да так — познакомиться решил, — улыбнулся парень, синеглазые спутники которого, оставив нас наедине, разошлись в разные концы двора. — Вживую, так сказать…
— Тогда давайте знакомиться. — Я пошевелил пальцами левой рукой и с облегчением понял, что кости не сломаны. Правда в голове сразу зашумело, но это уже мелочи… — Вот вы, собственно, кто такой?
— Координатор. — Парень глянул на меня поверх солнцезащитных очков, и от пронзительного взгляда темно-синих глаз без малейшего намека на зрачки меня передернуло.
— Вас так и зовут — Координатор? — криво усмехнулся я, пытаясь не выдать своего замешательства.
— Можешь звать меня хоть Принц Вьюга, принципиально ничего от этого не изменится, — не обиделся на шутку парень и одернул полу черной кожаной куртки.
— Учту, — кивнул я, чувствуя, как через фуфайку от земли и кирпичной стены начинает пробираться холод. — Спасибо, кстати, что с цеховиками помогли.
— Будем считать, что мы квиты, — сбил снег с каблука высокого кожаного сапожка координатор. — Я в некотором роде своей карьерой именно тебе обязан.
— Так вы из этих… — протянул я. — Знаете, как о вас «Несущие свет» отзываются?
— Наслышан, — поджал губы парень, лицо которого никак не удавалось толком рассмотреть. Неприметное оно какое-то. Отвернешься — и забудешь. К тому же это мне он парнем кажется, сколько ему лет на самом деле, так с ходу и не скажешь. И двадцать может быть, и все сорок. — Тебе ли не знать, что агитки обычно имеют мало отношения к реальному положению вещей? И пропаганда «Несущих свет» не исключение.
— Хрен с ними, — просипел я, пытаясь подняться на ноги, но решил, что пока этого делать не стоит — слишком уж кровь в подбитом виске запульсировала. — Чего хотели-то?
— Мы хотим тебя нанять, — внимательно уставился на меня парень и замолчал.
— Да ну? — здорово удивился я. — И прям деньги заплатите?
— Обязательно.
— Интересно, — хмыкнул я. — А кто это — «мы»?
— Если тебе так проще — Стужа, — нисколько не смущаясь, заявил парнишка.
— Работать на врагов человечества? — скривился я. — У вас таких денег нет.
— Зато мы хорошо торгуемся. — Координатор сунул руки в карманы куртки. — А насчет врагов… Это все стереотипы. Наше, если так можно выразиться, объединение не ставит перед собой задачи причинения вреда кому бы то ни было. Нам просто нужны гарантии собственной безопасности. Никому, по большому счету, не нужен этот мир…
— Да ну?
— Точно тебе говорю. По сути — все дело в обычной конкурентной борьбе за энергоресурсы. — Парень поднялся с полимера. — Одни несут демократию в обмен на нефть, другие угробили миллионы жизней из-за плодородных земель или золота. А тепло… Тепло — точно такой же ресурс. И можешь быть уверен, если контроль над межпространственными тоннелями получат Хранители, вашему миру придется куда хуже. Зря смеешься. Все, что надо нам — это и дальше иметь возможность сливать в Приграничье излишки энергии. Мы хотим сохранить статус-кво, не больше и не меньше. А вот наши оппоненты спят и видят, как бы за чужой счет осуществить глобальное потепление. Но если в одном мире потеплеет, то что произойдет в другом?
— Похолодает, — чувствуя, что именно такого ответа от меня и ждут, все же не стал отмалчиваться я.
— Закон сохранения энергии в чистом виде, — усмехнулся и встал с ящика координатор. — Заметь — не мы его придумали.
— Чего вы от меня хотите? — Опираясь на стену, я медленно поднялся на ноги. — И давайте короче — если найдут трупы…
— Не найдут, — раздраженно мотнул головой парень. — А надо нам, что и всем остальным, — ножи.
— Почему тогда этот не забрали? — наклонив голову, в которой пульсировали вспышки боли, попытался отдышаться я. — Или вам сразу два надо? Оптом?
— В идеале четыре, — спокойно заявил парень. — Но хватит и двух. Мы готовы предложить тебе десять тысяч серебром за каждый клинок.
— Сколько?! — ошарашенно переспросил я, на мгновение забыв даже про терзавшую голову боль.
— Десять тысяч. За каждый клинок. Серебром, золотом или банкнотами, на твое усмотрение. При условии, что ни Хранитель, ни называющий себя Хозяином ренегат не получат в свое распоряжение второй нож.
— Круто. — На какое-то время мне даже захотелось поверить в порядочность собеседника, но врожденная недоверчивость все же взяла верх. — Пять минут назад у вас был прекрасный шанс сэкономить десять тысяч. Объясните мне тупому — почему вы им не воспользовались?
— Твой нож… немного дефектный.
— Это как? — здорово удивился я.
— Ты ведь знаешь, зачем этот пресловутый Первый Хранитель создал инструмент в виде ножа? — вновь уселся на полимер координатор. — Не ту байку про необходимость жертвоприношения, а как оно было на самом деле?
— Да, — ненадолго задумавшись, решил ответить правду я. Не нравился мне этот координатор. Не как человек — не водку же с ним пить, в самом деле, — а тем, что никак разобраться в нем не получалось. Человек это или нелюдь, под человека маскирующаяся? А? Нет, думаю, все же человек. Выходит, те самые ортодоксы настолько к условиям вечной Стужи приспособились, что вынуждены людей для агентурной работы здесь вербовать? Или им просто чужими руками жар загребать привычней?
— Так вот — этот клинок предназначен высасывать и аккумулировать в себе чужие жизни. Но Первый Хранитель немного перестарался и получил в итоге то, что получил. И теперь любой, кто попытается работать с помощью одержимого жаждой крови инструмента, очень и очень рискует.
— А как же я?
— Вероятно, он нашел в тебе родственную душу, — усмехнулся парнишка. — И если уж Первый Хранитель не смог взять его под контроль и решил для начала изничтожить тебя… Боюсь, для настоящей работы такой нож уже непригоден.
— Работы?
— При одновременном использовании двух или более клинков появляется возможность полностью заблокировать созданные первоначальным ритуалом энергетические потоки. А при желании и перехватить контроль над проложенным между мирами тоннелем. Или создать новый.
— Нож из Чертова провала, так понимаю, уже у вас? — догадался я.
— Все может быть, — уклонился от прямого ответа координатор. — Так ты согласен?
— Скажите уже прямо — чего вы от меня хотите?
— Принеси нам еще один нож.
— Где я его возьму?
— Один из клинков хранится где-то в Форте. Одним завладел посланник Хранителей. Последний у ренегата, но до него тебе не добраться. И вообще, если дорога жизнь, держись от бывшего Хранителя подальше.
— Условия оплаты остаются в силе?
— Да. Срок — до Черного полдня. Если не уложишься, Цитадель сровняет Форт с землей.
— Энергии-то у вас хватит?
— За нас не беспокойся, — поправил темные очки парень. — И мой тебе совет — избавься от своих подельников. Мы подозреваем, что с ними не все чисто.
— Со всеми?
— С теми, которые мужского пола.
— Приму к сведению, — кивнул я. — Такой вопрос: найду нож, как связаться с вами? И какие гарантии моей безопасности опосля? Аванс тоже не помешает.
— Желай мы твоей смерти, навсегда оставили бы вмороженным в глыбу льда. Неужели ты и в самом деле считаешь, будто настолько крут, что пули не берут и враги сами как мухи дохнут? Сколько раз мы тебя из петли вытаскивали — и не сосчитать. — Поднявшись на ноги, координатор вынул из кармана и метнул в меня сверкнувшую расплавленным серебром звеньев цепочку. — Как найдешь нож, сами узнаем.
Инстинктивно я выставил вперед руку, и просочившийся сквозь пальцы металл холодным браслетом охватил левое запястье. Мгновением спустя иглы стужи до костей проморозили предплечье, и от неожиданно резкой вспышки боли голову заволок туман беспамятства.
Думаю, отрубился я всего на какую-то долю мгновения, но и этого времени хватило чужой воле, чтобы сорвать печати с каких-то совсем уж неприметных дверей в подсознании. Вырвавшиеся на свободу воспоминания наложились на окружавшую действительность и на несколько ударов сердца даже затмили ее своей достоверностью.
Плеск воды под ногами. Бешено стучащее после долгого бега сердце. И льющийся сверху призрачный свет.
Высокая болотная трава. Подступившая со всех сторон молочная пелена тумана. И зависшее прямо над головой основание ледяной Цитадели.
Грязь. До боли сдавившая запястье цепь мультичар. И горькое осознание собственного бессилия.
Холод ледяной могилы. Звучащие в голове слова на неизвестном языке. И волнами накатывающее беспамятство…
Охнув, я медленно осел в снег и часто-часто задышал, пытаясь прогнать подступившее безумие. Все будет хорошо, все будет хорошо…
Замечательная на самом деле мантра: «все будет хорошо». Главное — мозги суметь отключить, чтобы своим рациональным подходом весь эффект от самовнушения на нет не свели. Ну с мозговой активностью мы как-нибудь справимся, а вот воспоминания обратно в резервации загнать уже не получится. Но, может, это и к лучшему?
С кряхтеньем поднявшись с земли, я отряхнул фуфайку и без особого удивления заметил на полимере стопку из десяти червонцев, оставленных координатором. Купить решили? Ладно, мы люди не гордые, от подачек отказываться не будем. Тем более на денежном фронте — дело швах.
Ссыпав зазвеневшие золотые кругляши в карман, я поплелся со двора, с трудом удерживаясь, чтобы не начать тихонько подвывать себе под нос. Все тело кололи иголки начавшей расходиться крови, ныли суставы, ломило кости, да и приложенный к желваку на виске снег совершенно не помог снять боль.
И все же — отвратительное самочувствие волновало сейчас меньше всего. И даже необходимость убраться подальше от злосчастного проулка, в котором остались промороженные трупы цеховиков, не могла отвлечь от бродивших в голове мыслей.
Как свыкнуться с мыслью, что ты всего лишь марионетка, которую в нужный момент дергают за веревочки? Нет — хуже того: биток, которым загоняют в лузы другие шары. А иногда и просто ради спортивного интереса тычут кием, наблюдая за хаотичными рикошетами от бортов. На дурака…
И что — смириться с тесным ошейником чужой воли? Или выйти из игры, просто пустив пулю в висок?
Нет! Не дождетесь! Вы все еще пожалеете, что не отправили меня в края вечной Стужи, пока была такая возможность. Решили использовать недоумка Льда в своих целях? Что ж, теперь его — тьфу ты! — моя очередь. Устрою вам еще…
Немудреная бравада несколько ослабила колотившую меня с ног до головы нервную дрожь, а пронзительный ветер и вовсе заставил задуматься о поиске укрытия. И так холод собачий — весь заколел уже, — так еще и продувает насквозь. И лазурное солнце, паскуда такая, почти над головой зависло. Перебежав через Красный проспект, я свернул в первую попавшуюся подворотню. Пора привести мысли в порядок, а то голова уже пухнет.
Хотя что принципиально нового поведал мне координатор? Хрен да маленько. Куда важнее вернувшиеся воспоминания о заточении в ледяной пирамиде. Выходит, слугам Стужи все же удалось перехватить меня на болоте после захвата нашей группой лаборатории по производству мозговертов. И не просто захватить, но и промыть мозги. Да так ловко, что даже Хранитель, чтоб ему было пусто, ничего не заметил. Возникни у него хоть малейшие подозрения, и ноги бы его у Чертова провала не было. А эти гады ловко все провернули: всех стравили, а сами под шумок ножом завладели.
Так что это получается, своими новыми способностями я хозяевам Цитадели обязан? И живучесть и везучесть — это все оттуда идет? Погано-то как. А если они надумают кислород перекрыть?
Стоп, стоп… Если бы все обстояло именно так, то в инструктаже, устроенном координатором, не было бы абсолютно никакой необходимости. Адепты Стужи — ребята рациональные до мозга костей. Так что тут концы с концами не сходятся. Да и цепь мультичар эта… И на хрена только у Ворона ее купил?
Я попытался подцепить ногтем плотно охватившую запястье цепь, но лишь сморщился от неприятного ощущения, а из-под звена выступила капелька крови. Все ясно: в мозги залезть или не сумели, или побоялись, а с этой штукой так и так никуда не денешься. Думаю, чары туда залили весьма специфические. Как там говорят: «шаг вправо, шаг влево»? Вот-вот. Что-то типа того.
А может, координатор не лукавил, и его хозяева действительно заинтересованы лишь в поддержании статус-кво? Да ну и пусть поддерживают сколько угодно, только не за мой счет!
Разозлившись, я начал прикидывать, как бы мне удрать из Форта до Черного полдня, но, как назло, ничего путного в голову не приходило. Более того — холодные звенья цепи мультичар сдавили руку, и левая кисть разом потеряла чувствительность. Попытавшись взять взбесившуюся железяку под контроль, я начал изучать ее внутренним зрением и без всякого удивления обнаружил, что ничего не выходит. Будто не чародейский артефакт на руке, а мертвый кусок железа.
И как это расценивать? Не иначе, как прямой намек — и не думай, что отсидеться получится. Не уложишься до Черного полдня, первым огребешь. Черт бы побрал лазурное солнце и эти проклятые ножи! Судьба Форта меня волнует меньше всего, а вот собственная шкура дорога, и не только как память. Мне еще пожить охота…
Усевшись на занесенную снегом ступеньку покосившегося крыльца, я впервые за последнее время пожалел, что нет выпить. Тяпнул бы сейчас соточку и полез напролом, как обычно. А так — думать приходится. А думать на заданные темы — особенно если от них мурашки по коже, — занятие не из приятных.
Несколько минут, я бездумно таращился на стены домов, где смешивались тени двух солнц — желтого и лазурного, а потом тяжело вздохнул и, наконец, признался самому себе, что выйти из игры прямо сейчас никак не получится. Да нет, получиться-то оно получится, но какой ценой? Последствия столь опрометчивого поступка будут чреваты крупными и скорее всего фатальными неприятностями.
Почему? Из Форта сорваться возможности нет — раз. Цепь на запястье — два. Сложим эти моменты — и что получим? Правильно: не найду нож, подохну вместе со всеми. А если найду… Тогда у меня со слугами Стужи совсем другой разговор будет. Если он вообще — будет. Все ведь об одном толкуют: используя одновременно два ножа, можно построить портал в нормальный мир. Как? А это по ходу дела выяснять будем.
Левое запястье заломило, холодная цепь потяжелела и вновь проявила себя как нечто большее, чем простой кусок железа. Настырные щупальца чужой воли попытались выжечь из меня крамольные мысли, но тут уж я не сплоховал и заблокировал обжигавшее холодом заклятие. С каждым разом колдовать получалось все проще и проще. Уж даже не знаю, что было тому причиной: инъекция супермагистра или постепенно всплывавшие из подсознания навыки, невольно приобретенные в ледяной пирамиде.
Хотя многого ли я добился? По сути, ситуация патовая — вложенные в цепь мультичар заклинания худо-бедно заблокировал, но снять эту чертову цепь никак не получится. Не ножовкой же ее резать, в самом деле…
Ладно, разберусь по ходу дела. Другой вопрос на повестке дня стоит — возвращаться ли за своими подельниками? Координатор, сволочь, туману напустил, но зачем бы ему врать было? Тем более что и Напалм и Ветрицкий — товарищи, мягко говоря, скрытные. Пиромант мутный какой-то в последнее время, Николай, тот и вообще странно себя ведет…
Вот только возвращаться за ними придется в любом случае — там распечатки СЭС остались. А есть у меня одна идейка, которую стоит проверить. К тому же Напалм обещал насчет побега из Форта через своих знакомых разузнать. И не стоит забывать, что помимо слуг Стужи мной еще масса народа интересуется. Начиная дружинниками и сектантами и заканчивая Сестрами Холода и цеховиками. Интересуются, да…
Но если подозрения координатора не лишены оснований… Нет, надо бы как-нибудь подстраховаться.
Когда я вернулся на Торговый угол, там, как обычно, торчала оставленная прямо посреди перекрестка «газель» с синими полосами на бортах. Злые дружинники без особого азарта обыскивали водителя припаркованного на обочине грузовика и внимательно изучали документы на ржавые железные бочки, которыми был забит кузов полуторки. Все же заступившие на дежурство охранники наблюдали за этим безобразием, спрятавшись от лучей лазурного солнца под навесом одного из пустовавших торговых павильонов.
— Работаете еще сегодня? — перебежав дорогу, уточнил я у настороженно оглядевших меня парней.
— До обеда. Завтра выходной, — поежился от пронзительного порыва ветра один из охранников.
— Понятно, — кивнул я и, заметив заинтересованный взгляд залезшего в кузов грузовика дружинника, быстренько заскочил в торговавшую амулетами лавку с претенциозным названием «Серый святой». И, растирая покрасневшее лицо, пожаловался вышедшему на звон колокольчика хозяину лавки: — Собачья погодка на улице. Ветер насквозь продувает, лазурное солнце еще…
— Вы к нам раньше заходили? — внимательно поглядел на меня худощавый мужчина в круглых очочках с толстыми линзами. В своем строгом костюме среди витрин с образцами амулетов он казался, по меньшей мере, хранителем музея.
А витрин было немало. И чем дальше от входа, тем разнообразней становились лежавшие в них талисманы. Деревянные, керамические, фарфоровые, металлические и выточенные из драгоценных камней. Гладко отполированные и покрытые сложной гравировкой или рунами. Грубые поделки и настоящие произведения искусства. Неподготовленный человек от такого разнообразия мог запросто растеряться, но для начала внимание следовало обратить на цвет задников. Синий цвет говорил о том, что амулет сработан колдунами, желтый — чародеями, серый — магами, красный — алхимиками, а черный — и вовсе неизвестно кем. Раньше, помнится, еще зеленый был, а теперь ни одной вещицы ведьмовской работы не вижу.
— Было дело, — не стал отрицать я, но и напоминать подробности последнего сюда визита не решился. Ни к чему это. А узнать он меня — фиг узнает. Даже с феноменальной памятью на лица. Слишком уж рожа пока перекорежена. Хотя по сравнению с тем, что было до инъекции супермагистра — небо и земля. — Решил вот по старой памяти снова к вам заглянуть…
— Похвально, — расслабился протиравший бархатной тряпочкой какой-то латунный амулет торговец. — Чем могу служить?
— Вы знаете, есть такие спецпули… Нет-нет, я не за ними пришел, — сразу же пришлось успокаивать хозяина лавки мне. — Не за ними. Просто, говорят, существуют специальные чары, от которых такие пули детонируют…
— Существуют, — отложил амулет вместе с тряпочкой на стол торговец. — И что?
— А насколько сильно они детонируют? — перевел я взгляд с висевших у стены пучков черных перьев на сверкавшую драгоценными камнями подвеску, помещенную в отдельную витрину прямо под освещавшей помещение чародейской лампой.
— Да как вам сказать? Сильно или несильно — каждый для себя сам определяет, — проследил за направлением моего взгляда хозяин. — Так же как красиво и некрасиво.
— Логично, — согласился с ним я. — Тогда, чисто теоретически, допустим, в магазине пистолета девятого калибра восемнадцать спецпуль. Что будет с рукой человека, если они вдруг, опять-таки чисто теоретически, сдетонируют?
— Чисто теоретически, — ответил торговец, явно все еще пытавшийся вспомнить, где он раньше мог меня видеть, — ему оторвет кисть. На практике магазин в таких ситуациях редко когда бывает полным и дело обходится ампутацией пальцев.
— Вот оно как, — задумался я над словами хозяина лавки и теперь уставился на покрытый сложной гравировкой металлический жезл, в назначении которого с ходу разобрать не удалось.
— А с какой целью интересуетесь? — Торговец убрал начищенный до блеска амулет в верхний ящик конторского стола и вытер руки о замызганное полотенце.
— Мне интересно, сколько бы стоил заряженный такими чарами амулет? — провел я рукой по панно, выложенному из полудрагоценных камней. — Если не ошибаюсь — это какой-то охранный артефакт.
— Чисто теоретически такой артефакт стоил бы никак не меньше двух рублей серебром. — Торговец открыл одну из витрин и достал какую-то костяшку.
— Почему — теоретически? — насторожился я.
— Они выведены из гражданского оборота, — объяснил хозяин лавки. — Артефакты подлежат конфискации, их владельцы будут вынуждены уплатить весьма солидный штраф в казну.
— Как интересно! — огорченно протянул я. — Разрешение, так понимаю, получить нереально?
— Все продается в этом мире и все покупается. Вопрос в цене. Ну да мы не о том, — пожал плечами торговец и протянул мне резную костяную трубочку. — Есть масса не менее замечательных артефактов. Вот, например, что вы скажете об этой вещице?
— «Кошачий глаз», — потер я пальцами теплую костяшку, в которую было залито заклинание, позволяющее видеть в полной темноте. — Полностью заряженный. Стоит не более полуимпериала.
— И, что самое важное, не подлежит обязательной сертификации, — внимательно уставился на меня торговец.
— Это, конечно, плюс. — Я осмотрел амулет внутренним взором, но не смог обнаружить ничего подозрительного. Разве что заклинание в нем какое-то скользкое. Ты его прощупываешь, а взгляд так в сторону и уходит. Никак на биении в костяшке энергетической жилки сосредоточиться не получается. — Вы, полагаете, он мне может пригодиться?
— Если вы готовы выложить за него два рубля серебром, — кивнул хозяин лавки.
— Полтора.
— Продано! — не стал упираться торговец. — Его, главное, заблаговременно активировать надо. Очень занимательные метаморфозы тогда произойдут.
— Понятно. — Я отсчитал шесть червонцев и выложил их на канцелярский стол. И без этих пояснений, наконец, удалось уловить искусно укрытое под безобидной оболочкой запрещенное заклинание. Но это мне. Простому гимназисту провести такую проверку никогда в голову не придет. — Гарантия?
— Еще никто не жаловался. Но если что — приходите, заменим, — радушно улыбнулся хозяин лавки и смахнул монеты в ладонь. — Что-нибудь еще?
— Да смотрю — у вас совсем ведьмовских талисманов не осталось… — Я обвел рукой витрины, ни у одной из которых не было зеленого задника. — Даже странно как-то…
— Демпинг и недобросовестная конкуренция, — помрачнел мой собеседник. — Даже с минимальной накруткой их поделки у меня стоят дороже, чем если покупать их напрямую.
— А сколько времени придется убить на поиски? У ведьм обычно выбор небогатый.
— До недавнего времени так и было, но теперь они просто выдавливают конкурентов, — горестно вздохнул торговец. — Три лавки на северной окраине открыли. Три! А денежных покупателей у нас раз, два и обчелся…
— И с чем связывают такую экспансию? — не показывая своей заинтересованности, все же поинтересовался я.
— Точно никто ничего не знает.
— А не точно?
— Вас интересуют слухи? — Торговец снял очки и прищурился.
— Меня интересует ваше мнение.
— Мое мнение — в Лиге назревают большие перемены, — подошел к своему столу хозяин лавки. — Не знаю, кто или что их вынуждает, но Сестры Холода начали реформировать свою архаичную организацию.
Я остановился у входной двери:
— Вы о разрешении браков?
— О браках, о мужчинах-наемниках, о гетто, о расширении торговли, — начал перечислять, загибая пальцы, торговец. — Поодиночке — это пустяки, но вот в совокупности…
Я кивнул и вышел на улицу. Дружинники по-прежнему мотали кишки пытавшемуся что-то втолковать им водителю, и мне удалось незаметно проскользнуть в ближайший проулок. Слова хозяина «Серого святого» запали в душу, и никак не удавалось убедить себя, будто происходящее в порядке вещей. Слишком уж долго валькирии безвылазно сидели на западе Форта, и слишком активно они начали подминать под себя северную окраину. Не говоря уже о других странностях. И даже попытка захватить меня вполне укладывалась в несколько параноидальную теорию о том, что они заключили с кем-то негласный союз.
Но с кем? Горожане, судя по рассказу Гадеса, отпадают. Остаются контролирующий Северореченск Хозяин, слуги Стужи и Хранитель. Учитывая прошлые заигрывания валькирий с Крисом, логично предположить, что они спутались со Стужей, но в этом случае у них не было причин объявлять на меня охоту. И Хозяину спускать на меня собак пока не за что. Неужели Хранитель подсуетился? Похоже на то. Он хоть и Третий, но мозги пудрит — будь здоров.
Решив не забивать голову всякими домыслами, я остановился напротив трехэтажного дома, на первом этаже которого красовалась свежевыкрашенная вывеска: «Травница». Прямо к обитой лакированными рейками двери был пришпилен листок с нехитрым перечнем услуг: «Снятие порчи, привороты, отвороты, гадание на крови, целебные снадобья, амулеты и талисманы».
Решив, что вряд ли мое описание успели довести до всех работающих на Лигу ведьм, я открыл заскрипевшую дверь и поднялся по темной лестнице на второй этаж. Там — в небольшой комнатке с единственным, выходящим во двор окном, — и обнаружилась приветливо улыбнувшаяся старушка, которая куталась в протертую во многих местах шаль.
— Присаживайся, милок, — заметив мой помятый вид, указала она на покосившийся стул. — Что беспокоит? Прихворал?
— Спасибо, постою, — отказался я, разглядывая полностью занимавший одну из стен стенд с амулетами. Сразу бросалось в глаза, что новенькая витрина смотрится на фоне обшарпанной мебели и потемневших от влаги стен несколько чужеродно. Выходит, и в самом деле ведьмы всерьез за расширение ассортимента своих торговых точек взялись. — А беспокоят меня, бабушка, мысли…
— Погадать надо, душу успокоить, — предложила ведьма и перестала улыбаться. Исчертившие ее лицо морщины сразу сделали похожим его на печеное яблоко.
— Мне бы что-нибудь посущественней, — покачал головой я и заглянул в стоявшую на приткнувшемся у окна столике эмалированную миску с облезшим дном. — Поэффективней…
— Загадками говоришь…
— Да прям! — Я расправил поникшие листья чахлой травы, росшей в горшке на подоконнике, и повернулся к старухе. — Думаю, меня компаньон обмануть хочет…
— Порчу не навожу. Нехорошее это дело, — сразу сообразила к чему идет дело ведьма.
— Зачем порчу? — возмутился я. — Как брата его люблю, но пику в почку заполучить радости мало. И до такого дойти может, финансы на кону немалые стоят…
— Ну и чего ты от меня хочешь? — успокоилась бабулька, заслышав о деньгах.
— Да мне бы амулет какой, чтоб, если бузить начнет, — успокоить. — Я присел на край стола. — Поспать чтоб прилег часов на сколько-нибудь…
— Не переверни стол, — сварливо предостерегла меня ведьма. — Сделать такой амулет дело нехитрое, но…
Я молча вытащил из кармана фуфайки ссохшийся, весь в бурых пятнах крови платок, которым Напалм вытирал посеченное осколками бутылки лицо.
Старуха забрала у меня платок.
— Два червонца.
Так же, не говоря ни слова, я выложил на потемневшую столешницу две золотые монеты.
Бабка поднялась из продавленного кресла, потерла черным ногтем червонцы и, убрав деньги в карман, принялась что-то тихо напевать себе под нос. Ловко скрутив из расправленного платка куклу, она выдернула из своей шали несколько длинных нитей и обмотала ими получившуюся поделку.
— На три дня хватит, — протянула ведьма отдаленно напоминавшую человека куклу.
— Мне что, иголки в нее втыкать? — Я сразу же спрятал скрученный платок в карман фуфайки. Никакого колдовства почувствовать не удалось, но у ведьм не все так просто…
— Иголки? Умник выискался. — Выполнив работу, старуха сразу потеряла ко мне всякий интерес. — За нитку дерни, да так, чтобы узелок развязался.
— Дерни за веревочку, получишь результат, — пробормотал я себе под нос и, не прощаясь со старухой, вышел из комнатки на лестничную площадку. От спертого воздуха замутило и, спускаясь по ступенькам, приходилось страховаться, упираясь рукой в стену. Или меня так с голодухи мотает?
Щурясь от бивших прямо в глаза лучей лазурного солнца, я пробежал через двор, нырнул в арку и выскочил на Красный проспект. Отчаянно засигналивший грузовик, в кузове которого загремели бочки, едва не зацепил меня бортом и, проехав с десяток метров, остановился.
— Охренел совсем?! — заорал обежавший кабину с монтировкой в руке водитель. — Куда прешь?! Глаза разуй!
— Извини, брателла, задумался, — приложил я правую руку к груди. — Отпустили тебя эти упыри?
— Задумался он! — по инерции рявкнул молодой парень, но сразу же успокоился. — Отпустили. Все кишки вымотали, суки…
— Работа у них такая.
— У меня тоже работа, — пнул колесо злой водитель. — И с заказчиком мне объясняться. И с хозяином тоже. А еще машину в гараж вернуть надо и как-то до дома добраться.
— Далеко едешь? — остановился рядом я.
— На промзону. Химикалии какие-то, будь они неладны, везу.
— Подбросишь?
— Залазь, — распахнул свою дверцу парень. — Курить есть? А то у меня эти козлы все выгребли.
— Не травлюсь, — покачал я головой, залезая в кабину. — За перекрестком Кривой и Красного киоск есть, поехали — с меня пачка.
— Да деньги есть. — Парень надел солнцезащитные очки. — Мне б прямо сейчас подымить — а то так даже ехать страшно: трясет всего. Вывели твари…
— Тут ехать-то, — поерзал на холодном сиденье я. — Доползем.
— А куда деваться? — завел машину парень и протянул мне руку. — Леня.
— Саня. — Мне показалось разумным не светить свое прозвище. А то еще аукнется где…
— Ну, с богом, — вывернул руль Леня и, дернувшись, грузовик начал набирать скорость.
Ехать и в самом деле оказалось всего ничего: сиденье подо мной только-только начало отогреваться, когда, миновав перекресток, автомобиль выехал на обочину и ткнулся бампером в отвал снега прямо напротив киоска с залихватской надписью: «Наше дело — табак!». К моему удивлению, на улице оказалось достаточно многолюдно: поблизости топтался наряд дружинников, а в одноэтажный пристрой к жилому дому то и дело заходила самая разнообразная публика. Из трубы на крыше пристроя валил дым, а запах свежей выпечки почувствовался даже в кабине. Это еще что за заведение? Не было здесь ничего такого.
— Жратвой запахло, — сглотнул я слюну, пока Леня рылся по карманам в поисках мелочи.
— Вон кулинарию открыли.
— Слушай, купи пожевать чего-нибудь, — сунул я водителю золотую десятирублевку. — А то желудок сводит — сил нет. И себе возьми…
— Да есть у меня деньги, — попытался отказаться парень, но я уже вытолкнул его в приоткрытую дверцу кабины на улицу.
Накинув на голову капюшон короткой куртки, Леня сунул в карман вытащенный из замка зажигания ключ, купил пачку папирос и трусцой побежал к кулинарии. Дружинники проводили его задумчивыми взглядами, потом уставились на грузовик — я сразу же откинулся на сиденье и прикрыл глаза, — но подходить не стали. Видать, у них здесь и без нас есть с кого деньгу сшибить.
Вернувшийся минут через десять Леня передал мне оставшуюся с червонца сдачу и сунул странный бутерброд: меж двух вовсе немаленьких и еще горячих лепешек оказался слой то ли жареных, то ли тушеных овощей, в котором иногда даже попадалось мясо птицы. Или курица, или еще какая дичь…
Блин, ну и как это чудо есть? Оно ж в рот не пролезет! Впрочем, голод не тетка, и вскоре удалось расправиться с лепешками, при этом почти не обкапав и без того засаленное сиденье.
— Поехали? — вытер руки о валявшуюся под ногами грязную тряпку водитель.
— Поехали, — кивнул я и попытался поудобней устроиться на сиденье. Хотя подремать, конечно, вряд ли получится: трясет эту колымагу — будь здоров. Так что я не стал закрывать глаза и с интересом посматривал по сторонам. Вот ведь какое дело — вроде ничего в Форте не меняется, а выпади из жизни на несколько месяцев, тут же голова от нововведений кругом пойдет. Тут питейное заведение открылось, там дом сгорел. Все течет, все меняется. — Чего везешь-то?
— Удобрения на Ферму. — Леня газанул, и грузовик успел проскочить перед выезжавшими со дворов санями с бойцами «Красного декабря». — Нет, ты видел, как я их? А? Одно слово — уроды!
— Пальнут еще, — предупредил парня я.
— Кишка тонка, — беспечно отмахнулся тот. — Понацепляли красных повязок, все можно, что ли? Ничего, им еще покажут, где раки зимуют…
— Думаешь?
— С остальными уродами разберутся и за этих примутся…
Я хмыкнул и, как завороженный, уставился в лобовое стекло: с противоположной стороны дороги, именно там, где не без моей помощи закончил свой жизненный путь Герман Бергман, торчала черная стела. Казавшийся единым монолитом каменный шпиль поднимался выше крыш соседних домов, и лучи двух солнц будто гасли, попадая на грани жутковатого памятника.
— Ты чего? — удивленно посмотрел на меня Леня и сразу все понял. — А! Не видел, что ли, раньше? Меня по-первой тоже в дрожь бросало. Ничего, привык уже.
Я только кивнул, но так ничего и не сказал. Если б только мурашки по коже — чуть кондратий от неожиданности не хватил.
Подпрыгивавший на колдобинах грузовичок проехал дальше, свернул с Кривой на уходившую к промзоне дорогу и вскоре нырнул под железнодорожный мост. Где-то справа остались и Арсенал, и район Гимназии, а слева потянулись бетонные коробки заброшенных цехов. Редко-редко в той стороне поднимались к небу и развеивались ветром клубы дыма, да мелькали пятна свежеокрашенных строений. Дорога была расчищена из рук вон плохо, несколько раз Лене только чудом удалось вырвать из снежного плена забуксовавший грузовик.
Вскоре автомобиль свернул на уходившую в глубь промзоны улицу, и я распрощался с подбросившим меня парнем. Если напрямик, то здесь не так уж и много топать осталось. Главное, до проспекта Терешковой добраться, а там и до общаги рукой подать. Только бы на облаву ненароком не нарваться. По идее — искать нас должны много восточней, но, как говорят, для бешеной собаки десять верст не крюк. Особенно если она на снегоходе…
Впрочем — обошлось. К тому же удалось пристроиться на задок обогнавших меня саней — благо вознице разговаривать с лошадьми надоело хуже горькой редьки, и он даже обрадовался появлению благодарного слушателя. А я и в самом деле был ему немало благодарен: во-первых, ехать это не на своих двоих по заснеженной дороге тащиться, а во-вторых, возница же не всякую ахинею нес, а последними слухами делился. О бунте уродов, о горожанах, Воеводе и всех-всех-всех. Думаю, не соберись он сворачивать в глубь промзоны, и о королях и капусте разговор бы зашел. А так — пришлось спрыгивать с саней и тащиться дальше пешком.
Слева давно уже тянулся покосившийся бетонный забор, за ним возвышались заснеженные развалины цехов. Хоть полк в засаде прячь, никто не углядит. Справа обзор ничуть не лучше: высокая насыпь железнодорожных путей начиналась метрах в десяти от укатанной санями дороги. Снег на ее склоне давно потерял белизну и был непередаваемого бурого оттенка. Из-за выбросов, не иначе.
Надо бы шагу прибавить, а то прихватят здесь, и даже кинуться некуда. Благо идти всего ничего осталось — вон уже верхние этажи многоэтажек на перекрестке проспекта Терешковой и Донецкого шоссе показались.
Темно-зеленый внедорожник с вырванной с мясом эмблемой производителя на небрежно выправленном бампере, почти неслышно урча мотором, выкатился из-под железнодорожного моста, когда я почти доковылял до следующей уходившей в промзону улицы. Это ж надо было так впухнуть! На борту автомобиля — ярко-синяя полоса явно не для красоты намалевана.
И что делать? Драпать? А куда? По таким сугробам даже до забора не успею добраться, как догонят и заломают. Вот если б хоть на полста метров разминулись…
Впрочем, водитель внедорожника не оставил мне времени на бесполезные душевные терзания и избавил от необходимости решать, имеет ли смысл совершить какую-нибудь глупость или прокатит и так. Не прокатило.
Газанув, автомобиль выбросил из-под всех четырех колес настоящие фонтаны снега и в один миг очутился совсем рядом. Распахнулись дверцы, и на дорогу выпрыгнули трое молодых парней. Двое с какими-то компактными пистолетами-пулеметами, один с залитым по самое «не могу» энергией чародейским жезлом. И печенкой чую — не простые «свинцовые осы» это. И даже не «огненный улей».
Тут-то меня и проняло по-настоящему. Разошедшиеся полукругом парни были наряжены в длинные коричневые балахоны с накинутыми на головы глубокими капюшонами. «Несущие свет»! Вот ведь прицепились гады!
Выхватив из кобуры пистолет, я начал медленно пятиться назад. Сектанты столь же неторопливо продолжили зажимать меня в клещи. Но это даже радовало — могли бы и пальбу открыть. А раз время тянут, значит, или приказ живым брать, или понимают — им в случае перестрелки тоже несладко придется. «Архангел» при любом раскладе несколько минут форы мне обеспечит. Вот если они врукопашную полезут… Хотя для рукопашной их одеяния не шибко подходят. Оно больше на защиту от лазурного солнца рассчитано.
— И этот здесь, — неприятно удивился я и от досады даже сплюнул на снег, когда из автомобиля вальяжно выбрался широко улыбавшийся Генералов. Его-то каким ветром сюда занесло? Неужели специально за мной ехал? Или случайно встретились? Ох, не верится что-то в такие совпадения…
— Бросай ствол, — перестав улыбаться, предложил он. — Бросай, не дури.
— Ага, разбежался, — поочередно нацеливая пистолет то на одного сектанта, то на другого, отказался я. — Давайте разойдемся по-хорошему?
— Не получится, — покачал головой Владимир.
— Чего привязались-то? — с досады поинтересовался я и тут же сорвался на крик: — Стоять! Стоять, кому сказал! Еще шаг и стреляю!
— Успокойся, — ничуть не испугавшись моей угрозы, облокотился на автомобиль Генералов. — Начнешь стрелять, сам же первым в крематорий и отправишься.
— Лучше уж так, чем к вам кроликом подопытным, — напряженно следя за наконец остановившимися парнями, заявил я.
— Вот так всегда, понапридумывают невесть что, а потом сами же и на стену лезут. — Владимир отвернулся от пронизывающего ветра и поднял воротник полушубка. — Что за люди такие?
— На себя поглядите, — огрызнулся я. — Если надо чего — излагайте. А то у меня дела.
— Нож отдай и проваливай. Нужен ты нам больно.
— Можно подумать, можно подумать… — Предложение Владимира меня совсем не удивило. Сначала пистолет выкинь, потом нож отдай, ну а раз пошла такая пьянка, и сам в машину лезь, чего уж теперь. — Не надо лапшу на уши вешать — без меня этот ножик вам как мертвому припарки.
— Ты столь высокого о себе мнения? — весело помахала мне рукой высунувшаяся из внедорожника Алина.
— И без тебя, Леднев, обойдемся. — Генералов неодобрительно посмотрел на выбравшуюся из машины девушку.
— Вот, значит, как, — вздохнул я. Натаскали замену, значит. А ведь, пожалуй, у нее может выгореть. Вон как аура янтарными брызгами стреляет. Мне такое чудо еще лицезреть не доводилось. Даже у Гадеса, на что старый маг силен, внутренняя энергетика менее насыщенная. Но есть одно большое-большое «но»: я знаю, что эта клятая железка собой представляет, а Алина — нет. И пусть ей десять лекций прочитали, все без толку. Ей бы пообтесаться как следует в Приграничье, промерзнуть… — Справишься?
— А сам как думаешь? — свысока глянула на меня девушка. — Я и там на многое способна была…
— Понятно. — Козырять своим положением в нормальном мире считалось в Форте дурным тоном и обычно выбивалось из болтуна всем, что под руку попадется. Но это не суть важно. Вопрос другой беспокоит: отдам нож — не попытаются ли повязать? Или им не до меня будет? В любом случае — обложили крепко, с боем разве что чудом вырваться получится. И стоит ли рисковать? Только вот на ту сторону без двух ножей портал не пробить, так? Но с переходом может и не выгореть, а пуля в лоб прямо сейчас со стопроцентной вероятностью светит…
— Что надумал? — поторопил меня Владимир.
— За каким лешим вас сюда занесло? — понимая, что особого выбора нет, я все же решил потянуть время. — Только не надо про случайность заливать…
— Нож отдашь? — проигнорировал мой вопрос Генералов.
— Сначала ответь, а там видно будет.
— Разве ты не знаешь, что отцу Доминику открыто многое? — язвительно поинтересовался Владимир.
— Многое, но не все, — нервно дернул я рукой с пистолетом, уловив краем глаза какое-то движение. Нет, почудилось. Черт — от нервов уже мокрый весь. Еще и руки дрожат. Вот дернется кто, и понесется… — Рассказывай.
— Да что рассказывать? — пожал плечами Генералов. — Во всем виноват твой интерес к замороженным трупам. Дальше продолжать или сам догадаешься?
— Продолжай. — Я переложил ГШ-18 в левую руку.
— С час назад дружинники обнаружили у Торгового угла странных покойников. Сразу же поставили в известность контрразведку. Кто-то видел, как поблизости крутился подходящий под твое описание тип. Кто-то видел, как этот тип уехал на грузовике. Остальное дело техники. Ну и чуточку везения.
— Ясно. — Я вытащил из чехла ритуальный нож и прищурился от отблеска лазурного солнца на его темно-синем лезвии. — Точно отпустите?
— Не сомневайся.
— С дороги отойдите, — заявил я сектантам, и дождавшиеся распоряжения Генералова парни подались в разные стороны.
— Нет, нож на дорогу положи, — остановил меня Владимир. — И к нам пинай.
— Да пожалуйста. — Чувствуя, как начинает течь по спине и бокам горячий пот, я, не отрывая взгляда от сектантов, осторожно опустил клинок на снег. Рукоять на прощание уколола холодом пальцы. — Так я пошел?
— Пинай.
Я переложил пистолет обратно в правую руку, глубоко вздохнул и пинком отправил заскользивший по наледи нож прямиком под внедорожник. И сразу же — пятясь, начал отходить к развилке, от которой в промзону уходила плохо расчищенная дорога. Мне бы до развалин добраться, а там замучаются в прятки играть. Не достанут.
Впрочем, теперь я и в самом деле мало интересовал Генералова, который опустился на колени и заглянул под днище машины. Вот сектанты, те на меня так косяка и давят, ладно еще остановить не пытаются. Следят, чтобы глупостей не наделал? А мне оно надо? Тут бы убраться поскорее отсюда. А Генералову не мешало бы не только на поступки других внимание обращать, но и тем, чего они не делают, озаботиться. А не сделал, на мой взгляд, Доминик одной прямо-таки напрашивающейся в его положении вещи — не приставил к залетному гостю Мстислава. И значит, возможны варианты…
Генералов поднялся на ноги, когда я уже добрался до дыры в бетонном заборе. Зло глянул в мою сторону, достал из внедорожника саперную лопатку и выпихнул ею из-под машины нож. Присевшая на корточки Алина сосредоточенно изучила украшенный узором клинок и осторожно взяла его в руки.
— Ну как? — заглянул ей через плечо Генералов.
— Холодно… — Прищурившись, девушка поднесла лезвие к лицу и вдруг одним плавным движением по самую рукоять воткнула клинок себе в глаз.
У Генералова с самого начала не было ни единого шанса: он только начал отшатываться, когда стремительно развернувшаяся Алина выдернула нож из окровавленной глазницы и полоснула Владимира по шее. Тот замертво рухнул в раскрытую дверцу машины, и брызги хлынувшей из рассеченного горла крови запятнали обивку.
Сектанты окрыли стрельбу с секундным запозданием и распластавшаяся над дорогой в нечеловечески стремительном прыжке девушка ускользнула от двух длинных очередей. Почти без замаха она ударила ближайшего к ней парня ножом в живот и тут же вырвала клинок из раны. Выронивший оружие сектант схватился за начавшее расползаться по коричневому балахону пятно, и вторым ударом Алина рассекла ему гортань.
Выпущенные почти в упор пули швырнули девушку на дорогу, и державшийся поодаль сектант с резным жезлом активировал смертоносные чары. Вот только рой «свинцовых ос» зарядом впустую взбил снег — будто и не почувствовавшая ранений Алина успела откатиться в сторону. Не ожидавший от девушки такой прыти сектант с пистолетом-пулеметом немного замешкался и тут же получил зачарованным ножом в солнечное сплетение.
Вскочившая на ноги одержимая, оставляя за собой кровавый след, бросилась к последнему оставшемуся в живых подручному Генералова, и тот решил действовать наверняка. Подпустив девушку поближе, парень выстрелил почти в упор. Алину крутнуло, угодивший ей в левый бок чародейский заряд раздробил ребра и в клочья разнес легкое, но все же сектант немного просчитался: уже падавшая на снег девушка выбросила вперед руку, и острие клинка полоснуло его по лицу.
Второй разряд чародейского жезла снес упавшей на дорогу девушке голову и навсегда успокоил одержимую. И только попавшая во власть каких-то потусторонних сил рука продолжала дергаться, пытаясь дотянуться клинком до зажавшего рассеченное лицо парня. Тот, не отрывая ладони от глубоко порезанной щеки, обессиленно осел в снег и начал отползать от слишком уж беспокойного трупа девушки.
И чего суетится? Не жилец ведь…
Подойдя сзади, я выстрелил ему в затылок — на войне как на войне, — и сбегал за оброненной Генераловым саперной лопаткой. Вернулся к продолжавшему дергаться трупу Алины, наступил ботинком на сжимавшую рукоять ножа кисть и в три удара перерубил тонкое запястье. Потом с трудом разжал холодные и твердые, словно камень, пальцы и не без колебания вынул из них нож…
И не почувствовал абсолютно ничего. Ни холода, ни заточенной в клинок злобы. Будто простую железку в руках держу, а не всеми демонами Стужи проклятую вещь. Неужели напился кровушки и заснул? С него станется.
Решив не тратить время на сбор трофеев, я сунул нож обратно в чехол, мимоходом глянул на застреленного мной парня — лучше уж от пули сдохнуть, чем по крупицам душу терять, — и быстрым шагом двинулся по направлению к Китаю. Хорошо бы, конечно, всех в машину затащить и красного петуха подпустить, только сейчас важнее время выгадать, чем пытаться улики скрыть. Кому надо, тот при любом раскладе знать будет, что именно тут произошло.
Тем более не станет это секретом для Доминика, который Генераловым и Алиной по большому счету разведку боем провел. Получится с ножом управиться — хорошо, нет — ну так игра еще не окончена. Одно только непонятно: если этот клятый нож постепенно силенок набирается, когда он меня схарчить с потрохами попробует? И почему до сих пор этого не сделал? Из непонятной симпатии? Ну-ну…
Перебежав через Донецкое шоссе, я поспешил убраться во дворы и, ежась от пронзительных порывов ледяного ветра, на чем свет стоит проклинал зависшее над головой лазурное солнце. Мало того, что глаза до слез режет, так еще и холод собачий. Надо пошевеливаться…
Почти из каждого окна тянувшейся вдоль Донецкого шоссе от проспекта Терешковой длинной девятиэтажки — той самой великой китайской стены, которой и был обязан названием весь микрорайон, — как и раньше торчали закопченные трубы. Вот только в лучах лазурного солнца грязные разводы копоти казались извивающимися тенями притаившихся где-то в небесной выси чудовищ.
Выглянувший из будки охраны парень что-то крикнул, но я не обратил на него никакого внимания и направился напрямик через неожиданно ухоженный двор. Частная собственность у них тут, понимаешь… В жопу их частную собственность — мне весь дом обходить совсем не улыбается. Здесь срежу.
Слишком уж бдительный охранник ничего предпринимать не стал, а дальше дворы пошли вовсе не такие ухоженные, и там уже всем было наплевать, кто я и куда иду. На легкую жертву, у которой карманы от денег пухнут, не похож — еще и нож на поясе — так какой смысл цепляться? Если приключений охота — их и побезопасней найти можно. Да и не видать никого на улице сегодня, только бы на дружинников не нарваться…
К счастью, никто мной по дороге до общаги не заинтересовался. Облегченно передохнув, я глянул на окна наших комнат и нахмурился: дым из трубы не шел. Может, конечно, они уже протопили или просто денег на уголь нет, но как-то это настораживает. Прищурившись, я быстренько исследовал пятиэтажку внутренним зрением и немного расслабился — могу, конечно, ошибаться, но неизбежных помех от активированных защитных амулетов или искрящихся энергией аур колдунов обнаружить не удалось. И это — плюс. Но и без минусов дело не обошлось — в наших комнатах никого. Ну и куда, спрашивается, мои компаньоны забуриться могли? Опять вторсырье собирать отправились? Не вовремя. С другой стороны, если ранец с распечатками там валяется, так еще подумаю, стоит ли вообще подельников разыскивать.
Поднявшись на крыльцо, я распахнул дверь и прошел через пустой вестибюль общаги к лестнице, ведущей на второй этаж. Выглянувший из своей конуры охранник проводил меня задумчивым взглядом, но стоило обернуться, моментально спрятался обратно. Спускавшийся по лестнице администратор тоже прошел, словно мимо пустого места. Ох, не нравится мне все это, ох, не нравится…
Подходя к двери двенадцатого блока, я окончательно уверился, что дело нечисто, но эта убежденность была основана исключительно на интуиции. А от обостренного чутья на опасность до приступа паранойи — один шаг. Даже шажок. Да и поворачивать обратно уже поздно: если в комнате засада, никто меня отсюда не выпустит. Начну дергаться — скрутят как миленького. А вот если по уму партию разыграть…
Остановившись у двери, я расстегнул фуфайку и долго рылся по карманам в поисках ключа. Наблюдай кто со стороны — ничего подозрительного при всем желании не заметил. Другой вопрос: почему бы мне просто не постучать?
Отперев замок, распахнул дверь, быстро заскочил внутрь и сразу же задвинул засов. Обострившаяся до звериного чутья интуиция кричала, что счет идет на секунды и, не проходя в комнаты, я выхватил из-под фуфайки обрез и метнулся в санузел.
Шаг, поворот — кто-то рванулся навстречу, но тут же отлетел на обколотый кафель, почти в упор словив винтовочную пулю. Грохот выстрела показался просто оглушительным, а отдача чуть не вывихнула запястье. Стиснув зубы, крутнулся на месте и пальнул картечью в боковую дверь — во все стороны полетели обломки фанеры, и в полотне образовалась здоровенная дыра.
Во второй комнате послышался какой-то шум, и со всего маху я врезался плечом в начавшую распахиваться дверь. Получив доской в лоб, не успевший отскочить парень навзничь растянулся на полу, но все же увернулся от летевшего ему в голову ботинка. И не просто увернулся, но и захватил, паразит, мою штанину.
Стены и потолок крутнулись перед глазами и, совершив нехитрый акробатический кульбит, я едва не влетел головой в стоявшую у кровати табуретку. Бугай моментально оказался на ногах, с оттягом пнул, но тяжелая подошва армейского ботинка врезалась в весьма своевременно подвернувшийся мне под руки табурет. Ничуть не растерявшийся парень навалился сверху и со всей мочи саданул кулаком прямо в лоб. Голову мотнуло, затылок стукнулся о покрытый линолеумом бетонный пол, и я поплыл.
В этот момент напарники бугая легко и непринужденно вынесли входную дверь — петли заранее подпилили, что ли? — но это уже ничего не решало: голова кружилась, а руки-ноги вмиг стали ватными. Тут не то что отмахаться, даже на четвереньки подняться не получится…
Отправивший меня в нокаут парень, не обращая никакого внимания на заскочивших в комнату подельников, врезал второй раз и достал из кармана короткой спортивной куртки наручники. Твою мать! Если забраслетят, то все — приплыли. Уже не дернешься.
— Справитесь? — уточнил заглянувший в комнату худой мужик в кожаной тужурке и, выскочив в коридор, заголосил в рацию: — Первый, первый, я седьмой! Нештатная ситуация, срочно нужен медик. Повторяю — есть раненые, срочно нужен медик…
— Руки выворачивай, — распорядился бугай своему ничуть не менее хлипкому подельнику, и в этот момент звякнуло разбитое оконное стекло.
Бугай с простреленной головой ничком упал на пол, его компаньон уставился на забрызганную каплями крови стену и в следующий миг сам вывалился в коридор, получив в спину выпущенную из снайперской винтовки пулю.
Где-то на этаже раздались громкие крики, защелкали пистолетные выстрелы, и почти сразу же началась беспорядочная стрельба из автоматов. Надеясь, что заскочивший в туалет мужик не рискнет лезть под пули, я с трудом преодолел головокружение, обоими руками ухватился за табуретку и, поднимаясь на ноги, швырнул ее в окно. На подоконник брызнули осколки, но в раме остались торчать острые стекляшки, и пришлось выламывать их рукавом многострадальной фуфайки. Потом ухватился за оконную ручку — ожидание выстрела в спину давило как никогда, — кое-как забрался на подоконник и высунулся на улицу.
Как назло под окнами вместо сугроба оказалась утоптанная до ледяной твердости пешеходная дорожка. Прыгну — запросто ноги отобью. Но тут остававшаяся невредимой вторая оконная створка брызнула осколками стекла, очертания пятиэтажки напротив потекли, перспектива исказилась, и мимо меня на улицу медленно проплыли наливавшиеся золотистым сиянием пистолетные пули. «Архангел» обжег грудь, и, не теряя времени, я вывалился наружу.
Головокружение сыграло злую шутку, и сгруппироваться не получилось. Основной удар пришелся на правую пятку — ногу пронзила боль, но я лишь стиснул зубы и бросился прочь от общежития. Где-то неподалеку рявкнул и моментально затих пулемет, а по снегу пробежала короткая цепочка фонтанчиков. Чуть позже палить стали сразу из нескольких стволов, но раскалившийся защитный амулет пока делал свою работу — все пули проходили мимо.
К моему удивлению, перестрелка в пятиэтажке не только не затихла, но и принялась разгораться с новой силой: треск автоматных очередей перекрыли взрывы ручных гранат. Мелькнула шальная мысль, что получится уйти, но тут во дворе общаги раздался рык автомобильного двигателя. Из-за дома вылетел уазик с синей полосой на борту, и в этот самый миг перегорел не выдержавший перегрузок «Архангел». Магическое поле, растревоженное мощным выбросом алхимической энергии, попыталось накрыть с головой, но лишь обожгло кожу сотней холодных уколов.
Пытаясь на ходу вытащить из кобуры под фуфайкой пистолет, я оглянулся и не поверил своим глазам: мчавшийся по пешеходной дорожке уазик полыхнул почти бесцветным пламенем. Сгоравший заживо водитель вывалился из распахнувшейся дверцы, а потерявшая управление машина несколько раз перевернулась и замерла в сугробе, уставившись в небо чадившими гарью покрышками.
Вложив все свои силы в последний рывок, я перемахнул через невысокий заборчик и, уже падая, завалился за угол дома. Вскочил на ноги, стряхнул с ГШ-18 снег и побежал дальше.
— Лед! Сюда! — замахала руками выскочившая из подъезда Вера и метнулась к соседней четырехэтажке.
На мгновение замолкнувшая перестрелка у общаги вновь начала набирать обороты, и, кое-как вырывая из глубокого снега ноги, я рванул за девушкой.
— Пистолет спрячь, — прошипела взбежавшая на крыльцо крайнего подъезда Вера. — Живее!
Я послушался, и мы кинулись вверх по скрипучей лестнице. Люк на чердак оказался открытым, и Вера первой полезла наверх. Стоило забраться вслед за ней, как девушка захлопнула люк и для надежности зафиксировала его специально заготовленным брусом.
— Надевай, — швырнула она мне какое-то тряпье и накинула донельзя вышорканное длинное драповое пальто. Обноски оказались ей до середины щиколотки, и Вера принялась прямо поверх ботинок натягивать здоровенные валенки. — Шевелись! И шапку поменяй!
— Отдышаться дай, — просипел я и чихнул от забившейся в нос пыли, когда девушка несколько раз мазнула меня по лицу грязной ветошью. — Мать твою!
— Время! — Вера нахлобучила на голову какой-то непонятный капюшон и заспешила в глубь чердака.
Я еще раз выругался, сунул руки в рукава замызганного плаща из закостеневшего на морозе кожзама и бросился следом. Почти сразу же налетел бедром на какую-то железяку и едва удержался на ногах. Не видно ж ни черта! Надо с этим что-то делать… Амулет…
— Быстрее! — присев на корточки, приподняла чердачный люк Вера, когда мы пробежали весь дом насквозь.
Сунув в карман разряженную костяшку выручившего меня амулета «Кошачий глаз», я придержал тяжелые доски, и повисшая на руках девушка спрыгнула в подъезд. Нашарив в темноте обмотанную какой-то бечевкой палку, мне удалось зафиксировать люк и тоже спуститься вниз.
— Шапку поменяй, — заявила девушка и, подпрыгнув, дернула за конец списавшей с потолка веревки. Палка выскочила, и люк с грохотом захлопнулся у нас над головами. — Пошли.
— Пошли, — вздохнул я и, сунув в карман вязаную шапочку, натянул на голову облезлую кроличью ушанку. Еще и завязок нет. Кстати, а где мои меховушки? Черт, видно, из кармана во время всей этой беготни вылетели.
— Что происходит? — догнал я Веру только на первом этаже, где в закутке у входной двери была навалена куча какого-то старья.
— Потом, — сунула мне девушка в руки непонятно чем набитый мешок и поставила на колесики рваную клеенчатую сумку. — Все вопросы потом.
— Когда? — Вслед за Верой я вышел из подъезда и забросил мешок за спину.
— Потом. — Сгорбившаяся девушка потащила за собой нещадно скрипевшую сумку. — Да не иди ты, будто аршин проглотил! Согнись.
— Спина болит. — Я все же последовал ее совету и невольно начал припадать на правую ногу. Черт! Пятку отбил. Шок прошел, вот и закрутило. Как бы связку не потянул…
Девушка ничего не ответила и направилась по тропинке к проспекту Терешковой. Перестрелка у общаги к этому времени уже затихла, но получившие чувствительный щелчок по носу дружинники еще не успели оцепить район. Как-то они халатно к делу подошли…
— А парни как? — проводил я глазами промчавшуюся мимо нас «газель» с синей полосой и беззвучно сверкавшей мигалкой на крыше.
— Не маленькие, — не отрывая взгляда от земли, буркнула Вера. — По сторонам не глазей и иди медленней…
Этот совет тоже был не лишен смысла, и я попытался приноровиться к темпу девушки. Если уж из себя помоечников строим, не стоит с гордо поднятой головой по улицам вышагивать. Тем более, оживление в районе началось нешуточное. Мало того, что только-только получившие приказ дружинники потянулись в район общаг, так они еще останавливать и обыскивать всех подряд в возрасте от пятнадцати и старше начали. А на нас вот даже не глянул никто. Привыкли, видать, что к старьевщику со всего Форта бомжи таскаются.
Странное дело: если такую операцию планировали, подкрепление куда более оперативно подтянуться должно было. И район заблаговременно блокировать могли. Боялись спугнуть? Да ну, ерунда. Столько дружинников на улице, никто бы десятку-другому бездельников не удивился. А вот если нас СВБ вычислила, тогда все более-менее понятно становится. Ясно, что местный околоток они в известность не поставили и сейчас времени на объяснениях потерять должны немало.
Мы перешли через проспект Терешковой, и я снова пристал к девушке с расспросами, но она лишь отмахнулась и ускорила шаг. Теперь Веру мало волновало соблюдение конспирации, и такое впечатление, моя спутница боялась куда-то опоздать. Вон как впилила!
Я плюнул на все эти непонятки и, хромая, бросился вдогонку. Правая пятка болела все сильнее, глаза давно слезились от заливших Форт лучей лазурного солнца. К тому же с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее, а стегавший по лицу ветер мало того, что был ничуть не ласковей наждачной бумаги, так еще и едва не валил с ног. Закашлявшись, я наглотался морозного воздуха и с трудом успокоил сбившееся дыхание. Сейчас точно сдохну…
— Долго нам еще? — какое-то время спустя все же поинтересовался я у Веры. Понимаю, что мы специально по району кружим, но сил уже нет. Сейчас в сугроб свалюсь и больше не встану.
— Пришли. — Вера последний раз огляделась по сторонам и направилась к двухэтажному бараку.
— Куда пришли? — уточнил я. Район здесь, мягко говоря, не самый респектабельный. Не то чтобы исключительно отбросы общества обитают, но от северной окраины он не так уж далеко и ушел. Все верно — дома старые, работать поблизости негде, до Южного бульвара, Красного проспекта или проспекта Терешковой топать и топать. Арсенал, вроде, к северу, но кто там работу нашел, давно поближе перебрался. Вот и получается, что в этой дыре всякие сомнительные личности околачиваются. Ну и те, кому идти уже некуда…
— Подайте, люди добрые, — выскочивший навстречу нам доходяга в залатанном пальто, накинутом прямо на грязную майку, моментально сориентировался и протянул руку. — Трубы горят…
— Бог подаст, — хрипло отшила его Вера и зашла в подъезд.
Давно небритый мужик хотел ругнуться, но решил со мной не связываться и, запахнув пальто, куда-то побежал. Не иначе к распивочной, которую мы пару минут назад прошли. Вот ведь люди — Форт в осаде, чрезвычайное положение, дружинники на каждом углу, на небе два солнца, холод такой, что плевки в полете замерзают, а если трубы горят — горы свернем, но опохмелимся.
Напоследок оглянувшись по сторонам, я заскочил в подъезд и сморщился от вони. Да и лишенный обоняния человек сто раз бы подумал, прежде чем останавливаться здесь на ночь: на полу валялись использованные одноразовые шприцы и бутылочные осколки, желтели потеки замерзшей мочи и бурые пятна высохшей крови. В дальнем конце коридора кто-то на повышенных тонах выяснял отношения, а сверху доносился какой-то стук.
Я вытер ладонью хлюпавший нос, перекинул мешок на другое плечо и начал подниматься по лестнице на второй этаж.
— Открой, Нюрка! Открой! — Колотивший в дверь бородатый мужик осклабился при виде Веры и даже попытался ухватить ее за рукав. — Эй, сестричка…
— Отвали, убогий, — оттер я его в сторону свисавшим с плеча мешком. — Нам братики без надобности.
— Гордые! — дыхнул перегаром скрививший губы бородач и заголосил: — Нюрка! Открывай! Открывай, ядрен батон!
Вера спокойно прошла по коридору и толкнула заскрипевшую дверь. Я дождался, пока она зайдет в квартиру, и только после этого двинулся следом. Обратил внимание, что косяк и дверные петли выламывали, судя по всему, неоднократно, кинул на пол опостылевший мешок и сунул ГШ-18 обратно в кобуру.
На кухне Ветрицкий, сидевший на каком-то драном коврике у раскаленной буржуйки, заматывал опухшее запястье чистым бинтом. При нашем появлении он убрал лежавший под рукой пистолет в карман.
— Напалм где? — заглянув в комнату, Вера вернулась на кухню.
— Не было пока. — Парень даже не посмотрел на нее.
— С ним все в порядке?! — забеспокоилась девушка.
— Скорее всего, — флегматично ответил Николай и попросил меня: — Дверь закрой, квартиру выстудишь.
— Было бы что выстужать. — Я кое-как прикрыл шатавшуюся дверь, сбросил опостылевший плащ и вытер лицо рукавом фуфайки.
— Что значит, скорее всего? — зашипела Вера. — Вы не вместе были?
— Он раньше ушел. — Ветрицкий закончил с перевязкой и отрезал ножом бинт. — Придет, никуда не денется…
— Пожрать есть чего? — принюхался я и с сожалением понял, что жареной картошкой тянуло из коридора.
— Три корочки хлеба, — кивнул на подоконник Николай.
Я прошел на кухню. Вместо стекла в оконную раму был вставлен лист фанеры, и холодом с улицы тянуло весьма ощутимо. Обзора опять-таки никакого…
На подоконнике лежала черствая краюха. Я откусил и сморщился: разве ж это еда?
Вера скинула пальто на ржавую кухонную мойку.
— Сейчас приготовлю что-нибудь.
— В туалете ведро стоит, — неправильно истолковал мой блуждающий взгляд Ветрицкий.
— Где ж ему еще стоять? — усмехнулся я, разглядывая мятую буржуйку, сооруженную из какого-то ржавого бачка. — Нет, просто думаю, с какой помойки это все сюда притащили?
— С ближайшей, с какой еще? — Вера поставила на печку чайник и указала мне на оставленный у двери мешок. — Неси сюда.
— На фига?
— Там растопка. — Девушка принялась изучать наши немудреные запасы съестного.
— Я в такую даль какую-то растопку пер? — возмутился я.
— Лучше было ее здесь собирать? — огрызнулась Вера и шикнула на безмятежно сидевшего у буржуйки Ветрицкого: — Да отойди ты! Расселся…
— Идет кто-то, — поднялся на ноги Николай и вытащил из карманов пистолеты.
Вера бросилась к своим вещам, я отпрыгнул к стене и попытался различить ауру идущего по коридору человека. Оранжевое, красное, золотое… Напалм. И вроде — больше никого.
Так оно и оказалось — вскоре в приоткрывшуюся дверь, петли которой едва не вывалились из стены, протиснулся пиромант. Широко улыбаясь, он хлопнул меня по плечу, подмигнул Коле и чмокнул в щечку облегченно переведшую дух девушку.
— Ну что, снова все в сборе? — Напалм сразу же принялся подкидывать в буржуйку дрова и зябко протянул к раскаленной железяке ладони. Странно — это ж насколько нас Ветрицкий должен был опередить, чтобы так печь успеть протопить?
— Типа того. — Я медленно опустился на корточки, чувствуя, как начинает бурлить внутри магическая энергия. Откат намечается? Неужели, когда алхимический амулет сдох, успел дозу излучения хапнуть? Впрочем, колыхания энергии вскоре пришли в норму и даже правое запястье почти перестало гореть огнем. Нет, супермагистр все же вещь…
— Ты не рад нас видеть? — Пиромант повесил на вбитый в стену крюк пуховик и остался в одной рубашке.
— Безумно, — усмехнулся я. — Вы скажите, на фига эту бойню устраивать было? Не могли тихонько перехватить и о засаде предупредить?
— Самый умный? — хмуро уставился на меня Николай.
— Есть такое дело, — кивнул я.
— Ребята, не ссорьтесь, — остановила нас Вера и, пододвинув чайник, поставила на печурку железный лист с загнутыми краями. — Мы боялись, что тебя заранее вести начнут, чтобы всех разом накрыть. Да и мало ли с какой стороны ты появиться мог?
— Скажи спасибо, что дождались, а то ушел и с концами… — Ветрицкий потер пожелтевший синяк.
— Спасибо. Ранец где?
— В комнате, — Напалм, потянувшись, хрустнул костяшками. — Тебе не интересно, как все было?
— Интересно. — Я сглотнул слюну — Вера высыпала на железный лист заранее отваренные макароны, и от сытного запаха даже немного замутило. А интересно ли? По большому счету, непонятно только одно — кто им мысль подал в соседнюю пятиэтажку перебраться. Неужели не один я в этой компании параноик? — Вы чего всполошились, вообще?
— Да охранник тот слишком уж вынюхивать принялся, куда ты делся. — Поднявшись, Ветрицкий завесил каким-то рваным одеялом дверь в комнату и вернулся обратно к печурке. — Я сразу понял, что мусорам цинканет.
— Если б Коля нас на уши не поставил, погорели бы, — кивнул Напалм и, думая, что никто не видит, втихаря отправил себе в рот горсть надерганных из аптечки таблеток. Скривился, покраснел, но проглотил. Потом отдышался, хлебнул из стоявшей на подоконнике жестяной банки воды и продолжил: — А тебя нет и нет, ну и решили в дом напротив перебазироваться. А тут дружинники понаехали! Потом рассосались, конечно, но тебя перехватывать, сам понимаешь, бесполезно было. Вот мы и проработали варианты отхода, переоделись, все помойки местные облазили… Ладно, хорошо то, что хорошо кончается.
— Спасибо, что выручили, — улыбнулся, думая совсем о другом.
— Да эти двое уперлись, как бараны, — фыркнула Вера. — В лепешку, говорят, расшибемся, но тебя не бросим. Уж я как только ни пыталась им мозги вправить, а все без толку…
— Да ну? — внимательно оглядел парней я. Вот, значит, как? Прям, оба-двое? Вновь вспомнились слова координатора, и на душе стало как-то очень уж неуютно. Неужели и в самом деле подозрения слуг Стужи имеют под собой основания? Слишком такое рвение неестественно. Как говорят: дружба — дружбой, но табачок врозь. С какого перепугу парни за меня сами в петлю полезли? Ну ладно, Напалм еще, но Коля?!
— «Дружба крепкая не сломается, не расклеится от дождей и вьюг…», — видимо, скрывая смущение, пропел пиромант. Он потянулся к буржуйке и тут же схлопотал от Веры по пальцам алюминиевой ложкой. — Да готово уже…
— Подождешь, — отрезала девушка.
— Слушайте. — Я потер виски, пытаясь прогнать навалившуюся усталость. — А в общаге вы что устроили?
— Да так — прищемили кое-кому хвосты, — небрежно заметил пиромант.
— Небольшая диверсионная операция, — не менее легкомысленно усмехнулся Ветрицкий. — Делов-то…
— Налетайте, — позвала нас Вера, и на некоторое время стало не до разговоров.
А потом и вовсе до невозможности захотелось спать. Оно и неудивительно: кухня прогрелась, животы набили. Да и набегались за день, как не знаю кто. Но все же — пока на боковую рановато. Есть еще кое-какие делишки недоделанные…
Сходив за ранцем в комнату, где оказалось куда как свежей, я вернулся на кухню.
— Как караулить будем? Кстати, как вообще эту нору отыскали?
— Мои наработки старые, — завернувшись в какое-то тряпье, Ветрицкий улегся на пол у печки. — А караулить не надо: если нас здесь вычислят, то так и так — кирдык.
— Ага, а если местные бухарики полезут? — не согласилась с ним Вера, прислушиваясь к пьяному гоготу и громким крикам у соседей. А может, и не соседей — стены здесь не такие уж и толстые. — Дверь на соплях держится…
— Напалм, не в службу, вставь штырь, — попросил пироманта Николай, отвернулся и моментально заснул.
— Напалм то, Напалм се, — крякнул от возмущения пиромант, но все же встал и, выудив из кучи всякого хлама железный лом, продел его в незамеченные мной раньше заушины — две в стене, две в дверях. Этого парню показалось недостаточно, и он поднял с пола вторую железяку.
— Так-то лучше, — успокоилась девушка и тоже начала устраиваться на боковую.
Я выглянул в щель в фанерном листе и обнаружил, что на улице уже стемнело. И все же что-то слишком рано все дрыхнуть завалились.
— Мы ж круглые сутки, получается, караулили. — Пиромант, зевнув, присел рядом. — А Веру ты не слушай, она тоже тебя бросать не собиралась…
— Правильно, кто нас еще из Форта выведет? — пробурчала положившая голову на свернутое пальто девушка.
— Не срослось, — признался я в ответ на вопросительный взгляд Напалма. — Пограничники сами ни черта не могут…
— А где шлялся тогда?
— Салавата не застал, пришлось на следующий день заходить.
— Укол-то хоть поставил?
— А по мне не видно? — Я провел ладонью по лицу и протянул руку к пироманту. — Воды дай.
— Видно, — передал тот жестянку с подоконника. — И как способности?
— Да непонятно пока ни фига. — Мне пришло в голову, что никаких особенных подвижек и в самом деле не произошло. — Зато чуть не сдох после укола…
— Странно, я сразу разницу заметил, — нервно покосился на порядком распотрошенную аптечку Напалм. — Так, говоришь, свалить из Форта по твоим каналам не получится? Завтра с утра моих знакомых обходить начнем.
— Посмотрим, — пробормотал я, доставая из ранца полученные в СЭС распечатки с данными о местах магических пробоев. Прищурился, пытаясь разглядеть мелкий текст, и открыл дверцу буржуйки. Угли светили не очень-то и ярко, так что пришлось подкинуть заготовленных на растопку щепок.
— Что значит — посмотрим? — уточнил насторожившийся пиромант.
— У меня здесь еще дела. — Я незаметно потеребил зудевшее под цепью мультичар запястье. — Завтра освобожусь, и видно будет…
— У тебя с головой все нормально? — зашипел не решившийся повысить голос Напалм. — Нас пол-Форта ищет, а ты какие-то дела решать собрался? Пропадем ни за грош!
— Я вас за собой не тяну. Ищи канал — успею присоединиться, значит — успею. Нет — сам выберусь.
— Уходить надо всем и сразу, — не согласился с моей точкой зрения парень и потер левую щеку, точнее — шрам, очертаниями напоминавший африканский континент. — Так хоть какой-то шанс будет. И ты не думай, что я сдрейфил. Отбоялся свое уже. После того как тебе в упор в башку маслину пускают, к смерти философски относиться начинаешь. Но глупо сдохнуть не хочу.
— Промазали? — Я начал перебирать распечатки, вспоминая рассказ Бори Хромого о датах случавшихся в Коммуне перебоев с поступлением энергии.
— Что? А! Нет, не промазали. Расплавить пулю успел. — Напалм понял, что убедить меня не получается. — Но ты все же подумай. Хорошо подумай, ради чего своей шкурой рисковать собрался…
— Можно подумать, у меня есть выбор, — так чтобы не расслышал начавший устраиваться на ночлег пиромант, пробормотал себе под нос я и вытянул затекшую ногу. Что ж пятка так болит? Нет, будь у меня выбор, ноги бы моей сегодня же в Форте не было. Наверное…
Я развернул карту и начал обводить карандашом точки пробоев, случившихся в период с тридцать первого октября по седьмое ноября. Подавляющее их большинство пришлось на центр Форта — получилась ломаная линия, но можно ли на этом основании сделать вывод? Нет, пока рано.
Со вторым временным промежутком — последней декадой июня этого года — пришлось повозиться. Слишком уж его границы были размыты, и слишком всего в этот период приключиться успело. Такое впечатление — защита Форта тогда слабину дала. Или это отголоски схватки у Чертова провала досюда докатились?
Как бы то ни было, но, угробив на все про все пару часов, карту я разрисовал. И теперь изучал исключительно центр Форта, где, помимо первой, красовалась и вторая цепочка синих отметок.
Обе они начинались — нет, скорее заканчивались, — в районе, который до недавнего времени контролировали коммунары. Дальше разбегались в разные стороны, но, что самое интересное, потом сходились опять. Судя по карте, у площади Павших.
Что же получается? Коммунарам перебрасывали энергию именно оттуда? И после серьезного сбоя решили проложить энергетическую нитку по новому маршруту? Получается — так.
И тогда остается последний и самый важный вопрос: что за источник энергии может быть расположен в районе площади Павших? Какое у него прикрытие? Почему его до сих пор не вычислили ни гимназисты, ни СЭС?
Что, вообще, такого находится на этом пятачке? Жилой массив, рынок у спуска в «Кишку» — вот, пожалуй, и все.
«Кишка?»
Эта мысль показалась мне достойной внимания — в сети соединенных между собой подвалов и бомбоубежищ можно было без труда спрятать что угодно. Но там постоянно толчется столько народу, что удержать в секрете это самое «что угодно» было бы не под силу никаким конспираторам. Рано или поздно пошли бы слухи, и тогда…
И все же это стоит обмозговать.
Сунув распечатки и сложенную карту обратно в ранец, я закрыл дверцу буржуйки и развалился на расстеленном на полу плаще. Ранец сунул под голову, немного поворочался и почти сразу же заснул.
Завтра, все завтра…