ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
РАЗОРВАННЫЙ ПЕРЕПЛЕТ
Вывеска над дверью гласила: «Разорванный переплет». Я счел это великолепным знаком и вошел.
За конторкой сидел длинный тощий человек с редкими волосами; я решил, что это хозяин. Он раздраженно поднял глаза от бухгалтерской книги.
Решив свести любезности к минимуму, я прошел к конторке и протянул ему книгу.
— Сколько вы мне дадите за это?
Хозяин профессионально пролистал ее, щупая бумагу пальцами, посмотрел на корешок и, пожав плечами, сказал:
— Пару йот.
— Она стоит больше! — негодующе воскликнул я.
— Она стоит столько, сколько ты сможешь за нее выручить, — трезво возразил он. — Я дам тебе полтора.
— Два таланта и возможность выкупить ее в течение месяца.
Он издал короткий лающий смешок.
— Здесь не ломбард!
Одной рукой он через конторку толкнул книгу мне, а второй взял перо.
— Двадцать дней?
Он поколебался, затем еще раз быстро осмотрел книгу, достал кошелек и вытащил два тяжелых серебряных таланта. Я давным-давно не видел столько денег сразу.
Он пихнул мне монеты через стол. Я сдержал желание схватить их немедленно и сказал:
— Мне нужна расписка.
На этот раз хозяин посмотрел на меня столь долгим и тяжелым взглядом, что я немного занервничал. Только тогда я осознал, как все это выглядит: мальчишка, покрытый годовым слоем уличной грязи, пытается получить расписку за книгу, которую, несомненно, украл.
Наконец хозяин еще раз пожал плечами и нацарапал на листке бумаги несколько слов. Подведя под ними черту, он показал пером:
— Распишись здесь.
Я посмотрел на расписку. Надпись гласила:
«Я, нижеподписавшийся, сим удостоверяю, что не умею ни читать, ни писать».
Я поднял взгляд на хозяина лавки, сохранявшего полную невозмутимость, обмакнул перо и аккуратно вывел буквы «О. О.», как инициалы.
Он помахал бумагой, чтобы чернила скорее высохли, и отправил расписку мне через конторку.
— А что значит твое «О»? — спросил он со слабым намеком на улыбку.
— Отмена, — ответил я. — Это означает, что нечто, обычно контракт, объявляется недействительным. Вторая «О» означает обжиг, акт помещения человека в огонь.
Хозяин озадаченно посмотрел на меня.
— Обжиг — это наказание за подделку документов в Джанпуе. Полагаю, фальшивые расписки попадают в эту категорию.
Я не шевельнулся, чтобы взять деньги или расписку. Повисла напряженная тишина.
— Здесь не Джанпуй, — заметил он с тщательно выверенным спокойствием.
— Верно, — согласился я. — У вас прекрасное чутье на отъем чужих денег. Возможно, мне стоит добавить третью «О».
Хозяин еще раз лающе хохотнул и улыбнулся:
— Ты убедил меня, юный мастер. — Он вытащил чистый листок бумага и положил передо мной. — Ты напиши мне расписку, а я ее подпишу.
Взяв перо, я написал:
«Я, нижеподписавшийся, соглашаюсь вернуть экземпляр книги „Риторика и логика“ с дарственной надписью Квоуту, подателю сей расписки, в обмен на два серебряных пенни при условии, что он представит эту расписку до…»
Я посмотрел на хозяина:
— Какой сегодня день?
— Оден. Тридцать восьмое.
Я потерял привычку отслеживать даты. На улице все дни похожи один на другой, разве что обычно люди чуть пьянее в хаэтен и чуть щедрее в скорбенье.
Но если сегодня тридцать восьмое, то у меня осталось всего пять дней, чтобы добраться до Университета. Я знал от Бена, что прием продолжается только до возжиганья. Если я пропущу его, мне придется ждать два месяца до начала следующей четверти.
Я внес в расписку дату и подвел черту, чтобы книготорговец расписался. Он выглядел немного ошеломленным, когда я подтолкнул бумагу к нему. И главное, не заметил, что в расписке вместо талантов стояли пенни. Таланты стоили значительно больше. Это означало, что он согласился вернуть мне книгу за меньшую сумму, чем купил ее у меня.
Моя радость поутихла, когда до меня дошло, насколько все это глупо. Пенни или таланты — у меня не будет денег, чтобы выкупить книгу в течение двух оборотов. Если все пойдет хорошо, меня уже завтра не будет в Тарбеане.
Расписка, несмотря на бесполезность, помогала облегчить боль от расставания с последней вещью, оставшейся у меня из детства. Я подул на бумажку, аккуратно положил ее в карман и забрал свои два таланта. И очень удивился, когда торговец протянул мне руку.
Он виновато улыбнулся:
— Извини за расписку. Просто ты не выглядел человеком, который собирается вернуться. — Он слегка пожал плечами: — Вот, — и сунул мне в руку медную йоту.
Я решил, что он не такой уж плохой парень, улыбнулся ему в ответ и на секунду даже пожалел, что так составил расписку.
Потом пожалел, что украл три пера, но тоже только на секунду. И поскольку не было удобной возможности вернуть перья, то, уходя, я прихватил еще бутылочку чернил.
