ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Ни вечером, ни на следующий день Злата не позвонила, и мне было тошно. Неделю назад, когда мы и первый раз встретились, было все равно, позвонит она или нет, кто вернет деньги и вернет ли: находясь в базовом времени, пиллиджеру приходится многим поступаться для сохранения своего статуса. Допустим, не вернула бы Злата долг, повздорил бы я из-за этого с хозяйкой, выставила бы она меня из квартиры… Что было бы со мной как с пиллиджером? При контактах с местными пиллиджеру положено держаться корректно и вежливо, чтобы ни флуктуационного сучка, ни флуктуационной задоринки не образовалось в потоке времени. Скитаясь по гостиницам, я потратил полгода, пытаясь вычислить на вариаторе иную подходящую квартиру, но ничего лучшего не нашел. А когда все же поселился здесь, квартира так понравилась, что ни на что другое не был согласен и из-за суммы меньше месячного взноса не собирался разрушать свое благополучие. Лучше поступиться — тогда и хозяйка станет добрее, и спокойная жизнь наладится. Пиллиджеру иного не надо.
Не может быть у пиллиджера ни друзей, ни хороших знакомых, ни девушки, ни семьи, ибо он ни к кому не имеет права привязываться, равно как никого не имеет права привязывать к себе. Такова судьба пиллиджера, и с этим приходится мириться, как мирятся со своей судьбой миллионы людей, прозябающих на нелюбимой работе, но тем не менее находящих в этом смысл жизни. Работа пиллиджера была моим смыслом жизни, однако после встречи с таймстеблем Воронцовым смысл превратился в фикцию, и я понял, чего лишился, став пиллиджером. Не было рядом друга, с кем можно поделиться своими неурядицами, не было подруги, с которой можно забыться, потому и жалел, что Злата не звонит. Вряд ли это любовь — мне хотелось чьего-то участия, понимания, а ближе Златы никого не было. Хотя и она была чрезвычайно далека…
Все утро я бродил по квартире как неприкаянный, не находя себе места. Сатана возлежал на диване, сочувственно наблюдал за мной, но стоило посмотреть в его сторону, как он отводил взгляд. Понимал он меня, как никто, но толку-то с того? Охранник он был хороший, но друг никакой. Можно ли назвать свою руку, ногу, свою тень другом? Мысленное общение с Сатаной напоминало разговор с самим собой, а когда человек начинает «дружить» сам с собой, то это уже не дружба, а диагноз.
Под вечер я окончательно уверился, что Злата не позвонит. Собственно говоря, а почему она должна звонить? Кто я ей такой и что о себе возомнил? У нее своя жизнь, круг друзей, а у меня ни друзей, ни нормальной жизни. Так, существование…
Меня подмывало включить вариатор и посмотреть, чем занималась Злата эти дни и где находится сейчас. Но, не единожды подходя к столу в кабинете, я пересиливал себя и не прикасался к вариатору. Если решил жить в базовом времени обычной жизнью, как все местные, изволь держать слово. И нечего тешить себя безосновательными надеждами.
Чтобы как-то развеяться, я сел на диван рядом с Сатаной, включил телевизор… И через полчаса поймал себя на мысли, что не улавливаю смысла передачи. Переключил несколько каналов, но не нашел ни одной передачи, которая меня бы увлекла. Тогда я выключил телевизор, повернулся к Сатане и требовательно посмотрел на него. Котище нехотя поднялся на лапы, лениво выгнул спину, наконец-то посмотрел мне в глаза и коротко муркнул.
— У кошечек на крыше мурчать научился? — хмуро поинтересовался я.
Сатана пренебрежительно фыркнул, намекая, что это его личное дело. Я не стал спорить — в конце концов, сам поставил условие, что тему кошечек мы обсуждать не будем.
— Собирайся, — вздохнул я. — Пойдем прогуляемся.
Мог и не говорить — как всегда, тень о моем решении знала наперед, но молча общаться со своим эго я категорически отказывался. Так и сбрендить можно.
Сатана искоса посмотрел на меня и состроил ехидную чеширскую улыбку. Мол, чего ему собираться, это мои проблемы.
Я снова вздохнул, открыл шкаф, достал джинсовую куртку, надел и тут же почувствовал, как на спине под курткой устраивается личный кондиционер. Какой он, к черту, друг, когда с ним словом не перемолвишься?
Если идти задворками, то от моего дома до казино «Фортуна» немногим больше получаса ходьбы, но я не стал бить ноги и сел в такси. И поплатился, так как попал в вечерний час пик и вместо десяти минут езды добирался до казино полтора часа. Если бы воспользовался вариатором, то ничего подобного не случилось бы, но… Во всем есть свои издержки, и пора к ним привыкать. Издержки моей профессии гораздо хуже.
«Привыкалось» с трудом, и я ерзал на заднем сиденье как на иголках, давя спиной Сатану, будто он был во всем виноват. Сатана выносил издевательство стоически, словно ему на роду написано служить подушкой, зато шофер такси то и дело оглядывался, однако, натыкаясь на мой хмурый взгляд, заговорить не решался. Все же когда до казино оставалось метров триста и мы в очередной раз застряли в пробке, он наконец-то решился.
— Свечи с эвкалиптом не пробовали? — сочувственно поинтересовался он.
— Что? — не понял я. Извиняться за пробки на дорогах шофер не собирался.
— Хорошо при геморрое помогают, — пояснил он. — Поверьте на слово, кому-кому, как не шоферу знать. Профессиональная болезнь.
Говорил он серьезно, с сочувствием, но мне, с моим плохим настроением, показалось, что издевается. Я глянул на счетчик, выбрался из такси и бросил на переднее сиденье деньги.
— Вставь их себе в задницу, — желчно посоветовал я.
— Не-е… — не согласился таксист. — Свечи с эвкалиптом лучше. Рекомендую.
И намека на юмор в его голосе не было.
— Кто бы спорил… — буркнул я, быстрым шагом направляясь к казино. Может быть, шофер действительно сочувствовал, но на фига мне его сердобольные советы? Разве что Сатану в Геморроя перекрестить. Существовали в библейские времена Содом и Гоморра, а у меня будут Сатана и Геморрой. По сути, конечно, ничего общего, зато созвучно.
И без того не радужное настроение испортилось окончательно, однако, пройдя сотню метров, я немного успокоился. И чего окрысился на таксиста, зачем на нем злость срывал? Человек искренне сочувствовал, можно сказать, в товарищи по несчастью набивался… Поговорили бы, обсудили наболевшие проблемы, глядишь, и появился бы наконец друг. Так сказать, на геморроидальной основе… Гм… Очен-но полезное знакомство, только о такой дружбе и мечтал.
В огромном зале казино гремела бравурная музыки мигали разноцветные лампочки, от вращающихся зеркальных шаров по полу бегали блики. Я остановился на пороге, огляделся. Атмосфера вечного праздника приступила к обработке плохого настроения, подтачивая его, как талая вода весенний лед, но я знал, что полностью раскрепоститься теперь никогда не удастся. И никакого вариатора для знания своего будущего не нужно. Кончилась жизнь вольного пиллиджера, и началась жизнь… Кого? Черт его знает кого! Охарактеризовать свое нынешнее положение я не мог. Но даже когда привыкну к новому статусу, все равно на душе останется горький осадок по утраченной вольнице… Служба стабилизации не та организация, которая оставляет в покое завербованных агентов. Если коготок увяз, то придется тянуть ярмо до самой смерти.
Вдоль бесконечного ряда игральных автоматов я прошёл в дальний угол казино и сел на привычное место за стойку бара. Сережа обслуживал молодую парочку, они весело болтали, и я, не став мешать, посмотрелся в зеркало за уставленными бутылками полками бара. Н-да, вид у меня еще тот… Будто неделю беспробудно пил.
Сережа закончил разговор с молодой парой и подошел.
— Добрый вечер, Егор Николаевич, — поздоровался он.
Я рассеянно кивнул и поднял на него глаза. Только сейчас заметил, что бармен чем-то неуловимо похож на сэра Джефри, но не имел флуктуационного следа. Впрочем, это ни о чем не говорило — у меня тоже с некоторого времени не было флуктуационного следа. Интересно, имеет ли бармен отношение к сэру Джефри со товарищи или у меня паранойя?
— Ты в этом уверен, Сережа? — спросил я.
— В чем?
— В том, что вечер добрый?
Бармен внимательно посмотрел на меня.
— У вас неприятности?
Я неопределенно повел плечами.
— Да как тебе сказать…
— А так и скажите. Прямо.
Сережа смотрел мне в глаза, и я наконец-то понял, чем он похож на сэра Джефри. Широкой переносицей и почти сросшимися над ней бровями. Но, главное, взглядом — открытым, понимающим. Редкость в нынешнем обществе, где каждый себе на уме.
— И много людей тебе тайны доверяют?
Бармен широко улыбнулся и развел руками.
Много, понял я, но распространяться о чужих тайнах он не собирался. Полезное для бармена свойство… Только и я никому не собирался доверять свои тайны, в том числе и бармену, несмотря на наши приятельские отношения.
Краем уха я уловил щебетание молодой парочки и повернулся. Они пили легкие коктейли, во все глаза рассматривали казино и отпускали восторженные междометия. Их лица также были чем-то похожи и на лицо бармена, и на лицо сэра Джефри. Определенно паранойя.
— Твои знакомые? — кивнул я в их сторону.
— Нет, — покачал головой Сережа. — Провинциалы, первый раз в Москве, первый раз в казино. Своего рода туристический вояж.
При слове «туризм» и его производных я всегда настораживаюсь, хотя местных туристов, естественно, гораздо больше, чем туристов оттуда. Но это не паранойя, а обыкновенная осторожность пиллиджера. Черт его знает, с кем может свести судьба за стойкой бара. В прошлый раз именно здесь пересеклись наши пути-дорожки с таймстеблем Воронцовым, и больше подобных встреч я не желал. Ни с блюстителями стабильности, ни со странными типами на одно лицо с сэром Джефри. Подсознательно я искал эту похожесть, нашел ее даже в молодой провинциальной парочке, но, к счастью, флуктуационного следа ни у кого из них не было. Невольно вспомнилась почти аналогичная парочка провинциальных туристов в отеле «Виржиния». Правда, были они пожилыми и никакого сходства с «людьми на одно лицо» не имели.
— Что будете заказывать? — прервал мои мысли Сережа.
— Что буду заказывать? — переспросил я и тяжело вздохнул. — Уж и не знаю…
— Как насчет пивка? «Баварского»? В прошлый раз, насколько помню, вам понравилось.
Я подумал, однако, вовсе не о пиве. Раньше обращение к себе бармена принимал как должное, но теперь, увидев, как он непринужденно общается с провинциальной парочкой, мне стало завидно.
— Сережа, мы вроде бы давно знакомы…
— Давно, но не всю жизнь, — уклончиво согласился он, как будто понимая, к чему я клоню.
— …А этих ребят, — продолжил я и кивнул в сторону парочки, — ты в первый раз видишь.
— К чему это вы, Егор Николаевич?
— Я ненамного старше тебя и их тоже. Тогда почему ты с ними на «ты», а со мной всегда на «вы» да еще по имени-отчеству?
Бармен улыбнулся.
— Потому, Егор Николаевич, что вы — человек респектабельный, всегда при деньгах, цену себе знаете, с собеседником держите дистанцию, а я и они, — он указал глазами на провинциалов, — средний класс, живущий от зарплаты до зарплаты. Вам не ровня.
Сережа спокойно смотрел на меня, и я не видел в его глазах зависти. Ему нравилась его жизнь, и менять ее на мою, «респектабельную и при деньгах», он не хотел. Правильно в общем-то делал… Это я бы с ним, не глядя в вариатор, махнулся.
— Так как насчет «Баварского»? — снова предложил он.
— Лучше водки.
— Егор Николаевич… — укоризненно покачал головой Сережа.
— Водки, — упрямо повторил я.
Сережа поставил передо мной рюмку, налил водки.
— Огурчик, грибочки?
— Красную икру, — буркнул я и, не дожидаясь закуски, опрокинул в себя рюмку.
Бармен поставил на стойку блюдце с красной икрой, воткнул ложечку и пододвинул ко мне. Но я к икре не притронулся, застыв в неподвижности. По мере того как водка, скользнув по пищеводу, медленно проникала в организм, межвременная тень каплями вытекала из правой штанины на пол и черными брызгами уносилась в хороводе бликов вращающегося зеркального шара. Что это еще Сатана удумал? Чего ему не сидится? Как дитя малое — ему бы резвиться да резвиться, а мне все потом боком выходит.
— Водка не в то горло попала? — сочувственно поинтересовался Сережа. — По спине постучать?
— Все нормально… — выдохнул я, взял ложечку икры, закусил и скосил глаза на пол. Черные лоскуты межвременной тени, перемежаясь с зеркальными бликами, неслись по полу и мышами разбегались по залу казино в разные стороны.
— Еще налить? — предложил Сережа.
Я согласно кивнул, выпил вторую рюмку, и разлившийся по телу алкогольный дурман оказал успокаивающее действие. Да какое мне дело, что за карусель устраивает здесь Сатана? Я к нему в сторожа не нанимался, его ко мне в стражи навесили.
Бармен от меня не отходил.
— Поплотнее перекусить не желаете, Егор Николаевич?
Я посмотрел на него. В сердоболие и участие Сережи не верилось. Раньше, когда я задумывался, он тактично отходил в сторону или к клиентам, а сейчас…
Провинциальная парочка допила коктейли и поглядывала на бармена, ожидая продолжения разговора, но Сережа делал вид, что занят обслуживанием клиента. Или не делал, а на самом деле обслуживал, а у меня снова разыгралась паранойя.
— А что можешь предложить?
— Оленину по-охотничьи, — доверительно сообщил он. — Весьма рекомендую. Редкое по нынешним временам блюдо.
«По нынешним временам» задело во мне хронера, и я насторожился. Неужели опять начинается?
— Да?
Я сделал вид, что удивился.
— Сейчас не Средние века, когда благородные олени бродили по лесам Европы и на них устраивали охоту.
— Так это оленина из девятнадцатого века? — индифферентным тоном бросил я пробный шар.
И не попал.
— Окаменелостями не торгуем, — широко улыбнулся бармен, и я поверил в его искренность. Не имел он представления о путешествиях во времени, просто фраза пришлась к месту. — Это мясо не благородного оленя, а северного. Поставка с Чукотки.
— С Чукотки? Олигарх чудит… Тогда и цена на него безбожная.
— Для них безбожная, — кивнул в сторону провинциалов бармен. — А для вас вполне приемлемая.
Он поставил на стойку закрытый одноразовый судок с ценником. При виде цены брови у меня взлетели, но отказываться я не стал. В конце концов, в пиллиджеры пошел именно для того, чтобы хорошо жить и вкусно есть. Первое у меня отобрали, и что осталось?
— Ладно, попробую…
— Не разочаруетесь, — пообещал Сережа. — Ещё чего-нибудь?
Я хотел поблагодарить и отказаться, но вспомнил о лежащем в кармане бриллианте.
— Да… — неуверенно протянул я, — Но вопрос не по теме…
— Спрашивайте.
— У тебя нет знакомого ювелира? Хорошего?
— Зачем вам? — удивился Сережа.
— Не грабить, конечно, — фыркнул я, — Хочу дамский перстенек заказать. С бриллиантом. Бриллиант мой. Не хочется попасть на жулика или дилетанта.
Сережа понимающе покивал, достал из-под стойки визитную карточку и протянул мне.
— Держите, это один из моих клиентов, — сказал он. — Сделает не хуже Фаберже. Когда с ним свяжетесь, сошлитесь на меня. Не откажет.
Я глянул на карточку, и брови у меня взлетели.
Золотых дел мастер
художник
Анатолий Греков
— Оп-па! Надо же, кто у тебя в клиентах ходит! — восхищенно покачал я головой. Имя ювелира Грекова гремело по всей Европе.
— Да вот так уж… — развел руками Сережа, расплываясь в довольной улыбке.
— Слушай, а у тебя случайно визитки Президента нет?
Сережа рассмеялся.
— Президента какой компании? — лукаво переспросил он.
— Президента России или, на худой конец, Соединенных Штатов, — не остался я в долгу.
— Все может быть, все может быть… — многозначительно парировал Сережа, кивнул и, отойдя к провинциалам, принялся их обслуживать.
Я покачал головой. Артист… Затем пододвинул к себе судок с олениной и открыл.
Внутри судок был разбит на три отделения: в большом отделении лежал кусок аппетитно приготовленного мяса, а в двух малых — горчица и хрен. Взяв вилку и нож, я потрогал мясо и понял, что оно холодное.
Сережа у клиентов не задержался. Налил им по второй порции коктейлей, перебросился парой слов и вернулся ко мне, к явному неудовольствию провинциалов, собиравшихся возобновить оживленную беседу.
— И как вам оленина? — поинтересовался он.
— Не знаю. Холодная. Разогрей в микроволновке.
— Что вы, Егор Николаевич, — снисходительно покачал головой бармен, — оленину едят холодной. Кстати, не советую пользоваться ни хреном, ни горчицей.
— Почему?
— Вкус мяса не прочувствуете.
Я отрезал небольшой кусочек, наколол вилкой, попробовал. В меру плотная, сочная оленина напоминала по вкусу мясо мамонта. Пробовал я хобот мамонта на вертеле, когда совершил вояж к хронерам-неандертальцам. навсегда переселившимся в плейстоцен. Правда, они называли свою эпоху Благословенными Временами, Когда Луны Еще Не Было. Поэтически выспренно, что совсем не соответствовало скудости жизни неандертальцев, и я больше двух дней там не выдержал, хотя перед вояжем подумывал остаться в каменном веке навсегда. И все же жизнь в плейстоцене была лучше, чем там.
— Ну и как?
— Угу-м. Вкусно, — покивал я головой и поглядел на ценник. Назойливость бармена начинала надоедать. Можно подумать, что угощал олениной за свой счет. — В следующий раз, когда захочу оленины, полечу на Чукотку.
— Не стоит, — улыбнулся Сережа. — Вы знаете, кто хозяин казино? Оленина у нас будет всегда.
Я хмыкнул и постучал пальцем по ценнику на судке.
— Стоит, еще и как. Думаю, билет до Чукотки и обратно обойдется дешевле вашей порции.
— Разве что вы там тушу съедите, — развел руками бармен.
Я отвернулся от стойки, оглядел зал и не увидел среди несущихся по полу зеркальных бликов черных лоскутов Сатаны. Куда он запропастился, какую каверзу готовит? На душе снова стало тоскливо и пусто.
— Плесни-ка еще водки, — попросил я.
— Это вы напрасно, — покачал головой Сережа.
— Почему? Перебью вкус оленины?
Мне все больше и больше не нравилась его назойливая опека.
— Из серьезных неприятностей нужно искать выход, а не заливать их водкой.
Я вздрогнул и внимательно посмотрел в глаза бармену. И он их не отвел. Мои отношения со службой стабилизации были безысходными, на что же тогда намекал Сережа? Он определенно что-то знал, но что именно? Какие еще «серьезные неприятности» у меня были? Они, как известно, косяком ходят. Если пошли чередой, ничем не остановить.
— Что ты имеешь в виду? — глухо спросил я.
Бармен взял стакан, помыл и принялся сосредоточенно вытирать полотенцем. Я его не торопил.
— Не в моих правилах давать советы… — раздумчиво проговорил он, рассматривая стакан на свет. — Болтливые бармены долго на одном месте не задерживаются.
Я молчал.
Сережа бросил на меня мимолетный взгляд и снова принялся протирать стакан.
— Вчера, Егор Николаевич, вами интересовались…
Я молчал.
— Вам не любопытно кто?
— Кто? — разлепил я губы.
Сережа поставил стакан на стойку, бросил полотенце и наклонился ко мне.
— Лева, официант из летнего кафе на набережной.
У меня отлегло от сердца, и я фыркнул.
— Тоже мне проблема! Налей-ка лучше водки.
Моя реакция Сережу озадачила, и он налил мне водки. Я выпил, крякнул, закусил икрой, затем отрезал кусок оленины, мокнул в горчицу и отправил в рот.
— С горчицей тоже неплохо, — заявил я.
Бармен неодобрительно покачал головой.
— Вы ведете себя так, будто всего лишь не расплатились в кафе «У Лукоморья»…
И здесь я вспомнил, что действительно не расплатился. Правда, Оганез предложил «кушать за его счет», но я не собирался принимать подачку, к тому же обещал Леве щедрые чаевые.
— А ведь точно! — хлопнул я себя по лбу. — Не расплатился! Иначе, с чего бы официанту меня разыскивать? — Я насмешливо посмотрел на бармена. — Кстати, Сережа, а откуда ты Леву знаешь?
Бармен не принял моего шутливого тона.
— Два года назад вместе здесь посменно работали. Он начал приторговывать наркотой, менеджер узнал, и его выгнали.
Сережа смотрел на меня оценивающим серьезным взглядом.
— Ты хочешь сказать, что в казино наркотой не торгуют?
— Игорный бизнес — легальный, а дивиденды он приносит такие, что наркоторговцам и не снились. Зачем же его мешать с криминалом?
Сережа говорил спокойно, размеренно и оценивающего взгляда с меня не сводил.
Я усмехнулся.
— И ты полагаешь, что если я «человек респектабельный и при деньгах», то занимаюсь чем-то подобным?
— Если бы полагал, то ничего бы вам, Егор Николаевич, не говорил.
А вот здесь я ему не поверил, и прежде всего потому, что на самом деле занимался «чем-то подобным», а по современным понятиям, и того хуже. Если в Средние века вендетта считалась честью и доблестью, то сейчас за такую «доблесть» храбреца приговаривали к пожизненному заключению без права помилования. Меняются времена, меняются нравы, меняется психология. Там моя профессия считалась престижной, здесь, узнай бармен Сережа, чем я занимаюсь, руки бы не подал. Статус мародера здесь ниже статуса наркоторговца, и ниже уже некуда.
— А ты, Сережа, пока ничего мне и не сказал, — заметил я.
— Можно, конечно, и так интерпретировать, — согласился бармен. — Но я вас предупредил. Не знаю и не хочу знать, чем вы занимаетесь и что вы не поделили с Левой, но советую месяца два не показываться ни в казино, ни в кафе «У Лукоморья».
— Спасибо, — кивнул я. — Налей-ка еще водки, а то всухомятку оленину мне не доесть. А она большие деньги стоит.
В искренность совета я поверил, но следовать ему не собирался.
Сережа сокрушенно покачал головой, но водку налил.
— Лучше бы вы сразу ушли, — сказал он и отошел к заскучавшей провинциальной паре. Слово за слово, они снова разговорились, молодые люди оживились и повеселели. С любым посетителем бармен обязан находить общий язык, и Сережа это умел. Основа процветания любого бара — умение бармена так говорить с клиентом, чтобы ему захотелось прийти ещё. И друзей с собой привести.
При мысли о друзьях опять стало тошно. Я поискал по залу глазами навязанного мне «друга», нигде не обнаружил следов Сатаны и залпом выпил рюмку водки. Тоже мне, друг называется…
Я принялся за оленину, но ел без аппетита, не ощущая вкуса. Насыщался впрок, как делал это там, и оленина представлялась мне куском переваренного дерна оттуда.
До уха доносились обрывки непринужденного разговора бармена с клиентами; провинциалы охали и ахали, узнавая, какие деньги иногда выигрывают в казино и какие часто проигрывают. Внезапно Сережа прервал разговор на полуслове, пронес мимо меня два грязных стакана, поставил их в мойку и буркнул, почти не раскрывая рта:
— Напрасно вы не ушли, Егор Николаевич. Ждите гостей…
Не глянув на меня, он вернулся к клиентам и продолжил разговор как ни в чем не бывало. Спасибо, что предупредил, хотя мог этого и не делать. Он рисковал, а мне было все равно, но Сережа этого не знал. И это было приятно. Другом я назвать бармена не мог, а вот приятелем… Только сейчас я понял этимологию слова «приятель».
Я не стал оборачиваться и посмотрел в зеркало за стойкой. Людей в зале было много: кто играл с автоматами, кто глазел, как играют другие, кто праздно ходил, — и определить того, кто должен был подойти ко мне, я сразу не смог. Зато бросилось в глаза, как у свободных автоматов странно подрагивают барабаны, а у некоторых самопроизвольно крутятся, пытаясь совместиться в выигрышном варианте. Черных лоскутов Сатаны нигде не было видно, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто пытается сорвать джекпот.
Только этого не хватало! Если престарелая дура оттуда спровоцировала своим выигрышем флуктуацию шестого-седьмого порядка, то какая флуктуация может случиться, если жетоны рекой посыплются изо всех автоматов подряд?!
Однако я тут же успокоился, уловив подсознанием посыл межвременного эго, что никакой флуктуации не будет. Страж для того ко мне и приставлен, чтобы сглаживать любые флуктуационные завихрения потока времени вокруг моей особы, и сейчас он занимался именно этим.
Отвлекшись на проделки Сатаны, я увидел незваного гостя только тогда, когда он подошел к стойке бара. Смуглый, сухопарый мужчина среднего возраста, вбезукоризненном темном костюме, с аристократическим лицом кавказского князя и ледяными, остановившимися глазами сел на табурет рядом со мной, достал из кармана золотой портсигар, вынул длинную тонкую сигарету, прикурил. Вел он себя так, словно вокруг никого не было: ни меня, ни бармена, ни молодой пары из российской глубинки и вообще никого в зале казино; будто он до такой степени презирал окружавший его мир, что не считал нужным кого-либо замечать. Определенно его праправнуки мутировали в постантов: похожи они с Воронцовым как две капли воды. Один генотип.
Подошел Сережа и поставил перед ним пепельницу.
— Что будете заказывать?
Новый клиент неторопливо затянулся, выпустил пару красивых колец табачного дыма.
— Коньяк, — наконец обронил он, глядя сквозь бармена.
— Какой именно?
— Хороший, — все так же глядя в никуда, сообщил он.
Сережа налил рюмку «Hennessy», поставил на стойку и отошел к провинциальной парочке. Наклонившись к ним, он что-то тихонько сказал, лица у молодых людей вытянулись, они опасливо покосились в нашу сторону, быстро расплатились и поспешно ушли.
Я посмотрел в зеркало и увидел сопровождающих «кавказского князя». Двое ребят спортивной комплекции в джинсах и просторных светлых рубашках стояли у игральных автоматов вполоборота к бару и делали вид, что играют. Один стоял справа, другой- слева, отрезая мне пути к бегству. Но я не собирался бежать.
«Князь» пригубил коньяк, поморщился и поставил рюмку на стойку.
— Меня зовут Арчил, — представился он, не считая нужным повернуться ко мне лицом.
Я промолчал, хотя на языке язвительно вертелось: «Кто же не знает Арчила? Такую личность издалека видно!» Намазал последний кусочек оленины горчицей, затем хреном и, отправив в рот, принялся методично пережевывать. Прав был Сережа: горчица с хреном напрочь перебивали вкус оленины, но в момент опасности во мне подсознательно проявилась сущность реликта. Там ни крошки, ни капли съестного не мог оставить. Не такое приходилось едать.
Арчил снова пригубил коньяк, снова поморщился.
— А ты — никто, и звать тебя — никак, — изрек он, по-прежнему не глядя на меня. — По моим данным, ни к силовым структурам, ни к криминалу ты не имеешь никакого отношения. Пустышка. Червь.
Я заломил бровь и с любопытством посмотрел на него. Надо же, сколько амбиций! Будь на его месте блюститель стабильности, я бы стушевался, но слышать такое от местного… Раньше я избегал подобных ситуаций, скрупулезно просчитывая на вариаторе каждый шаг, и боевой психокинез применял только во время акций. Без знания будущего не такой уж сладкой оказывается простая жизнь в этом времени.
— Правильные у тебя данные, — согласился я. — Добротная у Оганеза «крыша», если она имеет своих людей в силовых структурах. Да и по тебе сразу видно — орел! Что же заставило орла снизойти до червя и. подобно курице, разгребать навоз?
Ни один мускул не дрогнул на лице местного криминального князька. Он затянулся сигаретой, выпустил большое красивое кольцо и сказал в никуда, будто разговаривал со своим отражением в зеркале за стойкой бара:
— Ты обидел моего друга, не расплатился с ним за обед.
— Ах вот ты о чем! — усмехнулся я. Хотел напомнить, что Оганез предложил «кушать за его счет», но не стал. Знал я эти криминальные заморочки, когда «его счет» становится моим. — За мной не заржавеет. Сколько я должен?
— Вчера в кафе было тридцать долларов, — бесцветным тоном сказал Арчил. — Сегодня это три тысячи. Завтра будет тридцать тысяч. А послезавтра у тебя не будет такой суммы, чтобы расплатиться, и я тебя зарежу.
Аристократическим жестом он стряхнул с сигареты пепел, снова пригубил коньяк. Акцента в его голосе не чувствовалось, и только последнее слово он произнес твердо, по-кавказски: «зарэжу». Наверное, на местных действовало его презрительное спокойствие, но я-то не местный. Я бы и в одиночку справился с ним и с двумя его подручными, но подкоркой почувствовал, что Сатана предпринимает какие-то свои меры, и расслабился. Если приставили ко мне стража, пусть занимается своим делом, не буду мешать.
Краем глаза я увидел, что бармен стоит у другого конца стойки и с хмурым видом ожесточенно протирает полотенцем и без того сияющие бокалы. Жаль было Сереже меня, но вмешиваться он не собирался. Он тут жил, а я только собирался обосновываться. Все-таки приятель еще не друг.
— Таки зарэжешь! — выдержав паузу, фыркнул я и повернулся к Арчилу на табурете. — Один уже хотел застрелить из помпового ружья. Знаешь, что с ним случилось?
— Гипноз тебе не поможет, — все тем же бесстрастным голосом сказал Арчил. Лицо у него по-прежнему было каменным, на меня он не смотрел, но на висках вдруг выступили мелкие бисеринки пота.
И тогда я все понял. И в помине не было в Арчиле ничего аристократического — он боялся встретиться со мной взглядом, предполагая, что я, обладая экстрасенсорными способностями, ввел Оганеза и Леву в гипнотический транс. Темный человек, что с него возьмешь… Я сам толком не знал, чем обладаю.
— Зарэжешь так зарэжешь, — согласился я. — Тогда делай это сейчас, позже не получится.
Сережа вздрогнул и опасливо покосился в нашу сторону. Он все слышал, и наш разговор не доставлял ему удовольствия. Не нравилось ему, что криминальные разборки устраиваются у стойки его бара.
Арчил явно не ожидал такого поворота событий. Он замер, словно готовясь к прыжку на меня и одновременно понимая, что время для атаки упущено. Даже владей я только приемами современных боевых искусств, мое положение лицом к нему было предпочтительнее. Бисеринки пота на висках стали крупнее, он сидел, думал, дымилась сигарета между пальцами… А затем, по подсказке Сатаны, я понял, что с ним и, мало того, что будет дальше. Не думал Арчил, как со мной поступить, он пытался сдвинуться с места, но ничего у него не получалось.
— И как тебе мой гипноз? — насмешливо поинтересовался я.
Арчил потемнел и без того смуглым лицом. Он все слышал, все видел, но из-за наведенного Сатаной паралича не мог двинуться с места, и это было более эффективным средством, чем беспамятство в нуль-времени. Оганез до сих пор голову ломает, что с ним произошло, а этот до конца жизни запомнит урок.
— Позвать на помощь твоих подручных? — предложил я, кивая в зеркало.
Из горла Арчила донеслось нечто вроде сдавленного, едва слышимого стона.
— Можно, конечно, — кивнул я, — но мне почему-то кажется, что сейчас им будет не до тебя.
Телохранители Арчила не только делали вид, что играют, но и на самом деле бросали в автоматы жетоны, однако делали это чисто механически, для проформы, краем глаза наблюдая за нашей беседой у стойки бара. Внезапно автомат телохранителя, стоящего справа, звякнул, барабаны остановились, зазвучала бравурная музыка, и в поддон лавиной посыпались жетоны.
— Ты гляди! — изумленно сказал он напарнику. — Надо же, как пофартило!
Напрочь забыв о своих прямых обязанностях, он повернулся спиной к бару и принялся выгребать жетоны. Телохранитель слева дернулся к нему, но в это время его автомат также звякнул и разразился победной мелодией джекпота.
— Во, и у меня тоже! — растерялся он.
Никто из них на своего шефа уже не обращал внимания.
— Я предупреждал, что им будет не до тебя, — посочувствовал я Арчилу. — Видишь, до чего алчность доводит? По-моему, они выиграли столько, сколько ты с меня потребовал бы послезавтра. Причем выиграл каждый. Так кого рэзать будем?
Капли пота уже катились по лицу Арчила, и он синел от безуспешных потуг двинуться с места.
— Не пыжься, — посоветовал я, — как бы кондрашка не хватила.
Возле счастливчиков начала собираться толпа зевак, но в это время в противоположном конце зала зазвучала бравурная мелодия, затем из другого угла, а потом все автоматы, даже свободные от игроков, грянули в унисон, и тарахтенье жетонов слилось в барабанную дробь. Толпа восхищенно ахнула, загудела и бросилась подбирать жетоны, сыпавшиеся из поддонов на пол.
За стойкой Сережа уронил стакан, он со звоном разлетелся вдребезги, но бармен не обратил на звон внимания, зачарованно глядя на беснующуюся толпу, в которой метались распорядители с растерянными, бледными лицами, безуспешно пытаясь утихомирить людей и вернуть казино жетоны.
— Я сегодня милостивый, — сказал я Арчилу. — Иди-ка ты на все четыре стороны, а обо мне забудь навсегда.
Сатана отпустил его, тело Арчила обмякло, и он с трудом удержался на высоком табурете. Сигарета дотлела до фильтра, обожгла пальцы, и это привело кавказца в чувство. Синева схлынула с лица, и оно снова стало каменным. Урок явно не пошел впрок. Такие, как он, не терпят унижения и никогда никому ничего не прощают.
Так и не посмотрев на меня, Арчил бросил окурок в рюмку с коньяком, встал и, не проронив ни слова, сделал шаг от стойки.
— Стой! — сказал я. — А платить за коньяк кто будет? С меня пример берешь?
Арчил остановился, зашарил по карманам, достал стодолларовую банкноту и неуверенно протянул мне.
Я отрицательно покачал головой.
— Не мне. Сережа, — позвал я, — тут клиент расплатиться хочет.
Бармен не слышал, зачарованно наблюдая за вакханалией в зале.
— Сережа!
— Д-да?.. — наконец услышал он, но головы к нам не повернул.
— Клиент расплачивается.
Не отрывая глаз от зала, бармен подошел, рассеянно взял банкноту.
— Сдачи не надо, — насмешливо сказал я. Приятно быть щедрым за чужой счет.
На щеках Арчила вздулись желваки, но он опять ничего не сказал, не посмотрел в мою сторону, повернулся, якобы уходя, и его рука дернулась к поле пиджака.
Вначале я не понял, почему он застыл в странной позе, будто хватил прострел, но затем догадался. Неплохо иметь на подкорковом уровне толмача в виде межвременной тени, хотя я предпочел бы обыкновенную интуицию. С Сатаной одни проблемы, и его положительные свойства ничто по сравнению с отрицательными.
Встав с табурета, я отодвинул полу пиджака Арчила и вынул из подмышечной кобуры «беретту». Повертел перед глазами, затем сунул себе в карман.
— Нехорошо… — осуждающе покачал я головой. — Предупреждал тебя, чтобы и в мыслях обо мне ничего не было, а ты что делаешь? Зачем за ствол хватаешься, да еще в людном месте?
Людям в «людном месте» было не до нас. Они шумели, галдели, где-то уже началась потасовка из-за жетонов. Пристрели я сейчас Арчила, никто бы и не заметил. Разве что его телохранители пришли бы в себя от звука выстрела, но сейчас им не было дела до своего шефа.
— Считай это вторым предупреждением. Третьего не будет! — жестко сказал я и наконец-то заглянул Арчилу в глаза. Темные, навыкате, они были полны ненависти, и доводов рассудка Арчил не понимал.
Я поморщился.
— Иди! — сказал ему и легонько подтолкнул в спину.
Оцепенение отпустило Арчила, и он механической походкой зашагал мимо беснующейся толпы к выходу. Подсказки от моего эго не последовало, и я не был уверен, сам ли он идет или его ногами двигает Сатана. Впрочем, какое это имело значение?
Телохранители Арчила, набив карманы жетонами, наконец-то спохватились, увидели спину удаляющегося шефа и поспешно бросились вдогонку, удостоив меня лишь мимолетными взглядами. Скатертью дорога.
Я вновь забрался на табурет, повернулся спиной к залу, взял рюмку и с грустью констатировал, что она пуста.
— Налей-ка мне еще водки, Сережа, — попросил я.
— А?
Бармен никак не мог оторваться от захватывающего зрелища. Жалел, что сейчас на работе и не может выйти из-за стойки. Портят нас деньги, ох портят… Мне ли не знать, сам недавно был таким. Порченым.
— Водки, прошу, налей.
Сережа, не глядя, нашарил пустой стакан, налил докраев и поставил передо мной. Получилось у него на редкость неуклюже, так как в правой руке он машинально комкал стодолларовую купюру.
— Нет, вы видели такое?! — восхищенно воскликнул он. — Егор Николаевич, вы видели, что творится?
Я с сомнением посмотрел на стакан. Выпить хотелось, но напиваться — нет.
— Не видел, — спокойно сказал я, аккуратно наливая из стакана в рюмку.
— Как?! — удивился Сережа парадоксальному ответу и изумленно посмотрел на меня.
— ТАКОГО не видел, — уточнил я и выпил. Оглядываться, чтобы увидеть в зале ТАКОЕ, я не собирался. Достаточно того, что видел в зеркале за батареей бутылок.
— Уважаемые посетители казино «Фортуна»! — разнесся по залу голос из динамика. — Доводим до вашего сведения, что в подаче электроэнергии случилась неожиданная флуктуация, из-за чего все игральные автоматы вышли из строя. Поэтому все выигрыши аннулируются. Просьба сдать жетоны на выходе…
Толпа негодующе загудела, и из нее полетели выкрики:
— Еще чего!
— А вот вам, выкусите!
— Не вешай нам лапшу на уши!
«Слово-то какое точное нашли — флуктуация, — поежился я. — В самую точку попали. Или подсказал кто?» Версий, кто мог подсказать, было много, но ни об одной из них думать не хотелось. Никакая меня не устраивала.
— Все, — сказал я. — Finita la commedia.
— Что?! — не понял Сережа. Происшедшее в казино выбило его из колеи, и он соображал туго. Бывает…
— Спектакль окончен, — перевел я с итальянского. — Сколько с меня?
Похлопав по карманам, я ощутил тяжесть «беретты». Ни к чему мне ни пистолет, ни звон металлодетектора на выходе из казино. И как только Арчил его сюда пронес?
— Кстати, тебе презент от Арчила.
Я вынул пистолет и положил на стойку.
— От Арчила?! — изумился Сережа, растерянно уставился на оружие и наконец заметил в своей руке смятую купюру. — А это что?
— А это он за коньяк расплатился.
— За коньяк?! Расплатился? Да он раньше никогда…
— А теперь в нем заговорила совесть, — терпеливо объяснил я.
— Так вы его…
В расширенных глазах Сережи застыло немое восхищение.
Я развел руками.
— Извини, что отвадил от тебя постоянного клиента.
Сережа икнул, несмело улыбнулся, затем тряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
— Так сколько с меня?
Он посмотрел на купюру, взял со стола пистолет и спрятал под стойку. Былое самообладание вернулось к нему.
— Здесь за двоих за глаза хватит, — сказал он, показывая сто долларов.
— Ну нет! — отказался я. — За счет Арчила пить не желаю.
— Тогда считайте, что я вас угостил.
— В честь чего?
— За то, что Арчила отвадили. Он у меня уже в печенках сидит. Надеюсь, больше никогда не покажется.
— Будет умным — не покажется, — согласился я. — А если окажется глупым… То тоже не покажется.
При первых словах Сережа широко улыбнулся, но затем улыбка исчезла с лица. Он понял, что произойдет, если Арчил окажется глупым.
— Спасибо за угощение, — сказал я, слезая с табурета.
— И вам спасибо, — кивнул на прощание бармен, но в его словах не чувствовалось искренности. Похоже, мое предсказание судьбы Арчила резко изменило его мнение о роде моей деятельности. Не любил Сережа криминалитет и правильно делал. Редкое качество для бармена, у которого чуть ли не каждый второй клиент из криминальной среды, но именно этим мне. Сережа и импонировал. Однако мои надежды, что когда-нибудь наши приятельские отношения перерастут в дружбу, рухнули в одночасье и бесповоротно. Жаль, он мне нравился…
