Книга: Последний Танцор
Назад: 21
Дальше: 23

22

День десятого июля выдался жарким и солнечным. Лан Сьерран с удовольствием завалился бы на пляж, чтобы покататься по волнам на доске, но вместо этого был вынужден париться у аппарели пузатого транспортника, контролируя погрузку людей и снаряжения. Повстанцы эвакуировались на юг из захваченного миротворцами Лос-Анджелеса. Часть контингента предполагалось высадить в Риверсайде, остальным предстояло оборонять Сан-Диего. С вершины холма на восточной окраине города виднелась? широкая асфальтовая лента, когда-то называвшаяся федеральной магистралью номер десять. Лет семьдесят назад ее расширили, потом расширили еще, но после появления аэрокаров движение по ней сосредоточилось над гудроновым покрытием, которое ни разу не обновлялось за последние полвека. Сквозь многочисленные трещины и проплешины пробивалась высокая трава, а кое-где и кустарник.
Посадочную площадку соединяла с городской окраиной монорельсовая дорога, но повстанцы взорвали ее сразу в нескольких местах, чтобы миротворцы не успели починить линию до окончания эвакуации. Если же те вздумают выбросить десант, их будет ожидать неприятный сюрприз. Повстанцы заминировали ближайшие подступы к обороняемой позиции, а там, где мин не хватило, расставили заграждения из мономолекулярной прot волоки. Короткие куски, натянутые на высоте тридцати сантиметров над землей, могли отхватить ноги по колено наткнувшемуся на невидимое препятствие десантнику, а длинные, расставленные на уровне груди, — разрезать броню танка или рассечь надвое идущий на бреющем полете «аэросмит».
Миротворцы атаковали в полдень, высадив на близлежащих склонах около батальона солдат и выгрузив более двух десятков единиц бронетехники. Пехотные ловушки сработали отменно, выводя из строя одного бойца за другим, а вот другие оказались Малоэффективными. Потеряв пару танков, миротворцы быстро додумались, как нейтрализовать угрозу. Бегущий перед танком солдат равномерно помахивал лазером, устраняя тем самым возможные препятствия на его пути.
Укрывшись под широкой аппарелью, Лан принимал рапорты командиров групп. К тому моменту, когда погрузка завершилась, потери повстанцев убитыми и ранеными приближались к четырем сотням. Выбравшись из своего укрытия, Лан увидел Каллию. Она сидела на краю грузового люка, наблюдая в бинокль за продвижением противника. Наступающие в авангарде гвардейцы проходили сквозь редкие цепочки обороняющихся добровольцев-смертников как нож сквозь масло. И приближались они с пугающей быстротой, хотя до посадочной площадки им предстояло преодолеть не меньше трех километров.
— Пора сматываться, — озабоченно заметил Лан, прикоснувшись к плечу сестры.
Каллия опустила бинокль.
— Мы не имеем права бежать, — прошептала она пересохшими губами. — Мы должны остаться здесь и драться.
— Пилот предупредил, что еще минута и мы не сможем взлететь, — тихо сказал Лан. — Если мы останемся, просто погибнем все до единого, как те парни и девушки, пожертвовавшие жизнью ради того, чтобы мы остались жить и отомстили за них. Лос-Анджелес уже не вернуть. Идем, Каллия.
Он протянул ей руку и помог встать. Девушка последовала за ним как сомнамбула, ни разу не оглянувшись.

 

Голос из мрака звучал грозно и обвиняюще:
— Ты обездолил меня, лишив всего, что было мне дорого!
Боль нарастала и нарастала, пока не достигла пика, представлявшегося воспаленному, измученному мозгу всепоглощающим, ослепительно белым сиянием. Дван разжал рот и истошно закричал, но из горла его вырвался лишь слабый скулящий звук — голосовые связки давно отказали.
— Ты похитил мою молодость!
Волна боли отхлынула, оставив истязуемого на зыбкой грани между небытием и сознанием. Своего тела он больше не ощущал.
Защитнику полагалось убить себя в тот самый момент, когда кто-то из Танцоров обратится к нему со словами Истинной Речи. Дван с радостью выполнил бы приказ, но не мог освободить надежно скованные руки. Знакомое жжение возникло где-то в районе шейных позвонков, постепенно усиливаясь и распространяясь вниз.
— Ты убил моего Наставника Индо. Ты уничтожил всех моих друзей и любовников!
Полчища красных муравьев терзали его руки, ноги, живот, пах и половые органы. На обнаженной груди вздувались и тут же лопались огромные волдыри.
— Ты украл мое прошлое и изменил мое будущее, загнав в тулу одре!
Глаза выкатились на лоб; язык во рту чудовищно распух, перекрыв дыхание. Струи разъедающей кислоты брызнули по коже; раскаленные клещи вцепились в мошонку, разрывая и выворачивая нежную плоть. Огромный тролль, сладострастно крякая при каждом взмахе, рубил тупым топором его ноги ниже колен; какой-то садист вращательным движением заталкивал в анус длинную палку, обмотанную колючей проволокой; кишки растягивались и с влажным треском лопались, накручиваясь на колючки слой за слоем.
— Пятьдесят тысяч лет, Дван! Ты отнял у меня шанс создать новую могучую цивилизацию и пресечь экспансию слимов. Ты лишил меня возможности когда-либо обрести хоть малую толику обычного человеческого счастья!
Боль от воображаемых пыток слилась воедино и вновь достигла своего апогея, вспыхнув Сверхновой внутри опустевшей черепной коробки.
Истерзанное горло исторгло пронзительный вопль на грани ультразвука, и боль вдруг исчезла.
По телу Защитника прошла длинная судорога. Он впал в беспамятство и безвольно обмяк, повиснув на массивных цепях и уронив голову на грудь.

 

Он сидел в углу камеры, погруженной во мрак, не сводя глаз с прикованного к стене пленника, — на тот маловероятный случай, если великан Защитник все же сумеет освободиться. Чтобы исполнить задуманное, Седон нуждался в свободе маневра. Он сразу приказал удалить Двану веки — как в свое время поступил с Томми Буном, — и теперь на его стороне было преимущество: Защитник, ослепленный бьющим в глаза лучом, видеть его не мог, в то время как Седон различал все до мельчайших подробностей.
Танцор не таил обиды на дерзкую девчонку, обвинившую его в трусости, прекрасно понимая, что она верно угадала, в каком он состоянии. Седона действительно многое пугало, и имя Двана в этом списке занимало почетную верхнюю строчку.
— Опять ты?! — с трудом ворочая языком, прошелестел на шиата пленник.
— Ты ожидал увидеть кого-то другого? — саркастически хмыкнул Седон.
— Чего еще ты от меня хочешь, палач?!
— Всего лишь совета, мой друг.
— Засунь свою голову в задницу шелудивого верблюда и жри дерьмо! — прохрипел Дван, перейдя на английский. Танцор весело рассмеялся:
— Нет, ты все-таки неисправим! Прошло пятьдесят тысяч лет, а ты по-прежнему мнишь себя Защитником клана Джи'Тбад и причисляешь себя к Народу Пламени. Вот ты сейчас меня оскорбил. Нет, я не в обиде, такие пустяки меня не трогают. Но ты хотя бы задумался, произнося эту фразу, что ни один из наших соплеменников не понял бы ни ее смысла, ни оскорбительного содержания. Ты оторвался от реальности, Дван. Ты даже себе боишься признаться, что давно уже стал одним из них, а с нашим народом, Народом Пламени, тебя связывают лишь полузабытые воспоминания далекого прошлого. — Седон сделал паузу и задумчиво произнес: — Хотя, возможно, ты всегда был таким. Здесь по крайней мере твои сексуальные аппетиты и ханжеские моральные принципы не вызывают ни удивления, ни осуждения. Хотел бы я знать, как велика доля твоей крови в каждом из семи с половиной миллиардов людей, населяющих эту планету? И сколько твоих потомков унаследовали вместе с твоими генами твои пороки и предрассудки?
Седон прислушался, но Дван молчал. Доносилось только его тяжелое дыхание.
— Я допросил девчонку, — небрежно бросил Танцор и снова навострил уши. Как он и ожидал, дыхание пленника участилось и сделалось прерывистым. Довольно ухмыльнувшись, Седон продолжил: — Увидев Дэнис впервые, я вначале принял ее за мужчину в женском облике, потому что в ее поведении отчетливо просматривались элементы владения Танцем. Но после нашего орбитального рейда на резиденцию Чандлера я засомневался, обнаружив аналогичные способности у старого японца, несколько лет обучавшего девушку боевым искусствам и один Ро Харисти знает чему еще. Ума не приложу, что с ними делать? Пожалуй, я все-таки прикажу его убить. Вместе с тобой. — Не дождавшись реакции со стороны Двана, он лениво закончил: — Да и ее, наверное, тоже…
Есть! Пленник шумно задышал и напрягся всем телом в тщетной попытке разорвать связывающие его путы.
— Или, может быть, попробовать обучить ее Танцу? Как ты считаешь, мой друг, у меня получится?
— Лучше отсоси у пьяного павиана! — с ненавистью выдохнул Дван.
— Есть, правда, небольшая загвоздка, — безмятежно продолжал Седон. — Девчонка, похоже, не слишком мне доверяет. Ты прожил среди этих людей во много раз дольше меня и изучил их гораздо лучше. Поэтому я и прошу у тебя совета.
— У меня в запасе еще целая куча крепких выражений. Желаешь выслушать?
— Если я не смогу использовать Дэнис, мне не останется другого выхода, кроме как ликвидировать ее, — спокойно заметил Танцор.
— Я повидал на своем веку больше трупов, чем ты можешь представить, — процедил Защитник. — Убей ее и будь проклят!
Седон тяжело вздохнул, поднялся со стула и направился к выходу.
— Раньше у тебя получалось намного лучше, — настиг его сорванный голос Двана у самой двери.
Танцор застыл как вкопанный и медленно повернулся к висящему в тяжелых кандалах пленнику.
— Что ты сказал? — переспросил он, не веря своим ушам.
С невероятным усилием Дван оторвал подбородок от груди, медленно поднял голову и невидящим взором уставился на прячущегося под покровом темноты мучителя.
— Ты полагаешь, я изменился? — презрительно фыркнул он. — Ты даже вообразить не можешь, как сильно ошибаешься! Я наблюдал за тобой все эти годы; я отследил каждый твой шаг начиная с момента твоего выхода из хронокапсулы. Нет, Седон, это ты изменился! Когда-то вместе с тобой отправились в добровольное изгнание тысячи твоих приверженцев, и еще десятки тысяч подверглись Распаду за твои чудовищные деяния. А что же сегодня? Оглянись вокруг, слепец, и скажи мне, кто из твоих сторонников настолько предан тебе, что с готовностью и радостью отдаст за тебя жизнь? Назови хотя бы одно имя, Седон?!
Танцор долгое время стоял неподвижно, задумчиво разглядывая умолкнувшего Двана.
— Любопытно, любопытно, — пробормотал он наконец и возвысил голос: — Благодарю тебя, мой друг, я все-таки дождался совета, в котором ты мне так упорно отказывал. Приятных тебе ощущений. Прощай.
Он повернулся и вышел, даже не оглянувшись на скорчившегося от боли пленника, в чьи внутренности как будто вонзили добела раскаленный железный прут. Уже погружаясь в бездну очередной агонии, Дван успел зафиксировать еще не затронутым уголком сознания, что эти гады опять повысили напряжение.
Назад: 21
Дальше: 23