Глава 8
На разведчике с Гимом Цероном уже не обращались как с гостем. Не было раболепного подобострастия в комплекте с подчеркнутой холодностью — экипаж «Ворбунга Шоота» относился к сержанту, как к равному среди равных, за одним исключением — таинственность и значимость, сопутствующие любому агенту Ланкоруса Дитриеза, вызывали у этих людей не сильное, но непритворное уважение.
— Сколько времени уйдет на полет? — спросил Гим у капитана.
— Сорок один час. Колокон забросит нас почти к самой точке назначения. Пока отдыхайте.
Каюта уже не была номером класса «люкс» — гораздо меньшее по размерам, удобное, уютное и заполненное всем необходимым для спорта и отдыха помещение. Оказавшись там, Гим сразу же столкнулся с дилеммой: чем убивать время, если твой организм не нуждается ни в пище, ни во сне, ни в физических упражнениях? Последнее, правда, еще предстояло выяснить…
Откровенно говоря, даже через несколько часов после разговора с Ланкорусом, сержант не мог поверить, что стал чем-то особенным. Он слышал, как бьется в груди сердце, его грудь вздымалась и опускалась, прогоняя через легкие привычный объем воздуха, при мыслях о еде во рту появлялась слюна, при мыслях о сне — хотелось зевнуть. Все, к чему он прислушивался в своем теле, отвечало привычными реакциями и ощущениями. Ничего не изменилось.
Чтобы отвлечься от самого себя и не позволить болезненной мнительности подтачивать нервную систему, Гим решил заняться тем, что делал раньше. Во всяком случае, ему ведь не сказали, что для модернизированного организма существуют какие-то запреты. Он решил так: время покажет, особенности «вылезут» сами. Пока ничто не доказало обратного, он — человек из плоти и крови.
Несколько часов ушло на общение с «тренажерами», час — на сытный, богатый белками и витаминами обед, несколько часов на просмотр информационных программ видеосистемы.
И «особенности» начали «вылезать». Не так, чтобы ошеломить или обеспокоить, но недвусмысленно давая понять, что 947 — не тот мужчина, что был раньше. Нагруженные тренажерами мышцы не отказывали в ощущении тяжелой работы, но не болели от напряжения и не уставали от все большего числа повторений. Во время обеда живот не наполнялся и не вздувался; чувства сытости и тяжести в желудке так и не дали о себе знать; усталость не клонила ко сну — есть, вроде бы, можно было бесконечно долго. Информационные программы тоже воспринимались чуть-чуть иначе — с такой четкостью восприятия, словно предварительно Гим довел себя до высшей степени сосредоточенности…
По большому счету, с этим можно было жить…
После сорока часов бодрствования, он во второй раз пытался заставить себя заснуть. Тело послушно расслаблялось, но мысли так и не уходили. Он лежал с закрытыми глазами, но все время явственно воспринимал каждый звук в очень хорошо представляемой сильно обострившейся зрительной памятью картине помещения.
— Прибываем, господин. Через час идем на посадку. Пойдемте, это стоит увидеть!
Гим не сразу открыл глаза, но представил себе принесшего новость пилота с точностью до мельчайших деталей его одежды. Например, Церону представилось, что у парня не по форме наполовину застегнута белая куртка, а из левого ботинка выступает не до конца защелкнутая клипса. Не поленившись все же посмотреть на говорившего, сержант убедился, что воображение представило ему все точно так, как оно и было на самом деле.
«Спокойно! Не нервничай!» — выругался сам на себя Гим, понимая, что начинает всерьез пугаться своей новой сущности. — «Сейчас тебе лучше думать о герцоге и Излине!»
Каплеобразное чудо Эльтаров, называемое «разведчиком», приближалось к незнакомой Гиму планете. Внешне эта планета мало отличалась от космических объектов так называемого «земного» типа: голубая, пронизанная лучами близко находящегося желтого солнца воздушная оболочка, белые разводы облаков застывшей влаги, обширные темно-синие водные пространства и коричневые рельефы материков.
Гим стоял не в центре управления — туда его не пустили. Он и сопровождавший его пилот расположились в креслах внутри обзорного шара.
— Это Излин, — сказал пилот. — Правительственный центр сектора из семи обитаемых миров. Три планеты внутри солнечной системы Ранопуса, четыре — в системе вон той ближайшей к нам звезды.
— А это — флот? — указал Гим. На фоне звездного неба едва заметно передвигалось множество темных пятен — звезды то тухли, то вспыхивали.
— Его постоянная дислокация, — кивнул пилот. — Здешний правитель — милитарист. Вон, смотри!
Подчиняясь мысленной команде пилота, изображение приблизилось, фокусируясь на, кажущихся на расстоянии малюсенькими, фигурках в атмосфере планеты. «Фигурки» оказались небольшими боевыми космическими кораблями, расположенными на равном расстоянии друг от друга, словно узелки натянутой на шарик планеты сетки.
— Их так много? — удивился Гим.
— Система спутников. Внешняя охрана Излина, — пилот посмотрел на агента. — Вас интересует мое мнение?
— Да, конечно, — согласился сержант.
— Ронтонте — параноик…
Это утверждение не требовало доказательств — проведший всю свою сознательную жизнь в армии, Гим никогда не видел такого скопления космической техники на таком близком расстоянии к всего одной обитаемой людьми планете.
— Прибыли, — заявил пилот. — Дальше пойдете один. Идемте, провожу к катеру.
— Разве нельзя подойти поближе? — удивился Гим.
— К Излину нельзя. Да вы не волнуйтесь — они предупреждены, вас встретят. Автопилот катера уведомлен о безопасной траектории.
Гима усадили в шестиместный катер — малое скоростное транспортное средство обтекаемой формы. Вежливо сдержанно попрощались. Автопилот включился, катер чуть вздрогнул, стальная оболочка стала псевдо-прозрачной, открыв сферический обзор уже открытого космоса. Разведчика-капли видно не было, но Гим знал, что это всего лишь высокотехнологическая маскировка — корабль Эльтаров наверняка висел прямо за спиною сержанта. Планета же разрасталась так быстро, что вновь почувствовалось уважение к мощи эльтарской техники, и вновь кольнула обида за все остальное «отсталое» человечество.
Вместе с планетой приближались фигурки военных корабликов внешней планетарной обороны. Кораблики не бездействовали — на зеркальной стальной поверхности все явственнее различалось движение. Хорошо знакомый со стоящим на вооружении миров Второго Кольца флотом, Гим понял, что его приближение замечено системой автоматического наведения спутников, а еще — что уловив само приближение незнакомца, автоматы никак не могут определить его точные координаты — не только корабль, но даже катер Эльтаров обладал собственной системой маскировки. Оставалось только гадать, что бы сделали «сторожа», если бы наконец поймали в прицел беззащитную малютку с Гимом — даже понимая, что ничего плохого с ним не произойдет, сержант невольно ощутил холодок в позвоночнике — годами выработанная привычка все время ожидать опасности не могла исчезнуть так быстро.
Как вскоре выяснилось, катер не собирался проникать сквозь сетку сторожей Излина. С земли поднималась значительных размеров транспортная платформа с ярко высвечивающейся на ней парковочной зоной. Автопилот направил машину Гима туда, замедляясь и выбирая место для посадки. Вновь Церона потрясла система безопасности: всю поверхность платформы покрывали бугорки башен с излучателями. На этот раз орудия сразу зафиксировали и узнали цель, провожая катерок агента своими антеннами до самого момента его посадки.
Катер замер. Его накрыла полусфера непрозрачного силового поля. А принявшая гостя платформа устремилась вниз, уверенно минуя смертоносную оборонную сеть.
Поверхности планеты они так и не достигли. Опустившись километров на семьдесят, платформа остановилась, а на некотором расстоянии от катера Гима, в зоне, накрытой силовым полем, в наклонной стене распахнулся люк с выступающей из него пешеходной лесенкой. Скафандра на сержанте не было, но автопилот катера не позволил усомниться в качествах местной атмосферы — катер поднял двери, впуская в салон воздух Излина. Гим вышел. Кроме люка и лесенки другого пути из-под силовой полусферы не существовало — сержант вошел в стену и начал спускаться.
Внизу располагался небольшой слабо освещенный зал, где ждали двое неразговорчивых мужчин в военных скафандрах повышенной защиты. Они молча обыскали сержанта, исследовав сканерами каждый сантиметр его тела, затем также молча указали Гиму на уводящую вниз шахту лифта и последовали вслед за своим подопечным в тут же прибывшую просторную кабину.
В кабине лифта стояли диваны, кресла, на потолке висел большой голографический проектор — все указывало на то, что здесь придется находиться довольно долго.
В груди все сжалось, заложило уши — лифт устремился вниз с плохо смягчаемым ускорением. Спуск продолжался целый час, так, что Гим в конце концов устал ждать и позабыл все, от чего нервничал и к чему готовился.
Наконец, двери открылись. Гиму предложили выйти. Солдаты в скафандрах остались внутри кабины и тут же умчались вместе с лифтом в обратную сторону.
— «Лифтеры»… — хмыкнул про себя Гим.
Какое-то время он находился в полной темноте, ничего не видя, но испытывая неприятное чувство покалывания по всему телу — ощущение, что тебя обшаривают десятки глаз. Затем сразу отовсюду грянул ядовито-белый свет, из которого навстречу прибывшему выступили люди в странного вида латах и вооруженные колюще-режущим оружием: мечами, кинжалами и арбалетами.
— Что это… — начал Гим, но его бесцеремонно перебили.
— Следуйте за нами, лорд! — потребовал старший в этом маскараде.
Гим пожал плечами и пошел, куда его попросили. Еще не приоткрыв своего истинного лица, Излин уже начинал раздражать сержанта, заставляя беспричинно злиться на все эти бесконечные проволочки, а заодно — на всех, кто их организовывал.
Вся группа из десяти ряженных в древних рыцарей солдат и одного одетого в серый с серебром костюм Гима продолжила куда-то спускаться, ступая по широким ступеням винтовой лестницы.
— Прошу вас, лорд!
Перед ними распалась стена толщиною в несколько метров. За нею находился большой пустой круглый зал с окнами от пола до потолка. Основной цвет потолка и стен был белым, пол — светлым, мозаичным. Через большие окна бил естественный солнечный свет, играя на мозаике пола веселыми, красивыми бликами.
Стена вновь сомкнулась. Десять «рыцарей» разошлись по периметру круглого зала и замерли там, как изваяния. Больше ничего не происходило.
В какой-то момент Гим понял, что и на этот раз находится в лифте. Но теперь у него появилась возможность смотреть наружу. Сержант приблизился к окну — ему не мешали, «рыцари» не шелохнулись.
Круглая кабина нового лифта плавно спускалась по стальным направляющим с большой высоты — в несколько километров над уровнем суши. Внизу открывался вид на город и окружающие его ландшафты.
Гим пожал плечами: этот пейзаж поражал не титаническими сооружениями и небоскребами, а полным их отсутствием. Насколько хватало глаз, ничто не говорило о торжестве человека над природой. «Город» состоял из небольших одно-трехэтажных строений с покатыми крышами, нескольких грубых массивных каменных замков и двух находящихся одна внутри другой окружностей не особенно высоких каменных стен, обрисовывающих городскую черту. Да и по площади это странное древнее поселение никак не могло сравниться даже с самыми маленькими из городов Ларнита. Вокруг же него, от городских стен до самого горизонта не было ни одного искусственного объекта — только зеленые заросли лесов, зелено-желтые поля, да голые холмы.
Единственное строение, на котором можно было остановить взгляд, находилось прямо под ними. Обнесенное сразу тремя высокими стенами, оно было сложено не из камней, а из блоков прозрачного, блестящего, как стекло, материала — возвышаясь над всей городской зоной, здание сверкало и переливалось всеми своими гранями, что выглядело красиво, но, все равно, достаточно анахронично.
Комната-кабина наконец опустилась так низко, что поравнялась с хрустальным дворцом и замерла на одной из его башен. На этот раз распался пол в центре помещения. Гиму предложили спускаться, опять же — по винтовой лестнице. Закончилась лестница в длинном полутемном коридоре, на стенах которого горели светильники, а на полу лежали ковры. Коридор привел к залу, одна из стен которого состояла из того самого прозрачного материала — в этом зале было так светло, что, поле полумрака, захотелось прищуриться.
Наконец, в непрозрачной стене — огромные золотые ворота, по сторонам от которых дежурил караул из десяти вооруженных все теми же мечами молодых женщин. Золотые ставни распахнулись, пропуская Гима в огромный ярко освещенный зал с куполообразным потолком, малахитовыми колоннами и мраморным, украшенным золотом полом. И лишь в центре этого зала обнаружилось то, к чему привык сержант конфедерации Нибуса — несколько глубоких мягких кресел вокруг обычного голографического панно.
Гим оглянулся — ворота закрылись, а под своды зала вошел только он один. Зато в самом зале под каждой из добрых трех десятков колонн стояло по стражнице, каждая из которых синхронно, в один и тот же миг, натянула тетиву лука и направила примитивное древнейшее оружие на оторопевшего от неподдельной ярости в десятках красивых устремленных на него глаз гостя.
— Наконец-то! — из кресла в центре зала импульсивно вскочил мужчина.
Он был невысоким, худощавым, немолодым, темноволосым. Обладал стремительным хищным взглядом и бледными тонкими поджатыми губами. Он был одет в черный, шитый золотом тяжелых халат, а бриллианты в его ушах и перстнях выглядели такими большими и переливались так красиво, что мешали сосредоточить внимание на носившем их человеке. И еще — этот мужчина буквально излучал нервозность и психическую неуравновешенность.
— Гим Церон Ревенберг? — громко и высокомерно прозвучал высокий, срывающийся на писк голос.
— Да. А вы?
— Для тебя — герцог. «Мой герцог».
Они посмотрели друг на друга. Антипатия не стала взаимной. Гим не мог не заметить про себя, что Ронтонте еще хуже его майора. А вот герцог изучал гостя, как ребенок игрушку — со всех сторон, внимательно и главное — снаружи. У него не могло возникнуть симпатии или антипатии к веще.
— Не впечатляет, — скорее ожидая, что его разубедят, чем утверждая, заявил герцог.
Гим промолчал, заставив мужчину недоуменно поднять брови.
— Не боишься? — чуть улыбнувшись, герцог обвел руками зал.
Все женщины находились в сильном напряжении, их глаза буквально светились ненавистью и тревогой, сжимающие натянутую тетиву одетые в специальные перчатки пальцы подрагивали, говоря о немалом физическом усилии, требующемся, чтобы стоять вот так, наизготовку, и тянуть время.
Сержант пожал плечами:
— Скорее нужно бояться вам, мой герцог. Если одна из них не удержит свою упругую штуковину, та разогнется, снаряд может угодить в меня, я пострадаю, а ваше капиталовложение окажется неразумным.
— Мне сказали: ты бессмертен? — недовольно сверкнул глазами Ронтонте.
— Раз вы спрашиваете, боюсь ли я, значит предполагаете обратное?
Герцог на долю мгновения задумался.
— Я заказывал телохранителя, а они и в самом деле прислали советника. Похоже, ты слишком умен для своей работы. Запомни: советник мне не нужен! Ты — телохранитель!
Герцог говорил отрывисто, быстро, нервно и повелительно. Гим контрастировал с ним холодным спокойствием. Кое что изменилось и в его жизни и в его характере. Теперь он получил имя, теперь у него был титул, теперь он не только испытывал уважение к самому себе, но имел законное право потребовать его от других. Даже от правителя сектора.
— Мой герцог, я все же лорд!
— Не важно! — Ронтонте всплеснул руками и перешел на крик. — Я не заказывал «лорда»! Мне плевать, кто были твои родители! — он вновь на секунду задумался — секунды хватило, чтобы изменить мнение на противоположное: — Совершенно верно. Ты — лорд. Эльтары знают свою работу: было бы унизительно, если бы герцога Ронтонте охранял какой-нибудь безымянный.
Последняя мысль понравилась человеку, у которого родилась — его настроение стало налаживаться. Герцог заулыбался и махнул женщинам, разрешая им опустить луки.
«Если его что-то убьет, то — собственная истерия», — подумал Гим. — «Лучше бы потратил деньги на врача, чем разорятся на моем воскресении».
— Правильный подход, — продолжал восклицать Ронтонте. — Тебе предстоит много работы, придется все время быть рядом, общаться со мной, дотрагиваться до меня, дышать одним со мной воздухом, возможно — заслужить высочайшее доверие и быть посвященным в некоторые мои замыслы. Выглядело бы весьма неприлично, окажись на месте такого близкого мне человека лицо неблагородной крови… Пойдем, лорд, присядем, поговорим!
