Воин — Синий Гигант нацелил на меня меч, словно для того, чтобы проткнуть меня, — я был уверен, что его намерение состояло именно в этом. Мое копье было слишком слабым оружием против него. Когда острие его меча оказалось почти у моего горла, я откинулся назад, чувствуя металл на волосок от своей кожи. Я схватил копье и вскочил на ноги.

Он снова поворачивал своего дахара, когда я увидел шанс и метнул в него копье.

Оно попало ему в лицо и убило. Он упал назад, с копьем, дрожащим в голове. Меч выпал из его руки и повис на темляке. Неуправляемый дахар встал на дыбы, чувствуя, что его хозяин больше не контролирует его, и труп выпал из седла.

Оглядевшись, я понял, что Хулу Хаджи не повезло. Он защищался от града ударов, которые обрушил на него его враг. Он упал на колено.

Выхватив меч у моего мертвого противника, я с криком бросился вперед. Должно быть, я представлял собой необычное зрелище, все еще в пиджаке, рубашке и брюках, вооруженный огромным мечом, бегущий на помощь одному из двух сражающихся Синих Гигантов!

По глупости, соперник Хула Хаджи слегка обернулся на мой крик. Моему синему союзнику нужно было только это мгновение. Он вскочил, отбил в сторону оружие противника и вонзил меч в горло приоза.

Гигант умер, свалившись с седла, прежде чем Хул Хаджи схватил за узду дахара и остановил зверя. С некоторым презрением Хул Хаджи высвободил ноги трупа из стремян и дал ему упасть на землю.

Я сообразил, что было у моего друга на уме, и повернулся к другому дахару, который отошел на небольшое расстояние и нервно оглядывался. Без всадника он выглядел более курьезно, человечнее, чем когда–либо. Дахар происходил от общего с человеком предка. Если кто–нибудь говорил о нем, как иногда говорили на Земле о собаках и лошадях, что он «почти как человек», то это факт! Их интеллект варьировался согласно породам: интеллект у южной разновидности был большим, чем у этой намного более крупной северной разновидности. Я осторожно приблизился к дахару, успокаивающе разговаривая с ним. Он шарахнулся прочь, но не раньше, чем я успел поймать его за поводья. Он для вида щелкнул на меня зубами. Я никогда не слышал, чтобы самый дикий дахар нападал на человека.

Теперь у нас были и «верховые» лошади и достаточно оружия, чтобы вооружить меня.

С некоторым отвращением мы сняли с трупов все, что нам нужно, но, к сожалению, доспехи не подходили нам, ибо Хул Хаджи был немного великоват, а я чересчур мал, но я сумел сделать портупею поперек тела и повесить на нее тяжелое оружие. Я также с радостью избавился от большей части своей обременительной земной одежды.

Чувствуя себя более похожим на воина Марса с пристегнутым оружием на ремнях и сидя на широкой спине дахара, я пустил своего «коня» в галоп, держась рядом с Хулом Хаджи. Мы направились в горы.

Наконец мы прибыли в Мендишар. Деревня, называвшаяся Асде–Трахи, лежала в нескольких милях от нас.

Вскоре мы добрались до нее. Я ожидал увидеть что–то более примитивное, чем яркие, украшенные мозаикой стены низких, полусферических домов. Многие из мозаик представляли собой картины — очень красивые, умело сделанные. Деревня была окружена стеной, хотя, когда мы спускались к ней с холма, мы могли видеть все расположенное внутри. Эта стена была тоже окрашена, но красками резких цветов — оранжевого, синего и желтого, — геометрическими рисунками, состоящими, главным образом, из круга и многоугольника.

Когда мы приблизились к Асде–Трахи, на стенах появились люди. Почти все они были вооружены, и их оружие было обнажено. Это были Синие Гиганты, но их доспехи, если они вообще имелись, были схожи с кожаными тегляями, что носили арзгуны, мои старые враги.

Когда мы подъехали ближе, один из Синих Гигантов издал крик и быстро заговорил со своими товарищами.

Прогремело звонкое «ура» на марсианский лад, и воины высоко подняли мечи и топоры. Они принялись экзальтированно прыгать, явно узнали Хула Хаджи и горячо приветствовали его.

С флагштока в центре деревни одно знамя слетело и поднялось другое. Я сообразил, что они в буквальном смысле подняли флаг мятежа. Тяжелый желто–черный квадрат знамени явно был старым штандартом смещенного Бради.

— Такого возвращения домой стоило ждать, — сказал Хул Хаджи.

Мы въехали в деревню, мужчины, женщины и дети Мендишара — некоторые из них были почти с меня ростом — столпились вокруг Хула Хаджи.

Одна из женщин — полагаю, по их стандартам она была прекрасной, — вцепилась в руку Хула Хаджи и глянула ему в лицо большущими глазами.

— Я так долго ждала тебя, великий Брадинак, — услыхал я ее слова. — Этот день снился мне.

Хул Хаджи казался довольно смущенным — как был бы и я — и с некоторым трудом высвободил руку, когда увидел идущего к нему высокого, полного достоинства молодого воина, приветственно протягивающего руки.

— Морахи Ваджа! — радостно воскликнул изгнанник. — Как видишь, я сдержал свое обещание.

— А я — свое, — улыбнулся молодой воин. — В этих горах все деревни охотно поддержат тебя и наше дело.

Женщина все еще стояла тут, хотя больше не обнимала Хула Хаджи.

Морахи Ваджа шагнул к ней.

— Это моя сестра Ора Лис — она никогда не встречалась с тобой, но уже самая горячая твоя сторонница, — улыбнулся Морахи Ваджа. Затем он обратился к девушке: — Ора Лис, не прикажешь ли ты слугам приготовить постель для друга Хула Хаджи?

Молодой воин, казалось, совсем не удивился появлению чужака, и притом чужака иной расы, в своей деревне.

Тут Хул Хаджи понял, что пришло время представить меня.

— Это Майкл Кейн с Негалу, — сказал он, употребив марсианское название планеты Земля.

На этот раз Морахи Ваджа выказал легкое удивление.

— Я думал, на Негалу обитают только гигантские рептилии, — сказал он.

Хул Хаджи рассмеялся.

— Он не только с Негалу — он из будущего.

Морахи Ваджа чуть улыбнулся.

— Ну тогда приветствую тебя, друг, — надеюсь, ты принесешь удачу нашему предприятию.

Я удержался от замечания, что вряд ли принесу им удачу, поскольку до этого мне самому мало везло.

Когда мы спешились, Хул Хаджи проговорил:

— Майкл Кейн спас мне жизнь сегодня утром, когда на нас напали приоза.

— Ты желанный и почетный гость, — сказал мне Морахи Ваджа.

— Хул Хаджи забыл сказать тебе, что до этого и он спас мне жизнь, — сказал я, когда Морахи Ваджа повел нас к большому дому, украшенному самой роскошной мозаикой, которую я когда–либо видел.

— Значит, было предопределено, чтобы он спас тебя, потому что ты раньше спас его.

На такую логику я не мог придумать никакого возражения. Мы вошли в дом. Там было прохладно, комнаты были большими и просто украшенными.

Ора Лис была уже тут. Она глядела только на Хула Хаджи, который, казалось, был слегка польщен и смущен ее вниманием.

Морахи Ваджа явно был в деревне персоной немаловажной — он был, как выяснилось позже, своего рода мэром — и нам дали все самое лучшее. Еда и напитки были вкусными, хотя кое–что из них производилось явно на Севере, поскольку было мне незнакомо.

Мы досыта наелись и напились и все это время Ора Лис уделяла свое внимание Хулу Хаджи и даже упросила, чтобы мы позволили ей остаться, когда Морахи Ваджа сказал ей, что теперь мы должны поговорить о тактике и стратегии.

Причины для планируемого восстания были двойственными. Во–первых, народ начал понимать, что приоза не были высшими существами — аппетиты многих дочерей и жен были далеки от просвещенных вкусов полубогов. И во–вторых, приоза становились все более избалованными, они все менее склонны были выезжать в дозоры.

Это процесс не был для меня новым, кажется, это что–то вроде закона природы, когда тиран падает жертвой собственной непредусмотрительности. Всегда было так, что мудрый король, каким бы характером он ни обладал, защищает своих подданных и таким образом защищает себя. Часто, конечно, одного тирана сменяет другой и возникает порочный круг. В конечном итоге это означает разрушение государства — его завоевание или упадок, — и раньше или позже появится просвещенный правитель или правительство. На это могут уйти века или несколько недель, и конечно же, трудно относиться к этому философски, когда именно твоя жизнь находится под железной пятой.

Мы беседовали далеко за полночь, и мне было забавно видеть, как Хул Хаджи вынужден отказываться от блюда фруктов или еще одной подушки, предложенной Орой Лис.

Наш план был основан на вере в то, что скоро крупные силы деревенских мендишаров нападут на столицу и горожане присоединятся к ним.

Такая обстановка сложилась не так уж давно, об этом проинформировал нас Морахи Ваджа. Жители деревень и мелких городов поначалу остерегались следовать за Морахи Ваджой, который был, на их взгляд, слишком молодым и неопытным.

Но когда он вступил в союз с Хулом Хаджи, все изменилось. Теперь население было полно энтузиазма.

— Ты очень ценен, Бради, — сказал Морахи Ваджа. — Ты должен оберегать себя, пока не придет время восстания, потому что, если мы потеряем тебя, все наше дело погибнет!

Лицо Морахи Ваджи было очень серьезным. Он явно хотел еще что–то добавить — он знал, что сказанное было правдой!

Каждому из нас дали комнату в доме Морахи Ваджи. Моя постель была без пружин, такие кровати преобладают на всем Марсе.

Я засыпал со смешанными чувствами отчаянья и предвкушения. Не так–то легко было забыть даже на миг, что я отдален от любимой женщины неодолимыми барьерами. С другой стороны, дело угнетенного народа Мендишара было близким моему сердцу. Мы, американцы, всегда сочувствуем угнетенным, кем бы они ни были, покуда они сами дерутся с тиранами. Может, не очень христианская позиция, — но я разделяю ее с большинством моих соотечественников и, вероятно, с большей частью человечества.

Я проснулся в несколько более философском настроении.

Была надежда — слабая надежда. Помните, я рассказывал о чудесных изобретениях шивов? Ну, вот это и была моя надежда — что я смогу вступить в контакт с шивами и попросить у них помощи для нового пересечения времени и пространства — на этот раз не с планеты на планету, но из одного времени на Марсе в другое время на Марсе.

Я твердо решил отыскать шивов или члена этой расы, как только увижу успех Мендишарской революции. Я чувствовал себя завлеченным в нее, главным образом, потому, что ценил Хула Хаджи как близкого друга, и все, что он делал, представляло для меня интерес.

Вскоре после того, как я проснулся, раздался стук в дверь. Сквозь незастекленное окно струился солнечный свет, и в воздухе стоял сладкий свежий запах — знакомый мне дух марсианской деревни.

Я сказал, чтобы вошли. Это была служанка — синие женщины только на фут–другой меньше мужчин — с подносом горячей пищи. Это само по себе было сюрпризом, потому что южномарсианский завтрак обычно состоит из фруктов и соков.

Пока я уничтожал завтрак, вошел Хул Хаджи. Он улыбался. Поздоровавшись, он сел на кровать и разразился смехом. Смех его был заразителен, и я обнаружил, что улыбаюсь в ответ, хотя и не знал причины своего веселья.

— Что такое? — спросил я.

— Эта женщина, — ответил он, улыбаясь. — Сестра Морахи Ваджи — как ее зовут?

— Ора Лис?

— Она принесла мне завтрак утром.

— Это странно?

— Это очень любезно — хотя и редкий обычай среди нашего народа. Дело не столько в поступке, который я воспринял как комплимент, сколько в том, что она сказала.

— А что она сказала? — Тут я почувствовал беспокойство. Как я раньше упоминал, у меня есть какое–то шестое чувство, которое предупреждает меня о беде. Некоторые назвали бы это логикой подсознания, которая аккумулирует и выводит заключение из данных, никогда не достигающих сознательного центра.

— Короче, — провозгласил мой друг, — она сообщила мне, что знает, что наши судьбы взаимосвязаны. Я считаю, что она думает, что мне предстоит на ней жениться.

— А, увлечение, — произнес я, тем не менее все еще несколько встревоженный. — Ты — таинственный изгнанник, вернувшийся притязать на трон, а что может быть романтичнее этого? Какая девушка не ответит на это?

— Да, да, — кивнул он. — Поэтому я и не отнесся к этому объявлению серьезно. Не беспокойся, я был с ней достаточно вежлив.

Я задумчиво провел пальцами по подбородку, и вдруг сообразил, что давно не брился. У меня была порядочная щетина. Скоро мне придется что–нибудь предпринять на этот счет.

— Что ты сказал? — спросил я.

— Я сказал, что все мое внимание поглощает дело восстания и что я заметил, что она прекрасна… Это ведь так, тебе не кажется?

Я не ответил. Знаю, что всякая красота сравнительна, но, честно говоря, я не мог отличить прекрасную синюю великаншу двух с половиной метров от уродливой.

— Я сказал ей, что нам следует подождать, пока мы не узнаем друг друга получше, — посмеиваясь, продолжал мендишар. Я почувствовал некоторое облегчение, узнав, что мой друг вел себя столь тактично.

— Мудро сказано, — кивнул я. — Когда ты сядешь на престол, как Бради, будет время подумать о романах — или о том, как избежать их.

— Именно, — согласился Хул Хаджи. — Я не знаю, поймет ли она меня. Она скорее, мне кажется, воспримет это как объявление о моей собственной страсти, что немного меня беспокоит.

— Не волнуйся, — сказал я. — Каковы твои планы на сегодня?

— Мы должны подготовить послание всем килакам и оркилакам, созывающее их на всеобщую встречу здесь.

Эти два марсианские слова обозначали приблизительно лидера деревни и городка, суффикс «ак» обозначал человека, имеющего власть над своими собратьями, или, строго говоря по–марсиански, того, кто был уполномочен своими собратьями действовать в их интересах. «Кил» — обозначал маленькую общину, «оркил» — означал большую.

— Это необходимо, — продолжал Хул Хаджа, — для того, чтобы они сами увидели, что я именно тот, кем являюсь. А также для того, чтобы решить, когда нанесем удар и как расставим наших воинов.

— Сколько воинов, по твоим подсчетам, имеется в твоем распоряжении? — спросил я, умываясь холодной водой.

— Около десяти тысяч.

— А со сколькими приоза придется бороться?

— Около пяти тысяч, включая воинов не из приоза, но поддерживающих их. Приоза, конечно, намного лучше вооружены и обучены. У моего народа есть привычка сражаться, не подчиняясь командирам. Приоза дисциплинированны, но я не уверен, что мы то же можем сказать о воинах из деревень.

Я понял, что это была черта, которую мендишары делили со своими арзгунскими кузенами. Арзгуны были объединены под началом архизлодейки Хоргулы — объединены, по большей части, из–за страха перед общим врагом — Зверем Наалом и суеверием.

— Это — еще одна причина, почему нужно мое присутствие, — сказал Хул Хаджи. — Они, как предполагает Морахи Ваджа, будут сражаться под началом наследного Бради, тогда как их пришлось бы обучать дисциплине, чтобы они слушались приказов всего лишь килака.

— Значит, Морахи Ваджа был прав. Ты незаменим в этом деле.

— Кажется, так, но это большая ответственность.

— Это — ответственность, к которой тебе придется привыкнуть, — уведомил его я. — Как Бради Мендишара ты всю жизнь будешь нести тяжелую ответственность за свой народ.

Он вздохнул и улыбнулся мне.

— Есть некоторые преимущества в жизни у одинокого скитальца по диким краям, не так ли?

— Есть. Но если ты королевской крови, у тебя нет свободы выбора.

Он снова вздохнул и стиснул рукоять своего большого меча.

— Ты больше чем боевой спутник, Майкл Кейн. Ты друг с сильным характером.

Я схватил его за руку и посмотрел ему в глаза.

— Эти слова применимы и к тебе, Брадинак Хул Хаджи.

— Надеюсь, что так, — ответил он.