Глава 3
Галерея вайденхофа
Не теряя времени, помогла человеку подняться и запихнула его на заднее сиденье «тойоты». Сама села за руль — только меня и видели.
Ну и дела! Тот самый мужик, с которым должен был встретиться Энкель на приеме! Важный источник информации. А я засадила ему коленом в пах…
По пандусам вылетела на автобан, который вел… Не знаю, куда он вел. В принципе, чтобы узнать это, есть дорожные знаки, но когда я за рулем — не успеваю на них смотреть. Моя манера езды, очевидно, нравилась немцам, поэтому они спешно уступали мне дорогу и позволяли выполнять любые обгоны и перестроения.
Человек на заднем сиденье пошевелился. Я глянула на него в зеркальце. Он глубоко дышал и почему-то держался за лицо, а не за мошонку.
— За нами нет погони? — спросил он, убрав ладони с глаз.
— А что, должна быть?
— Вполне. Меня преследуют не меньше, чем вас.
— Простите меня, — сказала я.
— Ничего, — произнес он после паузы. Кажется, осмотрев предварительно свои штаны. — Поставленный у вас удар.
— Я полагала, что вы — один из них.
— Так и есть.
«Тойота» выполнила бешеный зигзаг, заставив белый фургон с надписью «Телесети», который следовал законно по крайней правой полосе, выскочить на обочину и скользнуть бортом по ограждению. Послышался визг скребущего металла.
Когда машина вновь подчинилась мне, мой попутчик подал голос:
— Вы чем-то обижены на жизнь?
— А в чем дело?
— Ведете машину так, словно собираетесь распрощаться с грешным миром.
— Вожу, как умею.
— Тогда, может быть, поменяемся местами?
— Травма уже не беспокоит?
Он сглотнул.
— …Мне полегче.
Я прижалась к обочине, едва не воткнувшись в столб. Перелезла на сиденье пассажира, а мужчина занял водительское кресло.
Теперь я смогла разглядеть его. На вид лет сорок, однако волосы остались только на висках и на затылке. Лицо блеклое, невзрачное. Выделялись только глаза — такие же серые, как у Бейкера, но не садистские, нет. Внимательные, чуткие. И какие-то усталые.
— Меня зовут Дуглас Чедвик, — представился он.
Чедвик, Чедвик… Где-то я слышала эту фамилию… Ну точно! Все сходится! Она имелась на рамке гравюры, которую я нашла в подводной лаборатории. Надпись гласила: «Другу Чедвику от Клауса Энкеля».
— Как вас зовут? — спросил он.
— Меня? Элеонора Рузвельт.
— Неправда. Вы — Алена Овчинникова, русская скалолазка и переводчица.
— Значит, вы один из них? — спросила я, ткнув пальцем назад, в сторону аэропорта. — А почему до вас не довели приказ о моем немедленном уничтожении?
— Я ушел из спецотдела «Мгла».
— Что, просто сказали Кларку — ну, типа надоело мне с вами, ребята. Скучная работа: беготня, стрельба, убийства невинных граждан… Пора найти занятие повеселее… Неужто вас отпустили?
— Трудно заставить человека работать, когда в сгоревшем автомобиле находишь только его обугленный труп, — произнес он без тени улыбки.
— А на моей работе, в архиве, чтобы уволиться, достаточно просто написать заявление.
— У меня вредные условия работы.
Пусть вам не покажется излишней моя ирония. С замиранием сердца я ловила каждое его слово. Дуглас Чедвик — человек, который работал в спецотделе Левиафана! Его знания — серьезная подмога в моих поисках. Какая удача, что он вышел на меня.
— И какая же кошка пробежала между вами и Кларком?
Чедвик не ответил, только быстро глянул на меня. Я смутилась и уставилась на дорогу, наматывая прядь волос на указательный палец.
— Значит, вы собирались встретиться с доктором Энкелем на приеме у Анри?
— Я задержался. Приехал поздно, когда Энкель был уже мертв. Видел, как вы тащили раненого этнографа и мужественно противостояли двум жандармам.
— Энкель принес «мертвую воду» на прием, чтобы передать вам?
— Да. Я договорился с исследовательским центром в Юлихе об изучении ее. Мы с Энкелем надеялись определить структуру «мертвой воды», хотя это невероятно сложно. Вы, наверное, уже знаете, что она — удивительный эликсир. Энкель использовал ее в своей клинике и получил поразительные результаты на костных тканях. Тяжелейшие переломы срастались с невероятной скоростью… На основе этого вещества можно получить волшебные лекарства, его нужно изучать. А Левиафан в новозеландской лаборатории лишь ставил омерзительные опыты. Как быстро убивает «мертвая вода»? Сколько капель нужно, чтобы получить алмаз весом в пятьсот карат?.. Предполагалось использование «воды» для разработки нового поколения бактериологического оружия. Только представьте: маленький дождик — и никаких следов от целой армии. Один пепел. Ни раненых, ни трупов.
— Как Энкель попал в лабораторию?
— Ему предложили контракт как одному из лучших биохимиков мира. Пообещали много денег… Энкелю удалось унести немного «мертвой воды» во время переполоха, когда произошел взрыв.
— Вы причастны к этому взрыву?
— Нет. К тому времени мне уже пришлось устроить собственные похороны. Не ведаю, что там случилось. Клаус тоже не знал. Но быстро сориентировался и спрятал несколько кубиков вещества. Так как лаборатория была разрушена, «мертвой воды» сохранились буквально капли. Их эвакуировали, проект заморозили, ученых распустили по домам. Под страхом смерти запретили разглашать информацию об исследованиях.
— Выходит, доктор Энкель погиб за то, что пытался исследовать «мертвую воду» в мирных целых?
— Знаете, каковы основные лозунги «Мглы»? «Прогресс — только для Америки!», «США — номер один в мире!». Крайний эгоизм и цинизм организации — вот одна из причин, почему я ушел оттуда. Правда, не основная…
Мы пронеслись под мостом. Его тень мелькнула над нами, подобно летящей птице. После услышанного эта тень показалась ледяным лезвием. Словно призрак огромной, мрачной фигуры надвинулся на Европу.
— Чем занимается спецотдел?
— Изначально он был создан, чтобы отрезать доступ террористов к ядерному и химическому оружию, а также к новейшим технологиям в области физики, химии, компьютеров, медицины. Разведка, контроль, предупреждение. Но чем занимается отдел и кто в его штате, какие люди задействованы в агентурной сети и кому платятся деньги, не знает никто, кроме Кларка.
— То есть неизвестно, кто чем занимается конкретно?
— И поисками древних мифических артефактов тоже. Представители отдела участвуют в археологических раскопках по всему свету. Я слышал и о нашем интересе в разработке минералов в Южной Америке. Слышал о генетических экспериментах в малазийских биохимических лабораториях… Опыты с «мертвой водой» велись в новозеландской лаборатории.
— Бейкер убил мою подругу, — сказала я. Позади нас послышался басовитый гудок. — Я должна к завтрашнему полудню найти «живую воду».
— Боюсь, у вас ничего не выйдет. Левиафан вот уже восемь лет ищет ее.
— Но ведь он нашел «воду мертвую»!
— Это не он, а Ганеш.
— Вам знакома легенда о Ганеше?
— Мне посчастливилось увидеть перевод с латыни.
— О чем там говорится?
Он замолчал, глядя на скопление автомобилей впереди. Затем посмотрел по сторонам. Остановил «тойоту», едва не ткнувшись капотом автомобиля в номерной знак стоявшего впереди пикапа. Я тоже повертела головой. Справа и слева нас стиснули полированные борта. Прижались так тесно, что невозможно было открыть двери.
Мы застряли в пробке.
— Вот некстати! — произнесла я. — Итак времени у меня практически нет!
Пробка, похоже, образовалась надолго. У пикапа впереди отсутствовало заднее стекло, его затенял фанерный щит.
Дуглас Чедвик, отставной агент спецотдела Кларка, почему-то уставился на номерной знак пикапа. А я выглядывала в боковое окно. Пыталась определить, если приоткрою дверцу, смогу ли «протечь» через щель? Пришла к выводу, что нет. Зажали плотно…
— Номер поддельный! — воскликнул Чедвик.
— Что? — не поняла я, все еще прикидывая, как лучше выбраться отсюда. А в следующую секунду я забыла обо всем, потому что щит на пикапе отодвинулся и в амбразуре появился араб с гранатометом.
От неожиданности я потеряла дар речи. Хотела предупредить Чедвика об опасности, но он и сам все прекрасно видел. А из моего рта неслось какое-то дебильное блеяние.
Между тем араб улыбнулся щербатым ртом и поднял гранатомет, направив конус реактивного снаряда прямо в нас.
Из машины не выбраться. Двери не открыть. Вертикальным взлетом «тойоты» не оснащают. Пока опущу стекло, араб разрядит свою штуковину, и тогда вертикальный взлет нам обеспечен, несмотря на непредусмотрительность конструкторов.
— На пол! — закричал Чедвик, но я не шелохнулась. Отчасти потому, что не понимала, как можно спрятаться на полу от гранаты, прошибающей восьмидесятимиллиметровую броню танка и устраивающей внутри него мартеновскую печь. Отчасти потому, что проклятый страх парализовал тело.
Я сидела на месте и не могла отвести взгляд от скалившегося араба. Тот положил палец на спусковой крючок. Его намерение наконец дошло до меня, и я запоздало завопила:
— Там араб с гранатометом!
Два выстрела оглушили меня. Салон заполнили пороховые газы.
Я едва успела прикрыть лицо. Осколки, словно мелкие ледышки, исполосовали левую руку.
Лобовое стекло превратилось в паутину с дырой возле того места, где находился пистолет Чедвика. Сквозь мозаику трещин я увидела, что лицо араба превратилось в клюквенный торт.
Он упал, дернув стрелу гранатомета.
И выпустил ракету в крышу собственного салона!
Вот сейчас мы с Чедвиком упали на пол. Оба, без церемоний.
Честно скажу: не видела, как взорвался пикап. Уткнулась носом в пластиковую решетку воздуховодов отопителя. Нашу «тойоту» тряхнуло, словно окрестности Мюнхена настиг толчок десятибалльного землетрясения.
С глухим звоном вылетели стекла. Все до единого. Крышу едва не снесло, она жалобно скрипнула. Над спиной пронесся жаркий драконий выдох.
Рядом надрывно загудел чей-то клаксон, следом на крышу и кузов посыпались обгорелые обломки пикапа.
Дуглас распрямился первым, когда еще падали обломки. Глянул направо и проворно выскочил через лобовое окно, с его плеч и волос сыпались осколки стекол. Встал на капот и повернулся лицом ко мне.
За спиной его гудело пламя, пожиравшее остов пикапа.
— Быстро! Из машины! — крикнул он и прыгнул на крышу соседнего авто.
Нащупав безвольной рукой сумку, я наполовину вылезла из бокового окна. Неудобно в тесной юбке такими вещами заниматься. Хотя мой бывший муж говорил, что самое неудобное на свете — попадать в писсуар, который находится на уровне твоего пупка… Вытащила сумку и бросила ее на крышу.
Рядом грянул выстрел. Еще один. Это Дуглас палил с крыши соседней машины. Я уже высунула одну ногу и собиралась освободить другую, когда заметила в автомобиле рядом еще две арабские физиономии.
Арабы смотрели на меня выпученными глазами, а их руки сжимали автоматы Калашникова.
— Как все отрицательно, — пробормотала я. Над головой мелькнула тень, и на капот автомобиля с бандитами приземлился Дуглас. Смуглолицые стали поворачивать стволы в его сторону, но автомат Калашникова слишком неудобная штука для тесного пространства салона.
Невысокий Чедвик в одну секунду разрядил магазин своего пистолета, закрываясь от летящих во все стороны осколков.
Кровь брызнула на стекла, она выглядела не совсем натурально — то есть не так, как показывают в фильмах. Вот ведь до чего довел Голливуд своими спецэффектами! Даже настоящая кровь кажется фальшивкой.
Невзрачный, плешивый, напоминавший колхозного агронома, бывший агент по имени Дуглас Чедвик, который только что расправился не менее чем с пятью серьезными боевиками, протянул мне руку и помог взобраться на расстрелянный автомобиль.
— Это охотились за мной, не за вами, — сказал он. — Извините за неудобства.
Пламя рядом с нами ревело.
— Да, чтобы уволиться с вашей работы, пожалуй, мало написать заявление, — произнесла я, глядя сквозь пролом лобового стекла на лицо боевика с дырой вместо глаза.
Не ответив, Чедвик дернул меня за руку.
— Быстрее отсюда!
Мы запрыгали по крышам застрявших в пробке автомобилей. Никто не посмел сказать нам и слова. Люди в машинах затаились и притихли. Взрыв и последовавшая перестрелка заставляют задуматься о бренном и вечном. Ну и, конечно, не располагал к дискуссиям пистолет в руке Чедвика.
Добравшись до обочины, Дуглас не стал перебираться через бетонный бортик ограждения, а побежал вдоль ряда машин. Я старалась не отставать от него. Вскоре мы оказались так далеко от места событий, что люди уже высовывались из машин и спрашивали нас о случившемся.
Затор возник из-за огромного фургона с прицепом, который раскорячился посреди дороги, перегородив целых четыре полосы. Лишь по одной полосе машины выбирались из тупика. Именно там Чедвик остановил пятисотый «мерседес» и, подкрепляя слова пистолетом, приказал водителю освободить салон. Тот особо не возражал, попросил только, чтобы мы как можно серьезнее покалечили машину, поскольку это «мерседес» шефа.
Мы прыгнули в роскошный салон, Чедвик надавил на газ. Мощный автомобиль полетел по свободному от транспорта автобану быстро, уверенно, величаво.
— У вас проблемы с арабами? — спросила я, вытаскивая стекла из левой руки.
— Нет, с Левиафаном. Он узнал, что я еще жив. Но ему сейчас некогда. Иначе бы от меня давно ничего не осталось.
— А при чем тут арабы? — Я потянулась назад и достала аптечку.
— Спецотдел располагает подготовленными оперативниками, способными проводить операции любой сложности, но предпочитает обходиться наемниками. Так проще, да и в случае провала можно все свалить на них, а самим оставаться белыми и пушистыми… Арабские террористы дешевы, опытны, обладают собственными базами, квартирами и явками. Кроме того, никто и никогда не подумает, что они действуют в интересах американцев. Они и сами об этом не догадываются.
— Вот черт! — пробормотала я.
— Точнее, шайтан, — поправил Чедвик.
Я плеснула йод на комок ватки и приготовилась прижечь раны.
— Вы сказали, что читали перевод «Жизнеописания Ганеша»… Ой-ой-ой!
Кажется, перестаралась. Спирт впился в мою рученьку, будто клыками.
— Что вас интересует?
— Как найти «живую воду», — процедила я сквозь зубы, прижимая ватку к ранам.
— Этого там не сказано. Алхимик искал ее, но найти не успел. Его отправили на костер.
— Тогда где Кларк… обнаружил «мертвую воду»?
— В Альпах. В дневниках алхимика указано точное место.
Комок ваты соскользнул в самую глубокую рану. Я получила такой спектр незабываемых ощущений, как если бы прижалась к раскаленной кочерге. У меня аж круги пошли перед глазами.
Чедвик заметил мои страдания и произнес:
— Вам необходимо наложить швы. Не то могут остаться шрамы.
— Шрамы украшают скалолаза, — ответила я, лепя на раны полоски лейкопластыря. В совокупности они образовали на предплечье слово на арабском. Что-то вроде «саиба», но без пары завитков. — Что же получается? — спросила я, наклеив последние две полоски только для того, чтобы завершить арабскую вязь. — Алхимик не выделил «черного льва» химическим способом, а попросту отыскал его в Альпах?
— Именно. Нашел. Откопал, словно заправский геолог. «Мертвая вода» хранилась в глыбе льда. Ганеш обнаружил описание ее местонахождения в каких-то древних текстах. Руководствуясь «Жизнеописанием», археологи Кларка перелопатили весь ледник и извлекли-таки темную ледяную глыбу.
— Где ее нашли?
— Не знаю, честное слово. Я не занимался поиском «мертвой воды», был подключен к проекту уже после находки…
— Они пробовали искать «живую воду» в окрестностях? Ведь откуда-то взялась черная глыба!
— Перекопали все горы вокруг. Местные жители даже дали им прозвище «Искатели воздуха»… Ни следа.
— А что означает слово «FURUM»?
— В «Жизнеописании» оно приведено без привязки к чему-либо. Но археологи Кларка и сам Кларк считают, что «FURUM» — слово из древних текстов, которые переводил Ганеш. Оно указывает место, где находится источник.
— Источник, из которого течет «живая» и «мертвая» вода?
Дуглас Чедвик оторвался от дороги и посмотрел на меня серыми блеклыми глазами. Оказывается, у него распорота левая щека.
— Именно так говорится в легендах. Источник… находится в Царстве Мертвых, и только некоторые птицы знают, как добраться туда.
— Ворон?
— Ворон — больше остальных. Издревле считалось, что эта птица является проводником душ в Царство Мертвых.
В салоне повисла тишина, слышался лишь рокот двигателя «мерседеса».
— Найдены ли рукописи, которые переводил Ганеш?
— Нет. Как раз они и являются основной целью Кларка в настоящее время. Также неизвестно — кем, а главное — ГДЕ был найден оригинал «Жизнеописания Ганеша», опубликованный в 1819 году.
— Спецотдел ищет там, где жил и погиб Ганеш?
— Да. Но где точно — я опять же не знаю. Левиафан окутал поиски завесой тайны. Даже находясь в штате спецотдела, трудно получить информацию. А сейчас она мне практически недоступна.
— Кстати, почему Кларка называют Левиафаном?
— Никто не знает, откуда пошло это прозвище. Как никто не видел — что Кларк скрывает под своей черной водолазкой… Видите ли, Алена, личность Кларка окружает ореол секретности. Он обладает непонятной силой.
— Какой силой? — удивилась я, вспоминая животный магнетизм, исходивший от Левиафана. Неужели Дуглас имеет в виду именно это?
— Не ведаю, что это за сила, — ответил Чедвик растерянно. Я смотрела на него и не могла поверить, что еще десять минут назад он давил каблуками капот «пежо» и расстреливал через лобовое стекло вооруженных арабов. — Перед тем как подстроить собственную автокатастрофу, я укрыл жену в надежном месте. В небольшом забытом домике вдалеке от города. Кроме меня, о нем никто не знал. Никто! Телефона там не было, Элеонора даже при желании не могла позвонить ни матери, ни кому-либо из друзей. Ее невозможно было там найти… Я уехал ненадолго, чтобы устроить «прощальное рандеву». Когда вернулся, дом стоял таким же, каким я оставил его. Только в окнах — ни единого стекла. Их словно взрывом вынесло, как в «тойоте» десять минут назад. Трава в радиусе десяти метров была выжжена ровным кругом. Дом опустел, хотя вещи лежали на местах… Моя жена исчезла. Будто испарилась. Все осталось — заколки, сумочка, косметика, — а самой ее нигде не было. Я не нашел ни намека на то, что произошло. Только в ванной обнаружил нечто непонятное… Глядя в зеркало, я увидел на противоположной стене надпись. Большие рваные буквы, намалеванные синей краской. Она гласила: «не заигрывай с молохом». Странная фраза, не правда ли?.. Эти слова Кларк сказал мне однажды. Я так и не понял, что они означают, но не это важно… На самом деле никакой надписи на стене не было! Она отражалась только в зеркале.
Сделалось зябко. Я дотронулась до кнопки кондиционера, чтобы выключить его. Но он и так не работал.
Чедвик резко свернул с дороги, проехал метров пятьдесят, сделал еще поворот. Мы оказались в темном еловом лесу. Дуглас открыл дверь и вышел из машины. Я последовала за ним.
— Вы спрашиваете, почему его называют Левиафаном? — спросил Чедвик. — Поэтому и называют! Кларк похитил мою жену. Даже не представляю — как! Где она теперь? Что он с ней сделал? Жива она или нет? Не знаю… Безызвестность хуже всего. Зато я уверен, что очень хочу убить Кларка.
Я вдавила каблуком еловую шишку в землю. Получилась неплохая могилка.
— Куда вы теперь? — спросила я.
— Вы не обидитесь, если я не скажу?
— Обижусь, — призналась откровенно. — Надеялась, что вы мне поможете в поисках «живой воды»!
Чедвик немного ожил после своего жуткого рассказа. Едва заметно улыбнулся.
— Первым делом мне необходимо скрыться от арабов. Вы же не хотите, чтобы они увязались и за вами?
— Нет, конечно. Это еще больше усложнит и без того неразрешимую головоломку.
— Я дам вам схему, как связаться со мной на случай чего… Есть маленькая просьба. Если вы что-то узнаете о Кларке, о его местонахождении или о любой другой мелочи, связанной с ним, пожалуйста, сообщите.
— Мне совершенно не хочется контактировать с Кларком, — ответила я. — Уверена, что подобный контакт станет последним в моей жизни. Тем не менее, если что-то узнаю, обязательно вам позвоню.
— Хорошо. Чтобы связаться со мной, сделаете следующее. Наберете вот этот номер… — Он протянул карточку, на которой авторучкой был выведен десяток цифр. — Попадете на «горячую линию» австрийских домохозяек «В помощь на кухне».
— «В помощь на кухне», — повторила я.
— Спросите: в артишоках, фаршированных улитками, можно ли использовать речных улиток вместо морских? Вам предложат подождать, затем, если ответят «нет», я вам перезвоню через несколько минут.
— А если ответят «да»? — спросила я, заинтригованная шпионскими играми. Тут же захотелось проверить, как работает эта цепочка.
— Если «да», значит, я сгорел. Не пытайтесь меня искать. Это будет бесполезно.
За окном пролетали альпийские луга неземной красоты. Бросить работу в Москве и перебраться сюда! До гор — рукой подать. Можно каждый день лазать по новым стенам, совершать траверсы, таскать тяжеленные мешки, сбивать пальцы, ломать кости. Не жизнь, а сказка!.. А что, собственно, мне мешает? Продам квартиру в Москве и куплю здесь какой-нибудь угол. Теоретически у меня в Баварии уже имеется квартирка. Замок Вайденхоф. Но я не могу пользоваться имуществом, завещанным мне умершим антропологом. Зачем он это сделал? Ведь никаких подвигов не совершила, знакома была с ним ровно три дня… Чувствую себя теперь лицемерной сиделкой, с нетерпением ожидавшей, когда окочурится хозяин, чтобы завладеть его перстнем с бриллиантом, спортивным «ламборджини» и банковским счетом, а собачонку наконец пристрелить…
Водитель такси — старый баварский хрыч, — потрясая вторым подбородком, всю дорогу непрерывно бурчал:
— Проклятые туристы. Все ими кишит, словно муравьями. В пивной невозможно съесть кусок свинины, чтобы не почувствовать рядом запах туриста, будь он неладен!
— Кто будь неладен? Кусок свинины? — уточнила я.
— Нет, конечно! Турист!
Он мне так надоел, что я сказала:
— Я тоже туристка и считаю ваши слова негостеприимными. Я обиделась, поэтому не стану вам платить чаевые.
— А ты вообще не плати! — огрызнулся он. — Вот она — ваша натура! Что немцы, что остальные французы с голландцами всякими — одно и то же. Купидоны!
— Скопидомы, — автоматически поправила я. Да, баварцы любят подчеркивать свою обособленность от остальной Германии. Только я не немка. Я — русская.
— Да? А акцент гамбургский… Русские тоже купидоны! — расширил он список. — Русские вообще пакостники.
Не стала отвечать. Ввяжусь в бесполезный спор, потом буду думать весь остаток дня о том, что сказала и что могла бы сказать. А мне и без этой ерунды есть чем занять голову. Расследование застряло на месте. Буксует. Дороги, дороги без конца. Нейпир, Веллингтон, Лос-Анджелес, Мюнхен. Езжу, летаю, а результата нет. Завтра истекает срок, а я до сих пор не знаю, где искать «живую воду».
Мои поездки кажутся бессмысленными. Может, правильнее все же Веру похоронить? Как с самого начала предлагал Жаке?
Я отправилась в замок Вайденхоф, потому что у меня появилась слабая надежда отыскать там некоторые факты. Надежда зародилась, когда Чедвик упомянул о древних рукописях, которые переводил Ганеш. Основываясь на их переводах, согласно легенде, алхимик и получил эликсир. Но Дуглас утверждал, что алхимик не сам выделил «мертвую воду», а лишь отыскал ледяную глыбу в Альпах. Значит, еще до Ганеша, в древности, кто-то уже занимался «мертвой» и «живой» водой. И оставил описание.
У меня есть предположение, кто были авторы той рукописи. Кто причастен к чуду открытия изобретения субстанций.
Это мифическая цивилизация, изучением которой всю жизнь занимался антрополог Карл Вайденхоф (тот самый, что оставил мне в наследство средневековый замок). Вайденхоф выдвинул гипотезу о существовании отдельной ветви человечества. Великой, могущественной цивилизации, по уровню развития значительно превосходившей остальных людей. Он назвал ее цивилизацией прелюдий.
Вайденхоф считал, что для древних людей — шумеров, египтян и других — прелюдии стали богами, а их технологии воспринимались как чудеса, — сопровождающие богов. Ученый полагал, что технологии прелюдий были настолько совершенны, что сливались с природными и заставляли думать о них, как о чуде.
Физиологически прелюдии несколько отличались от людей. У них была необычно большая голова и удлиненные предплечья… Все они погибли по невыясненным причинам.
Десять месяцев назад мне удалось убедиться в истинности его предположений. Так получилось, что я оказалась на месте погребения одного из прелюдий и своими глазами видела необычный череп существа и одно из технологических чудес — удивительный летательный аппарат.
В замке Карла Вайденхофа собрана богатейшая коллекция свидетельств существования прелюдий. Как старый занудный барахольщик, антрополог стаскивал в свой замок даже всякую ерунду, которая, как он считал, могла относиться к прелюдиям. Я надеялась, что какая-нибудь из его находок укажет дальнейшее направление поисков. Ничто другое в мире не могло помочь мне так, как коллекция покойного барона Вайденхофа.
Начались хвойные леса, над которыми поднимались белые пирамиды Альп. Скоро доедем.
— Сверните направо здесь, — подсказала я. Мы съехали с трассы и стали подниматься по крутой гравийной дороге, петляющей между деревьев. Положив второй подбородок на обод руля, водитель настороженно встречал каждый поворот.
— Я и не знал, что в Баварии есть такие мрачные уголки, — произнес он. — Жуткие места, как в Румынии. Тут граф Дракула не водится?
— Нет, — обнадежила я. — Но на всякий случай — какая у вас группа крови?
— Невкусная, — поспешно ответил он.
Миновав железный громыхающий мост, возведенный над пропастью, мы очутились перед каменной стеной, выходившей из леса и в лес ныряющей. Остановившись перед запертыми воротами, водитель перекрестился.
Я протянула ему сто долларов.
— Это что? — спросил он.
— Деньги, — пожала я плечами.
— Какие деньги?! Это бумажки! Ты мне настоящие деньги дай, проклятая туристка!
— Евро, что ли? — Я оглянулась на окружавший нас лес. — Простите, но тут нет обменного пункта. Обменяйте сами где-нибудь. У меня на это нет времени.
— Вот еще! — воскликнул он, развернулся и уехал, оставив меня стоять со стодолларовой купюрой в руке. Ну и чудак! Я слышала, что баварцы народ ворчливый и своенравный, но совсем не злобный.
Ткнулась в ворота. Они оказались заперты. Бросила сумку на землю, встала перед воротами и вытащила сотовый. Глянув на него, поняла, что пока вспомню номер, пока поговорю с Лукасом, пока он найдет свои тапки и влезет в старый свитер, пока добредет от замка до ворот — пройдет не меньше получаса. А эти полчаса в моем положении драгоценнее, чем последняя сигарета для приговоренного к расстрелу.
Кинула сумку через забор. Она глухо шлепнулась с другой стороны. Туфли отправила туда же. Оглянулась на глухой лес — не видит ли кто? — и задрала повыше юбку, чтобы не мешала. Ухватилась за верх железных ворот, правую ногу поставила на выступ рельефного узора. Подтянулась и рывком перебросила тело через забор. Нашла туфли, подобрала сумку и двинулась дальше.
Гора, у подножия которой стоял замок, по-прежнему напоминала великана, уронившего голову на грудь. Только снега на вершине скопилось больше, чем когда я была здесь в последний раз. Замок Вайденхоф впитал угрюмость и нелюдимость окрестных гор и леса. Круглые башни с бойницами и крепостная стена, хотя и не впечатляли размерами, но выглядели мрачно. Покрасить бы их в какой-нибудь пастельный цвет, сразу бы получился диснеевский видок… Стоп! Я рассуждаю как хозяйка, но таковой не являюсь. И не собираюсь являться. Старине Лукасу посоветую изменить имидж замка.
Возле стен замка дул пронизывающий ветер — он и в прошлый раз заставил обнять себя за плечи. Видимо, здесь всегда так холодно. Я поспешила по узкой тропинке к деревянной двери в стене.
Едва подняла руку, чтобы толкнуть грубо отесанную дверь, как она распахнулась. На пороге стоял Лукас в своем вытянутом свитере и в неизменных домашних тапках.
— Приветик, Лукас… — пролепетала я. — Давно не виделись.
Изъеденное вертикальными морщинами лицо Лукаса расплылось в улыбке.
— Добрый вечер, фройляйн Алена! — произнес он, отходя в сторону и пропуская меня во внутренний дворик замка. — Какая радость! Я так и предполагал, что молодая хозяйка появится именно сегодняшним вечером! Утром туман на два часа раньше сошел с гор, луна стояла аж до обеда, а перед завтраком я уронил вилку, чего со мной никогда не случалось. Поэтому я сразу понял, что фройляйн Алена обязательно приедет сегодня в свой замок!
С громким лязгом он задвинул засов за моей спиной. Сделано это было настолько решительно, что мне подумалось — из замка больше не выйду.
Болтливость старого дворецкого, активизированная старческой сентиментальностью, в общем, понятна. Оставшись без хозяина, Лукас целых десять месяцев жил один в этой глуши. Надо же! Без кинофильмов на широком экране и походов по магазинам… Мрак!
— Зная, что вы приедете, я приготовил ужин.
В голове тут же всплыло: «Овсянка, сэ-э-эр!» — из незабвенной «Собаки Баскервилей». Там, правда, дело происходило в Англии, а тут Бавария… Нет, я не собиралась задерживаться в замке на трапезу, но отчего-то, синхронно словам Лукаса, в животе заурчал голодный зверек.
— Что же вы, такой предусмотрительный, ворота мне заранее не открыли? — спросила я, попутно заметив, что огромный старый клен, раскинувший ветви над двором, молодится свежими листиками.
— Через раскрытые ворота во владение Вайденхоф мог пробраться чужой.
— Но ведь следует предусмотреть ситуацию, когда гости приедут, не успев предупредить. Что им делать? Мне, например, пришлось перелезать через ворота. Хотя бы звонок нужен!
— Замок Вайденхоф обходится без звонка с шестнадцатого века, — гордо ответил слуга.
— Как это?
— Раньше стояли швейцарцы с тяжелыми секирами. В девятнадцатом появился обычай: оказавшись перед запертыми воротами, гости стреляли три раза в воздух. При Фридрихе Вайденхофе провели телефонный кабель. Кому нужно, тот предварительно звонил и договаривался о встрече. Зачем тратиться на звонок, когда к нам никто не ездит?.. — Лукас подался ко мне. — Позвольте сразу поинтересоваться, что желаете завтра на обед? Мне нужно отправиться в город, чтобы выбрать свежее мясо и фрукты.
— «Завтра» не будет. Я здесь проездом. На пару — тройку часов.
Его сентиментальность как рукой сняло. Морщины разгладились, и Лукас сделался похожим на строгий старый дуб.
— Что же, вы, значит, опять не собираетесь вступать в наследство?
— Нет, — ответила я, быстрым шагом направившись к дому.
Старик побежал за мной, шаркая тапками.
— Я собираюсь подать на вас в суд. Когда вам удобнее начать слушания? В конце лета или осенью? Мне бы хотелось побыстрее.
— Послушайте… — Я остановилась перед дверью. Дернула за ручку — оказалось заперто. Пришлось продолжить фразу: — Послушайте. Это нелепо! Я не заслуживаю такого огромного наследства.
— Герр Вайденхоф велел продолжить его исследования. Вы обязаны принять наследство.
— Откройте дверь!
Старик рассерженно выдохнул, достал из кармана ключ и отпер.
— Ужин будет через полчаса, — произнес он и строптиво наклонил голову.
Я вошла.
В доме было много красивых древних залов. Я в прошлый раз ничего не успела рассмотреть, а сейчас тем более. С трудом вспоминая путь, двинулась прямиком в комнату с камином, где находился вход в тайную галерею.
Добралась до библиотеки, комната с камином — следующая. Я устремилась туда.
Едва переступив через порог, заверещала от страха. Мой вопль пронесся по пустым залам, совсем как в стандартном голливудском «ужастике».
Падающий через узкие окна тусклый свет озарял кресло-каталку, в котором сидел… сам Карл Вайденхоф!
Нет, я не ошиблась. Рада бы — да никак! Худая, обтянутая кожей лысина, усталый взгляд. Точно он! В кресле-каталке сидел покойный антрополог, глядя на меня строго и испытующе.
Я так и сползла на пол, держась за дверной косяк.
За спиной послышался звук шаркающих тапок.
— Что это, Лукас? — пролепетала я. — Вы забыли похоронить хозяина?
— Упаси вас бог, фройляйн! — ответил слуга, возвышаясь надо мной. — Я выполнил пункт завещания герра Вайденхофа.
— Сделали из него мумию?
— Нет. Зачем же. Заказал восковую фигуру, чтобы она служила постоянным напоминанием для вас. Напоминанием о том, чем вы должны заниматься.
Ну, Вайденхоф! Вот сукин сын! Посадил в самом важном зале собственную статую, чтобы она постоянно смотрела на меня. Типа, чтобы не расслаблялась Алена Овчинникова и не забывала, для чего ей даровано наследство в виде замка.
— А нельзя ли его убрать?
— Строго-настрого запрещено.
— Я его боюсь.
— Для того и поставлена, — довольно ответил Лукас.
— Тогда, может, его накрыть чем-нибудь? Простыней, к примеру! Это возможно?
Лукас замялся. Видимо, в завещании о простынях не было сказано ни слова.
— Отлично! — бодро сказала я. — Вот и сделайте!
Стараясь не обращать внимания на взгляд восковой фигуры, я степенно проследовала к камину. Лукас в дверях вздохнул и отправился на поиски простыни. Я подошла к статуе кудрявого амура и потянула за средний палец. Он треснул, раздался скрежет, и часть стены рядом с ним отъехала в сторону.
Потайная галерея Вайденхофа. Бесконечно длинная, в прошлый раз я не дошла даже до середины. Наверное, уходит в массив горы. Вдоль стен галереи лежат сотни экспонатов — камни, обломки статуй, кости, сосуды с рисунками, инкрустированное драгоценными камнями оружие. Погруженные в темноту, они имели явное или косвенное отношение к цивилизации прелюдий.
Я остановилась у входа и щелкнула выключателем на стене. Яркий люминесцентный свет вырвал артефакты из мрака, и у меня сердце зашлось от их обилия.
Мне эту свалку древностей не исследовать и за год. Как в здешнем скопище отыскать информацию о связи прелюдий с «мертвой» и «живой» водой?
Двинулась вдоль галереи. Экспонаты тянулись и справа, и слева. Новые и новые открывались с каждым шагом, надвигаясь на меня и проплывая мимо. От них пестрело в глазах, голова пухла и соображала с трудом. Я отыщу то, что мне нужно, исключительно если повезет.
Добравшись до конца галереи, обнаружила, что она поворачивает под углом девяносто градусов и продолжается дальше. Еще сотни новых артефактов. Кости, окаменелости, тексты, выдолбленные в песчанике. Я лишь поглядела туда и не пошла. Какой прок в бессмысленном блуждании? Меня больше заинтересовала дверь, которой заканчивался первый коридор.
За дверью оказался кабинет Вайденхофа, в котором я никогда не была. Немного тесный, без окон, он был, очевидно, переделан из какой-то кладовой. Пара деревянных стеллажей, на которых древние фолианты стояли бок о бок с довольно новыми книгами. Широкий стол без кресла. Кресло я обнаружила в углу — в последние годы Вайденхоф уже не вставал с кресла-каталки. Справа — целая стена занята небольшими картинами и рисунками.
На столе стоял накрытый целлофаном компьютер со старым квадратным монитором. Я сдернула пленку. «Пентиум 3», в принципе, ничего агрегат, но, конечно, за десять месяцев, прошедших после смерти хозяина, он устарел.
На столе лежало письмо. Адресовано мне. Я сломала сургучную печать и вскрыла конверт. Желтый листок бумаги исписан чернильной ручкой. Почерк неровный, но дрожащие линии не могли скрыть мощную школу завораживающей, вычурной каллиграфии.
Здравствуйте, прекрасная и удивительная Алена!
Сперва хочу поблагодарить вас, что вы нашли время приехать и еще раз посетить Галерею Прелюдий, как я ее называю. Вы видели, сколько всего собрано, и похоронить эти артефакты, когда, возможно, открытие становится все ближе — просто глупо. Я думаю, что вы — одна из немногих людей, кого не ослепят великие достижения прелюдий, поскольку вам чуждо стяжательство. Мне бы очень хотелось, чтобы именно вы продолжили мои исследования. Поэтому прошу вас — располагайте моим замком и деньгами, как вам заблагорассудится.
Мои дневники — все двенадцать томов — на полках позади вас. В них вы найдете мысли и предположения касательно науки, техники, культуры и быта прелюдий. Тринадцатый том — каталог артефактов, выставленных в Галерее.
Надеюсь навсегда остаться в вашем сердце!
Карл Вайденхоф.
P.S. Лукас — своенравен и ворчлив, но преданный слуга. Не гоните его.
Я потерла глаза. Защипало, словно кто-то брызнул соком луковицы.
Предсмертное письмо Карла. Возможно, последнее, что он написал в своей жизни. Искреннее, вежливое и донельзя трогательное. Особенно строка: «Надеюсь навсегда остаться в вашем сердце». Вряд ли я когда-то смогу забыть его.
Оставила письмо на столе и подошла к полкам.
Двенадцать томов с римскими цифрами на зеленых корешках ожидающе замерли, когда я дотронусь до них.
— Хорошо, ребята, — сказала я. — Приступим.
Я вытащила том с цифрой I, положила его на стол. Затем освободила кресло, заваленное журналами, поверх которых громоздилась зачехленная печатная машинка, и подвинула его к столу. Плюхнулась в него и утонула.
Огромный стол! Сидя за ним, кажется, что ты на аэродроме. Изящное кожаное кресло, больше напоминающее диван, — сплошное удовольствие! Как тут не вспомнить мой стул в архиве, из которого постоянно выпадает болт, а одна из ножек отлетает в самый неподходящий момент. Например, когда опускаешься с полной кружкой дымящегося кофе или когда встаешь на него, чтобы дотянуться до верхней полки.
Все шестьсот страниц тома были написаны от руки, причем таким удивительным почерком, что читать было одно удовольствие. Только заголовки отпечатаны на машинке.
С подчеркнуто надменным видом зашел Лукас, держа перед собой серебряный поднос с кофейником и парой закрытых тарелок. Молча поставил его рядом со мной на стол и удалился.
Под никелированной крышкой оказалась нежнейшая телятина, обжаренная в сыре, с гарниром из овощей и шампиньонов. Под другой — душистая булочка, сыр — настолько желтый, что резал глаза; яблоко, несколько киви и гроздь черного винограда.
Яблоко и киви я сразу запихнула в сумку. Пригодятся. Чувствую, не останется времени на поиски еды. А вот телятина очень даже хорошо пошла. Я обычно мясо не ем, но тут было не до подсчета калорий и заботы о кишечнике.
Прихлебывая кофе из чашки и закусывая булочкой с сыром, я принялась исследовать оглавления всех двенадцати томов. Пробегала строчку за строчкой, игнорируя географические и миграционные предположения Вайденхофа, его мысли о связи и транспорте, об интеграции с природой, о технологиях, которые человечество, возможно, унаследовало, а также доказательства, что многие боги древности являлись прелюдиями.
Я рассеянно отложила в сторону последний том и обнаружила, что уже пожираю зернышки от винограда, которые до этого выплевывала.
Вот растяпа!
Отодвинула поднос, на котором не осталось ничего съедобного. Даже литровый кофейник опустел. Откинулась на спинку кресла, обхватила себя за шею, спрятав лицо между локтей.
В этом море информации недолго и утонуть. Просматривая все подряд — ничего не отыщу, а время потеряю. Для меня сейчас каждая минута… каждая секунда на вес золота.
Нужно искать целенаправленно. В определенном разделе.
Где может быть информация о «живой воде». В разделе о достижениях прелюдий в области химии? Таковой мне не попался. Где?
И тут я вспомнила покойного доктора Энкеля. Ну конечно! Ведь он же доктор! И применял «мертвую воду» для лечения!
Медицина оказалась в девятом томе, на триста шестидесятой странице, под заголовком: «Нужна ли прелюдиям медицина вообще?»
Я принялась вчитываться в строчки.
Основной постулат Вайденхофа состоял в том, что у прелюдий не было медицины в обычном понимании этого термина. Нет, они, конечно, болели и умирали. Но их связь с природой была настолько тесной, что речь может идти исключительно о гомеопатии. О мощной и разветвленной гомеопатии. О повседневном, бытовом использовании лекарств на основе трав и растений, препаратов, которые предотвращали болезни и справлялись с ними, полностью исключая хирургическое вмешательство.
Я подняла голову, разглядывая собственное отражение на экране выключенного монитора.
А ведь прав Карл! Обладая такой удивительной субстанцией, как «мертвая вода», не нужны скальпель и пила. Она сама затягивает раны. На мертвецах, правда. Но ведь наверняка у прелюдий существовали и другие средства?
Вопрос интересный и объемный, но мне сейчас нужны не медицинские рассуждения. Мне нужно знать конкретно и определенно — где находится «живая вода»!
Об этом в дневниках Вайденхофа не говорилось. Антрополог попросту не знал о «красном льве».
Я вышла из кабинета и покинула галерею. Вдруг сделалось невыносимо находиться среди пыльных древностей. Словно в склепе замуровали. Пять минут перекура. Нет, я, конечно, не курю. Пробовала на первом курсе университета. Кто-то из парней «на слабо» поймал, а меня это обычно задевает — ничего не могу поделать. Витька Терехин что-то у меня списывал, и я ему сказала, что нужно не закатывать гулянки по ночам, а латынь зубрить. Он ответил: если ты такая умная, слабо выкурить одновременно три сигареты? В те времена я полагала, что могу мир перевернуть. Дайте только точку опоры. И ответила — раз плюнуть.
Затягивалась глубоко, с достоинством. Докурила до конца. Потом с таким же достоинством торчала над унитазом, когда меня выворачивало вновь и вновь. Зато заслужила уважительный отзыв от Терехина: «Ну, ты — зверь-баба!» Это самый тонкий комплимент, на который он был способен. М-да. Кажется, Терехин и курса не проучился на «Древних языках».
В комнате с восковой статуей Вайденхофа оставаться не хотелось. Даже при том, что Лукас накрыл композицию белой простыней, отчего фигура под нею еще сильнее напоминала свежий труп. В библиотеке тоже слишком мрачно. И я поднялась по витой лесенке в зал, который скорее всего когда-то был оружейным.
Стены украшали несколько древних щитов с разнообразными гербами, длинные алебарды с потемневшими от времени черенками, тяжелые двуручные мечи. В углу притаился манекен, облаченный в латы средневекового рыцаря. Меня прельстил маленький балкончик — хотелось свежего воздуха.
С балкона открывался вид на почерневшую от времени крепостную стену и склон горы за ней, покрытый зеленым лесом.
Половина десятого вечера. Нужно позвонить студенту, который встречает самолет с телом Верочки. «Суперкороль воздуха 2000» должен уже прибыть в международный аэропорт Брюсселя. Если парень встретил груз, следует указать ему, куда ехать. А я этого и сама не знаю!
Сотовый телефон поймал станцию, уверенно высветив три полоски. Набрала номер.
— Привет, — сказала я. — Это Овчинникова.
— Узнал вас. Я в аэропорту Брюсселя, но самолет пока не прибыл.
Вот беда. Еще одна проблема. Мои расчеты рушатся, словно карточный домик. Не хватало еще, чтобы самолет с Верой задержали где-нибудь в Дамаске. Учитывая мое бешеное везение, это вполне возможно.
— Алло! Мисс Овчинникова! — раздалось из трубки. Я настолько погрузилась в себя, что забыла о студенте. — Что мне делать?
— Ждите самолет.
— А если он не прилетит?
Тогда я застрелюсь… Нет, сперва люди Кларка порежут меня на кусочки.
— Ждите, — ответила я, массируя разболевшийся висок.
— Куда мне отправиться потом?
— Позвоните мне, как только груз прибудет.
— А если я не дозвонюсь до вас?
— …Кстати, как вас зовут, молодой человек?
— Франсуа.
— Если не дозвонитесь, направляйтесь в сторону Альп, Франсуа. До связи.
Я выключила сотовый и вернулась в комнату. Остановилась напротив длинного треугольного щита с гербом грифона и розы.
Ничего у меня не выйдет. Хотела, Алена, чтобы все получилось, как в сказке? Чтобы невинно убиенные ожили, а добро восторжествовало? Кажется, все закончится, как положено в жестокой реальности. Безнадежный финал с трупом на руках…
Из приоткрытой двери балкона послышался какой-то скребущий звук. Я напряглась.
Что это? На балкон карабкается кошка, или у меня начались слуховые галлюцинации?
Нет. Вот опять. Шорох… Пауза… Вздох…
Это не кошка! Кошки не вздыхают, словно замученная жизнью домохозяйка.
Я сняла со стены длинный кинжал и, сжимая обеими руками перетянутую кожей рукоять, шагнула за колонну. В балконном проеме появилась темная фигура.
Человек. Не Лукас. Нечего делать старику — лазать по стенам. У него ключи есть от всех дверей… Это ЦРУ. Люди Кларка достали меня даже здесь! Черт!.. Как опрометчиво было с моей стороны звонить в Брюссель! Они схватят студента и ящик с телом Веры!
Пальцы стиснули рукоять.
Фигура шагнула в залу. В ту же секунду я набросилась на пришельца.
Сшибла с ног и оседлала, занеся кинжал над головой. В тот миг меня такая ненависть обуяла, что в самом деле готова была продырявить его.
— Говори, сколько вас тут! Иначе голову отрублю, как кочерыжку!..
Только после этой тирады вдруг поняла, что запах, исходящий от незнакомца, знаком до боли. Густой смрад ударил в ноздри, и я сразу узнала пальто…
Вот так чудеса!
— Барсик, охламон этакий! Ты что здесь делаешь, разоритель помоек и сточных канав? — Я вдруг вспомнила, как он собирался придушить меня возле озера, и, схватив его за горло, вновь вскинула руку с ножом. — Как ты здесь оказался? Что тебе нужно?
— Случайно… случайно… — бормотал он испуганно. Вороватые глазки бегали, лицо заросло окончательно и теперь еще больше напоминало козлиную морду.
— «Случайно»? Собирал грибы в лесу возле Нейпира, заблудился и вышел на огонек? Мы в пятнадцати тысячах километров от Новой Зеландии!
— Я-я!.. — Еще какое-то бормотание. — …Здесь… случайно…
— Я тебе сейчас случайно нос отрежу.
Он чихнул от страха, обдав меня брызгами. Невольно пришлось отстраниться. Да и вообще — сидеть на этом помойном коте негигиенично. Еще подхвачу какую-нибудь заразу. Неизвестно, в каком мусорном баке он спал прошлой ночью…
— Не убивайте, сеньора! — жалостно протянул он. — Вы же… знаете меня…
— Это точно. Я тебя, подлеца, прекрасно знаю… — Слезла с него. — А ну поднимайся!
Он перевалился на другой бок, подтянул колени, встал на одно… А я не права. Вряд ли Глюки мирно посапывал в мусорном баке прошлой ночью.
Он умудрился проследить за мной! Это при том, что я спешила. Летела из Новой Зеландии кратчайшим путем, а в Германии мчалась стремглав, пересаживаясь с одного автомобиля на другой… Удивительно, как он не потерял мой след, не имея денег и документов? Нужно признать, что Барсик обладает феноменальной прилипчивостью.
— Что тебе нужно? Зачем ты здесь?
Он стыдливо согнулся. Почесал промежность… Да, это мой новозеландский спутник, сомнений быть не может.
— Как ты умудрился проследить за мной? — Честно говоря, этот вопрос интересовал меня больше всего.
— …Просто-просто… в багажном отсеке всегда местечко найдется… хе-хе… да, найдется…
Я успела отвыкнуть от языка Глюки. Знаете, когда вращаешься в определенном обществе, невольно перенимаешь и речь его членов. Например, в обществе поэтов и писателей можно поднатореть в литературном языке. А вот родители сталкиваются со следующей ситуацией. Ребенок возвращается с улицы и неожиданно выдает такие фразы… Общаясь с Барсиком всего два дня, я почувствовала, что начинаю деградировать. Бормотала под нос, пропускала слова. Зато понимала его. Чуть немного отвыкла — и понимать перестала. Неужели придется снова учиться?
— А пересадка в Лос-Анджелесе?
— …Хе, тьфу… багажные отделения во всех самолетах есть…
Я подошла к нему, насколько позволила моя брезгливость. Нож не опустила, и Барсик впился в него взглядом.
— Зачем ты следил за мной?
— Сеньора не проткнет меня своим ножом?
— Зависит от твоего ответа. И поторопись. У меня очень мало времени!
Он задергался, но начал рассказывать. Короче, Барсик все-таки смылся от помощника Бейкера в том злополучном лесу возле озера. Убегал весь вечер, ночевал в болоте, утром выбрался к моему автомобилю. Долго бродил вокруг него, пока не почувствовал, что я появлюсь с минуты на минуту.
— Как это ты почувствовал? — удивилась я. Он только плечами дернул в ответ. Сам не знает.
— Забарахлила селезенка, словно протухшую кошку съел.
Я попросила его в дальнейшем обойтись без сравнений.
Короче, Барсик думал недолго и забрался в багажник, чтобы добраться хотя бы до Нейпира. Просидел в нем целый день. Слышал все, о чем я говорила с Жаке и с бельгийским археологом.
— Что же не вылез, когда мы приехали в Нейпир? Я несколько раз оставляла машину.
— Женщина… вторая… которая на заднем сиденье…
Оказывается, он решил, что Вера — живой труп. Зомби. Поэтому очень испугался ее. И в самом деле немудрено. Жаке я сказала, что Вера умерла, а сама постоянно разговаривала с ней. Вот недалекий Барсик и рванул… Кроме того, пройдоха не оставлял надежды заполучить десять тысяч долларов из моей сумки.
Я слушала его, испытывая противоречивые чувства. Постоянно напоминала себе, что Барсик два раза пытался меня убить из-за пачки измазанных краской бумажек. Но что-то странное творилось со мной. Мне было жалко его, когда я слушала, как грузчики в аэропорту случайно уронили на него чемодан с гантелями, как он мерз и голодал, совершая двадцатичетырехчасовой перелет в багажном отделении, как овчарка, которая вынюхивает наркотики, тяпнула его за щиколотку.
— Так что же тебе, микроб ходячий, нужно от меня?
— Пятьдесят процентов сокровищ, которые вы ищете!
Я называла «живую воду» сокровищем? Возможно… После смерти Веры я находилась в такой прострации, что могла назвать императора Калигулу древнекитайским философом.
— Ты ошибся, Глюки. Я не ищу сокровищ.
Он улыбнулся. Впервые на моей памяти. Обнажил гнилые зубы, среди которых один неожиданно блеснул подозрительной белизной. Непонятно, как он сохранился в помойно-щелочной среде рта бродяги?
Барсик мне не поверил. Доказывать ему бесполезно.
Я опустила нож и вдруг неожиданно для себя спросила:
— Хочешь яблоко?
Глюки глянул на меня с таким недоверием, что мне сделалось неуютно. Словно я ему отраву предлагала.
— Яблоко? — переспросил он.
— Есть еще пара киви…
— О, я люблю киви! — оживился он. — Да-да… Жареные киви похожи на цыплят…
— Идиот, — махнула на него рукой, едва сдерживая смех. — Это фрукт такой!..
Что же делать с Барсиком? Сдать бы его в полицию, да жалко… Прогнать? Ведь все равно увяжется за мной, чертяка. И неизвестно, какие еще пакости спланирует.
Вот я и подумала, что лучший способ держать его под контролем — взять с собой. Да-да. Худшего спутника придумать трудно, но какой уж есть. Возможно, еще и пригодится. Посторожит когда надо, что-то подержит, накинет удавку на какого-нибудь симпатягу из спецотдела Кларка.
Прежде чем я успела открыть рот, чтобы спросить Барсика о его планах пребывания в Баварии, из дальнего конца оружейного зала послышалось шарканье тапок, и голос Лукаса произнес:
— Фройляйн Алена! Не желаете ли перед сном чашку чая?
Голос спугнул Глюки, словно выстрел стаю голубей, ворковавших на крыше. Он подпрыгнул на месте и рванулся в раскрытую дверь балкона. Не успела я и слова сказать, как он перепрыгнул через перила и исчез. Через секунду снизу донесся треск кустов и жалобный крик. Бедолага сиганул со второго этажа.
— Что это было? — настороженно спросил Лукас, косясь на распахнутую балконную дверь.
Я не ответила, подбежала к перилам. Внизу трудно было что-то разглядеть. Вечерний сумрак затянул пространство между крепостной стеной и домом.
— Барсик! — позвала я в темноту.
Треск кустов, короткое бормотание, после чего наступила тишина. Барсик куда-то смылся. Бежать вниз, ловить его — только время тратить.
— Что это было? — Лукас появился рядом со мной на балконе.
— Наверное, летучая мышь, — задумчиво произнесла я.
Я вернулась в кабинет Вайденхофа, упала в кресло и закрыла глаза. С трудом заставила себя их открыть. Так можно запросто уснуть — смыть в унитаз целую ночь! Мне нельзя. Нужно попросить у Лукаса чашку кофе покрепче. Этой ночью спать не получится. Я все еще не вышла на след, а времени до завтрашнего полудня — чуть больше четырнадцати часов.
На стене, увешанной картинами, среди акварелей и карандашных набросков я вдруг увидела гравюру в рамке. Ту самую! Как я не заметила ее раньше?
Вскочила с кресла и подбежала к ней. Сняла со стены и положила на стол. Затем достала из сумки гравюру, которую обнаружила в затопленной лаборатории, и положила рядом.
Одинаковые. До последнего штриха. Понятно. Оттиски сделаны с одного клише.
Я вскрыла рамку, чтобы заглянуть на обратную сторону пергаментного листа. Пусто. Ни единой надписи.
В задумчивости огляделась. На глаза попался многофункциональный телефон «Панасоник», приютившийся на краешке стола. Телефон, хммм…
Залезла в карман сумки, принялась рыться в чеках и рекламных буклетах, на которых я обычно записываю всю нужную информацию — адреса, телефоны. Нашла карточку Чедвика — с номером горячей линии «австрийских домохозяек».
— Вы готовите — мы помогаем! — раздался из трубки бодрый женский голос.
— Скажите, в артишоках, фаршированных улитками, можно ли использовать речных улиток вместо морских? — Произнося эту фразу, я чувствовала себя ужасно глупо. Словно проработала всю жизнь в детском лагере поварихой и решила на старости лет устроиться во французский ресторан.
— Подождите минуточку, — попросили на другом конце провода.
Я натянула витой телефонный шнур, словно тетиву, и отпустила. Еще до того, как он перестал дергаться из стороны в сторону, мне ответили:
— Нет, к сожалению, использовать речных улиток нельзя. В морских содержится соль, которая придает блюду специфический вкус.
Я опустила трубку на рычаг. Ответный звонок последовал незамедлительно.
— Мисс Овчинникова? — Голос Чедвика. — Вы что-то хотели от меня?
— Помните гравюру, которая висела на стене в лаборатории?
— Да, конечно. Ее подарил мне Клаус.
— Где он взял ее?
— Купил у одного овцевода в Швице. Приобрел практически за бесценок. Три одинаковых гравюры. Тот почему-то считал их подделкой конца девятнадцатого века и не дорожил ими особо.
— Откуда они взялись у овцевода?
— А вот это тайна — такая же, как и местонахождение древних рукописей, которые переводил Ганеш.
Опять тупик.
— Значит, неизвестно кто выполнил их?
— Сравнительный и радиоуглеродный анализ показали приблизительно пятнадцатый век. В то время и жил Ганеш. Больше, к сожалению, ничего не известно.
— Извините, что побеспокоила, — вздохнула я.
— Звоните. До свидания.
Я положила трубку и задумалась.
Мне удалось увидеть все три гравюры. Одна подарена Энкелем его другу Анри Жаке. Вторая — привезена в лабораторию под Нейпиром для Дугласа Чедвика. Третья каким-то образом оказалась у Вайденхофа. Неужели они знакомы? Воистину — Энкель вездесущ!
В гравюрах нет ничего ценного. Они не несут информации. Бейкер даже не пытался уничтожить экземпляр из лаборатории, когда нашел его в моей сумке возле озера. Зато «Жизнеописание Ганеша» спецотдел добросовестно вычистил из всех архивов и библиотек. Оно и понятно: там указаны конкретные географические названия. Город, где жил Ганеш; ледник, в котором была замурована глыба «мертвой воды». Эти сведения ЦРУ вытравило надежно. А гравюра — так…
Однако…
Я вернулась к стеллажу и достала тринадцатый том, в котором, как писал в предсмертной записке Вайденхоф, содержался каталог артефактов. Отыскала букву «G», нашла раздел «гравюры» и, перемещая палец вниз по столбику названий и описаний, добралась до «Казни алхимика».
Строчки, описывающие гравюру, звучали лаконично.
«Предположительно XV век, свиная кожа. Подарок императора Австрии и короля Венгрии Франца Иосифа I — Фридриху Вильгельму фон Вайденхофу, год 1856-й». Дыхание участилось.
Гравюра попала в коллекцию Вайденхофа не через доктора Энкеля! Получается, это вообще четвертый экземпляр!..
Следующая строка едва не сбила дыхание вовсе. Уверена, что за эти две короткие строчки Кларк готов отдать все на свете!
«Оттиск с клише из художественных мастерских собора Хофкирхе, Люцерн». В яблочко! Люцерн…
Я знаю город, где жил Ганеш, и точно знаю, где искать клише! А Кларк этого не ведает.
Он не придал особого значения гравюрам, так как никто понятия не имел, откуда они взялись… Пока не представляю, какие преимущества мне дает это знание, но определенно источник «живой воды» находится в районе Швейцарских Альп. Теперь можно указать моему помощнику место, куда он должен привезти тело Верочки… Стоп! Самолет из Новой Зеландии еще не прилетел в Брюссель. Проклятье! Осталось чуть больше четырнадцати часов!
Попыталась от волнения откусить кончик ногтя на мизинце, но тут же отдернула палец.
Нужно торопиться! Еще есть время, чтобы доставить Верочку в Швейцарию. Меня ожидает тьма египетская работы! Отыскать рукописи, перевести их, понять, где спрятана «живая вода». Я только вижу тропинку, а мне предстоит взобраться на вершину скалы. И, возможно, в конце пути сразиться с ужасным чудовищем, которое ждет меня там.
Подхватив сумку и оглядев на прощание кабинет, я аккуратно закрыла дверь и понеслась по галерее артефактов. Мне нужно найти Лукаса и попросить машину на день. Только как его обнаружить в этом огромном и пустом доме?..
Остановилась, словно споткнувшись. Сделала пару шагов назад.
Слева, над одним из постаментов, выделенная пучком света, возвышалась высеченная из темного камня статуя ворона. Огромный, как индейка, он расправил обломки крыльев и взирал на меня бусинами глаз. Статую не пощадило время, а кто-то, очевидно, еще и «потрудился» над ней молотком. Верхняя часть клюва отколота, а через нижнюю перекинута каменная нить, на концах которой остались горловины сосудов. Рядом на табличке надпись:
«Ворон, несущий „мертвую“ и „живую воду“. Приблизительно V век нашей эры. Найден в Северной Италии».
Ни слова о прелюдиях. На соседних экспонатах имеются сноски — что-то вроде: «вероятно, кость прелюдия», или: «возможно, элемент культуры». А здесь — ни намека! Вайденхоф приобрел эту древность, руководствуясь своей интуицией. И чутье не подвело антрополога. Не сомневаюсь, что прелюдии имеют отношение к «мертвой» и «живой» воде.
Только при чем тут ворон?
Выскочила из галереи. Дернула за палец скульптурку купидона — вход в потайную галерею закрылся.
Тусклый свет больше не падал из окон. На землю опустилась ночь. Беда… Придется ехать в Швейцарию в полной темноте. А я и при дневном-то свете на шоссе — как корова на льду.
— Лукас!! — заорала я, влетая в библиотеку. — Лукас, где вы?!
Свет в библиотеке и в остальных помещениях отсутствовал, в залах царил холодный мрак. Скряга Лукас, очевидно, экономит электричество. Я сделала еще десяток шагов, и мне стало страшно в этих древних стенах.
— Лукас!! — снова нарушила я гробовую тишину. — Спасите меня!
Из темных глубин донеслось долгожданное шарканье, и появился Лукас с роскошным канделябром в руке. Свет пяти свечей отражался в полированных дверях. Я распрямила плечи и поправила волосы.
— Что у вас с электричеством? В галерее оно вроде есть.
— Освещать целый дом — напрасные расходы, — ответил он. — Вы куда-то собрались?
— Я уезжаю. У вас есть автомобиль?
Он кашлянул.
— Кроме «ауди», которую вы взорвали в прошлый раз, у нас остался фургон и легковой «Фольксваген-Боро», на котором я езжу за покупками.
— Вы не могли бы одолжить мне «фольксваген» на один день? Мне нужно в Швейцарию.
— Вы примете наследство?
— Это шантаж?
— Маленький, — ответил старик.
— Не приму.
— Ладно, берите машину. Тяжбу я планирую все-таки на конец лета. Прилетите на суд?
— Не знаю. Ключи от машины где?
— В замке зажигания. Не беспокойтесь, я провожу вас.
Пока я двигалась за Лукасом к выходу, еще раз поклялась себе, что ни за что не переселюсь сюда. Жить в таких огромных залах, когда Лукас экономит на электричестве, просто невозможно. Тут и до туалета не дойти — по пути умрешь от сердечного приступа. Так страшно в темноте, что коленки трясутся.
Наконец выползли на крыльцо. Лукас включил свет во дворе, который не развеял мой страх, а перевел в новое качество. Подсвеченные ветви кряжистого клена и мертвый бассейн, окруженные крепостными стенами, напомнили о самых жутких фильмах Тима Бартона…
«Фольксваген-Боро» — машина как раз для меня. Небольшая, уютная. Прежде чем в нее сесть, проверила багажник. Открывала его с опаской.
Пусто — если не считать домкрата, насоса, запаски, двух огромных хозяйственных сумок, в которых Лукас, очевидно, возит продукты.
Глюки в багажнике не было. Пройдоха не повторяется в своих приемах. Хитрый, вонючка…
— Карта автодорог у вас найдется?
— Посмотрите в вещевом ящике.
— Спасибо, Лукас… — Неожиданно для себя я приблизилась к нему и дотронулась губами до сухой морщинистой щеки. — Спасибо за помощь.
— Не думайте, что это поможет вам избежать суда!
От замка Вайденхоф по круто ныряющей вниз дороге, которая петляла между деревьями, на автомобиле я спускалась всего однажды. Все воспоминания о той поездке стерлись из памяти, и я заново привыкала к резким поворотам и сумасшедшему уклону. Вдобавок пришлось ехать в почти полной темноте. Свет фар помогал не больше, чем канделябр в руке Лукаса, когда мы пробирались к выходу из дома.
В кромешной тьме баварской ночи, бросая «Боро» из стороны в сторону, упираясь обеими ногами в педаль тормоза и надеясь только на него, я вдруг вспомнила, что забыла позвонить этому студенту. Как его… Франсуа.
Никогда не разговаривала по сотовому за рулем движущегося автомобиля. После взрыва «ауди» во Франкфурте вообще десять месяцев за руль не садилась.
Набрала номер и зажала трубку между ухом и плечом, продолжая крутить руль.
— Франсуа? Это Овчинникова. Еще не прибыл самолет?
— Видите ли…
Автомобиль наехал на камень, салон тряхнуло, и, соскочив с плеча, телефон упал под сиденье.
— Дьявол!.. Ненавижу!
Держа руль одной рукой, второй полезла под кресло. Содрала кожу на указательном пальце о какую-то железяку, но телефон достала.
— Алло, Франсуа! Вы еще там?
— Да.
— Как только прибудет самолет, без промедления по самой короткой трассе отправляйтесь в Люцерн, Швейцария. Вы меня поняли?
Он замялся.
— Не знаю, как и сказать. Здесь я встретил людей из университета, которые тоже ожидают самолет из Новой Зеландии. Так вот, они утверждают, что самолет потерялся…
Навстречу из темноты вылетело дерево. Я не успела выкрутить руль, и «Боро» смачно впечатался передним бампером в сосновый ствол.
Глухой удар.
Меня дернуло вперед, ремень безопасности врезался в грудь. Телефон снова выскочил, но на этот раз приземлился на приборную панель. Запрыгал по ней, кувыркаясь, и в тот момент, когда собирался упасть под сиденье, я вытянула руку и поймала его.
Надо же, какая я неуклюжая! Не проехала и километра, как попала в аварию!
— Франсуа…
— Что у вас там происходит? — обеспокоенно поинтересовался молодой человек.
— Я врезалась в дерево, но это не важно… Вы сказали, потерялся самолет?
— Он заправился в Бухаресте, и связь пропала. Прошло уже три часа, как он должен был прилететь в Брюссель.
Я двинула кулаком по рулевому колесу, задела клаксон, и «Боро» издал жалобный гудок — звук мгновенно поглотил темный лес. Мощный ствол, в который я воткнулась, закрывал обзор почти полностью.
Вот и закончились мои переживания. Вера потерялась, вокруг жуткая темнотища, мой «Боро» торчит в дереве, а до окончания срока осталось всего… тринадцать с половиной часов.
— Что мне делать? — Голос Франсуа сразу вывел из прострации.
— Ждите самолет.
— А если он не прилетит?
Вместо ответа я вырубила связь.
Ему что делать? Тут сама по уши в дерьме увязла!
Вылезла из автомобиля, со злостью хлопнув дверью. Спуск настолько крутой, что если упадешь, то покатишься вниз так весело, что и остановиться самостоятельно не сможешь. Разве дерево какое пособит, заодно превратив тебя в отбивную.
Обреченно приблизилась к передку машины, который дружески прижался к роковой сосне. От удара пластиковый бампер лопнул и раскололся, вдавив правую фару внутрь. Глядя на это безобразие, я думала не о том, как выбраться, а о том, куда запропастился самолет с Верочкой.
Обошла дерево с другой стороны, глядя на машину, но вся в мыслях о самолете, и решила позвонить Чедвику. Может, он окажет помощь? Все-таки бывший сотрудник ЦРУ, должны остаться какие-то контакты с гражданскими авиаслужбами.
— Вы готовите — мы помогаем! — отозвалась трубка.
— Ах да… — пробормотала я, с трудом вспоминая условную фразу, — Это… В артишоках можно ли использовать речных улиток? — Кажется чего-то напутала. Но на другом конце поняли.
— Подождите секундочку! — ответил женский голос.
Пока ждала, в глаза назойливо маячил изуродованный передок «Боро». Тяжесть давила на сердце. Не успела перевести дух, как в трубке послышался голос Чедвика.
— Да. Слушаю.
— Дуглас, это Овчинникова! Мне нужна ваша помощь.
— Какая именно?
— Я потеряла самолет, который вылетел из Веллингтона двадцать восьмого числа. Вы не могли бы разыскать его?
— А вы где?
— Я… — Машинально оглянулась. — В лесу, возле замка Вайденхоф… Кстати, у меня есть для вас интересная информация. Я знаю то, чего не знает Кларк.
— Разве такая информация существует в природе? — после короткой паузы спросил он.
— Ха-ха, — сказала я. — Это действительно так. У меня есть то, что ему нужно до дрожи в коленках. Дайте мне сутки, а затем можете использовать эту информацию в своих целях.
— О чем речь?
— Похоже, я знаю, где находится клише, при помощи которого изготовлены гравюры. Именно там могут находиться таинственные рукописи, которые переводил алхимик и которые укажут, где искать «живую воду».
— Да, это действительно ценная информация. И где находится это место?
— Люцерн, собор Хофкирхе.
Голос Чедвика прозвучал немного взволнованно:
— Это именно тот город, в котором жил Ганеш!
Я отвернулась от слепящих фар. Ничего не понимаю…
— Простите, что вы сказали?
— Собор Хофкирхе находится в городе, где родился и был сожжен алхимик Ганеш, — раздалось из трубки. — Вас насторожило то, что Дуглас Чедвик не знал названия города?
За шиворот словно вылили ушат ключевой воды.
— Кто это?
В трубке щелкнуло, затем из нее раздался спокойный, но пробирающий до костей голос Левиафана.
— Забавная штука этот модулятор голоса. Вы, мисс Овчинникова, наверное, и не знали, что такие приборы существуют.
— Где Чедвик? — произнесла я еле слышно.
— Его больше нет. Кстати… Вам тоже недолго осталось. Ждите гостей.
Я в страхе оглянулась на мрачную стену леса.
— Я вас предупреждал, чтобы вы не появлялись в Европе, — с раздражением произнес Левиафан. — Лимит предупреждений исчерпан.
Я только рот беспомощно открывала.
— Еще одно, — продолжил Кларк. — Спасибо за помощь. Собор Хофкирхе… Прямо сейчас туда и отправимся. До встречи в следующей жизни, мисс Овчинникова…
Спешно надавила кнопку отключения.
ЧТО Я НАДЕЛАЛА!
Чувствовала себя профессором Плейшнером, который не заметил цветка в окне русского связного. Я упустила важный элемент… Ведь Чедвик предупреждал меня. Нужно было дождаться ответа на кодовую фразу, которую я и произнесла-то неправильно. А мне не ответили ни «да», ни «нет»… Левиафан «накрыл» пункт связи.
Чедвик погиб, помощи ждать неоткуда. Я — в опасности! Сама рассказала Кларку, где нахожусь. Искать долго не придется. Дорога, на которой я торчу, единственный путь к замку Вайденхоф. Скоро сюда нагрянут головорезы.
Я в ловушке.
