Глава 5

Спал я отвратительно. Если это вообще можно назвать сном. В таких-то условиях! И хоть кемарить на холодном бетонном полу было не впервой, отдохнуть не получилось совершенно. И все из-за подложивших свинью сектантов.

Видите ли, они решили, что я нарушил условия сделки!

Козлы!

Думают, что без светильника сразу обратно прибегу?

А вот хрена с два!

Еще разобраться надо, не отправленный ли это мной в небытие Крис теней засылал. Может, теперь светильник уже без надобности? Тем более что избавляться от него так и так пришлось бы.

В расстроенных чувствах я проворочался на бетонном полу всю ночь и только под утро провалился в глубокий, но слишком беспокойный сон. Уж лучше бы и не засыпал вовсе.

Во сне я стоял под черным небом посреди усеянной торчащими из снега ледяными пиками пустоши. Зависшее в зените лазурное солнце бесчисленными отблесками плескалось меж голубовато-прозрачных шипов, но светлее от этого не становилось. Наоборот — казалось, будто с каждым мгновением на пустошь накатывает тьма.

Точнее — тени.

Холодный ветер резкими порывами хлестал обнаженное тело, ноги оказались по щиколотку вморожены в покрывавшую землю корку наледи, и оставалось только гадать, что прикончит меня раньше — холод или тьма. Кляксы непроницаемой черноты неуловимо перемещались меж тянувшихся к небу ледяных шипов и стягивались, стягивались, стягивались в кольцо. Несколько ударов сердца, и вот уже со всех сторон льнут обжигающие нестерпимой стужей тени.

Вот только на этот раз я уже не был беззащитен. И пусть нож в моих руках не сверкал подобно сказочному мечу, но из резко прочерченной им по подступившей тьме дуги вмиг ударило ослепительное сияние….

Проснувшись, я вскочил на ноги и, напряженно вслушиваясь в дыхание спокойно спавших людей, огляделся. Если не считать редких щелчков отработавшего свое термолиста да умиротворенного сопения Веры — тишина полнейшая. И все же невесть с чего накатившая тревога никак не желала проходить. Нехорошее предчувствие вовсю дергало и без того натянутые до предела нервы, и, вместо того чтобы успокоиться и постараться заснуть, я усилием воли полностью отрезал себя от разлитой в окружающем пространстве магической энергии.

И сразу же схватился за обрез — догадка о причине охватившего меня беспокойства оказалась хоть и своевременной, но донельзя пугающей. Кто-то потревожил разглаженные мной вчера магические поля! И у этого неизвестно кого оказалось достаточно знаний, чтобы нейтрализовать оставленные на всякий случай сигнальные чары.

Хотелось бы мне знать, кто именно пожаловал по наши души. Вот только до тех пор, пока отрезан от магических полей, внутреннее зрение — недостижимая роскошь. А снимать защиту нельзя — могут предварительно и врезать чем-нибудь поубойней. Да и перемещения мои отследить тем же гимназистам с такого расстояния труда не составит.

— Напалм, Коля, просыпайтесь…

Расстегнув ранец, я выудил оттуда пару серебристых шариков — сейчас алхимические заряды могут оказаться как нельзя более кстати. Да и про чарометы забывать не стоит. Так и так их с собой в Форт тащить нельзя.

— Чё случилось еще? — потянулся лежавший у стены с термолистом пиромант. Ветрицкий молча открыл глаза и принялся разминать замотанное окровавленным эластичным бинтом запястье.

— Выследили нас. — Подскочив к закрывавшей дверной проем ширме, я выглянул в коридор. Пока — никого. Может, и успеем чего придумать.

— Твою мать! — выругался моментально вскочивший на ноги Напалм. — Чего расселись, живее!..

— Заткнись, — оборвал его вытащивший из кармана чаромет Ветрицкий. — Веру разбудишь…

— Но нам же уходить…

— И далеко мы уйдем, если хвост не обрубим? — поинтересовался у него я. — Делаем так: как услышите стрельбу, пулей мчитесь по длинному коридору, который вчера проходили. Все, кто там будет, — ваши. Но — не раньше. Если вас засекут, фокус не выгорит.

— А ты? — медленно поднялся на ноги Николай.

— Сюрпризец приготовлю. — Я выскользнул за занавеску, но тут же заглянул обратно. — Да, и Веру разбудите на всякий случай. А то мало ли….

Добежать до лестницы я еле-еле успел. Снизу уже слышались тяжелые шаги, но времени дивиться неосторожности выследивших нас преследователей не было — на цыпочках пробежав мимо лестничной клетки, я юркнул в первую попавшуюся дверь. Ну вот, теперь и дух перевести можно. И не только.

Вытащив из висевшего на поясе чехла нож, провел пальцем по сложному узору клинка и осторожно воткнул острие в деревянный косяк выломанной двери. Миг ничего не происходило, а потом меня накрыла холодная волна, оставившая после себя странное оцепенение. И пусть я оставался все так же отрезан от магических полей, но теперь донельзя обострившееся внутреннее зрение позволило разглядеть поднимавшихся по засыпанной снегом лестнице людей. Людей без всякого сомнения не совсем живых. А уж если называть вещи своими именами — стопудово мертвых.

Неужели ледяные ходоки по наши души пожаловали?

Нет, не все так просто. Если ничего не путаю, от каждого мертвяка нить управляющих чар тянется. Так и есть — зомби. Ага, а вон и гимназисты этажом ниже поднимаются. И одна из аур очень уж знакомой кажется.

Мертвяков пришлось пропустить. Размеренно шагавшие зомби уже прошли в узкий коридор, когда я выскочил из укрытия и, с хрустом вдавив клавиши взрывателей, метнул вниз по лестнице два алхимических заряда. Металлические шарики, срикошетив от стен, завязли в снегу пролетом ниже, а в следующий миг в коридор вырвались бесцветные языки пламени, в которых с едва слышным хрустом вспыхивала и мгновенно прогорала бетонная пыль. От двух слившихся воедино толчков содрогнулся пол и качнулись стены, но сами взрывы оказались совершенно беззвучны. И тем жутче в полной тишине прозвучал крик сгоравшего заживо человека: поднимавшегося последним гимназиста пламя только лизнуло, и теперь он катался по снегу, пытаясь потушить вспыхнувшую одежду. Остальным повезло больше — выброс алхимической энергии испепелил их, не оставив даже костей.

Прикрыв рукавом фуфайки глаза от дохнувшего в лицо жара, я едва не пропустил бросок развернувшегося ко мне зомби. Попавшийся под руку чаромет оказался как нельзя более кстати, и огненный росчерк «плазменного цветка» обезглавил еще вчера отправленного мной в нижний мир Зубастого. Тут же выстрелив в мертвяка с красной повязкой на рукаве, я метнулся обратно в открытую дверь, а показавшийся на том конце коридора Ветрицкий принялся испепелять зомби «Закатным муаром».

Осторожно выглянув в коридор и убедившись, что все неупокоенные обратились в прах, я помахал Ветрицкому и осторожно подошел к ведущему на лестничную площадку дверному проему. Да уж — теперь здесь не спуститься. Мало того, что в потолке проплавленная дыра зияет, и через нее снежинки медленно планируют, так еще и пара пролетов приказала долго жить. Железобетон от алхимических чар прогорел настолько, что не выдержал собственного веса и обвалился.

— Вера как? — повернулся я к Ветрицкому, перешагнувшему через обугленное тело теперь уже дважды мертвого бойца «Красного декабря».

— Нормально, — выглянул на лестницу он. — Никто не ушел?

— Нет, — прислушался к своим ощущениям я. — Но к ним подкрепление подойти может.

— Держи, — передал мне обрез и ранец Напалм. — Как они нас выследили?

— Мертвяков по следу пустили, — предположил я и, вытащив из портфеля пузырек с таблетками Вацлава, открутил крышку и высыпал на ладонь пилюлю.

Едва заметно припадая на раненую ногу, подошла Вера.

— Если они в свободном поиске были, у нас есть время отсюда убраться.

— Еще б вниз как-нибудь спуститься, — проворчал пиромант.

— Спустимся. Не одна же здесь лестница, — отмахнулся я от него и сморщился, проглотив таблетку. — Меня больше интересует, что дальше делать. Вер, ты идти сможешь?

— Смогу, — без колебаний заявила девушка. — Ногу немного тянет, но за ночь рана зарубцевалась. Даже и не знаю, что бы без Напалма делала.

— Ой, да я еще и крестиком вышивать умею, — расплылся в улыбке довольный похвалой пиромант.

— Тогда рвем когти. — Я закинул на спину ранец и пошел по коридору. — Интересно, времени сейчас сколько?

— Светает, — выглянул в одно из окон Ветрицкий.

— Сам вижу, — буркнул я и, на ходу расстегнув фуфайку, слегка надрезал подкладку. Сейчас некогда петли нашивать, а обрез лучше заранее от чужих глаз спрятать. — Часов ни у кого нет? Да и ладно…

— Мы куда сейчас? — догнала меня Вера.

— На проспект Терешковой. Оставила бы винтовку, все равно с собой не возьмем.

— Как это не возьмем? — возмутилась девушка. — Как из промзоны выходить будем, насобираем каких-нибудь обрезков, будто за старьем ходили. И замотаем так, чтобы винтовку не видно было.

— А если дружинники прицепятся? — скептически отнесся я к этой идее.

— Думаешь, автоматы они не найдут? — резонно в общем-то заявила Вера.

— Логично, — пришлось согласиться мне. — Ладно, посмотрим.

— И смотреть нечего…

На первый этаж мы спустились по лестнице, обнаруженной в дальнем конце коридора. Здесь снега навалило еще больше, и спуск напоминал горнолыжную трассу, но уж лучше так, чем из окошка в сугроб сигать.

— Ты куда? — удивился Ветрицкий, когда я через двор бытового корпуса направился к входу с обвалившейся лестницей. — Сейчас напрямик срежем и сразу на соседнюю улицу выйдем.

— Здесь ждите, — распорядился я и ослабил окутывавшую меня защитную пелену ровно настолько, чтобы притока магической энергии хватило для нормальной работы внутреннего зрения. Вроде спокойно все. Нигде по нашу душу засадный полк не притаился. — Один момент проверить надо.

— Ты смеешься? — заголосил Напалм. — Валить отсюда надо, а не…

— Сказал же — сейчас, — заткнул его я и, поднявшись на крыльцо, заглянул в дверь.

Поднимавшийся последним гимназист сумел-таки сползти на первый этаж, но снег оказался неспособен затушить охватившее его одежду алхимическое пламя.

И, как ни странно, искривленное предсмертной судорогой лицо оказалось прекрасно знакомо. Как звать не помню, но это точно тот самый вечно таскавшийся с Олежей Кузнецовым некромант. Вот, выходит, кого нам на хвост посадить решили. Кто, интересно, подсуетился: Гимназия или Дружина? Да какая, собственно, разница?

Я выкинул на труп некроманта светильник «Несущих свет» и, загодя махнув рукой остановившимся у дыры в заборе подельникам, прибавил шагу:

— Пошли!

Чем раньше уберемся отсюда, тем нам же лучше. Главное, чтобы промзону не оцепили. Да нет, это вряд ли. Слишком уж много дружинников с мест сорвать придется. А ситуация в Форте сейчас не та. Да и обосновать как-то проведение такой широкомасштабной операции придется. Нет, максимум чего опасаться надо — это мобильных поисковых групп. Ну и выборочно на дорогах из проверенных людей пикеты поставить могут. Ладно, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. А у проверенных людей работы и без нас сейчас выше крыши.

Пробравшись через дыру в заборе на территорию соседнего участка, посреди которого торчали запорошенные снегом останки мостового крана, мы решили пока на дорогу не выходить. Все одно — их здесь никто не чистит. Что там сугробы по пояс, что здесь.

И погода еще какая-то непонятная. Вроде и не холодно, а от сырости и ветерка пронзительного ощущения просто мерзкие. В такую погоду хорошо в кресле за рюмкой чая книжку почитывать или вообще из-под одеяла не вылезать. Но у нас-то выбора не было, и мы пробирались через наметенные ветром завалы снега, надеясь, что пропавших гимназистов еще не хватились. Нет, рано или поздно на дорогу выбираться придется — здесь за нами такой след остается, что его даже пытать не надо, просто иди себе и иди.

Хоть бы снег пошел, что ли? Но затягивавшие небо низкие облака оказались на осадки скуповаты, и лишь ветер пытался нам помочь, сметая резкими порывами с крыш колючие снежинки. Его усилий, надо сказать, было явно недостаточно.

— Налево, — распорядился я, когда мы по петлявшему меж покосившихся бетонных заборов проулку вышли к заметенной снегом дороге.

Напалм в который уже раз поправил на плече чехол со снайперской винтовкой, который он забрал у Веры: видимо, никак не мог привыкнуть к его весу.

— Лед, ты как, в пространстве нормально ориентируешься? — Пиромант махнул рукой направо. — Китай там. — Он достал из кармана помятую пачку папирос, повертел ее в руках и протянул Ветрицкому. — Будешь?

— Сам чего? — Коля вытащил одну папиросу, но курить не стал и сунул за отворот шапки.

— Не хочу, — как мне показалось, неожиданно в первую очередь для себя самого сознался пиромант.

— У меня с ориентацией в пространстве полный порядок, — успокоил я его. — И у дружинников, поверь мне на слово, с ней тоже все замечательно. Так что в первую очередь встречать нас будут именно там.

— А ты что предлагаешь? — Вера сняла шапку и вытерла вспотевший лоб.

— Обогнем Механоремонтный и по краю Латвийских болот к Донецкому шоссе выйдем. Не должны нас там ждать.

— Тихо! — насторожился вдруг Коля. — Едет кто-то!

Не сговариваясь, мы метнулись с перекрестка и повалились в снег за торчащим из сугроба обломком бетонной плиты. Жужжание моторов быстро нарастало, и вскоре по дороге пронеслись два снегохода. Да уж, не зря я всех защитным заклинанием заранее накрыл — посади колдуна на эту шайтан-машину и можешь полпромзоны, не напрягаясь, прочесать.

Дождавшись, когда шум моторов стихнет, мы снова выбрались на дорогу и заспешили по направлению к Механоремонтному заводу. На нашу удачу больше никто по пути не попадался, правда, несколько раз приходилось сворачивать на соседние улочки и огибать работяг, кучковавшихся перед воротами превращенных в кустарные мастерские цехов.

— Вон свалку видите? — указал я на запорошенную снегом кучу всякого хлама, сваленную у заводской стены. — Собирайте инвентарь, а я пока прошвырнусь.

— Куда еще? — как-то очень уж нервно среагировал на мое заявление пиромант. — Нарвешься на дружинников…

— С деньгами у нас напряг, так? — Я охлопал себя по карманам, проверяя, не торчит ли откуда чего запрещенного к ношению. Да нет — и обрез и пистолет в глаза вроде не бросаются. — За квартиру придется платить и кушать тоже надо. А харчи подорожали…

— Сегодня на заводе день зарплаты? — прищурился Ветрицкий и, стянув рукавицу, вытер загноившийся глаз.

— Там продуктовая лавка есть. — Оглядевшись по сторонам — никого, — я вытащил из кармана чаромет. Место здесь, надо сказать, глухое: с одной стороны бетонный забор завода, с другой длинные стены каких-то полуразвалившихся бараков. И, судя по отсутствию на снегу следов, в этот переулок случайные люди не забредают даже отлить.

— Охрану нам на хвост посадить хочешь? — забеспокоилась Вера. — Мало тебе Дружины?

— Успокойся. — Выщелкнув аккумулятор, я зашвырнул чаромет в кучу мусора. — Бартерную операцию проводить пойду.

— Сдурел?! — в один голос завопили Напалм и Вера. Вот ведь спелись… Ветрицкий, тот молча отвернулся и принялся вытаскивать из-под снега какую-то ветошь. — Запалишься!

— Не каркайте, — усмехнулся я и направился к выходу из проулка. — Вернусь минут через десять — чтоб готовы входить были.

— Слушай, Лед, — никак не мог успокоиться пиромант. — Это не та вещь, которую можно просто так взять и толкнуть. Вопросы возникнут.

— Я им паспортные данные оставлять не собираюсь. — Мне пришло в голову, что в доводах Напалма есть рациональное зерно, но другого способа разжиться харчами в ближайшее время могло и не подвернуться. А нам залечь на тюфяки на несколько дней точно придется. И уж лучше из норы нос в это время вообще не выказывать. — Не парьтесь, нормально все будет.

Продуктовая лавка обнаружилась именно там, где ей полагалось быть, — на первом этаже дома напротив проходной завода. Несмотря на довольно раннее время, у ее дверей уже толпился народ, и между лабазом и пропускной постоянно курсировали работяги. Заводские охранники дотошно обыскивали возвращавшихся от лавки мужиков, и становилось понятно, что бегали те вовсе не за водкой. Хотя, может, они там соточку-другую и пропускали?

Когда уже подошел к обшарпанному двухэтажному дому, окна первого этажа которого были забраны толстыми железными прутьями, ржавые створки ворот Механоремонтного завода со скрипом разошлись в разные стороны, и на улицу медленно выехали три жутко бренчавших на ходу грузовика. Судя по обшитым стальными листами кабинам и высоким бортам — из них пытались сделать какое-то подобие броневиков, вроде тех, что использовали при штурме Пентагона. Осталось только крупнокалиберные пулеметы смонтировать. Эти как-то очень уж неуверенно вывернувшие на расчищенную от снега дорогу машины сопровождал уазик с синей полосой на борту, а замыкавший колонну гусеничный тягач тащил за собой артиллерийское орудие.

Дымившие папиросами на крыльце продуктовой лавки мужики в испачканных пятнами машинного масла ватниках настороженно посторонились при появлении чувака с опущенной на лицо вязаной шапочкой, и я спокойно зашел внутрь. А вот дежуривший в темном коридоре рядом с зарешеченным окошком для выдачи продуктов охранник сразу же схватился за «дырокол».

— Поосторожней с агрегатом, — не делая резких движений, предупредил его я. — Еще отстрелишь кому чего. Будь это ограбление, так бы сразу и сказал.

Мужичок, складывавший банки тушенки в пошитую из кожзама потертую сумку, при этих словах нахлобучил на голову ушанку и пулей выскочил наружу.

— Гюльчатай, открой личико, — одернув слишком короткий белый халат, попросил крепкого сложения продавец и облокотился на прилавок.

— Фамилия моя слишком известна… — не обращая больше никакого внимания на нерешительно замершего охранника, я вытащил из кармана оправленную в металл кварцевую пластину и выложил ее на прилавок. — Возьмете?

— Заряженная? — окинул меня внимательным взглядом продавец.

— Типа того, — пожал плечами я.

— И ворованная, — вполне себе утвердительно заявил присмотревшийся к золоченым контактам аккумулятора парень. При этих словах охранник шагнул куда-то вбок, и стало понятно, что беседа может перейти в нежелательную плоскость.

— Не факт, — уставился я на продавца. — Скажем так — сэкономленная.

Встрепенувшийся парень отыскал взглядом на моем рукаве оставшуюся от повязки полосу, которая заметно выделялась своей чистотой, и потер приплюснутый нос:

— Сколько хочешь?

— Продуктами возьму. — Удостоверившись, что охранник вновь вернулся на свое место, я снял со спины ранец. — Не против?

— Только за, — флегматично пожал плечами продавец, который наверняка принялся прикидывать, насколько меня получится нагреть. — Выбирай.

— Тушенки банки три дай, — присмотрелся к расставленным на полках за его стеной продуктам я. — Хлеба пару булок, макарон две пачки, пачку перловки, две плитки шоколада…

— Э! Э! Ты куда разогнался? — завопил парень. — Хватит уже!

— Хоть плитку шоколада добавь, выжига, — укорил я продавца и, заметив его недовольный вид, добавил: — Не жмись, я еще один достать могу — внакладе не останешься.

— Хрен с тобой, — швырнул на прилавок шоколадный батончик парень. — Должен будешь.

— Не сомневайся. — Кое-как утрамбовав продукты в ранец, я рассовал по карманам фуфайки две банки тушенки и направился на вход, но у самой двери остановился: — Ты вечером работаешь?

— До семи.

— Тогда заскочу, — распахивая дверь, соврал я и поспешил к углу дома. Вряд ли они, конечно, мне на хвост упасть решат, но подстраховаться не помешает. Да нет, чисто вроде. Если гадость какую и замыслили, будут вечером ждать.

На всякий случай сделав крюк по дворам, я обогнул обветшалые двухэтажки и вновь вывернул к покосившемуся, а местами и вовсе обвалившемуся забору, дыры в котором были заделаны сеткой-рабицей и колючей проволокой. Выглянувший из-за угла Напалм замахал Вере и Николаю.

Я только усмехнулся, когда они с заваленными всяким хламом волокушами потащились через пустырь к укрывшему меня от ветра дому. Ну и видок у них! Даже запыленный камуфляж девушки вполне органично на фоне двух устряпанных известкой пуховиков смотрится. Ну думаю, нас теперь и знакомые с первого взгляда не признают. Лучше бы, конечно, вечерних сумерек дождаться, но полдня на улице куковать — это перебор. Вот было бы где пересидеть…

— Ну и куда теперь? — вытирая со лба пот, спросил пиромант, сменивший у волокуш Ветрицкого.

— Сейчас Донецкое шоссе перейдем, на пару-тройку кварталов вниз по Терешковой спустимся, да и начнем хату искать, — предложил я. — В том районе общага на общаге.

— Хватай лямку. — Напалм забрал у Веры привязанную к листу фанеры веревку. — Давай — не переломишься.

— Мне обрез, блин, под ребра давит, — пожаловался я, закидывая веревку на плечо.

— А кому сейчас легко? — философски заметил пиромант и затянул: — «Эх, дубинушка, ухнем, эх, зеленая, сама пойдет»…

— Заткнулся бы ты, — попросил я, когда из-за домов показался Донецкий проспект. — Без тебя тошно.

— Не уважаешь ты, Лед, народное творчество, — скорчил скорбную мину Напалм. — Не держишься корней…

— К истокам зато время от времени припадаю. — Я проводил взглядом медленно проехавшие по шоссе сани. Похоже, больше никого не видать. Но это — пока никого не видать. Шоссе, зараза, широкое. Вывернет из-за поворота машина, и что делать?

Сунув руку под фуфайку, я сжал обжигающе-холодную рукоять ножа и прислушался к собственным ощущениям. Вроде бы надо волноваться — а спокоен, как удав. И сейчас вот, например, точно уверен, что через дорогу идти безбоязненно можно. Довериться интуиции? А какие варианты?

— Ну мы идем? — поторопила меня Вера.

— Да, — сбросив легкое оцепенение, посмотрел на нее я. — Да.

— Живей тогда, — потянул за свою веревку пиромант.

Я от него отставать не стал, и мы легко выволокли нагруженный всяким хламом фанерный лист на проезжую часть. Опять непонятно с чего заломило ребра, но на нож грешить не стал — скорее просто мышцы потянул. Да и правое предплечье, традиционно первым реагировавшее на всякие магические выверты, сейчас даже не зудело. Вообще — на редкость прилично себя чувствую. Такое впечатление, нож мою энергетику как-то выправил, что ли? Или он излишки энергии в себя засасывает? По идее и такую вероятность исключать нельзя. Главное, чтобы меру знал.

По заваленным снегом дворам Китая, среди сугробов которых были проложены узенькие тропинки, мы плутали еще минут пятнадцать. Навстречу за это время особо никто не попадался, и вскоре я начал вертеть головой по сторонам, выискивая дом, в котором можно будет попытаться снять на несколько дней квартиру. Одной комнаты нам, надо полагать, мало будет. Хотя так и дешевле.

— Вон, смотрите, — указал шагавший налегке Ветрицкий на кирпичный пристрой к панельной пятиэтежке. — Пункт приема вторсырья.

— Чего еще? — остановился я, разглядывая кучковавшихся у распахнутых ворот бывшего гаража крайне подозрительных личностей. Да нет, даже не подозрительных — просто оборванных и потасканных жизнью. Кто волок непонятно чем набитый баул, кто тележку с выписывавшими восьмерки колесами катил. Одеты забулдыги были в какую-то рванину, и по более-менее приличному пальто сразу же удалось отличить сортировавшего хлам старьевщика.

— Надо товар сдавать, — принял у меня веревку от фанеры Ветрицкий. — Пройдись по домам пока, поспрашивай насчет квартиры.

— Винтовку не запалите? — забеспокоился я, когда Николай и Напалм потащили заваленный хламом лист фанеры к концу не такой уж короткой очереди.

— Не беспокойся, — отмахнулся от меня Ветрицкий и поправил пропитанный какими-то желтоватыми выделениями бинт на запястье. Видок у них с пиромантом — самое то, бутылки по помойкам собирать. Еще б Вера не светилась…

Фыркнув, я не стал напоминать им об осторожности и направился к подъезду пятиэтажки, на котором лузгал семечки розовощекий охранник. Было полноватому мужичку лет под сорок; в справном камуфляжном полушубке, армейской шапке с оторванной кокардой и высоких меховых башмаках он посматривал на стащивших к старьевщику всякий хлам доходяг с нескрываемым пренебрежением.

— Чего надо? — Выкинув в сугроб кожурки, он похлопал по левой ладони милицейской дубинкой. — Проваливай давай!

— Уважаемый, у вас жилья, часом, свободного нет? — остановился я перед ступеньками крыльца.

— Нет, до чего народ наглый пошел! Да кто тебя на порог пустит, убогого?! — принялся разоряться охранник. — Человеческим тебе языком говорю — проваливай, пока по загривку не схлопотал!

— Дак не задарма! — и не подумал сдвинуться с места я. — Внаем же! Чтоб взаимовыгодно, значит.

— А лицо чего прячешь? — немного успокоился явно заинтересованный моим предложением мужик. — Не заразный, случаем?

— Обморозился, — на ходу придумал я отмаз. — Так как с жильем?

— С жильем хорошо, без жилья плохо, — пошутил жутко довольный собой охранник.

— Вот и я о том же, — поправил я ранец. — С деньгами тоже всегда неплохо было. Получится у нас, чтобы всем похорошело?

— Думаешь, копеек, которые дружки твои здесь выручат, на квартплату хватит? — презрительно ухмыльнулся мужик. — Или бабой расплатиться хотите?

— Такая корова нужна самому, — покачал я головой. — Денег у нас чуток есть, это так — приработок.

— Ну раз вы такие богатые! — расплылся в улыбке охранник. — Два червонца в день за блок.

— Чего?! — ошалел от таких расценок я. — Ты президентские апартаменты сдаешь или комнату?

— Не комнату — блок, — нисколько не стушевался от моего напора мужик. — Две комнаты и санузел.

— Дорого, — отвернулся от него я.

— А жизнь вообще штука недешевая, — заявил мужик. — Лазурное солнце на днях должно взойти, так что у нас аншлаг.

— Червонец, — предложил я. — У вас как с отоплением, кстати?

— Империал, — подумав, выдал встречное предложение сунувший дубинку в петлю мужик. — В комнате буржуйка стоит. Уголь оплачиваете отдельно.

— Червонец, платим за два дня сразу и ведро угля в счет квартплаты, — оглядел я торчавшие из окон общаги трубы. Тех, из которых дым идет, — наперечет. Ну и о каком аншлаге может идти речь?

— С дуба рухнул? — шагнул на ступеньку ниже мужик. — Да за такие деньги вы вчетвером конуру собачью не снимете!

— Посмотрим, — посмотрел я на здание соседней пятиэтажки, стоявшей окна в окна с облюбованной мной общагой. Если там такой же жлоб на охране — даже не знаю, что и делать. В окрестных двух— и трехэтажных хибарах свободные квартиры искать до потери пульса можно. — Может, у соседей ваших аншлага нет?

— Вы посмотрите на него, какой деловой? — разозлился из-за уплывающего приработка охранник. — Постой-ка, сейчас околоточного кликну, надо еще разобраться, что ты за фрукт.

— О! А это идея! — обрадовался я. — Не в курсе, в околотке свободные камеры есть? Может, нам с дружинниками сторговаться?

— Платите за три дня и два ведра угля бесплатно. — Мужик понял, что на понт меня взять не получится, и решил поторговаться. — Но если нагадите — собственноручно шкуру спущу!

— По червонцу? — уточнил я.

— По червонцу, — скорчил кислую мину охранник и распахнул дверь: — На вахту проходите.

— Лады, — кивнул я и повернулся посмотреть, не видать ли моих подельников.

О! Вон и они ковыляют. Ветрицкий вконец охромел, Вера и вовсе на ногах еле держится. Один пиромант бодрячком выглядит. Неудивительно, что волокуши тащить именно ему и поручили. Неужели выкинуть не могли? Или для антуража оставить решили?

— Договорился? — тяжело оперся на ограждение крыльца Ветрицкий.

— А то! — подхватил я Веру под руку и помог подняться по ступенькам. Что-то она шибко сильно притомилась — аж мотает на каждом шагу. Откат от лекарств пошел? — Двухкомнатные апартаменты с удобствами.

— Дорого заломили? — уточнил хозяйственный Напалм.

— Дорого, — не стал скрывать я и, распахнув дверь, пропустил девушку в небольшой тамбур. — Тридцать рублей за три дня.

— Сдуреть можно! — всплеснул руками кинувший на пол волокуши и длинный брезентовый сверток пиромант. — Грабеж среди бела дня!

— Две комнаты на три дня, да нас еще четверо, — провел в уме какие-то расчеты Ветрицкий. — Так примерно и выходит. Тем более — бродяги у старьевщика о лазурном солнце болтали. Сейчас все цены заряжать начнут.

Вслед за Верой я прошел в донельзя загаженный вестибюль общежития и огляделся по сторонам. Ну и гадюшник! Штукатурка давно облупилась, освещения нет и в помине. Мешки какие-то подозрительные в углу штабелями сложены. На полу — слой грязи чуть ли не сантиметровой толщины. Ладно хоть все окна застеклены. Но и так — ненамного теплей, чем на улице. И судя по всему, тут не то что тараканы, тут крысы пешком гулять должны.

— Сюда! — позвал нас выглянувший из открытой двери какой-то каморки охранник. — Деньги готовьте. Пол-империала сутки.

— Коля, расплатись, — поймав многозначительный взгляд хлопавшего ладонью по дубинке мужика, не стал справляться я о неожиданном обвале цен.

— Ты говорил… — не врубился в происходящее Ветрицкий.

— Заплати, сколько сказали, — в упор уставился на него я.

— А не дешево? — поднял на охранника взгляд от бухгалтерских книг сидевший в каморке за столом молодой парень. — Виктор велел…

— Сема, чему тебя в университете только учили? — перебил его охранник. — А как же конкуренция и свободный рынок? Мы же не монополисты…

— Двадцать два пятьдесят с вас, — не стал вступать в дискуссию парнишка и макнул железное перо в чернильницу.

Ветрицкий молча выложил на стол два червонца и три золотых чешуйки, забрал стопку мятых банкнот и вышел к нам.

— Погодь. — Счетовод кинул ему кольцо с двумя ключами. — Второй этаж, двенадцатый блок.

— Понятно.

— Чего тащите? — легонько пнул охранник прислоненный Напалмом к стене брезентовый сверток, из которого торчали какие-то палки.

— Орудия труда, — усмехнулся Напалм и сунул сверток мне. — Пошли, что ли?

— А и верно, чего время зря терять, — вместе с нами отправился к лестнице охранник. — Как разместитесь, за углем спускайтесь. Два ведра вам причитается.

— Обязательно спустимся, — кивнул я. — Еще чего?

— А ты как думаешь? — ухмыльнулся во все глаза пялившийся на Веру мужик. — Уговор какой был? Без меня с вас бы три шкуры содрали.

— Коля, выдай товарищу полуимпериал за посреднические услуги, — распорядился я.

— А стоит ли?.. — тяжело вздохнул Ветрицкий, но деньги все же достал. — С червонца сдача будет?

— А ты давай вот так… — ловко вынул у него из руки золотую пятирублевку и две отчеканенные на монетном дворе Торгового союза чешуйки охранник. — Вот, а сдачу себе, знаешь куда, можешь засунуть?

— Догадываюсь, — не стал грубить в ответ Николай и начал подниматься на второй этаж.

— И не гадьте там, — предупредил охранник, направившийся к клетушке с выдавшим нам ключи парнем. — Приду, проверю.

— Милости просим, — усмехнулся ему в спину Напалм и шикнул на нас: — Шевелитесь уже…

На втором этаже оказалось ничуть не чище, чем на первом: все та же облупившаяся побелка стен, закопченные потолки. В углах — кучи мусора. А вот дверь с криво намалеванной цифрой «12» как ни странно была весьма добротной: мало того, что лист железа чуть ли не в полсантиметра толщиной, так еще и штыри в косяк входят. Даже если петли спилить, ничего путного не выйдет. Ну и замок не из самых простых, ключ весь в каких-то прорезях, загогулинах. Хотя, по нашему времени, проще долбануть по двери заклинанием помощней, чем отмычки подбирать.

— Как заселяться будем? — отперев дверь блока, поинтересовался Ветрицкий.

— А чего тут думать-то? — хмыкнул я. Комнат, как и обещали, оказалось две. Та, что прямо — поквадратней и поменьше. Та, что налево — подлинней и побольше. И вот у них двери чуть ли не фанерные. На такую чихни — вместе с косяком выпадет. Но ладно хоть что-то есть: располагавшийся справа от входа совмещенный санузел даже занавеской не задернут. На дрова дверь пустили, что ли? — Мы втроем в большой комнате, Вера в маленькой. Хотя можно и в одну заселиться, чтобы уголь зря не переводить.

— Не, смотри, печь сразу две комнаты греет. — Пиромант поставил в угол брезентовый сверток. И точно — в разделявшей комнату стене пробили дыру и в проломе сложили кирпичную печку, труба которой уходила в форточку. — Хитро придумано.

— Ведро вынести давно пора, — заглянула в туалет девушка и, опираясь о стену, прошла в комнату. — Худо мне…

— Неудивительно. — Напалм расстелил на панцирной кровати матрац. — Тебе сутки постельного режима положены…

— Кто о чем, а тебе только постель подавай, — пошутила присевшая на табуретку Вера.

— И это правильно, — не стушевался пиромант. — Давай, располагайся, сейчас горячего похлебать принесу и таблеток новую порцию.

— Не хватит уже? — перебралась на кровать девушка.

— Все только начинается.

Заперший за нами дверь на засов Ветрицкий прохромал в большую комнату, я направился вслед за ним. Кинул ранец на кровать, подошел к окну и задернул аляповатые занавески. А то как в аквариуме — метрах в пятидесяти соседняя пятиэтажка стоит.

— Напалм, сбегаешь за углем? — Я снял ушанку и принялся доставать из ранца припасы.

— Сначала печь проверю. Кастрюля есть, хоть приготовлю чего-нибудь. О, а распечатки можно будет на растопку пустить.

— Только попробуй, — погрозил я ему кулаком. — Самого тогда на растопку пущу.

— А чего такого? На фига они тебе? — Напалм опустился на колени рядом с печкой и открыл закопченную дверцу.

— Пригодятся еще. — Я кинул ему листы с информацией об обнаружениях замороженных трупов. — Остальное не трогай. И вообще — зачем тебе растопка?

— Я и так в последнее время за двоих работаю. — Пиромант поднялся и направился к двери. — Мне тоже поберечься надо. А то скрутит отходняк в самый неподходящий момент.

— Ладно, вы тут обживайтесь, а я пока пойду, прошвырнусь, — широко зевнул я, решив никого с собой не брать. Из Веры и Николая ходоки еще те, а Напалм хоть за ними присмотрит.

— Далеко собрался? — Ветрицкий потер синяк на скуле и начал разматывать с запястья эластичный бинт.

— Попробую кореша своего из пограничников найти. — Я умолчал о намерении дойти до Салавата, а заодно передать по назначению полученный от Гадеса листок.

— Ты уже решил, что мы будем делать дальше? — зачем-то вздумал уточнить Николай.

— Надеюсь, нас выведут из Форта.

— А потом? — уставился на меня Ветрицкий.

— Суп с котом, — кривовато ухмыльнулся я.

— Офигенный план.

— Какой есть.

— Ничего умнее не мог придумать?

— А чего тут думать? — Я вытащил из ранца дозу супермагистра и сунул ее в карман. — Ты согласен с тем, что в Форте нам не жить?

— В принципе — да, — кивнул Коля.

— А раз так — в первую очередь надо отсюда свалить. Все остальные проблемы будем решать по мере их возникновения.

— Типа, я подумаю об этом завтра? — захлопнул железную дверь вернувшийся с двумя ведрами угля пиромант. Ан нет — уголь только в одном ведре, в другом — снег.

— Типа того, — кивнул я. Все, о чем можно было подумать, уже на сто раз передумано. У меня выбор, вообще, небогатый: если получится при помощи ножа через Границу уйти, значит — получится. Нет — буду по всему Приграничью от Хозяина и Хранителя, как заяц, бегать. Пожалуй, стоит подельников с собой сблатовать: глядишь, через Границу переведу. Ну а нет — вместе веселее. Но все же есть у меня на нож надежда: как ни крути, он именно для этих целей, а вовсе не для того, чтобы людям глотки резать, предназначен.

— Ты куда? — заметил мои приготовления Напалм.

— До Юго-восточных ворот прошвырнусь.

— Сдурел? — покрутил пальцем у виска пиромант. — Это здесь глухомань, а на проспекте Терешковой первый патруль — твой.

— С чего бы это? — уставился я на него.

— Ты на себя в зеркало давно смотрел? — издевательски издалека начал Напалм. — Или и дальше собираешься в опущенной на лицо шапочке по Форту шастать? Дак тепло на улице — один такой будешь.

— А так — мигом в гетто отправят, — сообразил я, ощупывая опухшее лицо. — Блин, придется, Напалм, тебе идти.

— Ага, разбежался, — отказался складывавший в печку тонко наструганные чурочки пиромант. Сверху положил пару поленьев и, сунув под низ скомканный обрывок компьютерных распечаток, чиркнул колесиком одолженной у Ветрицкого зажигалки. — Раздевайся пока, сейчас посмотрю, что в аптечке подходящего есть.

— Да мне Вацлав таблетки дал, — достал я пузырек.

— Закешь… — протянул испачканную в золе руку Напалм. — Ага! Этих три штуки выпей…

— И поможет?

— Само по себе нет. — Пиромант начал копаться в аптечке. — Так, экомаг есть, абсорбент мой остался еще и антишоковое…

— Ты чего там мутишь? — забеспокоился я, когда пиромант поставил аптечку на подоконник и достал из нее два одноразовых шприца.

— Расслабься пока. — Напалм осмотрел на просвет поднесенный к окну пузырек с зеленоватой жидкостью. — И перекуси чего-нибудь, потом часа два точно есть не сможешь. Отпустит тебя на время. Ты ведь все равно супермагистр колоть собирался? Сегодня пойдешь? Тогда активного вещества жалеть не буду.

— Вы меня пугаете, доктор… — Голода я не чувствовал, но к совету прислушался и достал из кармана шоколадный батончик. — Будет кто?

— Нет, — застеливший одну из кроватей Николай улегся и отвернулся лицом к стене.

— Ты? — уточнил я у пироманта.

— Я — буду. И Вере предложи.

— Само собой. Вера, ты шоколад ешь или фигуру блюдешь?

— Мне б чего-нибудь горяченького, — зашла к нам в комнату закутавшаяся в одеяло девушка. — А то никак согреться не могу.

— Сейчас все будет. — Пиромант глянул на печь, которая как ни странно, совсем не дымила. — Сейчас со Льдом закончу и готовкой займусь.

— А ничего, если я с вами побуду? — уселась девушка на скрипнувшую кровать рядом с Напалмом. — Здесь теплее.

— Оставайся, конечно, о чем речь. — Располосовав финкой батончик на три примерно равные части, я раздал угощение и тут же сунул свой кусок в рот. Сладкого охота — сил нет.

— С арахисом, — с сомнением пробормотал пиромант. — Вредно это.

— Не ешь, — рассмеялась Вера.

— Будешь? — предложил ей свою долю пиромант.

— Хватит, — покачала головой девушка.

— Мне отдай. — Я закинул в рот три капсулы из пузырька Вацлава, скривился и отхлебнул талой воды из стоявшего на печке ведра.

— Разбежался. — Пиромант тут же расправился со своей порцией шоколада и, вернувшись к окну, принялся размалывать на золотинке две таблетки экомага.

— Долго ты еще? — Я вольготно развалился на свободной кровати и машинально погладил уколовшую пальцы холодом рукоять ножа. Интересно, а можно ли с его помощью так же лихо, как Хозяин, насобачиться магическими полями управлять?

— Отдыхай пока. — Смешивавший какие-то микстуры Напалм даже не поднял головы.

Я до боли стиснул пальцы на рукояти и почувствовал, как повинуясь команде, сжалось в складку и несколько раз обернулось вокруг меня ставшее на удивление послушным пространство. И, что самое интересное, — поддержание его в таком состоянии не требовало теперь ровным счетом никаких усилий. Предплечье, правда, заломило, но это ерунда.

Вот только впадать в эйфорию пока было рано. По сути, ничего принципиально нового достичь не удалось. Да и попытка построить пространственный тоннель, пусть и в пару метров длиной, закончилась безрезультатно. Проще эти самые два метра пройти. И ощущения странные — будто пытаюсь присоску от кафеля оторвать. Интересно, а если еще один такой ножик раздобыть, может, тогда проще будет? Недаром же Хозяин все это затеял…

— Вера, у тебя нитка с иголкой есть? — решив на время завязать с экспериментами, расстегнул фуфайку я.

— Возьми в сумке. — Девушка с ногами залезла на кровать и закуталась в одеяло.

— И угля подкинь, — распорядился пиромант.

Я сходил в ее комнату, вернулся обратно с катушкой черных ниток с двумя иголками и начал обметывать прорезанные в подкладке фуфайки дыры. Лучше бы, конечно, петли нашить, но и так сойдет. Главное, чтобы обрез ни за что не цеплялся.

Минут через пятнадцать Напалм подошел ко мне с двумя шприцами и аккуратно стравил из одного воздух.

— Пациент, скажите «а-а-а».

— Чего это? — насторожился я.

— Открывай, рот, говорю, — не стал ничего объяснять парень. — Давай быстрей, раствор остынет.

— Уверен? — Мне жутко не хотелось колоть непонятно какие медикаменты, но других вариантов выбраться из сложившейся ситуации на ум не приходило.

— Открывай.

Я послушался, и пиромант ловко воткнул мне в десну иглу. Правая сторона челюсти моментально онемела, но Напалму этого показалось мало, и вторым уколом он заморозил и левую часть лица.

— Да не бойся ты, — выкинул он полупустой шприц в мусорное ведро. — Это на основе новокаина смесь была. Нет, рот не закрывай.

Он стравил воздух из второго шприца, провел по нему ладонью и воткнул в мою окончательно потерявшую чувствительность десну горячую иглу. И — о, чудо! — чувствительность тотчас вернулась! Я замычал от невыносимой боли, но пиромант успел сделать второй укол и только после этого разжал стискивавшие мою челюсть пальцы.

Завалившись на кровать, я заколотил кулаком в стену. Помогло это не очень. Боль в разбитых пальцах не шла ни в какое сравнение с ощущениями сминаемого судорогой лица.

Как отрубился — не помню. Как очнулся, впрочем, тоже. В одном уверен точно — если бы не Вера, приложившая к моему лицу смоченное в холодной воде полотенце, Напалму потребовалась бы помощь опытного хирурга. Было желание пару раз дать ему в челюсть, было. И ногами добавить…

— Успокойся ты! — даже не повернулся ко мне мешавший булькавшее в кастрюльке варево пиромант. — То, что нас не убивает, делает нас сильнее.

— Если тебе ноги переломать, ты ведь от этого не умрешь, так? — Я попытался усесться на кровати, но тут же завалился обратно. Голова кружилась, перед глазами все плыло, но терзавшее лицо жжение и в самом деле начало стихать.

— Ни одно доброе дело не окажется безнаказанным, — скорбно выдал Напалм и накрыл кастрюлю крышкой. — Вер, дай ему зеркало.

— Держи, бедняжка, — протянула мне девушка заранее раскрытую пудреницу.

— Твою мать! — выругался я, глянув в круглое зеркальце. Я вновь стал самим собой. Или все же не совсем собой? Рожа, конечно, красная и вся в пятнах, но и намека на опухоль нет. Даже нос в норму пришел. Только вот какое-то у меня личико теперь прямоугольное. Будто кирпич проглотил. С первого взгляда и не признаешь. Впрочем, это теперь скорее плюс. — Долго, Напалм, эффект держится?

— Сутки, — подошел к моей кровати пиромант. — Ты обрез с собой берешь? Правильно. Если не успеешь вколоть супермагистр, лучше застрелись. Сутки у тебя, сутки.

— Отсчет пошел. — Я сполз с кровати. — Пора бежать.

— Оклемался бы, — предложила Вера.

— Да нормально уже. — Покачнувшись, я поднял с пола фуфайку и начал одеваться. Какой обед? Как только о еде подумал, чуть не вывернуло. — Ушанку оставлю, ранец тоже. Не потеряйте, смотрите.

— Иди давай, — замахал на меня руками Напалм. — А то суп сбежит. Нет, подожди.

— Чего еще?

— Закрою за тобой.

Выйдя в коридор общаги, я услышал, как за дверью лязгнул засов, и направился к лестнице. И тут только сообразил, что денег с собой — ни копейки. Но возвращаться уже не стал. Не то чтобы из-за приметы, просто у наших и без этого с наличностью туго. Не думаю, что они у старьевщика нормально расторговались. А мало ли как дело повернется? Лучше у Селина или Ермолова займу.

Топтавшийся на крыльце охранник проводил меня настороженным взглядом, но докапываться не стал. И чего ему в тепле не сидится? Или на полставки у старьевщика подрабатывает? Контингент у того еще тот, одному старику с ними не с руки отношения выяснять. А этот, сразу видно, из-за гроша ломаного удавится.

Зыркнув на толпившихся у пункта приема вторсырья оборванцев, я ссутулился и побрел через двор по направлению к Юго-восточным воротам. То бишь — строго на юг. На проспект Терешковой выходить не буду. Там всегда от дружинников не протолкнуться, а уж теперь и подавно. Так что лучше огородами, огородами. Тут многолюдно в это время быть не должно — район рабочий, взрослые вкалывают, старики и дети по домам сидят.

Впрочем, вскоре я убедился, что насчет стариков и детей несколько заблуждался. Как оказалось, на введенное в Форте чрезвычайное положение им было просто-напросто наплевать. Пацаны кидались снежками, швыряли палки в мятую консервную банку, орали и играли на расчищенных от снега пятачках в хоккей. Собравшиеся в кучки бабки перемывали кому-то кости, чистили снегом половики, вывешивали на натянутых меж покосившихся фонарных столбов веревках белье. Единственное, кого не было заметно — это дедов. Ну это неудивительно: дедки, вообще, класс вымирающий. Слишком среди мужского населения смертность высокая. Да и те, кто до седин доживает, либо в ближайшей рыгаловке водку пьют, либо, несмотря на почтенный возраст, в многочисленных окрестных мастерских вкалывают.

И сразу видно — в районе чужаков недолюбливают. Уж больно на меня настороженно косятся. И замолкают заблаговременно. Как бы околоточного не вызвали. Может, не стоит нарываться на неприятности?

Вскоре и в самом деле пришлось поворачивать на проспект Терешковой: влажный снег под ногами захлюпал черной водой, а маячившие впереди двухэтажные бараки все как один смотрели на окружающее безобразие провалами выломанных окон. Тут, конечно, по краю Латвийских болот можно до самого Южного бульвара дойти, но лучше не искушать судьбу. Провалишься под лед и привет. Утонуть не утонешь, но промокнешь и в грязи извазюкаешься — запросто.

Когда впереди показался проспект Терешковой, я остановился у выходившего на него фасадом дома и осмотрелся. Вроде спокойно все. У блошиного рынка на перекрестке народ так и толпится. Вон уазик с синей полосой по борту проехал, следом сани с гарнизонными вояками. На той стороне наряд дружинников прохаживается. Но никого не останавливают, не шмонают. Слухи о панических настроениях обывателей оказались сильно преувеличены? Посмотрим, посмотрим.

Настороженно поглядывая по сторонам, я быстрой походкой спешащего по делам человека направился к блошиному рынку и с облегчением передохнул, затесавшись в толпу. Впрочем, это только со стороны суетливо разглядывавшие выставленные на фанерные ящики и перевернутые картонные коробки товары покупатели казались однородной массой. На самом деле все было совсем не так. Покупателей хорошо, если половина наберется. Эти сразу в глаза бросаются — они исключительно покупками интересуются. Максимум — карманы придерживают, чтобы кошелек не вытащили. При желании можно было вычислить и тех, кто этими самыми кошельками активно интересуется. С попрошайками и лотошниками тоже все ясно.

А вот остальные… Такое впечатление — они сюда поболтать собрались. Ходят, о чем-то, не умолкая, болтают, ругаются, покрикивают друг на друга и снова разговоры разговаривают. То на дружинников глянут, то на небо посмотрят… Продавцы тоже нередко свой товар на соседей оставляют и, сбившись в плотный кружок, принимаются шушукаться. И только охранники пытаются контролировать этот бедлам и время от времени растаскивают слишком уж разгорячившихся спорщиков.

— Почем тушенка?

— Завтра лазурное солнце взойдет, точно тебе говорю. У меня всегда к этому делу суставы крутит.

— Горячие пирожки!

— Скока?!!

— Это щука?

— Да.

— Чё стоит?

— Воевода, говорят, за чин в городской армии продался.

— А погранцы-то, погранцы… утикали так, что только пятки сверкали!

— Возьмешь полсвиньи, червонец скину.

— Чего так дорого?

— Инфляция, брат.

Выбравшись из этого бедлама, я заспешил дальше, но обратил внимание на толпившихся у выхода с рынка людей. Присмотревшись, заметил мелькнувшие на одном из полушубков зеленые петлицы и решил разведать ситуацию — глядишь, насчет Шурика разузнать получится. А ситуация оказалась презабавная. В дупель пьяный молодой парнишка в расстегнутом форменном полушубке тянул свиной окорок из рук не желавшего расставаться с имуществом продавца. Топтавшийся поблизости охранник косился на торчавшую из-за пояса пограничника пистолетную рукоять и никак не решался дать отпор наглому экспроприатору.

— Отпусти, — пьяно пошатываясь, попросил, наконец, парень.

— Не отдам! — сморщился от запаха перегара вцепившийся в окорок мертвой хваткой мужик в потертой дубленке.

— Я ж заплатил? — немного даже протрезвел от такой наглости пограничник.

— Империал! — запричитал торговец. — А цена — двадцать рублей!

— Точно империал? — уточнил парень.

— Как в аптеке!

— Погоди. — Подавшись назад, пограничник вырвал окорок, сунул его себе под мышку и зашарил свободной рукой по карманам. — А! На, держи…

Торговец быстро спрятал золотую монету, а довольный, что дело кончилось миром и ему не пришлось вмешиваться, охранник направился по своим делам.

— Эй, служивый, — подошел я к застегивавшему полушубок пограничнику.

— Чего? — с трудом сфокусировал на мне взгляд крепко поддатый парень.

— Ермолова с разведки знаешь?

— Не-а. — Парень захлопал себя по карманам в поисках сигарет, стараясь не уронить зажатый под мышкой окорок.

— Хреново, — расстроился я.

— А чего хотел, вообще? — Пограничник, покачиваясь, развернулся спиной к ветру и чиркнул спичкой о коробок.

— Да потрещать с ним надо, — глянув на проехавший по проспекту уазик, ссутулился я.

— Разведку в дом с балконами заселили, сходи да узнай.

— Дом с балконами — это где?

— Чё тупишь? Не местный, что ли? — уставился на меня пограничник. — Прямо на перекрестке дом стоит. Там с Гарнизона солдаты жили.

— На перекрестке? — задумался я. — Терешковой и Южного?

— Блин, пошли покажу, — махнул рукой парень и выкинул только-только начатую сигарету в снег. — Есть чё?

— На нулях, — признался я.

Парень промолчал и, покачиваясь из стороны в сторону, поплелся к Южному бульвару. Я пошел вслед за ним, отставая на полшага. Так оно надежней. Если сам чудить не начнет — дружинники привязаться не должны, а если начнет — всегда есть возможность, будто не с ним, вид сделать. Да тут и идти-то пару кварталов осталось. Только про какой такой «дом с балконами» речь идет, ума не приложу.

— Вон, — указал парень на четырехэтажный дом с выкрашенными желтой краской стенами, когда мы дошли до перекрестка, и свернул во дворы.

Ну да я и сам к этому времени сообразил, что без пограничников там не обошлось: почти на каждом узеньком — меньше полуметра в ширину, — балкончике курили молодые, крепкие на вид парни. Курили, ругались, сидели на перилах, скидывали в сугробы пустые бутылки и окурки… Сразу видно — народ на полную катушку гужбанит и ничуть этого не скрывает. А кто в такое время это себе позволить может? Правильно — самые отмороженные и в ком срочная нужда уже точно не возникнет. Разведка.

— Ты куда? — остановил меня куривший на крыльце вахтер, который от творившегося на вверенной ему территории безобразия пребывал в легком шоке.

— Разведка здесь расквартирована?

— Будто сам не видишь… — фыркнул плотный, будто отожравшийся на хозяйских харчах ленивый кот, мужик.

— Ермолов на месте?

— Замок? — уставился на меня вахтер. — Если за водкой не убежал, на месте.

— Ну так я пойду?

— Не положено, — моментально окрысился мужик и перегородил дорогу. — И так второй день пьянствуют, еще только собутыльников не хватало…

— Я похож на собутыльника? Да я и водка категорически несовместимы!

— Все вы не пьете, — прислонился спиной к входной двери вахтер. — Всем насильно заливают.

— Да никто ничего не заливает! — начал я терять терпение. — Ну посмотрите на меня, разве такой человек может пить?

— Не положено, — уперся мужик. — У нас пропускной режим.

— Мне его под окна идти орать?

— А иди. Только даже с ним не пущу.

— Хрен с тобой, золотая рыбка. — Я сбежал с крыльца и свернул на уходящую вдоль дома тропинку.

— Не пущу! — крикнул мне уже в спину вахтер, расслышавший последнюю реплику.

Долго искать открытое окно на первом этаже не пришлось. По правде говоря, его вообще не пришлось искать. Стоило повернуть за угол дома, и вот оно: створки распахнуты настежь, завалившийся на подоконник усатый тип в накинутом на плечи полушубке стряхивает пепел с сигареты, а где-то в комнате хрипло надрывается магнитофон:

Стой, кто идет!? Предъявите паспорт,
Остановись, живое существо.
В этих местах ты бродишь напрасно,
Здесь таким существам ходить запрещено!

— Ермолов, случаем, не рядом где-нибудь? — остановился я под окном и откатил ногой пустую бутылку из-под шампанского.

— Рядом — понятие относительное и, я бы даже сказал, субъективное, — философски заметил пограничник и затянулся. — Гражданское…

— Так он в зоне досягаемости или как? — Я заметил прямоугольник на петлице надетого прямо поверх тельняшки полушубка и хамить в ответ не стал.

— Ермолов! — забычковал сигарету капитан и сунул окурок в стоявшую на подоконнике жестяную баночку из-под кофе. — Ну-ка подойди.

— Чего надо? — не особо вежливо откликнулся откуда-то из комнаты Шурик. — У нас партия…

— Живо сюда! — хлопнул по подоконнику ладонью пограничник.

— Вот привязался, — пробурчал недовольный парень. — Ну подошел и чего? Пить не буду.

— Знаешь этого индивида? — указал на меня капитан.

— Первый раз вижу, — с картами в руках перегнулся через подоконник здоровяк.

— Опух? — поинтересовался я у парня, который выпрямился и принялся почесывать обтянутое тельняшкой пузо.

— О, блин! — во все глаза уставился на меня Ермолов. — Не, это не я, это ты опух.

— Ну ты пока пообщайся. — Капитан вынул у ошарашенного Шурика из руки карты и оставил нас наедине.

— Стой, куда?.. — всполошился здоровяк, но было уже поздно, и, махнув рукой, он уселся на подоконник. — Это ж сколько выпить надо было, чтоб рожа так отекла?

— Иди в жопу, умник, — послал его я. — Аллергия это. Реакция на отдельные лекарственные препараты, так сказать.

— Лечишься, значит? — Парень скептически осмотрел меня с ног до головы. — Ну заходи тогда, раз пришел.

— Ходить еще, — ухватившись за оконную раму, я подпрыгнул, выжал руки и уселся рядом с Шуриком, свесив ноги на улицу. Табачный дым и перегар не выветривался даже через распахнутое настежь окно, и с непривычки меня замутило. — Да и вахтер у вас мудак.

— Ну пошли тогда, вмажем за встречу, — предложил Шурик. — Ты ж все одно не просто на огонек заглянул.

— Веришь — нет, пообщаться надумал, — оглядел я игравших в карты за столом в углу парней. Вроде нету никого знакомого. И выпивки на столе не видать — только сока упаковка. Но вот в соседней комнате даже оравший во всю мочь магнитофон звон стаканов не перебивает, а подпевают так, что стены трясутся. — И что вы за старье слушаете?

— Э! Полегче на поворотах, — оскорбился Ермолов. — Это гимн пограничной службы, между прочим.

— Вот оно как, — улыбнулся я. — А ты чего до сих пор трезвый?

— Сколько можно? — скривился Шурик. — Хватит уже.

— Блин, не понимаю я ваше руководство. Тут, того и гляди, горожане на штурм пойдут, а вы в открытую квасите.

— Да все согласовано, — привалился Шурик плечом к откосу и дыхнул на меня свежим перегаром. — Слышал небось, что мы базу сдали? Вот. Кому-то надо было отход прикрывать, ну добровольцам и пообещали три дня отдыху дать. А мы в полном составе, между прочим… Только сегодня водка уже не лезет, честно говоря. Пивка бы…

— И как оно было? — заинтересовался я.

— Да по-разному, — скривился Шурик, но тут же вспомнил что-то веселое, и его физиономия расплылась в широкой улыбке. — Мы ж на полях пальм этих тундровых заранее проходы заготовили, ну по ним и отступили. Горожане за нами, а там заряды зажигательные! Как полыхнуло все! Сутки поле догорало, сутки. Эти гады базу нашу заняли, думают, отсидятся там, если что. Фигушки, мы им еще покажем кузькину мать.

— Круто, — поддакнул я. — Ты, значит, снова в бой рвешься?

Магнитофон в соседней на мгновение смолк, но тут же заиграла новая разухабистая мелодия. И перекрывая голос певца, подвыпившие пограничники заорали в едином порыве: «А у кошки четыре ноги, позади длинный хвост, Но трогать ее не моги за ее малый рост…»

— Рвусь не рвусь, но если прикажут… — пожал плечами здоровяк. — Мы люди подневольные. Да и горожане не сахар. Или мы, или нас…

— Как обычно, значит, — кивнул я. — Слушай, чего зашел: можешь за стены несколько человек провести? Или договориться с кем-нибудь?

— Чрезвычайное положение в Форте, если что, — напомнил мне прищурившийся парень.

— Ой, да не надо, — толкнул его в плечо я. — Война войной, а обед по расписанию. Неужели из-за таких мелочей бизнес застопорили?

— Не застопорили, законсервировали, — поправил меня Шурик. — До лучших времен.

— А они настанут?

— По-любому, — уверенно заявил Ермолов и, чувствуя мое недоверие, продолжил: — Пойми: сейчас нелегалов провести просто нереально. Там сейчас не только парни с Гарнизона и гимназисты, но и безопасники дежурят. И руководство прямо заявило — если кто спалится, пусть даже и на ерунде, дело на тормозах, как обычно, спускать не будут, а за яйца подвесят по полной программе. Никто на такой риск не пойдет.

— Ясно, — задумался я и пришел к выводу, что давить на Шурика не имеет смысла. Раз говорит — засада, значит, так оно и есть. Если совета не послушаю, то и сам влипну, и других подставлю. А оно мне надо? Придется Напалму свои связи подымать. — Да ну и хрен бы с ним. Забудь…

— Не, Лед, — понизил голос Ермолов. — Серьезно: был бы вариант, все бы сделали в лучшем виде. А так…

— Блин, да все понятно, чего ты… — решил успокоить парня я. — Нет так нет. Все понимаю, не маленький, в самом деле…

— Залазь уже, — потянул меня за рукав Шурик. — По песярику примем.

— Не, дел по горло сегодня, — отказался я.

— Да по рюмашке, — пристал здоровяк как банный лист. — Пять минут с тебя не убудет. Хоть посидим в кои-то веки, поболтаем.

— Знаю я эти пять минут, — хмыкнул я. — Если получится, вечером забегу.

— До вечера еще дожить надо, — тяжело вздохнул Ермолов и стянул с плеч подошедшего к окну пограничника форменный полушубок. — Иди, иди отсюда. Не видишь, с человеком разговариваю.

— Да мне покурить, — покачнулся тот и едва не завалился на стоявший у стены диван. — Капитан сказал, в комнате не дымить больше.

— В коридор выйди.

— Там комендант ругается.

— На пепельницу, — сунул Шурик поддатому сослуживцу жестяную банку из-под кофе. — Иди в коридор, а коменданту скажи — будет орать, выйду и вломлю.

— Но…

— Могу тебе вломить. — Пограничник моментально исчез, а Шурик устало вздохнул и повернулся ко мне: — Совсем распоясались. В Патруле порядку куда больше. Прикинь, что бы было, если б я с Крестом так разговаривать начал.

— До сих пор бы ходил и улыбался, — поежился я при упоминании заместителя командира нашего бывшего отряда. Где он сейчас, интересно, ошивается? Как бы какую гадость не учинил. Ему диверсию устроить — что мне плюнуть.

— Именно, — согласился со мной Ермолов. — Залазь, давай.

— Не, бежать пора, — вновь отказался я. — Слушай, ты деньгами не богат?

— Сколько надо?

— А сколько потерять не жалко будет, — честно предупредил я.

— Без возврата, что ли?

— Почему без возврата? — Улыбка вышла у меня на редкость кривоватой. — Просто есть обстоятельства, которые от меня не зависят.

— Опять чего-то замутил? — зашарил в кармане штанов парень. — Держи.

— Благодарю, — спрятал я две золотые монетки царской чеканки — пятирублевку и полуимпериал. — С первой пенсии…

— Само собой, — вытащив из другого кармана несколько скомканных купюр, парень сунул их мне. — Наших видел кого?

— С Селиным пару дней назад пересекались, а так — тишина.

— Как он?

— Не жаловался, — спрыгнул с подоконника я. — Ладно, увидимся еще.

— Вали, — махнул мне на прощание Шурик и отошел от окна.

Это он правильно посоветовал, валить давно уже пора было. Еще через весь Форт до северной окраины пешкодралом чесать. И обратно возвращаться. А что со мной после инъекции супермагистра будет — непонятно. Напалм, вон, мигом оклемался, но у него организм подготовленный, а как мой, утомленный нарзаном, среагирует — даже подумать страшно.

В открытое окно уже вовсю наяривал старинный альбом мистера Кредо, я только хмыкнул, подивившись разнообразию вкусов пьянствующих пограничников — или они что есть, то и ставят? — и перебежал через проспект Терешковой. С той стороны Южного бульвара наблюдалось нешуточное оживление — по направлению к воротам маршировали нестройные колонны солдат Гарнизона, навстречу им, наплевав на всякие строевые премудрости, перли усталые патрульные. Сновавшие повсюду дружинники следили за порядком, а бойцы комендантской роты пытались распределить выгружавшихся из автобуса ополченцев.

Решив, что повстречаться со старыми знакомыми здесь и сейчас проще пареной репы, я незамедлительно свернул во дворы. И сразу же об этом пожалел: это на Южном бульваре народу не протолкнуться, а тут нарвешься на наряд дружинников и будешь бледный вид иметь. Если служивым моча в голову ударит, они и без всяких оснований, просто со скуки докопаться могут. Да и мимо особняка «Несущих свет» пройти придется. А это чревато весьма неприятной встречей с очень злыми и решительными товарищами. И они, точно уверен, не постесняются донести до меня свое недовольство крайне неприятными, но от этого даже еще более действенными методами.

И куда? Вправо, влево? Вернуться на Южный бульвар или забирать дальше во дворы и выйти на Красный проспект в районе площади Павших? Вопрос, блин…

По спине неожиданно побежали мурашки, но, обернувшись, ничего подозрительного заметить не удалось. Сани к бульвару проехали, обнявшаяся парочка к подъезду завернула, дворник устало на лопату оперся, мелочь пузатая в снег с гаражей прыгает. Обычная картина, все своими делами заняты, и никто ко мне нездорового интереса не проявляет. На всякий случай проверил состояние защитных чар, передернул плечами, прогоняя мерзкое ощущение чужого взгляда, и пошел дальше.

А поганенькое ощущение никак не проходило. Будто в паутину вляпался или в спину кто из винтовки целится. И ведь, если разобраться, давненько оно уже появилось. Пожалуй, как от Ермолова вышел, так сразу и не по себе стало. Ладно, возвращаться — дурная примета, пойду через дворы. И заодно к Кириллу заверну. Такой наглости от меня точно никто не ждет, так что засады там быть не должно. Да и не буду я к нему заходить: пацана, вон, какого выцеплю, да сгоняю весточку передать.

Дорога тем временем привела меня во двор-колодец, огороженный двумя выстроенными буквами «Г» пятиэтажками. Обычный такой двор: раскуроченное ограждение хоккейной коробки, погнутая перекладина железных качелей, торчащее из снега бетонное ограждение мусорки, проторенные напрямик меж сугробов тропинки. Людей — никого. Но чего ж так холодом повеяло?

Инстинктивно я бросил все свои силы в защитные чары и полностью выпал из ставшего каким-то очень уж колючим магического поля, но этого оказалось недостаточно: со всех сторон потянулись щупальца обжигающей стужи. Чужеродные чары сотней острых лезвий вспороли защиту и едва не проморозили меня насквозь. В темечко словно ударили молотком, и зрение выкинуло странный фортель: мир вдруг стал черно-белым, да к тому же превратился в негатив. Небо вмиг налилось чернотой, а на фоне ослепительно-белых, с бездонными провалами освещенных окон стен ко мне медленно двинулись несколько темных силуэтов. Судя по очертаниям фигур — женских. Валькирии?

Уж не знаю, как ведьмам это удалось, но выдержавшее натиск Бергмана в несколько слоев скрученное и искривленное пространство почти моментально рассыпалось как скорлупа гнилого ореха. Ошеломляюще холодные чары начали стремительно высасывать тепло, и тут волна стужи натолкнулась на неожиданное сопротивление: висевший в чехле на поясе под фуфайкой ритуальный нож вовсе не собирался допускать кого бы то ни было в свои владения. Меня с ног до головы перетряхнула короткая судорога, и навеянное жуткими чарами оцепенение сгинуло без следа.

Выхватив из-под фуфайки нож, я крутнулся на месте и прочертил вокруг себя круг его почерневшим лезвием. Камень рукояти холодом обжег ладонь, и пальцы моментально потеряли чувствительность. Но сейчас это уже не имело никакого значения: тянувшиеся от неспешно приближавшихся валькирий жгуты заклинаний брызнули осколками чар и, словно порвавшиеся резинки, ударили по своим хозяйкам.

Не успевших ничего предпринять валькирий разметало в разные стороны, а я сорвался с места и кинулся бежать к ближайшему подъезду. Зрение сразу же пришло в порядок, мир вновь обрел краски, и стало ясно, что больше ведьм можно не опасаться: снег вокруг неподвижно распростертых тел сменил свою черноту на красно-белую мозаику. Белый фон — собственно сам снег, алые пятна — кровь попавших под магический откат Сестер Холода.

Вот только спокойно добежать до подъезда не удалось: сразу с нескольких точек начали палить из автоматов, но меня выручил мелко задрожавший «Архангел». Светлячки попавших в защитное поле пуль как-то очень уж неспешно прошли мимо и, вновь набрав скорость, срикошетили от стены дома. Рванув на себя подъездную дверь, я заскочил внутрь и бросился вверх по лестнице. Мощная пружина захлопнула дверь, и тут толстые доски навылет пробила искрившаяся призрачным светом стрела. Блеском напоминавший хрусталь наконечник почти полностью ушел в бетон, и по стене пробежала легкая дрожь. Тяжелая артиллерия подоспела?

На мое счастье подъезд оказался проходным, и, на бегу выхватывая пистолет, я метнулся к противоположной двери. Легкие разрывались от нехватки воздуха, давным-давно сломанные ребра горели огнем, голова кружилась, но сбавлять темп было никак нельзя — если не оторвусь сразу, шансов пережить схватку уже не будет. Это по-первой ведьмы так лоханулись со своими чарами — сейчас разговор будет другой. Или стрелами зачарованными нашпигуют, или тупо с безопасного расстояния из автоматов расстреляют — ресурса «Архангел» надолго не хватит. А так хоть какой-то шанс удрать остается.

Я скатился по ступенькам к выходившей на противоположную сторону дома двери, и тут она неожиданно распахнулась. Тело среагировало совершенно самостоятельно, и заскакивавший в подъезд бородатый мужик рухнул с простреленной головой. Его оставшийся на улице напарник вскинул помповое ружье и зарядом картечи в щепки разметал деревянный косяк. Передернуть дробовик он уже не успел — выскакивая из подъезда, я всадил ему в грудь пару пуль и бросился бежать к соседнему дому.

Дальше — все сплошь урывками. Перепуганные лица людей, высокий забор, падение в сугроб, школьный двор и снова — подворотни, переулки, заброшенные гаражи…

Протиснувшись в узкую щель между двумя ржавыми гаражами, я сунул пистолет в кобуру и сполз на землю. Сухой кашель буквально выворачивал легкие наизнанку, ноги наотрез отказывались разгибаться, а в обожженную ножом ладонь потихоньку начала возвращаться чувствительность. Лучше бы она так и оставалась замороженной — ощущения, будто в мясорубку пальцы сунул. Блин, так и сдохнуть недолго.

Кое-как откашлявшись, я поднялся на ноги и уткнулся лбом в холодную стену. Хреново мне, хреново. Но суетиться сейчас никак нельзя — если и дальше, как заяц угорелый, нестись буду, то либо на валькирий по собственной дурости нарвусь, либо дружинники тормознут. Лучше здесь пережду. Один фиг, все дворы проверить не смогут. А чарами своими точно не найдут — я как от магического поля закрылся, так защиту и не ослаблял уже.

Пусть суетятся, как устаканится все, так и потопаю дальше. А пока и мозгами пораскинуть можно. Не верится, что все это представление только из-за Кати устроено было. Ох, не верится. Ведьм одних сколько понагнали, наемники средь белого дня палить не постеснялись. Да и не собирался со мной никто разговаривать — сразу в оборот взяли. Что ж такое творится?

Не знаю, сколько бы я еще не решался выглянуть наружу, но тут мимо прошаркала тащившая за собой сумку на колесиках старуха. Грымза с подозрением покосилась, вот и пришлось быстренько валить из облюбованного укрытия. А то капнет о подозрительном типе околоточному, разбирайся с ним потом.

Небо как-то очень уже незаметно затянуло серыми облаками, повалил легкий снежок, и на улице сразу посмурнело. Такое впечатление — вечер глубокий, хотя еще и четырех быть не должно. Но это ничего, все равно засветло на съемную квартиру вернуться не рассчитывал. А так даже проще: меньше в глаза бросаться буду. А если еще и снег идти не перестанет, и вовсе ни одна собака не узнает.

К дому, в котором обретался двоюродный брат Дениса Селина — Кирилл, я подошел, уже несколько отдышавшись. Нет, самочувствие, конечно, будто трамваем переехали, но все же лучше, чем было. Еще б немного и точно кони двинул.

Пробежавшись глазами по окнам на последнем этаже дома, я удовлетворенно хмыкнул — на кухне Кирилла горел свет. И это просто здорово: легко где-нибудь шляться мог. Как бы еще ему весточку передать? Ведь даже во двор заходить нежелательно. Запросто какая-нибудь из заинтересованных сторон могла наблюдательный пункт организовать. Если запалюсь — примут под белые рученьки и устроят допрос с пристрастием, а то и просто без затей на тот свет отправят.

— Эй, старый, ходь сюды, — усевшись на торчавшее из снега основание сломанной скамейки, позвал я обходившего мусорные кучи старика в драном зипуне, протертых ватных штанах и облезшей заячьей ушанке.

— Чего еще?! — агрессивно замахал палкой дед, расценивший это приглашение, как покушение на свою охотничью территорию.

— Заработать хочешь? — нашарил я пару пятисоток и показал купюры старику. — Сгоняй вон до того дома, скажи одному кренделю, что ружье он хреново починил и руки ему за такую работу надо вырвать, потому как растут они у него оттуда, откуда у порядочного человека ноги растут. Пусть идет и переделывает.

— Так он мне накостыляет, поди, — насторожился дед.

— А ты халявы хотел?

— Давай сюда, — протянул руку старик.

— Обожди, — остановил его я. — Пятихатку сразу даю, остальное, как весточку передашь и вернешься.

— Сам-то чего не сходишь? — спрятал свернутую на несколько раз банкноту куда-то за пазуху дедок.

— Иди, давай, — указал на нужный подъезд я. — Крайний этаж, дверь приметная — не перепутаешь. И смотри, не вздумай с деньгами деру дать. Поймаю — убью.

Старик что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и, закинув за спину набитый каким-то хламом полиэтиленовый пакет, направился к Кириллу. Дожидаться его на месте я, само собой, не стал и, стоило дедку скрыться за дверью, тут же отправился в соседний двор. Если у Кирилла есть время пообщаться, я его и отсюда увижу. Если же дедка по дороге выпотрошат, то будем надеяться, успею смыться.

К месту нашей встречи передавший весточку дедок вернулся минут через десять. Побегал кругами вокруг разломанной лавки, поискал меня и, выкрикивая на весь двор матерные ругательства, удалился куда-то по направлению к Красному проспекту. Пятисот рублей ему, видите ли, мало. Совсем старый обнаглел. Это за десять-то минут работы! Да и мало ли кто ему что обещал? Другой бы по шее накостылял, да задаток забрал. Пусть вообще еще спасибо скажет, что на приличного человека нарвался.

Кирилла я чуть не пропустил. Накинувший на голову капюшон длинной куртки парень выскочил из подъезда и сразу же направился вслед за убежавшим со двора стариком. Через пелену падавшего пушистыми хлопьями снега его фигура была едва различима, но уж этого-то шкелябра ни с кем другим не спутаешь. И что замечательно — никто не проявлял к моему приятелю интереса. По крайней мере, внутренним взором ничего подозрительного заметить не удалось. И это радует…

Выждав некоторое время, я сбежал с подъезда и направился вслед за Кириллом. Тот все так же пер к Красному проспекту и даже ни разу не обернулся посмотреть, не упали ли ему на хвост. И что это все значит?

Насторожившись, я замедлил шаг и несколько запоздало завертел головой по сторонам, но тут остановившийся на обочине проспекта Кирилл обернулся и помахал рукой. Вот ведь глазастый! И когда только спалить успел?

— Привет, ушастый, — неторопливо подошел я к нему.

— Привет, бродяга, — пожавший протянутую руку Кирилл не спешил отпускать мою ладонь. — Так что, говоришь, с ружьем не так?

— Да все здорово просто было, — усмехнулся я. — Было.

— А теперь?

— Теперь не уверен, — признался я. — Мы кое-какие усовершенствования в конструкцию внесли. Чего встал-то? Пошли.

— Я не встал, — не сдвинулся с места Кирилл. — Я жду попутку. А вот ты какого хрена по улицам шляешься, это вопрос.

— А что такое? — насторожился я. Не должен он о моих последних заморочках знать. Никак не должен.

— Цех с тобой пообщаться хочет. — Парень пропустил медленно проехавший по дороге уазик и махнул рукой вознице тащившихся следом саней.

— По поводу? — уставился на него я.

— По поводу убийства племянников Гиоргадзе этим летом.

— Да ну нах! — непроизвольно вырвалось у меня. Какая гнида настучать могла? Никто ведь не видел! И время столько уже прошло. Блин, выбор небольшой: или Веня, или сам Ян Карлович. Но Веня неделю как нас покинул, а старому торговцу меня сдавать не с руки, он в этом деле тоже по самую маковку заляпан.

— Вот тебе и нах, — шагнул к саням Кирилл. — Шеф, до Кривой подкинешь?

— Назад залазьте, — разрешил запорошенный снегом мужик. — Если застрянем — толкать будете.

— Базара нет. — Перепрыгнув через невысокий бортик, Кирилл устроился меж сваленных в кучу стульев. — На дрова везешь?

— Типа того, — не стал откровенничать возница и взмахнул вожжами.

— Ты-то куда лезешь? — уставился на меня чем-то неслабо разозленный приятель. — Башкой думай своей, прежде чем так палиться.

— Да чего ты психуешь? — Едва не сверзившись на проезжую часть, я ухватился за торчавшую вверх ножку перевернутого стола.

— Я чего психую? — понизил голос Кирилл. — Вот наткнемся на цеховиков, и обоим кирдык придет.

— Ты тут при чем? — попытался успокоить парня я.

— А кто-то разбираться будет? — резонно поинтересовался Кирилл. — Сам как думаешь?

— Да перестань ты! — заозирался я по сторонам, но валивший с неба снег укрыл Форт непроницаемо-серой пеленой. — Вон метет как. Сейчас до площади Павших доедем, и пойду к Селину ситуацию пробью.

— Не лезь к нему, — отсоветовал мне Кирилл. — У него своих проблем хватает, чтобы твои решать. Только засветишься.

— Логично, — признал я собственную неправоту. — Тогда ты мне скажи — что с валькириями в последнее время творится?

— Похоже, у них реформаторы к власти пришли. Если интересно, пообщайся с людьми на северной окраине, Сестры Холода там в последнее время активизировались.

— С людьми — это с кем? — уточнил я, пытаясь понять, где едут сани. Вроде площадь Павших проехали уже, скоро Кривая будет.

— Хозяина «Серого святого» знаешь?

— Доводилось общаться.

— Вот с ним и потолкуй, если интересно.

— Попробую, — кивнул я и, спрыгивая с саней, махнул на прощание рукой: — Бывай.

Кружившаяся над дорогой поземка скрала ответ Кирилла, а я, быстренько перебежав перекресток Красного и Кривой, направился на северную окраину. По противоположной, само собой, от Морга стороне проспекта. А то мало ли…

Где-то впереди уже начинали разгораться мутные пятна освещавших Торговый угол сгустков энергии, охранник «Первого городского банка» сложил стоявший на обочине рекламный щит и потащил в офис, а по дороге с гиканьем пронеслась звеневшая бубенцами тройка. Живут же люди! Мне бы их заботы!

На крыльце у конторы нотариуса, несмотря на поздний вечер, толпился народ, а перед лавкой ювелиров стоял засыпанный снегом уазик. Случилось чего? Да нет — вон охранники вполне себе спокойно по улице прогуливаются.

Вздрогнув из-за сверкнувшего сбоку сполоха, я обернулся и только хмыкнул — искрившаяся серебристыми блестками надпись «Алхимия & Жизнь» медленно померкла, но тут же налилась зеленоватым сиянием. Ты смотри — не прогорели еще! Наоборот — на втором этаже тоже теперь окна зеркальные под стать витрине салона. Расширяются, не иначе.

Взбежав на крыльцо заведения Салавата, дернул ручку, но дверь оказалась заперта. Тут только я обратил внимание на темные окна и разглядел приклеенный к стеклу изнутри листок с одним-единственным словом «Закрыто».

— Нету его сегодня, — просветили меня откуда-то сбоку. — Срочное чего?

— Да нет, — развернулся я и обмер — на тротуаре стоял мужчина средних лет с нашивками сержанта, двое рядовых вовсю сметали нападавший на уазик снег. Ноги враз стали ватными, а тело покрылось холодной испариной. Неужели приплыл?

— Тогда завтра приходи. — Дружинник смерил меня внимательным взглядом.

— Сегодня уже не будет? — Я медленно спустился по ступенькам, едва сдерживаясь, чтобы не выхватить пистолет.

— Мобилизация, — варежкой сбил с шапки снег сержант. — С утра здесь, потом в городскую клинику уходит. Смотри, тут во дворах знахарка одна прием открыла. Не дороже Салавата берет.

— Спасибо. Лучше попробую завтра зайти, — кивнул я и заспешил с Торгового угла обратно к Моргу. Неужели пронесло? Похоже…

Когда искрившиеся из-за снегопада осветительные шары остались позади, я свернул в узкий проулок и вскоре очутился на небольшом пятачке-колодце. Окружавшие его со всех сторон стены домов уходили куда-то во тьму ночного неба, с которого, как ни странно, не падало здесь ни единой снежинки.

На единственной выходившей во дворик двери, как и прежде, не было никакой вывески, но, как и прежде, это вовсе не мешало прачечной процветать. Вот и сейчас по присыпанной снегом тропинке тянулись свежие стежки следов.

Я уже хотел было распахнуть дверь, но замер с протянутой рукой — в глазах на миг помутнело, и сквозь серую пелену явственно проступили сложные узоры защитных заклинаний. Энергетические нити свивались в настолько сложную и тонкую вязь, что рассмотреть ее подробности оказалось невозможно. И что самое неприятное: при всем желании не удалось почувствовать, находится ли кто-нибудь за дверью.

Ладно, если что — прорвемся. Может быть…

Только хмыкнув себе под нос, я распахнул дверь — все тот же обшитый деревом лист железа, — и шагнул внутрь. Над головой, как и раньше, звякнул колокольчик, но это оказалось единственным, что было «как и раньше». Одну из стен узенького коридорчика сломали, и теперь прямо напротив входа располагалась стойка приема заказов. Чуть дальше, в углу, стояла кадка с живой пальмой, а проход в бывшую приемную загораживали едва заметно колыхавшиеся из-за сквозняка «висюльки».

— Прием заказов только до пяти, — дежурно улыбнулась стоявшая за стойкой симпатичная черноволосая девушка.

— Мне бы к хозяйке. — Я не стал отходить от двери. Больно уж странная аура у девушки — будто и не мелкий клерк передо мной, а очень и очень опытный заклинатель. А вот стоявший рядом с пальмой спортивного сложения парень, пиджак которого весьма выразительно оттопыривался под мышкой, необычной внутренней энергетикой похвастаться не мог. Но от него зато весьма специфичный фон защитных амулетов шел.

— У вас назначено? — выдвинулся вперед охранник.

— Думаю, Алла Семеновна уделит мне пару минут, — по-прежнему глядя мимо охранника на девушку, заявил я.

— Как о вас доложить? — переглянулась администратор с напрягшимся парнем.

— Александр Сергеевич, — без тени улыбки представился я.

— Александр Сергеевич… — повторила девушка и выжидательно замолчала.

— Просто Александр Сергеевич.

— Присаживайтесь, о вас доложат. — Администратор закрыла глаза и коснулась приколотой на блузку серебряной броши с каким-то зеленоватым камнем.

— Благодарю, — отказался я. — Натопчу еще…

— Проходите, — почти сразу же открыла глаза девушка и посмотрела на меня с нескрываемым любопытством. Явно не ожидала, что хозяйка какого-то оборванца увидеть захочет.

Я разулся, безбоязненно повесил фуфайку на приколоченную к стене вешалку и, толкнув скрывавшуюся за висюльками дверь, прошел в бывшую приемную. Там на первый взгляд ничего не изменилось — разделенное рейками на небольшие квадраты окно, покрытые изморозью стекла, мерно тикавшие ходики на стене, пошитый из разноцветных лоскутов коврик. В печке гудит огонь, на широком подоконнике многочисленные горшки с цветами.

Изменилась только хозяйка. Алла Семеновна заметно похудела и из-за этого стала казаться старше своих сорока с небольшим лет. А вот предпочтения в одежде у нее остались все те же, и, сидя за журнальным столиком, она зябко куталась в наброшенную поверх длинного халата пуховую шаль.

— И с каких это пор ты опять стал Александром Сергеевичем? — сварливо и как-то без настроения спросила женщина, кинув на столик глянцевый журнал.

— Да месяцев… — я начал загибать пальцы, чтобы не сбиться со счета, — месяцев пять с небольшим.

— А Лед — что?

— А это теперь моя подпольная кличка, — вытащил я из кармана джинсов немного смятую бумажку, полученную от Гадеса. — Чего зашел — мужу вашему просили весточку передать.

— К нему бы и шел. — Хозяйка прачечной, мужем которой был не кто иной, как новый глава Гимназии господин Грибов, указала мне на соседнее кресло и принялась разглядывать сложенный в несколько раз листок. — Будто не знаешь, где его найти…

— Да мне как-то не с руки в Гимназии появляться…

— Интересно, это кто же такие весточки посылает? — пропустила мои слова мимо ушей чем-то здорово заинтересованная Алла Семеновна.

— Аарон Давидович, Гадес который, — не стал запираться я.

— Ты каким боком к нему отношение имеешь?

— Квартировался там. Вот он и попросил по старой памяти…

— Ну а ко мне ты тоже по старой памяти решил зайти? — Хозяйка прачечной спрятала листок в один из журналов. — Неужели без посредника обойтись не мог? В то, что просто повидаться решил, извини, не поверю.

— Да вы понимаете… — замялся я.

— Дайте-ка, молодой человек, догадаюсь, — перебила меня хозяйка прачечной. — Уж не из-за преждевременной ли кончины Бергмана такая стеснительность?

— С Бергманом нехорошо получилось, — решил честно сознаться я. Все равно шила в мешке не утаишь.

— Ой, да перестань ты! — расхохоталась вдруг Алла Семеновна. — Нехорошо у него получилось! Да у тебя даже с этим подлецом Кузнецовым «нехорошо» получиться не смогло!

— Э-э-э… — не нашелся, что ответить, я.

— Чай будешь? — Женщина неожиданно успокоилась, промокнула кружевным платочкам выступившие в уголках глаз слезы. — Или кофе? Чего покрепче не предлагаю — ты и так опухший, будто неделю не просыхал.

— Чай, если можно, — сунул я руки меж колен, чувствуя себя на редкость неловко.

— Да успокойся ты. — Алла Семеновна дождалась, пока принесшая поднос с чайником, заварочником и вазочкой с печеньем девушка покинет комнату, и продолжила: — Те, у кого голова на плечах, а не пустой котелок, прекрасно понимают, что от тебя там ничего не зависело.

— Это понимание не помешает им при первой же возможности отправить меня на тот свет. — Я налил в фарфоровую чашку заварки и добавил кипятка. — Чтобы тем, кто не понимает, неповадно было.

— Хочешь — дай показания против Стрельцова, — с явственной ехидцей предложила хозяйка прачечной.

— И кто мне поверит? Доказательств нет, да и не станет никто дело до суда доводить. Не та сейчас политическая обстановка, — вздохнул я и откусил половинку печенья. — Никому шумиха не нужна. Проще, как говорит один мой знакомый, бритвой по горлу и в колодец.

— Ты прав, ссориться со Стрельцовым мы не можем, — кивнула Алла Семеновна. — И раз сам все понимаешь, почему до сих пор в Форте?

— Скоро меня здесь уже не будет, — не стал я скрывать своих планов. — Пару моментов вот порешаю…

— Насчет Кати? — вдруг уставилась на меня хозяйка прачечной, и от пронзительного взгляда стало не по себе.

— Нет, — покачал головой я и, обжигая небо, в несколько глотков допил горячий чай. — Это уже… Сразу…

— И всех?

— Всех, — утвердительно кивнул я и поднялся на ноги, чувствуя сосущую пустоту в низу грудной клетки. — Ну пойду…

— Иди, — кивнула вновь вытеревшая платочком влажные глаза Алла Семеновна. — Спасибо, что заглянул…

— Да не за что, — пожал я плечами, прекрасно понимая, что именно имелось в виду. Не за визит благодарность, благодарность за доверие. — Да, Гадес еще сказать велел, что все в Черный полдень решится.

— Что — все?

— А вот этого он не сказал.

— Вечно шарады загадывает, — пробормотала женщина и, когда я уже подошел к двери, вдруг встрепенулась: — Девочка моя передала, внутренним взором тебя совсем не видно. Обрати внимание.

— Спасибо.

— Заходи, как дорога будет, — отвернулась хозяйка прачечной.

— Обязательно. До свидания. — Я подошел к вешалке, зашнуровал ботинки, накинул фуфайку и, не обращая внимания на пристальный взгляд охранника, вышел на улицу.

Ну и зачем сюда приходил? Повидаться? Вот и повидался. Думал — вдруг Алла Семеновна по старой памяти поможет с крючка соскочить? Не помогла. Не захотела или не смогла — уже не суть важно. Теперь важно отсюда побыстрее ноги сделать. Нет, хотела бы хозяйка прачечной меня сдать — даже на улицу бы не вышел. Но вот насчет ее работников такой уверенности нет…

Вывернув из узенького проулочка на Красный проспект, я сразу же прибавил шаг и вскоре свернул во дворы. Снег валил густой стеной, на улице не было видно даже вездесущих дружинников, а потому ослаблять колдовские щиты не стал. Потом. Не до того сейчас. Сейчас главное решить, где на ночлег устроиться. Если на съемную квартиру пойду — аккурат к середине ночи до кровати доберусь. Погода сегодняшняя к пешим прогулкам располагает мало. И попутку поймать можно даже не рассчитывать. Да и на дружинников нарваться риск все же слишком велик.

Не говоря уже про цеховиков, которые теперь на меня тоже нагреты… Вот ведь неугомонные! Понимаю, кого-нибудь бы из их братии на тот свет отправил, так нет, за Гиоргадзе впряглись. Крепко он, видать, их в руках держит.

Кстати о цеховиках… Надо бы с Яном Карловичем пообщаться — выяснить, не он ли им информацию слил. Точнее — зачем он ее слил.

А стоит ли? Что толку от такого разговора? Не проще ли дождаться его на выходе торгового дома и пальнуть из обреза, чтобы впредь неповадно было так себя вести?

Проще. Да только без разговора не обойтись. Мало ли как на самом деле все случилось? Может, он и ни при чем вовсе?

Ага, это Гиоргадзе медиума нанял, а тот через полгода души братцев вызвать умудрился! Бред!

Тем не менее надо сначала поговорить. Слишком многим я старому торговцу обязан, чтобы вот так сгоряча решения принимать. Можно, конечно, вообще эту тему завесить, но мало ли где следующий сюрприз всплывет?

Одна проблема — торговый дом на территории Сестер Холода расположен. Не побоишься на запад Форта заявиться?

Ничего, такой дурости валькирии от меня точно не ждут. Как говорят, темнее всего под пламенем свечи.

До торгового дома «Янус» добираться было одно удовольствие. И пусть порывы усилившегося ветра гнали настоящие волны снега, зато по норам попрятались даже привычные ко всему бродяги и попрошайки. Дружинников и тех не видно. Вот что непогода с людьми делает. А Форту, как ни странно, она только к лицу. Идешь по темным закоулкам, снег стеной валит, не видно ни черта, и кажется, будто по обычному городу шагаешь. Будто не развалины кругом, а вполне себе нормальные дома. А что людей никого нет — так поздний вечер, снегопад, ветер, холодает. В такую погоду хозяин собаку из дому не выгонит, не то чтобы самому перед сном прогуляться, свежим воздухом подышать.

А так хорошо на улице — чисто, снежок валит, не видать никого! Романтика.

Романтика — романтикой, но к двухэтажному зданию, в котором располагалось заведение Яна Карловича, я подошел уже порядком закоченевший. Еще и снег, зараза, за шиворот и в ботинки набился. И приспичило же мне сюда тащиться! Лучше бы ночлег поискал. Может, торговца уже и нет в магазине давно. Оставил заведение на приказчиков да и отчалил. Все равно в такую погоду покупателей не предвидится. Вот будет номер, если зря сюда тащился…

К счастью, опасения мои не оправдались. Хотя еще немного и вполне бы мог оказаться перед закрытыми дверьми — у крыльца торгового дома уже стояли явно дожидавшиеся Яна Карловича сани. Не теряя времени, я проскочил мимо спрятавшегося от снега под навес возницы и забежал внутрь.

— Мы закрыты, — загородил мне дорогу охранник и, судя по всему, не соврал. Лампочка под потолком уже не горит, лишь откуда-то из-за стеллажей тусклый свет пробивается.

— Кто там еще? — вышел из-за прилавка Ян Карлович и подслеповато прищурился.

— Здравствуйте, — моментально шагнул к нему я, так, чтобы торговец оказался между мной и охранником. — Отвлеку вас на пару минут?

— Лед? — не на шутку удивился моему появлению Ян Карлович, который уже был в длинной шубе, валенках с галошами и с меховой шапкой в руках. — Какими судьбами?

— Зашел вот словечком перекинуться. Есть пара минут?

— Для тебя — всегда, — отложил на прилавок связку ключей торговец, и его телохранитель чуточку расслабился. А зря…

— Да по поводу нашего последнего дела, — намекнул на убийство племянников Гиоргадзе я и еще немного приблизился к торговцу.

— Слушаю тебя, — оглянулся на телохранителя Ян Карлович.

— Тут слух пошел, что этим делом Цех заинтересовался…

— Знаешь… — подхватил меня под руку торговец. — Жизнь штука сложная, всего предусмотреть не получается. Живем как на вулкане. Вениамин ведь не просто так пропал. Конкуренты мои до него добрались. Делай выводы.

— Понятно, — кивнул я, вспоминая рассказ Мстислава о судьбе Вени. И кому из них верить? Один одно говорит, второй — совсем другое. Вот только помощнику Доминика резона меня в заблуждение вводить никакого нет. Если говорит, что Вениамину при захвате шею сломали, так оно и было. Да и Ян Карлович как-то слишком уж гладко свою версию выдал. Будто заранее готовился…

— Что делать собираешься? — участливо заглянул мне в глаза торговец.

— Не знаю, — ссутулился я, уловив в голосе старого знакомого нотки фальшивого сочувствия. Наплевать ему и на меня, и на мои планы.

Он подставил, как пить дать, он. Ну и как быть? Не дело такие подлянки безнаказанными оставлять. Тем более расквитаться сейчас проще простого: на ходу вытаскивая нож, качнуться к торговцу, ткнуть под ребра и завалить на телохранителя — дело техники…

Да только нельзя так. Неправильно это. Не по-людски. Пусть он меня непонятно зачем подставил, но все же я ему жизнью обязан. Ведь когда по собственной дурости в прогулку «до стены» отправился, именно он чекушку сунул и выждать время посоветовал. Не знаю, что мне тогда больше помогло: совет или водка. Но до стены я дополз, и это главное. А ведь когда луч прожектора совсем рядом прошел, чуть не запаниковал…

И пусть жизнями племянников Гиоргадзе этот должок погашен, не та это цена, совсем не та. Зато теперь мы точно в расчете. Тогда — спас, теперь — под монастырь подвел. Дебет с кредитом сошелся. Начинать отношения с чистого листа будем…

— Тебя подвезти?

— Нет, спасибо, сам добегу, — отказался я. — Не буду ваше время отнимать…

— Счастливо, — кивнул заметивший мою странную задумчивость торговец.

Я выскочил за дверь — ветер сразу же швырнул в лицо пригоршню снега. Посильнее натянув шапочку, ссутулился и заспешил прочь от двухэтажки. Не думаю, что кто-то остановить попробует, но чем раньше район валькирий покину, тем лучше. Мне на сегодня приключений с лихвой хватит. Да и внутри все кипит, как бы не передумать да не вернуться с Яном Карловичем разборки наводить. Ведь что непонятно — зачем ему это все? Зачем?

— Закурить будет? — От стены дома навстречу мне отделилась тень, и тут же сзади послышался хруст снега под ногами зашедшего со спины человека. Блин, и место-то, как на грех, глухое — до Красного проспекта всего ничего не дошел. Хотя почему — на грех? Наоборот — очень подходящее место. Хоть из пушки стреляй, никто не услышит. Да и трупы только по весне оттают…

— Мэн, ты чё, в натуре, в шары долбишься? — узнал вдруг я заступившего мне дорогу плечистого, но невысокого парня в драной фуфайке и немного расслабился.

— Лед? — удивился прищурившийся альбинос. — Ну ты и отъел будку!

— Привет, — повернулся я к подошедшему сзади Жуку — худощавому парнишке в не по погоде легком кашемировом пальто и облезшей собачьей шапке. — Чё стоим, кого ждем?

— Отлить зашли, — вышел из подворотни, на ходу застегивавший ширинку Кузьма, который в этой шайке-лейке был за главного. Оно и неудивительно: он и здоровьем обижен не был — только самую чуточку похлипче Маньяка, — и соображаловка работала — будь здоров. Хоть и любил тупым быком иной раз прикинуться. — Ты чего не спишь еще?

— Дела, — пожал протянутую руку я. — Да и спать особо негде пока.

— Пошли к нам в камору, — без задней мысли предложил Мэн, но сразу же уставился на компаньонов. — Или мы пока гуляем?

— Тут, Лед, такое дело… — замялся Кузьма. — Мы в поиске наличности. Как лазурное солнце взойдет, чтобы из норы уже не высовываться…

— Это правильно, — кивнул я и зашарил по карманам. Хрен с ним, с Салаватом. Если что — сторгуюсь как-нибудь. Да и не должен он дорого за один укол зарядить. — У меня пятерка.

— Пошли, — сграбастав монету, Кузьма выудил из кармана пачку смятых стодолларовых банкнот и передал все деньги Маньяку. — Мэн, беги до лавки, затарься.

— Жук, пошли, — зашагал к выходу из проулка альбинос.

— А чего я? Сам сходи, — отказался парень.

— Пошли, донести поможешь, — остановился Маньяк.

— Иди, — распорядился Кузьма, и насупившийся парень поплелся вслед за приятелем.

— Где камора у вас? — поинтересовался я, когда мы нырнули в подворотню и прошли напрямик через заметенный снегом и давно не чищенный двор.

— Да тут неподалеку, — указал на едва проглядывавший в снежной пелене темный силуэт соседней девятиэтажки Кузьма. — Клоповник помнишь? Хозяин умер…

— В курсе, — кивнул я.

— Ну вот, теперь мы там обитаем. — Подняв воротник дубленки, Кузьма замолчал и только когда по заснеженной лестнице спустился в подвал и достал ключи, ухмыльнулся. — Не боись, еще лучше, чем было…

— Да мне лишь бы тепло, — честно признался я, пытаясь разглядеть терявшееся в темноте помещение. А с другой стороны — что тут рассматривать? Подвал, он и в Африке подвал. Длинный, узкий, потолок ощутимо на макушку давит, везде водопроводные трубы тянутся и обрывки кабелей свисают.

— Печка есть. — Несколько раз щелкнув колесиком бензиновой зажигалки, Кузьма все же запалил оставленную у самого входа лампаду, и по стенам забегали причудливые тени. — Да ты проходи, мы там дальше устроились…

В задней комнатке, в которой раньше располагалась кухня, и в самом деле оказалось очень даже неплохо. Пол застелен каким-то шкурами, на лежаках одеяла. Посреди, на жестяном листе буржуйка. Стены вагонкой обшиты.

Разувшись, я уселся на один из лежаков и посмотрел на трубу, уходившую от буржуйки в стену.

— Не дымит?

— Обижаешь! — Кузьма закрыл дверь, скинул дубленку прямо на пол и поставил лампаду на полку. — Мы трубу прямо в вентиляционную шахту вывели. Тяга — будь здоров.

Парень опустился на корточки и начал закидывать в буржуйку сложенные рядом с ней в небольшую поленницу дрова.

Я расстегнул фуфайку — в подвале оказалось неожиданно жарко.

— Ну и как оно?

— Да все потихоньку, помаленьку, — раздул угли Кузьма. — Сам как?

— Примерно так же.

Хлопнула входная дверь, послышались голоса громко споривших Маньяка и Жука. Вскоре разгоряченные парни зашли в комнату и передали Кузьме два туго набитых пластиковых пакета.

— Ты представляешь, этот выхухоль, — ткнул пальцем в Жука альбинос, — горилку взял, а она в полтора раза водки дороже!

— Ты видел, какая там водка? — запальчиво замахал руками худощавый парнишка. — Да ее на промзоне из спирта технического разливают!

— Да какая разница? Из спирта же! — заорал в ответ Маньяк. — На ноль-пять больше выходило!

— Засохните. — Кузьма свернул с вытащенной из пакета бутылки пробку. — Тащите стаканы, надо встречу отметить.

— Подожди, хоть закусь построгаю, — начал Маньяк выкладывать на покосившийся столик на колесиках припасы.

— Сыграем? — Жук свернул кашемировое пальто и зашвырнул в угол, потом запалил еще одну лампаду и достал колоду карт.

— Обожди. — Кузьма сунул ему стакан с горилкой и протянул мне железную кружку. — Лед, хватай закуску.

— За встречу! — произнес Мэн и, выпив, сразу же зажевал горбушкой черного хлеба. — Хорошо пошла.

— Да уж получше твоей паленой водки, — сморщился после горилки Жук и начал раздавать карты. — Кузьма, ты чё, краев не видишь? Давай, поменьше наливай.

— Сам тогда разливай, — буркнул жевавший полоску копченого мяса парень. — Опять в «штуку»?

— А почем нет? — Жук достал из-под лежака помятую школьную тетрадь и огрызок карандаша.

— Может, в «мавра»? — предложил Маньяк. — Или в «очко»?

— Хватай карты, раздал уже, — осадил его Жук и повернулся ко мне: — Лед, чего горилку греешь?

— Задумался чего-то. — В один глоток я выпил горилку и закусил кусочком порядком высохшего сыра. И в самом деле — хорошо пошла. Только как бы она так же хорошо обратно не попросилась.

— Думать вредно, — просветил меня Мэн. — Думать в игре будешь.

— Между первой и второй, — традиционно заметил даже не посмотревший в карты Кузьма и потянулся за бутылкой.

— Не, мне хватит, — отказался я. — Хреново себя чувствую что-то…

— Как знаешь, — не стал настаивать разливавший горилку парень. — А мы вмажем…

Ну они и вмазали. А потом еще. И еще. Вот только никаких преимуществ в игре это мне не дало. Они, похоже, и на автомате играют ничуть не хуже, чем в здравом уме и твердой памяти. Да не очень-то и хотелось выиграть на самом деле. Зато посидели — потрепались. Общим знакомым косточки перемыли, политическую ситуацию обсудили. Я еще и пузо в кои-то веки набил…

— Ладно, продолжайте без меня, — бросил я карты на пол, третий раз за партию слетев с «бочки». — Спать пойду.

— Вон лежак занимай, — указал в дальний угол дымивший папиросой Кузьма.

— Убери ты эту гадость, — возмутился Жук. — Дышать невозможно…

— Иди на улицу — освежись, — заржал доставший пачку сигарет Маньяк.

— Пошел ты!

— Сам иди!

— Наливайте уже.

— Новую распечатать?

— А что, смотреть на нее, что ли?

— Колбасы порежь…

— Да не дыми ты на меня!

— Ха!

— Урод!

— Сам урод!

Несмотря на эту перебранку, уснул я моментально.

Вот что значит — насыщенный событиями день, проведенный на свежем воздухе.

Назад: Глава 4

Дальше: Глава 6