По дороге на работу Рик Декард подобно огромному числу людей остановился поглазеть на витрину одного из самых больших в Сан–Франциско зоомагазинов. Он выбрал стенд, где продавались животные. В центре застекленной витрины, длиной в целый квартал, в пластиковой прозрачной клетке с подогревом содержался страус. Рик смотрел на страуса, а тот смотрел на Рика. Птица, как сообщала табличка на клетке, только что прибыла из зоопарка Кливленда.

Это был единственный страус на Западном побережье. Рассмотрев страуса, Рик еще несколько минут мрачно изучал ярлык с ценой, потом продолжил путь к зданию Дома Правосудия на Ломбард–стрит и обнаружил, что опоздал на работу на четверть часа.

В тот момент, когда он отпирал дверь своего кабинета, его начальник, инспектор полиции Гарри Брайант, рыжеволосый мужчина с оттопыренными ушами, в плохо сидевшем костюме, неуклюжий но, как всегда, замечавший все вокруг, окликнул его.

— Встретимся в девять тридцать в кабинете Хейва Холдена.

Одновременно инспектор быстро пролистал скрепленные пружинным зажимом листки папиросной бумаги с печатным текстом.

— Холден, — сообщил он, — лежит в больнице «Гора Сион».

Ему лазером пробило позвоночник. Он будет лежать еще месяц, по крайней мере, пока у него не приживется органопластиковая секция, пересаженная вместо поврежденных позвонков.

— Что случилось? — спросил пораженный и встревоженный Рик.

Еще вчера главный охотник на андроидов был вполне здоров.

В конце рабочего дня он, как всегда, помчался на своем аэромобиле домой, в престижную, густо заселенную часть города.

Брайант пробормотал еще что–то через плечо и умчался, оставив Рика в одиночестве.

Войдя в свой кабинет, Рик услышал голос секретарши Энн Марсетен.

— Мистер Декард, вы знаете, что случилось с мистером Холденом? Его подстрелили.

Вслед за Риком она вошла в душный маленький кабинет и включила кондиционер.

— Да, — рассеянно ответил он.

— Должно быть, виноват один из этих сверхумных анди, которых начинает выпускать «Розен Асосиейшн», — проговорила мисс Марсетен. Вы уже прочитали брошюру? Мозг типа «Узел–6», который они теперь применяют, способен выбирать среди двух триллионов составляющих. Это десять миллионов независимых трактов.

Она понизила голос.

— Мы пропустили звонок по видеофону сегодня утром, Мне рассказала мисс Ванд. Это произошло ровно в девять по общему коммутатору.

— Звонили к нам? — поинтересовался Рик.

— Нет, от нас, — объяснила мисс Марсетен. — Мистер Брайант звонил в Россию, в их управление милиции, спрашивал, согласятся ли они подать совместную жалобу на руководство «Розен Асосиейшн». Мы пошлем жалобу их представителям в нашем полушарии, а они — в своем.

— Гарри все еще требует, чтобы на рынок больше не поступал мозг типа «Узел–6»?

Рик не был удивлен. Уже с того момента, когда была распространена информация об испытаниях и характеристиках этой модели, в августе 1991 года, большая часть полицейских отделений, имевших дело с убежавшими анди, подняла протестующий шум.

— Русские могут не больше нашего, — проронил он. — С юридической точки зрения производители андроидов с мозгом типа «Узел–6» подчинялись колониальному законодательству, поскольку их главные предприятия находились на Марсе. Нам лучше примириться с новым типом, как с фактом. Так было всегда, каждый раз, когда появлялся новый тип мозга. Я помню, какие неслись вопли, когда парни Садермана выставили на показ свой старый Т–четырнадцать еще в восемьдесят девятом. Не было такого полицейского отделения в западном полушарии, которое не предупреждало бы, что ни один тест не определит природу этого мозга в случае его нелегального проникновения на Землю. Честно говоря, они были правы — в свое время.

Насколько Рик мог вспомнить, более пятидесяти андроидов типа Т–четырнадцать тем или иным путем проникали на Землю и не были обнаружены в течение года. Правда, потом Павловский институт в СССР разработал тест на эмпатию, и ни один из Т–четырнадцать пока еще не смог его пройти.

— Хотите узнать, что ответили русские? — спросила мисс Марсетен. — Я это узнала.

Ее веснушчатое лицо сияло.

— Мне расскажет Гарри Брайант, — ответил Рик Декард.

Внутридепартаментские слухи его раздражали, потому что правда всегда оказывалась малопривлекательной. Усевшись за стол, он начал рыться в ящике и демонстративно ждал, пока мисс Марсетен поймет намек и выйдет из кабинета.

Он извлек из ящика древний потертый конверт из плотной коричневой бумаги, откинулся на спинку кресла новейшей модели и принялся изучать содержимое конверта. Вскоре он отыскал то, что ему было нужно: собрание данных по мозговому устройству «Узел–6».

Потребовалось лишь несколько минут, чтобы слова мисс Марсетен получили подтверждение. «Узел–6» действительно обладал двумя триллионами составляющих да еще способностью выбирать из десяти миллионов возможных комбинаций мозговой деятельности. За сорок пять сотых секунды обладающий таким мозговым устройством андроид мог избрать и принять любую из четырнадцати базовых реакций–положений.

Да, тест на умственные способности такого анди не расколет. Правда, уже с начала семидесятых многие андроиды успешно проходили тесты на умственные способности, но это были модели андроидов нового поколения.

Андроид такого типа, как «Узел–6», даже превосходил по умственным способностям некоторых людей. Другими словами, андроид с мозгом типа «Узел–6» уже обошел в умственном развитии большую, хотя и самую выдающуюся, часть человечества. Слуга в некоторых отношениях стал искуснее господина, но теперь существовали новые критерии для оценки мозговой деятельности, вроде эмпатической шкалы теста Байт–Кампфа. Любой, самый интеллектуально одаренный андроид ничего не понимал во время сеансов эмпатии, а ведь это удавалось любому человеку, даже недоумку.

Рика, как и большинство людей, иногда занимал вопрос, почему андроид провалил любой тест на измерение эмпатии? Эмпатия, сопереживание, сочувствие — все это было присуще, очевидно, только человеческому сообществу, в то время как проблески интеллекта удавалось обнаружить почти у любого живого существа, включая пауков. Вероятно, эмпатические способности требовали группового инстинкта: одиночный организм в нем не нуждался. Наоборот, такой инстинкт уменьшал бы его шансы на выживание, ведь он заставил бы паука осознать, что он стремится выжить за счет своей жертвы.

Следовательно, все хищники, включая высокоразвитых, умерли бы с голоду.

Эмпатия, как когда–то решил Рик, должна ограничиваться только травоядными или, по крайней мере, всеядными существами, которые были бы способны отказаться от мясной диеты. Иначе дар этот начинал размывать грань между охотником и жертвой, между побежденным и победителем. Как ни странно, этот дар являлся своего рода биологическим предохранителем, но обоюдоострым. Если одно существо испытывало радость, то все остальные получали свою долю радости. Однако если то же существо страдало, то и другие не могли совершенно избежать страданий. Стадное животное, вроде человека, получало таким образом дополнительный шанс на выживание. Сова или кобра погибли бы.

Очевидно, гуманоидный робот представлял собой одинокого хищника.

Рику больше нравилось именно так думать об андроидах. Это делало его работу более приемлемой. Отправляясь на покой, то есть убивая анди, он не нарушал закона жизни, провозглашенного Вилбуром Сострадающим.

— Ты должен убивать только убийц, — сказал Сострадающий в тот первый год, когда генераторы эмпатии появились на Земле.

По мере того как сострадание выросло в теологическое учение, усложнилась до крайности и концепция убийц. В теории сострадания абсолютное зло цеплялось за жалкий плащ старого человека, взбиравшегося по склону, но не было понятно, что или кто это был, какова была природа этого зла. Сострадающий чувствовал присутствие зла, не понимая его.

Другими словами, сострадающий мог как бы ощущать присутствие убийц везде, где это казалось ему подходящим. Для Рика Декарда бежавший гуманоидный робот, убивший своего хозяина, снабженный искусственным интеллектом, превосходящим по силе интеллект многих людей, робот, равнодушный к животным, не умеющий испытывать радость вместе с другим существом или разделить печаль другого сознания, — этот андроид символизировал убийцу.

Размышления о равнодушии анди к животным тут же навели Рика на воспоминание о виденном сегодня в витрине страуса. Он на время отодвинул в сторону документы по системе «Узел–6», взял немного нюхательной соли «Сидона» номер три и четыре, принадлежавшей мисс Марсетен, и втянул носом воздух. Потом он сверился с часами, установил, что у него еще есть немного времени, поднял трубку настольного видеофона и попросил мисс Марсетен:

— Вызовите мне зоомагазин «Счастливый пес» на Саттер–стрит.

— Одну минутку, сэр, — сказала она и раскрыла телефонную книгу.

«Нет, — убеждал себя Рик Декард, — не могут же они требовать такую сумму за страуса. Они наверняка должны сбавить. Так всегда делалось в старые времена, например, когда торговали машинами».

— Зоомагазин «Счастливый пес», — объявил радостно мужской голос.

На видеоэкране Рика возникло уменьшенное изображение веселого лица.

Было слышно, как лают и ревут животные.

— Этот страус, которого вы выставили, — проронил Рик, играя стоявшей перед ним керамической пепельницей, — сколько я должен внести за него сразу?

— Минутку, — попросил продавец зоомагазина.

Он обзавелся карандашом и бумагой.

— Сразу выплачивается одна треть.

Продавец начал считать.

— Позвольте спросить, сэр, вы собираетесь покупать?

Рик сдержанно ответил:

— Я еще не решил.

— Ну, допустим, мы заключим на страуса тридцатимесячный контракт, — объяснил продавец, — с очень низким комиссионным процентом, всего шесть процентов в месяц. Тогда ваш месячный взнос после первоначального составит…

— Вы должны понизить цену, — прервал его Рик. — Сбавьте две тысячи, и я внесу наличными все сразу.

«Хейв Холден пока сошел со сцены, — думал Рик. — Это очень важно, принимая во внимание, как много будет заданий в текущем месяце».

— Сэр, — обратился к нему продавец, — наша цена и без того на тысячу долларов ниже указанной в каталоге Сидни. Проверьте по вашей книге, я подожду. Я хочу, чтобы вы сами убедились — мы запрашиваем справедливую цену.

«Боже, — подумал Рик, — они не думают уступать». Все же просто ради интереса он вытащил из кармана потрепанный экземпляр каталога, отыскал раздел «страус» — самка–самец, молодой–старый, больной–здоровый, бывший в употреблении, не бывший — и сверил цены.

— Не бывший в употреблении самец, молодой, здоровый, — уточнил продавец, — цена тридцать тысяч долларов.

Он тоже держал перед собой каталог Сидни.

— Наша цена ровно на тысячу долларов ниже. Итак, ваш первый взнос…

— Я подумаю, — сказал Рик, — и перезвоню вам.

Он хотел повесить трубку.

— Ваше имя, сэр? — с готовностью спросил продавец.

— Френк Мерривел, — сказал Рик.

— Ваш адрес, мистер Меривелл, на случай, если меня здесь не будет, когда вы позвоните?

Рик назвал выдуманный адрес и повесил трубку. «Такие деньги! — размышлял он. — Однако люди покупают. У некоторых имеются подобные суммы». Он снова поднял трубку и попросил:

— Дайте мне город, мисс Марсетен, и не подслушивайте. Это секретный разговор.

Он свирепо посмотрел на нее.

— Да, сэр, — ответила она. — Прошу, набирайте.

Потом она отключилась, оставив Рика лицом к лицу с реальностью мира.

Рик набрал по памяти номер эрзац–зоомагазина, в котором покупал свою лже–овцу. На маленьком видеоэкране появился человек, одетый как ветеринар.

— Доктор Мак–Рей, — представился он.

— Это Декард. Скажите, сколько стоит электрический страус?

— Гм, я думаю, что мы могли бы подобрать вам приличного страуса за восемьсот долларов. Когда вам его доставить? Нам пришлось бы это сделать специально. Не так много поступает заказов на…,

— Я позвоню вам позже, — перебил его Рик.

Бросив взгляд на часы, он обнаружил, что уже девять тридцать.

— До свидания.

Он поспешно положил трубку, поднялся и вскоре уже стоял перед дверью кабинета инспектора Брайанта. Рик миновал первую секретаршу молодую и привлекательную, с серебристыми волосами до талии, потом вторую, немолодую и напоминавшую древнего коварного монстра из болот юрского периода. Ни одна из женщин с ним не заговорила. Открыв дверь, Декард кивнул начальнику, занятому разговором по видеофону. Сев, он вытащил документы по «Узлу–6» и еще раз перечитал их, пока Брайант разговаривал.

Рик чувствовал себя подавленно.

Рассуждая логически, неожиданное исчезновение с поля боя Хейва должно было бы привести его в радостное расположение духа, но одновременно и призвать к осторожности.