ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Представление о мегаполисе как о муравейнике в корне неверно. Только на магистральных улицах машины мчатся сплошным потоком, часто закупориваясь в пробках, а тротуары кишмя кишат прохожими. Но стоит свернуть в переулок, как возникает ощущение, будто ты перенесся в провинциальный городок российской глубинки. Ни машин, ни прохожих, обшарпанные дома, грязные мостовые, редкие фонари…
Когда я вышел из казино, была уже ночь. Как только я свернул с ярко освещенной магистрали в пустынный темный переулок, Сатана выскользнул из-под куртки и крылатой тенью взлетел куда-то вверх. Я уже терялся в догадках, когда он шалит, а когда его на первый взгляд шалости оказываются заранее подготовленной акцией по моей безопасности. И лишним тому подтверждением служило светопреставление в казино. В отличие от меня Сатане не нужен вариатор, чтобы знать будущее, — на то он и межвременная тварь, поэтому акцию, которую я поначалу принял за очередную выходку, он провел настолько виртуозно, что не только местные, но и служба стабилизации не могла меня заподозрить. Ни малейшего флуктуационного следа я не заметил в зале казино, как будто разорение его хозяев не имело никаких исторических последствий. Когда меня ограбил Сэм Рудаков, похитив кейс со ста тридцатью тысячами долларов, флуктуациониый след был, как минимум, десятого порядка. Потери казино исчислялись миллионами — и ничего! Всяко в истории бывает…
В школьном курсе временной поток сравнивается с лесным ручьем, а флуктуации — с кругами на воде от брошенного камня. Когда камень бросают в плес, возникают концентрические волны, однако вскоре колебания на поверхности воды затухают, и плес снова приобретает прежний вид. Когда же камень бросают в ручей в узком месте, он может перекрыть поток, разбить на два рукава, заставить течь ручей в другом направлении. Приблизительно так же происходят флуктуации в потоке времени, с тем лишь отличием, что его «плес» и «стремнина» могут находиться практически в одних и тех же пространственно-временных координатах. Иногда глобальное воздействие быстро затухает и сходит на нет, а иногда булавочный укол способен кардинально изменить ход истории. В монографии известного хроноаналитика Артура Сейби приведены два полярных и весьма редких по своему значению хроноказуса. К первой категории флуктуаций Сейби относит хроноказус Тунгусского метеорита. Атмосферный взрыв метеорита повлек за собой не только спонтанную мутацию растительности в эпицентре взрыва, но и, как позже установили хроноаналитики, способствовал возникновению штамма вируса гриппа, известного в просторечии как «испанка», который в начале двадцатого века унес более двадцати миллионов жизней. Казалось бы, устрани причину возникновения «испанки» путем изменения орбиты метеорита, чтобы исключить его столкновение с Землей, и история человечества кардинально изменится. Ан нет! Расчеты, проведенные хроноаналитиками, показали, что в таком случае Вторая мировая война отличалась бы еще большей жестокостью и все потенциальные жертвы «испанки», равно как и их потомки, погибли бы на фронтах и в газовых камерах концентрационных лагерей, а история человечества к концу двадцатого века вернулась бы в свою колею. Ко второй категории, когда незначительное вмешательство вызывает нарастающую, как снежный ком, флуктуацию, которая приводит к глобальным изменениям реальности вплоть до исчезновения человечества, относится хронопарадокс «кота Тома». Во время Карибского кризиса Президент Соединенных Штатов Америки Джон Кеннеди был уже готов отдать приказ об атаке СССР ядерными ракетами, как в это время к нему под столом подошел его любимец кот Том и потерся об ногу. Кеннеди посмотрел на кота, ему стало жаль, что больше не увидит своего любимца, и он так и не отдал приказ. Хроноаналитики обсчитали ситуацию и пришли к однозначному заключению, что, не будь кота Тома, началась бы Третья мировая война, которая в корне изменила бы ход истории.
Не знаю, к какой категории относилась флуктуация, вызванная ограблением меня Сэмом Рудаковым (вряд ли ко второй, как бы я ни тешил самолюбие своей исторической значимостью), зато акция Сатаны однозначно не относилась ни к первой, ни ко второй. Не было флуктуационного следа, значит, не было никакой флуктуации, а было реальное событие. И это никак не укладывалось в моей голове.
Пропетляв по задворкам, я вышел из подворотни в знакомый переулок, где совсем недавно меня высадил таксист по пути из Шереметьево. Казалось, все повторяется. Такая же теплая ночь, ни души в переулке, тусклый фонарь, только в руке у меня не было кейса.
Фонарь вдруг замигал, словно лампочка в нем готовилась перегореть, и стал подозрительно раскачиваться. Я поднял голову, вгляделся и увидел над фонарем черную крылатую тень.
— Не надоело выделываться? — громко спросил я.
— Я не выделываюсь, — обиженно отозвался сиплый голос из штабеля картонных коробок в углу подворотни. — Живу я здесь.
От неожиданности мороз продрал по коже. Вот Сатана и говорить научился…
— Где здесь?
— Туточки…
От штабеля коробок отодвинулась картонка, и в проеме показалась чумазая голова бомжа с всклокоченной седой бородой.
В сердцах я чертыхнулся.
— Слышь, мил-человек, ежели разбудил, не подашь на пропитание? — заканючил бомж, протягивая руку.
Он был похож на неандертальца из Благословенных Времен, Когда Луны Еще Не Было. Такой же чумазый, заросший, только взгляд потухший, как у реликтов там. Но там подаяние не просили — некому было подавать, да и нечего. Что мог подать представитель новой расы, если бы вдруг разжалобился, представителю расы вымирающей? Ржавую плесень? Нет уж, спасибо, лучше с голоду тихо скончаться, чем в корчах с набитым дрянью желудком.
Я пошарил по карманам, выгреб мелочь, отдал. Бомж вылез из картонного пристанища и тщательно пересчитал деньги при свете мигающего фонаря.
— Да тут и на чекушку не хватит! — возмутился он.
Я опешил, а затем меня разобрала злость.
— Все-таки выделываешься… — нехорошо усмехнувшись, сказал я и шагнул к бомжу.
— Тронешь пальцем — укушу, — нагло заявил он. — А у меня СПИД.
— У меня тоже, — заверил я.
Нашел чем пугать пиллиджера. Вакцина от СПИДа там давно известна. Кто бы изобрел вакцину от постантов…
Бомж растерялся: его уловка впервые не сработала.
— Что ты, мил-человек, что ты… Я пошутил… — испуганно запричитал он и попятился. — Похмелиться хочется, голова болит…
— Голова болит? — посочувствовал я, — А я хороший лекарь. Сломаю руку, чтобы больше не попрошайничал, и надолго забудешь о головной боли.
— Не-не, не надо! — ужаснулся бомж и юркнул в картонное пристанище, будто утлые коробки могли защитить.
Я поморщился, развернулся и зашагал прочь. Нет благодарности в этом мире…
Фонарь за спиной перестал мигать, вновь загорелся ровным светом, и тогда я понял, что Сатана вовсе не шалил, а питался самым что ни на есть тривиальным способом. И ему надо есть. Лишь бы меня током не шарахнул, когда заберется под куртку. И еще я уловил, что электричество Сатане не очень понравилось. Кинетическая энергия льющейся из душа воды — это да, это деликатес. Понятное дело, мне тоже красная икра нравится больше, чем вываренный мутагенный лишайник. Здесь наши вкусы совпадают.
Лишний раз убедился, что понятие «шалить» весьма неоднозначно и противоречиво. С какой стороны посмотреть. Если ребенок втыкает проволоку в электрическую розетку или стучит палкой по оконному стеклу, то для взрослого — это шалость, а для ребенка — экспериментальное познание мира по электрическому сопротивлению человеческого тела и хрупкости застывших силикатных расплавов. Так было и у Сатаны с душем, сейчас с фонарем, и даже с шофером такси, когда межвременная тень не собиралась никого пугать, а осваивала новое для нее пространство. А я думал: Сатана выпендривается… Даже светопреставление в казино имело какой-то свой смысл, но в чем он заключается, я понять не мог.
У сквера я замешкался, рассуждая, идти напрямик или сделать крюк и обойти квартал по улице от греха подальше. Береженого и Бог бережет… Вместо Бога при мне был Сатана, но именно в этом сквере он меня в прошлый раз не уберег. С другой стороны, снаряд два раза в одно и то же место не попадает.
И я ступил на тропинку из тротуарной плитки.
Сквер был темен и безлюден, как и в памятную ночь. На противоположном берегу, отражаясь в пруду, светил одинокий фонарь: длинные тени от кустов и деревьев зеброй лежали на тропинке, отчего при ходьбе рябило в глазах. Идеальное место для ограбления, на себе познал. Невольно вспомнилось каменное лицо Арчила и неприкрытая ненависть в глазах — если он захочет поквитаться со мной, лучшего места не сыскать. И в этот раз он разговаривать со мной не будет — «гипноз» Сатаны в казино на всю оставшуюся жизнь запомнит.
Я невольно ускорил шаг и принялся оглядываться в поисках Сатаны, но тени под ногами рябили, и разобрать, следует ли он за мной, не было никакой возможности. Ночь — время теней и котов. Не зря Сатана принимает образ кота и бродит по ночам, где вздумается. Эго тоже молчало, однако мне было не по себе. Когда я вижу направленный на меня ствол пистолета, то успеваю среагировать, но, когда стреляют в спину или из темноты, либо бьют сзади по голове обрезком водопроводной трубы — никакой психокинез не поможет.
И я таки накликал. Слева в кустах чихнуло раз, второй, затрещали ветки, затем кто-то дико заорал, ломая кусты, бросился к пруду, с шумом прыгнул в воду и, отчаянно молотя руками, поплыл.
От неожиданности я замер на месте и, вытаращившись, смотрел, как он плывет. Но плыл он недолго. Крылатая тень бесшумно скользнула над поверхностью пруда, накрыла его и увлекла на дно. Только круги пошли по воде.
Я глубоко вдохнул и машинально ощупал грудь. Вроде бы цел. Странно, чих из темноты ни с чем. кроме выстрела из пистолета с глушителем, спутать невозможно. Подойдя к кустам, я раздвинул ветки и в неверном свете далекого фонаря различил два мертвых тела. Арчила и одного из его телохранителей. Второй телохранитель пошел на дно… Верь после этого, что два раза в одну и ту же воронку снаряд не попадает. Хотя Сатана, в отличие от меня, два раза на одни и те же грабли не наступил. К моему счастью.
Трупы сжимали в руках пистолеты с глушителями, причем глушители, как пластилиновые, были согнуты под углом сто восемьдесят градусов. Сами себя застрелили. Хорошая задачка для криминалистов: каким образом во время выстрела не разорвало стволы и пуля по кривой дуге досталась стрелявшим? Я-то догадывался, что может делать со временем и пространством Сатана, но криминалисты вряд ли поймут. А проводить следственный эксперимент я бы не советовал.
На лице Арчила застыло недоумение, и мертвым он стал похож на обычного человека, а не на окаменевшего отморозка. Вспомнилось, как я подумал, что Арчил гипноз Сатаны на всю оставшуюся жизнь запомнит. Недолгой у него оказалась жизнь, а смерть глупой. Кого они во мне подозревали, что о себе возомнили? Ни сном ни духом я не знал и не догадывался о криминальных делах Оганеза и Арчила, мало того, не собирался становиться им поперек дороги. Так уж получилось, но я не собирался ни о чем жалеть.
Аккуратно отпустив ветки кустов, я направился своей дорогой. Не стоило задерживаться: истошный крик второго телохранителя мог привлечь милицейский патруль. Если после убийства Сэма Рудакова патруль в сквер не заглядывал, то теперь, после тройного убийства, обязательно будет. И мне сюда дорога навсегда заказана.
Подходя к своему дому, я вдруг почувствовал, как в кармане зашевелились спичечные коробки с «макияжем» Сатаны и он, камнем упав с высоты оземь, обратился в котищу.
— И что бы это значило? — приостановившись, спросил я.
Сатана и ухом не повел. Вытянув шею, он напряженно вглядывался вперед. Шерсть на нем распушилась, кончик хвоста подрагивал.
Я проследил за его взглядом и увидел стоящий у моего подъезда белый лимузин. Ничего удивительного, жильцы нашего дома люди состоятельные, не единожды видывал у подъезда лимузины, как белые, так и черные, а один раз даже разрисованный веселенькими цветочками. Что же насторожило Сатану? Опять местный криминал? Не много ли охотников по мою душу?
Я попытался связаться с эго и неожиданно получил экспрессивный ответ, что происходящее меня никоим образом не касается.
«Кошечка в лимузине, что ли?» — хмыкнул я, но вслух ничего не сказал. Сам предложил условие, что не обсуждаем амурные дела друг друга. Хотя какие у Сатаны могут быть амурные дела, если он среднего рода? Или я ошибаюсь?
Когда я снова зашагал к подъезду, котище на полусогнутых лапах постелился за мной, по-прежнему не сводя глаз с лимузина. Как хищник, почуявший добычу. Дверца машины открылась, и на тротуар выбрался чопорный молодой мужчина во фраке, манишке и при бабочке. Придерживаясь за открытую дверцу, он опасливо покосился на Сатану и спросил:
— Егор Николаевич Никишин?
— Да. Только я, а не кот.
Я остановился шагах в десяти от машины и бросил недовольный взгляд на Сатану. Почему он заверял, что меня происходящее не касается?
Котище сел у моих ног, прикрыл лапы хвостом, однако пристального взгляда с машины не сводил.
— А мы вас ждем! — радостно сообщил мужчина, но навстречу спешить не собирался. — Э-э… Это у вас пантера?
— Хуже, — ровным голосом сказал я и при этом ни капельки не приврал. — Лютый зверь. Чужих в клочья может порвать. Так кто меня ждет?
— Я и… — замялся он, наклонился к открытой дверце лимузина и что-то сказал в салон.
В крыше машины открылся люк, и в него по пояс высунулась Злата.
— Здравствуй, Егор!
— Добрый вечер… — несказанно удивился я. — Какими судьбами?
— Да вот, рассказала ребятам о тебе, и они предложили взять тебя на пикник. Ты как, не против?
На ней было темное вечернее платье; в прическе блеснула дорогая заколка. Я оценивающе поглядел на нее, на мужчину во фраке и перевел взгляд на свою куртку.
— Я-то не против, но не при параде.
Злата рассмеялась, махнула рукой.
— Не переживай. Мы на пикник прямо с приема, а там, где будем, форма одежды вольная.
Я не стал уточнять, с какого они приема и где будет пикник.
— В общем-то до пятницы я совершенно свободен…
— Тогда садись, поехали! — обрадовалась Злата и снова скрылась в люке. От ее искреннего приглашения на душе потеплело, а все мои проблемы растворились в ее улыбке. Будто и не было за моей спиной в сквере трех трупов.
Я шагнул к машине, но мужчина во фраке протестующе замахал рукой.
— Э-э… Может быть, вы своего зверя домой заведете?
Я посмотрел на Сатану и понял, что домой ему не хочется, а очень хочется поехать в лимузине. Да и по своему статусу не мог он оставить меня без присмотра.
— Э-э… — передразнил я мужчину во фраке. — Боитесь, вас в клочки порвет?
К моему удивлению, он не только не обиделся, но и нашелся, что ответить.
— За фрак опасаюсь. Фраки нынче дороги… Особенно если напрокат.
Сразу стало понятно, что лимузин не его. И уж, конечно, не Златы. Но я не стал уточнять чей. Со временем выяснится, а если и не выяснится, не всё ли мне равно?
— Ладно, — согласился я. — Но домой отводить не буду, он еще не выгулялся. Иди, погуляй без меня, — сказал Сатане.
Сатана повернул ко мне голову и посмотрел в глаза. Почему-то ему очень хотелось сопровождать меня непременно в образе кота, причем сидя в лимузине, но я был непреклонен.
— Топай, топай.
Котище безысходно вздохнул, отвернулся и лениво потрусил по тротуару вокруг дома. Будто я не имел к нему никакого отношения, а он, как и все коты, гулял сам по себе.
— А он… э-э… никого не того? — поинтересовался мужчина, опасливо провожая Сатану взглядом.
— Непременно и кого, и того! — жизнерадостно заверил я, подходя к лимузину. — Э-э… Знаете, сколько он жрет? Мне его не прокормить, поэтому он сам промышляет. Иногда и мне кусочек свежатины приносит.
— Э-э… — озадаченно протянул мужчина во фраке. — Надеюсь, вы шутите… Марк, — представился он, подавая руку.
— Я тоже надеюсь, — серьезно заверил я, пожимая руку. Кто я такой, Марк уже знал, поэтому я не стал представляться.
— На что надеетесь? — не понял он. Вопреки утверждению, что фрак у него напрокат, рука у Марка была холеной, напомаженные волосы тщательно расчесаны под мокрую прическу, и весь из себя он выглядел стопроцентным представителем московского бомонда. Он мне сразу активно не понравился, но не своим внешним видом, а тем, что сопровождал Злату. Никого, кроме себя, я не желал видеть рядом с ней.
— Что шучу.
— Гм… — неопределенно повел головой Марк, пытаясь сообразить, сколько в моей шутке правды, но уточнять не стал. — Садитесь, — предложил он, пропуская меня в салон лимузина.
В салоне кроме Златы находился еще один мужчина, но я по нему лишь скользнул взглядом, сел рядом со Златой и вопросительно посмотрел на нее.
— Знакомьтесь, — сказала она. — Это Егор Николаевич, редактор крупного издательства, а это — Игорь Олегович и Марк Александрович, физики-теоретики из Новосибирского научного центра.
— Зачем по имени-отчеству? — пробурчал Марк, забираясь в салон и захлопывая дверцу. — Давайте… э-э… проще, только по имени. На пикник едем как-никак. — Он сел, повернулся к шоферской кабине и сказал: — Можно ехать!
Машина мягко тронулась с места, и только тогда я почувствовал на себе пристальный взгляд второго спутника Златы. Нехорошее предчувствие закралось в душу, я повернулся… И не обманулся в ожиданиях. Сердце остановилось, я обмер. Вот уж влип так влип!
Случись подобное неделю назад, я бы выпрыгнул из лимузина на полном ходу, так как напротив меня сидел Игорь Олегович Гудков, основатель хронофизики, экспериментально подтвердивший свою теорию темпорального перемещения материальных тел на практике. Накаркал-таки Иван-«небожитель». Определенно знал о нашей встрече…
Худенький, маленький, с круглым лицом, вислыми щеками, он будто сошел с портрета, известного всем и каждому там. Историческая личность, занимавшая отправную точку развития хронофизики, тщательно охраняемую всеми структурами службы стабилизации от мельчайших темпоральных возмущений. Хронер мог воочию встретиться с любой исторической личностью, если это не приводило к флуктуации. С любой, кроме Гудкова. Встреча с ним считалась тягчайшим преступлением и приравнивалась к флуктуации самого высокого порядка со всеми вытекающими последствиями независимо от того были ли темпоральные возмущения или нет. И не имело никакого значения, что свою первую экспериментальную установку он создаст через пять лет. Если уж полоса невезения началась, то ее ширину не измерить… Поздно выпрыгивать из машины.
Но если моя реакция была понятной, то почему он так пристально смотрел на меня?
Злата удивленно переводила взгляд с меня на Гудкова, один Марк ничего не замечал.
— А что, если нам по бокалу шампанского за знакомство? — предложил он.
На откидном столике стояла откупоренная бутылка, три пустых бокала, лежала открытая коробка конфет. В ожидании меня здесь время попусту не теряли, явно отмечая какое-то событие, ради которого был организован прием в высшем обществе, а затем пикник.
Не дожидаясь согласия, Марк извлек из бара чистый бокал для меня и принялся разливать шампанское.
Я пришел в себя, взял бокал, мы чокнулись.
— Очень приятно познакомиться, — сказал я и выпил, хотя на душе кошки скребли. К Сатане эти кошки не имели никакого отношения, но теперь становилось понятно, почему он принял охотничью стойку при виде лимузина. С появлением джампа пословица «Чему быть, того не миновать» потеряла актуальность, но не для данного случая. Быть может, именно для данного случая «скандинавы на одно лицо» и прилепили ко мне стража? Что ж я за личность такая, если меня держит под колпаком служба стабилизации, а какая-то неизвестная организация охраняет самым тщательным образом?
Гудков пригубил бокал, поставил на столик, но взгляда при этом от меня не отрывал. Как Сатана от лимузина. Неужели моя роль в Истории ничуть не меньше, чем у основателя хронофизики? А чем еще можно объяснить столь плотную опеку со стороны темпоральных спецслужб? Если Иван-«небожитель» знал о нашей встрече, то, быть может, она предопределена и неизбежна?
— Мы с вами нигде не встречались? — наконец спросил Гудков, требовательно глядя мне в глаза.
— Встречались? — Я изобразил на лице безмерное удивление. Вряд ли мое знакомство с электронной версией его теории, на первой странице которой был помещен портрет изобретателя, можно назвать встречей. — Не припомню. У меня нет знакомых среди ученых.
— Еще совсем недавно, — включился в разговор Марк, и его губы скривились в едкой ухмылке, — Игорь Олегович не был ученым. Э-э… Турецкими шмотками торговал, был инструктором по подводному плаванию…
Гудков опек его злым взглядом, и Марк шутливо замахал руками.
— Молчу, молчу…
Однако едкая ухмылка не исчезла с губ, а лишь притухла.
Хороши коллеги. Как пауки в банке.
— По какому поводу гуляем? — повернулся я к Злате. В голове занозой засел интерес ко мне Гудкова, но я не желал продолжать разговор в этом направлении и решил сменить тему.
— Ребята получили грант на научные исследования, — кивнула Злата в сторону мужчин, и меня зацепило слово «ребята». Ревную, что ли?
— И по какой теме? — аккуратно поинтересовался я, хотя кто-кто, а пиллиджер должен был сразу понять по какой. Я и понял, но не собирался демонстрировать свою понятливость под странно настороженными взглядами, которые то и дело бросал на меня Гудков. Неужели наши пути каким-то образом пересекались в его прошлом и моем будущем? Любопытно…
— По какой теме? — переспросил Марк и непонятно чему рассмеялся. — Научно-фантастической. Перенос… э-э… материальных тел вдоль вектора времени.
— Не вижу ничего смешного, — резко оборвал его Гудков.
— Молчу, шеф, молчу… — закивал Марк. По-моему, он был в хорошем подпитии. — Деньги нам… э-э… выделили баснословные, почему не пофантазировать?
Он все-таки не удержался и прыснул.
— Тогда чего за разработку взялся? — не выдержал Гудков. — Откажись, другого теоретика найду.
— Что вы, шеф… — как-то сразу поскучнел Марк и даже экать перестал… — Где еще нищий физик может рассчитывать на такую зарплату?
И все-таки, несмотря на внешнее смирение, было видно, что не верит он в теорию ни на грош, как и в научный гений Гудкова. Странно в общем-то, когда я попытался ознакомиться с теорией, она оказалась достаточно заумной, чтобы кто-либо мог в ней разобраться без специальной подготовки.
— Отец-основатель кибернетики, Норберт Винер, тоже не верил в создание искусственного разума, — примиряюще заметила Злата.
— И правильно делал, — буркнул Марк. — Потому что… э-э… нет и не будет компьютера, который бы мог самостоятельно мыслить. — Он повертел в руках пустой бокал, поставил его на столик, и вдруг его понесло. — Допустим… э-э… что путешествовать во времени возможно. Но никогда… э-э… это не будет происходить как в романах фантастов, когда путешественник переносится из эпохи в эпоху на Земле. Потому что… э-э… никто из них не учитывает связь времени и пространства. Земля… э-э… вращается вокруг Солнца, Солнце… э-э… вращается вокруг центра Галактики, Галактика… э-э… в свою очередь тоже несется в пространстве. Если бы вдруг… э-э… мы сейчас вместе с лимузином перенеслись на сто лет назад, то оказались бы… э-э… не в Москве начала двадцатого века, а в космосе… э-э… в той точке пространства, где Земля находилась сто лет назад.
Я с уважением посмотрел на Марка. Учитывая, что он находился у истоков хронофизики, его догадка была гениальной. Основополагающей. Но лишь частично, поскольку не учитывала связи времени с материей. Человек состоит из молекул, молекулами воздуха заполнено окружающее его пространство, поэтому при относительно небольшом скачке во времени связь между временем и материей превалирует над связью между временем и пространством. Если бы я добирался оттуда сюда одним скачком, то неизбежно оказался бы в космосе, поэтому мне пришлось прыгать четырнадцать раз. А на посещение Благословенных Времен, Когда Луны Еще Не Было, потребовалось более тысячи прыжков.
Я перевел взгляд на Гудкова, затем снова на Марка. Кажется, я начинал понимать, кто является истинным творцом хронофизики. Неужели только из-за этого служба стабилизации объявила табу на контакты Гудкова с хронерами? Вряд ли. Скорее всего путаница с настоящим именем основателя хронофизики находится в перечне «в том числе», а главной причиной является все-таки сам факт исторического открытия. Понятно теперь, почему Иван-«небожитель» пренебрежительно усмехнулся, когда услышал от меня фамилию Гудкова…
Гудков фыркнул и неожиданно хохотнул неприятным язвительным смешком.
— А как же моя вчерашняя демонстрация? — спросил он.
— А вот тут я… э-э… — Марк растерянно развел руками и потянулся за бутылкой. — Кто-нибудь еще хочет?
Что за демонстрация состоялась вчера, я мог только догадываться, но она перечеркивала все только что изложенные Марком научные выкладки. Марк тем не менее примириться с ней не мог, и теперь я понимал, почему он в хорошем подпитии.
— Не надо больше, — попросила Злата и попыталась урезонить коллег: — Ребята, хватит пикироваться. Сегодня у вас праздник, на пикник едем по случаю вручения гранта… Кстати, — она лукаво усмехнулась, — Егор тоже имеет некоторое отношение к путешествиям во времени.
Я опешил и уставился на нее во все глаза. Ей-то откуда обо мне известно?! Она ведь местная!
— Я почему-то так и думал, — сказал Гудков, не сводя с меня пристального взгляда.
— Он редактирует в издательстве произведения научной фантастики, — с милой непосредственностью пояснила Злата, — и до такой степени закопался в ней, что причисляет себя к пришельцам из времени. Но не из будущего, а из прошлого. Из неолита.
— Ах вот в каком смысле… — разочарованно протянул Гудков.
— Ха-ха, — равнодушно произнес Марк. — Идеи Уэллса живы… э-э… вопреки научной аргументации.
— Хватит уже! — раздраженно оборвал его Гудков.
— Хватит так хватит, — послушно согласился Марк, но все же не удержался от насмешливого замечания в мой адрес: — Говорите, из неолита? То-то я вижу… э-э… ваш зверь похож на доисторического хищника.
— Какой еще зверь? — насторожился Гудков. Он вновь сверлил меня взглядом.
— А ты в окно не выглядывал? — удивленно вскинул брови Марк. — Напрасно… Видел белую кошечку Златы? С рысь размерами, да? Так этот котище… э-э… еще больше. И черный, как сама ночь.
Гудков хотел что-то спросить, но в это время лимузин остановился и из-за перегородки между салоном и шоферским отделением донеслось:
— Приехали.
— Оченно хорошо! — обрадовался Марк. — Ох и напьюсь же я… э-э… сейчас.
Он выбрался из машины, за ним последовал Гудков, а затем и мы со Златой.
Место для пикника было выбрано где-то за городом, на излучине Клязьмы. Шофер доставил нас на асфальтированный пятачок на небольшом холме, запруженный тремя десятками автомашин. Внизу, у Деревянного причала, стоял иллюминирующий огнями теплоход, с палубы доносились возбужденные веселые голоса, играла музыка.
— Кот, говорите, у вас большой? — спросил Гудков, обращаясь ко мне.
Ему почему-то очень хотелось поговорить со мной, выведать что-то. У меня же, после того как по наитию понял, кто на самом деле является основателем хронофизики, пропало желание общаться с псевдоисторической личностью.
— Да, большой, — буркнул я, лишь бы отвязаться, и принялся оглядываться по сторонам в поисках Сатаны или его проявлений. Но Сатаны нигде не было видно. Не было видно и его проявлений.
— Черный? — и не подумал отставать от меня Гудков.
— Черный.
— А зовут как?
— Сатана.
— Сатана? Негоже так называть кота.
— Почему? — пожал я плечами. — Ядерную ракету можно называть «Сатана», а кота — нельзя?
— Нельзя называть домашних животных именем врага рода человеческого!
Я удивленно посмотрел на Гудкова.
— Вы верующий?
— Да.
— Гм… — Я покрутил головой. Достал он меня дальше некуда, и я решился на радикальную меру. — У меня масса аргументов, почему могу называть животных как мне вздумается. Но среди них есть один, который перевешивает все. Знаете, в чем суть этого аргумента?
— И в чем же?
— А не пошел бы ты на хрен?
— Что? — изумился гений всех времен и народов в будущем по версии службы стабилизации.
— Плохо со слухом? Повторяю: а не пошел бы ты на хрен?
Его лицо покрылось пятнами, он дернулся, но в драку не полез, стушевался и быстро ретировался.
— Это и есть твой аргумент? — спросила Злата.
— Не просто аргумент, а самый весомый! — уточнил я.
Скорым шагом Гудков спустился по тропинке к причалу, поднялся по сходням на теплоход, и оттуда донесся взрыв восторженных приветствий. Надо же, ещё никто в истории, а уже встречают как гения.
— Как вы его… — завистливо вздохнул Марк. — Мне бы… э-э… так. Идемте.
Он подхватил меня со Златой под руки и увлек вниз по тропинке к теплоходу.
Никто нас, как Гудкова, приветственными криками на теплоходе не встречал. Понятно: кто мы и кто он, однако антипатия к нему возросла ещё больше. Не из зависти, а из солидарности с Марком. Обидно, когда видишь, как почести воздаются не тому, кому должны предназначаться в действительности. Впрочем, не сейчас, а в будущем.
Вопреки утверждению Златы, что на пикнике форма одежды будет вольная, все женщины щеголяли в вечерних платьях, а мужчины в строгих костюмах. К счастью, приглашенные давно были навеселе, и на мои джинсы и куртку никто не обращал внимания. На танцплощадке на носу теплохода под медленную музыку топталось несколько пар, однако основной контингент сосредоточился на корме у бара. Там то и дело хлопали пробки откупориваемых бутылок шампанского, гудели возбужденные голоса. Благопристойный пикник высшего общества постепенно, но верно переходил из светского раута в обычную пьянку. Бомонд гулял по-русски. Некоторые мужчины уже развязали галстуки и бабочки, и не за горами было то время, когда под ноги полетят фраки и смокинги, а затем и женщины останутся в одном белье и будут танцевать на столах. А закончится все массовым купанием в Клязьме голышом. Чего только себе не может не позволить загадочная русская душа! Какой смокинг в состоянии ее облагородить, если смирительная рубашка нипочем?
— Как насчет… э-э… шампанского? — предложил Марк.
— Шампанского? — Злата подумала и отрицательно покачала головой. — Пожалуй, достаточно, а Егору тем более. — Она внимательно посмотрела на меня и подала руку. — Мы пойдем танцевать. Дама приглашает кавалера.
— Э-эх! — шумно выдохнул Марк и хлопнул меня по плечу. — Завидую тебе, Егор. Какая женщина… э-э… Мне б такую!
Злата кокетливо погрозила ему пальчиком и повлекла меня на танцплощадку.
— А я напьюсь! — крикнул нам вдогонку Марк. — Гулять так гулять! — Он ринулся на корму. — Где здесь шампанское наливают?!
Злата вывела меня на середину танцплощадки, повернулась ко мне лицом и положила руки на плечи. И мне ничего не оставалось, как взять ее за талию. Выпил я в казино порядочно, однако до сих пор не чувствовал в голове ни капли хмеля. Но стоило прикоснуться к Злате, как сразу захмелел. Я не слышал музыки, топтался на месте, перед глазами плыло, голова сладко кружилась.
— Как ты догадалась? — спросил я непослушными губами.
— О чем?
— О том, что я выпивши? По моей агрессивности в отношении Гудкова?
— Да нет, сэр. Что вы, сэр… — подчеркнуто светски сказала Злата. — Разит от вас, сэр, водочным перегаром, как из бочки.
Я мгновенно протрезвел, будто от пощечины, отстранился и убрал руки с ее талии. Столько мечтал оказаться со Златой наедине, и надо же, когда представился случай, я — пьяный…
— В чем дело? — удивилась Злата… — Мелодия еще звучит.
— Боюсь, в таком состоянии оттопчу тебе ноги.
— Ты что, действительно настолько пьяный? — встревожилась она.
— Не столько, чтобы настолько, но несколько, — нашелся я.
— Как-как? Наст… неск… — Злата рассмеялась. — Ну завернул — трезвый не выговорит! — И все же взяла меня под локоть и увлекла к поручням. — Просвежись.
Луна еще не взошла, над рекой тянул легкий сырой ветерок. Танцевальная музыка смолкла, и стало слышно, как о борт теплохода бьет частая мелкая волна. Или Сатана резвится — в темноте у борта не различишь, не поймешь.
— Ты как? — сочувственно поинтересовалась Злата.
— Никак, — сказал я в сторону, чтобы не дышать на нее перегаром.
— Что значит никак? Тебе плохо?
— Стыдно… — через силу признался я и попытался пошутить, имитируя интонации Марка: — «Такая женщина», а я…
Она рассмеялась, обняла мою руку и прижалась к ней.
— Ну и глупо. Я пошутила насчет перегара.
Я замер от ее прикосновения, и у меня вновь закружилась голова. Однако не стал себя обнадеживать.
— Откуда ты их знаешь?
— Гудкова и Марка? — переспросила Злата, и меня неприятно укололо, что одного она назвала по фамилии, другого — по имени. Будто знала, кто кем будет в будущем. — По работе. Я работаю пресс-секретарем по связям с общественностью Департамента по науке.
Я покивал. Это-то я знал, заглядывал в вариатор, интересовался…
— Давно знакома?
— Третий день. Шеф меня к ним в качестве гида приставил, лимузин выделил… Говорит, открытие Гудкова того стоит.
Открытие стоило гораздо большего, но я не стал об этом говорить.
— А что они за прибор испытывали?
— Откуда мне знать? Я обычный пресс-секретарь, и мне положено знать только название той или иной научной темы. А потом, — Злата насупила брови и с наигранной иронией посмотрела на меня, — что это за допрос? Ты не шпион?
— А как же! — не остался я в долгу. — Из неолита, ты же знаешь. Можно еще один вопрос? Последний?
— Только не по науке.
— Не по науке.
— Тогда задавай.
— Каким образом я здесь оказался?
Злата усмехнулась и стрельнула в меня лукавым взглядом.
— Ребята начали за мной активно ухаживать, пригласили на пикник, и я, чтобы отвязаться, сослалась на то, что у меня сегодня свидание. Похоже, они не очень поверили в свидание и предложили взять моего парня с собой. Ты не возражаешь выступать в роли моего парня?
— Куда бедному неандертальцу деваться… — притворно вздохнул я, но на душе стало тепло.
Вот и разрешились все подозрения по поводу моей исключительности. Все оказалось до банальности просто. Настолько просто, как коту Тому потереться о ногу президента Кеннеди. Уж не в роли ли кота Тома выступает котище Сатана? С него станется…
— Пойдем на корму, ко всем, — предложила Злата.
Я повернул голову и посмотрел на корму. Веселье там начинало хлестать через край.
— Мне здесь как-то не по себе… — замялся я.
— Почему?
— Чужой на чужом празднике среди незнакомых людей…
На самом деле я лукавил — очень не хотелось вновь встречаться с Гудковым. Да и Марком тоже — как он на Злату смотрел… Хотелось быть со Златой наедине.
Злата помолчала, а затем вдруг выпалила:
— Тогда давай сбежим!
Меня бросило в жар, а потом в холод. Никогда раньше я не ощущал себя с женщинами подобным образом.
— А… А как мы отсюда выберемся?
— Без проблем. На холме стоит несколько такси.
Она потянула меня за руку и повлекла за собой к сходням. Мы поднялись по тропинке на холм, и среди скопления престижных иномарок на асфальтовом пятачке действительно оказалась парочка таксомоторов.
— И куда мы направимся? — спросил я.
— К тебе, — просто ответила она, и сердце у меня ухнуло куда-то в бездну.