Глава 2
Самолеты и аэропорты
В 18.30 огромный «Боинг-767» вылетел из аэропорта Веллингтона и взял курс на Лос-Анджелес. Десять часов полета, пересадка, и еще пятнадцать часов в воздухе. Ни разу не летала на такие огромные расстояния. Сидя в кресле и уставившись в окно, размышляла о том, в какую даль завезли меня покойнички во главе с Чиву.
Уменьшавшиеся горы и равнины Новой Зеландии будили в душе непонятную тоску. Как бы я хотела оказаться в этой чудной стране в другое время и при других обстоятельствах!.. Я вздохнула и почувствовала усиливающуюся боль в горле. Ну вот! Кажется, подхватила ангину — после купания в ледяном озере.
Двадцать восемь часов полета! Времени — океан. Подобно тому бескрайнему океану, который простирается в пяти тысячах метров под днищем самолета. Темно-синий глянцевый лист его казался спецэффектом из голливудского блокбастера. Вскоре самолет поднялся еще выше, и океан закрыли ватные разводы облаков.
Времени — океан! Можно мучиться от безделья, можно пялиться в телеэкран, на котором человек-паук скачет по небоскребам…
А можно все основательно обмозговать. Добытую информацию необходимо «причесать», найти элементы мозаики и сложить их в некую картину. Шерлок Холмс, например, некоторые убийства раскрывал, не вставая с кресла. Только трубку курил.
У меня трубки нет, не курю, да в салоне и нельзя. Вместо трубки сунула в рот леденец, а на уши накинула наушники.
Два соседних кресла пустовали. Не жалуют новозеландцы Америку. Вот и отлично! Меньше всего хотела бы, чтобы какой-нибудь навязчивый коммивояжер начал знакомиться, лезть в душу или, еще хуже, принялся бы рекламировать свой товар.
Я слушала в наушниках «Гарбэдж» и вспоминала первую — впрочем, и последнюю — встречу с доктором Энкелем. Наше знакомство выглядело случайным, если бы доктор не задал вопрос, связанный с моей профессией. Тогда я подумала, что он вовсе не такой простой и открытый, каким кажется на первый взгляд. Он напоминал старый том со сказками, валяющийся на пыльной книжной полке. Полагаешь, что знаешь его содержание, но однажды открываешь и читаешь известное иными глазами.
Он спросил, не знаю ли я, как переводится слово… «FURUM»? Кажется, так оно читается… Я почему-то уверена, что это слово не связано с «мертвой водой». Энкель многое знал о «мертвой воде», он проводил с нею опыты в лаборатории и лечил пациентов.
Непонятно, правда, зачем он притащил воду на вечеринку.
Что же он еще сказал? Пять месяцев не может перевести это слово. И совершенно не представляет, «откуда оно взялось»? Явно речь не о «мертвой воде».
Тогда, может, о воде «живой»!
Если перевести слово или хотя бы выяснить, из какого оно языка, можно обнаружить след «живой воды».
…Пять месяцев он не мог перевести слово «FURUM». И совершенно не представлял, откуда оно взялось! Да-а, пойди туда, не знаю куда…
Стоп. Но сам-то Энкель где-то услышал это слово! Почему не потянул за ниточку? Не разузнал толком его историю?.. Все просто. Ниточка никуда не вела. Или оборвалась.
То же самое слово я видела в документе ЦРУ — в служебной записке Кларка-Левиафана. Там было что-то о проекте «FURUM».
«Доложить о ходе работ по проекту „FURUM“.»
Кажется, так… Хммм…
Мои догадки приняли опасный оборот — того и гляди завалят, не выберешься. Получается, спецотдел Левиафана тоже ищет «живую воду»? Интересно, как далеко они продвинулись?
Нужно выяснить, откуда взялось слово. Хорошо бы узнать, где ЦРУ обнаружило «мертвую воду» Ганеша. Там сыскари опытные… Вряд ли они пропустили следы, выводящие на «красного льва», но все-таки… Вдруг в датировке ошиблись или перевод сделали неправильный? Меня бы им в помощь…
Кресло мое накрыла тень. Я повернула голову.
Рядом стоял незнакомый человек. В хорошем костюме, в шелковом галстуке. Но какой-то… съежившийся. Он смотрел на меня испуганно.
Что-то спросил. Я сняла наушники, в которых девчонки из «Тату» надрывались на английском о том, что их, дескать, не догонят.
— Простите, это кресло 29А? — взволнованно спросил человек.
— Что? — не поняла я.
— Это кресло 29А? Вы — мисс Овчинникова?
— Предположим, — произнесла я, опасливо рассматривая незнакомца.
Дрожащей рукой он протянул мне трубку сотового. Дисплей отсчитывал третью минуту разговора.
— Что это?
— Вас спрашивают.
— Меня?
Я вытерла вспотевший лоб и поднесла трубку к уху.
— Алло?
— Мисс Овчинникова? — раздался из динамика знакомый баритон.
Я покрылась мурашками. Вот и тяжелая артиллерия подвалила. Том Кларк, собственной персоной! Начальник спецотдела ЦРУ, организатор бардака, в который я угодила. Называется — помяни черта…
— Давно не виделись, — сказал он как всегда чарующе. Его мужское обаяние чувствовалось даже через тысячи километров беспроводной связи. Но мне было не до сантиментов.
— Только вас припоминала! Как успехи в борьбе с международным терроризмом? Какой счет?
— Оставьте иронию. Это действительно опасный враг…
— ОПАСНЫЙ?! — закричала я, напугав покорно ожидавшего человека в шелковом галстуке. — Тогда почему вместо того, чтобы искать террористов, вы убили беззащитную Верочку Шаброву?!
— Я вас предупреждал, мисс Овчинникова. Вы опять влезли не в свое дело.
— Неправда! — едва не заплакала я.
— Куда вы летите? Что вам нужно? — спросил напрямик Кларк.
Они вычислили меня по авиабилету, который я приобрела на свое имя… Вот растяпа! Чудом ушла от Бейкера из заповедного леса, а теперь лечу прямо в гостеприимные объятия американских властей. Такие гостеприимные, что ни одной целой косточки не останется. Если вообще от меня что-нибудь соберут после визита в «оплот демократии»… Надо же так опростоволоситься! Ведь были же рейсы через Австралию и Арабские Эмираты. Но я выбрала тот, который короче на час!
— Мне уже ничего не нужно. Я лечу домой. Хочу забиться в какой-нибудь темный угол и не знать ничего о вашей борьбе с терроризмом.
— Посмотрите в окно, — произнес Кларк. — Вы ведь сидите возле окна?
Я повернула голову. Рядом с крылом «боинга» пристроились два серебристых истребителя. Две небесные птички, крылья которых ощетинились турелями крупнокалиберных пулеметов и гроздьями ракет «воздух-воздух». На фюзеляже выделялась яркая звезда военно-воздушных сил США.
— Ваш самолет захвачен иракскими террористами, — сказал Кларк. — Вы этого не замечаете?
Я оглянулась на безмятежных пассажиров, сонных стюардесс, проплывающих между кресел. Никто не бегал по салону, не рвал на себе рубаху, демонстрируя арсенал взрывчатки. Не орал: «Даже если вы не верите в Аллаха, все равно к нему отправитесь!»
— Иракские террористы, захватившие ваш аэробус, — продолжал Кларк, — собираются протаранить один из небоскребов Лос-Анджелеса или Сан-Франциско. Именно это известно пилотам истребителей.
— Вы не уничтожите самолет, полный людей!
— Но если он врежется в небоскреб, жертв будет намного больше.
— Он не врежется в небоскреб! Нет никаких террористов на борту!
— Все правильно. Куда вы дели вашу подругу?
Зубы непроизвольно сжались. Он допрашивает меня. Допрашивает с пристрастием, с угрозами. Я словно в кабинете Левиафана, в котором никогда не была.
Он начал с самого больного вопроса.
— Я похоронила Веру, — процедила в трубку. Так и хочется швырнуть ее на пол и давить каблуком, превращая в крошево.
— Где?
— На берегу озера. Четвертый камень у третьей заводи.
— Где человек, обнаруживший «черного льва»?
Значит, пробитый Бейкер, кроме меня, еще и Барсика упустил? Растерял он свои навыки. Точнее, из него я их вышибла молотком. Раньше бы он оставил после себя одни трупы, а полиция гонялась бы за Аленой Овчинниковой — известной русской рецидивисткой.
— Это какой-то новозеландский бродяга. Я его не знаю. «Черный лев» попал к нему случайно.
— Значит, вам известно, что такое «черный лев»… — произнес утвердительно Кларк.
— Из легенды о Ганеше. «Черный лев» был мне нужен только для того, чтобы найти Верочку… Теперь она мертва, а я хочу одного — вернуться домой.
— Не верю. Будет надежнее, если вы полгодика посидите в калифорнийской тюрьме — за попытку угона аэробуса.
— Не выйдет. Я уже была чеченской террористкой в прошлый раз! Одна и та же ложь дважды — неоригинально!
— Зато весьма действенно.
— Послушайте! — взмолилась я. — У меня нет интереса в этом деле! Я вне игры!
— Что вам известно о слове «FURUM»? — вдруг резко переключился Кларк.
Что ему нужно? Вычисляет, как много я знаю?
— Впервые слышу.
Тут Кларк запнулся. И со следующим вопросом я поняла, что он вовсе не проверяет меня.
— Спрашиваю вас как специалиста по древним языкам — что вы можете сказать о слове «FURUM»?
Он ищет. И пытается использовать меня в своих поисках.
— Какому языку принадлежит слово?
— Язык не установлен.
— Хотя бы где найдено слово! Тогда можно определиться, какие народности проживали в данном районе и соответственно на каких языках разговаривали.
Кларк сделал короткую, почти незаметную паузу.
— Забудь об этом. Забудь это слово… И крепко-накрепко запомни, что обещала. Ты — вне игры, Скалолазка. Не хватало еще с тобой проблем. Если кто-нибудь из моих людей наткнется на тебя на выставке восковых фигур мадам Тюссо или на Эйфелевой башне — отправишься следом за своей подругой…
Истребители за окном добавляли его словам весомости. Мои руки дрожали, но в голове вертелась упрямая мысль: «Фигушки тебе, Левиафан!..» Как же — «вне игры»! Ублюдок Бейкер добросовестно постарался, чтобы я осталась в гонке, победителя которой ждет драгоценный ручей.
— Мое стилистическое построение достаточно понятно? — закончил Кларк.
— Да.
— Лети в свою Москву. Конец связи.
Он не ведает, что у меня пересадка в Лос-Анджелесе на Мюнхен! Выцепили человека посреди Тихого океана, но не проверили самую малость! Иначе бы точно схватили в Калифорнии. Подошли бы двое громил в черных костюмах, взяли под рученьки и — прощай Родина, здравствуйте, американские заключенные!
Кларк спешит, потому и невнимателен. Не иначе перед ним поставлена патриотическая задача найти «живую воду» к Дню Независимости! А мне она нужна гораздо раньше.
Истребители за окном завалились набок и быстро исчезли из поля зрения.
Отдала сотовый телефон человеку в шелковом галстуке. Он походил на запуганного официанта, который у столика клиента вынужден ожидать заказ, в то время как ему ужасно хочется в туалет. Кларк так застращал беднягу, что тот едва на ногах держится. Приняв трубку сотового, он удалился, пятясь.
Разговор с Кларком был неприятным, особенно на фоне истребителей за окном, но все-таки оказался ценным. Он убедил меня. «Живая вода» не фантазии, рожденные созерцанием новозеландской татуировки. Она существует, и ЦРУ ищет ее, не жалея людей, времени, денег. Американская разведка готова даже на боевую операцию. Спецотдел Кларка не занимается ерундой.
А еще я убедилась в важности слова «FURUM». Пока буду ожидать пересадки в Лос-Анджелесе, необходимо разбиться в доску, но перевести его.
Берег Калифорнии я рассматривала с содроганием. Чем ближе он становился, чем яснее вырисовывался в окне, тем больше я ощущала себя еврейской девушкой, которую тюремный вагон мчит в нацистскую Германию. Ленты песчаных пляжей, зелень пальм и блеск небоскребов казались мне декорированными вратами ада. Знала, что Кларк пока потерял ко мне интерес, что возиться со мной он пока не станет. Но все равно было страшно.
Лос-Анджелес встретил жарким солнцем. Я выползла из самолета вялой и невыспавшейся. Волосы спутались — забыла купить расческу. В голове шевелилась какая-то каша. Тяжелый перелет.
По закрытому трапу в здание аэропорта вошла с опаской. Я — в логове зверя. В любой момент могут скрутить руки и бросить в застенки «страны свобод и демократии». А могут организовать несчастный случай. Типа — поскользнулась и напоролась на потерянный кем-то охотничий нож. Примите наши соболезнования…
Усатый полицейский пристально смотрел на меня, и я опустила глаза. Сквозь ресницы увидела, что он движется ко мне.
Вот и вляпалась! С одним полицейским, возможно, и справлюсь, но от всей Америки не убежишь. Будут травить, как лисицу. По телевизору и радио, в газетах и на плакатах. Преступница-маньяк… Если кто-нибудь… за живую или мертвую.. Это я уже проходила в Турции…
— Мисс, можно вас на секунду?
Как же американцы исковеркали английский язык! Ужас, что с ним сделали! Обрезали по самое «не хочу». Гласные тянут. Впечатление такое, словно не говорят, а жуют.
Он смотрел на меня, хмуря брови. В густых усах застряли крошки.
— В чем дело, офицер? — Я попыталась изобразить искреннее недоумение, но как раз искренним оно и не получилось. Голос предательски дрожал.
Следующие слова он произнес с каким-то злорадным удовольствием:
— Давайте заглянем в вашу сумку, — предложил полицейский, указывая дубинкой на мой «Найк». — Быть может, найдем там какую-нибудь редкую травку или воздушный порошок?
Уф, напугал, чертяка! Я даже засмеялась облегченно, чем ввергла полицейского в легкое недоумение.
— Конечно! Давайте посмотрим! — Не дожидаясь других предложений, я вывалила на маленький столик свернутое Светкино платье, потасканный спортивный костюм, пакетики с орешками, которые захватила с собой в самолет.
— Что-то еще показать? — любезно сказала я.
— Нет-нет, — смутился он, — все в порядке. Можете идти!
Едва не расцеловала его за последнюю фразу.
Можете идти! А я уж думала…
Нет, никто не собирался хватать меня в США.
Проскочу.
Три часа до следующего рейса. Я посчитала на огрызке бумажки: 14.00 по тихоокеанскому времени, по времени Веллингтона — 10.00. С момента смерти Верочки прошло чуть меньше полутора суток, а я не продвинулась в расследовании.
Позвонила Жаке. Не потому что надеялась узнать новую информацию — одиночество вдруг сделалось невыносимым.
— Мне сейчас на перевязку, — сообщил этнограф. — Но пять минут есть… Сто двадцать страниц «Жизнеописания алхимика Ганеша» выпущены в 1819 году в Берне крохотным тиражом в сорок экземпляров. До двадцатого века сохранились лишь двадцать. Какая-то их часть погибла во время Второй мировой войны. Мои друзья сумели отыскать следы только восьми экземпляров. Они хранились в архивах и библиотеках разных городов Европы. Так вот, за последние четыре месяца издания с «Жизнеописанием Ганеша» пережили эпидемию пожаров, потопов, грабежей и актов вандализма.
— Смею предположить, что ваши друзья не нашли ни единого экземпляра!
— Именно. Странно все это.
— Как раз странного ничего нет, — ответила я. — Наоборот, было бы удивительно, если бы остался хоть один. Эти люди знают свое дело. Они поднаторели в сжигании бесценных рукописей и уничтожении археологических памятников.
— Кто — они?
— Да так… Банда.
— Время вашего прилета в Мюнхен не изменилось?
— Если только самолет не опоздает.
Жаке отправился на перевязку, а я, после короткого размышления, пересела к мини-компьютеру, за деньги предоставившему доступ в Интернет. Выгнала при этом рыжеволосую девицу, которая тупо листала торговый сайт с бриллиантовыми колье. По-доброму она не хотела уходить. Пришлось купить автомобильный аэрозоль и с грустью сообщить ей, что она где-то неудачно прислонилась и ее модельное платье испачкано на спине серой краской, сильно напоминающей птичий помет.
Я облазила не меньше двух десятков сайтов, пытаясь перевести слово «FURUM». Искала и прямые переводы, и общие корни с каким-то из языков. Без толку! Все, что находила, не имело ни малейшего смысла.
Уже прозвучало объявление о посадке на рейс «Юнайтед Эйрлайнс 8861». За три часа, проведенные в аэропорту Лос-Анджелеса, я не узнала ничего. Ни толики информации, которая указала бы направление дальнейших поисков.
Вполне возможно, за те сутки, которые у меня останутся на Европу, тоже ничего не добьюсь. ЦРУ позаботилось о том, чтобы уничтожить сохранившиеся экземпляры «Жизнеописания Ганеша». И слово «фурум» мне оказалось не по зубам. Я, конечно, полечу в Мюнхен, но что там буду делать — представления не имею. Других вариантов все равно нет.
Шагая по трапу, думала о том, что рискую, отправляясь в Мюнхен. Серьезно рискую. Если столкнусь с одним из агентов Кларка и Бейкера — закатают в цемент. Левиафан дважды предупреждать не будет. Одна надежда — Европа большая, и хотя агентов ЦРУ в ней сейчас, словно червяков в земле после дождя, шанс столкнуться с ними невелик. Авось пронесет.
В отличие от рейса из Веллингтона, самолет в Мюнхен был переполнен. В креслах рядом со мной устроились необъятных размеров мамочка и ее пухлая дочка. По прошествии двенадцати часов полета это соседство укрепило меня в мысли, что чем дольше я не заведу детей, тем больше проживу. Вдобавок надолго отбило охоту к еде. Мама и дочка жевали всю дорогу. Съели все, что бесплатно подавалось в салоне экономического класса, вдобавок опустошили собственные сумки. Предложили мне подгоревшую куриную грудку, но я сказала, что сыта от одного вида их яств.
Когда они уснули — усыпанные бумажными обертками и фольгой, — я вновь принялась думать, что делать дальше. Шансы отыскать «живую воду» мизерные. Спецотдел Кларка — влиятельный, с обширными связями и полными карманами денег — и тот в растерянности. Хватаются за последнюю соломинку. Кларк даже у меня спрашивал, как переводится нужное слово. Не знают они, где искать. А уж я и подавно!
Может быть, похоронить Веру?
Если через сутки ничего не отыщу — так и сделаю.
В Мюнхене стояла отвратительная погода. Пасмурно. Мне показалось, что аэробус не приземлится ни сегодня, ни вообще. Бесконечно долго он кружил над аэропортом Франца Йозефа Штрауса. Пухлая мама сообщила дочке, что в самолете столько бензина, что он может летать хоть целую неделю. Чтобы испортить им настроение, как всю дорогу они портили мне, я сказала, что, если мы не приземлимся через полчаса, земное притяжение сделает это, не спрашивая разрешения пилотов. Они завизжали обе, чем доставили мне несказанное удовольствие. Это им за горелую куриную грудку!
Приземлились все-таки. Профессор, с которым договорился Анри, чтобы тот встретил меня в аэропорту, приехать не смог. Накануне он соскользнул со стремянки в библиотеке и сломал лодыжку. Будучи, однако, человеком ответственным, вместо себя прислал одного из студентов, не посвятив его, впрочем, в пикантную ситуацию.
Парень оказался хоть и смышленым, но не слишком интересующимся моими проблемами. Свое поручение он воспринял несерьезно, посчитав его чем-то вроде доставки пиццы. Во-первых, я потеряла полчаса, прождав его и свой паспорт возле таможни. Во-вторых, когда наконец он появился и отдал документы, долго не мог понять, почему должен ехать в Брюссель.
— Что вам сказал ваш начальник? — допытывалась я, нервничая из-за пустой траты драгоценного времени. Мы находились на стоянке автомобилей, за нашими спинами взлетали и садились самолеты.
— Он мне не начальник. Он — университетский преподаватель.
— Какие инструкции он вам дал?
— Встретить, передать паспорт. Иметь машину.
Он указал на серебристый двухместный кабриолет с открытым верхом. Машина хороша для развлечений с девочками, но как он повезет одеревеневшее тело Веры? Я ужаснулась.
— Вам нужно сделать следующее. Взять другую машину. Желательно «универсал». В «Брюсселе Национал» встретите спецрейс из Новой Зеландии. Самолет приземлится через шесть-семь часов. Получите там ящик с… с… — Меня застопорило.
— С чем? — Парень слушал очень внимательно.
— С этим… с таким… — Я механически крутила руками, показывая, с чем «таким-этим» должен быть ящик, словарный запас начисто иссяк. — Короче, ни в коем случае не распаковывайте ящик!
— А что в ящике?
Недомолвками заинтриговала парня. По его глазам видела. Обязательно сунет нос. Свернет на обочину дороги в безлюдном месте и вскроет ящик. И я не была уверена, что после этого он отправится ко мне, а не в полицию.
Пришлось ответить жестко. Не хотелось грубить человеку, который помогает тебе, но будет лучше, если парень не узнает, какой груз везет в кузове через границу.
После моих эмоциональных предупреждений парень некоторое время, не моргая, смотрел на меня, а затем произнес:
— Странная вы девушка. На вид совершенно обычная, а делами темными ворочаете, словно из ЦРУ прислали.
Диким взглядом уставилась на него! Нашел с кем сравнить!..
— Стойте! — Он вдруг взял меня за руку, а сам глядел через мое плечо. — В нескольких метрах позади вас стоит человек, не отводя взгляда от вашей сумки.
Я похолодела и тоже глянула на сумку, валявшуюся возле ног. Хоть куплена она была три дня назад, а уже такая потасканная и грязная, как котомка попрошайки.
— Не оборачивайтесь… Он продолжает смотреть. Наверное, хочет украсть ее.
— Слава богу, — выдохнула я. — Пускай крадет. В ней ничего ценного нет.
— Он направляется к нам, — сообщил парень, поглаживая мою ладонь. Похоже, ему нравилось держать меня в напряжении.
— Как он выглядит?
— Как каланча… Теперь смотрит не на сумку, а на вас.
Я вырвала ладонь из его руки и обернулась. С первого взгляда узнала этого человека — так же, как он сразу приметил мою сумку на переполненной людьми автостоянке. Еще бы! Ведь он держал ее в руках некоторое время! Когда они с Бейкером схватили Барсика в заповедном лесу неподалеку от хребта Раукумара.
Как ни велика Европа, а на червяка все-таки наткнулась. Это был подчиненный Бейкера. Мулат, который палил по убегавшему Глюки из подствольного гранатомета! Он узнал сначала мою сумку, а затем и меня. Накаркал мой помощник. Помянул ЦРУ, будь оно неладно!
— Стойте! — произнес мулат. Рука скользнула под пиджак. — Не двигайтесь! Оба!
Мулат собирался достать из пиджака явно не карманный переводчик. Лицо его выражало решимость, но я чувствовала, что он пока не знает, как поступить. Он не понимал, зачем я здесь и нужно ли меня хватать.
Так и есть.
— Что вы здесь де…
Возможно, он обладал сумасшедшей реакцией. Хотя, думаю, не всякий американец способен выхватить пистолет, как Уайт Эрп. Во всяком случае, пока его рука копошилась под пиджаком, пока вороненый ствол появлялся на белый свет, мой внезапный обморок еще более усложнил ситуацию.
Американец определенно растерялся, когда стоявшая перед ним особа вдруг закатила глазки и рухнула между автомобилями, словно подстреленная. А через секунду я перекатилась по асфальту и находилась уже под днищем «БМВ» пятой модели, не забыв утащить с собой сумку «Найк». Могла бы, конечно, бросить — осталась там всякая ерунда, вроде грязных шмоток и восьми тысяч долларов. Но в сумке оставалось Светкино платье, которое я обязана была вернуть хозяйке, даже если Господь решился бы на Апокалипсис.
Мой помощник-студент по-прежнему стоял, но за него я не сильно волновалась. Американец в первую очередь будет преследовать меня.
Так и случилось. Пистолет он выхватил, но палить на переполненной людьми автостоянке не отважился.
Тем временем я юркнула под следующую машину.
Посадка спортивной гоночной тачки чересчур низкая, и я застряла под ней. Втиснулась, а вылезти не могла. Левая рука с сумкой барахталась снаружи. Ухватившись за нее, американец вытащил меня на белый свет.
Припечатал к полированному капоту так, что в ушах зазвенело.
— Ты не дослушала вопрос. Что ты здесь делаешь?
— Хотела попасть на фестиваль пива.
— Он проходит в октябре. Что ты здесь де…
Он снова не успел договорить. За его спиной внезапно выросли двое полицейских и, скрутив ему руки, оттащили от меня. Позади этой троицы, напоминавшей мне шестиногое трехголовое чудовище, мелькнул мой помощник с улыбкой на устах.
— Отпустите меня! Или вам будет плохо! — заорал американец. Ответом послужил щелчок наручников на его запястьях.
— Фройляйн, с вами все в порядке? — вежливо поинтересовался один из полицейских, тыкая американца носом в крышку капота.
— Да, спасибо, — ответила я, отряхивая юбку.
— Он, случайно, не ваш муж?
— Боже упаси! — сказала я и добавила доверительно: — На вашем месте я бы проверила, что он прячет под мышкой. И засадила бы его за решетку на тысячу лет.
Руки полицейских похлопали мулата по бокам, лица их повеселели — они явно обрадовались находке. На свет появился вороненый — как я и предполагала! — пистолет.
— У вас есть разрешение на ношение огнестрельного оружия? — поинтересовался полицейский.
Мулат что-то промямлил, и я поняла, что дальше все будет развиваться стандартно, что хотя бы временно проблема решилась. Вот только…
— Можно я его спрошу кое о чем? — попросила я у полицейских.
Они пожали плечами. В самом деле, почему бы и нет.
Я наклонилась к уху помощника Бейкера:
— Где искать «живую воду»?
Он расхохотался. Так и закатился со скованными за спиной руками, уткнувшись лицом в полированный капот. Полицейские вопросительно смотрели на него. Небось подумали, что я ему анекдот рассказала.
— Полагаешь, если бы мы знали, был бы такой переполох? — спросил мулат.
— А в каком городе жил Ганеш?
— Какой смысл мне отвечать? Ты, считай, уже в могиле. Шеф приказал: если мисс из России появится в Европе, тут же разнести ей голову чем придется.
— Что же ты не разнес?
— Людей на стоянке слишком много.
— О чем вы говорите? — спросил один из полицейских.
Я не обратила на него внимания, «вставив» под ребро собеседнику шпильку:
— У меня в руке шприц с «мертвой водой». Ты ведь знаешь, как она действует, не правда ли?
Мулат некоторое время изучал свое отражение в полировке капота, а потом ухмыльнулся:
— Не знаю. Продемонстрируй!
Я выпрямилась. Ничего не добилась.
— Фройляйн, — обратился ко мне один из полицейских. — Вы будете писать заявление? Нам необходимо пройти в отделение.
— Да, конечно, — ответила я. — Сейчас, только запру свой «лексус». Он там, в конце стоянки.
Вернулась к своему студенту. Вот и пригодился парень. Вовремя вызвал полицейских. Если бы не он, этот громила придушил бы меня по-тихому.
— Темными делами ворочаете, фройляйн, — укорил студент. — Вредно это для здоровья.
— Все тут такие шутники, что хоть спектакль устраивай! — обозлилась я. — Немедленно отправляйтесь в Брюссель и сделайте так, как я велела.
— Поцелуйте меня на прощание, — произнес он, изображая робость. — Путь будет долгим и опасным.
— Когда вернешься, тогда и поцелую. А пока — счастливо! Тебя ждет Брюссель. И не забудь поменять машину.
Не открывая дверцу, парень прыгнул в свой серебристый кабриолет. Я повернулась к полицейским, знаком показала, что скоро вернусь, и бросилась в конец автостоянки. Там как раз находилось шоссе.
Что ж, помощника отправила за телом и самой времени нельзя терять. Пора убраться со стоянки. Готова поспорить, что недолго мулат будет пребывать в наручниках. Один звонок — и их снимут, вернут пистолет, да еще извинятся перед задержанным. А то, что он собирался «разнести мне голову» по приказу шефа, никого не интересует.
Куда же бежать? Ведь у меня нет и в помине никакого «лексуса»…
Столь необходимый лимузин неожиданно материализовался в виде темно-коричневой «тойоты», возникшей рядом буквально из воздуха. Еще один преследователь! Сколько же их в Мюнхене?
Дверь открылась, из нее выскочил человек, которого я и разглядеть толком не успела. Какой смысл изучать форму подбородка или цвет глаз, когда собираешься врезать объекту промеж ног.
Удар коленом — вещь убедительная и неприятная.
Человек свалился на асфальт, держась за дверцу. Я запрыгнула в водительское кресло. Собиралась тронуться и оставить пострадавшего как минимум с переломанными лучезапястными костями.
— Стойте! — вымолвил он с таким трудом, словно тянул зубами трос с автобусом.
— Ну конечно! — откликнулась я. — Может, вам еще пистолет в руку вложить?
Его пальцы стиснули дверь, и он, собравшись, ответил:
— Я тот, с кем Энкель должен был встретиться на приеме у Жаке!
