Книга: Лучший друг Бога
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 15

Часть вторая

Глава 11

— Это существенно меняет ситуацию, — угрюмо пробормотал Уиллис Грэм. — Прочтите перехваченное послание еще раз.
Директор Барнс прочел лежащий перед ним текст.
— «Нашел… которые смогут… их помощи будет… и я уже…» Это все, что удалось записать. Остальное съели атмосферные помехи.
— Но здесь все ответы, — заметил Грэм. — Он жив; он возвращается; он нашел кого-то — не что-то, а кого-то, потому что он говорит: «которые смогут». Он говорит: «их помощи будет» — здесь, вероятно, утрачено окончание предложения, гласящего: «Их помощи будет достаточно». Или что-нибудь в этом роде.
— Думаю, вы слишком пессимистичны, — сказал Барнс.
— Приходится. В любом случае, черт побери, у меня есть повод для пессимизма. Все это время они ожидали известия от Провони — и теперь оно пришло. Их типографии в ближайшие шесть часов разнесут эту новость по всей планете, и мы никак не сможем им помешать.
— Мы можем разгромить их главную типографию на Шестнадцатой авеню, — заметил Барнс; он был за это обеими руками. Уже не один месяц он ждал разрешения уничтожить эту мощную типографию Низших Людей.
— Они вставят это в телевизионную сеть, — ответил Грэм. — За те две минуты, пока мы найдем их передатчик и положим этому конец, они успеют передать свое проклятое послание.
— Тогда сдавайтесь, — предложил Барнс.
— Я не собираюсь сдаваться. И никогда не собирался. Провони будет убит в течение часа после приземления; и кого бы он там ни привел на подмогу — мы и тех прикончим. Проклятые инопланетники… У них, наверное, по шесть ног и жало на хвосте. Как у скорпиона.
— Вот они нас до смерти и ужалят, — сказал Барнс.
— Да, что-нибудь вроде того. — В купальном халате и шлепанцах Грэм уныло расхаживал по своей спальне-канцелярии, руки его были сложены на груди, а живот выдавался вперед. — Вам это не кажется предательством по отношению к человеческой расе — к Старым Людям, Низшим Людям, Новым Людям, Аномалам — ко всем? Притащить сюда этих инопланетников, которые, вероятно, захотят здесь поселиться, уничтожив нас?
— Если только, — заметил Барнс, — мы не дадим себя уничтожить, и сами уничтожим их.
— Ну, об этом просто нельзя ничего сказать с уверенностью, — сказал Грэм. — Они могли бы тут крепко обосноваться. Именно это мы и должны предотвратить.
— Из данных о расстоянии, с какого было передано послание, — сказал Барнс, — можно заключить, что он — или они — будут здесь не раньше, чем через два месяца.
— У них может оказаться сверхсветовой двигатель, — проницательно заметил Грэм. — Провони может быть вовсе не на борту «Серого динозавра» — он может быть на борту одного из их кораблей. Да и «Серый динозавр», черт бы его взял, тоже достаточно быстр; как вы помните, он был прототипом целого поколения новых кораблей для межзвездного сообщения; Провони взял самый первый и сбежал на нем.
— Вполне возможно, — согласился Барнс. — Провони мог усовершенствовать свой корабль; он мог форсировать двигатель. Он всегда был технарем. Разумеется, я не могу полностью этого исключить.
— Кордон будет казнен немедленно, — сказал Грэм. — Позаботьтесь об этом теперь же. Известите средства информации, чтобы они смогли присутствовать. Соберите сочувствующих.
— Нам? Или им?
— Нам! — рявкнул Грэм.
— Между прочим, — спросил Барнс, делая заметки в блокноте, — могу я получить разрешение нанести удар по типографии на Шестнадцатой авеню?
— Она хорошо защищена от этого удара, — заметил Грэм.
— Не совсем. Подобно улью, она разделена на…
— Я все об этом знаю — месяцами читал ваши проклятые детальные и нудные доклады. По-моему, у вас уже зуб на эту типографию, разве не так?
— А вы как думаете? По-моему, ее давным-давно следовало уничтожить.
— Что-то удерживает меня от этого.
— Что же? — поинтересовался Барнс.
Немного погодя Грэм ответил;
— Когда-то я там работал. Еще до того, как поступил на Государственную службу. Я был тайным агентом и знаю там почти всех; когда-то мы были друзьями. Они так и не проведали обо мне… Тогда я выглядел совсем иначе, нежели теперь. У меня была искусственная голова.
— Боже! — выдохнул Барнс.
— А что такое?
— Просто это так… нелепо. Мы их больше не используем; это прекратилось с тех пор, как я пришел к руководству.
— Ну, это было до того, как вы пришли к руководству.
— Значит, они до сих пор не знают.
— Я дам вам полномочия разрушить стену здания и всех арестовать, — решил Грэм. — Но я не позволю вам бомбить их. Впрочем, вы убедитесь, что я прав; никакой разницы не будет — они передадут новости о Провони в эфир. За две минуты они оповестят всю Землю — только за две минуты!
— В ту же секунду, когда их передатчик выйдет в эфир…
— Две минуты. В любом случае.
Немного погодя Барнс кивнул.
— Итак, вы поняли, что я прав. Так или иначе, поторопитесь с казнью Кордона; мне нужно, чтобы она состоялась сегодня, в шесть часов вечера по нашему времени.
— А все это дело насчет Ирмы и снайпера…
— Забудьте о нем. Займитесь Кордоном. Ирму мы прикончим позднее. Возможно, один из этих инопланетников мог бы придавить ее своим мешковатым протоплазменным телом.
Барнс рассмеялся.
— Я серьезно, — сказал Грэм.
— Что-то у вас очень мрачные представления о том, как могут выглядеть эти инопланетники.
— Дирижабли, — сказал Грэм. — Они будут похожи на дирижабли. Только с хвостами. Этих хвостов придется остерегаться — именно там будет яд.
Барнс встал.
— Могу ли я теперь оставить вас и начать подготовку к казни Кордона? А также атаку типографии Низших Людей на Шестнадцатой авеню?
— Да, — ответил Грэм.
Помедлив у двери, Барнс спросил:
— Вы желаете присутствовать при казни?
— Нет.
— Я мог бы устроить для вас специальную кабину, откуда вам все было бы видно, но где вас никто…
— Я посмотрю ее по внутренней телевизионной сети.
Барнс прищурился.
— Значит, вы не желаете, чтобы ее транслировали по обычной, общепланетной сети? Чтобы все ее видели?
— Ах да, — хмуро кивнул Грэм. — Разумеется — это же самое главное, так ведь? Ладно, я просто посмотрю ее, как и все остальные. Этого мне волне достаточно.
— Что же касается типографии на Шестнадцатой авеню… Я составлю список всех, кого мы там схватим, — вы сможете просмотреть его…
— И увидеть, сколько там старых друзей, — закончил Грэм.
— Возможно, вы пожелаете навестить их в тюрьме.
— В тюрьме! Неужели все непременно должно заканчиваться тюрьмой или казнью? Разве это правильно?
— Если вы имеете в виду «так ли это происходит?» — тогда ответ утвердительный. Если же вы имеете в виду…
— Вы знаете, что я имею в виду.
Размышляя, Барнс проговорил:
— Мы ведем гражданскую войну. В свое время Авраам Линкольн заключил в тюрьмы сотни и сотни людей, причем без надлежащих судебных процессов, — и все же он до сих пор считается величайшим из президентов Соединенных Штатов.
— Но он постоянно миловал преступников.
— Вы тоже можете это делать.
— Хорошо, — осторожно произнес Грэм. — Я освобожу всех, кого я знаю из захваченных в типографии на Шестнадцатой авеню. И они никогда не узнают, почему.
— Вы слишком добры, господин Председатель Совета, — заметил Барнс. — Распространить свое благоволение даже на тех, кто теперь активно работает против вас…
— Я гнусный ублюдок, — проскрежетал Грэм. — Мы оба прекрасно это знаем. Так оно и есть — ладно, черт побери. Вместе с этими людьми я провел много славных деньков; мы получали много радости и веселья от напечатанных нами текстов. Мы веселились, когда делали туда смешные вставки. Теперь все тексты казенные и скучные. Но когда я был там, мы… А-а, будь оно все проклято! — Он погрузился в молчание. «Что я здесь делаю? — спросил он самого себя. — Как же я оказался в таком положении, со всей этой властью? Я вовсе не был для этого предназначен. Впрочем, — подумал он, — возможно, и был».
Торс Провони проснулся. И ничего не увидел — лишь черную пучину вокруг. «Я внутри него», — сообразил он.
— Верно, — подтвердил фроликсанин. — Мне стало тревожно, когда ты заснул — как ты это называешь.
— Морго Ран Вилк, — обратился Провони в темноту, — ты зануда. Мы спим каждые двадцать четыре часа; мы спим от восьми до…
— Я знаю, — перебил Морго. — Но представь себе, как это выглядит: ты постепенно теряешь свою личность, твой сердечный ритм замедляется, пульс падает — все это слишком похоже на смерть.
— Но ты же знаешь, что это не смерть, — вставил Провони.
— Но это ментальное функционирование настолько изменчиво, что вызывает у нас тревогу. Пока ты спишь, в тебе происходит необычная и бурная ментальная деятельность, которую ты сам не осознаешь. Вначале ты вступаешь в мир, который в какой-то степени тебе знаком… Тебе представляется, что ты находишься там, где говорят и действуют самые настоящие друзья, враги и просто социально значимые для тебя фигуры.
— Другими словами, — сказал Провони, — во сне.
— Этот вид сна представляет собой что-то вроде подведения итогов прошедшего дня: что ты сделал, о ком думал, с кем говорил. И он нас не тревожит. Тревожит нас следующая фаза. Ты опускаешься на более глубокий внутренний уровень, сталкиваешься с персонажами, которых никогда не знал, оказываешься в ситуациях, которые никогда тебе не встречались. Начинается дезинтеграция твоей самости — тебя как такового; ты сливаешься с некими изначальными сущностями богоподобного типа, обладающими чудовищной силой; пока ты находишься там, существует опасность…
— Коллективное бессознательное, — перебил Провони, — открытое величайшим мыслителем человечества Карлом Юнгом. Проникновение в прошлое до момента рождения — назад, в другие жизни, другие места… населенные архетипами, как Юнг назвал…
— А подчеркнул ли Юнг в особенности то, что какой-нибудь из этих архетипов мог в любой момент поглотить тебя? Причем воссоздания твоей самости уже никогда бы не произошло снова. Ты остался бы лишь ходячим и говорящим придатком этого архетипа.
— Конечно, он подчеркнул это. Однако архетип берет верх не во время ночного сна, а в течение дня. Когда они появляются в дневное время — тогда-то ты и уничтожен.
— Другими словами: когда, бодрствуя, ты спишь.
— Ну да, — неохотно согласился Провони.
— Значит, когда ты спишь, мы должны защищать тебя. Почему же ты противишься тому, что я окутываю тебя в этот промежуток времени? Я забочусь о твоей жизни; ты устроен так, что можешь потерять ее после какой-нибудь одной-единственной авантюры. Твое путешествие к нашему миру — ужасная авантюра. Если говорить о статистике, то тебе не следовало идти на такой риск.
— Однако я это сделал, — заметил Провони.
Тьма стала расползаться, пока фроликсанин покидал его. Провони уже различал металлическую стенку корабля, большую корзину, использовавшуюся как гамак, приоткрытый люк в кабину управления. Это его корабль, «Серый динозавр», давно уже ставший его миром. Кокон, в котором он проспал изрядное время.
«Удивились бы они теперь этому фанатику, — подумал он, — если бы только могли видеть его, вытянувшегося в гамаке, с недельной давности щетиной, волосами до плеч, грязным телом, в засаленной, еще более грязной одежде. Вот он, спаситель человечества. Или, скорее, некоторой части человечества. Той части, что до сих пор подавлялась… А как там сейчас? — задумался он. — Удалось ли Низшим Людям получить какую-нибудь поддержку? Или большинство Старых Людей примирились со своим жалким положением? И Кордон, — подумал он. — Что, если великий оратор и публицист уже мертв? Тогда, вероятно, все движение умерло вместе с ним.
Но теперь они знают — мои друзья, по крайней мере, — что я нашел необходимую нам помощь и что я возвращаюсь. Если предположить, что они получили мое послание. И если предположить, что они смогли его расшифровать».
Я предатель, — подумал он, — обратившийся к нелюдям за поддержкой. Открывший Землю для вторжения существ, которые в другом случае никогда бы и не обратили на нее внимания. Кем я войду в историю — величайшим злодеем или спасителем человечества? А может быть, что-нибудь не столь крайнее — где-то в середине? Предмет для статьи на четверть страницы в энциклопедии «Britannica».
— Как ты можешь называть себя предателем, Торс Провони? — спросил Морго.
— Действительно — как?
— Тебя называли предателем. Тебя называли и спасителем. Я исследовал твою сознательную самость вплоть до мельчайших ее элементов, и там нет никакой жажды кичливого величия; ты проделал труднейшее путешествие, в котором не было фактически никаких шансов на успех — и проделал ты его, руководствуясь только одним мотивом: помочь своим друзьям. Разве не сказано в одной из ваших книг мудрости: «Если кто-то отдает жизнь за друга своего…»
— Ты не можешь закончить эту цитату, — обрадовался Провони.
— Нет, потому что ты ее не знаешь, а все, с чем нам до сих пор приходилось спорить, это твое сознание — все его содержимое, вплоть до коллективного уровня, который так тревожит нас по ночам.
— Parvor nocturnus, — отозвался Провони. — Ночной страх; у тебя фобия. — Он с трудом выбрался из гамака, постоял, покачиваясь от головокружения, а потом зашаркал к отсеку пищеобеспечения. Он нажал на кнопку, но ничего не появилось. Он нажал на другую кнопку. Опять ничего не появилось. Тогда он почувствовал страх и стал нажимать на кнопки как попало… Наконец кубик R-рациона выскользнул в коробочку.
— Этого тебе хватит, чтобы добраться до Земли, Торс Провони, — заверил его фроликсанин.
— Хватит, — в бешенстве прорычал Провони, скрипя зубами, — да и только! Знаю я эти вычисления; возможно, последние несколько дней мне придется провести вообще без еды. А ты беспокоишься о моем сне. Боже мой, если уж ты решил обеспокоиться, беспокойся лучше о моем брюхе.
— Но мы же знаем, что с тобой будет все в порядке.
— Ладно, — бросил Провони. Он вскрыл кубик с пищей, проглотил ее, выпил чашечку редистиллированной воды, передернулся и подумал, не почистить ли ему зубы. «Я весь провонял, — подумал он. — Они придут в ужас. Я буду выглядеть как человек, которого недели на четыре заперли в подводной лодке».
— Они поймут, почему, — отозвался Морго.
— Я хочу принять душ, — сказал Провони.
— Воды недостаточно.
— А ты не можешь… как-нибудь ее сообразить? — Не раз до этого фроликсанин обеспечивал его химическими элементами, нужными ему для создания более сложных веществ. Ясно, что если он был способен делать это, то он мог бы синтезировать и воду… Там, вокруг «Серого динозавра», где он разместился.
— Моей собственной телесной системе тоже недостает воды, — ответил Морго. — Я даже думал немного попросить у тебя.
Провони рассмеялся.
— Что смешного? — спросил фроликсанин.
— Вот они мы, тут, между Проксимой и Солнцем, направляемся спасать Землю от владычества тамошней олигархии элитных вождей — и усердно стараемся выклянчить друг у друга кварту-другую воды. Как же мы собираемся спасать Землю, если даже не можем синтезировать воду?
— Позволь, я расскажу тебе одну легенду о Боге, — сказал Морго. — В самом начале он сотворил яйцо — громадное яйцо с неким существом внутри. Бог попытался разбить скорлупу, чтобы выпустить это существо — первое живое существо — наружу. Но Он не смог. Однако созданное Им существо обладало острым клювом, приспособленным для решения именно такой задачи, — и оно пробило себе путь сквозь яичную скорлупу. Отсюда вывод: ныне все живые существа обладают свободой воли.
— Почему?
— Потому что яйцо разбили мы, а не Он.
— Но почему это дает нам свободу воли?
— Потому, черт побери, что мы можем делать то, чего не может Он.
— Ого! — Провони кивнул, а затем ухмыльнулся в восторге от идиомы фроликсанина, подхваченной им, разумеется, у него же самого. Морго знал земные языки лишь в той мере, в какой знал их сам Провони; достаточно приличный шмат английского — хотя и далекий от того, каким владел Кордон, — плюс немного латыни, немецкого и итальянского. Морго мог сказать «до свидания» по-итальянски, и ему это, похоже, нравилось; он всегда заканчивал разговор важным «ciaou». Сам Провони предпочитал говорить «увидимся позже», но фроликсанин, очевидно, считал это несоответствующим языковой норме… и каким-то его собственным стандартам. Это была какая-то служебная идиома, от которой Провони никак не мог избавиться. Это была, как и многое другое в его голове, какая-то мышиная возня: пляшущие обрывки мыслей и представлений, воспоминаний и страхов, которые, очевидно, поселились там навсегда. Фроликсанам было Под силу все это рассортировать, и они, судя по всему, так и сделали.
— Знаешь, — сказал Провони, — когда мы доберемся до Земли, я думаю найти где-нибудь бутылку бренди. И выпить на лестнице…
— На какой лестнице?
— Просто мне видится какое-то громадное серое общественное здание без окон, что-нибудь действительно жуткое, — вроде Внутренней службы государственных сборов, — видится, как я сижу там на лестнице, в старом темно-синем пальто, и пью бренди. Прямо, в открытую. И подойдут люди и станут бубнить: «Смотрите-ка, этот человек пьет в общественном месте». А я скажу: «Я Торс Провони». И тогда они скажут: «Он это заслужил. Мы не станем его сдавать». И не станут.
— Никто тебя не арестует, Торс Провони, — заверил Морго. — Ни тогда, ни в любое другое время. Мы будем с тобой с момента твоего приземления. Не только я, как сейчас, но и мои собратья. Все братство. И они…
— Они завладеют Землей. А потом вышвырнут меня умирать.
— Нет-нет. Мы ведь уже договорились. Разве ты не помнишь?
— А может, ты лгал?
— Мы не способны лгать, Торс Провони. Я тебе уже объяснял, и это подтверждал мой инспектор, Гран Си Ван. Если ты не веришь мне и не веришь ему, организму возрастом более шести миллионов лет… — В голосе фроликсанина звучало раздражение.
— Когда я все это увижу, — отрезал Провони, — тогда и поверю. — Он хмуро выпил вторую чашку редистиллированной воды — хотя над источником воды и горела красная лампочка… Горела она уже неделю.

Глава 12

Специальный курьер отсалютовал Уиллису Грэму и сообщил:
— Это пришло под индексом Один. Вам для немедленного прочтения, если вы соблаговолите… со всем уважением… господин Председатель Совета.
Ворча себе что-то под нос, Уиллис Грэм вскрыл конверт. Машинописный текст на единственном листке обычной бумаги шестнадцатой категории составлял одно предложение:
«Наш агент в типографии на Шестнадцатой авеню докладывает о втором послании от Провони и о том, что тот преуспел».
«Мать твою за ногу! — сказал себе Грэм. — Преуспел». Он взглянул на курьера и попросил:
— Принесите мне, пожалуйста, несмешанного гидрохлорида мета-мофетамина. Я приму его орально в капсуле; позаботьтесь, чтобы это была именно капсула.
Несколько удивленный курьер вновь отсалютовал и рявкнул:
— Есть, господин Председатель Совета. — Он вышел из спальни-канцелярии, и Грэм остался один. «Я застрелюсь», — сказал он себе. Хандра наполнила его изнутри, раздирая его, пока он не обвис, как лопнувший воздушный шарик. «И еще до смерти Кордона, — подумалось ему. — Так-так, а ну-ка возьмемся за Кордона».
Он нажал на кнопку переговорника.
— Пришлите сюда офиданта чином повыше; кого угодно — это не имеет значения.
— Есть, сэр.
— И пусть возьмет с собой личное оружие.
Пятью минутами спустя в комнату вошел с иголочки одетый майор, отдавший безупречный и профессиональный салют.
— К вашим услугам, господин Председатель Совета.
— Мне нужно, чтобы вы отправились в тюремную камеру Эрика Кордона в тюремных сооружениях Лонг-Бич, — заявил Грэм, — и мне нужно, чтобы вы лично, из вашего личного оружия, которое я вижу у вас на поясе, застрелили Кордона и убедились, что он мертв. — Он протянул ему клочок бумаги. — Вот вам моя санкция.
— Вы уверены… — начал было офидант.
— Уверен, — оборвал его Грэм.
— Я хочу сказать, сэр, вы уверены…
— Если вы не пойдете, я пойду сам, — отрезал Грэм. — Идите. — Он резко и коротко махнул рукой в сторону главной двери канцелярии.
Майор удалился.
«Никакого показа по телевидению, — сказал себе Грэм. — Никакой публики. Только двое в камере. Что ж, Провони вынудил меня на это; я не могу допустить, чтобы они двое одновременно были в непосредственной близости от меня. На самом деле — в некотором смысле — именно Провони убивает Кордона. Интересно, какую форму жизни они представляют? — спросил он себя. — Те, кого нашел Провони? Ублюдок», — сказал он себе.
Он пощелкал выключателями, выругался и нашел наконец тот, что включал монитор, демонстрировавший камеру Кордона. Худое аскетичное лицо, очки серого цвета, седые — и редеющие — волосы… «Прямо профессор колледжа, пописывающий книжонки, — сказал себе Грэм. — Ну что ж, я лично собираюсь проследить, как этот майор — кто бы он ни был — пристрелит его».
На экране монитора Кордон сидел так, словно он задремал… Но на самом деле он диктовал — вероятно, в типографию на Шестнадцатой авеню. «Валяй, источай свои наставления», — хмуро подумал Грэм и стал ждать.
Прошло четверть часа. Ничего не произошло — Кордон продолжал диктовать. А затем — внезапно, удивив и Кордона, и Уиллиса Грэма, — дверь камеры скользнула в сторону. Изящный, безупречно одетый майор проворно вошел.
— Вы Кордон Эрик? — спросил майор.
— Да, — вставая, ответил Кордон.
Майор — совсем еще молодой человек, с мелкими, острыми чертами лица, — потянулся за оружием. Потом он направил на Кордона пистолет и произнес:
— С санкции господина Председателя Совета мне было предписано явиться сюда и прикончить вас. Желаете ли вы ознакомиться с санкцией? — Он порылся в кармане.
— Нет, — ответил Кордон.
Майор выстрелил. Кордон упал навзничь под ударом луча разрушительной энергии — назад, в скользящем движении, отбросившем его К дальней стене камеры. Затем он постепенно сполз вниз, оказавшись в сидячем положении, напоминая какую-то брошенную куклу: ноги расставлены в стороны, голова свесилась на грудь, а руки безжизненно болтаются.
Наклонившись к соответствующему микрофону, Грэм сказал:
— Благодарю вас, майор. Теперь вы можете идти. Больше вам здесь нечего делать. Кстати… как вас зовут?
— Уэйд Эллис, — ответил майор.
— Вам будет объявлена благодарность в приказе, — сказал Грэм и отключился. «Уэйд Эллис, — подумал он. — Дело сделано». Он почувствовал — что? Облегчение? Безусловно. «Боже, — подумал он, — как просто это делается. Ты приказываешь солдату, которого никогда раньше не видел, которого ты даже не знаешь по имени, пойти и прикончить одного из самых влиятельных людей на Земле… И он это делает!»
Все это вызвало в его мозгу поразительный воображаемый диалог. Разговор происходил бы примерно так:
Лицо А: Привет, меня зовут Уиллис Грэм.
Лицо Б: Меня зовут Джек Кветк.
Лицо А: Я вижу, вы в чине майора.
Лицо Б: Как пить дать.
Лицо А: Скажите, майор Кветк, вы бы тут не прикончили для меня кое-кого? Я запамятовал, как его зовут… Подождите, пока я просмотрю эту пачку бумаг.
И так далее.
Дверь комнаты настежь распахнулась, и туда вбежал директор полиции Ллойд Барнс с пылающим от гнева и недоверия лицом.
— Вы только что…
— Знаю, — перебил Грэм. — Вы что, должны мне об этом доложить? Думаете, мне не известно?
— Значит, это и в самом деле был ваш приказ, как мне сказал начальник барака в этой тюрьме.
— Ага, — невозмутимо отозвался Грэм.
— Как же это понимать?
— Смотрите, — сказал Грэм. — Пришло второе послание от Провони. Там особо указывается, что он везет с собой внеземную форму жизни. Это уже не догадки, а факт.
— Просто вы чувствуете, что не справились бы с Кордоном и Провони одновременно, — яростно выговорил Барнс.
— Не в бровь, а в жопу! Ясно дело! — злобно рявкнул Грэм и погрозил Барнсу пальцем. — Если в двух словах, то так оно и есть. И нечего устраивать мне из-за этого сцену; это было необходимо. Разве смогла бы вся ваша двухпиковая сверхразвитая шатия Новых Людей справиться с этими двумя здесь, на Земле? Ясно, что ответ отрицательный.
— Этим ответом, — сказал Барнс, — должно было бы стать достойное исполнение приговора, с соблюдением всех необходимых формальностей.
— И пока мы устраивали бы ему последнюю трапезу и тому подобное, какое-нибудь гигантское сверкающее рыбообразное существо приземлилось бы в Кливленде, прихватило бы всех Аномалов и Новых и стало бы их кончать. Так?
После некоторой паузы Барнс спросил:
— Собираетесь ли вы объявить общепланетную тревогу?
— Аврал?
— Да. И в самом буквальном смысле.
Грэм задумался.
— Нет. Мы приведем в готовность военных и полицию, затем известим ключевых Новых и Аномалов — они имеют право знать, каково истинное положение дел. Но этим поганцам, всем этим Старым Людям и Низшим Людям — ни слова. — «Впрочем, — подумал он, — типография на Шестнадцатой авеню известит их в любом случае. И безразлично, насколько быстро мы ее атакуем. Все, что от них требуется, — это передать послания от Провони зависимым передатчикам и меньшим типографиям… которые они, черт побери, уже наверняка соорудили».
— Десантный отряд Грин-А, подкрепленный отрядами Б и В, уже на пути к типографии на Шестнадцатой авеню, — сообщил Барнс. — Я думал, вам приятно будет это услышать. — Он взглянул на часы. — Где-то через полчаса они начнут штурмовать передовую линию обороны типографии. Мы организовали трансляцию по закрытой телевизионной сети, так что вы сможете Посмотреть.
— Спасибо.
— Иронизируете?
— Нет-нет, — ответил Грэм. — Я имел в виду именно то, что сказал; я сказал «спасибо» и имел в виду «спасибо». — Он повысил голос. — Неужели все должно иметь какой-то скрытый смысл? Разве мы шайка террористов, крадущихся в темноте и обменивающихся кодовыми словами? Или мы все же правительство?
— Мы — законное действующее правительство, — сказал Барнс, — столкнувшееся с мятежом внутри и со вторжением извне. И мы предпринимаем меры оборонительного характера в обоих направлениях. К примеру, мы можем разместить передовую линию кораблей глубоко в космосе, откуда они смогут поразить судно Провони ракетами, когда оно вернется в Солнечную систему. Мы можем…
— Это компетенция военных, а не ваша. Я созову Чрезвычайный Мирный Совет Директоров в Алом зале на ассамблею в… — он сверился со своими часами, «Омегой», — в три часа дня. — Он нажал кнопку у себя на столе.
— Слушаю, сэр.
— Мне нужно, чтобы директора собрались в Алом зале сегодня в три часа дня, — сказал Грэм. — Порядок срочности А. — Он вновь повернулся к Барнсу.
— Мы схватим столько Низших Людей, сколько сможем, — заверил тот.
— Чудесно, — отозвался Грэм.
— Могу я получить разрешение разгромить остальные их типографии? По крайней мере те, что нам известны?
— Чудесно, — снова отозвался Грэм.
— Вы все еще говорите в насмешку, — неуверенно произнес Барнс.
— Просто я до сих пор страшно балдею, — сказал Грэм. — Как может человеческое существо провоцировать ситуацию, при которой чужая форма жизни… А-а, будь оно проклято. — Он погрузился в молчание. Барнс какое-то время выжидал, а затем протянул руку, чтобы включить один из располагавшихся перед Грэмом телевизионных экранов.
На экране стало видно, как вооруженная полиция стреляет миниатюрными ракетами в рексероидную дверь. Повсюду был дым столбом и вооруженные полицейские.
— Они еще не ворвались туда, — заметил Грэм. — Рексероид — весьма прочный материал.
— Они только начали.
Рексероидная дверь разлетелась брызгами расплава, метнувшимися по сторонам в виде пылающих шариков, подобно птицам марсианского неба. Затрещала перестрелка между полицейскими и находившимися внутри защитниками типографии — солдатами в униформе. Застигнутые врасплох полицейские поспешили в укрытие, а затем швырнули гранаты с нервнопаралитическим газом и все такое прочее. Дым стал застилать все вокруг, но постепенно сделалось очевидным, что полиция продвигается вперед.
— Возьмите же этих скотов! — рявкнул Грэм, когда расчет из двух полицейских с базукой выпалил прямо по линии обороняющихся. Снаряд из базуки просвистел мимо солдат и разорвался внутри огромной глыбы типографского оборудования за их спинами. — Вот вам ваши прессы! — обрадовался Грэм. — Вот так-то вот.
Полиция к тому времени уже просочилась в главное помещение самой типографии. Телевизионная камера следовала за ней, сосредоточившись на схватке двух одетых в зеленое полицейских и трех солдат в серой униформе.
Шум стали затихать. Меньше стало выстрелов, и меньше можно было различить двигающихся людей. Полицейские стали хватать обслуживающий персонал прессов, время от времени все еще обмениваясь пистолетными выстрелами с немногими живыми и вооруженными солдатами Низших Людей.

Глава 13

В небольшой уединенной комнатке, предоставленной им персоналом, обслуживающим прессу, Ник Эпплтон и Чарли сидели молча и напряженно; безмолвные, они прислушивались к звукам боя, и Ник сказал себе: «Итак, никакого пристанища на семьдесят два часа. Ни для нас, ни для кого. Теперь все кончено».
Чарли вытерла чувственные губы, затем вдруг укусила себя за тыльную сторону ладони.
— Боже, — пробормотала она. — Господи! — вскочила на ноги в какой-то дикой стойке. — Мы ничего не можем поделать!
Ник промолчал.
— Говори! — рявкнула Чарли, лицо ее уродовала бессильная ярость. — Скажи что-нибудь! Обвини меня, что я тебя сюда затащила, скажи хоть что-нибудь — только не сиди сиднем, уставившись в этот проклятый пол.
— Я тебя не виню, — солгал он. Впрочем, обвинять ее не было оснований; не могла же она знать, что полиция вдруг нагрянет в типографию. В конце концов, раньше-то этого не случалось. Она просто исходила из того, что ей было известно. Типография была убежищем; сюда приходило множество людей.
«Власти уже давно знали, — подумал Ник. — Они занялись этим именно теперь из-за новостей о возвращении Провони. Кордон. Боже, — подумал он, — Боже милостивый, они, наверное, сразу же убили его. Весть о возвращении Провони разрушила все тщательно спланированное правящими кругами комплексное наступление в масштабах всей планеты. Сейчас они, вероятно, хватают всех Старых Людей, на которых у них что-нибудь есть. И все это должно быть проделано до возвращения Провони — типографии должны быть разрушены, Низшие Люди схвачены, а Эрик Кордон убит. Они были вынуждены форсировать события; все это вызвало к действию их настоящую тяжелую артиллерию».
— Послушай, — сказал он, вставая и подходя к Чарли; он обнял ее и крепко прижал к себе плотное худощавое тело. — На какое-то время мы окажемся в лагере для перемещенных, но в конце концов, когда все так или иначе разрешится…
Дверь комнаты настежь распахнулась. Мент, чья униформа сплошь была покрыта сероватыми частичками, напоминавшими пыль, — пеплом от человеческих костей, — стоял на пороге, целясь в них из ружья Хоппа Б-14. Ник тут же поднял руки, чтобы показать, что он безоружен.
Мент выстрелил из своего Б-14 в Чарли; она сползла на руки Нику.
— Потеря сознания, — объяснил мент. — До успокоительной глубины. — И разрядил свой Б-14 в Ника.

Глава 14

Вглядываясь в телевизионный экран, директор полиции Барнс отметил:
— Ага, 3XX24J.
— Это еще что? — раздраженно спросил Грэм.
— В этой комнате: вон тот мужчина с девушкой. Эти двое, которых только что уложил зеленый. Мужчина — тот самый контрольный образец, о котором разум компьютера решил, что…
— Я пробую разглядеть кого-нибудь из старых приятелей, — перебил его Грэм. — Заткнитесь и наблюдайте — просто наблюдайте. Или я прошу слишком многого?
Барнс резким тоном продолжал:
— Вайомингский компьютер отобрал его как типичного Старого Человека, который из-за объявления о готовящейся казни Кордона должен примкнуть к Низшим Людям — так и получилось. Теперь мы схватили его и… хотя странно — по-моему, это не его жена. Интересно, что теперь скажет вайомингский компьютер… — Он принялся расхаживать по комнате. — Какова будет его реакция на то, что мы поймали этого человека? Что в нашем распоряжении оказался характерный Старый Человек, который…
— Почему вы говорите, что это не его жена? — спросил Грэм. — Вы думаете, что он живет с той девчонкой? Что он не только стал Низшим Человеком, но уже оставил жену и нашел себе другую? Спросите об этом у компьютера — посмотрим, что он там выдаст. — «А девушка-то, — подумал он, — просто прелесть; что-то в ней мальчишеское. Так-так», — задумался он. — Не могли бы вы проследить, чтобы девушке не повредили? — спросил он у Барнса. — Можете ли вы связаться с десантными отрядами, там, в типографии?
Поднеся к губам висевший у него на поясе микрофон, директор полиции Барнс сказал:
— Капитана Малларда, пожалуйста.
— Маллард слушает, господин директор. — Нервный голос, выдающий сильное возбуждение и стресс.
— Господин Председатель Совета предложил мне попросить вас проследить, чтобы тот мужчина с девушкой…
— Только девушка, — перебил Грэм.
— …Чтобы та девушка, которую только что в боковой комнате уложил из успокаивающего ружья Хоппа Б-14 зеленый, была защищена. Давайте глянем — я попробую установить координаты. — Барнс искоса, как-то по-совиному, впился в экран. — Координаты 34, 21, затем 9 или 10.
— Это, должно быть, справа и чуть впереди от моей позиции, — отозвался Маллард. — Да, я немедленно распоряжусь об этом. Мы славно поработали, господин директор, — за двадцать минут полностью овладели типографией с минимальными потерями в живой силе с обеих сторон.
— Главное — не спускайте глаз с девушки, — сказал Барнс и возвратил микрофон на пояс.
— Вы обвешаны приспособлениями, как телефонный мастер, — сообщил ему Грэм.
— Вы опять делаете то же самое, — холодно сказал ему Барнс.
— Что я такое делаю?
— Смешиваете вашу личную жизнь с общественной. Я насчет той девушки.
— У нее странное лицо. Худощавое, как ирландское рыло.
— Господин Председатель Совета, нам угрожает вторжение инопланетных форм жизни; нам угрожает массовый бунт, который может…
— Такую девушку увидишь раз в двадцать лет, — перебил Грэм.
— Могу я попросить вас об одном одолжении? — спросил Барнс.
— Ясное дело. — Уиллис Грэм пришел теперь в хорошее расположение духа; его порадовала эффективность действий полиции при захвате типографии на Шестнадцатой авеню, а его либидо было приведено в рабочее состояние при виде той странной девушки. — А что за одолжение?
— Я хочу, чтобы вы — в моем присутствии — поговорили с тем человеком — мужчиной из 3XX24J… Я хотел бы выяснить, преобладает ли в нем позитивное чувство в связи с тем, что сообщил Провони, и тем, что Провони везет с собой подмогу, — или его боевой дух сломлен в результате рейда полицейского десантного отряда. Другими словами…
— Обычная проба, — закончил за него Грэм.
— Да.
— Ладно. Я взгляну на него. Но желательно сделать это поскорее — лучше бы до возвращения Провони. Абсолютно все должно быть сделано до того, как прибудет Провони со своими монстрами. — Он покачал головой. — Что за ренегат! Что за безжалостный, низкопробный, эгоистичный, властолюбивый, амбициозный, беспринципный ренегат! Он должен войти в учебники по истории именно с такой характеристикой. — Грэму понравилось собственное описание Провони. — Запишите, что я сказал, — велел он Барнсу. — Я хотел бы, чтобы это вставили в следующее же издание энциклопедии «Britannica» — именно так, как я сказал. Слово в слово.
Вздыхая, директор полиции Барнс достал блокнот и старательно записал высказывание Грэма.
— Добавьте туда, — сказал Грэм, — умственно дефективное, фанатически радикальное существо — отметьте: существо, а не человек, — верящее, что любые средства хороши для достижения цели. А какова в данном случае цель? Разрушение системы, где власть передана и удерживается в руках тех, кто физически более приспособлен для того, чтобы править. Системы, где властвуют более компетентные, а не более популярные. Кто лучше — более компетентные или более популярные? Миллард Филлмор был популярен. Также и Резерфорд Б. Хейес. Также и Черчилль. И Лайонс. Но все они, что самое главное, были некомпетентны. Понимаете, о чем я толкую?
— В каком смысле Черчилль был некомпетентен?
— Он выступал в поддержку массированных ночных бомбардировок жилых районов с мирным населением, вместо того чтобы наносить удары по ключевым мишеням. В результате Вторая мировая война продлилась еще на год.
— Да, я вас понимаю, — сказал Барнс и подумал: «Я не нуждаюсь в уроках по основам гражданственности…» — что было тут же подмечено Грэмом. Это и многое другое.
— Я взгляну на того мужчину из 3XX24J сегодня в шесть вечера по нашему времени, — сказал Грэм. — Доставьте его сюда. Доставьте сюда их обоих — и девушку тоже. — Он поймал еще более неприязненные, вольнодумные мысли Барнса, но не стал уделять им внимания. Подобно большинству телепатов, он научился игнорировать огромную массу зачаточных людских мыслей: враждебность, скуку, открытое отвращение, зависть. Мыслей, о многих из которых не подозревал и сам их «хозяин». Телепату приходилось быть толстокожим. В особенности ему приходилось выучиваться иметь дело с сознанием индивида, а не с невнятной мешаниной его бессознательных процессов. Там можно было обнаружить едва ли не все, что угодно… и едва ли не у кого угодно… У каждого клерка, прошедшего через канцелярию Грэма, возникали мимолетные мысли о том, чтобы уничтожить своего начальника и занять его место… А кое-кто метил и куда выше; фантастические, маниакальные помыслы возникали у самых, казалось бы, безропотных мужчин и женщин — по большей части они были Новыми Людьми.
Кое-кого из них, кто питал уж откровенно безумные мысли, Грэму приходилось по-тихому госпитализировать. На благо всем окружающим… а в особенности себе самому. Несколько раз он ловил мысли о покушении на него, причем из самых неожиданных источников — как мелких, так и значительных. Как-то раз один квалифицированный специалист из Новых Людей, монтировавший линию видеосвязи в личной канцелярии Грэма, долго замышлял пристрелить его — и принес для этого пистолет. Раз за разом этом выплывало наружу; бесконечно повторяющаяся фабула, вызванная к жизни пятьдесят восемь лет назад, когда два новых класса людей заявили о себе. Он привык к этому… впрочем, привык ли? Пожалуй, что и нет. Но с этим он жил всю жизнь, и теперь, в одной из последних партий этой игры, он и представить себе не мог, что потеряет свою способность к адаптации — теперь, когда Провони и его инопланетные друзья собирались заступить ему дорогу.
— Как зовут того мужчину из квартиры 3XX24J? — спросил он у Барнса.
— Это я еще должен выяснить, — ответил Бане.
— А вы уверены, что та девушка не его жена?
— Его жену я мельком видел на фотографии. Жирная, противная — сварливая баба, как можно заключить из видеозаписи, сделанной устройством, вмонтированным в крышку стола у них в квартире. Типового стола 243, что стоит во всех этих квартирах стиля квазимодерн.
— Чем он зарабатывает на жизнь?
Барнс посмотрел в потолок, облизнул нижнюю губу и ответил:
— Он нарезчик протектора. На стоянке подержанных скибов.
— Это еще что за чертовщина?
— Ну, берут они, скажем, скиб, и осмотр показывает, что протектор на шинах совсем стерся. Тогда он берет раскаленную железку и нарезает новый, фальшивый протектор на том, что осталось от шины.
— Это незаконно?
— Нет.
— Ладно, теперь будет незаконным, — сказал Грэм. — Я только что принял какой-то закон; сделайте там добавление. Нарезка протектора является преступлением. Она представляет опасность.
— Есть, господин Председатель Совета. — Барнс сделал пометку в своем блокноте, подумав при этом: «На нас вот-вот обрушатся инопланетные существа, и вот о чем думает Грэм — о нарезке протектора».
— Нельзя обходить вниманием мелкие вопросы, целиком сосредоточиваясь на более значительных, — указал Грэм, отвечая на мысль Барнса.
— Но в такое время, как сейчас…
— Немедленно позаботьтесь об официальном объявлении нарезки протектора судебно наказуемым проступком, — перебил Грэм. — Проследите, чтобы каждая стоянка подержанных скибов не позднее пятницы получила об этом письменное — подчеркните: письменное — уведомление.
— Почему бы нам не вынудить инопланетян приземлиться, — ядовито спросил Барнс, — чтобы потом этот человек так нарезал бы им протектор, что когда они собрались бы прокатиться, то их шины рванули бы к чертовой матери и все они погибли бы в результате этой аварии?
— Это напоминает мне один анекдот про англичан, — сказал Грэм. — Во время Второй мировой войны итальянское руководство было страшно обеспокоено — и не зря — высадкой англичан в Италии. Тогда было предложено, чтобы во всех отелях, где остановятся англичане, им назначали бы жутко завышенную цену. Англичане, ясное дело, были слишком воспитанны, чтобы выражать недовольство; им легче было уехать — и все они уехали из Италии. Слышали этот анекдот?
— Нет, — ответил Барнс.
— Мы действительно оказались в дьявольски неприятном положении, — сказал Грэм. — Даже хотя мы и прикончили Кордона и вытряхнули типографию на Шестнадцатой авеню.
— Совершенно верно, господин Председатель Совета.
— Судя по всему, мы даже не сможем перехватать всех Низших Людей, а эти пришельцы могут оказаться вроде марсиан из «Войны миров» Г. Дж. Уэллса; в один прием они проглотят Швейцарию.
— Давайте оставим наши предположения на будущее, пока мы реально с ними не столкнемся, — предложил Барнс.
Грэм уловил у него усталые мысли о долгом отдыхе… и одновременно понимание того, что для каждого из них не ожидается отдыха — как долгого, так и любого другого.
— Мне очень жаль, — произнес Грэм, отвечая на мысли Барнса.
— Вы тут ни при чем.
— Я должен подать в отставку, — угрюмо пробормотал Грэм.
— В пользу кого?
— Вы, двухпиковые, кого-нибудь подыщете. Типа вас.
— Это следовало бы обсудить на совете.
— Нет, — сказал Грэм. — Я не собираюсь подавать в отставку. И ни на каком заседании Совета это обсуждаться не будет.
Он уловил мимолетную, быстро подавленную мысль Барнса: «А может быть, и будет. Если тебе не удастся справиться с этими пришельцами — да еще и с внутренним восстанием».
Грэм подумал: «Они скорее убьют меня, чем уберут с этого поста. Придется им найти какой-нибудь способ меня прикончить. А прикончить телепата не так просто. Все же они, вероятно, ищут возможности», — решил Грэм.
Удовольствия от этой мысли он не испытывал.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 15