4
Ничто не длится постоянно, ничто не является точным и определенным (кроме мозга педанта), совершенство есть лишь простое отрицание той неотвратимой неопределенности, которая является загадочной внутренней сущностью Бытия.
Г. Дж. Уэллс. Современная утопия.
Адвокатская контора «Формен, Вудхью и Ратти» размещалась в автомобильном гараже 1973 года, приспособленном для использования людьми. Многие старые здания Нижнего города в Портленде были того же происхождения. Некогда большую часть Нижнего города занимали стоянки автомобилей.
Вначале это были просто участки, расчерченные полосами, но по мере роста населения росли и они. Давным-давно в Портленде изобрели многоэтажные гаражи с лифтами, и прежде чем частные автомобили задохнулись в собственных выхлопах, появились пятнадцати- и двадцатиэтажные гаражи. Но все они были разрушены в восьмидесятые годы, чтобы расчистить место для высотных зданий. Некоторые были преобразованы. В этом здании номер двести девять по Юго-Западной Вервсайд еще не выветрился запах бензина. Цементный пол носил на себе следы бесчисленных автомобилей, отпечатки шин автомобильных динозавров, некогда обитавших в его гулких залах. Полы всюду были слегка наклонены, в соответствии с общей конструкцией здания. В конторе «Формен, Вудхью и Ратти» никогда нельзя было быть уверенным, что ты занимаешь строго вертикальное положение.
Мисс Лилач сидела за стеллажом с книгофильмами, отделявшим ее половину кабинета от половины мистера Пирла, и думала о себе, как о Черной Вдове.
Вот она сидит, жестокая, сияющая и ядовитая: ждет.
И жертва приходит.
— Я думаю, тут дело такого рода, — говорит он, — что-то вроде вторжения в частную жизнь. Но я не уверен. Поэтому мне нужен совет.
— Рассказывайте, — говорит мисс Лилач.
Жертва молчит.
— Вы под добровольным терапевтическим лечением, — говорит мисс Лилач, рассматривая переданную ей мистером Эссербеном записку. — За нарушение федеральных распоряжений относительно распределения лекарств в автоматических аптеках.
— Да, если бы я не согласился на ДТЛ, меня преследовали бы в судебном порядке.
— Естественно, — сухо говорит адвокат.
Человек кажется ей если не слабоумным, то на редкость примитивным. Она прочищает горло. Он тоже прочищает горло. Чистая обезьяна.
Постепенно, с бесконечными отступлениями и запинками он объясняет, что подвергается лечению, которое состоит в гипнотическом внушении сна. Он считает, что врач, внушая ему определенное содержание сновидений, нарушает права личности, определенные новой федеральной Конституцией 1984 года.
— Что ж, аналогичный случай рассматривался в прошлом году в Аризоне, — говорит на это мисс Лилач. — Человек под ДТЛ пытался обвинить своего врача во внушении ему гомосексуальных тенденций. Конечно, врач использовал стандартную технику, а истец был ужасно репрессивным человеком: его арестовали за попытки склонения к сожительству двенадцатилетнего мальчика среди дня прямо в парке Феникс. Он проходил лечение в Техакане. Я хочу сказать, что вы должны быть осторожным в предъявлении таких обвинений. Большинство врачей на правительственной службе очень осторожные люди. Если бы вы могли привести какое-нибудь фактическое доказательство… Голые подозрения ничего не дадут. Они могут привести вас к принудительному лечению в лечебнице для душевнобольных в Линктоне или даже в тюрьме.
— Может быть, мне дадут другого врача?
— Гм! На это нужна веская причина. Медицинская школа направила вас к этому Хаберу. Там хорошие специалисты, вы знаете. Если вы обратитесь с жалобой на этого Хабера, человек, который выслушает вас, будет представлять Медицинскую школу, направившую вас к Хаберу. Возможно, это будет тот самый человек. Без доказательств он поверит скорее доктору, а не пациенту. Но в таком случае…
— Душевная болезнь, — печально сказал клиент.
— Точно.
Некоторое время он молчал. Наконец он поднял на нее глаза, чистые и ясные. В них не было ни гнева, ни надежды.
— Большое спасибо, мисс Лилач. Жаль, что я отнял у вас время, — улыбнулся он.
— Подождите!
Возможно, он и простак, но явно не сумасшедший, он даже не выглядит невротиком. Просто человек в отчаянии.
— Не нужно сдаваться так легко. Я не говорю, что у вас нет причины. Вы утверждаете, что хотите избавиться от наркотиков, а доктор Хабер дает вам большие дозы фенобарба, большие, чем вы принимали сами. Возможно, мы организуем расследование. Хотя я очень сомневаюсь в успехе. Но защита прав человека — моя специальность, и я хочу убедиться, что они здесь не нарушены. Вы ведь еще не объяснили мне детали. Что делает доктор?
— Если я расскажу вам, — с печальной объективностью сказал клиент, — вы решите, что я свихнулся.
— Как знать!
Мисс Лилач не поддавалась внушению — прекрасное качество в юристе, — но знала, что заходит в этом слишком далеко.
— Если я расскажу вам, — тем же тоном продолжал клиент, — что некоторые из моих снов воздействуют на реальность, а доктор Хабер это обнаружил и использует мою способность в своих целях без моего согласия, вы решите, что я спятил, не так ли?
Мисс Лилач некоторое время смотрела на него, опираясь подбородком на руку.
— Продолжайте, — наконец сказала она резким тоном.
Он правильно догадался, о чем она подумает, но она не покажет это, черт побери! Что с того, если даже он и сумасшедший? Живя в этом мире, немудрено сойти с ума.
Он с минуту смотрел на свои руки, очевидно, собираясь с мыслями.
— Видите ли, — сказал он, — у него машина, изобретение, которое анализирует мозговые волны и управляет ими.
— Вы хотите сказать, что он одержимый ученый с адской машиной?
Клиент слабо улыбнулся.
— Я, наверное, не так выразился. Нет, мне кажется, у него очень хорошая репутация, как у исследователя, и он искренне хочет помочь людям. Я уверен, что у него нет намерений повредить мне или кому-нибудь другому. Мотивы у него благородные.
Встретив на мгновение разочарованный взгляд Черной Вдовы, он запнулся.
— Машина… Не могу сказать, как она действует, но он использует ее, чтобы держать мой мозг в ж-стадии, так он это называет. Этот термин обозначает особый сон, когда человек видит сновидения. Он отличается от обычного сна. Хабер гипнотически усыпляет меня, потом включает машину, и я сразу же начинаю видеть сон. Обычно так не бывает, насколько я понимаю. Машина заставляет видеть сны. Я думаю, она их усиливает. И я вижу во сне то, что он мне внушил.
— Гм. Похоже на нехитрый прием старомодного психоаналитика, с помощью которого он объясняет сны. Но вместо этого Хабер внушает вам под гипнозом содержание снов? Следовательно, я заключаю, что он с какой-то целью погружает вас в состояние, в котором вы видите сны. Установлено, что под гипнозом человек может сделать почти все, чего не сделал бы в нормальном состоянии. Это хорошо известно с середины прошлого века и установлено законом после дела Сомервилл против Яроджавски в восемьдесят восьмом. Есть у вас основания считать, что доктор внушает вам что-либо опасное, что является для вам морально неприемлемым?
Клиент колебался.
— Опасное, да. Если считать, что сон может быть опасным. Но он мне ничего не велит, только видеть сны.
— Сны, которые он вам внушает, вызывают у вас отвращение?
— Он не злой человек. У него добрые намерения. Я возражаю только против того, что он использует меня как инструмент, как средство, пусть и для достижения благородных целей. Я не могу судить его — мои собственные сны имели аморальный эффект, поэтому я и пытался подавить их наркотиками, в результате чего и впутался в эту историю. Я хочу выбраться из нее, избавиться от наркотиков, вылечиться. Но он не лечит меня. Он меня побуждает к новым снам.
— Побуждает к чему? — спросила после паузы мисс Лилач.
— Изменять реальность, — упрямо и безнадежно ответил клиент.
Мисс Лилач снова оперлась подбородком о руку и некоторые время смотрела на свой стол, потом бегло взглянула на клиента.
Вот он сидит, спокойный, мягкий, но теперь она уже знала, что если на него наступить, он не поддастся. Он удивительно активен.
Люди, приходившие к адвокату, склонны скорее к обороне, чем к нападению. Все они чего-то добиваются: наследия, собственности, судебного предписания, развода, заключения под стражу. Она не могла понять, что нужно ему, такому беззащитному на первый взгляд. В его просьбе не было смысла, но все же он убеждал ее, что смысл в ней есть.
— Хорошо, — осторожно сказала она. — Но чем плохо, что он заставляет вас видеть сны?
— Я не имею права менять действительность. Он не имеет права заставлять меня это делать.
Боже, он верит в это! Он явно не в себе.
Все же чем-то он подцепил ее, будто она рыба, болтающаяся на крючке.
— Как менять действительность? Какую действительность? Дайте мне пример.
Она чувствовала к нему жалость. Такое чувство вызвал бы у нее шизофреник или больной паранойей, видящий иллюзорный мир. Перед ней был еще один «несчастный случай, характерный для наших времен, испытывающих душу человека», как сказал президент Мердль в своем последнем обращении к народу.
Он немного подумал.
— Во время второго моего визита он расспрашивал меня о моих мечтах, и я рассказал, что иногда мечтаю о домике в дикой местности, как в старых романах, куда можно было бы уйти. Разумеется, у меня не было никакой дачи. Но на прошлой неделе он, должно быть, внушил мне увидеть ее во сне, потому что теперь она у меня есть, дача в рассрочку на тридцать три года на правительственном участке в Сунславском национальном парке, возле Несковина. Я нанял воздушное такси и в прошлое воскресенье летал смотреть ее. Очень хорошая дача, но…
— Почему же у вас не может быть дачи? Разве это аморально? Множество людей участвуют в лотерее с прошлого года, чтобы получить эти участки. Вам очень повезло.
— Но у меня ее не было, — ответил он. — И ни у кого не было. Эти леса объявлены заповедными — вернее, то, что от них осталось. Туда нельзя было даже заходить. Никаких рассрочек на дачи не давали до прошлой пятницы, а когда я увидел во сне, все это появилось.
— Послушайте, мистер Орр. Я знаю…
— Я знаю, что вы знаете, — мягко перебил он ее. — Я тоже знаю. Знаю, как в прошлую весну решили распределить на участки остатки национального парка. Я участвовал в лотерее и получил выигрышный номер. И так далее. Но я знаю также, что до последней пятницы всего этого не было. И доктор Хабер тоже знает это.
— Значит, ваш сон в прошлую пятницу ретроспективно изменил всю реальность в штате Орегон, воздействовал на решение в Вашингтоне, принятое в прошлом году, и стер воспоминание об этом из памяти всех, кроме вас и доктора? — насмешливо сказала она. — Один сон! И вы его помните?
— Да, — печально, но твердо сказал он. — Сон о даче на берегу ручья. Я не жду, что вы мне поверите, мисс Лилач. Я даже не думаю, что доктор Хабер по-настоящему поверил в это. В противном случае, он был бы более осторожен. Это происходит вот как: если он велит мне под гипнозом увидеть в комнате розовую собаку, я ее вижу. Но в реальности такой собаки не может быть. Что же произойдет? Либо в комнате окажется большой белый пудель, почему-то выкрашенный в розовый цвет, либо, если доктор будет настаивать, что должна быть изначально розовая собака, мой сон так изменит реальность, что она будет включать розовых собак. Повсюду. Собаки всегда были черные, белые, коричневые — и розовые. И одна из этих розовых собак часто бывает в кабинете. Допустим, это любимая колли доктора. Ничего чудесного, ничего сверхъестественного. Каждый сон полностью скрывает все следы изменения. Когда я полностью проснусь, в кабинете будет самая обычная розовая собака, с вполне естественной причиной оказаться здесь. И никто не будет знать о двух реальностях, кроме меня и доктора Хабера. Я помню обе реальности, он тоже. Он был здесь в момент изменения и знает содержание сна. Он не признается, что знает, но я знаю, что он знает. Для всех остальных розовые псы существовали всегда. Для меня и для него они были — и их не было.
— Двойной ход времени, альтернативные вселенные, — сказала мисс Лилач. — Вы часто смотрите фантастические фильмы?
— Нет, — сухо ответил клиент. — Я не прошу вас поверить мне. Конечно, вы не поверите мне без доказательств.
— Да. И слава богу!
Он улыбается. У него доброе лицо. Она ему как будто нравится.
— Но послушайте, мистер Орр, как я могу получить доказательства? Если вы всякий раз сами уничтожаете все доказательства, изменения и так далее?
— Можете ли вы, действуя как мой адвокат, добиться разрешения присутствовать на одном из сеансов? — с внезапной надеждой спросил он.
— Гм. Возможно. Можно добиться, если найти весомую причину. Но если вы пригласите в качестве свидетеля адвоката, тем самым вы полностью разрушите отношения между врачом и пациентом. Ведь вы должны доверять ему, а он — вам. Вероятно, он пытается помочь вам.
— Да. Но он использует меня в экспериментальных…
Орр не закончил. Лилач застыла: паук наконец увидел добычу.
— В экспериментальных целях? Да? Машина, о которой вы говорили, экспериментальная? Подписывали ли вы согласие на что-либо, кроме общей формы ДТЛ? Похоже, мы нашли повод для жалобы, мистер Орр.
— Вы сможете присутствовать на сеансе?
— Возможно. Мы будем говорить о гражданских правах.
— Вы понимаете, что я не хочу причинять доктору Хаберу неприятностей? — беспокойно сказал он. — Я знаю, что он желает мне добра. Просто я хочу, чтобы меня лечили, а не использовали.
— Если его мотивы благородны, но он использовал на человеке экспериментальное оборудование, особых неприятностей у него не будет. Я дважды занималась такими делами по заданию медицинского департамента. Первый случай — испытание индуктора гипноза в Медицинской школе. Он не работал. Второй — демонстрация того, как по внушению развивается агрефобия, и люди чувствуют себя счастливыми в толпе. Это устройство действовало, но не получило одобрения. Мы решили, что оно попадает под действие закона о промывке мозгов. Вероятно, я смогу получить в медицинском департаменте ордер на проверку этого… как бишь его? Того, что использует ваш доктор! При этом вы не будете ни в чем замешаны. Я вовсе не буду вашим адвокатом, я даже не буду с вами знакома. Я — официальный представитель департамента. Если я ничего не добьюсь, у вас с доктором сохранятся прежние отношения. Остается только добиться доступа именно на ваш сеанс.
— Он сам мне говорил, что я единственный пациент, на котором он испытывает усилитель. Он сказал, что совершенствует его.
— Значит, он действительно экспериментальный, что бы там доктор с вами ни делал. Хорошо. Теперь я знаю, как поступить. Мне потребуется неделя, чтобы выполнить нужные формальности. Вы ведь не вычеркнете меня из действительности за неделю, мистер Орр?
— Ни за что, — с благодарностью ответил он.
Нет, это не просто благодарность. Она ему нравится. И он ей тоже. Она протянула ему свою руку, он взял ее в свою…