В оазисе Хаджар была темная как деготь ночь. Плотные облака закрыли небо, поглотив сияние луны. Темно и в тронном зале дворца Тот-Амона, зеленое пламя светильников потухло. Стигийский волшебник казался сросшимся со своим троном, столь неподвижно он сидел. Могучая грудь не вздымалась, а мрачное лицо превратилось в неодушевленную маску.

Так и было. Не сумев найти следы Короны Кобры на астральном плане, Тот-Амон освободил свое Ка от бренной оболочки-тюрьмы и воспарил в высшие сферы, акшик. И здесь, в призрачном, темном королевстве душ, не было понятий о времени. Прошлое, настоящее и даже подернутое дымкой будущее лежало видимым. Здесь дух Тот-Амона увидел ясные картины — прибытие «Петрела», высадку Конана, пробуждение идола, его гибель, дальнейшее плавание Конана к Черным Берегам и пропажу Короны Кобры. После этих прошедших перед ним видений Тот-Амон позволил своему Ка снова спуститься в нижние сферы космоса.

Вновь обретя свое тело, Тот-Амон почувствовал острую боль, пронизавшую его всего. Помертвевшая кожа снова ожила.

— Зароно! Менкара! — голос Тот-Амона прокатился по гулким подземельям дворца.

— Да? — сказал Зароно, натягивая дублет и выходя из комнаты, позевывая после сна. — В чем дело, господин волшебник?

Вслед за ним молча вошел Менкара.

— Приготовьтесь вернуться к Черным Берегам сию же минуту. Я узнал, куда делась Корона Кобры и ваша принцесса Чабела. Обе находятся в Кулало, столице Джумы Кушита.

— Как они там очутились? — спросил Зароно.

— Ваш друг Конан-киммериец привез их туда.

— Этот паршивый варвар! — заорал Зароно.

— Если ты его найдешь, поступай, как знаешь. Я не люблю его — он слишком много причинил мне беспокойства. Но ваша главная задача — привезти принцессу. Даже я не могу управлять ее волей на таком расстоянии.

— А корона?

— Корону я возьму на себя.

— Вы поедете с нами, господин?

— Нет, — слабо улыбнулся Тот-Амон. — При помощи магии, которой владеют лишь несколько волшебников на земле, я достигну Кулало раньше вас. Не теряйте времени, собирайте ваше снаряжение, и вперед. Не дожидаясь вечера!

Конан очнулся в подавленном состоянии с сильнейшей головной болью. Ему приходилось и раньше попадать в плен, но так глупо… Он лежал с тяжелыми кандалами на руках — беспомощный и безоружный. Раны и царапины кровоточили. Видимо, работорговцы тащили его через дремучий кустарник. Конан лежал неподвижно, из-под упавших на глаза волос изучал обстановку — количество людей вокруг, их вооружение, расположение охранников. И вдруг он заметил напуганную, с лицом белее мела, Чабелу в окружении мрачных чернокожих. Он постарался сосредоточиться и понять — как она очутилась здесь?

В это время на поджарой кобыле прискакал чернокожий в сером халате работорговца. Он был гибкий и тонкий, с острыми чертами лица, что было необычно для местных племен.

Мужчина подъехал ближе и что-то сказал начальнику группы, захватившей Конана. Тот обернулся, щелкнул хлыстом и приказал надсмотрщикам поднимать рабов в путь.

Пленников выстроили в колонну по двое. Они все были скованы кандалами, так, чтобы в одиночку никто не мог освободиться. Гигант киммериец, возвышавшийся над окружающими его чернокожими, бросал яростные взгляды вокруг себя. Худой работорговец, осматривая толпу пленников холодным, презрительным взглядом, сказал:

— Клянусь Замби, эта шваль принесет нам только убытки в Тамбуру!

— Точно, господин Мбонани, — кивнул его лейтенант. — По-моему, они год от года слабее.

В этот момент работорговец ударил Конана по плечу хлыстом. Только тот коснулся кожи, Конан схватил закованными руками хлыст и дернул с нечеловеческой силой.

Потеряв равновесие, работорговец рухнул к его ногам. Но тут же вскочил, выкрикивая ругательства и выхватывая из ножен тяжелый, острый как бритва гханатанский нож — скорее, короткий меч.

Но Конан успел ударить работорговца снова, сбив его с ног. Киммериец тут же нагнулся, повалив закованных вместе с ним негров, и схватил выпавший нож. Еще один работорговец мчался к Конану, размахивая над головой топором и явно намереваясь раздробить ему голову. До того, как топор опустился, Конан вонзил нож ему в живот по самую рукоятку, так что острие вышло со спины.

Как только работорговец рухнул на землю, тишину разорвали крики людей. Пять человек схватили закованного кандалами Конана и держали его, в то время как еще трое дубинами старались выбить остатки сознания из его головы.

— Неплохо, — пробормотал Мбонани, — один, по крайней мере, подходящий. Да еще белый, откуда он взялся?

— Я уже прежде говорил о нем, — ответил помощник. — Есть еще белая женщина, вон там, подальше.

Мбонани оценивающе поглядел на Чабелу.

— Эти двое лучше всех, — сказал он. — Обходитесь с ними хорошо, Зуру, иначе с тобой обойдутся плохо.

Мбонани подъехал к тому месту, где стоял шатающийся Конан с лицом, напоминавшим кровавое месиво. Когда Конан поднял окровавленную голову, Мбонани хлестнул его по щеке хлыстом.

— Это за одного из моих людей, белый человек! — рявкнул он.

Удар был болезненный, но варвар даже не моргнул. Он смотрел на работорговца с холодной ненавистью. Мбонани улыбнулся.

— Мне нравится твоя храбрость, белый человек, — сказал он. — Сохрани ее, и амазонки заплатят за тебя хорошую цену. А теперь вперед!

Сопровождаемая обрадованными работорговцами, колонна пленников двинулась по дороге в Гамбуру.

Конан шел вместе с остальными, его тело стоически переносило жару, жажду, мух и палящее солнце. Он вспомнил о потере Короны Кобры, но это была лишняя мысль. Он давно уже усвоил, что когда рискуешь жизнью, то думать о добыче — пустое дело.

Со временем он заметил, что один из седельных мешков Зуру заметно больше остальных. Конан мрачно усмехнулся. Лейтенант мог сколько угодно кланяться и заискивать перед капитаном Мбонани, но он был себе на уме.

Гханатанские работорговцы вывели своих пленников из джунглей на просторы саванны, где в лучах низкого полуденного солнца виднелся каменный город Гамбуру.

Конан посмотрел на город. В сравнении с блестящим Агарапуром — столицей Турана — или даже Мерое, столицей Куша — Гамбуру не производил впечатления. Однако в стране, где большинство домов — незамысловатые цилиндры из высушенной травы и веток, а городские стены — деревянный частокол, да и вообще, «городом» именовалась большая деревня по меркам северных стран, Гамбуру конечно же выделялся.

Вокруг города была стена в два человеческих роста, сложенная из каменных блоков. В стене четыре входа, над воротами каждого возвышалась сторожевая башня с бойницами для лучников. Массивные створки ворот сделаны из дерева.

Конан заметил кладку стен. Некоторые были из обычных, грубо стесанных полевых камней и древнего гранита. Когда колонна прошла через запасные ворота, Конан заметил, что и дома внутри города построены из такой же смеси камней. Большинство домов были в один-два этажа с соломенными крышами. Нижний этаж в большинстве случаев был сделан из старого, хорошо обработанного камня, верхний же выкладывался из нового и грубого. Тут и там виднелись обломки скульптур. Вспоминая увиденные ранее города и легенды о разрушенных городах, Конан сделал вывод, что доисторический народ первоначально построил здесь город.

Столетия назад предки нынешнего поколения овладели им. В процессе постройки и перестройки они использовали старые камни и повторяли, хотя и довольно грубо, планы постройки своих предшественников.

Копыта лошадей поднимали с немощеной мостовой облачка пыли.

Когда колонна вышла на главную улицу, прохожие расступились, давая им дорогу.

Взгляд Конана перескакивал с одного на другое. Он заметил, что в этом городе различие между полами было необычным. Женщины были высокими и сильными, они ходили гордо, как большие черные пантеры, с подвешенными к поясу бронзовыми мечами. На шеях были ожерелья, на головах военные уборы из перьев, на плечах — львиные шкуры.

Мужчины же — маленькие невзрачные чернокожие, на несколько дюймов ниже женщин. Они убирали улицы, возили колесницы и таскали носилки. Конан возвышался над ними, как башня.

Колонна пересекла базар с лежавшими под навесами товарами и двинулась по широкой улице к центральной площади. Это огромное открытое пространство, шириной в полет стрелы, с одной стороны ограничивалось королевским дворцом — древним сооружением из красного песчаника. У входа стояла пара массивных грубых изваяний. Это были не изображения людей, но что они изображали, сказать было трудно.

Далее внимание Конана переключилось на странную яму в центре площади. Эта неглубокая впадина была очень широкой в поперечнике. Ее края опускались вниз в виде ступеней, как ряды каменных скамеек в амфитеатре. Дно ямы было посыпано песком, на котором виднелись несколько луж от недавнего дождя. В центре этого песка стояла группа странных деревьев.

Конан за свои долгие путешествия ни разу не видел таких арен. Однако он едва успел взглянуть на нее, так как всех пленников загнали в сарай. Здесь они были оставлены до утра под усиленной охраной.

Но и за это короткое время Конан успел заметить одну непонятную деталь. У основания странных деревьев на желтом песке лежала груда обглоданных белых костей — человеческих костей, какие находят в пещере льва-людоеда. Он знал, что агроссеанцы иногда скармливают львам на арене осужденных преступников, но эти арены были построены с таким расчетом, чтобы лев не мог выскочить и напасть на людей. Для этой цели яма была совершенно непригодна — лев без труда мог выскочить.

Чем больше думал Конан об этом, тем тяжелее становилось у него на душе.