11
Звездный свет спросил у Несуществующего: «Господин, существуешь ли ты или не существуешь?» Но не получил ответа.
Чуанг Цзе. XXII.
В ту ночь, когда Орр старался пробраться через хаос пригородов к Корбетт-авеню, его остановил альдебаранец и уговорил идти с собой. Орр покорно пошел за ним.
«Может, это Тьюа’к Эпнпе Эннбе», — подумалось ему. Но чужак сказал, что его зовут Э’пенемен Асфах. Орру было все равно.
Чужак привел его к себе в дом у реки, рядом с велосипедной мастерской в Верховьях Вечной Надежды. В этот вечер там было яблоку негде упасть.
Во всем мире ожили многочисленные боги. Они хотели знать, что же произошло на Земле между шестью двадцатью пятью и семью часами восемью минутами. Орр и его спутник поднялись на второй этаж.
Чужак предложил Орру лечь в постель, так как тот выглядел очень уставшим.
— Сон развязывает путаницу забот, — сказал чужак.
В ответ Орр процитировал «Гамлета»:
— «Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность».
Что-то странное было в способе общения чужака. Но Орр слишком устал, чтобы думать об этом.
— А где будете спать вы? — спросил он, тяжело опускаясь на кровать.
— Нигде, — ответил чужак своим лишенным интонации голосом.
Орр наклонился, чтобы снять ботинки. Он не хотел ложиться в грязной обуви, так не благодарят за гостеприимство.
От наклона у него закружилась голова.
— Я устал, — сказал он. — Я так много сделал сегодня. Мне удалось нажать кнопку. Потребовалась вся сила воли, вся энергия, чтобы нажать треклятую кнопку «выключено».
— Вы хорошо прожили, — сказал чужак.
Он стоял в углу, очевидно, собираясь стоять там бесконечно.
«Он не стоит здесь, — подумал Орр. — Не так он должен стоять, или лежать, или сидеть, или быть. Он стоит здесь, как стоял бы во сне. Как будто кто-то видит его во сне».
Он лег и ощутил жалость и сочувствие чужака, стоявшего в углу комнаты. Чужак видел его, видел не глазами. Перед ним было недолговечное, слабое, странное существо, бесконечно уязвимое, плывущее в безднах вероятности. Оно нуждалось в помощи. Орру было все равно. Ему нужна помощь. Усталость охватила его, подняла, как морская волна, в которую он медленно погружался.
— Эрперекхне, — пробормотал он, сдаваясь на милость сну.
— Эрперекхне, — беззвучно ответил Э’пенемен Асфах.
Орр спал и видел сон. Сны его, как волны в открытом море вдали от берега, приходили и уходили, поднимались и спадали, глубокие и безвредные, ничего не ломающие, ничего не менявшие. Они танцевали танец среди других волн бытия. И во сне большие зеленые морские черепахи вынырнули, проплыли с тяжелой грацией в глубину и ушли в свой мир.
В начале июня деревья покрыты свежей листвой и цветут розы. Весь город покрылся розами. Дела шли хорошо. Экономика восстанавливалась. Люди стригли свои газоны.
Орр приехал в Федеральную Психолечебницу в Линктоне, к северу от Портленда.
Ее строения, воздвигнутые в начале девяностых годов, стояли на большом утесе, глядя на луга в пойме Вильяметт. Лечебница была переполнена в конце апреля и мая, когда эпидемия безумия последовала за необъяснимыми событиями того вечера, который теперь называли «Разрывом». Но большинство больных выздоровело, и больница вернулась к норме.
Высокий врач провел Орра вверх по лестнице, в одноместную палату в северном крыле. Дверь, ведущая в это крыло, как и двери всех палат здесь, были тяжелые, с глазком на высоте пяти футов, и все закрыты.
— Он не причиняет нам беспокойства, — заметил врач, открывая дверь в коридор. — Он никогда не впадает в ярость, но он дурно воздействует на других. Мы поселяли его в разных палатах. Не получается. Все его боятся. Конечно, они все действуют друг на друга и по вечерам впадают в панику, но не так. Они боятся его, стучат в двери и просят выпустить, хотя он просто лежит. Да вы увидите сами. Ему все равно, где он. Вот мы и пришли.
Он открыл дверь и впустил Орра в комнату.
— К вам посетитель, доктор Хабер, — сказал он.
Хабер похудел. Сине-белая пижама висела на нем складками. Волосы и борода были коротко и аккуратно подстрижены. Он сидел на кровати и смотрел в пустоту.
— Доктор Хабер, — сказал Орр.
Голос его дрогнул. Он почувствовал мучительную жалость и страх. Он знал, на что смотрит Хабер. Он смотрит на мир после апреля 1998 года. На мир, созданный кошмаром.
В поэме Т. С. Элиота птица говорит, что человечество не выносит реальности. Но птица ошибается. Человек может вынести вес всей Вселенной. Он не может вынести только нереальности.
Хабер не вынес. Он утратил связь с реальностью.
Орр хотел заговорить, но не нашел слов. Он попятился. Врач закрыл дверь.
— Не могу, — сказал Орр. — Выхода нет.
— Нет, — согласился врач.
В коридоре он негромко добавил:
— Он был выдающийся ученый.
Орр вернулся в Нижний город Портленда на лодке. Транспорт действовал еще плохо.
Город загромождали обломки станций шести различных общественных транспортных систем. На Рид-Колледж была станция подземки, но никакой подземки не было. Фуникулер от парка Вашингтона кончался у входа в туннель, который уходил под Вильяметт и на середине заканчивался тупиком. Тем временем предприимчивые люди вспомнили о прогулочных лодках и теперь использовали их для регулярных рейсов между Линктоном, Ванкувером, Портлендом и Орегон-сити. Прогулка по реке была приятной.
Орр навещал лечебницу в перерывах между работой. Его хозяин, чужак Э’пенемен Асфах, не учитывал рабочее время, а только результат работы. Когда выполняется работа, его не касается.
Орр почти каждое утро проводил, лежа в постели, проделывая работу в уме. Когда он добрался до мастерской и сел за чертежную доску, было уже три часа.
Асфах в зале ждал посетителей. Его штат состоял из трех дизайнеров и имел связь с многочисленными фабриками, производившими кухонное оборудование: посуду, принадлежности, инструменты. Промышленное и распределение сильно пострадали во время «Разрыва». В такой обстановке маленькие фирмы оказались в выгодном положении. В Орегоне множество таких фирм принадлежало альдебаранцам. Они оказались хорошими управляющими и отличными торговцами. Но для ручной работы всегда нанимали людей. Правительство их поддерживало, так как они охотно подчинялись контролю и платили налоги, а тем временем мировая экономика восстанавливалась.
Президент Мердль предсказал возвращение экономики в нормальное русло до Рождества.
Асфах торговал оптом и в розницу, его мастерская пользовалась доброй славой из-за хорошего качества товара и невысоких цен. После «Разрыва» домохозяйки, неожиданно обнаружившие себя в незнакомых кухнях, бросились оборудовать их на свой лад и делать покупки.
Орр раздумывал над чертежом, когда услышал чьи-то слова:
— Пожалуй, эта мутовка лучше.
Голос напоминал голос его жены. Он встал и выглянул в зал. Асфах показывал что-то коричневой женщине среднего возраста и роста, лет тридцати, с короткими черными волнистыми волосами.
— Хитзер, — сказал он, подходя.
Она обернулась и посмотрела на него долгим взглядом.
— Орр, — сказала она. — Джордж Орр. Верно? Где-то мы с вами встречались…
— В…
Он запнулся.
— Вы юрист?
Э’пенемен Асфах стоял огромный, в зеленоватой броне, не выпуская мутовку.
— Нет. Секретарь. Работаю у «Формен и Ратти» в Пендлтон-билдинг.
— Должно быть, там. Я был там однажды. Вам это нравится? Это придумал я!
Он взял с прилавка другую мутовку и показал ей.
— А вот еще одна. Эта удобнее.
— Смотрится неплохо, — ответила она. — Вы здесь работаете? Я вспомнила. Вы были в каком-то кабинете на Старк-стрит у врача.
Что именно она помнит? Он не имел об этом ни малейшего понятия. У его жены кожа была серая. Говорят, серые люди по-прежнему существуют, особенно на Среднем Западе и в Германии, но большинство стали белыми, черными, коричневыми, красными, желтыми и смешанными. Его жена была гораздо женственнее этой особы. А эта носит большую черную сумку с медными застежками. В ней несомненно найдется полпинты виски. Его жена была неагрессивна, хоть и храбра. Манеры у нее были робкие. Это не его жена, это совсем другая женщина, яркая и трудная.
— Правильно, — сказал он. — До «Разрыва». У нас… Мисс Лилач, мы договорились пообедать у Дэйва на Анкенн и не смогли.
— Я не мисс Лилач, это моя девичья фамилия. Я миссис Энбрюс.
Она с любопытством смотрела на него.
Он стоял, примиряясь с реальностью.
— Мой муж погиб на войне на Ближнем Востоке, — добавила она.
— Да, — ответил Орр.
— Все это разработали вы?
— Большую часть.
— А это вам нравится?
Он достал медный котелок, массивный, но изящный и совершенный в пропорциях, как парусный корабль.
— Очень, — кивнула она. — Вы настоящий художник.
— Мистер Орр хороший мастер, — без всякого выражения произнес его хозяин из-под своего левого локтя.
— Слушайте, я вспомнила, — неожиданно сказала Хитзер. — Ну да! Конечно! Это было до «Разрыва», поэтому у меня в голове все смешалось. Вы видели сны, вернее, вы думали, что ваши сны становились реальностью? Верно? Доктор заставлял вас видеть все новые и новые сны, а вы не хотели и искали способа избавиться от Добровольной терапии. Видите, я помню. Вы попали к доброму врачу?
— Нет, я их перерос, — сказал Орр.
Он рассмеялся. Она тоже.
— А как же с вашими сновидениями?
— О, я продолжаю их видеть.
— Я думала, что вы можете изменить мир. И это все, что вы смогли сделать? Эта мешанина?
— Пришлось, — сказал он.
Он сам бы предпочел меньше путаницы, но от него это не зависело. Теперь по крайней мере она оказалась здесь. Он искал ее, не нашел и в поисках утешения занялся работой. Работа давала немного, но нравилась ему, а он был терпелив. Теперь немая печаль по потерянной жене должна кончиться, потому что вот она перед ним — яростная, хрупкая, непокорная и незнакомая, которую нужно завоевывать заново.
Он знал ее, знал ее характер, знал, как заставить ее говорить, смеяться.
— Хотите кофе? Рядом кафе. Мне пора сделать перерыв.
Было четверть пятого.
— Конечно, я хочу кофе, но… — Она посмотрела на чужака.
— Я вернусь через десять минут, Э’пенемен Асфах, — сказал Орр хозяину, идя за плащом.
— Возьми весь вечер, — сказал чужак. — Время есть. Идти значит возвращаться.
— Спасибо, — ответил Орр.
Он пожал руку своему хозяину. Зеленоватый прохладный плавник слегка коснулся руки человека. Орр и Хитзер вышли в теплый летний дождь. Чужак смотрел на них сквозь стеклянную дверь, точно морское чудище из аквариума.
Они прошли и исчезли в тумане.