Глава 29
– Вот и холод отступил, – философски заметил Макс.
Гера хмыкнул и протянул мне самую обыкновенную «Зиппо» без наворотов:
– Покажи, а?
Я потерла ладошки друг о друга, подышала на них и, вздохнув, раскрутила зажигалку между пальцами. Забытое, смазанное движение – и вот она уже горит ровным светлым пламенем.
– Но как? Как ты это делаешь?
Гера схватил «Зиппо», попытался повторить трюк, но у него ничего не получилось.
– Годы практики, дражайший, годы практики.
– Пижон, – беззлобно бросил Макс.
Гера наконец-то прикурил, затянулся глубоко – и уставился куда-то в сторону приемного покоя. Мы сидели на лавке около Института Склифосовского и откровенно валяли дурака, потому что сказать было нечего.
– Ты курила, Оливин?
– В прошлой жизни. – Я убрала руки в карманы куртки, совершенно простой и незатейливой. Рысь и соболь оказались бесполезными, раз не было, для кого их носить.
– Любишь ты красивые слова. – Гера затянулся так, что на моих изумленных глазах сгорело полсигареты.
– В позапрошлой. Лучше?
Макс, стоявший рядом с лавкой, хмыкнул.
– Товарищи, мы на работу-то поедем? Конец света, как-никак.
Гера презрительно махнул рукой, после чего буднично вытащил из кармана сотовый:
– Видал?
– И что?
– Да ничего. Получил под роспись. Вчера еще. Программное обеспечение такое же, как на моем старом компьютере. Любой прорыв на любой карте… Да и ваше местоположение тоже.
– Из бластеров не стреляет? – поинтересовалась я заторможенно.
– Пока нет, – Гера наконец хмыкнул, и я чуть улыбнулась в ответ, ловя, как отражение, это его чувство.
Ужин с Эйданом совсем лишил мое существование цели. Все было нормально. Никаких врагов, никаких перипетий, никаких историй. Обычная жизнь. Всплеск прорывов в России? В Москве? Так это потому, что у нас все время что-нибудь прорывает. То трубы посреди зимы, то газопровод посреди лета. С пиратов, опять же, глупо снимать вину.
Я нахмурилась. На моей памяти прорывы случались только у неизданных текстов. Пираты же просто множили сущности, подвешивая в информационное пространство копии.
– Дай сигарету, – тоскливо попросила я Геру.
Тот бросил на меня взгляд исподлобья, но лекций, к счастью, читать не стал. Вместо него по этой теме выступил Макс:
– Может, не стоит?
Я закатила глаза, дождалась, пока Гера справится с «Зиппо», и демонстративно затянулась. Ощущение было знакомым, приятным и настолько хорошо забытым (ощущения из вечера прорыва стерлись напрочь), что я провалилась в детство. В пятнадцатилетие, игры на повышение, попытки одеваться и вести себя так, чтобы пускали в клубы. Удавалось, кстати, только мне.
– А, Роза?
– Если бы я осталась в Лондоне… То пить мне на законных основаниях можно было бы только год назад. – Я рассмеялась.
За все прожитое и пережитое Россия настолько успела стать родным домом, что эта мысль впервые посетила мою голову.
Макс не сводил с меня взгляда стальных – отчего-то – глаз.
– Я курила, Макс, говорю же. Приехала сюда – и как рукой сняло.
– Вместе с именем, гражданством и образом жизни. – Гера швырнул бычок куда-то в сторону.
– А ты-то что делал, пока я тут выживала?
– Аналогично. – Он закашлялся. – Это только Макс у нас… Уже публиковался и имел статус, «ЖЖ» с пятью тысячами поклонниц, да и вообще.
Макс поднял брови и спросил вдруг как-то высокомерно:
– Вообще?
Гера ожесточенно пнул носком своего недешевого ботинка кусок асфальта прямо у лавки – и с вызовом уставился в глаза Максу. При мне подобное происходило впервые.
– Это же не у меня папа дипломат. Не я же по европам провел полжизни, а в Пед поступил, потому что туда готовиться не надо было.
– Туров, ты совсем упал, что ли? Давай еще Розе предъяви претензию. За папу-олигарха и бойфренда-модель.
Гера потянулся за сигаретой. Странное дело, но никакого чувства вины, в отличие от Макса, я не испытывала. Может, не испытывал и он тоже. Конденсаторы барахлили.
– Издал-то его не папа-дипломат.
Гера хрипло рассмеялся, и я некстати подумала о том, что мою непутевую семейку, состоящую из двух сводных братьев, хорошо бы переместить куда-то в тепло. Заболеют еще.
– Ты правда не в курсе, кто его издал?
Я пожала плечами, было как-то не до того.
– Ну давай, Герман, поведай нам, как я спал с главредшей и все такое прочее. – Макс раздраженно скрестил руки на груди.
– Ребят… – начала было я, но Гера не дал продолжить:
– Ни с кем ты не спал. Ты был счастливо женат на Марго, – я даже вздрогнула, – имел отдельную квартиру в неплохом районе и ничего не делал. Если бы ты хотя бы переспал с кем-то! Подвиг был бы.
– У меня нет настроения трясти тебя за шкирку и спрашивать, что случилось. Предположу, что вчера не дали.
Рука сама собой дернулась к Гере и обвила его за плечи. Он, однако, вскакивать и бить Макса не спешил, просто скривил губы и выплюнул:
– А тебе?
Я вскочила на ноги, чтобы предотвратить смертоубийство:
– Прекратите. Оба. Немедленно. Сами знаете, почему в таком настроении, и только делаете хуже.
Моя речь, видно, оказалась слишком усталой, нервной или просто какой-то не такой, потому что эффекта не возымела.
Гера снова затянулся, да так, что мне дурно стало.
– Я к тому, что наш золотой мальчик всю жизнь пальцем не пошевелил, чтобы что-то сделать.
Макс отвернулся.
– Гер, строго говоря, я тоже… Не очень богемная молодежь.
– Шутишь? Шути еще, хорошо получается. Если богема не ты, то кто?
Я махнула рукой и улыбнулась:
– Богема у нас ты. Ну, может, еще Артюр Рембо был богема да Борис Поплавский.
– Поплавский твой сторчался в тридцать три, – мотнул головой Гера.
– Очко за знание Поплавского и минус пять за «сторчался».
– Это правда. Кстати, я не богема. Богема – ты. Сбежала от богатых родителей в никуда, жила в съемной однушке у черта на рогах непонятно на какие деньги, сама поступила в МГУ, сама училась, сама написала роман, сама послала его в издательство – и вуаля. Встречалась с моделью и тусовалась по разным культурным мероприятиям.
Я устало потерла лоб рукой.
– Оставлю интерпретацию слова «богема» на твоей совести. А Гамов что, не в издательство роман посылал, а на деревню дедушке?
Гера обернулся ко мне. Легкий холод окрасил его щеки, и я подумала, что девушки должны сходить с ума по нему, а не по всем остальным.
– Ты правда не знаешь? Думал, вы как-то ближе.
Фраза оцарапала, но я не подала виду.
– Гамов ишачил переводчиком испанского где-то в госструктуре, написал эту свою хренотень, которую потом все с умным видом звали «магический реализм по-русски», и отдал читать лучшей маминой подруге. По совместительству занимающей очень интересный и очень большой пост в издательстве. Хороший слог, ладный Макс – через три месяца готова суперзвезда.
Макс плюнул себе под ноги, засунул руки в карманы пальто и пошел к корпусу. Я посмотрела на время; можно было следовать его примеру.
– Давай. – Я подняла Геру со скамейки и случайно ткнулась носом в его плечо.
Арлинову перевели в интенсивную терапию, но в сознание она так и не пришла. Мы сгрудились у входа и стояли, как три идиота, не зная, что и как сказать. Проходивший мимо толстый доктор бросил на нас тревожный взгляд, замер на мгновение – и тут же ушел куда-то по своим делам. Мы потоптались на месте еще немного и пошли на первый этаж.
Грязно-серая Москва совсем не походила на место будущего Апокалипсиса, что только усилило чувство ненужности, росшее во мне с каждым мгновением. Прямо хоть возвращайся в Лондон, выходи замуж и рожай детей. А потом фотографируй их каждые три минуты и докладывай в Фейсбук об успехах, слюнях и ползунках. Меня передернуло, и, видимо, достаточно сильно, потому что Гера притянул к себе за талию и бросил Максу:
– Попутку поймаем.
Несмотря на мои мольбы, мы все-таки сели в дребезжащую «шестерку» и резво погнали по московским дорогам. Я вдруг поняла, что возношу кому-то молитвы о том, чтобы добраться до офиса в целости и сохранности, а поймав себя на этом – рассмеялась.
Как ни странно, доехали без приключений. Я долго пыталась найти ключи от наших стареньких ворот в бездонной сумке, потом затряслась совсем и спросила в пустоту:
– Она же… Правда?
Макс и Гера переглянулись, но промолчали. Ключи нашлись, и я побежала по лестнице наверх, чтобы унять страшную, безымянную дрожь. Заперлась в ванной. Поплескала себе водой в лицо. Постояла, подумала. Вышла.
– …все, что я хотел сказать, придурок, это то, что ты единственный раз в жизни столкнулся с дилеммой. И выпал в осадок настолько, что уже фигову тучу времени не можешь принять правильного решения.
Гера. Многословен. Странно.
– Я его принял.
– А вот и нет! А вот и нет! Тебя настолько хорошо от проблем ограждали, что ты даже не понял, что не принял решение, а просто продолжил жить.
– Герман, умолкни.
– Думаешь, она ждать тебя будет? Очнись, Гамов, время убегает. Она поедет и выйдет замуж за этого типа под названием Эйдан. И будет очень даже счастлива.
Я отряхнула руки и с отсутствующим видом зашла в кабинет. Макс и Гера тут же умолкли. Решение надо было принимать немедленно. Впрочем, как раз с этим у меня проблем не наблюдалось никогда.
– Вот что, ребята. – Я сделала глубокий вдох и на мгновение спрятала нос в ладонях. – Поскольку уже обед скоро, а конца света все нет и нет, а еще можно вырубить Сеть, я вам, пожалуй, без надобности. Не привыкла я столько работать, да и на новый роман времени не хватает.
– Оливин, – недовольно протянул Гера. – Не знаю уж, что ты там услышала, но мы говорили про соавторство.
Я подняла брови, принимая правила игры. Только какого черта хороший мальчик Гера пытался Макса усовестить… Неужели из-за соавторства?
– Давно Максу твержу, что вам надо написать эпическое фэнтези с переводом на триста языков мира. Зима все-таки близко.
– Зима уже началась, дорогой.
– Серость! – Он всплеснул руками. – Неужели не читала?
– Не читала и не смотрела. Она по фантастике больше. И то – гуманистической, – ответил за меня Макс.
– О чем вы вообще?
– О книге! О фэнтези! Давайте уже, хорош валять дурака. У Макса отличные интриги получаются, а военные действия – загляденье просто. Хотя твоих знаний истории не хватает.
Я даже хохотнула:
– Моих? Про «построились свиньей»?
– Какой свиньей! – Гера вошел в образ и теперь свирепствовал. – А твои персонажи! Взаимоотношения! Пора. Пишите.
– Да я увольняться пришла.
И тут грянул гром.
