Мы шли целый день. На лыжах можно было добраться за полдня, но нам нужно отвести в лес стрелецких лошадей, слишком хороших, чтобы принадлежать крестьянину. Большая часть пути проходила по болоту, вроде бы замерзшему, но, все равно, еще опасному. Впрочем, Устин, сын Тимофея, назначенный нашим проводником, сообщил, что это болото опасно круглый год. Подозреваю, что к укрытию загадочного разбойника Аркадия ведет и другой путь, менее опасный, а может, и более короткий, но если такой путь и есть, его держат в секрете. Мы шли тяжелым путем.

Кстати, Устин оказался вовсе не дебилом, а совершенно нормальным мужиком. Это лицо у него такое.

Лыжи застревали в невидимых под снегом корягах, лошади все время норовили провалиться в бездонную пучину, наполненную ледяной водой, стрелецкие пищали то и дело цеплялись за деревья, мы совершенно выбились из сил, и когда я увидел тигра, то подумал, что от усталости начались глюки.

Тигр был большой и красивый, точь-в-точь, как уссурийский тигр из сериала "Дикая природа Би-би-си". Он настороженно смотрел на нашу спотыкающуюся и матерящуюся процессию, и в его глазах не было злобы, а было в них только любопытство. Я замер на месте, как вкопанный, несколько раз сморгнул и убедился, что это не глюк. Откуда в Подмосковье уссурийский тигр? Здесь, что, биология другая?

— Кажися, пришли, — выдохнул Устин. — Привет, Шерхан! — обратился он к тигру. — Не узнаешь?

Шерхан узнал Устина, повернулся к нам задом и бесшумно скрылся среди деревьев. Удивительно, как такой огромный зверь такой яркой расцветки умеет так хорошо прятаться в черно-белом зимнем лесу.

— Это сторож Аркашкин, — пояснил Устин. — Вы, кстати, Аркашку Аркашкой в глаза не называйте, только Аркадий Петрович. Гневаются они.

Через полчаса, когда уже начало смеркаться, мы вышли на большую поляну, на которой размещалась самая настоящая деревня, нисколько не меньше, чем Михайловка. Только если Михайловку на глаз можно отнести веку к семнадцатому, то эта деревня как будто пришла из времен татаро-монгольского нашествия. Потому что она была окружена частоколом, над котором виднелись шапки часовых.

Мы подошли к воротам метров на пятьдесят, и в снег перед Усманом, шедшим впереди, воткнулась стрела. Из двух бойниц, проделанных по обе стороны от ворот, высунулись дула пищалей, а над частоколом, чуть в стороне от ворот, нарисовалось нечто, похожее на миномет. Кулеврина, вспомнил я, так оно правильно называется.

— Кто такие? — донесся из-за стены немного шепелявый и совсем не властный голос. — С чем пожаловали?

— Это я, Аркадий Петрович! — крикнул Устин. — Устин Тимофеев из Михайловки.

— Сам вижу, что Устин, — согласился голос. — Ты кого это сюда привел?

Усман вышел вперед и сказал следующее:

— Я Усман ибн-Юсуф Абу Азиз эль-Аббаси. Со мной мой друг Сергей Иванов, семь стрельцов, вставших под мое начало, и Устин Тимофеев, который любезно вызвался проводить нас до этих мест.

— Бусурманин? — заинтересовался голос.

— Да, мусульманин. Но это неважно, потому что мы с Сергеем явились сюда из другого мира, а об обстоятельствах этого события лучше говорить внутри, чем снаружи. Здесь холодно и скоро стемнеет, мы устали от долгой дороги и хотим отдохнуть.

— Нет уж, — усмехнулся голос, — говорить будем здесь. Так, значит, Тимоха начал в самогон коноплю добавлять? Из другого мира… Нет, ребята, вы лучше с этим не балуйтесь, ни к чему хорошему травка не приведет. Так откуда вы взялись?

— У Сергея амулет против магии, — сообщил Усман, — и еще у нас очень хорошее оружие. Если потребуется, мы возьмем вашу крепость штурмом, притом без особых проблем.

Голос расхохотался. Усман состроил перекошенную гримасу и выстрелил вверх из подствольника. Рискованный выстрел, хорошо, что сейчас нет ветра и граната не упадет нам на головы.

Граната разорвалась внутри частокола. Двумя прыжками я рванулся к стене, прислонился к ней спиной, а потом быстро перебежал метров на пять в сторону, не хватало еще, чтобы мне на голову обрушили что-то тяжелое. Усман повторил мой маневр, он стоял рядом со мной, тяжело дыша, и я удивился его поведению, ведь ему лучше было бы занять симметричную позицию по другую сторону ворот.

— Твой амулет, — шепнул Усман одними губами, — я предпочитаю находиться под его защитой.

Стрельцы попадали в снег и проворно отползали в стороны, стремясь побыстрее оказаться вне сектора обстрела пищалей, стволы которых торчали из бойниц и судорожно подергивались. Очевидно, стрельцы внутри крепости пришли в замешательство, и я их понимаю.

Усман перезарядил подствольник.

Минуту-другую ничего не происходило, а потом снова раздался тот же голос. На этот раз он донесся сверху, со стены.

— И вправду амулет, — сообщил голос. — И оружие у вас забавное. Но это не помешает залить вас смолой, когда будет нужно. А если отбежите от стен, попадете под обстрел.

— Следующая граната будет зажигательной, — пообещал Усман.

Он блефует, в нашем боекомплекте все гранаты осколочные и осталось их девять штук на двоих. Нет, эту крепость нам не взять.

— У кого амулет? — спросил голос. — А, ну да, ты говорил, у друга… значит, у тебя… принеси клятву и я прикажу открыть ворота.

— Какую клятву? — не понял я.

— Повторяй за мной. Клянусь отцом и сыном и святым духом, что не причиню никакого зла сему замку и его обитателям. А если нарушу сию клятву, пусть мой амулет утратит силу.

Замку? Он называет это замком? Ну-ну, каждый сходит с ума по-своему.

Я повторил клятву и крест колыхнулся. Он как бы сообщил мне, что понял смысл произнесенного и что мне лучше не нарушать эту клятву. Интересно… это что, получается, здесь надо выполнять обещания?

Пищали втянулись внутрь бойниц, миномет мелькнул над стеной и убрался куда-то вниз. Ворота со скрипом приоткрылись, ровно настолько, чтобы человек смог протиснуться внутрь.

Усман протиснулся в щель, я последовал за ним, а за мной внутрь частокола просочились Иван и Устин.

Аркадий Петрович больше всего походил на Дениса Давыдова из старого, еще советского, фильма. Коренастый бородатый мужичок небольшого роста и неопределенного возраста, на первый взгляд совершенно неотличимый от крестьянина. Но, если приглядеться, обращаешь внимание на тонкие черты лица, тщательно скрытые под густой растительностью, и еще на то, что в его глазах скрывается куда больше разума, чем кажется с первого взгляда. В руке Аркадия Петровича был кремневый пистолет, а нацелен он был в грудь Усману.

— Бросайте оружие, — приказал Аркадий Петрович. — И нечего дергаться, бусурманин, не потребовал ответную клятву — сам виноват. И ты не дергайся, а то амулет рассыплется и не жить тебе.

Лишь на мгновение лесной князь отвел взгляд от Усмана, но этого оказалось достаточно. Неуловимое движение всего тела, удар ногой, выстрел, пистолет, кувыркаясь, падает в снег, рука Усмана скользит за спину и вот уже в горло разбойника упирается автоматический пистолет Стечкина. Усман не успел снять его с предохранителя, но Аркадий Петрович этого не знает.

— Принести клятву никогда не поздно, — проговорил Усман, тяжело переводя дыхание. — Повторяй за мной. Клянусь отцом и сыном и святым духом, что не причиню никакого зла сим путникам. А если нарушу сию клятву, пусть мое слово утратит силу.

Аркадий Петрович растерянно хмыкнул и повторил клятву. Стальные объятия разжались, Аркадий Петрович отступил на пару шагов, потер шею и задумчиво проговорил:

— А ты силен драться, как там тебя…

— Усман.

— Аркадий, — он протянул руку и состоялось рукопожатие.

Аркадий повернулся ко мне.

— Сергей, — представился я и пожал протянутую руку.

Иван рукопожатия не удостоился.

— Давай, Усман, командуй своим, пусть заходят, — сказал Аркадий. — Да пусть не боятся, никто их теперь не тронет. А мы пойдем в горницу, выпьем по рюмке чая, — он хихикнул, — поди, устали с дороги?