Глава 4
В погоне за рассветом через три границы
Моих родителей хоронили в закрытых гробах. Помню два деревянных ящика, обтянутых красным сукном, возле свежевырытых ям. Я видела их сквозь прозрачную пленку слез, которые не иссякали в глазах все скорбные дни. Спросила бабушку: почему нельзя посмотреть на маму и папу в последний раз? Мне было мало того, что я помнила о них. Мне требовалось увидеть их лица, хотя бы на мгновение…
Бабушка ответила, что она тоже хотела бы увидеть их. Но лучше пусть останутся в памяти живыми. Это была отговорка. Через несколько лет бабушка рассказала, что случилось с моими родителями.
Специальный корреспондент газеты «Известия» Игорь Баль отправился «туда, где солнце светит круглые сутки». Так иносказательно моя бабушка назвала Африку. Отца ожидала страна, граждане которой настолько разошлись в политических пристрастиях, что решили поубивать друг друга. Уже несколько месяцев там ширилась кровопролитная гражданская война. Очень опасное место, но Игорь Баль всегда выбирал именно такие. К тому времени он успел побывать в Сальвадоре, Ираке, Ливане, в других «горячих точках». Он был лучшим военным корреспондентом и отличным экспертом по конфликтам подобного рода.
Но так случилось, что до Африки мой отец не добрался. Самолет, в котором он летел, захватили террористы, боровшиеся за установление ортодоксального ислама. Бабушка говорила, что если бы он добрался до той бойни в Африке, куда летел и где было во сто крат опаснее, он бы вернулся. Игорь Баль обладал невероятной способностью выбираться из регионов, где кровь льется рекой, а разрывы снарядов и перестрелки столь же постоянны, как рассвет. Но ему не повезло. Боевики заставили пилотов приземлиться в Аммане.
Иорданские спецслужбы окружили самолет, начали переговоры с террористами, торговались и готовили атаку. Но делали все как-то непрофессионально, и операция растянулась на целую неделю. Мать не выдержала и отправилась туда. Последний ее звонок был из аэропорта Аммана. Она сообщила, что ситуация по-прежнему не разрешилась. Спецслужбы ведут себя неуверенно, террористы не выпускают заложников, постоянно угрожая взорвать самолет. Утверждают, что у них есть бомба.
Бог знает, сколько тянулась бы эта резина, но моему отцу, очевидно, все надоело. Сейчас не понять, что толкнуло его — спецы обычно советуют беспрекословно подчиняться террористам. Но Игорь Баль был не из тех, кто идет на поводу у аморальных людей с искалеченной психикой. Он отобрал «Калашников» у одного из бандитов и подстрелил другого. Заслышав выстрелы, в самолет ворвалось спецподразделение, которое уничтожило оставшихся боевиков. Арабы так и не успели взорвать бомбу. Никто эту бомбу и в глаза-то не видел. Но чтобы быть уверенными наверняка, всех выгнали из самолета, а салон принялись обследовать саперы. На вокзале отец встретил маму. Представляю, как они обнимались и целовали друг друга. Отец — измотанный, смертельно уставший, но живой. А мама — радостная, что все закончилось благополучно. Рано они успокоились…
Бомба была в дипломате женщины-камикадзе. Все думали, что она тоже заложница. А она, выйдя из самолета вместе с остальными, приблизилась к отцу с матерью и замкнула провода электрического детонатора…
Взрыв на аэровокзале в Аммане унес жизни моих родителей и еще сорока человек.
Я прибежала домой с безногой куклой. Дед с бабушкой как раз смотрели по телевизору репортаж с места трагедии. Вскоре позвонили из Министерства иностранных дел. Участливый женский голос сообщил деду, что их сын Игорь Баль и его жена Ольга, к сожалению, погибли…
Крутанула ключ в замке зажигания. Стартер осуждающе взвыл. А, проклятье! Двигатель продолжает работать. Я и не заметила.
Включила заднюю скорость. Покрышки взвизгнули, заскребли по гравию на месте. «Боро» не сдвинулся ни на сантиметр. Слишком резко надавила на сцепление… То есть на газ. Да, на газ.
Попробовала еще раз, нажимая на педаль акселератора плавно. «Боро» попятился, отлепился от сосны. Теперь сцепление, переключить скорость и объехать дерево. Ах черт — не успела! Снова въехала в злополучный ствол.
Меня бросило на руль. Пристегнуться забыла!
— Дура!
Правая фара согласно моргнула и потухла окончательно. Я смахнула пот со взмокшего лба.
Люди Кларка мчатся сюда на всех парах. А я застряла на этом повороте! Моих водительских навыков не хватает, чтобы выбраться… Это я хорошо придумала — не хватает навыков. У меня их просто нет!
Надо попробовать еще раз.
Сдала назад и застопорила машину ручным тормозом. Затем выкрутила руль, отпустила тормоз и… объехала дерево.
Уф!
«Боро» снова покатился вниз по извилистой дороге, освещая путь единственной фарой. Я с ужасом подумала о том, что будет, если вдруг потухнет и она.
Или если двигатель заглохнет?
После нескольких минут головоломного спуска я вдруг увидела яркую точку в небе. Она то исчезала за темными верхушками елок, то вдруг появлялась, увеличиваясь в размерах…
Я затормозила, дернула рычаг ручного тормоза, заглушила двигатель.
Вертолет. Отчетливо слышу, как его лопасти рвут воздух.
Быстро выключила оставшуюся в живых фару. Темнота мгновенно поглотила меня вместе с «Боро». Только габаритные огни вертолета виднелись в небе.
Он пролетел над головой, оглушительно стрекоча лопастями. Шаркнул по деревьям лучом прожектора в десяти метрах позади меня и помчался к замку. Бедняга Лукас, что с ним будет? А я ничем не могу помочь старику. Самой нужно выбираться.
Завела двигатель. Он заработал оглушительно — как мне показалось. Долго не решалась включить фару, но дорогу в темноте совершенно не видно, сколько я ни приглядывалась. Пришлось надавить на кнопку, озарив крутой спуск единственным лучом. Мой «Боро» превратился в циклопа.
Еще пара минут — и я вырвалась из леса. Головоломный спуск остался за спиной. Надавила на газ и скоро оказалась на трассе.
Кажется, ушла. Ну и что? Люди Кларка небось уже перетряхивают собор Хофкирхе; самолет с Верочкой канул в неизвестность.
Автомобиль летел по автостраде, а в голове не рождалось ни одной путной идеи. Только безбожно хотелось спать. Полцарства за глоток кофе!
Хлопнула себя по щеке.
Неубедительно. Все равно глаза закрываются, а кожа в уголках рта вот-вот лопнет на очередном зевке.
Хлопнула себя еще раз.
Получилось так сильно, что звездочки посыпались из глаз.
Куда же податься?
В принципе, дорога у меня одна. Правда, собор Хофкирхе напичкан в данный момент головорезами спецотдела «Мгла». Да он мне не сильно и нужен — без Верочки. Куда подевался чертов «Король воздуха», дятел ему в турбину?!
Думай, Алена, думай! Кому звонить? В авиакомпанию? Какую?
Проехав десять километров и миновав один очень длинный тоннель, я решила позвонить доктору ван Бройтену в Новую Зеландию. В конце концов, это он фрахтовал самолет. Должен знать об этой летающей посудине больше, чем кто-либо.
Номер набрала на ходу. Только бы снова в дерево не угодить.
— О, добрый день! — обрадовался археолог.
— У нас сейчас ночь, — угрюмо отозвалась я. — И она совершенно не добрая. Куда запропастился ваш самолет? Три часа назад он должен был прилететь в Брюссель.
— Я искал вас, — неожиданно ответил доктор. — Звонил профессору Цигелю, профессору Курцу, докторам Гринвичу и Хорстену.
— Да, да, да! — нетерпеливо оборвала я. — Что вы хотели сообщить?
— У них отказал один из двигателей. Где-то над Хорватией. Сейчас они чинят его. Боюсь, в Брюссель прилетят не раньше чем через два дня.
— Где они?
— Приземлились в какой-то глуши возле Инсбрука. Еще раз простите…
— Инсбрук? — не поверила я.
Прижала машину к обочине и вытащила карту из бардачка. Но еще до того, как раскрыла ее, до меня дошло.
Инсбрук. Это же Австрия!
— Где именно возле Инсбрука?
— Деревенька называется, кажется, Рангген.
— Инсбрук всего в пятидесяти километрах от меня! — воскликнула я, оценив расстояние по карте.
— В самом деле? — удивился ван Бройтен.
— За последний час это лучшая новость, которую я слышала. Доктор, я уже дважды у вас в долгу!
— Приезжайте в августе к нам в Брюссель, на конференцию по древним языкам, — пригласил он.
— Мне бы дожить до следующего утра, — процедила я и утопила педаль газа. «Боро» рванулся с места, словно скаковой жеребец со старта.
До Инсбрука добралась за час. Даже по идеальным европейским дорогам ралли по горам и тоннелям при свете единственной фары щекочет нервы. Особенно мои нервы, которые натянуты, как струны, и готовы лопнуть от любого прикосновения.
Деревеньку Рангген обнаружила на подъезде к Инсбруку. Город видела только издали — залитые желтым светом росчерки аккуратных средневековых улиц. А над ними — исполинские горные кряжи с белеющими в темноте снежными вершинами. Город притягивал к себе, но я свернула налево, куда указал пожилой австриец, страдавший от бессонницы.
— Всех коров распугали! — кричал он мне вслед. — Такой замечательный лужок, а вы все загадили копотью! От молока теперь будет вонять, как от нафталина!
Поехала через спящую деревню. Уже видела за домами темный луг, на котором, как я поняла, и приземлился самолет, но дорогу неожиданно перегородили ворота из проволочной сетки.
Высунулась из окна и поискала взглядом потенциального хозяина. Не обнаружив оного, отъехала назад и с разгону высадила ворота. Нет времени разыскивать владельца, а расколотому бамперу хуже не будет.
Вдоволь поколесив по низкой траве и едва не съехав с обрыва, наконец наткнулась лучом фары на торчащий над землей пропеллер.
— Наконец-то! — пробормотала я и подкатила «Боро» к самому крылу.
«Суперкороль воздуха» горделиво задрал нос к темным небесам. Насколько я могла различить, на правом двигателе был снят кожух, какие-то масляные детали валялись под крылом на тряпках.
Вылезла из машины и подошла к серебристой торпеде фюзеляжа. Едва подняла ладонь, чтобы постучать в дюралевую дверь, как она резко распахнулась — я едва успела отпрыгнуть.
В проеме стоял сенегалец, который сопровождал груз. В его кулаке была зажата монтировка.
— Осторожнее! — предупредила я. — Так и покалечить недолго!
— Ах, это вы… — Он опустил инструмент. — Боюсь я. Тут археологических ценностей — на миллионы… Простите, но не долетели мы до Брюсселя.
— Я поэтому и приехала.
Пилот заночевал в гостинице Инсбрука, поэтому мне пришлось помогать сенегальцу выгружать ящик с Верой. Пока мы корячили тяжеленный саркофаг, парень рассказал, что двигатель забарахлил еще над Хорватией. Над Австрией стало ясно, что им не только до Брюсселя не добраться, но даже не дотянуть до аэропорта Инсбрука. Пришлось садиться прямо на горный луг — почти в коровье стадо. Из представителей власти к ним приходил только местный полицейский, который сочувственно покачал головой и обещал устроить на ночлег. Пилот отправился в Инсбрук, а сенегалец не бросил самолет.
Мы положили ящик рядом с автомобилем — в небольшой «Боро» он явно не помещался.
— Вскройте, — попросила я.
Отыскав в самолете фомку, сенегалец подцепил крышку и с треском содрал ее.
Верочка выглядела такой же безмятежной, какой легла в гроб… Ну, то есть в этот ящик, который очень сильно гроб напоминает. Умиротворенное лицо, вытянутые вдоль тела руки. Невзгоды и злоключения, испытанные мной, никак не отразились на ней.
В первый момент, когда я снова увидела мертвую Веру, меня словно в прорубь окунули. С отрезвляющей четкостью ощутила, что Веру уже не воскресить. Мои тщетные поиски волшебного эликсира — жалкие попытки противостоять могучим силам мироздания.
Когда мы аккуратно извлекли Веру и положили на расстеленное одеяло, я обнаружила у нее на коже непонятные черные пятна. На щеках, на груди, на плечах и на запястьях. Точно помню, что в Новой Зеландии, когда упаковывали ее в ящик, их не было.
Пятна не являлись следами трупного разложения, потому как находились не на коже, а под ней. Просвечивали — словно синяки или гематомы, но, в отличие от последних, имели рваные, неровные края. Чернильные звезды, распускавшие лучи.
— Это действие «мертвой воды», — пояснила я сенегальцу.
Чернокожий парень вопросительно посмотрел на меня, но ничего не сказал. А я продолжила размышления про себя.
Биологическая бомба с будильником! Еще одна функция, по непонятной причине заложенная в «мертвую воду». Видимо, по истечении трех суток от Веры останется то же самое, что от собачки, на которой я проводила эксперимент в Нью-Плимуте. А именно — ничего не останется. Один пепел.
«Мертвая вода» сожрет Веру изнутри. И только «живая вода» может остановить тиканье будильника…
— Как все отрицательно!.. — Я обернулась к сенегальцу и обнаружила, что он без конца крестится. — Давайте грузить.
Возня с трупом в полутьме выглядела зловещей.
Верочка окоченела и выскальзывала из рук. Но беда не в этом. Оказалось, что ее невозможно усадить на заднее сиденье «Боро». Сколько мы не пытались. В багажник она тоже не влезала. Пришлось откинуть спинку одного из кресел и просунуть ноги из багажника в салон.
Управились. Я заглянула внутрь машины. Зрелище ужасающее. На заднем сиденье лежат ноги. Первый же полицейский закует меня в наручники. Прикрыла их одеялом.
Теперь мой путь лежит во Фельдкирх — городок, расположенный на границе Австрии и крошечного княжества Лихтенштейн. За Лихтенштейном находится Швейцария. Только как же мне через границу перебраться?
Швейцария — чудаковатая страна. Всю свою историю себе на уме. Вроде центр Европы, а в Шенгенский союз не входит. Чтобы въехать в нее, нужна отдельная виза. У меня визы нет. У Верочки — тем более… Раздобыть визу в час ночи нереально. И потом, для меня пересечь границу официально — все равно что сунуть голову в петлю. Уверена: каждый пропускной пункт увешан моими фотографиями, словно плакатами Бритни Спирс. Я ускользнула от Кларка возле замка Вайденхоф, поэтому границу Швейцарии от моего проникновения они обязательно обезопасят. Спецотделу не составит труда выдумать какую-нибудь ужасную легенду. Типа того, что я собираюсь взорвать VIP-отель в Давосе или отравить всю форель в горных реках.
На серпантине от бесконечных виражей у меня кружилась голова. Я, наверное, не меньше миллиона гор объехала, а они все вырастали одна за другой, одна за другой. Снова левый поворот. Правые колеса хрустят гравием обочины. Еще чуть-чуть — и они провалятся в темный обрыв.
На следующей же заправке выпила чашку кофе и почувствовала себя еще хуже. Голова стала какая-то чумная. Думаю, недостаток сна здесь ни при чем. Я ведь только вчера прилетела из Новой Зеландии! Акклиматизация — будь она неладна.
Часа через два, чувствуя себя хуже, чем Верочка, я проехала гору, на склоне которой расположился уютный городок Фельдкирх, и оказалась возле пропускного пункта.
Близко подъезжать не стала. Издали поглядела на цепочки машин, медленно тянувшихся мимо пограничных будок. Очень жаль, но на «Боро», который сделался почти родным, границу не пересечь. Придется оставить его в Австрии. И даже без него — как перейти границу? Через горы? — Места совершенно чужие, да еще мгла стоит кромешная. Проплутаю весь следующий день. А у меня времени — только до полудня.
И тут я обратила внимание на небольшой фургон у обочины, к которому не торопясь направлялся водитель. Он вышел из ночного кафе, в руке его покачивался бумажный пакет. Решилась подойти.
Выяснила, что он спешит в Лион транзитом через Швейцарию, что фургон забит австрийскими швейными машинками. Из-за спешки и недосыпа я не смогла выдумать ни одной путной истории, поэтому тупо предложила ему тысячу долларов за то, чтобы он провез меня через границу в кузове фургона. Он взял с меня честное слово, что я не террористка и что в моих действиях нет криминала. В ответ я попросила его не пугаться, когда настала пора перегружать Веру из «Боро» в фургон.
Фердинанд — так звали водителя, — не испугался. Только больше не разговаривал со мной. Границу мы миновали удачно. Как это произошло, не могу рассказать, поскольку в запертом фургоне было темно, невыносимо воняло целлофаном, да еще коробки со швейными машинками прижали меня к борту. Мы два раза останавливались и один раз хлопнула дверь. В кузов никто не заглядывал. И это граница!
Когда миновали Лихтенштейн, Фердинанд открыл фургон и кивком предложил дальше ехать с ним в кабине. Перетащив туда свое тело, я тут же вырубилась.
Фердинанд разбудил меня на подъезде к Цюриху. Сообщил, что ему на запад, в сторону Базеля. А мне, чтобы добраться до Люцерна, надо на юг. Я искренне поблагодарила его. Он высадил меня возле небольшой березовой рощи и уехал в сторону сияющего огнями Цюриха.
Небо светлело. Начиналось утро. Хорошо, что я поспала немного. Стало легче. Еще бы чашку кофе — чувствовала бы себя и вовсе замечательно. Но времени нет.
Положила Веру в заросли крапивы, чтобы с дороги ее не было видно. Машин немного, но осторожность не повредит. К тому же Вере совсем не больно лежать в жгучих сорняках.
Теперь нужна машина. Не полезу же я с трупом в автобус! «Два билета — мне и моей подруге…» Пойти в Цюрих и угнать машину?..
Из-за скалы выплеснулся свет фар, следом вынырнул автомобиль. Я подняла руку. Сердце почему-то стучало ровно, словно я в этот момент, лежа в ванной, читаю поваренную книгу. Надо же, у меня появляется хладнокровие!
Хрустя покрышками по мелким камушкам, рядом остановилась роскошная «ауди» с германским номером. Мой бывший муж Леха называет такие «авоськами». Откуда он берет эти клички?
Открыла дверь и заглянула в салон, который показался мне кабиной космического корабля. Кругом огоньки, лампочки и кнопочки. «Космонавт» за штурвалом не понравился с первой же фразы:
— Что, детка, заплутала? Запрыгивай — согрею.
Улыбаться в ответ почему-то не хотелось. Слишком широкое и самодовольное лицо у этого господина. Денег ему не предложишь, на жалость такого не возьмешь, предъявив труп Верочки. А отпускать его и ловить другую попутку времени нет.
— Скажите, ваш автомобиль застрахован?
Его лицо изменилось, лживая улыбка пропала.
— А ну, проваливай отсюда, идиотка!
— Проблема в том, что я сейчас нахожусь в сложной ситуации, — объяснила я. — Вы должны понять. Либо вы поможете, либо я вас выкину из машины.
— Ах ты, сучка! — воскликнул он и, несмотря на полноту, проворно схватил меня за волосы. — Ты хотя бы представляешь, на кого рот раскрываешь? Я же тебя колесами по асфальту размажу!
Он тянул волосы на себя, пытаясь содрать скальп. Больно… Какая я все-таки невезучая. Вместо податливого и студенисто-мягкого обывателя попался немецкий бандит!
— Что ты возомнила о себе своими тупыми мозгами, курица! Ты знаешь, с кем связалась? — Он дернул меня за волосы, требуя ответить. — Знаешь?
— Неужели опять ЦРУ? — не поверила я.
— Что… — растерялся он. Даже хватка ослабла.
— Последнее время мне попадаются исключительно ублюдки из ЦРУ, — грустно заметила я. — Даже соскучилась по обычной шпане…
Положила левую ладонь на его живот. Боров не испугался этого движения. Оно его сбило с толку. А я не спеша ухватилась за жировую складку. Вонзила четыре пальца под нее. Сдавила и потянула. Усилие приложила не большее, чем когда висишь на одной руке, держась за едва ощутимую зацепу на скале.
Он заорал так пронзительно, что слезы брызнули из его глаз. Про мои волосы сразу забыл. Пытался только скинуть мою руку, впившуюся в живот.
Понимаю, больно, когда в тело врезаются четыре стальных стержня и рвут из тебя кусок плоти. А все потому, что некоторые господа чувствуют себя слишком самоуверенно. Нельзя так. Я ведь начала по-хорошему. Пыталась уговаривать.
Из «ауди» он вывалился сам, спасаясь от моей безжалостной хватки. Упал на спину, и я увидела на его светлой рубашке кровавое пятно в том месте, где некоторое время находились мои пальцы. Кажется, перестаралась.
Владелец автомобиля быстро поднялся. Держась за брюхо и всхлипывая, даже не оглянувшись на меня, он бросился вдоль дороги в обратную сторону. Наверное, все-таки есть у него страховка. Вот и хорошо. Неприятно только, что пришлось использовать силу. Но срочно нужна машина!
Ноги Веры опять пришлось просунуть в салон. Одеяла нет, и я бросила на них сумку. Опустилась в кресло, минут десять возилась с сервоприводами, которые двигали сиденье и спинку. Наконец, подогнав водительское место под свои габариты, отправилась в путь.
Не заезжая в Цюрих, свернула на шоссе А4, которое вело на юг. В течение следующих полутора часов летела в Люцерн. Около половины шестого утра выехала к озеру Фирвальштедт, устало поглядела на его кристальные воды, окруженные альпийскими вершинами с многочисленными деревушками у подножий. Ровно в шесть была в Светящемся Городе.
Маленький шестидесятитысячный город, упоминавшийся Львом Толстым и Марком Твеном, поразил тишиной и безмятежностью. Спали белые трехэтажные домики, укрытые коричневыми черепичными крышами и погруженные в зелень акаций и яблоневых деревьев. Спала река Ройс, вытекающая из озера Фирвальдштедт и разделявшая город на две части. Словно нерадивые стражники, дремали горы, приставленные охранять это великолепие.
Высившиеся над крышами острые шпили двух древних башен сразу бросились в глаза. Я решила, что это и есть собор Хофкирхе.
Без промедления повернула «ауди» туда.
У Льва Толстого есть рассказ «Люцерн». Граф путешествовал по Швейцарии пешком, поэтому находился в дурном настроении. Он описал грязные неосвещенные улицы, пьяных работников и подозрительных девиц. Со времен Толстого прошло сто пятьдесят лет, и город за это время швейцарцы привели в порядок. Наверное, устыдились русского классика.
Теперь улицы светлые, вылизанные, в окнах домов горшки с розами. Стены фасадов разрисованы замысловатыми фресками — в то время как в других странах преобладают подростково-бандитские «граффити» в бедных кварталах. Пьяных работников не видно, а для «подозрительных девиц» время нерабочее. Если таковые вообще существуют в Люцерне.
Базилика возвышалась над крышами домов этажа на два, а исполинские башни и вовсе загородили небо. До Хофкирхе осталось метров двести — я не рискнула подъезжать на огромном «ауди» к самому зданию. Оставила его на Ловенплац, возле огромной панорамы, кажется, изображавшей войну XIX века с французами, но я особо не присматривалась.
Переоделась в салоне. Сменила тесную юбку на шорты, а блузку на майку. Обулась в спортивные тапочки. Стянула волосы в конский хвост. Готова!
Поставила автомобиль на сигнализацию. Не для того чтобы охранять эту роскошную немецкую игрушку. Нет. Сигнализация охраняет мою Веру. Самое дорогое, что есть в машине, — это она. Я бежала к собору, сердце громко стучало. А если клише уже нет в Хофкирхе? Если Кларк изъял его, покинул храм и теперь на пути к источнику? А мне этот путь неведом!
Попыталась выбросить из головы неприятные мысли, но они назойливо возвращались.
Чем ближе я подходила к Хофкирхе, тем величественнее и грандиознее выглядел собор. Две угрюмые готические башни с высоченными и острыми, словно иглы, шпилями сжали между собой фасад храма в стиле позднего Ренессанса. И без того исполинские размеры его казались еще огромнее — из-за того что сооружение стояло на холме. Хофкирхе возвышался над городом, видимый со всех сторон. И если туристов, несомненно, размеры божьего храма восхищали, то меня огорчили до предела.
Где тут искать клише?
Собор, по сути, это огромный дом с комнатами, подвалами, чердаками, в которых несомненно столько ценностей, хлама и крыс, что на розыски потребуются годы. А у меня полный цейтнот!
На ступенях широкой лестницы, которая поднималась к воротам церкви, стояли два паренька в пиджаках. Стояли вроде без дела, просто так. Словно ожидали кого-то. В шесть утра! Они подозрительно поглядывали по сторонам и полностью перекрыли доступ к воротам. Пробраться мимо них не смогла бы даже кошка.
Я нырнула за угол.
Кларк все еще здесь. Это радует и огорчает одновременно. Где же искать клише?
Выглянула из-за угла.
Сначала попасть внутрь. Необходимо как-то обойти этих охранников, которые весьма тщательно контролируют лестницу. Вряд ли они стерегут собор от террористов или охотников за древностями. Зуб даю, от меня. Небось Кларк так накачал их наставлениями, что откроют огонь по первой же тощей девчонке, появившейся на улице. Из чего откроют огонь? Не знаю, из чего. Но не зря они в пиджаках потеют.
Бросилась вправо — в сторону набережной озера Фирвальштедт. Обошла старинный дом и проскользнула в пешеходную арку, выйдя сбоку к вытянутому зданию храма. И едва не налетела на другую пару в пиджаках, затаившуюся в тени высоких тополей.
Черт возьми!
Тихо и незаметно Кларк захватил Хофкирхе. Историческую сокровищницу Люцерна. Накрыл ее своей широкой ладонью — не подберешься. Но не для того, чтобы отступить, я пересекла две границы и решилась на разбой! Как же проникнуть в церковь?
Повертела головой — и нашла. К тыльной части здания подходил кабель. Выныривал из зарослей деревьев и тянулся к гребню треугольной крыши. Электричество нужно всем, в том числе и католикам. Боженька кормит и просвещает лишь духовно. Но даже епископу бывает нужно сварить кофе перед проповедью, чтобы не уснуть ненароком.
Думаю, в зарослях тоже стоят люди Кларка, но проблема не в них. Выдержит ли кабель мой вес? В принципе, сегодня я еще не завтракала.
Пройдя длинный ряд надгробных плит, оказалась позади собора. Северную стену сторожил лишь один господин в пиджаке. Он прислонился ягодицами к надгробному камню и ловко игрался колодой карт. Перекидывал с руки на руку, крутил в пальцах, заставлял исчезать и снова появляться бубнового туза.
Фокусник! Ладно, пусть играется. Видимо, считает, что здесь не особенно ответственный участок. Придется его разочаровать.
Я проследила, куда идет кабель, и нашла среди деревьев пятиметровый столб.
Ненавижу связываться с электрическими проводами, выключателями и розетками. Меня все время бьет током, когда обстоятельства вынуждают контактировать с ними. Например, вкручиваю лампочку — обязательно шарахнет по пальцам! И что у меня за гороскоп такой странный?
Кабель в изоляции, и это прекрасно. Надеюсь, его меняли хоть раз после Второй мировой войны. Гнилой кабель, который оборвется на середине пути, не входит в мои планы.
Взялась за столб и, упираясь в него подошвами и перебирая руками, полезла наверх. Упражнение несложное, но требует некоторой сноровки и ловкости. Добравшись до вершины, прижалась к столбу и, обвив его ногами, подергала черный шланг. Натянут как струна. И вроде не старый. Оборваться не должен — вон какой толстый! Не иначе силовой.
Все же страшно к нему прикасаться.
Ухватилась за кабель, закинула на него ноги, скрестила их, чтобы не сваливались. Перебирая руками, потащила себя вверх в направлении крыши.
Двигалась медленно. Слишком большое сцепление. Сейчас бы блок-ролик. Ставишь его на трос — и катишься, как на санках. Успевай только руками перебирать, да не забыть притормозить в конце.
Тополиные ветви скользили по спине и затылку. Все бы ничего, но болтавшиеся волосы, завязанные в конский хвост, цеплялись за сучья. Скоро ветви поредели. Открылась задняя стена Хофкирхе и картежник внизу, который раз за разом вытаскивал из колоды бубнового туза.
Периодически охранник поглядывал по сторонам, но наверх не смотрел.
Очень осторожно поползла дальше. Деревья позади. Теперь метров десять открытого пространства до собора. Их нужно преодолеть тихо и аккуратно. Как ниндзя!
Наши желания не всегда совпадают с возможностями и обстоятельствами. Когда я собралась выполнить следующий хват, на меня налетела сорока.
Мерзкую тварь привлекли стекляшки в мочках моих ушей. Сжала зубы, чтобы не проронить ни единого звука, когда сорока клюнула меня в ухо.
Дурная птица отлетела, хлопая крыльями. Надо же, сколько лишнего шума издает, сволочь! Мой план висит на волоске. Да какой план! Я сама вишу вниз головой, словно цирковая гимнастка!
Сделав вокруг меня облет, сорока поднялась в небо, зависла там на мгновение и камнем рухнула обратно.
В последний момент я успела втянуть голову в плечи. Птица пролетела от меня в считанных сантиметрах. Только перьями щекотнула по щеке, но клювом не задела. Не спохватись я — чертовка прошибла бы мою голову или, как минимум, оставила бы без барабанной перепонки.
Она снова взмыла в небо, готовясь к атаке. «Стелс» в перьях! Ружье бы мне с картечью. Одни бы перья и остались…
Глянула вниз. Охранник прятал колоду. Что-то насторожило его. Чертова птица! Клептоманка хвостатая! Ведь все шло так хорошо! Птица ринулась вниз.
Схватилась за ухо. Быстрее! Одной рукой сделать то, что я задумала, непросто.
Сорока падала, словно истребитель в крутое пике. Скорость набрала такую, что теперь мою голову насквозь прошибет, оставив в своем животе огромную дыру.
В последний момент я отстегнула сережку и бросила в сторону. Словно крылатая ракета с тепловым наведением, сорока резко изменила траекторию, подхватила сережку и скрылась среди деревьев, громко хлопая крыльями. Вывернув шею, я глянула вниз на охранника.
Он смотрел в ту сторону, где исчезла сорока.
Смотрел, смотрел, затем подбросил карту и неуловимым движением руки заставил ее раствориться в воздухе.
Уф. Ну и дела!
Подтянула себя еще на метр и с ужасом обнаружила, что моя тень накрыла картежного иллюзиониста.
Господи! Скорее прочь!
Усиленно заработала руками. Тень соскользнула с охранника.
Кажется, ничего не заметил. Вот и отлично.
До крыши я добралась, совершенно запыхавшись. Сердце стучало. Виски ломило. Напряженные бицепсы ныли. Помассировала их. Сейчас отдышусь — и отправлюсь дальше.
Темные игольчатые шпили вонзались в небеса справа и слева от меня. Огромные, древние, какие-то неземные. Похожие на двух строгих волшебников в высоких остроконечных шляпах. Под шпилями на квадратных башнях чернели высокие стрельчатые окна. Стоит ли кто-нибудь за ними? Не знаю, не видно. Нужно сделать стремительный рывок через всю крышу, и очень не хочется, чтобы один из вооруженных сторожей случайно заметил меня.
Отдышалась, поднялась и побежала по гребню, низко пригибаясь, чтобы меня не видели с земли. Пробежала половину пути до башен и сообразила, что если меня кто и не видит, так только охранники внизу. Хофкирхе — на виду у всего города, а я — на крыше.
Меня видит весь город. Сотни окон. Я — как на ладони.
Быстрее скрыться под башнями!
Крыша неожиданно закончилась, под ней оказалась другая, поменьше. Я прыгнула вниз, не удержалась на гребне и кубарем покатилась по скату.
Страх сдавил желудок. За краем крыши я отчетливо видела глубокую пропасть. Не меньше высоты четырехэтажного дома.
— Мама! — пискнула я.
Меня сбросило на ставню чердачного окошка, я вцепилась в нее, как в спасательный круг, и остановила падение.
Крутые у швейцарцев крыши! Тяжело бегать по таким. Вот был бы номер, если б звезданулась сейчас отсюда, забравшись с таким трудом. На радость всему коллективу спецотдела «Мгла» и лично его руководителю Тому Кларку.
Однако сегодня такого подарка они от меня не дождутся.
Чердачное окно было распахнуто. Я потерла ушибленный бок и неуклюже втиснулась в оконный проем. Почему неуклюже? — Полезла головой вперед, оперлась руками на спинку стула. Тот опрокинулся, и я рухнула на пол, зацепив пяткой еще и стол с хрустальными фигурками зверей и птиц. Звон бьющегося благородного стекла настиг меня уже на полу.
Около минуты лежала, не двигаясь и прислушиваясь к посторонним звукам. Я оказалась в небольшой чердачной комнатке с наклоненным потолком. Стены завешаны акварелями с изображением плавающих лебедей. Стопки книг — тоже о птицах. Здесь работает какой-то орнитолог.
Поднялась и подошла к двери. Под тапочками хрустели куски битого хрусталя. Прислушалась.
Если и раздавались какие-то звуки, то явно не из-за двери. В моей голове продолжали сыпаться и звенеть осколки. Словно в ней повредилось что-то.
Так и не поняла, есть ли кто за дверью. Бог с ним! Здание огромное, и мало шансов, что за ней кто-то притаился.
Распахнула дверь и… нос к носу столкнулась со щуплым молодым человеком, шествовавшим по коридору. Если бы не шум в голове, наверняка бы услышала его шаги.
Вздрогнув при моем появлении, парень, однако, не растерялся и наставил на меня автоматический пистолет «Хеклер-Кох», висевший у него на плече. Но и я не растерялась тоже. Схватившись за ствол, отвела его в сторону и припечатала парня к противоположной стене.
Короткая борьба закончилась патовой позицией. Я прижимала его к стене, одной рукой душила, другой пыталась вырвать «Хеклер-Кох». Молодой человек вцепился в пистолет, а второй рукой отпихивал меня.
После десяти секунд борьбы я сдавленно произнесла:
— Извините сердечно. Пока вы не в состоянии выстрелить в меня, быть может, ответите на один вопрос? Мне необходимо это знать, а больше спросить не у кого. Клише уже нашли?
Парень ухитрился согнуть ногу в колене и уперся ступней мне в живот. Не успела опомниться, как он разогнул ногу и я отлетела к стене, уронив на пол неплохую акварель.
Правда, «Хеклер-Кох» остался у меня.
Я перевернула пистолет, взяла его как надо. Точнее — как это делают в фильмах. Направила ствол парню в живот.
— А теперь поговорим серьезно. Где Кларк? Нашел ли он клише?..
Я долго могла бы тут допрашивать, но до меня вдруг дошло, что парень не понимает по-немецки! Я по инерции продолжала говорить на языке Манна и Гете, а по его глазам было видно, что он и слова не уразумел.
Интересное дело! Получается, Кларку не хватило германской агентуры, и он привез в Люцерн сотрудников из другой страны. А то и взвод морских пехотинцев, переодетых в штатское. То-то парни вокруг церкви показались мне слишком молодыми для спецотдела ЦРУ. Явно не дураки, но и не такие бойцовые питбули, типа Бейкера.
— Посторонний на чердаке, — вдруг произнес парень по-английски. Не крикнул кому-то — коридор был пуст. Просто сказал, словно комментируя собственные мысли…
Черт! Только тут я заметила, что по его щеке тянется проводок и заканчивается возле рта. Опять опростоволосилась!
— Больше ни слова! — воскликнула я. — Иначе…
— Женщина. Лет двадцати пяти, — продолжал докладывать он.
— Эй! — Взмахнула стволом. — Ты что, слепой? Выпущу в тебя весь магазин.
— Оружие на предохранителе, — ответил он.
Я глянула на железяку в своих руках.
Да, снять пистолет с предохранителя для меня посложнее, чем перевести с древнегреческого «Илиаду». Попятилась в комнату, из которой вышла. Захрустело стекло.
— До свидания, — произнесла я. — Возможно, увидимся позже, хотя мне бы этого не хотелось.
Взялась за дверную ручку.
В последний момент парень кинулся ко мне, но я успела перед его носом захлопнуть дверь и задвинуть старую щеколду. Доски потряс удар.
Ну вот. Теперь шум и топот слышались со всех сторон. Надо же, с первых минут появления в Хофкирхе устроила такой переполох! Сколько смотрела фильмов, сколько читала книжек. Так лазутчики не работают. Сначала они добывают секретный микрочип, а уже потом вляпываются. Я сделала все вопреки законам жанра.
Дверь вновь содрогнулась. Не найдя лучшего варианта, вылезла на крышу. Кажется, подобное со мной уже происходило. Несколько дней назад, в доме Жаке. Точно так же я улепетывала по крышам, а за спиной неслась орава преследователей.
Огромные стрельчатые окна левой башни находились недалеко от меня. Но чтобы добраться до них, нужно было пересечь участок крыши, напоминавший горнолыжный спуск. Я поклялась себе не спешить. Не то слечу, как ласточка с перебитыми крыльями. Двигалась медленно, хватаясь за края черепицы. Вот так. Пусть похожа на шимпанзе, зато почти достигла башни.
Оконные проемы, размером с автомобиль, оказались чересчур высоко. Даже если бы под рукой была лестница, все равно бы не достала. А вот до светового окошка башни вполне смогла допрыгнуть.
Ухватилась за край. Подтянулась и заглянула внутрь. Там обнаружилась деревянная лестница, извивавшаяся по стенам квадратной спиралью. Совершенно пустая.
Взобралась на наружный подоконник и высадила ногой стекло. Пролезла и спрыгнула на лестницу.
Где искать клише? Собор такой огромный! Сверху донесся топот. Эти ребята, кажется, спешат за мной.
Не оставалось другого пути, кроме как бежать вниз.
Выскочила из башни в высокое помещение перед закрытыми воротами. Древний каменный пол отшлифовали миллионы туфель прихожан, а позже — туристов. Мельком глянула на живописные фрески томных святых и кинулась в сторону нефа. Это такой длинный, продольный зал в церкви. Думала, что там никого нет.
Неправильно думала.
Зал кишел людьми. Такое впечатление, словно литургию ждут. Вот-вот появится священник. Впрочем, наоборот: народ вместо богослужения решил разграбить храм.
Не меньше пяти десятков человек тщательно обследовали каждый сантиметр церковных полов, стен, деревянного орнамента, скульптур. Одни потрошили содержимое шкафов, тумб, другие простукивали лавки, третьи разве что не обнюхивали алтарь. Очевидно, еще кто-то возился с органом, потому что в какой-то момент раздался короткий гудок, похожий на паровозный. Несколько внимательных ребят с бритыми затылками охраняли это безобразие.
Мне удалось пробраться в зал и спрятаться за колонной, оставшись незамеченной. Едва я успела превратиться в одну из скульптур, как в неф ввалились трое запыхавшихся молодцов из башни.
Я вросла в пол. Слилась с деревянной композицией, дополнив аскетизм святых современными мотивами — шортами, майкой-безрукавкой, автоматическим пистолетом «Хеклер-Кох» на плече.
Бойцы из башни и охранники зала встретились. До меня донесся их короткий диалог, и я поняла, что находилась на волосок от смерти.
Оказывается, по лестнице бежал Джон Бейкер — собственной покалеченной персоной!
— В здании посторонний, — едва слышно сказал он охранникам. — Русская девчонка. Будьте начеку.
— Из-за девчонки? — недоверчиво спросил кто-то.
Послышался хлопок и сдавленный хрип. Кажется, Бейкер схватил охранника за горло. Меня всегда умиляла его манера общения.
— Будьте внимательны, — прошипел Бейкер. — Девчонка очень опасна. Как дьявол. Боишься дьявола, солдат?
Вздох облегчения. Бейкер отпустил служивого.
— Как только увидите — обездвижить! — закончил он. — Не верьте ни единому слову, что бы она ни говорила. Очередь по ногам, и сразу вызывайте меня. Я понятно выразился?
Очень даже понятно. И настолько выразительно, что у меня горло перехватило.
Бейкер желает заполучить меня живой, с перебитыми ногами, чтобы бежать не смогла. А потом будет долго мучить. Есть у него такая заветная мечта.
В помещении храма зазвучала трель телефонного звонка. Я покрылась испариной. Подумала, что это мой сотовый. Кто-то из друзей решил поинтересоваться моим самочувствием и выбрал для этого не самый удачный момент.
К счастью, заливалась не моя трубка. Через секунду я поняла, что это телефон Бейкера.
— Да… — произнес американец. — Я… Что? Где произошел взрыв?.. Кто? Исламские террористы?.. Мне некогда заниматься ерундой!
Резкий писк оповестил об окончании разговора. Коротко и в лоб. Все правильно. Антитеррористическому отделу «Мгла» некогда заниматься какими-то террористами. У них имеются дела поважнее. Бейкер ушел, гулко цокая каблуками. Я решилась выглянуть из-за колонны. Морпехи в гражданском вернулись на места.
Судя по всему, клише до сих пор не найдено. Иначе бы эта прорва людей не перебирала сейчас с таким усердием каждый сантиметр церковной утвари. Работают, наверное, всю ночь. Кларк спешит. Интересно, а сам он здесь? Впрочем, не хочу знать. Одного Бейкера достаточно, чтобы получить целую россыпь проблем. А два ублюдка — явный перебор неприятностей!
Однако эти «исследователи» слишком тщательно подошли к поискам.
Они занялись мелочью, влезли в детали, вместо того чтобы поднять головы и просто осмотреть церковь. Я имею право так рассуждать, потому что, сидя здесь, за колонной, уже увидела кое-что.
На витражном окне напротив меня была изображена женщина, достающая из воды колыбель с ребенком. Наверное, дочь фараона, спасающая маленького Моисея, которого мать отправила в свободное плавание. Но это не важно. Позади нее стояли два чернокожих стражника.
…У Дали есть картины — обман зрения. Например, в «Рынке рабов…» бюст Вольтера складывается из фигур двух служанок и арочного проема. Кто-то сначала замечает служанок, а уж потом видит скрытое изображение. У кого-то зрение устроено так, что он вообще Вольтера не найдет. А я, наверное, самая тупая. Я на той картинке долго не могла обнаружить служанок. Сразу видела Вольтера. Его глаза, полуопущенные веки и снисходительный взгляд, грустную улыбку, старческий подбородок.
Головы стражников на витраже, их тела и оружие образовывали контур черного льва, у которого отсутствовала нижняя часть туловища. Лев разинул пасть и агрессивно поднял лапы в направлении входа. Он в точности напоминал одного из львов с моей татуировки. Я задумалась.
Что это обозначает? Нет, я понимаю — «мертвую воду». Но какой смысл несет изображение? «Мертвая вода» мне уже не нужна.
Мне нужна «живая вода». Красный лев. Ведь их двое в древнем символе! Где-то тут должен находиться и второй зверь из семейства кошачьих.
Посмотрела на окна справа и слева от витража. Ничего похожего. И тут до меня дошло!
Я повернула голову к окнам на моей стене — противоположной той, где витраж с дочерью фараона или черным львом.
Наверное, красный лев расположен напротив черного. Только мне не проверить — ни одного окна, ни одного витража отсюда не видно. Угол зрения слишком мал. Нужно перебраться к противоположной стене.
Посмотрела на охранников. Топчутся на месте, поглядывают по сторонам. Добежать до противоположной стены сложно. Заметят — и мигом отстрелят ноги, как научил Бейкер. Надо бы их чем-то отвлечь.
В карманах нашлись только сотовый и ключи от автомобиля. Сотовый поберегу, ключами с брелком сигнализации швыряться тоже не буду, а вот стальная бляха с логотипом «ауди» подойдет в самый раз.
Отцепила, зажала в пальцах и приготовилась. Улучив момент, что есть силы запустила бляху по полу вдоль стены.
Невидимая окружающими, бляха поскакала по древним каменным плитам. В царивший под сводами храма звуковой фон из шорохов и постукиваний вклинился отчетливый звон. Явно посторонний, поэтому люди в зале немедленно повернулись в том направлении. Охранники тоже.
Сжав «Хеклер-Кох», чтобы не мешал, я рванулась к противоположной стене. Секунда… еще одна…
Хорошо, что туфли спортивные — иначе каблуки бы цокали не хуже сигнала тревоги. Еще секунда…
Влетела за колонну и свалилась на холодные каменные плиты. Осторожно выглянула.
Двое охранников задрали головы, пытаясь понять, что и откуда могло упасть. Еще один подошел к стене. Побродил, ничего не нашел и вернулся на свое место.
На том все и закончилось. Я подняла взгляд на витражные окна. Как и предполагалось, на витраже — крещение Иисуса в кровавых лучах рассветного солнца. Группа людей, стоящих на скалах и наблюдающих за событием, образовывала контур красного льва. Тоже без задних ног, с оскаленной пастью, обращенной в сторону запада. То есть в направлении входных ворот. Что означают эти львы на витражах Хофкирхе? «Живая» и «мертвая» вода — единое целое. На древнем символе они изображены вместе, более того — нижние части их тел переплетаются! Почему здесь львы разделены? Не потому ли, что следует искать место, где они соединяются?
Если львы разнесены по противоположным стенам храма, то место их слияния — в центре.
В центре чего?
Не напрасно львы так упорно глядят в сторону входа.
Очень осторожно переползла из нефа обратно в зал перед входными воротами. Тот, который находился между башнями. Хотя было там темновато, случайный взгляд охранника может заметить постороннего человека. Поэтому прижалась к стене.
Стены покрыты фресками, проемы и ниши украшены деревянными узорами и фигурами. Странно, что люди Кларка не работают здесь. Такое же обширное поле исследований, как и основные залы… Впрочем, мне же и лучше!
Принялась за стены. Сначала ощупывала каждый завиток деревянных узоров, каждую скульптуру…
Из-за двери, ведущей в левую башню, послышались шаги. Я метнулась в сторону нефа, но вспомнила о стволах охранников, которые встретят меня. Метнулась в сторону ворот.
Спрятаться негде!
Дверь распахнулась. Я нырнула за нее, крепко ухватив рукоять автоматического пистолета. Сердце стучало, дыхания не хватало.
Из дверей появился дряхлый старик с редкими, напоминавшими пух волосами. В руках он нес высокую стопку бумажных папок. Ногой закрыл дверь, прихрамывая, пересек зал и скрылся за дверью, ведущей в противоположную башню.
Я разжала рукоять «Хеклер-Коха». Ладонь — влажная, скользкая, будто в мыле.
Снова принялась изучать стены. И наткнулась на целую россыпь львов в полустертом каменном барельефе обрамления двери южной башни.
Я провела по ним ладонью. Лев спящий, лев оскалившийся, лев, приготовившийся к прыжку, просто лев, лев, раскрывший пасть в огромном зевке… И у всех имелось по четыре лапы.
Кроме одного. У оскалившегося, точь-в-точь похожего на льва с моей татуировки, лап было две!
Подушечками пальцев я погладила его гриву, прошлась по лапам и пасти, чувствуя лишь шершавость песчаника. Затем положила подушечку большого пальца на голову и надавила, словно собиралась расплющить царя зверей.
Выпуклая фигурка безногого льва вошла в барельеф с едва слышным скрипом. Я замерла, ожидая изменений в зале — открывающейся плиты, опускающейся лестницы. Чего угодно!
Но все оставалось как было. Более того, лев выдвинулся обратно, заняв свое место в барельефе.
Хмм…
Как же я забыла! Они ведь работают в паре!
На противоположной двери оказался точно такой же барельеф, с таким же точно львом.
Я надавила на голову зверя, быстро пересекла зал и сделала то же самое.
Вот теперь результат не заставил себя ждать. Откуда-то из-за стен, фресок и бесчисленных резных фигур раздался глухой щелчок. Звук, казалось, поглотил всех этих ангелов, дувших в горны, словно советские пионеры, всех этих мучеников и святых. Звук пришел как будто из загробного мира…
Две каменные плиты в самом центре пола вздрогнули, стряхнув оцепенение зала. Я полагала, что они сейчас разъедутся в стороны, но они вдруг замерли. Пыль веков и грязь с подошв посетителей храма забили щели между плитами, спрессовались и склеили их. Но сила древних механизмов была настолько велика, что плиты все же разомкнулись. Раздался звук лопнувшего кирпича, и с оглушительным скрежетом плиты поехали в стороны.
Я сжала зубы и зажмурилась, представив реакцию охранников. Страдающие от неудобной гражданской одежды морпехи заинтересованно поворачивают головы. Передергивают затворы. Бегут сюда всей честной компанией.
Однако звуки поисков, доносившиеся из нефа, не изменились. Грохот шагов и щелканье затворов остались только в моих фантазиях.
Хорошо.
Кнопки-львы оставались утопленными. Древний каменный пол между башнями открыл черное квадратное отверстие.
Надо же! Сотни лет миллионы людей ходили по этим плитам, протирали их каблуками и не представляли, что под ними находится тайник. Древний подвал. По всей видимости, забытый даже служителями Хофкирхе… Нужно спешить! В любой момент сюда может зайти кто угодно — начиная от хромого старикашки, возвращающегося в северную башню, и заканчивая Бейкером, маршрут блужданий которого не знает никто, даже он сам.
Меня передернуло, когда я вспомнила отметины на его лысом черепе.
Спешно скользнула в отверстие. Вниз вела каменная лестница.
Стальной цилиндр на раме «Хеклер-Кох», который я посчитала оптическим прицелом, оказался пальчиковым фонариком. Очень кстати. Включила его, спускаясь по лестнице, погружаясь в тягучую подвальную темноту.
Комнату беспорядочно затягивали полотна паутины, напоминавшие развешанные рыболовные сети. Пахло пылью, плесенью и истлевшей тканью. Определенно, сюда никто не спускался приблизительно лет пятьсот.
Я разорвала ближайшую паутину стволом пистолета-пулемета. Луч фонаря скользнул по стенам из тесаного камня и уткнулся в огромный рычаг — каменную рукоять, поросшую плесенью и поднимавшуюся из отверстия в полу.
Я обошла ее несколько раз, затем толкнула ладонью. Рычаг переместился, повторился щелчок, который я слышала наверху. Плиты над головой поехали навстречу друг другу и сомкнулись, обрезав свет зала. Теперь в моем распоряжении был только вражеский фонарик.
Сделала несколько шагов и согнулась, получив неожиданный удар в живот. Прокашлявшись, отступила и посветила перед собой.
Оказывается, наткнулась на огромный дубовый стол. Такой огромный, что на нем в пинг-понг можно было играть. Чуть дальше луч фонаря высветил какие-то бочки, сплошь увитые паутиной. Левее — покрытый сантиметровой пылью механизм, кажется пресс.
Толстый слой пыли на поверхности стола окутывал какие-то предметы. Осветив этот участок, я принялась смахивать пыль обрывком древней ткани, которую нашла тут же. Взгляду открылся ряд позеленевших медных пластин с выпуклыми рисунками.
Два десятка гравюрных клише.
— Вот они — мастерские Хофкирхе! — промолвила я.
На клише гравюры, изображавшей казнь Ганеша, зеленые окислы схватили только рельефные языки пламени. Словно художник желал выделить их, раскрашивая вручную. Но это случайность. Никаких других отличительных особенностей я не обнаружила. Ни указателей, ни стрелок: «„живую воду“ искать здесь». Что дальше?
Я решила обследовать подвал тщательнее и была вознаграждена за упрямство. Собрав почти всю паутину, которую пауки наплели здесь за пять веков, наткнулась на дверь. Ее доски почернели от времени, но выжженный круг с двумя переплетающимися львами виднелся отчетливо.
Может, за этой дверью львы наконец воссоединятся?!
Торопливо толкнула ее, но она оказалась заперта. Торчавший в замочной скважине ключ рассыпался от первого прикосновения. Дверь же рассыпаться не собиралась. Наоборот. За века деревянные доски словно окаменели.
Проблема? Ничуть! Ведь у меня есть пистолет-пулемет — помощник на все случаи жизни. Никогда не выходите из дома без него!
Поковырялась несколько минут, нашла-таки предохранитель и сдернула его. «Хеклер-Кох» проворно взялся за дело. Я даже испугалась, что за мгновение, пока палец нажимал спусковой крючок, он выпустит всю обойму. Строчил, словно австрийская швейная машинка. Звуки выстрелов негромкие, полагаю, что наверху ничего не услышали. Зато едкого дыму напустил — ничего не видать и дышать невозможно.
Вместо замка осталась рваная дыра. Дверь отворилась от пинка. Петли взревели, заскрежетали.
За дверью оказалось крошечное помещение — метра два на два, не больше. Голые каменные стены. Похоже на карцер. В полу виднелось черное пятно пролома.
Опустилась на колени и посветила в отверстие.
Вниз вела деревянная лестница, а за ней не было ничего! Тьма пожирала луч фонаря, словно угольная гуашь — белый лист бумаги. Запущенный мною исследовательский зонд под названием «Ржавый гвоздь» просигнализировал молчанием, что дна не достиг.
Бездна.
Путешествие к центру земли. Прямая дорога в ад, только отблесков огня не видно. Совершенно не хотелось туда спускаться. Но надо.
Первая же ступенька деревянной лестницы, на которую я поставила ногу, развалилась. Вторая оказалась прочнее и держала, но дальше я идти не решилась.
Страховку бы организовать, прежде чем лезть по трухлявой лестнице в неизвестную пропасть. Жаль, веревки нет… В следующий раз обязательно возьму с собой… Стоп, Овчинникова! Это куда ты собралась «в следующий раз»? Следующего не будет! Довольно этих древностей, головоломок и борьбы с профессиональными убийцами! Веру вытащу с того света — и баста! Конец приключениям. За границу — ни ногой! Боже, как хорошо в архиве. Тишина, мягкий стул, латинский словарь — что еще нужно человеку, чтобы встретить спокойно пенсию.
Пошарила по углам подземных мастерских и к вящей радости отыскала моток веревки. Сжала кусок ее в кулаках и дернула.
Веревка лопнула, обдав меня пылью.
— Как все отрицательно! — пробормотала я и чихнула.
Кроме как на свои руки, надеяться не на что.
Плюнула на все и полезла вниз по гнилой лестнице.
Больше не подвела ни одна ступенька. Через пару метров лестница неожиданно закончилась, и я ступила на какие-то доски, встретившие меня ужасным скрипом. Подняла ствол «Хеклер-Кох», освещая стены.
Я стояла на деревянном настиле, проложенном вдоль стен просторного каменного колодца. Бездонного — я уже проводила эксперимент, гвоздь вниз кидала… А росписи на стенах довольно занимательны.
Я не археолог, а переводчица. Книжный червь, по сути. Но даже я могу с уверенностью заявить, что этот колодец построен намного раньше, чем младенец Иисус оповестил мир о своем появлении божественным плачем.
Каменная кладка стен колодца принципиально другая, нежели в подвальной мастерской, тем более — в соборе. Вьющиеся орнаменты примитивнее и старше. Колодец построен давным-давно — первым. Позже его замуровали и над ним поставили церковь. Но какой-то пытливый дядя отыскал его и вскрыл. Я, кажется, знаю человека, который это сделал. Он потом до конца своих дней переводил надписи каменной кладки.
Выбитые строки тянулись вдоль стены. До боли знакомый язык, но с ходу не могу прочитать ни единого слова. Больше всего меня поразил сам факт обнаружения этого языка здесь, в Альпах. За тысячи километров от того места, где он родился.
Вот они, древние тексты, которые переводил Ганеш! В которых алхимик обнаружил указание, как найти глыбу «мертвой воды», и где могут скрываться координаты источника двух «львов»!..
Я шагнула к надписям. Левая нога вдруг провалилась сквозь доски прогнившего настила. Упала, стараясь держаться ближе к стене, чтобы, при случае, ухватиться за выпуклый орнамент или какие-нибудь щели, выступы.
Эх, нет веревки, чтобы устроить страховку! Древние деревяшки того и гляди рухнут в бездонную пропасть.
Сидя на настиле, почти не дыша, осторожно вытащила ногу из пролома. Не забывая более об опасности, вернулась к надписям. Освещая их лучом фонарика, вглядывалась, разинув рот от изумления.
Язык текста — санскрит! Древний священный язык Индии! Не совсем, конечно, он — санскрит я частично знаю, — но визуально очень похож.
Дело в том, что подавляющее большинство евроазиатских языков, включая русский, английский, немецкий, итальянский, греческий, хинди, персидский, курдский, а также латинский и множество других, имеют единую основу. На первый взгляд — это невероятно! Но факт давно доказан наукой. Родство языков было открыто еще в XVII веке симпатичным юристом сэром Уильямом Джоунсом.
В разных языках одни и те же слова имеют одинаковые корни, похожее звучание и написание. Возьмем, к примеру, слово «мать», а точнее — «матерь». В английском будет «mother», в итальянском «madre», в немецком «mutter», по-латыни «mater», по-шведски «moder».
Так вот, ученые полагают, что в глубокой древности существовал единый праязык, названный индоевропейским, от которого образовались современные — языки, а также некоторые вымершие — вроде латинского, авестийского. Некая древняя культура распространила его на огромной территории — от Индийского до Атлантического океана. Впоследствии он трансформировался в знакомые нам живые языки.
Праязык частично реконструировали по общим корням, звукам, но документальных свидетельств его существования до сих пор не найдено. Между тем некоторые ученые считают, что праязык давно обнаружен именно сэром Джоунсом.
И название ему — санскрит.
Эти ученые полагают, что культовый язык индийцев является стволом дерева, от которого произросли ветви других языков. Что он — отец всех языков. И даже более.
Некоторые называют санскрит языком богов. Только вдумайтесь в это!
У него удивительная структура — более стройная, чем в греческом, более богатая, чем в латыни, более совершенная, чем у обоих этих языков. В каждом его знаке заключены число, цвет и особый звук. Да-да, он поется! Санскрит музыкален, его буквы — словно музыкальные ноты. Он имеет тридцать пять согласных и шестнадцать гласных, слова санскрита искрятся многообразием оттенков смысла.
Брамины также утверждали, что звуки и слова этого языка конкретизируют оккультные, грозные силы.
Строки текста, которые покрывали стенки бездонного колодца, напоминали санскрит, но им не являлись. Мне даже показалось, что санскрит — упрощенная версия языка, который я наблюдала.
Горло пересохло.
Надписи требуют глубокого, всестороннего изучения! Это огромное открытие. Лингвисты всего мира должны заняться расшифровкой этих строк. Неужели я, скромная переводчица из России, нашла праязык! Тот самый, который послужил основой всех индоевропейских языков?
Язык богов, дарованный людям?!
— Мамочки, — прошептала я.
На участке стены текст обрывался рисунком. Худощавое существо с продолговатой головой было изображено спускающимся по какой-то длинной лестнице.
Я безошибочно узнала формы и пропорции прелюдия. Большая вытянутая голова, тощее тело и длинные предплечья. Узнала — потому что видела скелет одного из этих существ в пещере-гробнице на острове Крит. Он пролежал там три с половиной тысячи лет и рассыпался в прах от моего прикосновения.
Стены колодца хранили уникальное сокровище. Язык прелюдий — божественный и совершенный! Вайденхоф не без оснований считал, что для древних шумеров и персов, для индийцев и финикийцев прелюдии представлялись богами.
Кто же построил колодец? Вряд ли сами прелюдии. Я не видела их сооружений, но мне почему-то кажется, что это не их рук дело. Скорее всего, древних остготов или бургундов, населявших территорию Швейцарии до X века нашей эры. Колодец имел какое-то культовое значение, а изображенный прелюдий — видимо, объект культа. Их Бог.
Санскрит я учила лет пять назад, давно не практиковалась в переводе. А тут — и буквы другие, и новые слова.
Я нашла отметки белой краской, которые, очевидно, оставил Ганеш. Он выделил участки текста, и я в первую очередь принялась за них. И словно в болото угодила.
Больше половины неизвестных слов… Понять суть того или иного предложения было весьма трудно. Чтение шло медленно. Пока перебирала в голове десятки вариантов, забывала начало фразы.
Где-то через час выяснилось назначение текста. Он являлся чем-то вроде Священного Писания, Библии. Обрывки легенд из жизни и борьбы богов, оставленные на стенах колодца преданными верующими для будущих веков. Я, как полноценный представитель этих веков, с трепетом пыталась постичь зашифрованные события.
За перевод этого тяжелейшего текста Ганешу нужно было памятник поставить, а не сжигать на костре! Мне необходимо время, чтобы разобраться во всем. Но в песочных часах падают последние крупинки. И я пыталась понять хотя бы общий смысл, чтобы выделить нужную мне информацию.
Великий бог Эндор (который, очевидно, изображен на рисунке), прощаясь со своей тенью (то есть умирая), поведал своему сыну… нет, ученику… поведал сокровенную тайну об источнике великой жизни и великой смерти.
Источник находится за Белыми горами, в Царстве Мертвых. И только таинственное «FURUM» указывает, куда следует идти.
— Вот оно — «фурум»! — пробормотала я. — Ключевое слово. Указатель. Не могу перевести… пока оставлю.
После смерти бога ученик взял ягненка и отправился в путь… Интересно, зачем ему понадобился ягненок? Чтобы чем-то питаться по дороге?.. Ладно, поехали дальше… Отыскал Царство Мертвых, а в нем — Источник «мертвой» и «живой воды». Взял от Источника часть и двинулся обратно. Но часть была настолько велика, что он не смог далеко уйти. Опасаясь оставить великую ценность, ученик так и замерз на горе Берлаг.
Я навострила ушки.
Речь идет о глыбе «мертвой воды», обнаруженной в Альпах Ганешем. Через пятьсот лет эту глыбу нашло ЦРУ, которое руководствовалось дневниками алхимика… Хотя я бы не стала называть Ганеша алхимиком. Он, скорее, средневековый археолог…
Итак, место Источника «живой воды» указано, но Ганеш не нашел его. Все потому, что не смог перевести это загадочное слово, из-за которого мучился доктор Энкель и которое долгое время не дает покоя Тому Кларку. Ганеш оставил слово в своих дневниках непереведенным, в собственной транскрипции.
Кажется, Ганеш прочитал слово неправильно!
Думаю, здесь корень не «ур», а «ор» или «ар». Буквы «о» и «а» при произношении иногда подменяют друг друга, но это не важно. Главное, выделен правильный корень. «Ор» или «ар»… Теперь… Корень «ра» в праязыке обозначает «солнце», «свет»… А инверсия, обратное написание его, «ар», имеет противоположное значение: «тьма», «черный»…
Как хочется пить. Губы пересохли. Но не до этого.
Звуки «ф» и «м» в начале и в конце слова можно заменить на «в» и «н». По звучанию они очень похожи. Если к этому добавить «Ар» или «ор», символику черного цвета… Получится…
Ворун… ВОРОН!!
Вот это кренделя! Выходит, действительно именно ворон знает дорогу к Источнику «мертвой» и «живой воды»!
— Ворун… — произнесла я вслух, пытаясь добиться интонаций, заложенных в музыкальных символах слова.
Как только с губ слетел последний звук, я ощутила непонятное движение. Толчок воздуха.
Луч фонарика померк. А может, потемнела сама стена, которую он освещал? Кроме того, мне показалось, что она сдвинулась, вздрогнула. Появился резкий запах, стало трудно дышать, словно я очутилась вдруг на высоте двух тысяч метров. На буквах текста выступили крошечные капли конденсата.
Меня пробрала дрожь. Не хочешь, а поверишь, что слова санскрита имеют магическое значение. Тем более такое древнее, как «ворон», произнесенное с правильными модуляциями, предусмотренными для него древними людьми.
Мне сделалось страшно. Больше не хотелось произносить вслух ни единого слова из надписей на стенах. Неизвестно, какие последствия вызовут мои бормотания, какие силы поднимутся из этого колодца.
Господи! Я говорю, словно героиня из романа-фэнтези. Хочу наверх, к свету, к «ра»!
Метнулась к лестнице, оставшейся от меня метрах в пяти. Скакнула — и услышала, как хрустнул деревянный настил. Основательно так хрустнул. По всей окружности. Трухлявые брусья, вмонтированные в стену и державшие весь помост, ломались, словно спички.
Настил медленно и неотвратимо стал проваливаться вниз. Всем деревянным кольцом.
Лесенка к спасительному выходу оторвалась от настила и повисла в воздухе. Мой единственный шанс!
Прыгая по рушащимся доскам, я не выпускала лестницу из луча света и с ужасом наблюдала, как она уплывает вверх.
Еще шаг… Нижняя ступенька лестницы оказалась так высоко, что нужно было прыгать.
Толчок.
Пальцы поймали ступеньку, ноги болтались над бездной. «Хеклер-Кох» раскачивался на плече, луч его фонарика прыгал по удаляющемуся в темноту настилу. Треск, скрежет и мрак заполнили пространство колодца.
Когда звуки падения стихли, я нервно рассмеялась. Затем подтянулась и забросила правую руку на следующую ступеньку.
Лестница развалилась.
Рейки и брусья ее посыпались на мою голову. Вместе с ними я полетела вниз.
Странно все-таки работает мозг, когда на тебя наезжает автобус или когда у автомобиля на бешеной скорости отваливается колесо и ты летишь в придорожный столб… Я подобных страстей не переживала, но в книжках читала. Так вот, в голову приходят не мысли о том, как спастись от надвигающейся катастрофы, а ерунда всякая.
Когда ступенька развалилась в моих руках, а тело засасывало в пропасть, словно в трубу пылесоса, я размышляла не о том, в какое стойло сгоняют неверующих на том свете.
Я все думала о прочитанном.
«Ворон укажет путь в Царство Мертвых».
В славянской мифологии считалось, что ворон служит проводником душ в загробный мир. А у других народов? Вот, скажем, древнегреческий лодочник Харон. Хмурый субъект, перевозивший усопших через реку Стикс и то же ведь в Царство Мертвых! Выполнял ту же функцию, что и ворон. Не является ли «Харон» еще одним прочтением прелюдийского слова «фурум»? Ворон-Харон…
Все — из одного источника…
На этой мысли меня шваркнуло о стену. Скалолазные инстинкты выживания проснулись мигом. Пальцы раскрылись, словно когти, появившиеся из мягких кошачьих лап. Ноги заскользили по стене в поисках опоры. В один миг из умиротворенного философа я превратилась в машину выживания, цепляющуюся за жизнь, а точнее — за трещинки и пазы.
Помогло то, что развалившаяся лестница находилась почти у самой стены. Будь она на десяток сантиметров дальше — и я увидела бы Царство Мертвых собственными глазами. А пока — извините!
Пистолет-пулемет болтался на плече, фонарик на нем освещал мои пятки и кусок стены под ними. Перед собой же я ничего не видела, темнота заволокла все.
Так и пришлось карабкаться на ощупь, цепляясь кончиками пальцев за края орнамента и просовывая их в щели между камней. Благо далеко улететь не успела.
Выбралась из пролома и упала на холодный, пахнущий плесенью пол. Долго лежала, пытаясь отдышаться. Затем встала и включила подсветку на часах.
Десять утра, без пяти минут!
Осталось два часа. За это время я должна найти гору и ворона, который укажет дорогу, спуститься в Царство Мертвых, отыскать источник. И это при том, что я сейчас знаю не больше, чем в начале своего путешествия. Те же сведения содержались и в сказке про «Ивана-царевича и серого волка», которую рассказал мне Семен Капитонович.
«Ворон укажет путь!»
Замечательная инструкция для поисков волшебного Источника прелюдий!
Где находится эта гора Берлаг, возле которой найдена глыба «мертвой воды»? Понятия не имею… Нужно бежать в библиотеку, перелопачивать тонны краеведческой литературы, чтобы выяснить, как гора называется сейчас. А я даже из собора не знаю как выбраться!
Ладно, выберусь. Сейчас уже ничто меня не волнует…
Кроме времени!..
Вернулась в мастерские. Рваная паутина, свисавшая с потолка и стен, — результат моих предыдущих блужданий. Я снова собрала из нее целое гнездо на своей голове.
Добралась до рычага и рванула его на себя. Створки каменных плит поехали в стороны, впустив в подвал узкую полоску света.
Пора выбираться из собора. Есть два пути — длинный и короткий. Первым я проникла сюда. Вариант имеет следующий вид: через башню на крышу, с нее — на электрический кабель. Нет, слишком долго, да и лезть на крышу нет охоты. Второй путь — короткий, но очень шумный. Выйти через ворота, охраняемые двумя морпехами США. Быстро, но много пальбы.
Однако все решилось еще быстрее, чем я предполагала.
Когда створки плит над каменной лестницей раскрылись достаточно широко, вместо вялого света зала вниз хлынули лучи нескольких мощных фонарей. На какое-то мгновение я ослепла.
Топот многочисленных ног. Лязг оружия.
Все-таки обнаружили меня? Вероятно, заинтересовались шумом из зала… Не найдя потайных кнопок, караулили, ждали.
— Выходи, Скалолазка! — раздался противный голос Бейкера.
Ну уж дудки!
Ослепленная и растерянная, я вскинула ствол и надавила на спусковой крючок. Ориентировалась на звук голоса и пронзительный свет.
Но в магазине оставалось всего три патрона. Обойма ушла на древний замок. Куцая дробь «тук-тук-тук» прозвучала неловко и виновато. Зато в ответ полился такой град, что я едва успела рухнуть на пол.
Попутно дернула рычаг.
Створки поехали навстречу друг другу.
В просвет между сдвигающимися плитами просунулись стволы, изрыгая пули. Маленькие свинцовые осы носились по каменному подвалу. Без конца рикошетили от стен, не находя выхода. Рвали в пух паутину, дробили дубовый стол и гравюры… Кто-то бросил гранату. Я слышала, как она прыгала по ступенькам, затем металлический цокот растворился в грохоте выстрелов. Но ненадолго.
Граната рванула. Огромный дубовый стол взлетел к потолку, ударился об него и рухнул кусками. Основную часть осколков он принял на себя, и я была этому несказанно рада. Грохот стоял такой, что если бы я вовремя не сдавила уши ладонями, мои барабанные перепонки так бы и лопнули.
Тем временем щель между плитами сузилась до ширины полоски скотча. Выстрелы прекратились. Несколько прикладов попытались помешать каменным плитам сомкнуться. Парни наверху не желали вновь оказаться перед закрытым тайником. Пусть у них не хватило мозгов обнаружить кнопки, зато хоть отбавляй мужества на маленькую войну с русской девушкой.
Увы.
Плиты сомкнулись, словно между ними ничего не было. Приклады разлетелись в щепки, попав под многотонный пресс.
Темнота окружила меня.
— Дьявол! — воскликнула я.
Фонарик, как назло, потух. Неужели батарейки сели?
Хлопнула по нему ладонью. Он не зажегся, но в ответ на мой хлопок послышался тяжелый удар сверху.
Еще один.
Бейкер сотоварищи пытался раздвинуть плиты. Много времени на это им не понадобится. Часа два — не больше. Теперь они знают, где искать. Привезут отбойные молотки и раздолбят плиты, какими бы мощными те ни были. Любую вещь, построенную одним человеком, другой человек может запросто разрушить.
Два часа. Почти столько времени у меня остается, чтобы обнаружить «живую воду» для Верочки. Двадцать минут назад, сидя в бездонном колодце, я и в самом деле думала, что смогу это сделать. Мечты, мечты…
Конечно, могу сама раскрыть створки. Вновь дернуть за рычаг ничего не стоит. Но в холодном подвале без пищи и воды мне гораздо комфортнее, чем в мясницких руках Бейкера. Тогда на Крите мерзавцу досталось от меня по заслугам. Теперь в нем столько злости, что в венах уже течет не кровь, а серная кислота.
Удары сверху не прекращались. Я схватила пистолет-пулемет за ствол и со злостью запустила в темноту. Он загремел по каменному полу, и фонарик внезапно выплюнул луч света.
Некоторое время я сидела на полу не двигаясь. Тупые дятлы над головой продолжали долбить в каменные плиты. Наконец поднялась и пошла к тому месту, которое высветил фонарь.
— Не все так отрицательно, — промолвила я.
Отважный вояка, который бросил в подвал гранату, оказал мне великую услугу. Зачем он это сделал, наверное, не знает и сам. Когда все начали стрелять, что-то сдвинулось у него в голове. Вообразил себя в окопе, отбивающимся от ненавистных врагов.
…Взрыв разрушил часть стены. Только теперь я обратила внимание на кирпичную кладку одной из стен, отличавшихся от трех остальных. Обвалившиеся кирпичи скрывали потайной ход. Кто-то заложил его — то ли за ненадобностью, то ли желая отгородиться от внешнего мира.
Я подняла «Хеклер-Кох» и посветила в проход.
Узкий и низкий коридор уводил в темноту. Не раздумывая, двинулась по нему.
Ход постоянно сужался. Сначала я шла нагнув голову, затем склонившись, затем ползла на коленках. Но меня это не беспокоило. Лишь бы коридор вел из подвалов Хофкирхе. Подальше от Бейкера, который обязательно вскроет плиты — не ради поисков «живой воды». Прежде всего чтобы выпотрошить меня, как индюшку.
Проход наполовину завалило землей, осыпавшейся сверху. Я уже ползла, совершенно не представляя, какое расстояние преодолела. Быть может, двадцать метров, а может, километр. Во мне неожиданно открылось сознание земляного червя. Основной принцип существования — лишь бы не застрять!
С этим кавардаком в голове я выбралась в полуразрушенный склеп.
Вы не представляете, как мало нужно человеку для счастья! Только-то после блужданий по темным подвалам очутиться в уютном могильнике! Радость захлестнула меня, когда я наткнулась на высушенную мумию старухи, лицо которой озарял солнечный свет, пробивавшийся сквозь пыльные оконца.
Я отворила дверь и, пытаясь держаться степенно и независимо, вышла из склепа.
Подземный ход вывел на то самое кладбище, которое мне пришлось обойти, чтобы пробраться в Хофкирхе. Кажется, где-то здесь и охранники стояли. Ну, точно! Вон же они! Превратились в манекены, глядя на меня. Такие же пустые лица.
Какое-то время охранникам потребуется, чтобы прийти в себя. Непросто сохранить рассудок, когда в ясный солнечный день из древнего склепа выбирается нечто худое, пыльное, обтянутое паутиной. Весьма похожее на мумию, которую вы никогда не видели, но почему-то прекрасно знаете, как она выглядеть должна.
Пока охранники соревновались в игре «Сделай глупое лицо», я дала деру. Припустила между могильных камней по лужайке. Добежав до деревьев, оглянулась.
Охранники пришли в себя, выйдя из ступора. Один уже несся за мной, придерживая автоматический пистолет под мышкой. Второй выхватил из кармана рацию и что-то быстро в нее лепетал.
Я кинулась в рощу. Пролетела ее мухой. Знаете ли, очень резво бежишь, когда за спиной человек с автоматическим пистолетом, получивший приказ стрелять без предупреждения. Мигом перескочила через высокий забор и вылетела на улицу.
Несколько мгновений потребовалось, чтобы сориентироваться. Кажется, я на Ходденштрассе. Чтобы добраться до площади, нужно повернуть направо — вот на эту симпатичную улочку со средневековыми домиками.
Я бежала по улице, сшибая прохожих, а следом тащился целый шлейф паутины. Ветер обдувал с меня подвальную пыль, и она клубилась за спиной облаком, создавая иллюзию, что я рассыпаюсь от старости. Мой преследователь задержался возле забора. Ему не удалось, как мне, ловко преодолеть препятствие — морпех едва не повис на острых пиках ограды.
Только бы добраться до «ауди». Скоро люди Бейкера оцепят улицы, шугая туристов и местных полицейских. Но есть еще время, чтобы уйти от ЦРУ. Автомобиль они не знают. Чтобы вычислить меня, придется поставить на уши весь курорт.
Я вылетела на площадь. Сразу в глаза бросилась одна неприятная вещь. Просто страшная! Перечеркивавшая мои планы напрочь. Я такого даже вообразить не могла!
Два бритых субъекта угоняли мою машину.
Я видела силуэты, копошившиеся в салоне «ауди». Из выхлопной трубы вырывались пары отработанных газов. Уже и двигатель завели!
У меня за спиной — целая армия мечтающих расправиться с маленькой русской переводчицей. А тут два подонка угоняют мою машину! Единственную надежду на спасение из смыкающихся клешней… Конечно, это не совсем моя машина. Но передо мной встала острая необходимость добраться до Люцерна, чтобы вернуть одному мальчику его маму. А им чего нужно? Завладеть роскошной игрушкой?!
Самое главное — в автомобиле находится Верочка!!
— Стойте! — заорала я на всю площадь, вскинув пустой пистолет.
Люди, только косившиеся на меня до этого, сейчас и вовсе шарахнулись в стороны. Некоторые степенные туристы в ужасе подняли вверх руки, готовые сдаться непонятно кому. Не ожидали столкнуться с террористами на тихом, умиротворенном курорте.
Парни в автомобиле тоже заметили меня. Но не ринулись в страхе из машины, на что я рассчитывала. Наоборот, заторопились. Я бросилась к ним, пылая ненавистью.
До автомобиля метров пятьдесят… Летела по площади, вкладывая последние силы в рывок. «Ауди» покатилась назад, покидая парковочное место.
Я задыхалась. Дыхание сбилось совершенно.
«Ауди» тронулась.
До нее осталось всего ничего! Жалкие десять метров!
Но дело в том, что автомобили такого класса разгоняются до ста километров в час быстрее, чем ты понимаешь, что невезение — твой рок.
«Ауди» сорвалась с места и помчалась по проспекту. Я остановилась между двух черных следов, оставленных на асфальте ее покрышками.
Замершая площадь наблюдала за мной. Грязная майка, спутанные волосы, на плече — автоматический пистолет… Я не обращала внимания на автомобили, которые отчаянно сигналили и объезжали меня. Я обреченно смотрела вдоль Цюрих-штрассе.
Безнадежность и усталость овладели мною посреди оживленного проспекта. Но лишь на какие-то мгновения. Вероятно, пауза была необходима, чтобы дать телу и мозгу короткую передышку. Нет, использованы далеко не все резервы.
По встречной полосе летел мотоциклист. Я перегородила ему путь, совершенно не думая об опасности попасть под колеса. Выставила вперед ладонь, призывая его остановиться. «Хеклер-Кох» покачивался на плече, отчетливо различимый. Мотоциклист затормозил так резко, что из-под покрышек повалил черный дым, а уши заложил мерзкий скрежет. Не доехав самую малость до меня, он не удержался и рухнул на асфальт.
— Это ненадолго, — пообещала я, поднимая рокочущий «Судзуки».
Сиденье удобное, только поднято высоко. Прямо лежишь на руле.
— Как скорости переключаются? — спросила я. Мотоциклист безмолвно указал на рычаг возле правой ноги.
— Ага, — произнесла я и отпустила сцепление.
«Судзуки» стартовал настолько резво, что пришлось пожалеть о забытом второпях мотоциклетном шлеме.
В отличие от четырехколесных средств передвижения, двухколесные мне подчиняются. Этот парадокс, возможно, объясняется тем, что детство я провела в седле велосипеда. Случалось и по лестницам съезжать, и с обрывов в речку прыгать. После велосипеда два года пользовалась «Уралом» Александра Ивановича, нашего соседа по даче. Так что двухколесные игрушки в принципе не проблема. Нужно только найти, куда зажигание воткнула.
Мотоцикл отличался от велосипеда в первую очередь скоростью. Я это почувствовала, пролетая по узким улицам Люцерна подобно гоночному болиду. Автомобили продолжали сигналить, когда я обходила их справа, слева, когда вырывалась на встречную полосу. Ветер хлестал с такой силой, словно хотел разорвать. Да, зря не забрала шлем у хозяина «Судзуки». Зачем он ему без мотоцикла?!
Выехала на небольшую улочку, поднимавшуюся в гору. На середине подъема обнаружила знакомую темно-синюю крышу. Автомашин скопилось прилично, движение застопорилось. Я не замедлила воспользоваться этим.
Повернула мотоцикл в сторону тротуара. Переезжая через бордюр, «Судзуки» подпрыгнул, как взбрыкнувший жеребец.
Помчалась по тротуару. Люди отскакивали в стороны, словно кегли боулинга. Кто в кусты, кто на стойку с газетами, кто в двери, из которых только что вышел. Возле бара «Лебединый» разметала виниловые столики и стулья. Дальше дорогу перегородил шалашик рекламного плаката. Подняв переднее колесо, смяла его. Что поделать? Мешал, а объезжать не было времени.
Краем глаза следила за темно-синей крышей. Она от меня уже через машину.
Спортивный «лотус-эсприт» обладал такими обтекаемыми формами и столь низкой посадкой, что мне удалось с тротуара въехать прямо на его капот.
Агрессивное заднее колесо «Судзуки» продавило крышку моторного отсека. Водитель в страхе вывалился из салона, когда я направила «Судзуки» на крышу роскошного болида.
Короткий резкий разгон — почувствовала себя истребителем на палубе авианосца!
Прыжок, от которого похолодело в животе. Короткий полет.
Приземлилась на крышу «ауди», фактически врезалась в нее. Автомобиль вздрогнул от удара, взорвалось заднее стекло.
Мотоцикл накренился, колеса соскользнули.
Спешно отпустила руль. «Судзуки» перевернулся в воздухе и грохнулся на капот «ауди». Я скатилась с другой стороны. Упала на асфальт, быстро поднялась.
Бритоголовые угонщики были настолько ошарашены, что с трудом повернулись ко мне, когда я распахнула водительскую дверь.
— Ты что, девка?! — выдал тот, который находился на сиденье водителя. — Очумела, что ли? А ну пошла прочь!
— Вы угнали чужую машину.
— Это наша машина. Иди отсюда!
Я залепила ему затрещину. Получилось мощно — голова угонщика почтительно кивнула.
— Быстро выметайтесь! У меня очень мало времени.
— Серега! — вдруг сказал второй угонщик по-русски. — Дави на газ! Раздави ноги этой стерве!
— СТЕРВЕ! — взревела я. Парни подпрыгнули при звуках русской речи. — Я вам сейчас такую СТЕРВУ покажу! Всю жизнь икать будете!
И принялась молотить водителя, срывая на нем свой гнев — за угнанную «ауди», за Бейкера, за дефицит времени… Парень пытался сопротивляться: достал откуда-то железный прут и успел шлепнуть меня по ребрам. В ответ получил такой удар по шее, что у него перекосило челюсть. Второй собирался вылезти и помочь товарищу, тогда я наконец достала из-за спины «Хеклер-Кох», который угонщики, наверное, плохо видели.
— Кажется, ребята, вы вообще не разбираетесь, чью машину можно угонять, а чью — нельзя!
— Вы кто? — пролепетал избитый водитель.
— На вашем месте я бы заглянула на заднее сиденье.
Мертвые Верочкины ноги произвели на угонщиков самое внушительное впечатление.
— Наемная убийца! — заорал один из них. Я не стала их разубеждать. Бритоголовые вывалились из автомобиля и почесали — один вниз по улице, другой — вверх. И там, в верхней части улицы, я заметила кое-что.
Посмотрела на разряженный пистолет-пулемет в своей руке и со злостью швырнула его на асфальт. Затем села в машину, громко хлопнула дверью, выплескивая последние капли гнева.
Цепочки людей в черных пиджаках спускались по обеим сторонам улицы. Одиночки пробирались между застрявшими в пробке автомобилями. Несколько человек устроились на крышах домов, сверкая стеклами прицельной оптики. Окружали меня неспешно и уверенно. Увидела я и ненавистного Джона Бейкера. Вышагивал он надменно, презрительно глядя на опешивших прохожих. Шрамы на черепе смотрелись внушительно. В опущенной руке покачивалось страшное мачете.
Недолго музыка играла.
Американец собирался расправиться со мной открыто. На глазах у жителей города и туристов.
Вытащила из кармана сотовый. Другого выхода не оставалось.
— Соедините меня с Кларком, — сказала я в трубку.
— С кем? — удивился женский голос. — Это «горячая линия» помощи австрийским домохозяйкам. Мы поможем…
— С Кларком, с Левиафаном, с человеком, который откликается на фразу про артишоки и морских улиток, горчица вам в торт!
Бейкер обошел капот и неспешно приближался к дверце водителя. Вонзил кончик лезвия в правое крыло автомобиля и вел по нему, оставляя уродливую царапину. Пронзительный скрип металла заставлял меня морщиться.
— Кто это? — раздался в трубке голос Кларка — на этот раз без модулятора.
— Это Скалолазка, Левиафан! Я знаю, как переводится «фурум»!
Кларк не ответил.
Бейкер уже приблизился к зеркальцу, глядя на меня через лобовое стекло. Пустые глаза, полная отрешенность во взгляде. Ни гнева, ни ярости.
— Мне не нужен Источник! — быстро заговорила я в трубку. — Мне нужно только оживить подругу. Осталось два часа, Кларк! Я знаю, как переводится «фурум», я отыщу для вас «живую воду», и она станет вашей. Взамен прошу возможности оживить Верочку!
Американец с проломленной головой взялся за дверную ручку. Я мигом покрылась колючими мурашками.
— Вы слышите, Кларк?! Бейкер сейчас убьет меня, и вы никогда не узнаете, где искать «красного льва»!
Тишина в трубке. Бейкер открыл дверь, мягко щелкнул механизм запора.
— Дайте его…
Я повернулась к убийце и протянула трубку. Бесцветные глаза вопросительно глянули на меня.
— Это вас, — пояснила я.
Бейкер взял телефон, поднес к уху и услышал, наверное, всего одну фразу. После чего бросил трубку. Выронил, словно обертку от мороженого или использованный носовой платок. Совершенно не изменился в лице. Мне показалось, что он не понял слов, которые сказал ему Кларк.
А может быть, Бейкер получил приказ все-таки убить меня?
Ярость неожиданно исказила его лицо. Я ждала именно этого, ждала раньше. Все же внезапный эмоциональный всплеск напугал до судорог.
Он схватил меня за волосы, вытащил из машины. Рука с мачете взлетела к небесам.
Я закричала.
Бейкер опустил руку. Лезвие рассекло воздух со свистом.
