В предрассветной темноте в одном из мрачных переулков, который находился в лабиринте запутанных улиц, распахнулась дверь. Четыре закутанные в плащи фигуры торопливо вышли и молча стали удаляться.

Насмешливый голос, видимо принадлежавший тому, кто выпустил их из дома, произнес:

— О, глупцы, судьба следует за вами по пятам, как кровожадная собака, однако вы об этом и не подозреваете.

Говоривший закрыл дверь, тщательно запер и направился в комнату со свечой в руках. Это был гигант, темная кожа которого выдавала его стигийскую кровь. Войдя в комнату, он обратился к мужчине, который лежал на диване в позе усталого кота. Он был высок, худ, одет в поношенную бархатную одежду. Мужчина медленно потягивал вино из тяжелого золотого бокала.

— Ну, Аскаланте, — сказал стигиец, отставляя свечу. — Ваши оборванцы, как крысы, полезли из всех щелей. Странные у вас помощники, инструменты.

— Инструменты? — возразил Аскаланте. — Но инструментом они считают меня. Целый месяц прошел с тех пор, как разразилось восстание, меня вызвали сюда с Южного Берега, и я живу здесь среди врагов, днем укрываясь в неприметном домике, а ночью прокрадываясь по темным переулкам. И я достиг того, чего не смогли достичь самые известные из дворян. Я подорвал все государство и подготовил свержение короля, который в сиянии славы сидит на троне. О, Митра, я же был государственным деятелем, прежде чем меня объявили вне закона.

— А оборванцы используют вас?

— Они думают, что я служу им, и дальше должны думать также — пока мы не выполним задание. Кто они такие, чтобы сравняться с Аскаланте? Волтман, карликовый граф Карабана; Громель, скромный главнокомандующий Черным Легионом; Дион, жирный барон Атталуса; Ринальдо, слабоумный придворный поэт.

Меня бесит тон, которым они говорят со мной, и за это я раздавлю их, когда придет время. Но это в будущем. А сегодня ночью умрет король.

— Несколько дней назад я видел королевские эскадроны, выезжавшие из города, — сказал стигиец.

— Они отправились к границе. Эти язычники пикты совершили нападение — благодаря крепкому вину, которое я отправлял на границу контрабандой. Волтман позаботился о том, чтобы убрать остатки королевских отрядов. При помощи своей высокородной родни он легко уговорит Нуму из Нумедии пригласить к себе графа Трокеро из Пойнтайнии, он возьмет с собой королевский эскорт, как подобает его сану, а также Просперо, правую руку короля Конана. Таким образом в городе останутся только личная гвардия короля и наш Черный Легион. При помощи Громеля я заколю главного офицера. А около полуночи охрана будет отозвана от дверей королевской спальни.

В это время я с шестнадцатью преданными и храбрыми людьми проскользнем через тайный ход в замок. Даже если народ не примет нас с ликованием после того, как дело будет сделано, Черного Легиона будет достаточно, чтобы удержать корону и город.

— А Дион воображает, что он станет королем?

— Да. Этот жирный дурак утверждает, что трон принадлежит ему, потому что в его жилах есть следы королевской крови. Конан совершил большую ошибку, удалив от двора всех, кто принадлежит к древней династии. За это он и поплатится жизнью.

— Волтман снова получит благосклонность короля, со звоном монет, которые ему щедро отсыпят, как это было при старом режиме, и сможет навести прежний блеск на свои владения. Громель ненавидит Паллантида, главнокомандующего Черных Драгун, и мечтает командовать всеми военными отрядами. Эту цель он преследует с упорством боссонца. Ринальдо — единственный из нас, у кого нет личных амбиций. Он видит в Конане грубого варвара с окровавленными руками. Он идеализирует короля, которого Конан убил из-за короны. Он помнит только то, что тот изредка поощрял искусство, и забыл о всей несправедливости и бесхозяйственности его правления — и он заботится о том, чтобы народ тоже забыл об этом. Уже открыто поют хвалебные песни Нумедидесу, в которых Ринальдо до небес превозносит этого мошенника и проклинает Конана, этого дикаря с черным сердцем из «мрачного ада». Конан смеется, но народ ропщет. Поэты всегда ненавидят тех, кто имеет власть. Они бегут от действительности в прошлое или мечтают о будущем. Ринальдо фанат идеализма. Он верит, что нужно свергнуть тиранию и освободить народ. А что касается меня, то еще пару месяцев назад я думал о том, чтобы весь остаток жизни нападать на караваны. Однако теперь во мне проснулись мечты. Конан умрет, Дион взойдет на трон. Потом он тоже умрет. И так будут один за другим умирать все, кто стоит на моем пути: от огня или стали, или отравленного вина, которое ты так великолепно готовишь. Аскаланте, король Аквилонии, как звучит?

Стигиец пожал плечами.

— У меня тоже самолюбие задето, — сказал он с нескрываемой горечью. — Рядом с вами я кажусь бесцветным. Как низко я пал. Тот-Амон находится среди иноземцев, служит в качестве раба, поставленного вне закона, и поддерживает мелочные амбиции баронов и королей!

— Ты полагаешься на магию и колдовство, я полагаюсь на свой разум и меч.

— Что значат меч и человеческий дух против мудрости Тьмы? — пробурчал стигиец. Его черные глаза угрожающе сверкали, под ними пролегли тени. — Если бы я не потерял кольца, наши роли поменялись.

— Во всяком случае, — рассерженно сказал грабитель, — на спине у тебя шрамы от моего кнута, и, вероятно, к ним добавятся еще и другие полосы.

— Не будьте в этом так уверены! — дьявольская ненависть на мгновение зажглась в глазах стигийца. — Однажды, может быть, я снова найду кольцо, а потом рассчитаюсь с вами за все…

Аквилонец, пылая от гнева, изо всех сил ударил Тот-Амона. Тот пошатнулся, на губах его выступила кровь.

— Теперь ты будешь поскромнее, — пробурчал Аскаланте. — Берегись! Я рой господин и знаю о твоей мрачной тайне. Если же ты такой отважный, то поднимись на крышу и прокричи, что Аскаланте в городе, чтобы свергнуть короля!

— Нет… — пробурчал стигиец и вытер кровь с губ.

— Да, ты не отважишься, — высокомерно усмехнулся Аскаланте. — Потому что если я умру от одного из твоих трюков, то один священник-отшельник в южной пустыне узнает об этом и вскроет свиток, который я передал на хранение в его надежные руки. Как только он познакомится с содержанием свитка, по всей Стигии из уст в уста будет передаваться сообщение. И на юге в полночь поднимется ветер и устремится сюда. Куда ты тогда денешься, Тот-Амон?

Раб вздрогнул, и его темное лицо стало серым.

— Достаточно! — Аскаланте сменил тон. — У меня для тебя есть работа! Я не доверяю Диону и хочу, чтобы он уехал в поместье, пока все не закончится. Этот дурак не сможет сегодня скрыть своей нервозности. Скачи к нему. Если ты не догонишь, то скачи дальше, в его поместье, и оставайся с ним, пока мы не уведомим, что все произошло. Не спускай с него глаз. Он едва соображает от страха и может сделать что-нибудь непредвиденное и даже, охваченный паникой, может явиться к Конану и рассказать о нашем заговоре, чтобы спасти свою шкуру.

Раб поклонился, скрыв ненависть в своих глазах, и сделал то, что приказал господин. Аскаланте снова откинулся в постели и начал с удовольствием потягивать вино.

Зал был огромным, роскошно обставленным, с коврами на полированных панельных стенах и на полу из слоновой кости. Высокий потолок украшен лепкой и серебряной филигранью. За столом из слоновой кости сидел мужчина, широкие плечи которого и загоревшая кожа так не подходили к этому роскошному окружению. Он выглядел бы лучше где-нибудь в степи или в холодных, суровых горах. Каждое движение выдавало его гибкость и силу мышц. В нем не было ничего степенного. Или он был совершенно спокоен — неподвижен, как бронзовая статуя — или находился в движении, однако не с порывистостью нервов, а с гибкостью кошки, за быстротой движения которой глаза уследить не могли.

Одет он был в костюм из дорогого материала. На нем не было никаких украшений, только простое серебряное кольцо, стягивающее длинные черные волосы.

Он положил золотое стило, которым напряженно писал на специальной дощечке, опершись подбородком на кулак. С завистью наблюдал за человеком перед собой. Человек зашнуровывал золотые латы на боку, стягивая их как можно туже, и при этом насвистывал — не совсем обычное поведение, принимая во внимание, что он находился в обществе короля.

— Просперо, — сказал король. — Эти государственные дела утомили меня. Я не испытывал подобной усталости, даже когда сражался с утра до вечера на поле боя.

— Все это теперь твоя обязанность, — ответил черноглазый воин. — Ты — король, и это часть твоих повседневных дел.

— Мне кажется, что я здесь целую вечность. Если бы ты знал, как мне хочется поехать с тобой в Нумедию. Но Публиус говорит, что некоторые дела в городе требуют моего присутствия.

Когда я сверг династию, — продолжал он с товарищеской доверительностью, — мне было гораздо легче, хотя все было труднее, чем сейчас. Однако теперь, когда я оглядываюсь назад, мне кажутся сном все эти дни тяжелой работы, интриг, резни и испытаний.

Когда король Нумедидес лежал мертвым у моих ног, я достиг предела своих мечтаний. Я подготовился только к тому, чтобы взять корону, но не к тому, чтобы носить ее. В старые времена меня радовали хороший меч и свободный путь к моим врагам. Теперь, мне кажется, не существует прямого пути и меч мне больше не нужен.

Когда я сверг Нумедидеса, я был освободителем, а теперь все презирают меня. Они установили его статую в храме Митры, и люди плачут, жалуются и бросаются перед ней, молятся, как святому, который принял мученическую смерть от рук варвара. Когда я привел вооруженные силы Аквилонии к победе, народ великодушно забыл, что я чужак. Теперь же они не хотят мне простить этого.

Теперь они зажигают свечи перед статуей Нумедидеса, даже те, кого он изувечил, и даже те, чьих жен или дочерей он забрал в гарем.

— В этом большей частью виноват Ринальдо, — ответил Просперо. — Он поет крамольные песни и подстрекает народ. Заточите его в какую-нибудь башню, пусть он поет свои песни коршунам.

Конан потряс львиной гривой.

— Нет, Просперо, это не имеет смысла. Великий поэт сильнее, чем король. Я чувствую это сердцем. Я умру, и меня забудут, но песни Ринальдо будут жить дальше.

Нет, Просперо, — продолжил король. — Во всем происходящем сейчас в этой стране скрывается нечто большее. Я чувствую это! Так же, как в юности я знал, что в высокой траве лежит, спрятавшись, тигр, хотя не видел его. Я чувствую какое-то беспокойство в стране. Я как охотник у маленького костра посреди леса, который скорее представляет, чем слышит шорохи крадущихся животных, и который, напрягши все свои чувства, тут и там видит сверкающие глаза хищников. Если бы это было нечто осязаемое, против чего я мог бы выйти со своим мечом… Я говорю тебе, это не случайность, что пикты в последнее время стали часто нападать на пограничные области и мы вынуждены просить о помощи боссонцев, чтобы отбить их нападение. Я должен отправиться туда со своим отрядом.

— Публиус опасается заговора. Он думает, что тебя хотят выманить на границу и устроить там западню, чтобы убить, — напомнил ему Просперо, накидывая плащ на блестящие латы, оружие и осматривая в серебряном зеркале свою огромную фигуру. — Поэтому он уговаривает тебя остаться в городе. Единственная опасность — это покушение на тебя, но этому помешают твои телохранители, охраняющие тебя день и ночь. Над чем ты, собственно, трудишься?

— Над картой, — гордо ответил Конан. — Придворные карты не плохи, если речь идет о землях на юге, востоке или западе, но что касается севера, то тут они неточны. Поэтому я сам рисую карту севера. Посмотри вот сюда. Это Киммерия, где я родился, и…

— Асгард и Ванахейм. О, Митра, я считал эти страны почти легендой!

Конан усмехнулся и провел кончиками пальцев по шрамам на своем темном лице.

— Асгард находится на севере, а Ванахейм на северо-западе от Киммерии, и на этих границах бушует непрекращающаяся война.

— Какие люди там, на севере? — спросил Просперо.

— Они высокие, светлокожие и голубоглазые. Их бог — Имир, ледяной гигант, и у каждого племени свой король. Они непредсказуемы и дики. Весь день сражаются, а ночью пьют пиво и во весь голос орут дикие боевые песни.

— Тогда ты едва ли отличаешься от них, — усмехнулся Просперо. — Ты много охотно пьешь и смеешься, а песни скорее орешь, чем поешь.

— Это все зависит от страны, которая является родиной, — произнес король.

— Ну, а теперь я должен отправляться, — сказал Просперо — При дворе Нумы я выпью за твое здоровье кубок изысканного вина.

— Хорошо, — пробурчал король. — Но не целуй от моего имени танцовщиц Нумы, если ты не хочешь, чтобы это отразилось на дипломатических отношениях.

Под его смех Просперо вышел из комнаты.

Солнце на несколько минут залило золотом туманно-голубой лес и зашло. Потухающие лучи отражались от толстой золотой цепи, которую Дион из Атталуса непрерывно вертел в руках, глядя на пестрые цветы и на раскрашенные соцветия деревьев в своем саду. Он нервничал, украдкой оглядываясь, словно пытался захватить врасплох спрятавшегося врага. Дион сидел в центре круга гибких цветов, росших на переплетенных ветвях.

Он был один, если не считать огромной темнокожей фигуры, которая удобно устроилась на скамье неподалеку, наблюдая за ним мрачным взглядом. Но Дион не обращал внимания на Тот-Амона.

— Нет никаких оснований для нервозности, — сказал ему Тот-Амон. — Все будет в порядке.

— Аскаланте можёт допустить ошибку, — фыркнул Дион, и на его лице выступил пот при одной мысли об этом.

— Он не сделает ее, — заверил стигиец с мрачной усмешкой. — Иначе я был бы не рабом, а господином.

— Что это за болтовня? — возмущенно возразил Дион.

Глаза Тот-Амона сузились. Несмотря на свое железное самообладание, ему казалось, что он вот-вот лопнет от кипевшей ярости, ненависти и позора, и он был готов использовать самый ничтожный шанс.

— Послушайте меня, — сказал Тот-Амон. — Вы станете королем. Однако вы не знаете, что происходит в мозгу Аскаланте. Как только Конан будет мертв, вы больше не сможете доверять Аскаланте. Я помогу вам, если вы возьмете меня под свою защиту, как только окажетесь у власти.

Я большой волшебник. О Тот-Амоне говорят с таким же глубоким уважением, как о Раммоне. Король Ктесфон из Стигии возвысил меня с большими почестями. Он изгнал своих бывших магави, сделал меня придворным волшебником. За это они возненавидели меня, но боялись меня, потому что я имел власть над существами по ту сторону мира. Видит Сет, мои враги не знали об этом — ночью я посылал этих существ, чтобы они вонзали в их шеи свои когти. Эту мрачную власть давало мне змеиное кольцо Сета, которое я нашел в темном склепе почти в миле от поверхности земли.

Но вор украл у меня кольцо, и я потерял могущество! Маги объединились, чтобы убить меня, однако мне посчастливилось бежать. Погонщиком верблюда я отправился в страну Кот, когда на нас напала банда Аскаланте. Все в караване, кроме меня, были убиты. Однако я смог спасти свою жизнь только тем, что Аскаланте узнал меня и я поклялся ему служить. Таким образом я попал в рабство.

Чтобы удержать меня, он записал мое признание, запечатал свиток и передал одному отшельнику из Кота. Я не мог отважиться вонзить ему во сне кинжал в сердце или выдать его врагам, потому что тогда отшельник откроет свиток и прочтет, как это велел сделать ему Аскаланте. И если написанное дойдет до Стигии…

Тот-Амон вздрогнул, и его лицо побледнело.

— В Аквилонии меня не знают, — продолжил он. — Однако мои враги в Стигии должны знать, где я нахожусь, и мне ничто не поможет. Только король с его крепостями и вооруженными силами может защитить меня. Я прошу вас заключить со мной союз. Я могу помочь вам своей мудростью, а вы можете защитить меня. И однажды я найду кольцо…

— Кольцо? Кольцо?

Тот-Амон недооценил эгоизм этого человека. Дион не обратил никакого внимания на его рассказ, так глубоко он был погружен в собственные мысли. Но слова о кольце ему что-то напомнили.

— Кольцо? — повторил он. — Теперь я вспомнил. Это, должно быть, Кольцо Счастья. Я выкупил его у одного шемитского вора, который утверждал, что украл его у колдуна с далекого Юга, а также то, что это кольцо приносит счастье. Мне захотелось его иметь, и, видит Митра, я заплатил за него очень много. И, видят боги, теперь мне понадобится счастье, после того как Волтман и Аскаланте втянули меня в свой заговор. Я поищу это кольцо!

Тот-Амон вскочил, кровь ударила в лицо, а в глазах вспыхнула ярость. Дион по-прежнему не обращал на него никакого внимания. Быстрым движением руки он открыл секретный ящичек в своей мраморной скамье и начал быстро рыться в куче разных безделушек: варварских талисманов, игральных костей, амулетов и тому подобного. Все это будто бы приносило счастье.

— Ага, вот оно! — он с триумфом поднял кольцо. Оно было великолепной кузнечной работы из металла, похожего на медь, в форме чешуйчатой змеи, которая трижды свернулась кольцами’ положив одно кольцо на другое и сунув кончик хвоста себе в пасть. Глазами змеи были желтые драгоценные камни, которые злобно блестели. Тот-Амон вскрикнул, и Дион обернулся. С широко раскрытым ртом и побледневшим лицом он уставился на раба. Глаза стигийца сверкали, он, как когти, вытягивал свои темные руки.

Кольцо! О, Сет! Кольцо! — громко воскликнул он. — Мое кольцо, которое украли!

В руке Тот-Амона блеснула сталь. Он воткнул кинжал в жирное тело барона. Болезненный крик Диона перешел в хрипенье, и он осел на землю, как гора масла. До самого ужасного конца он оставался верным своей глупости и умер, так и не поняв почему.

Тот-Амон оттолкнул обмякшее тело, выхватил из рук мертвеца кольцо и забыл об убитом. Он обеими руками держал кольцо, а темные глаза пылали.

— Мое кольцо! — прошептал он в радостном возбуждении.

Я снова обрел могущество!

Стигиец не мог сказать, как долго он простоял неподвижно с приносящим смерть кольцом в руках. Когда он закончил молитвы и вернул свою душу из мрачной бездны, в которую ему позволяло заглянуть кольцо, на небе появилась луна.

— А теперь я покончу с Аскаланте! — прошептал стигиец, глаза которого были красными, как у вампира. Он осмотрелся, набрал пригоршню крови из лужи, в которой лежала его жертва, погрузил в кровь глаза медной змеи, пока сверкающая желтизна не насытилась застывающим соком жизни.

— Затемни свои глаза, о волшебная змея, — пел он голосом, от которого у всех застыла бы кровь в жилах. Вбери в себя лунный свет и позволь им заглянуть в черную бездну! Что ты там видишь, о Змея Сета? Кого ты призываешь из глубины мрака? Чья тень идет на дрожащий свет? Приведи его ко мне, о Змея Сета!

Снова и снова он описывал пальцами круги и проводил по ясно ощутимой чешуе Змеиного Кольца, шепча при этом ужасные имена и монотонно читая заклинания.

Воздух над ним начал колебаться, потом ледяной ветер пронесся, и Тот-Амон почувствовал позади себя что-то, но он не обернулся. Он смотрел на мраморную скамью, на которой обозначилась едва заметная тень. Продолжая напевать заклинания, он увидел, что тень выросла, стала четче. Ее очертания напоминали гигантского павиана. Даже теперь Тот-Амон не обернулся. Из-за пояса он вынул сандалию своего господина, которую давно носил с собой, и бросил ее за спину.

— Ознакомься вот с этим, раб Кольца! — крикнул он. Найди того, кто это носил, и уничтожь! Посмотри в глаза ему, взорви его душу, прежде чем ты разорвешь горло! — После небольшого раздумья он добавил: — И убей всех, кто рядом с ним.

На мраморной скамье, как порождение ужаса, опустился бесформенный череп и, как охотничья собака, обнюхал сандалию. Потом ужасная голова исчезла. Тот-Амон почувствовал, как чудовище повернулось и как ветер улетело за деревья. В адском триумфе колдун возвел руки вверх, и его глаза и зубы блеснули в лунном свете.

Постовые снаружи стены в ужасе вскрикнули, когда над стеной пронеслась черная тень с пылающими глазами и исчезла, оставив после себя ветер. Однако она исчезла так быстро, что пораженные охранники начали спрашивать себя, было ли это на самом деле, или все это только почудилось.

Король Конан лежал в большой спальне с высоким позолоченным потолком и видел сон. Сквозь волнующийся серый туман он слышал слабый, словно донесшийся из незримой дали, зов. Он не понял его, но не мог не откликнуться. С мечом в руке он на ощупь пробирался сквозь туман. С каждым его шагом голос становился все четче, пока он не понял слова, которые ему кричали, — это было его имя.

Туман рассеялся, и он увидел, что идет по широкому темному коридору, казалось, высеченному в массивной скале. Пол и потолок были отполированы, они тускло блестели, а стены были украшены барельефами древних героев и забытых богов. Он вздрогнул, когда увидел призрачные очертания безымянных богов и каким-то образом понял, что уже столетия в этом коридоре не появлялся ни один смертный.

Он подошел к широкой лестнице, высеченной в скале. Стены шахты были покрыты таинственными знаками — древними и ужасными. Ступени были в форме змеи Сета, так что при каждом шаге нога опускалась на змеиный череп.

Однако голос звал его, и наконец он прошел к странному склепу, в котором на саркофаге сидела белобородая фигура, очертания которой, казалось, расплылись. Волосы на голове Конана встали дыбом, он схватился за меч, но фигура заговорила с ним монотонным голосом.

— О, человек, ты узнаешь меня?

— Во имя Крома, нет! — ответил Конан.

Человек, сказал старец, — я — Эпимитреус.

— Но мудрец Эпимитреус мертв уже пятьсот лет! — выдохнул Конан.

— Слушай, сказал тот повелительно. — Брось камень в тихую воду, и пойдут круги, пока волны не достигнут берега. События в неведомом мире докатили свои волны до меня и пробудили от дремоты. Я выбрал тебя, Конан из Киммерии. Великие события и большие дела отметили твой путь. Однако стране грозит несчастье, против которого меч будет бессилен.

— Вы говорите загадками, — сказал Конан. — Покажите мне моего противника, чтобы я мог размозжить ему череп.

— Обрати свою ярость против врагов из плоти и крови, — посоветовал ему старец. — Я должен защитить тебя не от людей. Слушай: существуют темные миры, которые едва ли может представить себе смертный и в которых повсюду рыскают бесформенные чудовища — демоны. Их можно вызвать из темных глубин, чтобы они принимали ужасные формы и по приказу черной магии убивали выбранные жертвы ужасными способами. В твоем доме, о король, притаилась змея — да, в твоем королевстве. Она явилась из Стигии с темной мудростью теней в черной душе. Сет обладает ужаснейшей властью, и змеи, которых он насылает на своих врагов, могут положить конец твоему царствованию. И я вызвал тебя, чтобы дать тебе оружие против него и его адской своры.

— Почему именно мне? — смущенно спросил Конан. — легенда гласит, что вы дремлете в черном сердце Голамира и в случае крайней необходимости ваш дух воспарит на своих невидимых крыльях, чтобы помочь Аквилонии. Но я… варвар, а не аквилонец.

— Не задавай вопросов! — голос раздавался под темными сводами. — Твоя судьба прочно связана с Аквилонией. Кровожадный колдун не должен изменить предназначение королевства. Давным-давно Сет обвился вокруг мира, как удав вокруг жертвы. Моя жизнь продолжалась три человеческих, и все время я боролся против него. Я преследовал его, загнал в тайник на юге, однако в темной Стигии люди все еще почитают этого врага человечества. И так как я борюсь против него и против его поклонников, я делаю это. Протяни свой меч!

Конан повиновался. Старец рукой описал возле рукоятки странный символ, а на широком клинке нарисовал фигуру, запылавшую в темноте белым огнем. В следующее мгновение старец и склеп исчезли, и пораженный Конан вскочил с постели. Неподвижно стоя на полу и раздумывая над странным сном, он вдруг осознал, что в своей правой руке крепко сжимает меч. По коже пробежали мурашки, потому что на клинке меча было выгравировано изображение: контуры феникса. Тут он вспомнил, что во сне он видел в склепе подобную скульптуру, и он спросил себя, действительно ли она высечена из камня. Дрожь пробежала по спине.

Крадущиеся шаги за дверью полностью вернули его к действительности. Не задумываясь, он быстро надел латы. И снова превратился в варвара, недоверчивого, бдительного, как серый волк.

По тихому коридору королевского замка крались двадцать человек, закутанных в плащи. Мягко ступая босыми или обернутыми в мягкую кожу ногами, они прошли по коврам, а местами по каменным плитам. Факелы бросали мерцающий свет на кинжалы, мёчи, острые клинки и боевые топоры.

Тише! — прошептал Аскаланте. — Кто это дышит так громко? Офицеры охраны отозвали большинство часовых с их постов, а остальных снабдили вином, так что к этому времени они уже все пьяны. Но, несмотря на это, мы должны быть осторожны. Эй, назад! Идет отряд охраны!

Они спрятались за барельефами колонны. Мимо прошли десять гигантов в черных доспехах. Спрятавшиеся заговорщики видели, что лицо офицера бледно и он дрожащей рукой отирал пот со лба. Он был очень молод, и предательство давалось ему нелегко. Втайне он проклинал свою страсть к игре, которая сделала его жертвой в руках политиков-заговорщиков.

Клацая сапогами, отряд исчез в коридоре.

— Хорошо, — произнес Аскаланте. — Теперь Конан спит без охраны. Поспешим! Если нас застанут, нам придется плохо.

Да, поспешим, — прошептал возбужденно Ринальдо, голубые глаза которого блестели как меч, которым он размахивал. — Мой ловкий любимец испытывает жажду. Быстрее вперед!

С беззаботной поспешностью они бросились бежать вдоль коридора, потом остановились перед позолоченной дверью, украшенной королевскими драконами и гербом Аквилонии.

— Громель! — прошептал Аскаланте. — Открой дверь!

Гигант вдохнул воздуха и со всей силой бросился на створку двери, которая, затрещав, прогнулась под ударом. Он снова ударил. Засов сломался, дерево лопнуло, и дверь распахнулась.

— Внутрь! — воодушевленно воскликнул Аскаланте.

Внутрь! — проревел Ринальдо. — Смерть тиранам!

Однако они остановились, словно вросли в пол, увидев перед собой Конана вовсе не спящего, которого можно зарезать как барана; перед ними стоял варвар в латах, с обнаженным мечом в руке.

На мгновение все замерли: четыре предводителя мятежников стояли на пороге разбитой двери, а толпа бородатых фигур сзади. Все они были широкоплечими гигантами со сверкающими глазами, лишавшими уверенности в себе любого противника. В это мгновение Аскаланте увидел на столике возле королевского ложа серебряный скипетр и узкий обруч, являющийся короной Аквилонии, и жадность победила в нем все остальное.

Вперед, негодяи! — проревел он. — Нас двенадцать, а он один, и на нем нет шлема!

Это было правдой, у Конана не было времени надеть шлем, украшенный перьями, а также зашнуровать латы по бокам и сорвать со стены массивный щит. Но, несмотря на это, Конан был защищен лучше, чем любой из противников.

Король смотрел на противников сверкающими глазами. Он не узнал Аскаланте, потому что лицевая пластина его шлема была опущена, а Ринальдо надвинул на глаза шляпу с широкими полями. Однако теперь было не время думать над этим. Заревев, предатели ринулись к Конану, а впереди был Громель. Он мчался, как бык, опустив голову, далеко вытянув меч, чтобы ударить короля в живот. Конан прыгнул ему навстречу и со всей тигриной силой и ловкостью ударил. Широкое лезвие просвистело в воздухе и обрушилось на шлем боссонца. Лезвие и шлем разбились, а Громель упал на пол. Конан отпрыгнул назад, сжимая в руке обломанную рукоятку меча.

— Громель! — удивленно фыркнул он, когда лопнувший шлем открыл лицо нападавшего. Однако остальной сброд ринулся на короля. Острие кинжала скользнуло по ребрам, лезвие меча блеснуло перед глазами. Левой рукой он отшвырнул в сторону человека с кинжалом, а обломком меча ударил в висок другого противника и размозжил ему череп.

Тот рухнул на пол.

— Пятеро к двери! — рявкнул Аскаланте, прыгая вокруг сражавшихся. Он боялся, что Конан может пробиться к двери и уйти. Во время передышки Конан шагнул к стене и сорвал древний боевой топор, который висел там пятьдесят лет.

Он встал спиной к стене перед сомкнувшимся полукругом нападающих, потом прыгнул в центр. Предпочитая напасть самому, выбирая противника. Любой другой в его положении был бы уже мертв, и Конан тоже не рассчитывал на то, что ему удастся ускользнуть, но он хотел до этого убить как можно больше противников.

Он отпрыгнул от стены, его топор опустился вниз и поверг одного из негодяев, а на обратном пути размозжил череп второго. Один из ударов мечом просвистел над ним, однако смерть, хотя и была на волоске от него, прошла мимо. Киммериец был так гибок, что, как тигр, прыгнул, отскочил в сторону и повернулся, представляя из себя трудную для поражения цель, а его боевой топор, блестя, описывал круги смерти.

Спустя некоторое время нападающие вновь бросились на него. Однако они, мешая друг другу, били вслепую. Потом они внезапно отступили назад.

— Подлецы! — проревел Ринальдо и сорвал шляпу с головы. Его глаза дико сверкали. — Вы боитесь сражения? Может быть, деспот должен остаться в живых? На него!

Он ринулся вперед, на Конана, однако Конан теперь узнал его. Коротким ударом он отбил его меч, потом изо всех сил толкнул Ринальдо обратно, и тот упал на спину. В это время кончик меча Аскаланте оцарапал левую руку Конана. Толпа снова пошла на короля. Его топор свистел в воздухе, делая свое дело. Бородатый негодяй нагнулся и обхватил руками ноги Конана, чтобы уронить его, но с таким же успехом он мог уронить каменную башню. Взглянув вверх, он увидел обрушившийся на него топор. Тем временем его товарищ, схватив руками свой меч, ударил короля в плечо через латы. Латы Конана наполнились кровью.

Волтман, отпихнув товарищей, прицелился и с силой ударил в незащищенную голову Конана. Король пригнулся, и клинок отрезал черную прядь волос. Конан повернулся на каблуках и взмахнул топором. Его лезвие пробило грудной панцирь с левого бока, и граф осел на пол.

— Волтман! — простонал Конан. — Я должен был сразу узнать этого карлика!

Он выпрямился, чтобы встретить нападение Ринальдо, который с одним кинжалом бросился на него. Конан отпрыгнул назад и поднял топор.

— Назад! Я не хочу вас убивать!

— Умри, тиран! — тяжело дыша, произнес менестрель и тотчас же бросился на короля. Конан медлил с ударом, но, почувствовав кинжал в своем боку, он со слепым отчаянием размахнулся…

Ринальдо упал с размозженным черепом, а Конан отшатнулся назад к стене.

— На него! — проревел Аскаланте. — Убейте его!

Конан оперся о стену и поднял топор. Он стоял как символ непобедимости, с расставленными ногами, наклонившись вперед, пригнув голову, одной рукой держась за стену, а в другой был высоко поднятый топор. Жгуты его мускулов грозили разорвать кожу. Черты лица искажены маской смертельной ярости. Они отпрянули назад, подальше от него, потому что даже умирающий тигр может нанести смертельный удар.

Конан, почувствовав их неуверенность, злобно усмехнулся, оскалив зубы.

— Кто хочет умереть следующим? — пробурчал он сквозь кровоточащие губы.

Аскаланте прыгнул, но с невероятной гибкостью застыл в воздухе и упал на пол, чтобы избежать просвистевшей над ним смерти. Он быстро убрал ноги в сторону, откатившись, когда Конан ударил снова. На этот раз топор вонзился в пол почти на дюйм, ударив возле ног Аскаланте. Еще один бандит выбрал мгновение для нападения. Остальные, поколебавшись, последовали за ним. Они намеревались убить Конана, прежде чем киммериец вырвет топор из пола. Но они недооценили силу короля. Окровавленный топор взлетел вверх и опустился снова. Отважный бандит мертвым отлетел к ногам своих товарищей.

В это мгновение пятеро, стоящих в дверях, одновременно вскрикнули, потому что на стене появилась бесформенная тень. И все с криком бросились бежать по коридору.

Аскаланте даже не взглянул на дверь. Он наблюдал только за раненым королем. Думая, что шум сражения разбудил весь дворец и на помощь королю спешат его преданные гвардейцы. Его удивило только то, что, убегая, бандиты как-то ужасно кричали…

Конан тоже не смотрел на дверь, так как наблюдал за предателем.

— Все, кажется, потеряно, и прежде всего честь, — пробормотал он. — Однако, во всяком случае, король умрет стоя… — подумал Конан.

И в это время, когда ему пришлось опустить топор, чтобы вытереть с глаз кровь, бандит кинулся на него. Однако, прежде чем Аскаланте достиг короля, он услышал странный звук и чудовищная масса обрушилась на его спину. Он упал на пол головой вперед, и острые когти вонзились в его плоть, причиняя чудовищную боль. Он повернул голову под своим мучителем и увидел прямо перед собой голову из кошмаров. На нем сидела огромная черная тварь. Ее черные зубы приближались к горлу…

Эта рожа из-за своей отвратительности не могла принадлежать никакому животному. Она принадлежала древней, заколдованной мумии, пробудившейся к демонической жизни. В этих ужасных чертах он увидел неясное, но пугающее сходство со своим рабом Тот-Амоном. И почти в этот же миг Аскаланте с ужасным криком отдал богу душу. Слюнявые клыки не успели коснуться его горла.

Конан, который вытер кровь с глаз, уставился на чудовище. Сначала он подумал, что на скорчившемся трупе Аскаланте сидит собака. Но потом, когда взгляд его прояснился, он увидел, что это была не собака, а павиан.

С криком, который напоминал предсмертный крик Аскаланте, он оттолкнулся от стены и бросил топор в чудовище, которое ринулось на него. Летящее оружие отскочило от черепа и пролетело через всю комнату.

Слюнявые челюсти сомкнулись вокруг руки, которую Конан поднял вверх, чтобы защитить свое горло, но чудовище не пыталось сразу же убить его. Через окровавленную руку короля оно злобно уставилось в его глаза, в которых обозначился тот ужас, который можно было прочесть в глазах мертвого Аскаланте. Конан почувствовал, как сжимается его душа и покидает тело, чтобы кануть в желтые глубины подземного ужаса, в которых мерцал хаос. Глаза чудовища стали гигантскими. Конан открыл окровавленные губы, чтобы криком выплеснуть ненависть и отвращение, однако из его горла донесся только сухой хрип.

Ужас, парализовавший Аскаланте и убивший его, пробудил в варваре ярость. Не обращая внимания на боль, он отполз назад, таща за собой чудовище. При этом его рука коснулась чего-то, и он узнал рукоятку сломанного меча. Схватив обломок, он ударил им изо всех сил как кинжалом. Зазубренное лезвие глубоко вошло в тело чудовища. Мерзкая пасть открылась в ужасном крике боли, выпустив руку Конана. Короля отшвырнуло в сторону, а когда он, шатаясь, встал, то увидел, что из раны на теле чудовища хлещет мощный поток крови и оно извивается в смертельной агонии. Потом чудовище вздрогнуло еще несколько раз и застыло на полу.

Конан сморгнул с глаз кровь. То, что произошло потом, ему показалось невероятным: огромное чудовище стало расплываться, превращаясь в студенистую массу.

А потом его ушей достиг звук голосов разбуженных придворных. Они устремились в комнату. Все задавали друг другу вопросы и стояли на пороге. Черные Драгуны тоже были здесь. Дикая ярость сверкала в их глазах, и они ругались на своем родном языке, которого жеманные придворные, к счастью, не понимали. Молодого офицера, отозвавшего охрану от дверей, нигде не было видно.

— Громель! Волтман! Ринальдо! — выдохнул Публиус, главный советник, и заломил свои жирные руки. — Черная измена! За это кто-то будет танцевать на виселице! Позвать охрану!

— Охрана уже здесь, старый ты дурак! — сердито фыркнул Каплантидес, главнокомандующий Черных Драгун, в возбуждении забыв о высоком ранге Публиуса. — Прекрати скулить и лучше помоги перевязать раны короля, пока он не истек кровью!

— Да, да! — вскричал Публиус, который мог составлять великолепные планы, но редко их осуществлял. — Мы должны перевязать его раны. Прикажите привести сюда всех придворных врачей! О, мой король, какой это позор для города! Что с вами сделали? Чем мы можем помочь вам?

— Вина! — прохрипел Конан. Его положили на постель. Кто-то поднес к губам полный кубок, и король большими глотками осушил его.

— Хорошо, — пробурчал он и уронил голову на подушку. — От такого сражения пересыхает в горле.

Кровотечение прекратилось, и невероятные жизненные силы варвара начали исцелять тело.

— Сначала позаботьтесь о ране от кинжала на моем боку, — обратился он к главному придворному врачу. — Ринальдо оставил там свою новую кровавую балладу, и перо его было очень остро!

— Мы давно должны были повесить его! — сердито произнес Публиус. — Эй, а это кто?

Он нервно толкнул носком сапога труп Аскаланте.

— О, Митра! — воскликнул главнокомандующий Черными Драгунами. — Это же Аскаланте, бывший граф Туны! Какой дьявол принес его сюда из пустынного района?

— Почему он застыл в такой позе? — Прошептал Публиус, отступая назад. Другие тоже пораженно умолкли, взглянув на негодяя.

— Если бы вы видели то, что видел я, — пробурчал король, несмотря на протесты докторов, — вы бы этому не удивились. Однако убедитесь сами, там… — он смущенно замолчал, потому что его палец указывал на голый пол. Странные останки чудовища бесследно исчезли.

— О, Кром! — прошептал он. — Адское чудовище превратилось в слизь.

— Король бредит в лихорадке! — прошептал один из придворных.

Услышав его, Конан не смог сдержать своих варварских ругательств.

— О, Бадб, Морриган, Маха и Немиан! — яростно бурчал он. — Я не брежу, я видел! Это было нечто среднее между стигийской мумией и павианом. Это чудовище проникло через дверь, и негодяи Аскаланте бросились в паническое бегство. Оно убило Аскаланте именно тогда, когда он хотел вонзить мне меч в живот. Потом оно бросилось на меня, и я его убил, но не знаю, как, потому что мой боевой топор отскочил от его черепа, как от каменной стены. Но я думаю, что ко всему этому имеет отношение Эпимитреус…

— Слышите! Он говорит об Эпимитреусе, умершем пять сотен лет назад! — украдкой прошептали придворные.

— О, Имир! — прогремел король. — Я сегодня ночью говорил с Эпимитреусом! Он во сне вызвал меня, я прошел по черному, высеченному в скале коридору с барельефами древних богов и героев, потом по лестнице, ступени которой высечены в виде змей Сета, потом я достиг склепа. Там находился саркофаг, на крышке которого была фигура Феникса…

— Во имя Митры! Лорд Король, замолчите! — сказал Верховный Жрец Митры, меняясь в лице.

Конан откинул голову назад и прорычал:

— Что я, раб, чтобы по приказу затыкать свой рот?

— Нет, нет, мой лорд! Я и не думал оскорблять вас, — он пригнулся к Конану и прошептал ему на ухо: — Мой лорд, это все превосходит человеческое понимание. Только внутренний круг жрецов знает о черном каменном туннеле, выбитом неизвестными руками в черном сердце горы Коламира, и об охраняемом Фениксом склепе, в котором похоронен Эпимитреус. И с тех пор туда ни один смертный больше не входил, потому что избранные жрецы, унесшие это знание с собой в могилу, закрыли внешний вход в коридор, чтобы никто больше не смог найти его, и сегодня ни один Верховный Жрец больше не знает, где он находится. Только из передающихся из уст в уста рассказов Верховных Жрецов, которые рассказывают это паре избранных, внутри круга жрецов Митры известна тайна последнего местопребывания Эпимитреуса в черном сердце Коламиры. Это основной догмат культа Митры.

— Я не могу сказать, при помощи какой магии Эпимитреус вызвал меня к себе, — пробурчал Конан. — Но он говорил со мной и нацарапал знак на моем мече. Каким образом этот символ оказался смертельным для демона, я не знаю, однако и обломка меча оказалось достаточно, чтобы убить чудовище.

— Позвольте мне осмотреть ваш меч, — прошептал Верховный Жрец.

Конан взял сломанное оружие и протянул его жрецу Митры. Тот вскрикнул и упал на колени.

— О, Митра, защити нас от Власти Тьмы! — простонал он. — Король действительно разговаривал с Эпимитреусом! На его мече тайный символ, который никто не в состоянии изобразить, кроме Мудреца, — знак бессмертного Феникса, который постоянно охраняет его склеп! Свечу! Быстрее! Посмотрите на то место, на которое указал король!

Место это находилось в тени одного из сорванных гобеленов. Гобелен оттянули в сторону, и у всех от ужаса перехватило дыхание. Некоторые упали на колени и молились Митре, другие с воплями убежали прочь.

На полу, там, где чудовище испустило дух, осталось большое темное пятно — отпечаток тела демона. Было ясно, что такое чудовище не могло появиться на свет в мире обычных смертных, угрожающее и ужасное, как тени обезьяноподобных богов, которые сидят на алтарях стигийских храмов.