Войдя в передатчик материи, я почувствовал укол страха. В первый раз я полностью осознал, что я мог потерять.

Но было слишком поздно. На одной стороне передатчика ты уже выполнял свою задачу. Я начал испытывать знакомые ощущения, связанные с этой машиной. Разницы никакой не было, за исключением того, что на этот раз я не знал, куда я направляюсь, — как вы помните, в первом путешествии я думал, что всего лишь буду передан в приемник в другую часть лаборатории. Вместо этого меня перенесло на Марс. Куда я попаду теперь? Я молился, чтобы это снова оказался Марс!

Перед моими глазами появились разные цвета. Снова я испытал чувство невесомости. Наступил период, когда я чувствовал себя связанным со всем. Затем пришло ощущение бестелесности, был бросок сквозь темноту с невероятной скоростью. Мой мозг отключился.

На этот раз я очнулся в сравнительной темноте. Я лежал лицом вниз на твердой каменистой поверхности. Я чувствовал себя слегка помятым, но не так чтобы очень. Я перекатился на спину.

Я был на Марсе!

Я понял это в тот же миг, как увидел две луны — Урну и Гару по–марсиански, Фобос и Деймос по–английски, — освещавшие пустынный ландшафт, холодные камни и скудную растительность. Далеко на горизонте что–то блестело — это могло быть огромное пространство тихих вод.

Я все еще был в той одежде, в которой вошел в передатчик. Сканер разрушал и трансформировал в волновой форме все, что помещали в машину. У меня даже остались деньги и часы.

Но что–то было не так.

Я осторожно переместился в сидячее положение. Я был все еще немного не в себе, но у меня уже начало возникать подозрение, что что–то вышло не так, как надо.

При моем первом путешествии я прибыл как раз к стенам города Варналь на юге Марса. И именно из Варналя я был выхвачен, когда мои «спасители» собратья ученые утащили меня обратно на Землю.

Но эта пустыня была не похожа ни на что, виденное мной на моем Марсе!

Это, конечно, был Марс — луны это доказывали. И все же это, кажется, был Марс не того века, что знал я, — Марс, существовавший тогда, когда на Земле еще бродили динозавры, а Человек еще не стал господствовать на моей родной планете.

Я испытывал чувство отчаянья, беспомощность и невероятное одиночество. Я потерял всякую надежду увидеть когда–нибудь свою нареченную Шизалу или жить в городе Зеленых Туманов.

Марсианские ночи длинны, а эта казалась самой долгой из всех. С первыми проблесками зари я поднялся и огляделся вокруг.

Ничто, кроме моря и камня, не приветствовало моего взгляда, куда бы я ни повернулся.

Я стоял на бесплодной равнине из коричневого и оранжевого камня, тянувшейся вглубь материка от огромного холодного моря, волновавшегося под мрачным серым небом.

Было ли это прошлое или будущее известного мне Марса, меня не интересовало. Я знал только, что если находился, как я подозревал, на точном географическом месте, где некогда стоял или когда–нибудь будет стоять Варналь Зеленых Туманов и Зовущих Холмов, тогда для меня все потеряно! Теперь море раскинулось там, где находились холмы, камень занимал место города.

Я чувствовал себя преданным. Трудно описать, почему я чувствовал это. Я сам был виноват в том, что нахожусь здесь, — а не обнимаю свою милую во дворце предводителей и правителей Варналя.

Я вздохнул, почувствовав вдруг слабость. Не заботясь о том, что выпадет на мою долю, я мрачно зашагал вглубь материка. У меня, казалось, не было никакой цели, кроме как идти, пока не упаду от усталости и голода. Бесплодность ландшафта, казалось, отражала бесплодность эмоций во мне самом.

Все надежды были смыты, все мечты исчезли. Одно отчаянье овладело мной!

***

Было, наверное, пять часов — или приблизительно сорок марсианских шати, — когда я увидел зверя. Он, должно быть, подкрадывался ко мне.

Первое, что я заметил, это была его странная сверкающая шкура, ловившая свет и отражающая его всеми цветами радуги. Впечатление было такое, словно зверь был создан из вискозной кристаллической субстанции, но это было не так. Каким бы странным он ни казался, он явно был из плоти и крови.

Он был примерно восемнадцати–двадцати кулод — около метра девяносто — ростом и тридцати кулод — длиной. Это был могучий зверь с огромной пастью, полной острых зубов, тоже сверкавших, как кристаллы. У него имелся один многофасеточный глаз и четыре могучие мускулистые лапы, кончавшиеся большими когтями. У него не было хвоста, но своего рода грива из свалявшегося меха изгибалась вдоль всей спины.

Он собирался позавтракать мной — это было ясно.

Теперь, когда мне угрожала опасность, отчаянье покинуло меня. У меня не было оружия, я нагнулся и схватил в каждую руку по камню.

Я повернулся лицом к зверю, когда тот начал медленно подкрадываться ко мне. Желтоватая слюна капала из открытой пасти и единственный глаз внимательно остановился на мне.

Я вдруг заорал и швырнул первый камень, целя в глаз, а вслед за ним — второй. Тварь издала невероятный воющий крик боли и ярости. Она встала на задние лапы и делала секущие движения передними.

Я подобрал еще два камня и швырнул их в его мягкое подбрюшье. Эти не произвели того эффекта, как первые, что я метнул в глаз. Зверь упал на вес четыре лапы и удержал свою позицию — как я удержал свою. Он стоял и прожигал меня взглядом.

Мне показалось, что возникла пиковая ситуация.

Я медленно шарил вокруг в поисках боеприпасов. Я нашел всего один камень — больше ничего не было.

Грива зверя теперь дрожала и трепетала, пасть его открылась еще шире, и слюноотделение усилилось. Зверь сделал несколько шагов назад, но я знал, что это было не отступление, а всего лишь подготовка к прыжку.

Я проделал трюк, который срабатывал, когда люди на Земле оказывались в сходном положении, столкнувшись с дикими животными. Я закричал во весь голос и побежал на него, подняв руку с камнем.

***

Зверь не сдвинулся ни на дюйм!

Теперь я был в худшем положении, чем раньше!

Решив продать свою жизнь подороже, я швырнул ему в глаз последний камень и бросился мимо, так, чтобы оказаться у него за спиной. Зверь завизжал, завыл и снова встал на дыбы. Я увидел, что по его морде стекает густая кровь. Зверь стремительно повернулся, все еще стоя на задних лапах, рассекая воздух когтями.

Я попал в нижнюю часть глаза. Должно быть, причинил ему вред, так как крови было много, но зверь не ослеп.

Я нагнулся за новым камнем, и тогда с неожиданной для меня скоростью он бросился на меня, разинув пасть!

Я метнулся прочь с его пути как раз вовремя, но он уже разворачивался и снова летел на меня. Я знал, что у меня практически нет шансов.

Я помнил, что лежал на камне, пытаясь перевернуться и подняться на ноги, со страхом глядя на несущуюся на меня огромную тушу.

И вдруг, в нескольких дюймах от меня, зверь упал наземь, дернулся и застыл.

Что случилось? Сперва я подумал, что мой камень, должно быть, нанес больший вред, чем я предполагал, но когда я поднялся на ноги, то увидел торчащее из бока зверя длинное тяжелое копье.

Я оглянулся, увидел стоящую там фигуру и мгновенно снова насторожился. Это был Синий Гигант — арзгун. Я прежде испытал их жестокость — знал, что на людей, вроде меня, они нападали, едва завидев.

Арзгун был хорошо вооружен мечом и булавой на левом и правом бедре. Он был мускулистым и почти три метра ростом.

Это подтверждало мои подозрения, что я оказался в иной эре; кроме того, обычный для арзгунов кожаный нагрудник у него был из светлого металла, так же, как его поручи и поножи.

Наверное, он спас меня для того, чтобы со мной поразвлечься. Я попытался выкрутить его копье из трупа зверя, чтобы мне было чем защищаться.

Я высвободил копье, когда он приблизился. Он улыбнулся и стал осматривать меня с некоторой озадаченностью, уперев руки в бока и слегка склонив голову.

— Я готов тебя встретить, арзгун, — сказал я по–марсиански.

Тут он рассмеялся — не жестоким, животным смехом арзгунов, а добродушно. Неужели и арзгуны так сильно изменились?

— Я видел твою схватку с радари. Ты очень храбр…

Я опустил копье, ничего не говоря. Голос тоже был не похож на известный мне утробный арзгунский.

Он показал мне на себя, снова улыбнувшись.

— Зачем ты закутался в неудобную одежду? Ты болен?

Я покачал головой, чувствуя себя немного смущенным. Меня смутили мой внешний вид, который был по меньшей мере странным на Марсе, и мое предположение, что он был враг.

— Меня зовут Хул Хаджи, — представился он. — А твое имя и племя?

— Майкл Кейн, — ответил я, обретая, наконец, дар речи. — У меня нет родного племени, но я усыновленный член народа Карнала.

— Странное имя, но о Карнале я знаю. По слухам, они такие же храбрые, как и ты.

— Прости меня, но ты мне кажешься не типичным для арзгунского народа.

Он снова добродушно рассмеялся.

— Это потому, что я из Мендишара.

Я, кажется, смутно слышал о Мендишаре, но не мог вспомнить, что мне рассказывали. «Об этом, вероятно, рассказывала Шизала», — подумал я.

— Это Мендишар? — спросил я.

— Я хотел бы, чтобы это было так. Однако мы неподалеку от него.

— А где находится Мендишар по отношению к Арзгуну?

— Мы располагаемся далеко к северу от Пещер Тьмы.

Значит, расхождение во времени могло быть не так уж велико, как я думал. Если Карнал и подземный мир Арзгуна, Пещеры Тьмы, все еще существовали, тогда это место — бесплодная пустыня, на которой я стоял, не было типичным для известной мне планеты.

Хул Хаджи протянул руку.

— Наверное, я могу теперь получить назад свое копье?

Я извинился и отдал ему свое копье.

— Ты выглядишь измотанным, — сказал он. — Идем, у меня лагерь неподалеку — мы поедим немного твоего покойного противника. — Он повернулся к зверю и перекинул его через плечо.

Я шел рядом с ним, и он намеренно укоротил свой шаг, чтобы мне легче было держаться вровень с ним. Он, казалось, не утомлялся под своей ношей.

— Я был невежлив, — сказал я. — Не поблагодарил тебя за спасение моей жизни. Я у тебя в долгу.

— Я думаю, что у тебя будет случай отплатить его, — ответил он, используя форму ответа, которую до сих пор я слышал только на Юге.

Мы достигли лагеря Хула Хаджи — низкой палатки, разбитой рядом с бежавшим по камням ручейком. Горел костер, и его противный дым поднимался в небо. Хул Хаджи объяснил это тем, что единственным топливом в этих местах был оксель, коричневатое, похожее на папоротник растение, пробивавшееся между камнями.

Хул Хаджи начал снимать шкуру со зверя, и пока он это делал, ловко отделяя ее специальным ножом, который он носил на ремне, он объяснил сходство между своей расой и арзгунами. Мне интересно было слушать, так как это раскрыло мне раннюю историю Вашу, или Марса, как его называют на Земле.

Кажется, в туманном и отдаленном прошлом, мендишары и арзгуны были одним народом, живущим неподалеку от моря, из которого, как гласили их легенды, они и произошли. Они были рыбаками и лодейниками, пиратами и прибрежными налетчиками, морскими торговцами, ловцами инрака. Инрак был редкой устрицей, расцениваемой всеми как деликатес, кроме самих синих людей.

Они жили в той части планеты, которую я раньше считал отдаленной. Жизнь их была замкнутой, их торговля и набеги ограничивались большей частью близлежащими местами.

Затем пришла Величайшая Война. О причинах этой Войны и главных ее участниках у Хула Хаджи были довольно смутные сведения. Она велась между шивами и якша, рассказал он. О шивах я слышал. Этот таинственный народ принес Карналу много выгод — некогда он обладал великой цивилизацией, понимал ядерную энергию, был более развит, чем земляне моего собственного времени. Иногда то тут, то там находили развалины их городов. Хул Хаджи, похоже, знал немногим больше, чем я. Он сказал, что якша и шивы были родственного происхождения, но якша не были едиными.

Десятки лет бушевала на всей планете Величайшая Война. О ней прослышали даже отдаленные синие люди. Многие умирали от странных болезней, занесенных ветром с запада. Затем якша пришли в поселение синего народа. У них было множество чудесного оружия, но они, казалось, потерпели поражение и отчаялись. Кучка якша предложила синим людям большие возможности пограбить, если они помогут напасть на позиции шивов в глубине материка. Многие согласились и направились к горам, где находились шивы. Они нашли шивов в выжженных скалах, в подземных помещениях и атаковали их. Шивы сдерживали их до тех пор, пока в живых осталось только трое. Тогда они спаслись на летающей лодке. Якша, тоже немногочисленные, последовали за ними, приказав синему народу удерживать позиции, пока они не вернутся.

Они не вернулись. Синий народ поселился в пещерах. Некоторые привезли женщин. Они приспособились к окружающей среде и даже, казалось, процветали в ней. Пещеры были идеальным местом, откуда можно было совершать набеги на меньшие ростом светлокожие расы. Они занимались набегами. Так тысячелетие назад произошли арзгуны.

Мендишары — это те, кто остался. Они не принимали участия в набегах и в Величайшей Войне, но преуспевали, торгуя среди дальних островов и на континенте, что лежал за морем, на дальнем севере.

— То есть, — поправился Хул Хаджи, вертя мясо на вертеле над костром, — пока приоза не приобрели слишком много власти.

— А кто они такие? — спросил я.

— Первоначально они были королевской гвардией — церемониальным войском, связанным с домом нашего Бради. (Бради был своего рода марсианским королем, власть которого обычно передавалась по наследству, он мог быть смещен всенародным голосованием.) Гвардия состояла из молодых воинов, добившихся почета среди народа. Население изолировало их и начало постепенно придавать им почти мистическое значение. В умах простого народа они были больше чем людьми, почти божествами — они могли делать все, что хотели, абсолютно безнаказанно. Около сорока лет назад, воин, который был пукан–нарой, — это значило, приблизительно воин–вождь, — приоза начал говорить, что он получает приказания от высших существ.

Понимая, что вся система приоза представляет опасность народу Мендишара, Бради и Совет решили распустить их. Но они не учли ту власть, которую теперь имели приоза над простым народом. Когда они объявили о решении распустить войско, народ отказался слушать об этом. Бради был смущен, а пукан–нара — Джевар Бару — был избран Бради. Прежний Бради и его советники умерли при таинственных обстоятельствах. Семья Бради была вынуждена бежать, и новый Бради Джевар Бару начал свое царствование, увы, весьма вредоносное.

— В каком смысле оно вредоносное? — спросил я.

— Они снова ввели в жизнь Мендишара суеверия. Они показывают и говорят, что могут видеть будущее; они «получают» послания от высших существ… Это — религия, скатившаяся до самого низкого уровня.

Картина была мне знакомой, она не намного отличалась от схожих эпизодов в пестрой истории моей собственной планеты.

— Теперь они — каста воинов–жрецов — захватили в стране все богатства, — продолжал Хул Хаджи, — ныне у многих рассеялись иллюзии. Но Джевар Бару и его «больше чем люди» имеют полную власть, и те, кто потерял иллюзии и говорит об этом публично, скоро становятся жертвами в ритуальных обрядах, где у мужчин и женщин вырываются сердца на центральной площади Мендишарлинга — нашей столицы.

Я почувствовал отвращение.

— Но какую роль в этом играешь ты? — спросил я его.

— Важную, — ответил он. — Планируется восстание, мятежники ждут в горных деревнях. Им нужен только лидер, чтобы объединиться под его началом и отправиться в поход против приоза.

— И этот лидер не появляется?

— Я этот лидер, — сказал он. — Надеюсь, их вера в меня будет оправдана. Я последний в роде старых Бради. Мой отец был убит по приказу Джевара Бару. Моя семья скиталась по пустыням, ища убежища и не находя его, преследуемая отрядами приоза. Те, кто не был убит приоза, умерли от недоедания и болезней, от диких зверей, вроде вот этого. — Он показал на тушу, которая теперь поджаривалась на вертеле.

— Вскоре остался только я, Хул Хаджи. Хотя я рвался в Мендишар, я не мог придумать способа вернуться — пока один посланник не нашел меня, скитавшегося в многих днях пути от этого места, и не рассказал мне о мятежниках. Об их жажде лидера, о том, что я — последний из своего рода — был для них идеален. Я согласился отправиться в горную деревню, о которой он мне сказал, — и сейчас иду туда.

— Поскольку у моего путешествия нет цели, — предложил я, — ты позволишь мне сопровождать тебя?

— Твое присутствие было бы желательно — я человек одинокий.

Мы поели, и я рассказал ему свою историю, которую он не нашел столь невероятной, как думал я.

— Мы на Вашу привыкли к странным происшествиям, — заметил он. — Время от времени тени более древних рас проходят меж нас в форме вновь открытых чудес, странных изобретений, о которых мы мало знаем. Твоя история — необычна, но возможна. Все возможно.

Еще раз я убедился, что марсиане в целом философский народ, и все же у них сильны традиции, и их моральный кодекс спасет их от любого намека на упадок.

Поев, мы легли спать. Вновь была ночь, когда мы направились к горам Мендишара.

Занялась заря, отмечая на горах границу страны Мендишар, и Хул Хаджи должен был удерживать себя, чтобы не шагать быстрее меня.

Когда мы ступили на сине–зеленый дерн, два всадника верхом на огромных, обезьяноподобных дахарах, ездовых животных почти всех марсианских народов, появились на вершине холма, остановились на миг, когда увидели нас, а затем понеслись к нам во весь опор.

Они были крикливо разодеты в яркие лакированные доспехи, с длинными, цветными плюмажами на тесных шлемах. Их мечи сверкали на утреннем солнце.

Они явно настроились отнять у нас жизнь!

Хул Хаджи выкрикнул слово и, швырнув в одного из них длинное копье, выхватил меч.

Это слово было — приоза!

Они неслись на нас, и я приготовил копье, когда огромный меч моего противника взлетел вверх, готовясь обрушиться вниз и раскроить мне череп.

Он рубанул. Я отбил его своим копьем, но сила его удара вышибла из моих рук оружие, и я вынужден был отпрыгнуть с пути воина, и вновь, изготовив копье, я решил встретить воина, в то время как он развернул своего дахара и усмехнулся, сощурив глаза, — он был уверен в легкой победе.